Текст книги "Дом(II) Я помню вкус твоих губ (СИ)"

Автор книги: Rina Ludvik

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

Наконец принесли заказ. Я быстро расправился с яичницей и булочками. Всё было очень вкусно и на время отвлекло от моих наполеоновских планов.

Дошла очередь до кофе.

«Ещё ничего, в принципе, не произошло. Пашка просто случайно меня увидел и окликнул. Его жизни это никак не поменяло. Он даже вряд ли вспоминает об этом. Ну, встретил и встретил «земляка». Мало ли их – земляков! Глеб тоже на месте. Пока только злится и ничего не понимает, что мне в голову вступило? А я тут сижу и занимаюсь поисками нового жилья. Может, мне и вправду всё померещилось? Что вообще произошло? «Вкус другой…» Всё!!! Ещё он сказал, что жутко рад меня видеть. Ну и что? Я любому приятелю из Ключа могу так сказать, если здесь встречу случайно. Что? Два года прошло. Два! Он меня выбросил из жизни. Ладно. Не по своей вине. Так судьба распорядилась с нами. Я жив и более-менее в порядке. А если он меня опять выбросит? Тогда что?

Нет, чёт я гоню. Надо останавливать локомотив. Вернуться и забыть. Глеб не собака. Его я тоже просто так ни с того ни с сего не могу вышвырнуть из своей жизни. Он этого не заслужил. Не могу я поступить с ним как последняя скотина. Пашка для меня – синяя птица. Мечта! Глеб – реальность! Надо возвращаться. Возвращаться и жить дальше. А там… там время покажет».

Я допил кофе, убрал в сумку Домовёнка и, расплатившись, вышел на улицу. Город уже давно проснулся и зажил своей обычной будничной жизнью: спешащие на свою работу москвичи; туристы; неспешно прогуливающиеся пенсионеры; лотки с мороженым, пирожками, напитками; вереницы автомобилей; маршрутки… Шум, гам, гудки авто, суета…

До начала лекций оставался ещё час. Я набрал Глеба.

– Глеб?

– Ну?

– Прости. Я чёт перенервничал вчера. Не бери в голову, ладно?

– Рассказать не хочешь? Какая муха це-це тебя укусила?

– Нету уже той мухи. Улетела. Ты поел?

– Чаю попил.

– Ладно. Жду тебя в универе. До встречи.

– Чудо ты, бля! Ладно, давай. Увидимся!

Я поправил ремень сумки на плече и зашагал в сторону альма-матер.

====== Глава 13. ======

Глеб, сидя в позе султана на кровати перед раскрытым ноутом, чистил яблоки. А я собирался на встречу с Пашкой. Прошло уже несколько дней после нашего случайного столкновения на Арбате, и вот сегодня он мне позвонил.

Договорились в шесть в Krispy Kreme. Это кофейня. Я там был пару раз, и мне понравилось: пончики вкусные, и атмосфера уютная. Поговорить никто не помешает. Про пончики я подумал сразу, помня про то, какой Пашка сладкоежка. Поэтому сам предложил встретиться именно там.

– Куда на этот раз? – спросил Глеб, дочищая третье яблоко.

– Тебе яблок не много будет?

– Я, вообще-то, на двоих рассчитывал. Или ты торопишься?

– Не тороплюсь, просто не хочу. Спросить надо было. Теперь за двоих упирайся.

– Так куда?

– Просто прогуляюсь.

– Надень нормальную куртку и шарф. В кожанке замёрзнешь.

– Не замёрзну. Ещё не холодно.

– Это днём не холодно.

– Глеб, не нуди. Ешь, вон, свои яблоки лучше.

Я нервничал, а Глеб не давал настроиться, доставая глупыми советами и расспросами.

– Ох, ты ж! Lacoste! Круто! Никак на свидание собрался, Тимыч?

– Слушай, отвянь! Какое свидание? Я всегда собираюсь одинаково.

– Ну-ну! Счастливо помёрзнуть!

Я промолчал. Разговор не вызывал ничего, кроме раздражения. Чувствовал себя мудачно, и к тому же боялся показать Глебу своё волнение из-за предстоящей встречи с Пашкой.

«Нахрена было брызгаться парфюмом? Придурок. Совсем мозги отшибло на радостях. Не хватало, чтобы Глеб что-то заподозрил».

– Ты надолго?

– Пройдусь немного. Ладно, я пошёл. Не скучай, – я уже обулся и открыл дверь, чтобы выйти.

