Текст книги "Дом(II) Я помню вкус твоих губ (СИ)"

Автор книги: Rina Ludvik

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

Такая опека меня настораживает. Но думаю, в дальнейшем я эту черту в ней исправлю. А в остальном меня всё устраивает. Да я уже к ней и привык. Поэтому никого не ищу и ни с кем дальше дружеских отношений не сближаюсь. Хотя… есть среди наших дев на факультете несколько ну о-очень настойчивых. Но с этим я справляюсь, тем более что сам к противоположному полу особой тяги не испытываю. Да – красивые! Да – привлекательные и всё такое… Но свой выбор я уже сделал: у меня есть Ксюха! Поэтому все остальные меня абсолютно не волнуют.

О, звонок!

– Привет, Марио!

– …

– Что случилось?

– …

– Когда?

– …

– Всё… я уже еду…

Комментарий к Глава 10. * Пашка привёл не слишком удачный пример, так как причина размолвки друзей-соседей была не в размежевании их территорий, а в... гусаке.

obiezioni – возражения (итал.)

altrochè – более того (итал.)

Марио http://odnaonline.ru/wp-content/uploads/2017/08/Italyanets.jpg

Отец Паши http://s.qguys.com/original/2/8/1/14253630_2814367093.jpg

====== Глава 11. ======

От неожиданности я укусил Глеба за нижнюю губу. Он дёрнулся и оторвался. Стоял, глядя на меня исподлобья, и дышал так, как будто только что пробежал стометровку. Из прокушенной губы на подбородок пробежала тоненькая струйка крови. Мгновенье – глаза в глаза, и рванули друг друга одновременно на себя, жадно впиваясь рот в рот в сумасшедшем, нервном поцелуе. Всё смешалось: рваное придыхание, хриплые стоны, солоноватый привкус крови горячих, нетерпеливых губ, немыслимый танец сплетённых языков, и руки… руки, судорожными движениями исследующие вжатые друг в друга тела…

Меня охватило мгновенное, парализующее возбуждение, выбившее все трезвые мысли из головы. Мой организм, мой разум требовал продолжения этого безумного, не поддающегося никакой логике дикого, сумасшедшего слияния наших ртов и тел. Внезапно Глеб прервал поцелуй и стал опускаться вниз, прокладывая губами по моему телу влажную дорожку, одновременно скользя по бёдрам за резинку трусов и опуская их ниже плавным движением рук.

У меня пересохло во рту и перехватило дыхание. Я судорожно схватился за подоконник, когда почувствовал, как мой возбуждённый член обхватили горячие влажные губы… Замер, напрягшись всем телом, впитывая давно забытые ощущения, и почувствовал лёгкие порхания языком по расщелине. Затем несмело облизали головку… ещё… ещё… прошлись по уздечке и погрузили мой член во влажную, горячую тесноту рта, то убыстряя, то замедляя поступательные движения, посасывая и лаская языком, сжимая и разжимая мягкими губами.

Голову кружило в раскалённом мареве, поглотившем все мысли… Ощущения сконцентрировались внизу, откуда горячей, расплавленной лавой растекалось по всему телу вожделение, вспыхивающими фейерверками взрываясь в голове, отдаваясь звоном в ушах, пощипывая ознобом по спине и плечам. Я больше себя не контролировал – организм плавился и растекался от крышесносного наслаждения, а охваченный животной похотью разум вбивал в виски лишь одну мысль: «Ещё… ещё… сильней… глубже… ааах-хааа…»

Я обхватил руками голову Глеба, вдавливая лицо в пах: «Ещё…так…даааа…»

Глеб, встав на колени между моих ног, вбирал мой набухший член всё глубже, легонько надрачивая рукой у самого основания, то выпуская из горячего плена рта, то погружая назад до самого паха. Он был возбуждён не меньше, чем я. Посасывания, заглатывания становились всё более резкими и яростными. Горячий влажный рот слился воедино с членом, превратив его в непрерывно работающий, раскалённый поршень. Очередной толчок, и член входит особенно глубоко, врываясь в самое горло. Глеб давится, резко отстраняется, кашляя, хрипя и мотая головой.

Я с трудом сглотнул вязкую слюну и несколько раз дрожащими руками провёл по его волосам, успокаивая. Глеб приподнял голову, посмотрел мне в глаза и, опять взявшись рукой у основания, начал посасывать, несильно прижимая головку языком к нёбу, по-прежнему не отрывая от меня взгляда. А затем, смежив веки, начал языком выписывать немыслимые круги, прихватывая и лаская губами мошонку, осторожно беря в рот и посасывая то одно, то другое яичко.

