Текст книги "Сделка с врагом. Ответ на измену (СИ)"

Автор книги: Рина Беж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц)

4.

«… любимая моя...»

«всё хорошо, Кирюш, не нервничай. ты же знаешь, я всё равно только твой...»

«...брак с Ариной ничего не значит, просто ширма, нужная мне для политической карьеры. Ну ты чего, малыш? Не ревнуй, была бы причина...»

Весь вечер слова Зотова, как заезженная пластинка, крутятся в голове. Гудят, шумят, вибрируют, тревожат, заставляют истаптывать кухню и гостиную в поисках места, где можно приткнуться, чтобы ослабить боль. Пока вокруг вдруг не устанавливается гробовая тишина, словно на похоронах, в минуту молчания.

А потом тишина сменяется криком.

Громким, пронзительным, оглушительным криком, который раздается где-то внутри меня. Мне очень больно от этого крика. Так больно, что я сгибаюсь пополам, стону на одной ноте и медленно опускаю голову на стол. Прижимаюсь щекой к полированной холодной столешнице и жалобно мычу.

Грудь перехватывает. Хочется вдохнуть, но не могу, словно разучилась. И это не образное выражение. Я реально задыхаюсь. Вскакиваю в панике, хватаюсь за горло, хапаю открытым ртом, распахиваю настежь окно, впуская свежий воздух и поглощаю его маленькими глотками.

А в голове сама собой рисуется картина, где Зотов и Измайлова вместе. Они жадно самозабвенно целуются, обсуждают лишь им двоим понятные темы, смеются, и счастливо пребывают в своем уютном мирке на двоих, касаясь друг друга как люди, которым дозволено всё.

Почему он со мной так поступает? Зачем? Для чего? За что, в конце концов? Как долго изменяет? Кира у него первая или очередная? Когда это началось? Или он изменял мне всегда? Задаю сама себе эти вопросы. Беззвучно произношу их, еле шевеля пересохшими губами.

В какой-то момент вдруг понимаю, что слабовольно не хочу знать ответы. Ни на один. Я ничего не хочу знать. Хочу все забыть, развидеть, потерять память, лечь спать и проснуться рядом с мужем, ничего не зная и не руша свои собственные иллюзии. Я, как трусишка, хочу спрятаться и жить в этом обмане вечно.

Но только так уже не получится. Чтобы все забыть, не чувствовать боль и отвращение, мне нужно умереть. Только мертвая я прекращу что-либо чувствовать.

Подхожу к каминной полке, на которой в серебряной рамке стоит наша свадебная фотография. Внимательно рассматриваю каждую деталь, будто всё для меня ново, и уношусь в день, который каждая девушка в своей жизни считает самым счастливым.

Да, я выходила замуж по любви. Еще бы, в красивого, успешного, уверенного в себе мужчину влюбилась сразу. Мы познакомились в гостях у моего дяди. Тот устроил прием в честь, как он говорил, воссоединения семьи. Чуть больше двух лет назад.

Дело в том, что мои родители погибли молодыми. Меня воспитывал дед. Строгий, но справедливый человек. Стараясь его не разочаровывать, я с головой отдавалась учебе. Школа с медалью, диплом о педагогическом образовании с отличием. Вся в учебе и книгах, я совершенно не завидовала своим сверстникам, которые большую часть времени тратили на гулянье и клубы. Молодость, на то она и молодость.

Просто мне этого особо не хотелось. Меня больше тянуло к детям.

Два года назад, в феврале дедушка умер. И только на похоронах я узнала, что осталась не круглой сиротой, а у меня есть родной дядя. Старший брат отца, с которым почему-то родственники не поддерживали связь. А я вот не стала отказываться.

Григорий Иванович мне понравился. Немного эксцентричный и шумный, тем не менее, он оказался начитанным, образованным и открытым. Он провел в моем родном городе три недели, и за это время очень помог. Не только финансами, но и тем, что взял на себя многие вопросы с оформлением документов. А после ловко уговорил сдать жилье в аренду и переехать к нему в Санкт-Петербург.

