Текст книги "Дом(II) Я помню вкус твоих губ (СИ)"

Автор книги: Rina Ludvik

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

Так, стоп! Всё! Я больше о них не думаю! У меня теперь своя жизнь, и в этой моей новой жизни появился ещё один человек – мой отец. Интересно, что он такое мог сделать? Почему мама так с ним поступила? Ой, да о чём это я? Ясен перец, что он ей изменил, сволочь! Или вообще ушёл сам к другой. Чё тут думать-то? У всех разводы по одной причине. Просто ему стыдно было мне в этом признаться вот так сходу. Может, у меня и братья есть или сёстры? Он же, скорей всего, давно женат, и дети у него должны быть.

И нахрена я ему тогда сдался? Три альбома моих фото! Придурок, следил за мной всю жизнь. Вот это неприятно – знать что за тобой постоянно кто-то наблюдает. Может, я у себя чесал где-нибудь или в носу ковырял? Фублять! Не, он точно больной! И ещё хочет, чтобы я с ним начал общаться за маминой спиной. Обломится! Не стану ни за что! Он мне никто, и я его знать не знаю! Пусть ещё только появится – так и скажу.

Заходит мама и наклоняется ко мне, трогая рукой лоб.

– Мам, я не сплю. И уже не болею!

Она садится рядом и целует меня в висок:

– Слава Богу, сынок, тебе уже лучше! Что, и горло не болит? Быстро тебя Изольда на ноги подняла! И спал, как русский богатырь Илья Муромец! – смеётся она и опять целует, целовальщица моя. И когда поймёт, что я давно вырос?

– Теперь я спокойно смогу работать. А то не знала, как тебя одного оставлять.

Потрепав меня за вихры, встаёт и на ходу оборачивается:

– Позавтракаешь со мной?

Я угумкаю и мчусь в ванную.

Проводив маму, решил продолжить читать книгу, заброшенную с лета. Это была книга Дэна Симмонса «Падение Гипериона». Межзвёздные войны, гробницы, паломники к этим самым гробницам, неожиданные повороты – всё, что я люблю! Всё, что унесёт меня далеко от реальной жизни и от моих переживаний.

От чтения меня отвлекло урчание моего голодного желудка. Был уже полдень, а я и не заметил, как пролетело время. Пошёл на кухню. Суп разогревать не хотелось, поэтому бросил на тарелку пару пирожков с картошкой, испечённых вчера мамой для тяжело больного сыночка, и пару сосисок. Всё это сунул в микроволновку и поставил чайник на плиту. Добавить к этому яблоко – и обед не хуже, чем в «Рапсодии». И никаких Эликов с их кривыми ухмылками!

Мои размышления прервал рингтон телефона. Я посмотрел, кому понадобился… Оказалось – Ксюше. Брать трубу не хотелось, а Хулио Иглесиас всё продолжал петь о вальсе.

Взял. Поболтали ни о чём, потом она пригласила меня в кино. Вот чесслово, идти никуда не хотелось, тем более с Ксюшей после того идиотского поцелуя, но она была настойчива, сказав, что всё понимает (умная девочка!) и ни на что не претендует, кроме дружбы. А в этом я ей отказать не могу. Это, опять же, она сказала, не я.

Вот как с женщинами трудно! Мужика послал, и всё понятно: либо просто уйдёт, либо в глаз даст и уйдёт. Ну, я не про босоту щас, любителей захаживать на наш квартал и сорить семечками – те ваще слов не понимают. С женщинами же я обращаться не умел совершенно – всё равно, что мыть хрустальные бокалы: обязательно один разобьёшь!

В общем, согласился я на это кино, договорились через два часа встретиться в фойе «Факела».

Показывали «Врата», типа ужастик с фантастикой. Как раз по мне. Схожу, так и быть, и заодно поговорю с Ксюхой: незачем нам с ней встречаться и по киношкам разгуливать – ну не моё это! А пока, поев, оделся заранее для выхода и опять принялся за книгу.

====== Глава 3. ======

Кино оказалось так себе – страшилка для детей! Я был опытным зрителем разных ужастиков: видал и покруче. Фильм был про двух братьев. Они открыли крышку люка в подвале их нового дома, а там бездонный колодец, который и есть те самые врата в миры тьмы. И теперь они выпустили зло на волю, и в каждой тени оживают их внутренние страхи.