Я потерялся в пространстве и во времени: возбуждение звенело тонкой натянутой струной, достигая пика. Глеб, ни на секунду не останавливаясь, уже мощными рывками то выпуская, то вбирая, до корня заглатывал мой член… Я непроизвольно всхлипнул, и, чувствуя наступающее приближение оргазма, схватил его за волосы, желая оторвать от себя:

 – Глеееб… я сейчааас…

Но он, не слушая, ещё яростней вжимал разгорячённое лицо в пах, не переставая надрачивать и плотно обхватив губами всасывать в себя моё пульсирующее орудие, всё более ускоряя темп. Мощная струя семени выстрелила в жаркую пещеру рта, в мгновение взорвав в голове тысячу фейерверков. Звенящая тишина… И по телу прокатилась волна облегчения. Я глубоко вдохнул… выдохнул и еле удержался на вмиг ослабевших ногах. Глеб, проглотив вязкую субстанцию, выпустил изо рта мой подрагивающий, ещё не до конца обмякший член, и, привалившись лбом к паху и притянув меня к себе за бёдра влажными руками, стоял так минуту, выравнивая ритм сбившегося дыхания.

Я держал его за плечи и тоже приходил в себя.

Всё, что мы сотворили, было до жути неправильно, но было нереально охуенно!

Глеб, всё ещё стоя на коленях, посмотрел на меня. Я потянул его вверх. Он поднялся, не отводя взгляда. Мы стояли так минуту, молча глядя друг другу в глаза.

– Что… теперь? – полухриплым шёпотом спросил Глеб.

– Идём.

Я притронулся ладонью к его щеке, проведя большим пальцем по раскрытым губам. Взял за руку, потянул в комнату и толкнул на кровать.

Он всё ещё был возбуждён и, прерывисто дыша, ждал моих дальнейших действий. Я сел рядом и провёл рукой от груди к его паху, прижав набухший бугор через ткань боксеров. Глеб, запрокинув голову, напрягся и хрипло втянул в себя воздух. Я снова почувствовал нарастающее возбуждение. Ни смазки, ни презервативов у нас не было, а воспалённый похотью разум требовал продолжения, пуская по телу нарастающие волны тока.

Я стянул с него мешающие боксеры и отбросил их в сторону. Перекинув ногу через бедро Глеба, сел сверху, соединяя вместе рукой наши стоящие колом члены. Размазав по ним выступившие капельки смазки, начал слегка сжимая надрачивать, всё ускоряя темп. Второй рукой я гладил, лаская втянутый, напряжённый живот Глеба и дальше, куда дотягивалась рука. Глеб слегка приподнялся и, перехватив мою руку, стал облизывать и посасывать пальцы, глубоко по одному погружая их в рот.

Возбуждение нарастало с неимоверной, ускоряющейся силой, неумолимо накрывая нас лавиной приближающегося оргазма. Мы ничего не видели вокруг, сфокусировав все мысли и действия на удовлетворении жадной, поглотившей нас целиком животной похоти. Глеб отпустил мою руку, упал на подушку и, выгнувшись струной, протяжно, надрывно закричав, выстрелил струёй, оросив живот и грудь липкой, обильной слизью. Видимо, его воздержание, как и моё, было настолько длительным, что его пульсирующий в моей руке член продолжал и продолжал выталкивать остатки спермы – ещё и ещё… Я кончил следом, в изнеможении упав на скользкую от наших бурных оргазмов грудь Глеба.

Этот внезапный, мало поддающийся разумному объяснению спонтанный секс положил начало нашим отношениям. С этой безумной ночи мы с Глебом стали любовниками.

Полгода спустя…

Октябрь… В Москве, на удивление, стоит тёплая, сухая погода. Пасмурно, но тихо и безветренно. Обожаю такую погоду. Не жарко и не холодно. С деревьев ещё не опала листва, и город окутан багряно-охровой дымкой готовящейся к зиме природы. Золотая осень, воспетая не одним поэтом!

Я гуляю по Арбату. С некоторых пор Глеб больше не противится моим одиночным «вылазкам», но всегда по моему возвращению в нашу «берлогу» требует подробный отчёт – где был, что видел. Обычно это происходит вечером за ужином, который мы готовим вместе. Вместе… Это ёмкое слово полгода назад плотно зашло в мою жизнь. Да, теперь мы вместе. Мы, как это называется – пара. Так случилось… И я, наверное, этому даже рад. Мне рядом с Глебом живётся спокойно и комфортно. Он не требует от меня ни изъявления пылкой страсти, ни признаний в любви до гроба. Мы не строим планов на будущее. Мы живём каждый день – здесь и сейчас.