– А поцеловать? – не унимался Глеб.

– Перебьёшься! Я уже обулся.

«Боже, до чего я дожил? Прямо сцена из мелодрамы «Похождения неверного мужа». Фух! Вся спина мокрая… и руки дрожат».

Кофейня находилась от нас через несколько кварталов. Можно было доехать на маршрутке, но я рванул напрямик – шёл, не чувствуя ног. Добрался за пятнадцать минут. Сердцебиение зашкаливало. В душе – праздник и волнение: сейчас увижу Пашку! Что будет, как – не думал. Главное, что увижу! А там будет видно. Для себя решил, что должен сделать или сказать что-то такое, чтобы закрепить наши, пока ещё никакие, отношения.

«Ведь он же рад был меня видеть! Значит, не всё потеряно. Мы можем общаться и дальше, если я не лоханусь и как-нибудь всё не испорчу. Нет! Я очень постараюсь. Я не могу его снова потерять. Пусть будем общаться как приятели. Мне и этого хватит. Только бы видеть его, хоть изредка. Тогда я смогу снова жить! Господи! Помоги мне! Не дай всё испортить!»

Пашка в суперском прикиде голливудской звезды – чёрный низ, чёрный кожаный верх с объёмным, обмотанным несколько раз вокруг шеи и свисающим до бёдер платиново-белом полосатом шарфе стоял недалеко от входа и осматривался по сторонам, видимо, не зная, с какой стороны меня ждать. Увидел, как я перебегаю дорогу, и, заулыбавшись, махнул рукой.

– Нарушаем, гражданин? Переходим дорогу в неположенном месте? – схохмил он в обычной своей манере, на миг став Пашкой, каким я его знал.

– Привет. Давно стоишь?

– Нет. Только подъехал. У меня машина тут недалеко, через два дома. Еле нашёл, куда поставить.

– Понятно. Ну что, пошли?

Мы зашли внутрь и остановились, высматривая свободный столик. Но, похоже, сегодня был не наш день: все столики были заняты. Оно и понятно: вечер был не из тёплых.

К нам подошла девушка-администратор и предложила подождать минут пятнадцать – двадцать. Один из столиков вскоре должен был освободиться.

– Тимур, идём. У меня есть предложение получше, – повернулся ко мне Пашка. – Ты не против ресторана?

Я был не против, и мы вышли.

– Пойдёшь со мной к машине или тут меня подождёшь?

– Паш, кончай со мной разговаривать, как с кисейной барышней. Идём, конечно!

Пашка хмыкнул, несильно толкнув меня кулаком в плечо:

– Ладно, это я так… мало ли.

Да, не хилая у моего друга была машинка – ауди стального цвета и, кажется, последней модели. Я в авто не очень, но кое в чём всё же разбираюсь и крутой рестайлинг от обычной модели отличить могу. Такая техника стоила не меньше миллиона, если не больше.

– Садись. Покажу тебе одно место.

– Давай, показывай. Далеко отсюда?

– Ну, если не попадём в пробку, минут за двадцать доедем. Это на Котельнической набережной. Там у Марио свой ресторанчик. Он у нас ресторатор, знаешь ли.

– Паш, может, где-нибудь на нейтральной территории посидим?

– Да не парься! Сейчас везде всё забито, скорей всего. А там без проблем: хочешь – в общем зале, хочешь – отдельно.

– Хорошо. Только давай без твоего этого: «Я угощаю!» Если что, то сегодня угощаю я, не против?

Пашка глянул на меня мельком – мы уже выезжали на трассу – и улыбнулся:

– Ну, вообще-то, это не самый дешёвый ресторан. Не хочу тебя грабить. Доедем – определимся на месте. Не заморачивайся.

В небольшую пробку мы всё же попали, но через полчаса уже подъезжали к ресторану.

Я сразу про себя отметил, что парковаться было негде – всё забито автомобилями на добрые пятьдесят метров с одной и с другой стороны. Но Пашка проехал дальше, повернул во двор и остановился у служебного входа.

По всему было видно, что его тут знали, на меня же поглядывали с интересом. Я чувствовал себя не в своей тарелке и уже жалел, что согласился. Но делать было нечего. Мы прошли через длинный коридор в зал. Пашка обернулся:

– Здесь останемся или пойдём посидим отдельно? Ты как?

– Пошли отдельно. Здесь слишком шумно, не поговоришь. Да и толпу не очень люблю.