В конце ещё и отца приплели, который оказался злодеем и измывался над собственным ребёнком. Ну, как-то так. Я не очень умею пересказывать то, что прочитал или посмотрел.

Просто меня удивило, что фильм каким-то образом повторил мой сон – отец… тёмный коридор… бездонный колодец… мой страх…

Говорят, что так бывает: увиденное во сне перекликается с реальностью, как дежавю.

Это было неприятно: опять вспомнился сон.

«Чёрт! Нахрена этот фильм выбрали? В другом зале шла какая-то новогодняя комедия. Туда и надо было идти!»

А Ксюха весь фильм то закрывала лицо руками, глядя на экран через щёлочку между пальцами, то утыкалась лицом мне в плечо. Оно у меня уже начинало гореть от неприятных ощущений. Не то чтобы мне было больно. Нет! Мне просто не нравилось слишком тесное общение с Ксюхой. Она при этом ещё обеими руками прижимала к себе мою руку. Я злился, но терпел и помалкивал. Сам виноват! Счас бы валялся с книжкой да пастилки посасывал, которые оставила мне Изольда.

Наконец фильм закончился. В зале зажёгся свет. Я глянул на Ксюху и чуть не ржанул: её густо накрашенные ресницы чётко отпечатались полукружьями под глазами. Девочка-клоунесса, блин! Чё делать – не знаю. Можно им говорить об этом или нельзя? Решил промолчать. Вышли на улицу, и она меня потащила в кафе через дорогу. Это кафе-мороженное «Льдинка», куда мы иногда ходили с Тимуром. Меня кольнуло. Опять Тимур! Ну что за хрень? Сколько можно уже?

Деньги у меня были: предусмотрительно взял с собой пятьсот рублей. От билетов оставалось ещё триста. Немного, но по коктейлю и по мороженному заказать хватит. Ксюха в вестибюле сразу подошла к зеркалу и, испуганно охнув, покосилась на меня через зеркало. Я отвернулся, спрятав ухмылку. Ну, не умею я с женщинами, хоть тресни! Чувствовал себя, как полный кретин.

Наконец мы заняли столик в дальнем углу у окна и сделали заказ – два апельсиновых фреша и два мороженных с малиновым сиропом. Выбирала Ксюха, а я просто согласился: мне было всё равно, под каким сиропом будет продолжаться эта пытка. Ксюха охала и делала большие глаза, вспоминая эпизоды фильма, а я с дежурно-тупой улыбкой смотрел то на неё, то в окно на улицу.

– Паш, ты чего молчишь всё время? Тебе со мной скучно? – наконец закончив пересказ фильма, спросила Ксюша, посмотрев на меня настороженным взглядом.

– Да нет. Всё нормально. Просто… просто я тут немного простудился… Ну и… горло ещё побаливает, много говорить не могу.

«Во придуро-о-ок! Зашибись!»

– Ты доедай давай, и пошли! – промямлил я в ответ, мешая в вазочке розовую кашицу.

– Так тебе не нужно было выходить никуда. Почему не сказал, что болен? И мороженное тоже не нужно было заказывать, – забеспокоилась мама Тереза.

– Да ерунда! Всё нормально… – голосом восходящего на эшафот ответил я.

Надо ей как-то сказать, чтоб не звонила больше. И вообще, не нужно никаких встреч. Но как начать, никак не мог придумать. У неё глаза были, как у раненой серны. Меня это бесило ещё больше: вроде, ни в чём не виноват, а чувствуешь себя, как последний подонок. Что за идиотская ситуация!

Она заговорила первая:

– Паш, до школы ещё почти неделя… Сходим на днях ещё куда-нибудь? В «Авангард» цирк приехал, – и закончила, уже чуть не плача, видя, как каменеет моя физиономия. – Водная феерия, дрессированные собачки…

«Авангард» – это Дом культуры в центральном районе. Недавно в нём сделали пристройку с ареной, специально для представлений приезжающих цирковых трупп. Я там ещё не был. Но и идти особым желанием не горел. Мне и в жизни с некоторых пор хватало цирка. Сам как дрессированная собачка – куда позовут, туда и бегу.

– Ксюш, ты не обижайся только, но мы больше никуда ходить вместе не будем. Я ж говорил, что на роль твоего парня не гожусь. Ты же неглупая девчонка, должна это понимать. Так что… извини. Сходишь ещё с кем-нибудь.

