Текст книги "Сделка с врагом. Ответ на измену (СИ)"

Автор книги: Рина Беж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)

25.

– Вот только не говорите, что мы сейчас пойдем с ними здороваться?

Разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и заступаю Арбатову дорогу. В этот момент меня мало заботит, кто и что может подумать. Особенно противная парочка.

– А ты не хочешь? Будешь упираться? Или пригрозишь еще что-нибудь мне сломать?

Ехидная усмешка и прямой взгляд.

Руслан Германович в привычной манере развлекается, чувствуя себя как рыба в воде в любой ситуации.

– Другие варианты есть? – интересуюсь, включаясь в игру, и демонстративно медленно осматриваю его с головы до ног.

Такую махину при всем желании не остановишь, если он решит двигаться. И фиг прочитаешь, что у него на самом деле на уме.

– Конечно, есть. Для начала вспомни, зачем ты здесь. Собери крохи своего актерского таланта и... улыбнись.

Любовники... ну правильно.

Неудивительно, что Сатана вредничает. Он старается, руки распускает, а я филоню.

Надо исправляться.

Следующий мой поступок удивляет не только его, но и меня саму, а еще какого-то пузатого сноба, проходящего мимо. Не зря же он странно крякает и тут же исчезает в толпе.

Придвигаюсь к Арбатову вплотную, так что между его пиджаком и моим декольте не остается прослойки воздуха. Опираюсь ладошкой на широкую грудь, привстаю на носочки и громко шепчу:

– Руслан, хочу шампанского и в сиреневый зал, где черно-белые фотографии представлены.

Откуда память выдает такую информацию: про цвет зала и ЧБ-снимки, меня мало волнует. Зато мой спутник не скрывает удивления.

– Ух ты, – плотоядная улыбка расцветает на порочных губах. – А наша скромница Арина умеет удивлять. Любишь арт-искусство в стиле ню, шалунья?

Осознание, куда я только что зазывала и кого, обрушивается лавиной.

Черт-черт-черт! Ну, кто меня за язык тянул?! Стыд-то какой!

– Я-а-а... не то хотела сказать.

Попытка исправить ситуацию меркнет в зародыше. Кому нужны мои оправдания, когда настроение Руслана Германовича от уровня «мне всё до звезды» подскакивает до отметки «мне всё до звезды, но есть над кем поржать»? К тому же не проходит и минуты, как рядом возникает любезный официант с подносом.

– На самом деле мы же и не собирались к ним подходить? Верно? – проясняю у Сатаны догадку, косясь на Измайловых.

Они стоят в компании молодой пары, о чем-то переговариваются, но то и дело посматривают в нашу сторону. Кира удивленно и задумчиво. Владислав откровенно недовольно.

– Верно, – легко соглашается Арбатов, направляя меня к переходу в новый зал. —Это ж их заботят наши персоны, а не наоборот.

В течение часа мы неспешно гуляем то тут, то там. В отсек с обнаженкой тоже забредаем. Пропустить такое дело для Руслана Германовича – да упаси боже! Он еще и в обсуждение меня втянуть умудряется. При этом явно наслаждается не профессионализмом фотографа и не плавностью линий запечатленных в моменте моделей, а моими пунцовыми щеками и косноязычием.

От злой кары его спасают другие посетители «Манежа». Периодически-постоянно к нам кто-то из них подходит пообщаться. В один из таких моментов четко улавливаю необходимость отойти и не мешать. То ли тон разговора у собеседников меняется с легкого на напряженный, то ли так действует пара взглядов, брошенных вскользь в мою сторону незнакомцами.

– Я прогуляюсь немного, – почти невесомым касанием пробегаюсь по мужской кисти от пальцев до запястья и, не дожидаясь ответа Арбатова, ухожу в сторону огромного полотна почти в треть стены.

Это первая фотовыставка, которую мне доводится посетить, и я вполне четко для себя осознаю, что мне здесь нравится. Очарования добавляет музыкальное оформление. Пусть я не люблю оперу, но приглашенная дива в общую концепцию подачи вписывается идеально. Ее сильный голос не перетягивает внимание, но словно заряжает адреналином и подталкивает не просто любоваться снимками, а проникаться философией Гаревича, делавшего кадр за кадром.

