Текст книги "Вздымающийся ад (сборник)"

Автор книги: Ричард Штерн

Соавторы: Ханс Кирст
сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 35 страниц)

Зато уйму времени они провели со мной в бесконечных дискуссиях… я, правда, только слушала, но получала от них подарки. Большей частью от Амадея, который мог себе это позволить. Временами я их куда–нибудь сопровождала – на премьеры фильмов, вручение «золотых дисков», презентации и тому подобное. Нас считали неразлучной троицей, а мы частенько смеялись над сплетнями о нашей интимной жизни, вроде того, что Манфред со мной… или я с Амадеем… К счастью, все это со временем переросло в настоящую дружбу, которая для меня так много значила.

* * *

Поверенный в делах доктор юриспруденции Шлоссер разыскал комиссара Циммермана в его кабинете и сердечно приветствовал удивленного друга детства:

– Я так рад, Мартин, наконец–то увидеть тебя. Хотя пришел я…,

– Ты здесь как адвокат? – недоверчиво и холодно спросил Циммерман. – Предупреждаю, в этом случае ты должен начать с прокурора, потом на очереди начальник полиции и только потом – рядовой сотрудник вроде меня. Эти принципы тебе следует знать и уважать. Особенно в отношении меня.

– Я тут, собственно, по личному делу, Мартин, прежде всего по личному…

– Но по личным делам я принимаю дома, – заметил Циммерман.

– Я как раз оттуда, – ответил Шлоссер. – И пришел по поручению твоей жены, моей клиентки, давшей мне все полномочия.

– Ты это всерьез? – Циммерман внимательно взглянул на Шлоссера. – И в самом деле выпросил у нее полномочия? Но для чего?

– Ничего я не выпрашивал, она мне просто доверяет, – раздраженно возразил Шлоссер и добавил: – А ее доверие меня очень трогает, поскольку вытекает из нашей многолетней дружбы…

– И что ты себе хочешь на этом выгадать?

– Но, Мартин, не делай вид, что не понимаешь! – Шлоссер начал волноваться. – Речь ведь идет о твоем сыне, и я хочу помочь!

– Понимаю, – протянул Циммерман. – Шмельц поручил тебе защищать своего сына. И если у тебя получится, папуля на твой счет не поскупится. И ты прикинул, что сообщником Амадея был сын комиссара полиции, значит, его отец может повлиять на расследование в его пользу. Не так ли?

– Прошу тебя, Мартин, откуда такие подозрения! Если я пока не реагирую на твои выпады…

– …То только ради нашей нежной дружбы в детстве! Знаю–знаю. И ради Маргот, не так ли?

– Еще раз повторяю, я хочу помочь твоему сыну. И что бы ты обо мне ни думал, факт есть факт: как адвокат я могу многое сделать для Манфреда. С твоей, разумеется, помощью.

– Полиция существует не для того, чтобы оказывать услуги адвокатам!

– Значит, ты будешь преследовать собственного ребенка! – патетически воскликнул Шлоссер. – И даже не хочешь заручиться помощью квалифицированного юриста?

– Во всяком случае, не от тебя! – решительно заявил Циммерман.

* * *

В половине двенадцатого утра состоялось торжественное открытие нового участка мюнхенского метрополитена.

Тянулся обычный, рутинный церемониал. На трибуне сменялись представительные ораторы.

Земельный министр транспорта: «Пусть Божье благословение будет на этом сооружении!»

Председатель баварского парламента: «Еще одна славная веха!»

Бургомистр Мюнхена: «Сегодня мы прежде всего думаем о принципах гуманности…»

Под трибуной теснились духовой оркестр, делегация метростроевцев, представители городской транспортной компании, депутаты магистрата, члены земельного ландтага, журналисты и «благодарные обыватели» – всего сотни две–три людей.

Не было там недостатка и в третьеразрядных политиках, строительных махинаторах, агентах и поставщиках. Среди журналистов суетилась кучка стажеров, пытавшихся привлечь внимание известных телевизионных комментаторов. И в центре всего этого – несколько больших людей мира прессы.

Здесь – словно бы случайно – вдруг оказались рядом Петер Вардайнер и Анатоль Шмельц. Делая вид, что слушают напыщенные речи, они ненароком косились друг на друга.