– Окей! Идём.

Мы повернули направо и зашли в ещё один зал поменьше. Здесь был бар и несколько столиков с полукруглыми диванчиками. Все они были заняты. Пашка поздоровался с барменом и потянул меня дальше. Наконец пройдя ещё один полуосвещённый коридор, мы зашли в небольшую комнату, дверь которой он открыл своим ключом.

– Это для своих. Ну, то есть для нашей семьи. Иногда Марио деловые ужины ещё здесь устраивает с партнёрами. Проходи, располагайся.

Он нажал кнопку вызова в стене. Я осмотрелся. Было очень уютно и стильно: стены, диванчики с подушками, портьеры – всё в кремовых тонах. Лишь пол с потолком и свисающие квадратные светильники были чёрными. Верхний свет был отключён. Комната освещалась с трёх сторон настенными бра.

В дверь постучали. Вошёл парень в атласном пиджаке цвета «электрик» на голое тело и с приспущенным галстуком того же цвета. Пашка быстро сделал ему заказ, предварительно спросив у меня, не хочу ли я выбрать сам. Я не хотел. Мне было всё равно, но всё же интересно, что закажет Пашка. Он очень изменился, и я, наблюдая за ним, находил всё новые и новые перемены. Раньше ни о каких ресторанах, автомобилях, дорогих шмотках и прочих атрибутах обеспеченной жизни он даже не думал. Сейчас же справлялся со всем этим так, как будто таким был всегда, как будто родился и жил в этом мире.

С одной стороны я, конечно, был рад за него, но с другой мне было как-то странно всё это: как будто он – вовсе не он, а другой человек в Пашкином обличье, либо, если это всё-таки Пашка, он играет чужую, отрепетированную заранее, роль. И как только спектакль закончится, опять станет обычным Пашкой, каким и был всегда.

– Ну, как тебе здесь? Нравится?

– Да, классно! Твой… эмм… Марио, по всему видать, отличный ресторатор. Интерьер, как в глянцевом журнале. Я в таком крутом месте впервые. Да и, если честно, небольшой любитель ходить по ресторанам. Так… в клуб иногда ходим с друзьями. Да и тоже давно уже не был.

– В клуб? А я, знаешь, ни разу не был в клубе. Мои не любители шумных сборищ, а мне больше не с кем. Таких знакомых, которые по клубам ходят, у меня нет, – он усмехнулся. – Ты первый. Сводишь как-нибудь?

Тут вошёл официант, вкатывая тележку с нашим заказом, и мы замолчали.

Перед нами поставили салаты из рукколы и с морепродуктами. Всё приготовлено по итальянским рецептам. Ну, это понятно: ресторан-то итальянский. Шампанское в ведёрке со льдом, фруктовая горка, оливки, большая сырная тарелка из различных видов сыра с плесенью, сыра с орешками, красным перцем, ещё чем-то.

Если Пашка хотел меня удивить, то ему это удалось. Правда, удивление было не слишком приятным: я собирался пообщаться с ним в более непринуждённой обстановке. Вся эта помпезность меня слегка обескуражила и сломала весь мой прежний настрой. Слишком всё походило на какой-то торжественный официальный приём, а не на обычную встречу давних приятелей.

И ещё меня напрягало то, что встреча происходит не на нейтральной, а на Пашкиной «территории». Меня это сильно выбивало из привычного состояния. Я и без того еле держал себя в руках, подавляя накатывающий волнами жар от близкого Пашкиного присутствия. Никак не мог привыкнуть к тому, что он снова рядом: я могу на него смотреть, говорить с ним. Для меня это уже само по себе было чудом.

Но вот остальное – вся эта ненужная, лишняя хрень – никак не давало расслабиться. В общем, чувствовал себя полным придурком, неспособным связать пару слов.

Я внутренне себя одёрнул и попытался придать своей роже непринуждённый вид. Пашка не виноват: он хотел как лучше. И потом, для него это теперь его обычная жизнь, привычная обстановка – его среда обитания.

Когда все блюда на столе наконец были расставлены, и экстравагантный официант удалился, Пашка взял бутылку шампанского и умело наполнил узкие бокалы искрящейся, пенящейся жидкостью.

– Тимур! Хоть ты, как я заметил, не очень доволен тем, что я тебя сюда затащил, – он беглым взглядом окинул комнату и с мягкой улыбкой посмотрел на меня, – но пусть сегодняшний ужин будет тебе оплатой моего долга.