– Говорил! И я понимаю! Но как друзья мы же можем общаться? Что в этом особенного, Паш? Просто сходим, цирк посмотрим, а? И платить за меня не нужно. Я сама могу.

– Так, всё! Я пытался с тобой по-хорошему, но ты не понимаешь, – джентльмен ушёл, помахав на прощанье тростью. – Просто, ничего больше не нужно! Никаких походов и свиданий. Ни-че-го! Так понятно? Ты доела? Тогда пошли.

Мы уже встали со страшно обиженной Ксюшей из-за стола, когда в зал вошёл главный патриций нашего класса – Олег Котов со своей свитой.

Аттракцион невиданного «везения» Павла Снегова продолжался! Это было не просто везение, это были «писец» и «абзац» в одном флаконе!

Он приостановился на входе, окинул взглядом зал, увидев меня, кивнул и направился в нашу сторону. Честно – я прифигел! Это чё щас было? Меня убогого удостоил вниманием Посейдон нашего класса и демиург всей школы?

Вот щас было самое время: я был зол до жути. Только Котова с его шестёрками мне и не хватало. Зачесались коленки: хотелось упасть ниц и благоговейно отбивать поклоны. И почему мне кажется, что до дома я сегодня просто так не доберусь?

– Привет, Паш!

«Паш?! Я один это слышу?»

– Привет!

– Ты с девушкой? – и Ксюхе: – Здравствуйте, я – Олег! Одноклассник Паши.

«Бля, надо просыпаться! Я ведь сплю?»

Его «братва» стояла в сторонке и тоже была в «ахуе», не зная, то ли ей уже начинать приветливо улыбаться, то ли ещё подождать.

– Здрасьте! Я – Ксюша. Приятно познакомиться! А мы раньше с Пашей в одной школе учились. Вот дружим до сих пор. В кино ходили и решили здесь посидеть, но… уже уходим, – залилась кокетливым соловьём Ксюша и вопросительно посмотрела на меня.

«Ты ему ещё свой адрес скажи и код от банковской ячейки! Правильно сказал Ручников про баб: «Языком машут, как метлой метут!» Знала бы, перед кем распинаешься!»

– Понятно… Жаль, что уходите. Могли бы вместе посидеть, – продолжал жечь не по-детски Котов.

– Не получится – нам пора. Пошли, Ксюш! – взял я Ксюху за локоть, но она не двигалась с места.

– Паш, правда, оставайтесь! Познакомимся поближе. Время-то ещё детское. Я угощаю! – не унимался Котов, продолжая дивить меня и свиту.

«Он что, головой ударился?»

– Мерси! Мы уже сами угостились!

– Паш, может, ещё посидим? Куда торопиться? – умоляюще посмотрела на меня Ксюха.

– Идём! – я грубо подтолкнул её в спину.

– Пока!

– Ну пока! – задумчиво глядя на нас, ответил Котов.

Свита поражённо безмолвствовала, провожая нас настороженными взглядами.

До Ксюхиного дома мы добирались в полном молчании. Она обиженно отворачивалась от меня всю дорогу – и в маршрутке, и по пути домой. А я едва сдерживался, чтобы не высказать ей своё раздражение. Но вовремя себя остановил:

«Кто она мне, чтобы ей что-то выговаривать? Высказывать свои упрёки можно близким людям. Она же мне посторонний человек. Нахрена я буду перед ней воздух сотрясать? Она ведь не в курсе про наши с Котовым отношения. Да какие отношения? О чём я вообще? Он жеть у нас высшее общество! А остальные – так, мыдло! Решил перед своими шапито устроить? А Ксюха, дурочка, всё за чистую монету приняла. Доведу до дома – и гудбай! Больше я на такое не куплюсь!»

Лена

Мы занимались сексом в машине. Я сидела к нему спиной, и он, как любил, брал меня сзади. Этот безудержный, всё возрастающий улёт в космос продолжался уже несколько минут. Мы, мокрые и дрожащие, с хрипами и рычанием подходили к последнему аккорду завершающей финальной части этой безумной сюиты, как вдруг джип резко затормозил на полном ходу с режущим слух визгом тормозов. Меня бросило вперёд. Я влетела головой в перегородку. В ту же секунду автомобиль рванул с места, и меня со всей силы отбросило на тигра. Я больно ударилась затылком о его голову. Голова разрывалась от острой боли. Тигр рыкнул, рывком сбросил меня на сиденье и открыл перегородку.