Потом Вардайнер шепотом спросил:

– Ну что, съели?

Шмельц тихо, огорченно ответил:

– Вы, видно, думаете, что можете творить что угодно и что вам нечего бояться?

– Ну а кого? – спросил Вардайнер. – Эта кучка мошенников, хапающих все подряд, у меня уже вот где! Когда–то нужно было сказать вслух все, что я знаю и что о них думаю. Но это только начало.

– Вам явно вскружили голову мысли о собственной значимости, – бросил Шмельц.

– Возможно, но это лучше, чем быть в числе лакеев, готовых влезть кому угодно в задницу.

Шмельц, разумеется, не принял это на свой счет. Но он был потрясен, услышав такое из уст человека, бывшего супругом Сузанны, и едва смог выдавить:

– Господи Боже, Вардайнер, что вы вообще знаете о людях, которые, чтобы выжить, должны быть максимально лояльны к своему окружению, чья жизнь – как крестный путь, полный непонимания и притеснений?

– Послушайте, как вы сами это выносите?

– Что именно?

– Да ваши вечные приступы горючей жалости к самому себе!

Министр транспорта разрезал широкую белую ленту. Раздались овации, словно какой–то боксер сумел нокаутировать соперника. Духовой оркестр сыграл торжественный марш. Почетные гости направились в туннель на пробный рейс, за ними повалили остальные.

Вардайнер и Шмельц на несколько секунд остались одни. Шмельц хмуро заявил:

– У вас больное честолюбие. Вы уже не в состоянии думать и вести себя как нормальный человек. Но вот однажды придется пожалеть об этом. Возможно, очень скоро.

Вардайнер только усмехнулся. Возможно, последний раз в жизни.

* * *

Примерно в то же время, около полудня, в кабинет Циммермана вошел капитан Крамер–Марайн и без тени сомнения заявив:

– Ну, этот орешек мы раскололи!

Циммерман ждал этих слов и предложил капитану кресло. Тот с удовольствием уселся поудобнее.

– Автомобиль по делу на Нойемюлештрассе мы уже можем и идентифицировать. Анализ частиц лака дал абсолютно однозначные результаты.

Он разложил с полдюжины страниц, где были записаны результаты анализов. Из них следовало, что при убийстве Хорстмана был использован автомобиль единственного типа. Новейшая и редкая модель, которую делают только на заказ.

– Изумительно, – признал Циммерман. – Ваши эксперты поработали на славу. И что же дальше? Вы уже знаете, кто может позволить себе такую роскошь?

– В Баварии их тридцать шесть. Мне подготовили список. – Капитан гордо выложил документ на стол. – Если владелец не успел наспех перекрасить машину, то в Мюнхене всего восемь автомобилей этого типа покрыты черным лаком. Владельцы тут отмечены.

Владельцами этими оказались: председатель ландтага, премьер–министр, хозяин крупной строительной фирмы Платтнер, банкир Шрейфогель, известный модельер и, наконец, Шмельц, Вардайнер и Тириш.

– Похоже, на таких машинах ездят только с шофером?

– Так точно, – подтвердил капитан. – Теперь вы мне только скажите, с которой из восьми начать.

– Скажу через пару часов, – заверил его Циммерман. – А как продвигается второй случай?

– Машина, использованная в нападении на Хелен Фоглер? Пока еще работаем. Это нелегко, но надежды не теряем.

– Ну, без надежды не стоит и браться, – почти весело заметил Циммерман. – А этого мы не можем себе позволить!

* * *

В понедельник, около часа дня, Сабина Фоглер в стайке одноклассниц вышла из школы. Из всех детей она единственная не вернулась домой.

Глава VIII

Хелен Фоглер приготовила дочери на обед ее любимый бульон с клецками, яичницу с жареной картошкой и ванильный пудинг с шоколадным кремом.

Дорога из школы занимала минут пять–семь, и обычно домой Сабина возвращалась в четверть второго. В половине второго Хелен начала сердиться, но все еще верила, что с минуты на минуту увидит дочь. Мало ли, заболталась с подругой или прилипла к витрине…

Без четверти два ее охватил страх. Она позвонила в школу, ей сказали: все ушли как обычно. Быстро спустившись вниз, Хелен пробежала весь путь до школы… Но малышки и след простыл.