Я хотел возразить, но он остановил меня жестом:

– Не возражай! Дай мне договорить. Я тебе и правда задолжал. Ведь ко мне в больницу, на самом деле, приходил один ты, да ещё Ксюха. Похоже, у меня и правда, кроме тебя, друзей больше не было. Я поступил с тобой не очень хорошо. Прямо скажу: говно поступил. Но оправдываться не буду. Думаю, ты и сам всё понимаешь. Я тогда никого не узнавал, а это, знаешь ли, не слишком приятное чувство – оказаться среди незнакомых людей и не понимать, кто ты. Это, знаешь ли, пиздец как хреново. Но сейчас я уже в полном порядке, адаптировался, так сказать.

Он опустил голову и усмехнулся чему-то своему. Я молча ждал. Пашка перестал улыбаться и опять взглянул на меня:

 – Знаешь что? Давай выпьем за ту нашу дружбу, которая была. Выпьем, и теперь я готов тебя выслушать. Теперь я хочу знать всё: про себя, каким я был, про тебя и про нас с тобой.

«Про нас с тобой… Не могу я тебе, Паша, рассказать про нас с тобой. Ты этого не примешь. И, скорей всего, опять мне не поверишь. А я не самоубийца!»

Он протянул свой бокал, мы чокнулись. Шампанское, как я понимаю, было не из дешёвых, но вкуса я не почувствовал. Внутри меня всё клокотало и ходило ходуном от волнения и накрывших меня эмоций. Сделать пару глотков было очень кстати. Это хоть как-то дало мне возможность погасить мой внутренний пожар и перевести дух. Пашка, похоже, заметил моё состояние и не стал торопить: спокойно принялся за салат.

Мы поглощали итальянские изыски, изредка сталкиваясь взглядами и бросая друг другу мимолётные улыбки. Пашка ещё раз долил шампанского и поднял бокал.

– Ну, выпьем за встречу? И за знакомство! – он хмыкнул. – Я ведь тебя толком-то и не знаю, да и ты говорил, что я изменился. Так что давай по новой знакомиться!

Он широко улыбнулся и протянул ко мне руку с бокалом. Я взял свой и мы чокнулись.

– Тимур! Будем знакомы. Вообще-то, ты меня Тимуром никогда не называл, – я тоже улыбнулся.

– Да? А как?

– Тёма.

– Ка-ак? Тёма? Ха! Почему – Тёма?

Мы отхлебнули из бокалов.

– Если ты Тимур, значит Тима, а не Тёма?

– Ну, вообще-то, да. Но меня с детства так все зовут. Я уже привык. Здесь, правда, так уже никто не называет. Только в Ключе.

– Интересно. Почему – Тёма?

– Могу рассказать, только под большим секретом, – со смешком сказал я, глянув на Пашку.

Пашка оживился, подался ко мне, сделав умильную рожу, от которой я чуть не задохнулся. Как будто чья-то невидимая рука сдёрнула с его лица театральную маску, и вот он – мой Пашка с его обезьяньей мимикой, меняющейся каждую секунду, следуя скачущим в его черепушке мыслям. Он даже от нетерпения встряхнул головой, от чего его белые вихры взметнулись и на миг упали на лицо неровными прядями, которые он тот час же нетерпеливо убрал.

– Давай, рассказывай! Я – могила! –  хохотнул он, сверкнув глазами из-под пушистых белёсых ресниц.

Я опять перевёл дыхание, подавив рванувшийся наружу скулёж, и с трудом подавил жгучее желание погладить его по раскрасневшейся щеке.

– Ну, в общем… Это всё из детства. Мама рассказывала. Когда мне было три года, ну, или около того, она прочитала мне историю про одного утёнка.

– А! Знаю – знаменитый утёнок Тим! – хмыкнул Пашка, ёрзая и подпрыгивая на диване.

– Ага. Он. И вот она мне и говорит, что я тоже Тим, как этот утёнок.

Пашка вдруг громко прыснул, откинулся на диван и захохотал, хлопая рукой по сиденью:

– У-утёнок! Ах-ха-ха-ха! Так ты у-утёнок!

– Ага!

Я тоже заржал во всё горло, глядя на Пашку. Ржал от счастья, которое в себе уже не мог удержать. Оно выплеснулось и вмиг затопило всю комнату. Я давно забыл это ощущение свободы и беззаботности. Я давно так не смеялся. Я уже давно разучился безотчётно радоваться непонятно чему – просто так! – и веселиться из-за разных глупостей.