– Сука, ты что творишь, мать твою?

– Борис Леонидыч, простите. Я, кажется, сбил кого-то.

– Что?! Ты охуел?

– Из-за снега не увидел. Да он сам под колёса ко мне бросился. Я еле увернулся, но не успел затормозить. Кажется, боком немного задел.

– Так, быстро едем на фабрику, пока перехват не объявили. Сколько раз тебе, коню, говорил, что это тебе не твоё сраное ралли! Нехер гонки здесь устраивать! Доигрался, сука!

Я лежала на сиденье и скулила. Боль была адской. Меня замутило и вырвало прямо на дорогую велюровую обивку.

– Твою ма-а-ть! Детка, похоже, у тебя сотрясение. Урою этого дебила! Сама одеться сможешь? – он говорил и одновременно вытирал салфетками зловонную кашицу.

– Не знаю. Извини, что запачкала, – всхлипнула я и разревелась. Меня трясло от боли и пережитого страха. – Я думала, мы сейчас разобьёмсь-с-ся… Я так испугалась.

– Ладно, давай помогу одеться. Сейчас приедем, тебя осмотрят.

Он помог надеть свитер и зимние леггинсы, натянул угги и, уложив на сиденье, прикрыл шубой. Быстро оделся сам и набрал номер на телефоне:

– Алло! Митрич? У меня проблемы! Срочно нужна твоя помощь!

– …

– Что? Нет, я еду на фабрику.

– …

– Да… Жду тебя там!

– …

– Ну… человечек один. Похоже на сотрясение…

– …

– На месте определишься. Всё! Отбой!

Он убрал мобильный и повернулся ко мне

– Детка, ну как ты? Тошнит?

– Если я через час не буду дома, меня убьют.

Он хохотнул:

– Слушай, трахаешься, как портовая шлюха, и боишься маму с папой! Детка, ты уже большая детка. Прекращай мне тут примерную девочку разыгрывать – сейчас не до шуток. Сначала нужно узнать, что с тобой. Митрич тебя после осмотра отвезёт либо домой, либо к себе в больницу… и родителям сам позвонит, если что.

Паша

Наконец дошли до Ксюхиного подъезда.

– Ну, пока? Ты на каком этаже живёшь? Иди, я подожду, пока поднимешься.

– Паш, ты меня сегодня очень сильно разочаровал! Я была о тебе лучшего мнения! – с обидой глядя на меня, сказала Ксюша.

«Нихрена себе, «попил чайку»! * И чем же я её так «сильно» разочаровал? Может, надо было уйти и оставить одну с этими придурками?»

– Ксюш, я всегда был таким. Просто, твой вымышленный портрет не совпал с оригиналом!

– А это правда, что Лена про тебя говорила? – помявшись, выдала Ксюша.

Голову обдало жаром, но я, как мог, спокойно спросил:

– Она что-то про меня говорила? Надо же, не думал, что я такая популярная личность! Поделись, может, я о себе чего-то не знаю?

Я знал! И ещё раньше был уверен, что эта гадина так просто не отстанет. Не зря она сегодня была в моём сне! Как говорят – сон в руку?

– Да нет! Ничего такого. Со зла ерунду брякнула. Вы ведь с ней не очень ладите?

– Мы с ней? Ошибаешься! Мы с ней очень не ладим! Ладно, извини, если обидел. Иди, замёрзла уже.

– Ты тоже, Паш, меня извини! Вела себя, как дура.

– Ксюх, не говори глупости! Ты нормальная девчонка. Всё у тебя будет хорошо. Ну, иди!

Мы попрощались, и Ксюша ушла. Я ещё постоял пару минут и пошёл домой. В голове стучали молоточки. Вот за что такая поганая жизнь? Я чувствовал, что надо мной нависает тёмная туча, и ничего не мог поделать. Я был бессилен перед этой надвигающейся бедой. И о маме подумал:

«Ей-то за что? Муж козёл попался, а теперь ещё и сын!»

Хотелось сбежать от всех, от всего света куда-нибудь. Пусть живут и жрут друг друга, только меня оставят в покое. Да, хорошо новый год начался! Просто, зашибись, как отлично! Если бы уехал летом, ничего бы этого сейчас не было.

«И Тёмки бы не было!» – услужливо подсказал внутренний голос.

«А его и так нет. Всё! Не хочу ни о чём думать!»