* * *

Комиссар Кребс уговаривал Хелен напрасно не беспокоиться, мол, наверняка все выяснится. Только в заключение настойчиво велел:

– Оставайтесь дома, я сейчас же еду к вам.

По пути к машине забежал к Циммерману. Ему как раз принесли обед. В понедельник, как обычно, – жаркое с салатом. Похоже было, что комиссар по каким–то причинам не хочет ни на шаг отойти от своего стола.

– Кажется, Сабина исчезла, – сообщил Кребс. – По дороге из школы.

Циммерман отодвинул поднос с едой, к которой не успел даже прикоснуться. Тут же схватив свой блокнот, решил, словно все приготовил заранее:

– О Хелен Фоглер позаботься сам. Поисками Сабины займется Мамаша Браш, ей в помощь я дам Дрейер.

– Как это, у тебя все уже организовано? Ты знал, что Сабине что–то угрожает?

– Ну, скажем, я с этим считался. – Циммерман вычеркнул несколько пунктов в блокноте. – А тебя, Кребс, хочу кое о чем предупредить. Попытайся втолковать наконец этой Фоглер, что сегодняшняя пропажа ее дочери может быть результатом ее упорного молчания.

– Это слишком похоже на охоту с приманкой, – бесцветным голосом сказал Кребс. – Этого я никак не ожидал от тебя! Еще от Келлера – куда ни шло. Видимо, и ты можешь быть безжалостным, даже с друзьями!

– Бывает, что чувства нужно отставить в сторону! – Циммерман листал блокнот, не глядя на Кребса. – И не забывай, что теперь нам Фоглер уже не нужна как коронный свидетель. Пусть лишь назовет имя, остальное мы сделаем сами.

* * *

Программа похорон Хайнца Хорстмана, понедельник, 14.30, Лесное кладбище:

Ритуальный зал № 1 будет открыт с 13.45. Первые два ряда кресел забронированы для родных и близких покойного.

В 14.00 – траурный акт в ритуальном зале.

1. Струнный квартет Бетховена.

2. Молитва – священник.

3. Траурные речи шеф–редактора газеты, представителя союза журналистов и одного из коллег.

4. Заключительное слово священника.

5. Струнный квартет Бетховена.

После этого – траурный обряд у могилы на Лесном кладбище, сектор С, ряд 3, могила № 189.

* * *

Эксперт Рогальски осмотрел могилу и запомнил ее расположение на случай возможной эксгумации.

Из «родных и близких» была одна Хельга Хорстман. Сопровождал ее Вольрих. Расходы оплатило издательство.

* * *

Обе сотрудницы – и Браш, и Дрейер – не откладывая взялись за дело. Поскольку Кребс взял на себя Хелен Фоглер, они начали с места исчезновения, допросив директора, учителей и одноклассниц.

Из беседы инспектора Браш с директором, учителями и одноклассниками Сабины Фоглер:

Эвальд Зенгер, директор: Сабину я хорошо знаю, с самого начала уделяла ей особое внимание. Больно уж тиха она была, для девочки в ее возрасте это как–то подозрительно. Никогда не знаешь, что может произойти.

Эрика Абромайт, учительница: Сабина – нервный ребенок, зато очень интеллигентный. Все в классе ее любили бы, сумей она сблизиться с детьми. Но она держится на дистанции, предпочитает оставаться одна, насколько я знаю, не завела ни одной близкой подруги. Поэтому я удивилась, когда случайно заметила, как Сабина, выйдя из школы, разговаривает на той стороне улицы с каким–то мужчиной. Мне показалось, он ее поджидал.

Браш: Что за мужчина и как он выглядел?

Эрика Абромайт: Ну, такой среднего роста, ни худой, ни толстый. Очень прилично одет. Лица я не видела, у него на глаза была надвинута шляпа. Возраст… не скажу, но явно не юноша. Единственное, что бросилось в глаза – он заметно сутулился.

Хильдегард Бендесдорф, одноклассница: Да, Сабина моя подруга. Но об этом никто не знает. Это наша тайна.

Браш: Хорошо, Хильда. Вы с Сабиной шли из школы. И что произошло?