Именно поэтому наши отношения меня не напрягают, и я за это ему благодарен. Глеб никогда не говорит о своих чувствах, не спрашивает меня, что я к нему чувствую. Мы вообще не затрагиваем эту тему, и за это я ему тоже благодарен. Если бы было по-другому, то я не думаю, что наши новые отношения продлились бы долго. А так – всё более, чем нормально: Глеб – классный парень, преданный друг и умелый любовник. Чего ещё желать?

А любовь? Любовь – это как очень редкий и ценный минерал, который доступен лишь немногим избранным. К тому же со временем он теряет свои ценные качества и превращается в простой бесполезный камень. Во всяком случае, немногим удаётся сохранить эти его ценные свойства на долгие годы. У меня был такой, но его отняли. А другой мне не нужен. И потом… оказалось, что можно вполне прожить и без него. Ferrari тоже может себе позволить не каждый, но никто из-за этого не страдает. Вполне комфортно катаются на других, менее шикарных авто. Всему и всегда можно найти замену и не чувствовать себя при этом обделённым.

На Арбате сегодня проходит какая-то осенняя ярмарка, типа – «Дары осени» или что-то в этом роде. Множество торговых ларьков, лотков, украшенных охапками веток с жёлто-красной листвой и гроздьями ягод рябины, калины, боярышника – кто во что горазд. И толпы гуляющего народа возле них: кому-то что-нибудь купить, а кому-то, как мне, просто поглазеть. Продавцы наряжены в разнообразные костюмы в традициях Старой Руси, надетые прямо поверх курток и ветровок. Всё-таки уже не лето, и на улице достаточно прохладно для лёгких сарафанов и косовороток. Тут же ещё не закрытые с лета уличные кафе, отгороженные от основной площади балюстрадами – заходи в любое и наслаждайся американо, капучино, латте с молочной «пушистой» пенкой, а то и чем покрепче – кому что нравится. Шумно, весело – толкотня, музыка, крики зазывал к лоткам с разнообразным товаром: «Только сегодня!.. Только у нас!.. Не проходите!.. Не пропустите!..»

Я тоже решился на покупку. На одном из лотков с сувенирами увидел смешных Домовят в платье из рогожки, в маленьких смешных лапоточках, с цветным колпачком на пшеничных пушистых вихрах, с забавной рожицей и веником в руках. На венике висит «телеграммка» с пожеланием добра и достатка «вашему дому». Их там стояла целая «батарея», и я никак не мог определиться – какого выбрать. При близком рассмотрении они были уже не так хороши: у кого-то улыбка кривовата, у кого-то глаз косит. В общем, довольно средняя кустарная работа. Но почему-то без Домовёнка уходить не хотелось. Я уже ему и место дома придумал – в кухне на стенке у стола. Наконец потянулся за одним, как сзади кто-то хлопнул меня по плечу…

Я обернулся. Пашка…

– Привет! А я смотрю: знакомая личность вроде. Присмотрелся – точно – ты! Что-то покупаешь?

– Да, так… Ничего особенного. Хотел Домовёнка купить, на кухне повесить.

– О! Прикольные! Мне нравятся! Слушай, а давай я тебе его подарю? Хочу сам выбрать себе и тебе. Ты не против? Ты ведь столько для меня сделал… – он несильно толкнул меня в плечо, – в больницу ко мне тогда ходил… и вообще. А я даже «спасибо» тебе не сказал.

Он опять повернулся к прилавку, разглядывая Домовят.

– Всё, я выбрал. Смотри, как тебе этот?

И он протянул мне именного того, которого я собирался купить раньше.

– А себе вот этого возьму. Девушка, сколько с меня?

Я стоял рядом парализованный, не в силах вымолвить ни слова. Стоял, как болван, и кивал на каждый Пашкин вопрос. И не отрывал от него глаз, не веря, что это он – Пашка – стоит рядом, оживлённый и улыбающийся.

До меня даже сразу не дошло, что он собирается купить мне эту кустарную безделушку, про которую я тут же забыл, только увидев его.

А он поднял двух Домовят на уровень лица и покрутил ими рядом со своей лыбящейся мордахой:

– Ну как? Который твой – угадай!