– Ой! Щас сдохну! – Пашка вытирал набежавшие слёзы и всхлипывал, успокаиваясь. – Чё дальше-то, давай, дорассказывай!

Я тоже ладонями теранул по лицу и посмотрел на Пашку:

– В общем, мне это капец как не понравилось, что я, как утёнок, тоже Тим.

Пашка опять гыкнул и тут же прикрыл рот ладошкой, махнув мне другой рукой, типа:

«Говори дальше, я молчу!» – а у самого в глазах прыгали озорные бесенята.

– Ну, чё рассказывать? Вот я и сказал, что не хочу быть Тимом, стал сам себя звать Тёмой. Так и пошло с тех пор – Тёма. На Тима я, мама опять же рассказывала, даже не откликался. Ждал, пока Тёмой не назовут. Потом все привыкли, и никто уже не удивлялся.

– Всё! Я тебя буду звать Тёмой. Можно?

– Зови. Ты всегда меня так звал.

– А ты как меня называл? Только Паша или ещё как-нибудь? Может, у меня кликуха какая была? Рассказывай давай! Мне всё интересно.

– Ну… я ещё иногда, не при всех, конечно, называл тебя… сусликом.

– Как-как? Аааааахха-ха! Сс-сусел, блин!

Он упал на диван и закрыл лицо руками, трясясь от безудержного смеха:

– Бля, сс-суслик! Хх-хаааа-аааа!

А я… я тоже смеялся и плакал. И ничего не мог поделать. Слёзы бежали, я их вытирал, смеялся, а они продолжали бежать, растапливая лёд, так долго сковывавший моё сердце.

До горячего мы так и не добрались. Вошедшему официанту Пашка, не переставая смеяться, махнул рукой, что ничего не надо. Мы ещё посидели, успокаиваясь, ещё выпили шампанского, закусывая ломтиками сыра, и, вызвав такси, поехали гулять на набережную Москва-реки.

Домой я вернулся после полуночи.

====== Глава 14. ======

Зашёл, стараясь не шуметь. Похоже, Глеб спал. Разделся и прошёл на кухню, плотно прикрыв дверь. Очень хотелось чаю, а ещё посидеть и вспомнить каждый момент нашей с Пашкой встречи: каждую мелочь, каждую Пашкину улыбку, каждое слово. Сказать, что я был взволнован… Да я просто разрывался от переполнявшего меня возбуждения. Хотелось смеяться, прыгать, орать во всё горло от бушующей во мне радости. Господи, я наконец был счастлив! Все мои чувства, все эмоции бурлили и рвались наружу. Как же трудно сдерживаться! Но мою драгоценную тайну нужно сберечь, Глеб ничего не должен заподозрить. Я не хочу никаких вопросов, никаких разговоров.

Я сел на диванчик и закрыл лицо руками, стараясь успокоиться и привести дыхание в норму.

На кухню зашёл Глеб и встал в дверях.

– Тим, ты чего тут сидишь… и без света? С тобой всё в порядке?

Я отнял руки от лица и посмотрел в его сторону.

– Нормально всё. Чё подскочил? Иди ложись.

– Да нихера не нормально! Я тут с десяти часов мечусь, места себе не нахожу – куда бежать, где тебя искать? Опять не позвонил, и телефон не отвечает – вне зоны…

– Глеб, очень тебя прошу, давай без вот этого всего, а? Телефон ещё на лекциях отключил, потом забыл про него.

– Про меня тоже забыл? Я у тебя здесь что, вместо мебели? Тебе похуй, что мне не всё равно, что с тобой – живой ты, или, может, уже грохнули?

Я поморщился от досады и ответил вполголоса, с трудом подавляя раздражение и понимая его правоту:

– Блять, что за семейные разборки, Глеб? Мне что, пятнадцать лет, что ты волнуешься? Встретил приятелей, в кафе посидели, с чего ты кипиш поднимаешь? Иди спать, пожалуйста, я посижу, чаю выпью и лягу. Иди!

– Что происходит, Тимыч? Мы вместе живём, или ты сам по себе? – Глеб опустился возле меня на корточки и взял за плечи, стараясь заглянуть мне в глаза. – У нас всё нормально? Просто – скажи?

Я поморщился, снял с плеч его руки, встал и подошёл к окну.

– Глеб, у нас всё нор-маль-но! Не сиди на полу, замёрзнешь. Иди, пожалуйста!