Хильдегард: Она вдруг от меня убежала!

Браш: А почему? И куда?

Хильдегард: На другую сторону улицы. Там стоял какой–то мужчина. Сабина что–то крикнула и побежала к нему.

Браш: Что это был за человек? Какого возраста?

Хильдегард: Думаю, как мой отец. Лет тридцать, а то и больше.

* * *

В ритуальном зале закончилась траурная церемония. Процессия потянулась к могиле. Возглавлял ее кладбищенский служка, за ним четыре могильщика везли на стальной тележке останки Хайнца Хорстмана в гробу под дуб. Сквозь тучи выглянуло блеклое солнце, подсушившее дорожки.

Сразу за гробом шагала «безутешная вдова» Хельга, вся в черном, потупив взор. «Она несла свой крест, – как сообщал «Мюнхенский утренний курьер», – в высшей степени достойно». Шла между пастором и Вольрихом, надевшим ничего не выражавшую скорбящую маску.

За ними, бок о бок, Шмельц с Тиришем, потом Вардайнер с Гольднером, которые, шагая рядом, о чем–то перешептывались, сохраняя смертельно серьезные мины, за ними следовал почетный эскорт коллег и сослуживцев, нетерпеливо ожидавших, когда все кончится. Впрочем, две женщины плакали по–настоящему.

И позади всех скромно держалась Генриетта Шмельц, «истинная сенсация этого представления», как позднее говорил Гольднер. Отказавшись идти с мужем, она попросила сопровождать себя фон Готу. Тот с удовольствием исполнил ее желание, хотя предварительно и испросил согласие своего шефа – комиссара Циммермана.

Первое описание «мужчины, который ждал Сабину у школы и, очевидно, увел ее с собой», комиссар Циммерман получил около двух часов дня. Фельдер не удержался, чтобы не заметить:

– По–моему, вы именно этого и ждали. Но от такого туманного описания проку мало.

– Не беспокойтесь, – пробурчал Циммерман, – оставьте это мне. Вы лучше постарайтесь, чтобы шевелились коллеги у Монгских водопадов. Подгоните их, ребят нам нужно заполучить как можно скорее.

Потом Циммерман позвонил Кребсу, который все еще был у Хелен Фоглер.

– Есть первые результаты. Речь идет о мужчине среднего или ниже среднего роста, довольно прилично одетого, неопределенного возраста, очевидно, не меньше тридцати.

– И ты полагаешь, такое описание нам чем–то поможет? – скептически спросил Кребс.

– Думаю, на Хелен Фоглер оно должно подействовать, – с поразительной прямотой заявил комиссар. – Описание человека, который увел Сабину, она должна его знать. И пора уже, черт возьми, ей сказать нам, как его зовут!

Кребс медленно, слово за словом повторял следом за Циммерманом описание неизвестного, и Хелен Фоглер, к его немалому изумлению, вдруг произнесла столь долго скрываемое имя. Кребс тут же передал его Циммерману.

– Наконец–то! – Циммерман вскочил и выбежал из кабинета.

* * *

Карл Гольднер вспоминал позже:.

– Похороны Хорстмана показались мне рождественским маскарадом. Главным аттракционом была «безутешная вдова». От этой аморальной, сексуально одержимой бабенки даже сквозь траурное платье так и перло извращенностью.

«Мне просто блевать хочется», – шепнул я Вардайнеру, а он ответил: «А меня уже и на это не хватит».

И в тот самый момент, когда гроб Хорстмана опустили в могилу и на него посыпались цветы и комья земли, для полноты трагикомического эффекта явилось правосудие в облике уголовной полиции.

Вначале Циммерман, словно голодный волк, двинулся к Шмельцу. Остановился чуть в стороне, за ним последовали еще двое полицейских. И, наконец, последний из пришедших был классом выше. Звали его Штайнер, он оказался прокурором. Он терпеливо ждал со своей свитой у выхода с кладбища. Там нас Вардайнером и арестовали.

* * *

Примерно в то же время, около трех часов дня, Сабина вернулась к матери; плача от радости, она кинулась к Хелен, и та дрожащими руками схватила ее в объятия.

– Господи, деточка, где же ты была?