К тому моменту работы я еще не нашла. Думала, поживу недолго. Погощу.

Не зря говорят: ничего нет более постоянного, чем временное. В свой родной городок под Тверью я так и не вернулась.

Да и когда бы? В конце марта я узнала, что у дяди рак. Четвертая стадия. Шансов нет. Срок идет не на годы, и даже не на месяцы, а недели. Но Григорий Иванович свои боли тщательно скрывал, ото всех. И только ради меня устроил званый вечер.

Тогда-то я и узнала, что он не совсем простой человек. Коллекционер. Поистине, сумасшедший. Вращающийся среди элиты.

В тот же вечер познакомилась с Романом Сергеевичем Зотовым.

Не знаю, как бы в других условиях развивались наши с ним отношения, но болезнь дяди подтолкнула Рому к серьезному шагу... а может, это сделал мой неприступный вид и опрокинутый ему в лицо бокал шампанского на предложение хорошо провести веселую ночку только вдвоем.

Зотов сделал мне предложение через месяц после знакомства, а уже в июне мы расписались. Дядя успел за меня порадоваться... а потом я осталась одна. Ах, нет с мужем.

Роман не обещал звезд с неба, признался, что не знает такого слова, как любовь, но, наверное, что-то подобное ко мне испытывает, потому что его переполняет ко мне нежность, желание заботиться, холить и беречь.

Он обещал быть мне мужем, любовником, другом. Опорой и поддержкой.

Человеком, который не станет на мне экономить, не обидит и не предаст, но будет поддерживать и стараться понять и помочь.

Я, влюбленная, растворялась в его словах, плыла на волнах его вибрирующего бархатного голоса, тонула в глубине его глаз и безоговорочно верила.

Теперь всё это оказывается фальшью.

Лицемерием.

И циничной ложью.

Подхожу к комоду, где почетное место занимает декоративный куб, и со всего маха бью по нему фоторамкой. Разбиваю свадебное фото вдребезги. Крошу стекло точно также, как этим днем разбилась вся моя сказочно-правильная жизнь. Но даже добравшись до бумажной фотографии, не останавливаюсь, рву ее на мелкие части и закидываю в камин.

Весь вечер, ночь и утро длится моя агония. Оказывается, я не умею медленно и драматично умирать, загибаясь от боли, рыдая на кровати и утирая слезы. Хотя довольно впечатлительна и легко могу расплакаться, слушая, как детишки в школе-интернате старательно проговаривают сложные для них слова, читая наизусть стихи.

Слез вообще нет. Ни слезинки, хотя сердце кровоточит. Себе-то врать глупо. Но душа рвется в бой, требует вандализма и мести.

И я ее вершу так, как умею.

Разжигаю в гостиной камин, забивая на то, что на улице лето и жара, и планомерно скармливаю прожорливому огню своё свадебное платье, семейный альбом. Даже подвязку, которую Роман стягивал с моей ноги зубами, даря первые откровенные поцелуи, не жалею. С рыком бросаю в пламя.

Два года брака – очень мало, а мне кажется, я сжигаю не их, а всю свою жизнь. Я всегда думала, что есть МЫ, а оказывается был лишь ОН, Зотов, и я в качестве его тени.

Он всё это время жил полной жизнью и ни в чем себе не отказывал. А я боготворила его, дышала им, смотрела безумно влюбленным взглядом. Я жила только ИМ.

Удобная, мать его, жена.

БЫЛА.

5.

– Почему ты здесь, а в не в спальне?

Зотов стоит в дверях, подпирая плечом косяк, и смотрит прямо на меня.

В какой-то момент, на долю секунды, испытываю неловкость, потому что он весь такой шикарный, мужчина с иголочки, свежий, причесанный, а я, только-только проснувшаяся, явно выгляжу не ахти. Заспанная, растрепанная и с покрасневшими от бессонной ночи глазами.

Но следом приходят воспоминания, где и с кем провел ночь мой муж, и бредовые мысли испаряются прочь.