Видя моё глуповатое выражение лица, хмыкнул и посмотрел на одну из кукол:

– Вот этот твой! Мой тебе подарок!

Я автоматически взял протянутую мне поделку.

– Пошли, посидим где-нибудь. Ты как? Не торопишься?

Я кивнул:

– Пошли.

Напротив как раз было кафе. Мы выбрались из толпы зевак у прилавка, прошли и сели за свободный столик.

– Чур, плачу я! Возражения не принимаются! – с улыбкой произнёс Пашка и пододвинул ко мне лежавшее на столе меню.

– Выбирай, что будешь!

– Американо.

– Отлично! А я буду латте. Ну, где там кто? А, вот… идут!

Пашка сделал заказ и опять взглянул на меня:

– Ты не изменился, опять молчишь. Всегда такой молчаливый?

– Да нет. Просто не ожидал тебя здесь увидеть. Ты теперь в Москве? Где-то учишься?

Нам принесли наш кофе, и Пашка, прихлёбывая горячий молочный напиток, стал рассказывать о себе. А я опять молчал и слушал, впитывая каждое слово, и смотрел, впитывая каждую чёрточку незнакомого мне парня, который всё же был Пашкой, моим когда-то Пашкой. И только я знал и помнил об этом. Только я. Для него я был просто Тимур – знакомый из города Ключ. И не более того. И хоть я это уже давно принял, всё-таки эта мысль кольнула внутри, всколыхнув забытые эмоции – горечи и жгучей тоски.

Пашка, наверное, что-то заметил в моём взгляде, потому-что остановился на полуслове и вопросительно посмотрел на меня:

– Тимур, ты извини, я тут разболтался… А про тебя ничего не спрашиваю. У тебя всё в порядке? Ты выглядишь как-то не очень весело… Что-нибудь случилось?

– Нет-нет, Паш! Тебе показалось. Всё у меня нормально. И я рад, что у тебя тоже всё отлично.

– Да. Знаешь, у отца полгода назад был микроинфаркт. Мы, конечно, сильно попереживали с Марио. Но, слава богу, всё обошлось. Теперь Марио взял его под жёсткий контроль, чтобы не перерабатывал и побольше отдыхал. Он у нас, знаешь ли, страшный трудоголик. У него бизнес свой. Кроме Москвы ещё филиалы в других местах. Мотается постоянно туда-сюда… Вот и «намотал» себе микроинфаркт. Может, теперь немного о себе подумает.

– Ну… я рад, что с твоим отцом теперь всё в порядке. Слава богу, что всё обошлось! А кто такой Марио? Я не совсем понял…

– Марио? Только не удивляйся… Он супруг моего отца. Они гейская семья, понимаешь? Так вышло, что мой отец – гей. Они вместе давно, уже лет около пятнадцати… ну, где-то так, неважно. Ты ведь ничего не имеешь против меньшинств?

«Отец Пашки – гей? Вот как? А как же тогда?..»

Я подумал, как же тогда мог появиться на свет Пашка?

«Да какая разница? Главное, что появился! А ведь Пашка тоже был… – меня опять сильно кольнуло. – Вот именно, что был! Теперь – нет! Всё поменялось. Заткнись, забудь и возьми себя в руки! Выглядишь полным придурком!»

– Нет, я не гомофоб, если ты это имеешь ввиду. Всё в порядке. У меня есть друзья среди геев. Вместе учимся на одном факультете. Я правда рад, что у тебя всё хорошо. И что учишься в классном ВУЗе, и что не один… Кстати, ты и внешне сильно изменился… мачо!

– Да брось! Что за определения? – он хохотнул. – Тоже мне, нашёл мачо. Ты вот на него больше похож. Прям… супермен! Я тебя со спины по твоей выправке и узнал сразу. Из толпы сильно выделяешься! – он опять хохотнул. – Но я тоже больше не тот заморыш, каким был раньше. Видел у отца свои фотки – без слёз не взглянешь! И как ты с таким мной дружил? Мы же совсем разные. Я бы на того себя и не взглянул даже. Не понимаю тебя. Может, ты мне тогда про нас рассказывал, что бы меня подбодрить?

Он помолчал, хмыкнул каким-то своим мыслям, хлебнул уже остывший латте и добавил:

– Я, знаешь, тебе тогда не слишком поверил… ну… в эту нашу с тобой дружбу. Как-то не сходилось – ты и… я. А сам вот… так ничегошеньки и не вспомню. Ладно, проехали… Тебе, я вижу, не слишком приятно говорить об этом.