Я остановился и подключил наушники к телефону. Включил рэп. Исполнителя не знал, но слова в точности подходили под моё настроение.

Пошёл снег. Вокруг меня кружили, искрясь в свете фонарей, снежинки, а в наушниках метрономом в такт моим шагам отстукивал рэп неизвестного пацана:

С вечера до рассвета вспоминать, как я сильно любил!

Обильным градом – давайте, я буду гадом! – готов всё послать,

Чтобы он был снова рядом!

Но это вряд ли, я увяз в собственной грязи!

Блять, опять этих мыслей спазмы!

Я собирал себя, словно пазл, возился со слезами с этой душою!

Хотел укрыть её от всех, но не думал, что медным тазом накрою!

Сейчас зарылся вновь, найдя отрывок той любви!

На ней картина смазана, но помню, что там я и ты!

Вероятность вернуть убита до конца…

Я похоронил всё сам, играя роль осла!

Я сделал несколько шагов по пешеходному переходу и на другой стороне дороги у обочины опять увидел чёртову БМВ.

Я остановился:

«Какого хрена? Опять за мной следит? Вот урод!»

И не слышал, как из-за угла выскочил джип. И не видел, как он на всей скорости мчал на меня. Из БМВ выскочил отец… Он махал мне и что-то кричал, но я слышал только метроном рэпа…

Незаметно для меня прошел месяц.

Я стал агрессивным, меня всё как-то бесит.

Я сам не понимаю почему, что со мной творится?

Я не могу ни чем отвлечься, не могу забыться…

С тобою хорошо, а без тебя так пусто!

Я никогда не испытывал такого чувства!

Доверься сердцу, чувствам, интуиции,

Прежде, чем решишь со мной проститься…

Отец уже не кричал, а бежал в мою сторону…

А я стоял на зебре и смотрел на него…

Боковым зрением увидел чёрную махину, но было поздно…

От сильного удара меня подбросило…

Я влетел во что-то головой…

Чёрная махина промчалась мимо и скрылась…

Последнее, что я видел – в свете фар тормозящих автомобилей бегущего ко мне отца…

Моё сознание стало меркнуть, и я провалился в чёрный колодец…

Комментарий к Глава 3. Дорогие читатели! Пишите отклики! Не заставляйте Автора чувствовать себя одиноким путником в пустыне!

Анекдот про чаёк: Сегодня утром спокойно спросил у жены: —Ты чайник поставила? Пока чистил зубы, узнал, что она для меня рабыня, я ее не ценю, перестал в ней видеть женщину и нам пора разводиться, так как я нашел другую... Нихрена себе, чайку попил!

Текст рэпа неизвестных авторов. Взято из гугла.

====== Глава 4. ======

– Тимур, здравствуй!

– Здравствуйте, тёть Нин! Как Паша?

– Пока всё по-прежнему.

– Тёть Нин, он обязательно очнётся.

– Да, Тёма. Я знаю. Только этим и живу. Я сделала тебе постоянный пропуск. Теперь можешь приходить к Паше каждый день на два часа с четырёх до шести.

– Спасибо. А сегодня уже можно?

– Да. Буду тебя ждать в половине четвёртого внизу в вестибюле. И паспорт свой обязательно возьми. Без него не пустят.

О том, что Пашка в больнице в тяжёлом состоянии, мне в ватсап написала Женька. Мы с родителями как раз после изнурительной экскурсии в буддийский храм Ват Па Праду сидели в уличном кафе неподалёку от нашего корпуса. Родители, неспешно разговаривая, обменивались впечатлениями об увиденном – уникальной скульптуре лежачего на боку двенадцатиметрового (как было написано) Будды. Тут же на столике стояла миниатюрная копия Будды, купленная в одной из сувенирных лавок. А я собирался подняться в номер, чтобы принять душ и просто поваляться. Трёхчасовая экскурсия по жаре среди толпы жаждущих зрелищ туристов, приставаний местных торговцев с их поделками и разной кулинарной всячиной меня просто достала. Хотелось прохлады, тишины и покоя. И тут блюмкнул ватсап.

– Тёма, что случилось? – спросила мама, увидев, как я изменился в лице.

– Мне домой надо. П-паша в реани-нимации, – едва смог выдавить я севшим голосом. Я перестал слышать звуки – в ушах оглушительно зазвенело, голову сковал обручем парализующий страх, а тело сделалось ватным. Я его почти перестал ощущать. Сознание сузилось до одной мысли, вытеснившей всё остальное: «Пашка в реанимации! Мой Пашка! Мне надо к нему!»