– Прости, мамуля, но я не виновата. – И показала на человека, стоявшего у двери. – Мы там застряли и не могли тронуться с места!

– Я должен это подтвердить, – сказал мужчина, у ног которого крутился пес, пытаясь проникнуть в комнату.

– Так это вы? – ужаснулся комиссар Кребс, который все еще ждал у телефона новостей. Но нервное напряжение не проходило, хотя он и узнал Келлера.

– Банальнейшая история, – бодро заметил отставной комиссар. – Сабина, я и пес стали жертвой техники, которой вздумалось взбунтоваться.

– Но нам там было так весело! – Сабина обхватила пса за шею. – Смотри, мама, какой он чудный. Прямо как в сказке!

– Пожалуй, тут у вас все, как в сказке, – без особого воодушевления заметил Кребс.

* * *

Объяснение комиссара криминальной полиции в отставке Келлера по поводу происшедшего:

– Знаете, я привык каждую свободную минуту использовать для прогулок, особенно из–за пса. Обычно мы просто слоняемся по городу. Но нынче мне пришло в голову, что пес что–то слишком оброс, и я отвел его к одному знакомому, бывшему парикмахеру Мозеру на Себастьяншт–рассе, чтобы тот его немного подстриг.

А пока я, дожидаясь, прохаживался вокруг, оказался возле школы, где разглядывал какие–то афиши. Тут меня увидела Сабина. Она подбежала и стала расспрашивать про пса. Когда я сказал, что тот у парикмахера, она напросилась посмотреть.

* * *

Комментарий инспектора Михельсдорфа по поводу происшедшего:

– Вольфганг Мозер, 42 года, бывший мужской парикмахер, отсидел четыре года за соучастие в ограблении, якобы работает коммивояжером. Сомнительный тип, но числится в списке информаторов. Попал туда благодаря Келлеру, еще когда тот был на службе. Хотя и парикмахер по профессии, Вольфганг Мозер исключительно одаренный техник, особенно по части электроники, включая счетные машины и новейшие компьютеры. Механизм лифта любого типа для него – просто игрушка.

Келлер продолжает:

– Я не возражал. Дом, где Мозер занимался псом, совсем неподалеку от квартиры Фоглер.

Сабина от подстриженного пса была в восторге, но мы решили не задерживаться, чтобы мама не забеспокоилась. Вошли в лифт, Сабина прижала надушенного пса к себе, и мы тронулись вниз… Но далеко не уехали: между третьим и четвертым этажами лифт стал.

Ничего страшного не произошло – сгорели пробки или что–то в этом духе, но на ремонт ушло много времени: вначале не могли найти электриков, потом решили вызвать пожарных, и только через час с лишним сам Мозер кое–как справился…

* * *

Комиссар Циммерман в сопровождении инспектора Ляйтнера прибыл на кладбище, стараясь не привлекать чье–либо внимание. Что это означало, знали только немногие посвященные.

У инспектора Ляйтнера было два особых таланта: он умел передвигаться так, что большинство людей вообще не замечали его присутствия, и еще он был лучшим стрелком в криминальной полиции. И сегодня он сопровождал Циммермана как тень.

На кладбище комиссар прежде всего приблизился к траурной процессии, проверив, все ли на месте. Ловко избежал встречи с прокурором Штайнером, поджидавшим Вардайнера и Гольднера. Вернувшись к воротам, направился к сверкавшему хромом и черным лаком лимузину Шмельца, из которого растерянно выглядывал Хансик Хесслер. Молча распахнув переднюю дверь, Циммерман сел в машину. Ляйтнер, не бросаясь в глаза, оперся о ствол дерева метрах в трех от них.

– Герр доктор на похоронах, – выдавил Хесслер.

– А вы почему не там? Хансик услужливо залебезил:

– Если хотите подождать хозяина здесь, пожалуйста. Комиссар опустил стекло и откинулся назад, открыв

Ляйтнеру линию прямого выстрела.

– Вы, Хесслер, занимаете меня куда больше, чем ваш хозяин.

– Ну что во мне интересного, – скромно потупился Хесслер. – Я простой шофер.

– И давно?

– Скоро тридцать пять лет, из них двадцать служу у доктора Шмельца. Я из тех, кто еще знает, что такое благодарность, преданность и верность.