– Не знаю, что происходит, но вижу, что что-то случилось. Ты таким раньше не был. Но раз ты говоришь, что всё нормально – поверю.

Он поднялся, постоял, глядя на мою спину, и я услышал его дрогнувший полушёпот:

– Я пойду. Не сиди долго. Конфорку включи, чайник уже остыл.

– Иди. Я скоро.

Моё уединение было нарушено, и разрушена аура волшебства. Я не мог вспоминать ни о чём, когда рядом был Глеб. Не хотел. Это был мой храм, моё святилище, и вход посторонним туда был закрыт. Я не мог смешивать мою любовь, моё сокровище с моей реальной жизнью. Да, наши отношения с Глебом меня тяготили, но они были, и я должен был с этим мириться, раз тогда не ушёл. Я должен был с ним считаться, но, чёрт возьми, как же меня это сейчас раздражало, как хотелось побыть одному!

Но я не один и должен сдерживаться, чтобы сберечь своё чудо, чтобы никто не мог к нему прикоснуться.

Мы с Пашкой только-только нащупали общие точки соприкосновения. Это всё было так хрупко, так непрочно. Мне необходимо было это сохранить и не дать никому уничтожить эти тонкие, едва проклюнувшиеся ростки наших новых отношений. Значит, нужно играть. Нужно стать «обычным» и быть очень осторожным. Глеб не должен ничего почувствовать.

Чай греть не стал. Выпил воды из фильтра, снял с себя всю одежду, сложив её на диванчике, и пошёл в ванную. Глеб не спал и сразу прижался ко мне, как только я лёг. Я обнял его и поцеловал в висок. Моё тело ласкали, нежили, покусывали, опускаясь всё ниже. Я молча позволял делать ему всё. Я терпел ласки, терпел минет. Я всё же стараниями Глеба с трудом, но смог возбудиться. Глеб, не доводя минет до завершения, оседлал меня и осторожно стал насаживаться на полувозбуждённый член, направляя его в себя рукой. Я молчал и терпеливо поглаживал его бёдра. Такого секса у нас ещё не было. Это был полный пиздец! Но я не сопротивлялся: пусть делает, что хочет. Я был виноват, и это было наше с ним примирение. Это была моя Голгофа! Это было началом моей новой жизни. Сколько я так выдержу, я не знал, но понимал, что недолго: это было началом конца наших с Глебом отношений.

Завтра мы с Пашкой опять договорились встретиться. Он предложил вместе съездить в картинг-клуб, покататься на картах. Я там ни разу не был, но это было не главное. Мне всё равно, куда идти с Пашкой, главное – с ним! И опять проблемой был Глеб. Нужно было что-то придумать, что-то сказать ему, почему меня опять весь вечер не будет дома. Но что – я понятия не имел.

Утром мы собирались в универ и вели себя, как ни в чём не бывало, хотя я нет-нет, да и ловил на себе короткие, настороженные взгляды своего любовника. О вчерашнем не говорили. Наскоро позавтракав, вышли из дома.

Я продолжал напряжённо придумывать себе отмазку на вечер, но ничего в голову не приходило. Погода стояла прескверная: с утра лил дождь и дул порывистый, холодный ветер, обрывая побуревшую листву с деревьев. В такую погоду не погуляешь. Неожиданно выручила Катерина. Ей после обеда должны были привезти какую-то навороченную «прихожую»: она вчера её купила в мебельном салоне на Тихорецкой. Но поскольку Кет не выносила присутствия посторонних людей в доме, сборкой мебели попросила заняться Глеба, пообещав ему взамен шикарный ужин. Глеб у нас был известный мастер на все руки. Звала и меня, но я сразу отказался, сказав, что с удовольствием побуду дома один в тишине. Мы ещё похохмили на эту тему, по поводу «любителя посидеть в одиночестве», и отправились на следующую пару.

Пашка предложил заехать за мной в четыре. Домой я не мог его пригласить по понятным причинам: в глаза сразу бросались все признаки того, что я живу не один, причём не просто живу. Наша с Глебом кровать ясно указывала на моё враньё. Ведь я утверждал, что ни с кем не встречаюсь. Я прекрасно понимал, что хожу по тонкому льду, который в любую минуту мог под нагромождением моей лжи проломиться. Я хорошо помнил мудрую фразу: «Всё тайное становится явным», но пока ещё не представлял, как разрулить создавшуюся ситуацию.