К черту!

Не нравлюсь. Так даже лучше. Быстрее разрешим все вопросы и разбежимся.

– Ну ты же умный, Рома. Догадайся сам, – хмыкаю, меняя горизонтальное положение на вертикальное, и откидываюсь на спинку дивана.

Голова ватная, в ушах стоит тихий противный звон, в глазах пелена, но я ее усердно смаргиваю и настраиваюсь на разговор.

– Гостевая. Самая дальняя от нашей спальни. Тебе тут нравится?

Зотов медленно осматривает комнату, будто ему реально интересно, какие обои в ней поклеены и какая мебель стоит.

А я смотрю на него. По-новому. Без тех самых розовых очков, которые сама себе нацепила, а он, явно забавляясь над моей наивностью, это позволил.

Нет, внешне он всё тот же холеный красавец. Лживый потаскун Рома в душе.

– Это временно, – заправляю волосы за уши, чтобы не мешали, и перевожу взгляд на часы. Начало второго... неплохо. Три часа поспать удалось.

Я ожидала, что он появится дома с самого утра, как обещал в сообщении. Но ни в восемь, ни в девять, ни даже в десять часов не явился. А в начале одиннадцатого меня сморил сон.

– Временно относительно чего? – серый взгляд, устав блуждать по комнате, возвращается ко мне.

– Относительно моего пребывания в твоем доме, – ответить получается ровно. Да, в душе еще потряхивает от предательства, но внешне стараюсь это скрыть. – Я хочу развестись.

– Нет!

В тишине комнаты этот ответ звучит странно весомо и лаконично, но я, настроенная не на переговоры, а на завершение наших отношений, не замечаю, ни острого блеска в недавно обожаемых глазах, ни как четче обозначаются желваки на впалых скулах.

– Что?

Вопрос вылетает чисто автоматически. В мыслях я уже распланировала всю последовательность действий и то, как буду жить дальше.

– Я говорю: нет, Арина. Никакого развода не будет Выкинь эту глупую идею из головы.

– Что? – повторяю, как попугай. Из глубины души рвется жуткий смешок, и я его не сдерживаю. – Ты шутишь? Зотов, очнись. Я знаю про тебя и Измайлову. Честно, сначала, когда увидела, не поверила, думала, дебильный розыгрыш, но твой заботливый друг подтвердил и просветил подробнее. Так вот, ни твоей ширмой перед выборами, ни удобной женой, которая терпит гулянки мужа, я быть не собираюсь. Ищи себе другую дуру, ее и обманывай.

– Арина, ты была и останешься моей супругой, – тяжелый взгляд прошивает насквозь, пригвождает к месту, заставляя похолодеть. – Я женился не для того, чтобы разводиться. Запомни это. Не вынуждай от обычных слов переходить к угрозам.

– Угрозам? – во рту резко пересыхает.

– Попробуешь написать заявление на развод, и твой обожаемый дом для детей-сирот, о котором ты так печешься, а я спонсирую тебе на радость, быстренько из образцового превратится в отстойный. Или, – хмыкает, – расформируется.

Удар четко достигает цели. Бьет под дых. А я ведь думала, что раз сирота, то не имею слабых точек.

Ошиблась. Рома всё предусмотрел.

– Ты готов вредить детям и так лишенным материнского тепла ради.

– Ради нашей с тобой семьи! – перебивает резко. – Ради нашего будущего.

Смотрю на Зотова, но вижу чужака. Пугающего. Бескомпромиссного. Со стужей на каменном лице.

– Бред! Какая семья? Какое будущее? – повышаю голос, но быстро сдуваюсь. Знаю, что муж не любит криков. – Приди в себя. Ты меня не любишь, Рома. Отпусти.

– Зато ты любишь меня, – хлёстко, уверенно. – Прекращай истерику.

Мотаю головой. Последние сомнения, что я любила мираж, а не человека, стоящего напротив, исчезают на глазах.