Хесслер действительно умел быть благодарным, Циммерман знал это, потому что по дороге проштудировал досье Хесслера, подготовленное инспектором Денглером. Из него он узнал, что Ханс Хесслер родился в 1923 году в Данциге. Отец его был учителем в средней школе, а мать умерла после родов. Детство Хансик провел у бабушки, которая получала на него небольшое пособие. Выучился на автомеханика и в этом ремесле достиг неплохих результатов. Был членом Гитлерюгенда и нацистского автоклуба. В войну служил шофером у старших офицеров и даже одного генерала, сначала на Восточном, потом на Западном фронте. Получил серьезное ранение в живот. Данные за 1945–1947 годы отсутствуют. Позже стал шофером у доктора Шмельца. О родственниках ничего не известно.

Только Циммерман собрался начать с Хесслером разговор о том, что тот делал и где был в пятницу между десятью и двенадцатью ночи, как к автомобилю примчался с кладбища Анатоль Шмельц. Он не слишком удивился, увидев Циммермана в машине с Хесслером, только огорченно спросил:

– Что это делается? Только что арестовали Вардайнера, а с ним и Гольднера. Прямо на кладбище…

– Разве вас это не радует?

– Конечно, нет! – заявил Шмельц. – Значит, нечто подобное может произойти с любым, в том числе и со мной!

– А знаете, это вполне возможно! – заметил Циммерман.

* * *

Из рапорта ассистента фон Готы о результатах командировки в Афины – запись его беседы с Еленой Д.

Елена Д.: Я была студенткой университета, но подрабатывала, помогая по хозяйству, у Марии К. Когда у моей хозяйки собиралось светское общество, приходилось подавать на стол. Платили мне по здешним меркам прилично.

Мария К. – наша известная актриса. С нами, то есть со слугами, держалась вполне демократично. А вообще–то, дома вела себя по меньшей мере беззаботно. Не закрывала ни двери, ни окна. Свой актерский талант использовала и при встречах с поклонниками. Так, когда ее навестил стареющий генерал, она провела столь агрессивную атаку, что за нее не стыдно было бы даже бригаде тяжелой кавалерии, и наоборот, когда у нас появился доктор Шмельц, превратилась в наивную и поэтичную натуру. Но после этих представлений всегда утоляла похоть со своим шофером, красивым молодым культуристом.

В тот вечер, который вас интересует, все проходило немного иначе. Я сидела в саду и слышала все через раскрытое окно. Первым гостем у нашей хозяйки был Хорстман. Казалось, они неплохо провели время, но потом Хорстман стал все настойчивее расспрашивать хозяйку, выпытывая все что можно. Когда он ушел, явился доктор Шмельц. Человек, у которого уже не было сил ни давать, ни получать наслаждение.

Едва войдя, он предупредил Марию К.: «Будь с Хорстманом осторожна. Ничего хорошего от него ждать не приходится. Ты, наверно, в этом уже убедилась». – «Ну, я его знаю только мельком, – ответила хозяйка, – а в чем дело?» – «Мне в руки попали наброски его статьи о Греции, – сказал Шмельц. – Пойди это в печать – будет катастрофа. Для нас, для нашей любви и для твоей страны, которую мы оба так любим».

И вот Мария К. быстро выпроводила Шмельца, но прежде чем призвать своего мускулистого шофера для оказания обычных услуг, долго беседовала по телефону с шефом афинской полиции. И этот разговор тут же вышел Хорстману боком…

* * *

Один из полицейских в штатском, сопровождавших прокурора Штайнера, загородил путь Вардайнеру и Гольднеру.

– Будьте так любезны следовать за нами!

– С удовольствием! – Гольднер почуял сенсацию.

– По какому праву вы нас задерживаете? – возмущенно запротестовал Вардайнер. – Полиции не дозволено ограничивать личную свободу граждан!

– Разумеется, – вмешался прокурор Штайнер, – если нет решения судебных органов. А в вашем случае оно есть!

– Но это абсурд! – выкрикнул Вардайнер так громко, что его услышала минимум половина траурной процессии. – Это провокация! В чем вы собираетесь меня обвинить?