Не спешно прогуливаясь и рассматривая работы, замечаю, как при этом рассматривают меня. Особо дурные даже пытаются сфотографировать. При этом так неуклюже стараются скрыть свои порывы, что помимо воли веселят.

Желая добиться максимального эффекта разорвавшейся бомбы, достаю телефон и, будто с моста в реку прыгаю, выкладываю на своей страничке в соцсети фотографию, где мы сидим в обнимку с Русланом Германовичем.

Заботит ли меня в этот момент моя репутация?

Нет.

Тот, чьим мнением я всегда дорожила, дедушка умер. Единственный после дяди близкий человек – муж – предал. А остальные... не нашла я среди знакомых супруга тех, к кому бы прониклась симпатией или дружескими чувствами, чье мнение бы меня волновало. А коллеги – вот уж кому все равно на мою личную жизнь. Главное, чтобы я вовремя выполняла свою работу и не сгружала ничего на них. Так, о чем печалиться?

Волнует ли меня репутация Романа?

Дважды нет.

Он сам себя измарал, выбрав вместо семьи любовницу.

Переживаю ли я за Руслана Германовича?

Тут правильней будет переживать за смертников, которые осмелятся сказать ему в лицо хоть слово против. Уверена, таких не найдется.

– Нравится?

Раздавшийся справа голос заставляет сосредоточится на фотографии, у которой я замираю, задумавшись.

– Да. Потрясающе, – отвечаю чистую правду, поворачиваясь к незнакомцу.

Да так и застываю, забывая закрыть рот Молодой мужчина, начавший со мной разговор, один в один похож на изображенного на фото. Хотя что там видно, на снимке?

Всего лишь глаза. Но такие выразительные. Восторг Ярко-синие, опушенные черными-черными густыми ресницами. Остальное закрыто арафаткой.

– Это же вы?

Тыкаю пальцем в полотно.

– Я. Хотя кроме вас никто не догадался, – признается модель, по-доброму усмехаясь. – Глеб вынудил, давай да давай сниматься, пришлось соглашаться.

– Глеб... это Гаревич?

– Да, мой двоюродный брат фотограф и организатор этого всего. А я – Раф. Рафат.

Сама не замечаю, как пожимаю протянутую руку и без труда поддерживаю беседу с еще пять минут назад незнакомым человеком. Шучу про звездность, выпытываю про желание повторить опыт съемки. После отходим к другой фотографии, где изображена мужская спина и большая татуировка скорпиона на плече.

– Тоже вы?

– Да. Могу подтвердить, – темная бровь вопросительно-игриво взлетает вверх, а под белоснежной рубашкой перекатываются литые мускулы.

– Спасибо, не надо, поверю на слово, – смеюсь, качая головой.

– Арина, тебе пора прощаться. Мы уходим, – голос, от которого по спине пробегает ледяная поземка, заставляет застыть, а потом медленно развернуться.

– Добрый вечер, Владислав, – смело встречаю злой темный взгляд. – Мне кажется вы что-то путаете. Я никуда не спешу. Тем более, с вами.

Отступаю на шаг, когда Измайлов сокращает расстояние и предпринимает попытку взять меня за плечо.

– Ц-ц-ц, – щелкаю языком и предупреждаю сощурившись, – не нужно меня хватать.

Я разрешение не давала.

– Нам нужно поговорить, – звучит в приказном тоне.

Самомнение Владислава зашкаливает. Хотя и мое не отстает.

– Я так не думаю.

– Арина, неужели это тот, из-за кого я только что получил отказ обнажиться? – Раф Гаревич, уловив общее напряжение, безобидной шуткой пытается его сбить, но тем самым лишь элит Измайлова.

– Ты. Еще Кто. Такой? – переключается компаньон моего мужа на загораживающего меня плечом парня. – Исчезни отсюда.

От Измайлова полыхает такой лютой злобой, что хочется отшатнуться. Но новый знакомый оказывается стойким и смелым.

– Нет.

Произносит он одновременно с моим.

– Рафат никуда не пойдет, пока.

– Пока я с ним не познакомлюсь, – заканчивает фразу четвертый голос. Тот самый который по большей части язвительно-ленивый и насмешливый.

Но в этот момент иной... не скрывающий угрожающих вкрадчивых ноток.

– Руслан, – имя без отчества получается выдохнуть очень легко, как и не издать ни одного протестующего звука, когда наглая пятерня в четвертый по счету раз за вечер по-хозяйски ложится на мою талию, а потом сползает ниже.