Мне необходимо было время, чтобы закрепить отношения с Пашкой. И ещё я понимал, что расставание с Глебом – дело ближайшего будущего. Жить с одним, а всей душой рваться к другому – я так долго не протяну. Но мне хотелось это сделать так, чтобы остаться с ним пусть не в дружеских, но более или менее нормальных человеческих отношениях. Хотелось максимально «смягчить удар» от расставания, которое, я понимал, для Глеба будет тяжёлым испытанием. Не хотелось остаться в памяти Глеба последним подонком. Да и к тому же он мне был не чужой.

Я чувствовал за него ответственность, знал, что без моей поддержки ему будет трудно справиться с материальными проблемами. Жить ему было негде, а лишних денег на съём квартиры, пусть даже в пригороде, у него не было. Да и за многое, хоть он учился на бюджете, в универе нужно было платить. Это и дополнительные факультативы, практика и ещё хрен знает чего. Его смешной стипендии не хватит даже на прокорм, не говоря уже обо всём прочем. Я собирался постепенно подвести его к мысли о расставании. И так, чтобы он остался жить в нашей однушке, и оставить ему денег. Задачей это было трудновыполнимой, но при правильном подходе – возможной.

Из дома я вышел заранее и уже через десять минут увидел Пашкину ауди, заруливающую в наш двор. Я не стал ждать, а побежал навстречу, взмахнув приветственно рукой.

Пашка затормозил и открыл дверцу, впуская меня в тёплый салон. Дождь лил стеной, и пробежав несколько метров, я уже порядком вымок. Портить дорогую обивку не хотелось, поэтому сняв по-быстрому куртку, я сел на переднее сиденье рядом с Пашкой.

– Ну ты даёшь! С ума сошёл? Зачем разделся-то? – вскинулся Пашка, протягивая мне упаковку салфеток. – Чё не подождал возле дома?

– Да там подъезд неудобный, развернуться потом трудно, – оправдывался я, улыбаясь Пашке и обтирая салфеткой мокрое лицо.

Мы уже выехали на трассу, как вдруг Пашка повернулся ко мне:

– Слушай, Тём, я чёт сомневаюсь насчёт картинга. Там хоть и крытый трек, но сейчас всё равно сыро и сквозняки. После твоего «душа», боюсь, ещё простуду подхватишь. Давай как-нибудь в другой раз. А сейчас поехали в Салтыковские бани. Там хамам, бассейн, —

он хохотнул. – Отдохнём, погреемся, в бильярд поиграем. Для такой погоды – самое то. Ты как? Не против?

Я ещё как был не против. Обожал всё, что связано с баней, сауной. Любил попариться, поплескаться в бассейне. Это была классная идея. И я, конечно, согласился. Правда, через магазин: нужно было купить пару приличных боксеров. Я их в повседневке любил не очень и обычно носил простые семейки… хе-хе.

Пашка обрадованно кивнул и уже перестроился на нужное направление. Тут я вспомнил о прошедшей ночи и о Глебовых «отметинах» на своём теле. Меня бросило в жар. Я ещё посидел минуту тупо глядя перед собой и приходя в нормальное состояние…

– Паш, вообще-то, знаешь, по правде говоря, сауну люблю не очень… Жарко там, а я плохо переношу жару. Может, поедем куда-нибудь в другое место?

– Куда? – озадаченно глянул на меня Пашка. – Может, в аквапарк тогда?

Да-а… Аквапарка мне сейчас точно не хватало… Хрен редьки не слаще!

– Да нет. Если честно, мокнуть не хочется. Давай просто посидим где-нибудь. Ну или где бильярд есть. Поиграем.

– Давай, как скажешь. Тогда поедем в Ролл Холл на Тульскую. Там много чего есть: и бильярд, и посидеть, и на роликах можно покататься. Был там? – Пашка опять глянул на меня, лыбясь.

– Не был. Ролики – это классно. Уже хочу. Поехали! – я хохотнул и довольно поёрзал в кресле, уже предвкушая удовольствие. Настроение, слегка притушенное неприятными воспоминаниями, опять подскочило. Я то и дело поглядывал на довольную Пашкину мордаху, не переставая улыбаться. Весь мир казался одним большим праздником.

Пашка снова глянул на меня:

– А ведь ты мне так и не сказал…

– Не сказал что? Спрашивай, чё хочешь. Я – твоя энциклопедия! – весело хохотнул я, сев к Пашке вполоборота.

– Помнишь, я спрашивал: с кем ещё встречался кроме Ксюхи?