Мне неприятно об этом говорить? Да мне хотелось завыть в голос, как смертельно раненому зверю, от этих его слов. Он даже не понимал, как больно было мне его слушать. Но Пашка-то ни в чём не виноват. Он и не представлял, какую боль причиняют мне его слова. Просто сидел и болтал, чтобы хоть как-то разговорить не очень разговорчивого «друга».

– Ну, а ты сам-то как? Расскажи, где живёшь, с кем дружишь? Если не секрет, конечно. Тимур, я ведь правда на самом деле жутко рад тебя видеть! Всё-таки как-никак – земляки! Из одного города. Тогда, весной, ты почему-то увидел меня и сразу ушёл. Хотя… я знаю – почему. Не дурак! Понимаю, что ты был на меня обижен.

Он замолчал, глядя на меня. Но я тоже молчал. Мне нечего было сказать в своё оправдание.

– Тогда, после больницы, ты извини, но мне правда было влом с тобой общаться. Ты всё время твердил, что мы дружили, а я ничего не помнил и бесился из-за этого. В общем, по-дурацки всё получилось. Не хотел тебя обижать, но обидел. Давай, извини меня за то, и забудем. Окей?

Он через стол протянул мне руку – узкую Пашкину ладошку с аккуратно постриженными (а не обкусанными, как обычно!) ногтями. Я пожал, ощутив тепло его руки. Меня внутри перевернуло и опрокинуло от ощущения Пашки. Я хотел подержать подольше, вообще держать и не отпускать, прижаться щекой, вдохнуть его запах… Но пожал и выпустил.

– Окей! Не парься. Всё нормально. Я сам идиот. Ты здесь ни при чём.

– Ты, кстати, часто в Ключ ездишь? Я-то не слишком. Так… в августе был несколько дней. Ксюха обижается. Ты же не забыл Ксюху? Вы же с ней одноклассниками были?

Я усмехнулся:

– Закидал вопросами! С какого начинать?

– Ну, просто расскажи о себе. Мне всё интересно. Начинай, слушаю и не перебиваю.

Пашка состроил сосредоточенную гримасу. Я невольно усмехнулся. Да-а! Каким бы он ни стал, как бы внешне не изменился, я всё равно вновь угадывал того Пашку, только ему одному принадлежащие черты, только его мимику. Пашку, которого я так любил, и так и не смог разлюбить.

Интересно, эта моя затяжная болезнь под названием «Пашка», она вообще лечится? Вроде уже всё прошло, я успокоился, сумел собрать себя по кусочкам и даже как-то устроил свою личную жизнь. А вот увидел его, и всё вернулось, как будто никуда не исчезало. И как же я теперь буду жить дальше? Смогу ли?

Я с трудом оторвался от своих мыслей и вкратце рассказал о себе, не упоминая, естественно, о своих отношениях с Глебом. Это было личное и касалось только меня.

– Понятно. Хотя не слишком-то ты много и рассказал. Странно, что ты один. У ваших девчонок на курсе что, глаз нету? Или слишком много претенденток, никак выбрать не можешь? – он опять хохотнул. – Ладно, извини, кажется, я лезу не в своё дело.

На улицу постепенно опускались ранние сумерки. Зажигались тусклым светом фонари. Откуда-то подул по-осеннему холодный ветер, бросая клочья листвы пополам с пылью в толпы засуетившихся и спешащих в укрытие гуляющих. Начал накрапывать дождь. Торговцы по-быстрому стали сворачивать палатки, пакуя в большие клетчатые «челночные» сумки непроданный товар. Мы молча смотрели на меняющуюся погоду и рассасывающийся с площади народ. Пора было уходить и нам.

– Слушай, Тимур, – Пашка опять повернулся ко мне, – раз мы раньше дружили, ты ведь всё обо мне должен был знать… ведь так?

Я невольно улыбнулся. Ещё бы мне было не знать «всё» про Пашку.

– Тебя что-то волнует? Может, что-то начал вспоминать?

– Да нет. Не то чтобы… Спросить у тебя кое-что хотел.

Он замялся, видимо, подбирая слова. Потом испытующе посмотрел на меня, наверное, решая, стоит ли меня об этом «кое-чём» спрашивать или нет… Я молча ждал, не торопил.

– Ладно. Слушай… – он приложил палец к губам, а я чуть не задохнулся от непрошенно нахлынувших чувств, от затопившей меня целиком нежности к моему суслику:

«Господи, дай мне силы выдержать, не выдать себя ничем!..»