– НУ раз тебе на меня наплевать, пожалей свою Кирочку, – предпринимаю попытку добиться желаемого с другой стороны. Противное имя наглой бабы режет язык, но я готова на всё, только бы выторговать свободу. Особенно теперь, после угроз, которыми Зотов никогда просто так не разбрасывается. – Иди и живи с ней. Спи с ней. Ври ей про семью, общие интересы, долго и счастливо.

– Жить я буду с тобой. А вот спать с обеими.

– Издеваешься?

От шока голос проседает. Веко дергается и шею сводит спазмом.

То, что озвучивает муж... Зотов вызывает не отторжение, дикое неприятие и ужас.

– Нет, не издеваюсь, – отвечает совершенно спокойно, – говорю, как есть. Арина, поверь, мне действительно жаль, что ты узнала про Киру так рано. Но, раз уж так вышло, давай я расскажу, как мы будем жить дальше.

– Мы, – выделяю местоимение голосом, – жить вместе не будем. Ни в какую шведскую семью играть я не подписывалась. И вообще, Рома, ты сам себя слышишь? Может, еще ее в этот дом приведешь и пресс-конференцию устроишь. А что? Она сядет с левого бока, я с правого... – хмыкаю на волне истеричного веселья. – Так и вижу заголовки в прессе «Роман Зотов – султан, имеющий двух жен». Миленько, правда? Твои избиратели явно оценят.

– Всё сказала?

Ледяной голос мерзавца-супруга четко призывает убавить эмоции и подчиниться, точнее, заткнуться, но куда там?

Нет, меня несет вперед. Грудью на амбразуру.

– А что тебе не нравится? – язвлю, потирая висок.

В голове уже не просто пульсирует, там дятлы настоящий бунт устраивают. Долбят, и долбят, и долбят по вискам. Мигрень атакует. Если прямо сейчас не принять обезболивающее, чуть позже наступит полный апокалипсис. С тошнотой, рвотой и, не дай бог, нарушением равновесия, координации движений, речи или зрения.

Это не предположения, такие приступы уже случались. Когда умер дедушка, потом дядя. И вот Роман дарит новый повод загибаться от боли. Но уже не сердечной, а головной.

– Что значит: я узнала про Киру рано? А по-твоему, когда должна была? Через месяц? Год? – перепрыгиваю на то, что царапнуло слух.

– По-хорошему – никогда, – откликается Зотов.

Он проходит внутрь комнаты. Останавливается у окна и упирается кулаками в подоконник. Сосредоточенный и натянутый, как струна.

– Хотел с ней всю жизнь зажигать, а меня за дуру держать? – кидаю предположение. – Так зачем всех мучить, Рома? Давай разведемся, ты даже можешь обвинить меня в несостоятельности, как твоей супруги, я переживу. А сам бери и женись на своей любимой девочке, – кидаю ему в лицо его же слова.

А может, себе. Чтобы не забывать, как легко меня предал тот, кто обещал заботиться и беречь.

– Не могу всю жизнь, Арина. Кира смертельно больна. Врачи ей поставили срок —год, полтора. Но то, что она... забеременела.

Эта новость кувалдой бьет по темечку. В глазах темнеет, и на несколько секунд мне становится страшно, что я совсем ослепну. Моргаю, моргаю. Но пелена не спешит растворяться, а предметы обретать нормальные очертания.

Паникую. Упираюсь локтями в колени и начинаю медленно и глубоко дышать, прогоняя паническую атаку.

Всё хорошо.

Я справлюсь.

Вдов – выдох. Вдох – выдох. Вот так.

Теперь многое встает на места. И тот разговор между Измайловой и моим мужем о ком-то третьем видится иначе. Признаюсь, похожая мысль в голове мелькала, но я ее откидывала, как бредовую.

– Беременность свела срок ее жизни до минимума. Родов Кира не выдержит.

Боль в голосе Зотова пробивается сквозь мою агонию и отвлекает. А он действительно любит Измайлову, понимаю я истину. Он за нее переживает:

– И зная это, она все равно не отказалась от ребенка? – спрашиваю тихо. – Не сделала аборт?