– Ариш, тебя ни на минуту нельзя одну оставить, – сетует как ни в чем не бывало Арбатов, но при этом смотрит жутко.

На Измайлова так, будто примеряется, с чего начнет его расчленять.

Гаревичу, как ни странно, тоже перепадает внимательный прищур. Хотя, нет, еще короткое, но крепкое рукопожатие.

А вот дальше внимание достается мне. Тяжелое. Как и рука, которая перехватывает мою ладонь и утягивает за собой.

– Арина, мы с тобой о чем договаривались? Помнишь ещё или уже забыла? —порыкивает Руслан Германович.

При этом мы идем прогулочным шагом, создавая видимость милой беседы.

Тело прошивает нервной дрожью. Рано я радовалась, что пережила самое дурное, когда отделалась от Измайлова. Кипящий злобой Арбатов – вот что на самом деле жутко.

– Помню. Во всем слушаться, – выдаю без запинки, желая не рисковать быть прошитой насквозь молнией графитовых глаз. – И я слушаюсь.

– Уверена? – перебивает Сатана, не позволяя договорить. И столько всего кипит в его голосе. раздражение, злорадство, пренебрежение, сарказм, что дурно становится. – Запомни, Арина, если хоть намек где-то проскочит, будто мне изменяет моя же любовница, я разозлюсь... сильно... так сильно, что тебе не понравится, – Арбатов поднимает руку и проводит костяшками пальцев по моей скуле. – Запомнила?

На губах улыбка, а в глазах стылый лед. От жуткого напряжения появляется стук в висках, давление скачет, головная боль нарастает.

– Да, запомнила, – отвечаю, стараясь не показывать, что творится в душе.

– Надеюсь, твоя память длиннее, чем у рыбки, – язвит, прижимая к своему литому телу. – Больше ни на шаг от меня не отходишь.

Сжимаю зубы до скрипа и киваю, старательно выдавливая из себя приветливость и счастье.

Честное слово, стараюсь. Но Арбатову, кажется, снова что-то не нравится, потому что напряжение его так и не отпускает.

26.

– Что случилось?

Не знаю, каким радаром Руслан Германович улавливает, что мне нехорошо, но действительно этот момент просекает.

– Голова болит, – юлить в таком вопросе не вижу смысла. Тем более по опыту знаю, что пережидать – не вариант, нужны таблетки.

– У тебя есть обезболивающее?

– Да, в сумочке, – взмахиваю клатчем.

– Хорошее?

– Мне помогает.

– Так в чем дело? Прими. Воды сейчас принесут.

Не успеваю отказаться, как расторопный официант выслушивает пожелание моего спутника, кивает и растворяется в толпе.

– Помнится, вы велели не отлипать и улыбаться, всё это время я четко выполняла распоряжение.

Мигрень отключает страхи и включает язвительность. И даже сверкающие искры в темных провалах радужки ничего не меняют.

– Это не повод доходить до маразма, – парирует Сатана, вглядывается в мое лицо и сердито добавляет. – Ненормальная, у тебя сосуды в глазах полопались.

– Знаю. Капли тоже есть.

Еще раз взмахиваю спасительной сумочкой и с затаившейся в уголках губ улыбкой наблюдаю за злобно пыхтящим господином Арбатовым. Это он не в курсе, что мигрень – моя вечная спутница, вот и злобствует, тем самым маскируя тревогу.

Интересно, если б знал, что такая проблемная, еще бы в начале вечера придушил?

– Сейчас таблетку примешь и домой поедем, – рыкает мужчина, поглаживая по спине.

Странное сочетание язвительности и заботы подмывает держать злого монстра в тонусе.

– В санузел-то можно одной сходить? – подкалываю, наблюдая, как официант со стаканом воды на подносе сайгаком несется в нашу сторону.

– Не беси, Арина, дождешься. Выпорю.

После обещания не оставить от меня и мокрого места, если разочарую, последняя фраза должна бы насторожить. Вместо этого вызывает приступ дикого хохота.

– Я БДСМ-игры не уважаю, – парирую прежде, чем успеваю обдумать ответ и уткнувшись в мужское плечо, тихо ржу.

– Язва, – припечатывает:

Но как-то особо, по-доброму.

– Говорю же – мигрень.

Вместо одной таблетки принимаю сразу две. Чтобы наверняка подействовало.