– Я вот что хотел спросить… До Ксюхи, ещё раньше… у меня был кто-нибудь? Ну… у меня ещё была девушка?

– П-почему ты спрашиваешь? Ты что-то вспомнил?

– Да нет. Ничего я не вспомнил, говорю же. Тут другое… Ну, в общем, мы оба парни, думаю можем об этом поговорить. Тут ничего такого. Понимаешь, мы с Ксюхой ну… пару раз целовались…

Мой Пашка мельком глянул на меня и смущённо улыбнулся:

– Так вот, понимаешь, вкус не тот… Даже не знаю, как сказать, может, у меня глюки… Я другой вкус помню… Кто, что – ничего не вспоминается. Только ощущение другое… вкус другой.

Я перестал дышать и выпал из реала. А он, улыбнувшись, спросил:

– Я параноик, да?

Комментарий к Глава 11. Арбат http://www.gorodpavlodar.kz/images/stories/Ot_portala/Arbat_8.jpg

https://imgp.golos.io/0×0/https://img-fotki.yandex.ru/get/893753/19171540.37/0_1803c7_642bb07e_orig

http://www.art-see.ru/5550.jpg

Домовёнок https://scontent-amt2-1.cdninstagram.com/vp/bcca419195d7d847bf1948f44f039ecd/5B954CBF/t51.2885-15/e35/31297404_218714698722342_5631756848764813312_n.jpg?se=8&ig_cache_key=MTc3NDgxODgxNTM2NjMzMjc1NA%3D%3D.2

====== Глава 12. ======

Второй час ночи… Сна ни в одном глазу. Рядом, на своей половине, повернувшись ко мне спиной, спит мирно посапывая Глеб. Мы давно уже избавились от своих полутораспалок, купив одну большую кровать, занявшую добрую половину комнаты. В то время это казалось правильным, и так было удобно. Не думал, что оно, это время, так быстро закончится.

Я думал о Пашке…

В который раз прокручивал нашу с ним встречу: что говорил, как смотрел, как улыбался. Каждый его жест, каждую фразу я оглядывал, смаковал, впитывал, воспроизводил раз от разу, как величайшее сокровище, редкую, подаренную мне драгоценность. Я вспомнил все его слова, с каким выражением лица он их говорил… знал уже их наизусть – от начала до конца. И опять мысленно прокручивал, опять возвращался и в который раз напрягал память: вдруг ещё что-то упустил, вдруг не всё запомнил, вдруг не почувствовал, не уловил другого, тайного смысла в какой-нибудь Пашкиной фразе.

«Как он сказал? «Вкус не тот…» Боже правый, он помнит мои губы! С ума можно сойти от этого! Я чуть и не сошёл, когда услышал. Пашенька… Господи! Как же я хочу его, всего его – без остатка. Чтобы улыбался только мне, смотрел только на меня, думал только обо мне! Забрать, посадить под замок и никому не отдавать. Только мой! Господи, сделай так, чтобы он принадлежал только мне! Чтобы он снова полюбил меня. Я же больше не выдержу, Господи! У меня нет больше сил ждать! Верни мне его, верни, умоляю! Я думал, что живу… А я не жил! Я только сегодня понял, что не жил! Когда его увидел, тогда и понял. Моя жизнь – рядом с ним. А без него я не жил… А сейчас и вовсе не смогу… Просто сдохну. Мне же без него ничего не надо. Я так любил свою, хоть и съёмную, квартирку. Ремонт даже сделал… Любил… раньше. А теперь она мне кажется моей тюрьмой. Душно здесь… душит всё. Кровать эта… Весь мир – тюрьма без него!»

Я, тяжело вздохнув, повернулся на спину, подложив руку под голову. Невольно покосился на тёмный силуэт Глеба.

«Глеб… Как же быть с Глебом? Как ему сказать? Спит себе безмятежно рядом – ещё ничего не подозревает… беззащитный перед моим предательством. Он ещё не знает, что того человека, который жил с ним, был ещё утром – уже нет! Его не существует. Рядом лежит другой – чужой, безжалостный… который приносит всем, кто его любит, одно несчастье.

Постой… А ведь так оно и есть на самом деле! Я сам – одно ходячее несчастье! Никого не смог сделать счастливым – ни Лену, ни Пашку. И Глеба я тоже собираюсь предать и сделать несчастным!»