Роман не отвечает на риторический вопрос и произносит иное.

– Кире нельзя нервничать, Арина. Поэтому по возможности всё свободное время я буду проводить с ней, но на нашу с тобой семью это никак не повлияет.

Хочется засмеяться в голос и спросить: «Рома, ты идиот, если думаешь так? Оно уже влияет. Я на тебя смотреть нормально не могу. Корежит. Хочется ударить, а потом помыть руки. С мылом. Три раза».

Только спрашиваю иное.

– А что будет с ребенком?

– Мой сын будет жить с нами, – теперь в голосе Зотова звенит непоколебимая уверенность. – Точнее, наш сын. Арина, ты его примешь, как своего. Станешь ему матерью. Ты же всегда мечтала о собственном ребенке. Полгода назад даже хотела усыновить. Я помню наш с тобой разговор в детском доме, который так усердно заставляешь меня спонсировать. Так вот, твоя мечта сбудется. Через четыре месяца у нас появится сын.

Есть такое выражение: волосы на голове дыбом становятся.

Со мной происходит именно это.

Назвать свое состояние шоком – не поворачивается язык. Он у меня немеет от тех фактов, что так спокойно вываливает Роман.

– Я его не приму, – шепчу еле слышно. – Никогда.

Бред!

Всё, что говорит Зотов, – полный бред.

– Примешь. Возьмешь на руки. Прижмешь к груди, вдохнешь сладкий запах молока и присыпки и полюбишь. Я тебя знаю. Ты добрая, чистая, светлая. Ты станешь самой лучшей мамой для нашего ребенка.

Мой муж реально верит в то, что говорит.

– Нет, Рома, нет, – мотаю головой. Какая к черту мигрень, я про нее забываю, – Это полная чушь. Я на такое не подпишусь.

– Когда там у Ивановой операция назначена? – меняет тему Зотов. – Через неделю, если не ошибаюсь? Без вмешательства хирургов двухлетняя девчонка не сможет ходить, так? Нужно для этого несколько миллионов, которые выделяет «Алмаз-Х».

Или есть другие источники? – муж бьет каждым словом. Вот и обещанная угроза. —Много ваш благотворительный фонд собирает?

Краснею. Нет, не много. Избыток просьб о помощи больным детям в сети и на телевидении, кажется, сыграл дурную службу. Когда из всех мест каждый час стало раздаваться одно и то же: «Дорогие благотворители... дорогие благотворители...,люди словно почерствели и сократили помощь.

Хотела бы я ошибаться, но…

– Рома, ну это же полная ерунда. Я не беременна, – пытаюсь достучаться до мужчины по-хорошему, без ора и нервов, – не понимаю, как ты собираешься всё проворачивать.

– Очень просто. Через две недели ты улетишь к морю, на отдых. Там якобы задержишься из-за здоровья. А вернешься уже с ребенком. Я буду тебя навещать.

Всё продумано, Арина. Проблем с документами не будет. Все посчитают Тимура твоим сыном.

Но не я.

Я не посчитаю.

Господи, я люблю детей. Всей душой. Клянусь. И в ситуации с Зотовым и Измайловой головой понимаю, что их ребенок ни в чем не виноват. Он не выбирал, как и у кого родиться, но сердце.

Моё сердце не примет малыша. Уже сейчас понимаю.

Может, зря меня считают доброй? А я сука еще та? Но зато честная.

Я не приму ситуация, когда ломают и вынуждают идти против собственных убеждений.

– Ти-мура? – не могу без запинки выговорить имя.

Что угодно, только бы не молчать. И не обзывать Зотова полоумным тираном.

– Да, Кира хочет назвать его так. Я обещал.

Кира... Кира... Кира... везде Кира.

В голове вновь начинает пульсировать.

Кажется, у меня вырабатывается стойкая аллергия на это имя.