Возвращаю пустой фужер служащему и прошу его проводить меня в нужную комнату.

В первый момент, когда распахиваю дверь в уборную, думаю, что всё подстроено.

Но, увидев похожее удивление на лице Измайловой, стоящей у зеркала, понимаю —нет, всего лишь закон подлости.

– Доброго вечера желать не буду, – с порога обозначаю свою позицию.

Любезностей от меня эта стерва не дождется.

Впрочем, от нее прилетает аналогичный посыл.

– Сдались мне твои пожелания, – тонкие губы изгибаются в едкой усмешке. —Лучше объясни, на какой стадии находится выполнение моего поручения. Где сейчас машина для Мезенцева? Вернулась в Россию?

– Кира, ты дура? – поражаюсь очевидной глупости любовницы мужа, подходя к умывальнику, чтобы освежить лицо. – Я никому ничего дарить по твоей указке не собираюсь. Забудь, как сладкий сон.

– Но Рома…

– Ни слова мне не говорил, – обрываю ее резко. – А если бы хоть раз намекнул– был бы послан, как и ты. И кстати, – наклоняю голову набок и внимательно пробегаюсь по фигуре любовницы мужа, облаченной в свободно сидящий на фигуре комбинезон, – насколько я в курсе, ты больше не работаешь на моего мужа.

На твое место взяли новенькую... молодую, красивую, улыбчивую, – вру от балды, но, судя по реакции Измайловой, попадаю в цель. – Уж не ее ли Рома повез с собой в Москву на эти четыре дня? Интересно... и чем же они там так сильно заняты, что про подарок крутому дядьке даже ни разу ни вспомнили? М?

– Гадина! Ты специально это делаешь, потому что мне завидуешь, – развернувшись от зеркала, шипит Измайлова. – Ведь это я ношу ребенка Зотова под сердцем, а не ты! Это мне Рома признается в любви и оберегает.

– А ты уверена, что он оберегает именно тебя, а не своего ребенка? И прыгает вокруг тебя зайчиком не потому ли, что считает: ты смертельно больна? – давлю вопросами, отмечая покрасневшие щеки и шею, сжатые кулаки и то, как она застывает, словно готовится к броску.

Выдерживаю паузу, специально накаляя обстановку, и широко улыбаюсь.

– 0, я забыла, ты же у нас здоровая. Лейкемия – всего лишь фикция. А анемия —совсем неопасна. Особенно для такой стервы, как ты. Вот интересно, а Ромка, Увидев настоящее медицинское заключение, а не то, которое ты ему подсунула, продолжит признаваться тебе в любви? Продолжит оберегать? Или наконец-то сплавит в Москву в закрытую клинику, чтобы рожала и не отсвечивала?

Не знаю, почему не говорю ей, что ее любовник уже в курсе всего. Просто не приходится к слову. Зато на самоуверенности шлюшки топчусь обеими ногами, не жалея. Она же меня не жалела никогда. А долг платежом красен.

– Ведьма! Как же я тебя ненавижу! – взрывается Кира. – Ты всех околдовала!

Сначала моего Рому, потом брата, теперь за Арбатова взялась. Чем ты всех их берешь, что они из-за тебя с ума сходят?

– Чушь не городи, – пытаюсь осадить будто сошедшую с ума бабу.

– Чушь? Чушь?! – взвизгивает Измайлова, чем жутко пугает. – Да ты дура, даже не понимаешь, что вокруг тебя творится! Да они же хороводы возле тебя водят. С рук жрать готовы, а меня... меня в сторону отодвинули! Ромка после женитьбы на меня только как на пустое место глядеть вздумал. Словно между нами ничего особенного не было. Зато о тебе... – Киру реально перетряхивает. – Ариша то, Ариша сё. А Влад? Ромка по пьяни как-то ему взболтнул, что ты ему чистой досталась, девочкой нетронутой. И у того будто затмение нашло, хочу такую себе.

Дикий хохот, что вырывается из глотки Измайловой, кажется жутким. Услышав его, дама, что желала посетить санузел, моментально отступает назад и захлопывает дверь, так и не войдя.

– Врешь, – качаю головой, отказываясь верить, что мой муж мог такое про меня говорить постороннему мужику.