– В растлении несовершеннолетних с использованием служебного положения, – заявил прокурор. – Мы вас задержали для того, чтобы допросить, прежде чем вы попытаетесь уничтожить улики или иным образом затруднить расследование.

Вардайнер задохнулся и схватился за сердце.

– Что вы себе позволяете? Знаете, с кем имеете дело?

– А в чем же обвиняюсь я? – спросил Гольднер.

– В сводничестве, – безапелляционно объявил Штайнер. И приказал: – Увести их!

* * *

Из донесения сотрудника полицейского участка, в чей район входят окрестности Монгских водопадов:

«По документации местных властей мы установили, что вилла доктора Шмельца числится в общине Клостернойланд. Туда была отправлена патрульная машина.

По пути к дому № 139 они встретили красный «ягуар» с двумя пассажирами. Попытки остановить, а потом преследовать «ягуар» не дали результата. Красный «ягуар» направился в сторону Зальцбурга. Дорожная полиция предупреждена».

* * *

– Господи, опять вы! – Анатоль Шмельц как куль с песком упал на сиденье. – У вас удивительная способность вызывать одни неприятности и проблемы, где бы вы ни появились!

– Совсем напротив, герр Шмельц, мы всегда появляемся именно там, где эти проблемы уже возникли. – Циммерман тем временем изучал донесение о поисках в Клостернойланде. Пробежав глазами, вернул его Ляйтнеру, а сам повернулся к Шмельцу. – Не думайте, что нам облегчает задачу вечное недоверие, причем даже у людей в таком положении, как ваше!

– А вы попытайтесь завоевать мое доверие, – раздраженно бросил Шмельц. – Можете вы мне, наконец, сказать, что с моим сыном Амадеем?

– Наши сыновья в эту минуту мчатся по автостраде Мюнхен – Зальцбург, направляясь на юг, – ответил Циммерман. – Вашу виллу в Клостернойланде они успели покинуть до приезда полиции. Видимо, кто–то предупредил их по телефону.

– Не я, – торопливо перебил Шмельц, – я с этим ничего общего не имею!

– Верно, как обычно, за вас это сделал кто–то другой.

– Уж не думаете вы, что это был я? – забеспокоился Хесслер, внимательно прислушиваясь к разговору. – Но ведь вы не можете…

– Вы и вправду думаете, что не можем? – спросил Циммерман.

– Герр доктор, – Хесслер умоляюще взглянул на хозяина, – понимаете, почему они насели на меня?

– Ни слова больше, Хансик! – Шмельц моментально сосредоточился, все признаки усталости тут же исчезли. – Не отвечай ничего. Только в присутствии адвоката! Я немедленно о нем позабочусь!

– Думаю, им, как обычно, будет доктор Шлоссер? – ухмыляясь, переспросил Циммерман. – Но кто бы им ни был, ни одному адвокату ничего уже не изменить!

– В чем, простите?

– В том, что все пройдет как надо, – теперь уже строже заявил Циммерман. – Мы начинаем детальный осмотр вашего автомобиля. Потом – обыск в гараже.

– Ни в коем случае, – торопливо перебил Шмельц. – Без ордера на обыск я не позволю. А его у вас нет!

– Нет. Но получу я его быстро.

– Да пускай, герр доктор, – вмешался Хесслер с миной оскорбленной невинности. – Что они думают найти? У меня все в полном порядке!

* * *

Ассистент фон Гота в соответствии с полученными указаниями проводил Генриетту Шмельц с похорон домой – на виллу у озера Аммер. Отвез ее в своем «роллс–ройсе» с его шофером за рулем. Фрау Шмельц это даже не унизило. Казалось, она давно перестала удивляться чему бы то ни было.

Утонув в мягких сиденьях роскошного автомобиля, она коснулась руки фон Готы.

– Вы один из немногих, кто в этом жестоком мире еще сохранил способность понимать и сочувствовать окружающим. Хорстман был таким же.

– Я заметил, – негромко произнес фон Гота, – что вы были единственной на похоронах, кого по–настоящему опечалила смерть Хорстмана.

Мимо них проносились заснеженные поля, темные холмы вдалеке, сведенные судорогой замерзшие деревья, опустевшие дома, безлюдные улицы, и машины, машины… Озеро вдали было словно застывший свинец.