– Мне нужно принять таблетку, что-то голова побаливает, – резко поднимаюсь с дивана и тут же хватаюсь за спинку. Пережидаю, когда темные круги перед глазами разойдутся, и я смогу сделать шаг не опасаясь упасть.

– Конечно, иди, – дает разрешение Зотов, – к вечеру нас ждут у Семеновичей.

Нужно, чтобы ты к тому времени была здорова.

Констатация факта, а не просьба.

И почему раньше я не замечала, что нежность Ромы ко мне всегда дозирована?

6.

– У тебя руки холодные, – Роман касается моих сцепленных в замок ладоней, нагло одну присваивает и укладывает себе на колено, слегка поглаживая.

– Да? Не заметила, – отвлекаюсь от проносящегося за стеклом автомобиля пейзажа и выпрямляюсь.

Смотреть на Зотова нет ни сил, ни желания. А еще очень хочется выдернуть руку, чтобы он меня не трогал, и отключить чувства. Большая их часть сгорела прошлой ночью, но, к сожалению, не все. За два года совместной жизни накопилось слишком много воспоминаний, хороших, когда Рома не был мерзавцем, и вот они еще слегка бередят душу.

Нет я отчетливо понимаю, что возврата к прошлому не будет. Да и не нужно оно мне. Образ прекрасного мужчины разбился вдребезги. Я повзрослела и осознала, что за всё в этой жизни надо платить. За возможность помогать детям. За стремление оставаться самой собой. И даже за свободу.

– Роман Сергеевич, вы у Семеновичей долго будете? Мне бы сгонять до шинки проверить заднее колесо. Кажется, оно немного гуляет, надо бы болты подтянуть, —водитель отвлекает шефа на себя, а получив ответ, еще что-то уточняет.

Я же потихоньку вытягиваю из цепких пальцев свою руку.

Не нужны мне «щедрые» подачки заботы. К чему представление, если оба знаем, чье место я занимаю, и кого бы Рома действительно желал сейчас видеть рядом с собой.

Зотов маневр замечает, стреляет в меня прищуренным взглядом, но я не пасую и задаю вопрос, ответ на который по сути не особо волнует, но переключает его внимание:

– Какой сегодня повод для организации сабантуя?

Я бы с большим удовольствием посидела дома и почитала книги, чем, вырядившись в очередной шедевр портновского искусства, тратила время на ‘общение с людьми, которые мне определенно не интересны.

– Юм, кажется, их старшей дочери пять лет, – хмурит брови Рома, – или сыну?

Хмыкаю. Ну, конечно, мальчик, девочка, какая нафиг разница.

– Ну и зачем нас пригласили, если мы ребенка ни разу не видели? – задаю закономерный вопрос. – Лучше бы ее настоящих друзей позвали, порадовали.

– Ради связей, Арина, и налаживания контактов, – звучит поучительное, но через минуту муж добавляет уже мягче. – Уверен, детям праздник тоже устроят, но отдельно. Просто сегодня гуляют взрослые.

Неплохо гуляют, убеждаюсь спустя двадцать минут, когда прохожу к огромному накрытому деликатесами стопу, где практически все уже собрались. Кроме стульев для нас пустуют еще два наискосок. Но холодок по спине бежит по другому поводу.

Прямо напротив наших мест сидят брат и сестра Измайловы. И если Кира не сводит жадного взгляда с моего пока еще мужа, то Владислав залипает на мне.

Рассматривает нагло, с ухмылкой и одновременно подначкой.

Липкая, противная жаба. Чтоб тебя бородавками обкидало!

– Всё в порядке? – Зотов касается спины, заставляя вздрогнуть.

Поворачиваю голову в его сторону, смотрю в совершенно спокойные глаза, обалдеваю.

– Издеваешься? – произношу одними губами.

Хочется шипеть и плеваться ядом. Но мы же в обществе, что б его! И я, как на зло, яд дома забыла.

– Думаешь, я лично звонил Семеновичу и просил посадить Киру поближе?

Голос Романа привычно сипит, на губах блуждает улыбка, не дай бог, кто подумает, что мы ругаемся, а вот глаза смотрят остро. Предупреждающе: «Закатишь скандал. пожалеешь».