– Нет – улыбается Измайлова, – я подслушивала. Они тогда удачную сделку отмечали, вот и перебрали с алкоголем, а Ромку на откровения понесло, какая ты идеальная. Вот с того дня и моего братца будто подменили.

Киру вновь перекашивает. Удивительная женщина. Других от плохого воротит, а эту от того, что я, ее соперница, как оказывается, слишком хорошая.

– НУ и ладно, поговорили и поговорили, – отмахиваюсь. – Сути это не меняет. Рома в твою койку все равно залез. А твой брат только последние полторы недели себя странно ведет.

– Говорю же, ты – слепая и тупая!

Измайлова смотрит на меня, как на дуру, и качает головой. А потом начинает выдавать факт за фактом.

Единственное что, остается, хапать открытым ртом воздух и стараться не задохнуться. А такой шанс есть. Информация, которую с усмешкой преподносить любовница мужа, поражает цинизмом и жестокостью.

– Февраль помнишь? Ты ходила вся такая загадочная. Ромка тогда подумал, что ты беременная, вот и поделился с Владом предположениями, мол, выжидаешь, чтобы на день влюбленных порадовать его, что он станет отцом.

Еще бы не помнить. Помню отлично. Я тогда действительно думала, что беременна. Купила тесты. Один показал две полоски, второй что-то странное, смазанное. Потому и Зотову ничего не сказала. Зачем раньше времени обнадеживать? Решила – срок слишком маленький, вот выжду недельку.

– Это и стало отправной точкой. Влад не захотел рисковать. Ведь с ребенком Ромка бы тебя точно не бросил и ко мне не ушел.

Что он сделал?

Онемевшие губы не могут произнести ни слова, но Измайлова сама отвечает на не озвученный вопрос.

– Три таблеточки... и беременность на ранней стадии легко прервалась. Помнишь, как с кровотечением в больничку загремела? Да, врачи тебе сказали, что произошел сбой менструального цикла. А ты поверила. Хорошо иметь прикормленный медперсонал. Ромка же тогда так перепугался, что не знал, куда тебя лучше везти, а мы с Владюшей подсказали.

Выкидыш?

Они спровоцировали выкидыш?

Слезы сдерживаю с трудом. Бросает в жар, а в следующую минуту в дикий холод.

Кожа покрывается липкой пленкой пота. Ноги кажутся чужими и держат на силе воли.

– А для Ромы была другая история. Таблетки мы ему показали. И сказали, что якобы нашли их в твоей сумке. Сложить два и два не составило труда. Зотов купился на то, что ты сама избавилась от его ребенка. И пока ты валялась в клинике, мой братишка обрабатывал твоего мужа по полной программе. Якобы ты еще молодая, испугалась, не надо на тебя давить и поднимать этот вопрос, чтобы не спровоцировать истерики. Но нужно развестись. А он ни в какую.

– Нет.

Не узнаю собственный голос. Шелест какой-то.

В голове не укладывается, как все это могло произойти. С нами обоими играли, как с куклами. Передвигали, навязывали свои желания, руководили.

– Да, да, – в ненормальной улыбке Киры нет сострадания. – Не думала, что твое «предательство» так Ромку подкосит, что он пить начнет. Жутко, беспробудно. Но о разводе – ни-ни, как привязанный. Всё равно, стерва, ты для него лучшей оставалась. Знаешь, как я его в постель затащила? Напоив до невменяемости. И даже в койке со мной он тебя по имени звал. Моя беременность – это чудо.

Измайлова кладет руку на живот и с каким-то шальным блеском в глазах его поглаживает.

– Наш сын – чудо. Он – мой ключик к любимому.

– А болезнь зачем придумала?

Важен ли этот вопрос после всего, что только услышала?

Ответ – да. Хочу до конца понимать поведение и поступки каждого.

– А как бы я иначе Рому удержала? Была бы здоровой, он бы рядом не остался. К тебе побитой собакой сбежал. А так... когда захочу, всегда приезжает. Волнуется радует всем, чего не попрошу. Боится за ребенка и за меня.

– Нет, Кира, за тебя он не боится, – говорю уверенно, глядя бездушной твари в глаза. – За ребенка да. Ведь им ты его шантажируешь. Ты – всего лишь инкубатор с капризами. Зотов не будет с тобой, когда ты родишь. И не только потому, что узнает правду.

– Он тебе не поверит, – перебивает внушающая лишь мерзость особа. – Я не допущу.