Я с силой потёр лицо руками и опять повернулся на бок, глядя на лунную дорожку, идущую из проёма кухни. Сердце гулко отдавалось в висках, мысли не давали покоя воспалённому от перенапряжения мозгу.

«Я что, проклят? Выходит, от меня надо бежать, как от чумы? Выходит, что так! Как же всё погано!»

Я лежал рядом с человеком, далеко мне небезразличным, близким ещё утром, и чувствовал себя диверсантом, пробравшимся на чужую территорию, несущим гибель и разрушение. Ещё ничего не случилось, но кнопка уже нажата, маховик запущен, и скоро всё здесь будет разрушено и уничтожено. Ничего не останется, лишь обломки с таким трудом выстроенного и оберегаемого мира, покрытые пеплом и золой. И этот разрушитель – я! Но уже ничего нельзя сделать. Мои демоны сорвали все запоры и выбрались наружу.

«Что ж, как будет – так будет: я пойду до конца. За ним пойду. Иначе не выживу. Пусть делает, что хочет. Моё место рядом с ним!»

Я подавил вздох и осторожно перевёл дыхание, боясь потревожить спящего Глеба. В горле пересохло, но вставать, чтобы напиться воды, не стал, опять же из-за Глеба. Тело затекло и горело. Но я продолжал лежать не меняя позу и продолжал себя мучить вопросами, на которые не находил ответов:

«А Ксюша? Они же встречаются. Целовал… Он её целовал, и только. А я? А я живу с Глебом. И какое же ты имеешь право, скотина, на него? Зачем ты, разрушив свою, полезешь рушить его жизнь? С чего ты решил, что он тебя примет? Он вообще больше не гей! Он стал другим. Ты же сам это видел. ОН СТАЛ ДРУГИМ! Куда ты ломишься? Кому, нахер, нужны твои страдания? Он тебя знать не знает! Земляк из Ключа, бля! Он тебя земляком назвал, а ты что? Любви тебе, сука, захотелось? Пашу? Нету твоего Паши! Не-ту! Вспомнил вкус? Как вспомнил, так и забудет! Господи! Что мне делать? Я уже подыхаю без него!»

Я зарылся лицом в подушку, чтобы не дай бог не проронить ни звука. А хотелось выть – мучительно, по-звериному. Чтобы выплеснуть боль, разрывающую изнутри.

В памяти опять всплыла Пашкина лыбящаяся мордаха между Домовятами:

«Ну как? Который твой – угадай! Вот этот твой! Мой тебе подарок!»

Домовёнок так и остался лежать в сумке. Не хотел, чтобы Глеб его видел… трогал. Он мой – от Пашки.

«Сегодня я был счастлив! Видел его… говорил с ним… даже прикоснулся…

Договорились ещё встретиться. Он должен позвонить».

«Только не обольщайся! Ему нужен не ты, а твой ответ: с кем он ещё встречался кроме Ксюши. Ты ведь ему ничего не ответил…» – ехидненько прозвучал внутренний голос.

«Ответил, блин! – «Паш, давай не сейчас… кажется, дождь собирается!» – Винни-Пух ты грёбаный!»

Я невесело вздохнул.

«Ну, допустим, встретишься ты с ним. И что ты ему скажешь?

 – Паша, это был я!

Ага… шестерёнка от руля! Супер – «я», блять!»

Сразу всплыла картинка из старой мелодрамы советских времён:

– Ты ли, чё ли?

– Я, Надежда, как вас по отчеству?

– Чё делается! Людк! Глянь, чё делается-то! Это ведь она-а!

Я невольно хмыкнул: «Псих!»

Завозился Глеб:

– Тимыч, ты чего не спишь? Может, голова болит? Таблетку дать?

– Да не, Глеб, всё нормально. Счас немного улежусь и усну.

– Да ты уже три часа «улёживаешься»! Сам не спишь и мне не даёшь. Чё случилось-то?

Он сонно вздохнул и, нашарив в потьмах тапки, прошёл на кухню. Послышался звук наливаемой из фильтра воды.

– Водички принести? Будешь?

– Не… Спасибо, не хочу, – как можно спокойней ответил я. – Ложись спи. Я сейчас тоже усну. Не беспокойся.

Он подошёл и сел рядом, положив руку мне через одеяло на бедро.

– Мож, массажик, а? Ты вечером чё-то отказался… А я был не против! А, сонц?

Его рука начала забираться под одеяло, поглаживая и отодвигая резинку трусов.

Я резко накрыл его руку своей и отодвинул.