– Тёма, – сказала тихим, спокойным голосом мама, – успокойся и объясни толком, что случилось?

– Мама… мне надо к Пашке, – прошептал я и отключился.

Очнулся на кушетке в медпункте. Надо мной хлопотала медсестра, рядом сидела мама. Позади стоял отчим, придерживая её за плечи.

– Сынок! Слава Богу, очнулся! Как же ты нас напугал, родной! – прижавшись щекой к моей руке, быстро заговорила мама.

– Мне домой надо. Там Пашка. Мне надо к нему.

– Хорошо, хорошо! Только не волнуйся. У тебя губы белые. Может, там всё не так серьёзно, Тёма.

Мы вылетели в Москву первым утренним рейсом.

Прошёл почти месяц, а Пашка до сих пор не пришёл в сознание. Водителя, который его сбил, как и автомобиль, так и не нашли, хотя мой отчим приложил к этому все усилия. Кто-то что-то видел, но ничего конкретного. Его отец – а у Пашки через столько лет вдруг объявился отец – видел, как Пашку сбил джип. Но всё его внимание было приковано к сыну. Водитель же с места происшествия смылся, даже не остановившись. Но дело ещё не закрыто, и, возможно, что-то удастся прояснить. Хотя я ни минуты не сомневаюсь, что его специально замяли. Нечисто тут что-то.

Пашкин отец, видимо, какая-то большая шишка, раз сумел доставить в Ключ какого-то прославленного нейрохирурга из Москвы на военном вертолёте. И тот делал Пашке операцию в течение пяти часов, устраняя черепно-мозговую травму. Одновременно Пашке правили и собирали по кусочкам ногу: у него был перелом в двух местах.

Я прилетел через три дня после операции. Как я пережил ночь, а затем перелёт, лучше не вспоминать. Это были самые страшные часы в моей жизни. Я вообще не жил. Меня не было. Не мог ни с кем говорить и ничего не мог. Мне хотелось выпрыгнуть из самолёта и лететь впереди него. Звучит глупо, но спокойно сидеть в кресле девять часов, когда всё в тебе рвётся вперёд – к нему – это жуткое состояние. Всё, что я мог – это пить воду. Спазмы настолько сдавили горло, что я не в состоянии был протолкнуть в себя ни кусочка.

В реанимацию меня не пустили. Проходить могли только его родители. А мне нужно было туда попасть, хотя бы на две минуты, чтобы увидеть моего Пашку и сжать в его руке кристалл. Вечером, как только приехали, я созвонился с Пашкиной матерью и пришёл к ним домой. Мне нужно было забрать его кристалл. В рюкзаке камня не оказалось, в столе тоже. Я был в панике. Пришлось спрашивать у тёти Нины, не видела ли она коробочку (объяснил какую). Оказалось, что видела. Футлярчик с кристаллом лежал на Пашкиной кровати под подушкой. Что это такое, она не поняла и положила к себе в тумбочку. А спросить у Пашки уже было невозможно.

Она переживала, откуда у Пашки взялась такая ценная вещь – рубин с грецкий орех. Я её успокоил, сказав, что это мы нашли вместе случайно в лесу. Большего бреда я в жизни своей не нёс. Поверила она или нет – нам обоим сейчас было не до разбирательств. Поэтому всё на этом и закончилось: нашли и нашли. Тётя Нина вообще держалась из последних сил, разговаривая со мной на автомате. Уж и не знаю, как мне удалось её уговорить, но всё-таки удалось. Она пообещала провести меня к Пашке ночью. Это были первые минуты моего возврата к жизни. Я сделал первый вздох облегчения: «Я увижу Пашку! Я его вылечу! Божечка, спасибо тебе!»

Отчим довёз меня до больничного городка и остался ждать, припарковавшись у центральных ворот. У третьего больничного блока меня уже поджидала тётя Нина, завернувшись в какой-то больничный стёганый халат-тулуп с капюшоном непомерных размеров. Мы зашли через служебный вход и поднялись в темноте по лестнице на второй этаж. Она завела меня в комнату с надписью «Санитарная». Оставив здесь пуховик и ботинки, надел халат зелёного цвета, бахилы, марлевую панамку и повязку на лицо. Да… экипировочка была ещё та.