Качаю головой, не слушая ее бредни и угрозы, и всё-таки договариваю:

– Рома не будет с тобой, Измайлова, потому что он тебя НА САМОМ ДЕЛЕ не любит.

Санузел покидаю будто во сне и впервые радуюсь, что Арбатов по-хозяйски подгребает меня под бок. Есть шанс свалиться раньше, чем дойду до машины.

27.

Домой едем в тишине. Руслан Германович каким то шестым чувством догадывается, что любые его вопросы сейчас будут лишними, а мои ответы не вполне адекватными, и благородно предоставляет передышку.

Пользуюсь ею на всю катушку. Отворачиваюсь к окну и бездумно отмечаю, как проплывают за стеклом Исаакиевский собор, Александровский парк, Невский проспект, Казанский, Гостинка, появляется привычная набережная Фонтанки.

– Почему мы делаем круг?

Оборачиваюсь к мужчине и слегка теряюсь, поймав его внимательный взгляд.

Оказывается, он за мной наблюдает:

– Решил, что тебе стоит немного развеяться

Вот так.

Прямо. Четко. Уверенно: я решил.

Главное, в тему. Мне заходит.

Киваю, принимая ответ, и даже слегка улыбаюсь чуткости. Вот ужу кого душевность – на вес золота, так это у него... но Руслан Германович в этот вечер удивляет щедростью.

Правда, ненадолго. Когда машина, неспешно завершив променад, паркуется в знакомом дворе, а Арбатов вместо того, чтобы попрощаться и уехать, направляется вместе со мной к подъезду и поднимается по лестнице, осознаю: доброта мужчины, привыкшего держать руку на пульсе, не безгранична.

В кабине лифта снова молчим. Я, не зная, о чем говорить, бездумно отслеживаю как меняются цифры на табло. Моего спутника тишина не напрягает от слова «совсем». Прислонившись к поручню, он что-то неспешно просматривает в телефоне, читает и печатает.

В квартире ещё интересней. Я чувствую себя скованно, зато Арбатов – по всему хозяин жизни. Четко отработанным действием он скидывает обувь, проходит в гостиную, стягивает с шеи галстук, отбрасывает его на спинку дивана, следом туда же отправляет пиджак и оседает в кресле.

– Рассказывай, – командует, неторопливо расстегивая манжеты и закатывая рукава рубашки..

Замираю, перестав слоняться из угла в угол, секунду сомневаюсь, почесывая зубами нижнюю губу.

– Можете пров-верить клинику? – выпаливаю, с надеждой заглядывая в темные провалы глаз. – Хотя, нет... это же не входит в наш договор, – сдаю назад, признавая нелепость собственной просьбы и, не дожидаясь ответа, переключаюсь на иное. – А вы зачем тут?

Гостеприимная хозяйка, чего уж!

Арбатов шумно выдыхает, раздувая ноздри, хрустит, разминая шею, нехорошо прищуривается.

– Я тут из-за сделки, – слова выходят тягучими, на губах змеится усмешка. —забыла собственные условия, Арина? Или тебя просветить, чем обычно во время встречи занимаются любовники?

Шея покрывается пятнами, щеки вспыхивают, губы пересыхают.

– Н-не надо.

– Уверена?

Умеет Руслан Германович сдвигать ориентиры.

– Я... вы... неужели думаете, что кто-то станет проверять, как мы... тут…

Не договариваю, да и Сатане это не требуется.

– Машина Измайлова ехала за нами следом, – припечатывает, как только замолкаю, – Конечно, я могу наивно предположить, что Влад решил от «Манежа» выбрать схожий с нашим маршрутом путь, чтобы перед сном развеяться, но как бы странно, что тот у него закончился в твоем дворе.

Ехидство прет из Арбатова бурным потоком. Или это злорадство?

А меня подкидывает.

– Погодите... Он что? Сейчас внизу стоит?

Оборачиваюсь в сторону окна, словно сквозь стены и плотные шторы могу хоть что-то увидеть с седьмого этажа. Вновь возвращаю внимание собеседнику, ловлю кивок.

– Ага. Стоит. И даже мотор заглушил, как парни отписались, – постукивает телефоном по подлокотнику.

– Он ненормальный?

Другие варианты на ум никак не приходят.