– Извини, я не в настроении. Ложись иди, завтра вставать рано.

– Бля, Тим, да что с тобой? Ты чё как не родной? Нихера не понял…

– Слушай, я могу просто полежать и подумать? Мне что, в ванную или на кухню уйти? – с раздражением спросил я и тут же обозвал себя мысленно козлом.

Я на него ещё и ору! Но в данный момент он меня и правда сильно раздражал. Лез в МОЁ! Какая же я сука! Просто тварина! Но ничего с собой поделать не мог – Глеб зашёл на мою территорию. А она для него была уже закрыта. Только он не виноват: не знал ещё об этом. Знал я. И врал. Мудак!

– Да нет. Лежи… думай. Извини, что помешал. В следующий раз предупреди, как начнёшь думать, я, может, вообще из дома уйду. Чтобы не тревожить мыслителя своим присутствием.

Последние слова он произнёс уже ложась под одеяло спиной ко мне.

Я чувствовал свою вину. Надо было срочно его успокоить, но лежал по-прежнему не двигаясь. Всё, что я сейчас сделаю или скажу, будет ложью. Глеб лжи от меня не заслужил. Его чувства были ко мне искренними. Он жил рядом со мной, терпел мой лёд и ничего не требовал. Я знаю, если бы ему сказали отдать мне руку или ногу – он бы отдал, не раздумывая. Я знал, что у него всё серьёзно. Но ответить ему на его чувства не мог. А вот теперь, получается, вообще в душу плюнул. И это только начало. Впереди мучительное объяснение и расставание. И этого не избежать – я уже переступил черту.

С Глебом я так и не поговорил – не представлял вообще разговор утром: голова была чугунная, уснуть так и не удалось. Встал в половине шестого, быстро оделся и сбежал, пока он спал. Недалеко от нас на Мясницкой было неплохое круглосуточное кафе. Пошёл туда. Нужно было всё обдумать, да и жутко хотелось кофе и чего-нибудь съесть. И пересидеть до начала лекций тоже где-то было надо. Похоже, в моей спокойной, размеренной жизни начиналась кошмарная полоса. Не начиналась – уже началась: раздался рингтон мобильного. Звонил Глеб. Я смотрел на светящийся дисплей и не знал, что делать: говорить сейчас с Глебом был совершенно не готов.

«Какого хрена нужно названивать?»

Я чувствовал себя загнанным в угол: «Блять! Как же всё достало!»

– Алло?

– Чё за дела? Ты где?

– Глеб, давай потом. Не могу сейчас говорить.

– Просто объясни в двух словах: что происходит?

– Я перезвоню. Или давай после. Пока.

«Вот кто я после этого? Ладно, надо успокоиться и сделать заказ. И всё обдумать».

Я достал Домовёнка и поставил на столе, прислонив к салфетнице. Не удержался и провёл пальцем по пушистым жёлтым вихрам. Осмотрелся. В кафе царил полумрак, едва подсвеченный большими оранжевыми светильниками, свисавшими с высокого потолка, скорей, для декора. Стены в сине-зелёных тонах, красные пластиковые столики, пышные гирлянды каких-то тропических растений в подвешенных кашпо, длинные в потолок узкие окна со стеклами синего цвета – тепло и уютно. В кафе было пусто, только в дальнем углу за столиком пили кофе парень с девушкой, видимо, подгулявшие студенты. Ко мне подошла молоденькая официантка с сонной улыбкой:

– Доброе утро! Что-то выбрали?

– Доброе! Яичницу из двух яиц с беконом и зеленью, кофе эспрессо двойной и… круассан.

– Вместо круассана возьмите французские булочки с маслом. Только что испекли.

– Хорошо, давайте булочки. Спасибо.

– Заказ будет готов через десять минут. Воду минеральную будете?

– Да, давайте. С лимоном, пожалуйста.

– Минуту.

Я лениво попивал минералку и размышлял о своём предстоящем житье-бытье:

«Та-ак! Что мы имеем? Глеб! Я оставлю его в этой квартире. Ему это не по карману, поэтому проплачу сам до конца учебного года. А если он не захочет? Захочет! Ему всё равно деваться некуда. Может, пока не гнать волну? Пожить здесь и найти квартиру? Опять снимать? Деньги на ветер! Лучше однушку в пригороде купить. Надо в инете рынок жилья глянуть. Да. Вот… Реутов… Метро рядом… Ага… По цене... нормально. Может, двушку? Ладно… Посмотрим».