Меня разрывало от волнения и нетерпения. Сейчас я увижу Пашку! Хотел поскорей к нему и боялся этого момента, боялся увидеть что-то страшное. Сердцебиение просто зашкаливало. Я судорожно сжимал в кармане коробочки с камнями и твердил про себя: «Пашенька, потерпи, мой хороший! Я сейчас… уже иду к тебе. Я помогу. Мы справимся, малыш, только держись!»

К нам заглянула медсестра и кивнула тёте Нине, мельком взглянув на меня. Мы быстро прошли по коридору и зашли в палату реанимации. Это была ещё не палата, а тесный коридорчик с двумя широкими стеклянными дверями. За ними – палаты с тусклым ночным освещением и попискивающими звуками. Тётя Нина открыла правую дверь и пропустила меня вперёд.

Мы не разговаривали – всё молча. Войти в палату оказалось неожиданно сложно – у меня ноги подкашивались. Комната была небольшая, торцом к окну лежал на высокой конструкции, приближённо напоминающей кровать, Пашка. То есть неподвижно лежало тело, именуемое Пашкой. Голова туго забинтована – только маленький треугольник лица. Глаза – два чёрных ужасающих круга. Запёкшиеся губы. Левая нога и часть туловища до грудной клетки в гипсе на подвесной конструкции. Левая рука от плеча до локтя тоже забинтована. От стоящих у изголовья приборов, попискивающих и посверкивающих на экранах зелёными и красными линиями с мелькающими сбоку циферками, к телу тонкими щупальцами тянутся провода и проводки. В одной руке капельница. При виде всего этого нереального кошмара у меня больно сдавило сердце и озноб прошёл по всему телу: «Паша…»

Тётя Нина, держа меня за руку повыше локтя, подвела к стулу у кровати и усадила нажимом на плечо: сам я был роботом, у которого заржавел механизм, и он потерял способность двигаться.

Она в самое ухо прошептала мне, что выйдет ненадолго, и у меня есть около пяти минут. Я кивнул, не отрывая глаз от Пашкиного забинтованного худого тела.

В кармане мокрой рукой всё ещё сжимал футлярчики. Наконец с трудом отведя глаза от Пашки, достал коробочки. Оглянулся – никого. Из коридора через окно за мной тоже никто не наблюдал. Обтерев потные руки о полы халата, быстро достал кристаллы и вложил в Пашкины ладошки, слегка сжав обе сразу, склонившись над тщедушным тельцем. Красное свечение с обеих сторон начало растекаться волнами по Пашкиному туловищу, окутывая его с ног до головы: он весь был окутан ярко-красной пульсирующей пеленой света. Это продолжалось всего с пару минут, но они показались мне вечностью: я боялся, что не успею, и кто-то войдёт и увидит. Сердце выпрыгивало из груди, пот горячими струйками бежал по спине. Наконец всё потухло. Я едва успел убрать кристаллы и сесть на место, как неслышно вошла тётя Нина и тронула меня за плечо. Пора было уходить. Я взял Пашкину руку и слегка сжал. И почувствовал в ответ лёгкое пожатие одними пальцами.

 Я сорвал с себя марлевую повязку и, наклонившись к Пашкиному лицу, прокричал громким шёпотом:

– Паша, я здесь. Слышишь меня? Я здесь, Паш? – и увидел, как дрогнули его губы.

Он что-то хотел сказать, но не было ни звука. Приборы замигали и запищали. Тётя Нина потащила меня к выходу, а в палату уже бежала медсестра. Махнула нам на соседнюю, чтобы спрятались: сюда шёл врач. Если бы он меня увидел, досталось бы всем. Мы быстро через коридорчик заскочили в соседнюю палату и замерли у стены. Врач зашёл к Пашке. Мы постояли минуту и, скользнув в коридор, двинулись к санитарной комнате.

В груди всё ликовало:

«Я успел! Теперь с Пашкой всё будет хорошо!»

Но радовался я рано. Оказалось, что Пашка лишь на мгновенье пришёл в сознание – это зафиксировали приборы, а потом опять ушёл в свою темноту. Тёте Нине наотрез отказали ещё раз провести меня к нему, да и сама она считала, что пока нет такой необходимости. Что я мог возразить?