Нет, милый, не закачу.

Не такая я уж и дура, хотя все задатки для этого имею.

Понимаю. Очень хорошо понимаю, что вынеси я сейчас шашни Ромы на суд общественности, да даже прополощи его похождения в сети, и... да, есть огромная вероятность, что из кандидатов в депутаты он вылетит, как пробка из бутылки.

И всё же... лишь вероятность.

Нельзя сбрасывать со счетов, что мои возможности ограничены, а вот Зотова велики. У него власть, деньги, хакеры, умеющие подчищать лишнее, и все пиарщики, которые легко продаются и покупаются.

Но причина того, что я сижу и глотаю то, что подсунул мне «любимый» супруг в другом. Во-первых, это операция на позвоночнике для Ксюши, без которой девочка не сможет ходить. А еще, как ни странно, пока не рожденный ребенок Романа. Как бы я не ненавидела Зотова и Измайлову, вредить их будущему сыну... не готова.

Знать, что из-за меня его имя начнут трепать раньше, чем он появится на свет.

Нет, ни за что. А если мой поступок еще спровоцирует обострение болезни Киры и выкидыш.

Тьфу-тьфу-тьфу. Ни за что!

Лучше я поищу другой способ избавиться от замужества и будущего «материнства».

– Его только тут не хватало, – злобный шелест со стороны Романа заставляет

отвлечься от собственных размышлений и сосредоточиться на новоприбывших.

– Руслан Германович, просим-просим, только вас и ждем.

Как несколько минут назад нас, также благосклонно хозяева вечера встречают и Арбатова с его пассией. Обмениваются любезностями, принимают конверт с «подарком» и провожают гостей к столу, к тем самым местам, что расположены от нас наискосок.

Мне не нужно смотреть в сторону Романа, чтобы почувствовать его звенящее гневом напряжение. Новоприбывший – давний его конкурент в сфере бизнеса, сумевший, как говорит сам Зотов, наглостью и обманом сорвать у него несколько важных сделок, увести из-под носа огромный лакомый кусок земли промышленного назначения, а теперь еще и податься в депутаты.

О, Руслан Арбатов – это огромная кость в горле Романа Зотова. Которая, зараза такая, мешает, вредит, бесит, но и избавиться от нее невозможно. Руки не дотягиваются. Высоко сидит Руслан Германович.

– Опять новую куклу с собой приволок, кобель недоделанный.

Новая реплика мужа достигает ушей и заставляет усмехнуться.

«Ну да, ты-то у нас постоянный, – отвечаю ему мысленно. – Всего-то одна жена и одна любовница за общим столом. Скромняжка-потаскун».

Но в сторону опоздавших смотрю.

На Арбатова мельком. К его брутальной, но привлекательной для меня внешности тяжело привыкнуть. Бритоголовый детина ростом, наверное, под метр девяносто.

Шикарный, одним словом.

А вот девушку изучаю пристальней. Ничего такая. Стройная, длинноногая нимфа лет двадцати с хвостиком. Кошачья грация, обтягивающее коралловое платье, натруженный рот и феерические опахала вместо ресниц. Зато фигура – бомба.

Мечта многих.

– Арина, – Зотову не нравится моё внимание к паре Арбатова, и он тут же его пресекает, вовлекая меня в разговор с соседом слева.

Вечер тянется, как обычно. Медленно и скучно, если игнорировать тяжелые взгляды обоих Измайловых. Беседы в основном ведутся о детях. Как-никак про именинницу иногда вспоминают. Более важное откладывают на время «подышать воздухом». Я большей частью отмалчиваюсь. Успеваю отведать пару ложек салата с авокадо и, кажется, две тарталетки с лососем, когда прилетает вопрос, заставляющий замереть.

– Арина, а вы с Романом не планируете обзаводиться наследником?

Медленно опускаю приборы на край тарелки, поднимаю голову и упираюсь взглядом в стервозную улыбку гадюки.