Меня сначала окатило ледяным душем, а потом облило кипятком. Мысли лихорадочно запрыгали, вбивая в панику. Мозг отказывался работать в нужном направлении, упрямо подсовывая картинку зелёного шатра и воспроизведение Пашкиных слов: «Вкус помню…»

Я был в ахуе и подавленно молчал. Пашка выжидающе глянул на меня, но ничего не сказал – ждал.

– Паш… Может, у тебя как-то случайно с кем-нибудь было? Я ничего такого не помню. Ты и с Ксюхой, в общем-то, не так давно дружить начал. Может, было с кем, только ты ведь не любитель был о своих похождениях рассказывать… даже мне. Я про тебя ничего такого не знаю.

– Странно… Ты ничего не путаешь? Ксюша мне говорила, что мы с ней вместе уже давно. Рассказывала много чего.

Тут он круто повернул руль, уводя в сторону машину от опеля, пытавшегося нас подрезать.

– Сука! Тебе чё, повылазило, козёл? Куда, нахуй, прёшь, мудачина? – и, выправив руль, повернулся ко мне: – Вот же, блять! Сам не нарушаешь, так какой-нибудь дебил норовит в тебя въехать. Убил бы барана!

«Спасибо тебе, мужик!» – мысленно поблагодарил я ушлого водилу, чуть не столкнувшегося с нами на скорости.

Пашка сосредоточился на дороге, и я выдохнул. Больше мы эту опасную для меня тему не возобновляли. И тут же задумался, с нарастающим возмущением вспомнив Пашкино последнее замечание:

«Ксюша мне говорила, что мы с ней…»

«Вот сучка! И что она ему, интересно, плела про их «давнюю дружбу»? Получается, меня тут и рядом не стояло? Любовь у них, сука, была невъебенная! Первая, бля!..»

– Тём, ты чего набычился? Из-за того хмыря, что ли? Брось, я таких «водил» затылком чую. Я его ещё раньше в боковое заприметил, поэтому быстро среагировал. Нормально всё, не парься! Щас уже, скоро доедем! – не отрывая глаз от дороги, успокаивал меня Пашка.

– Да не… Просто немного очканул от неожиданности. Из-за дождя и так видимость нулевая, а тут ещё этот гонщик, бля! Куда, нахуй, лезут? Права на рынке покупают? – я усмехнулся и похлопал Пашку по коленке. – Не беспокойся, я уже в порядке. Так, бзданул немного за тебя, – ответил я как можно беспечней.

Но раздражение не проходило. Настроение улетучилось, как будто его и не было. Ксюху хотелось убить, расчленить и растереть в пыль. Для меня она была серьёзным препятствием на пути к Пашкиному сердцу, к возобновлению наших отношений. Я ещё не знал, что буду с этим делать. Чувствовал своё бессилие что-то изменить. По крайней мере пока. Только вот сколько продлится это «пока», я не представлял.

«Ладно, не будем «гнать коней». Успокойся, бля, и не при буром! Ты ему ещё даже другом не стал. У тебя самого рыло в пуху, да ещё в каком! Разберись сначала со своими баранами, а потом уже про Ксюху будешь думать, еблан-торопыга!»

Ролл Холл оказался отличным местом для отдыха. Чего тут только не было: боулинг, бильярд, лазертаг, игровые автоматы, роллердром, не говоря уже о магазинчиках со всякой всячиной и очагов общественного питания от ресторанов и кафе с серией «Люкс» до Макдональдсов и забегаловок с фастфудами для быстрого и недорогого перекуса.

Мы начали с небольшого уютного кафе, так как оказалось, что оба после лекций не успели пообедать. Чтобы опять не заморачиваться, кто будет платить, я предложил демократичный способ: для начала скинулись по пятёрке в общий котёл. Казначеем назначили Пашку. Я про себя хмыкнул и чуть не прыснул вслух, вспомнив его рюкзак, доверху набитый мятыми пятитысячными купюрами. Чего он с ними тогда делал, для меня так и осталось загадкой. В тот раз на мой резонный вопрос Пашка только зло зыркнул и ничего не ответил. Да-а… Как будто было в другой жизни…

Время проскочило незаметно. Мы отлично покатались на роликах, поиграли в боулинге, часа на два зависли в бильярдной и опомнились, только услышав характерное урчание пустых желудков. Деньги, кстати, тоже закончились. Мы выбрали другое кафе, где народа было поменьше.