– В конце прошлого лета, скорее, в начале осени, я принимала друзей, – начала Генриетта. – Точнее говоря, людей, которых я считала своими друзьями. Вернее, я внушила себе, что они – мои друзья. Потому что я не могла без этой лжи. Был среди них и Хайнц Хорстман.

– Вы как–то по–особому произнесли его имя. Вы его хорошо знали?

– Нет. До того вечера он для меня был просто одним из многих сотрудников моего мужа. Я знала, он талантливый журналист, но считала его агрессивным, слишком ироничным, словом, не слишком человечным.

– Но это мнение за вечер изменилось. Как это произошло?

– Я поняла, что он глубоко несчастный человек, такой лее, как я.,

* * *

Комментарий издателя Бургхаузена по поводу ареста шеф–редактора Вардайнера:

– Сразу после происшествия на похоронах я навестил Сузанну Вардайнер. Она уже ждала меня. Удивительно, как быстро она овладела собой. Не задавала лишних вопросов, вроде «Как это могло случиться?» или «Кто виноват?». Спросила только: «Что нужно делать?»

Я ответил по–дружески, но напрямую: «В этой ситуации нельзя стоять в стороне. Нельзя недооценивать случившееся, но нельзя и молча сносить подозрения и обвинения. Нужно только действовать крайне осторожно, чтобы никого не спровоцировать!»

Сузанна все поняла. Хотела только, чтобы я посоветовал, чем можно помочь ее мужу в такой ужасной ситуации.

«Не затевайте только ничего, – посоветовал я, – и не падайте духом. Все будет хорошо!»

* * *

Анатоль Шмельц уже несколько лет пользовался гаражом в подвале дома, где снимал квартиру.

В этой квартире обитала его нынешняя приятельница баронесса Вильма фон Хохфельд–Клеве. В списке жильцов она официально значилась как нештатный сотрудник «Мюнхенского утреннего курьера» в должности консультанта редакции. В настоящее время баронесса путешествовала по Сардинии.

Когда машина Шмельца прибыла в гараж, следом в патрульной машине приехал Ляйтнер, а еще через несколько минут – вызванный по радио микроавтобус с сотрудниками транспортной полиции. Среди них был и Вайнгартнер – лучший эксперт капитана Крамер–Марайна.

Вайнгартнер принял командование на себя. Войдя в гараж, рассчитанный на две машины, он обнаружил такое, что, как позже вспоминал, ему и во сне не снилось: великолепно оборудованную сверхсовременную автомастерскую. По его мнению, такую игрушку мог позволить себе только миллионер.

Посреди помещения был подъемник для машин. Под ним – смотровая яма, перекрытая подвижными стальными плитами. Направо – верстак, сверлильный станок, точило, сварочный аппарат, контрольные приборы и несколько краскопультов для разных сортов краски. Слева – богатейший набор запчастей, зимние и летние шины, свечи, аккумуляторы, запчасти к фарам, бамперы и радиатор в сборе.

Циммерман не скрывал радости при виде усердной работы команды экспертов под началом Вайнгартнера. Видно было, они знают, что искать.

Хесслер стоял в стороне, натянуто улыбаясь. Шмельц заявил, что ему нужно лечь – вдруг ему стало плохо. Циммерман проявил полное сочувствие к его недомоганию и проводил в опочивальню баронессы. Ляйтнер без всякой команды взял под контроль Хансика.

– Где у вас ящик для мусора? – спросил Вайнгартнер. Хесслер величественным жестом указал во двор.

– Там, но сегодня утром мусор увезли, и я его весь вымыл – запах был жуткий.

– Ничего, все равно мы его проверим, – решил Вайнгартнер. Он прекрасно знал, что полностью следы уничтожить никогда не удается. Хотя и было неприятное ощущение, что предстоит найти иголку в стоге сена.

* * *

– Я просто не могу представить, что Хайнц Хорстман мог быть отчего–то несчастен, – заметил фон Гота. – По крайней мере судя по тому, что я о нем узнал до сих пор. Мне он представлялся скорее энергичным, иногда и бесшабашным парнем.

– Но одно не исключает другого, – заметила Генриетта Шмельц.

Они сидели друг против друга на вилле на озере Аммер. В бокалах опять благоухало старое шерри лучшего сорта.