Как её убедить, что необходимость есть, да ещё какая! Оставалось только ждать. И я ждал и надеялся на лучшее. Она пообещала, что попробует позже сделать мне официальный пропуск через своего начальника – главного врача больничного комплекса.

И еще сказала, что Пашка удивительно быстро идёт на поправку. Раны зажили, переломы срослись, немало удивив медицинских светил. Гипс с него сняли через неделю после моего тайного посещения, хотя должны были убрать не раньше, чем через три месяца. Для всех такое быстрое Пашкино выздоровление было загадкой. Для всех, кроме меня. Его перевезли в отдельную вип-палату, куда уже можно было проходить по специальному пропуску с разрешения лечащего врача.

Всё складывалось хорошо. Вот только Пашкино сознание витало где-то за пределами реального мира.

====== Глава 5. ======

Паша

«Паша, я здесь. Слышишь меня? Я здесь, Паш!» – донеслось откуда-то извне, сверкнув ярким сполохом в сознании и прокатившись мгновенной волной острой боли по всему телу. Я закричал, но крик не прорывался наружу, застревая в глубине лёгких. Из острой боль превратилась в тягучую. Это было мучительно. Я хотел назад… Но как вернуться, и где оно? Моё сознание панически металось в огненном замкнутом пространстве боли, не находя выхода. Остались в памяти какие-то неясные тени и ещё ощущение: там, откуда меня вырвал чей-то голос, было очень хорошо – спокойно и свободно. А здесь было темно и страшно. Я чувствовал, что замурован в тесный, скребущий кокон. Он тисками сжимал моё беспомощное тело, колол острыми иголками. Сверху давила тяжёлая, неподъёмная плита. Я хотел крикнуть, чтобы тот, кто со мной говорил, выпустил меня. Но плита сдавливала грудь, и я не мог ни говорить, ни дышать. Снова послышались голоса…

– Рита, камфору два кубика… набери и дай мне… Рита, чё ты возишься?.. Он сейчас уйдёт!.. Цитофларан* добавь в капельницу…

– Валентин Фёдорыч, уже…

Я почувствовал, как кокон исчезает, а плита медленно поднимается, освобождая меня от своей тяжести. Я вздохнул полной грудью и ощутил себя лёгким, невесомым облачком. Меня подхватило, закружило и понесло. Я лечу, лечу, лечу и… растворяюсь в спасительной темноте.

Тимур

Я подошёл к двери с табличкой

Малышев Валентин Фёдорович Заведующий хирургическим отделением

и постучал. Услышав «войдите», открыл дверь:

– Можно? Здравствуйте!

– Здравствуй! Валеев? Тимур?

– Да.

– Заходи, садись!

Мне кивком показали на кресло. Хозяин кабинета, русоволосый худой дядька с большими залысинами и уставшими, внимательными глазами, сидел в соседнем, неторопливо попивая чай из полосатого бокала. Руки у него были костистые, сухие, покрытые светлыми волосками, и пальцы… длинные, как у пианиста, с аккуратно подстриженными ногтями и очень бледные. Про него говорили, что он своими руками творит чудеса, поэтому я и обратил внимание.

– Ну-с, что вас привело ко мне, молодой человек?

– Про Павла Снегова. Узнать хотел… Как долго он ещё так… лежать будет? И… как он… вообще?

– Это тебе, значит, Нина Ивановна пропуск выписывала? Друг?

– Да.

– Давно дружите?

– Давно… с детства.

– Понятно.

Он изучающе смотрел на меня, как будто решал – стоит со мной говорить дальше или ограничиться общими словами. Я тоже смотрел на него выжидающе. Про себя решил, что не уйду, пока не поговорю. Пашка уже два месяца лежал. Сначала в реанимации, потом в палате. И каждый день я приходил к нему и видел одну и ту же картину: попискивающие приборы, капельница, проводки и бледный Пашка с совершенно спокойным, безучастным ко всему лицом. Лицом, как у восковой фигурки – красивой, неподвижной маской.

Повязку с головы давно уже сняли. Оставшиеся по бокам головы волосы, заправленные за уши, лежали на подушке аккуратными прядями. На макушку была надета круглая шапочка из тонкого трикотажа в белую и лимонную полоску, слегка надвинутая на лоб. Я разговаривал, держа его за руку. Говорил обо всём, что приходило в голову. Даже читал. Читал его любимую фантастику, учебный материал, что проходили в школе. Вслух делал домашние задания. Но… ничего не происходило. Ни-че-го!