– Раньше бы ответил, что ты ошибаешься, – Руслан Германович неторопливо почесывает костяшками пальцев бровь и хмыкает, – теперь на счет адекватности есть сомнения.

У меня, к сожалению, на счет Измайлова никаких сомнений нет. Его поведение настораживало и раньше, а после слов чокнутой сестренки – прямо и откровенно пугает. Если всё озвученное любовницей мужа – правда, то и Кира, и Влад —натуральные психи, по которым клиника плачет. Держаться от них подальше – моя первостепенная задача:

– И что теперь? Долго вы... мы... должны? – запинаюсь, натыкаясь взглядом на угол кровати, выглядывающий из спальни.

Вот же напасть. Словно школьница, а не замужняя дама.

– До утра, – открыто веселится Арбатов.

– А можно по укороченной программе? – выдаю, набираясь смелости. – Всё-таки рабочий день... Вы могли устать? Или я, – добавляю тише, замечая, как в мерцающем взгляде начинают плясать черти.

– Арина, ты куда-то спешишь? – темная бровь Сатаны приподнимается вверх.

Сглатываю. Неужели договорилась?

ОЙ, нет, улыбается. Бесшумно выдыхаю, когда не слышу угрозы в голосе.

– Иди переодевайся. И пока будешь готовить кофе, расскажешь мне всё про свою клинику.

Спорить не вижу смысла и причины. Молча скрываюсь в спальне, не забывая плотно закрыть дверь. В спортивный костюм переоблачаюсь минуты за три, еще две трачу, чтобы аккуратно снять выданное на вечер украшение.

Помыв руки, включаю на кухне чайник и возвращаюсь в гостиную.

– Вы не голодны? Я бы поужинала. Хотите?

Не знаю, кто тянет за язык, но промолчать не выходит. И в животе как на зло гулко урчит.

– А что у тебя есть?

В графитовых радужках вспыхивает явный интерес.

На ум тут же приходит мысль, что с сытым мужиком договариваться легче. Помощь Арбатова – не пустой звук, и мне она очень нужна.

Хотя, с другой стороны, припоминаю наши походы в рестораны и блюда, которые он недавно заказывал... говядина, форель.

– Овощное рагу с курицей. Будете?

Реально ожидаю отказа.

– Буду, – удивляет Руслан Германович и, явно развлекаясь, добавляет. – И еще чай черный. С сахаром.

–А кофе?

Ну как же не подколоть.

– А кофе я буду завтра.

Вот черт.

– Ага, – киваю и спешу исчезнуть на кухне, чтобы занять руки готовкой, а голову.

Сколько не пытаюсь абстрагироваться, чувство неловкости не покидает. Не знаю, как объяснить феномен, но я словно чувствую Арбатова. Его присутствие. Он как раздражитель, который, даже не издавая ни звука, беспокоит на подсознательном уровне, не позволяет расслабиться и концентрирует на себе всё внимание.

– Арина, каким полотенцем можно воспользоваться?

Обычный вопрос, а меня кипятком обдает.

О боже! Трусы!

Утром повесила их сохнуть на полотенцесушителе в ванной, а теперь туда Арбатов забрел, чтобы помыть руки.

Кажется, я никогда так быстро не перемещалась по квартире, как в этот момент, только бы убрать из-под любопытного носа мужчины свои розовые хлопковые слипы.

На мое полыхающее заревом лицо он только усмехается и подкалывает.

– Да ладно, Ариш, не прячь, они очень даже симпатичные!

Как ни странно, но ситуация в ванной комнате растворяет часть напряжения, в котором я пребываю. Получается вполне реально выдохнуть и дальше не зажиматься, пока едим и разговариваем.

У Сатаны же все изначально прекрасно. Даже зависть берет. Он и чувствует себя в моем доме уютно, и ест, не стесняясь, и добавки как бы между делом просит.

– Зачем ты хочешь рыться в прошлом? – интересуется Арбатов намного позже, когда тарелки со стола давно убраны, слова Измайловой озвучены, а чай в чашках почти допит. – Это что-то изменит в твоем отношении к мужу? Передумаешь давать ход иску на развод?

Прямые вопросы, прямой взгляд.

Ответ даю тоже прямой.

– Не изменит, Руслан Германович. С Ромой я разведусь. Свою часть сделки с вами выполню. А правда мне нужна для того, чтобы, когда моя боль бумерангом срикошетит им в спины, я не испытывала жалости.