Текст книги "Вздымающийся ад (сборник)"

Автор книги: Ричард Штерн

Соавторы: Ханс Кирст
сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 35 страниц)

– Не отчаивайся, все будет в порядке, – неожиданно решительно заявил Шмельц.

– Но как? Печатные машины не остановишь!

– Завтра настанет наша очередь. Во имя святых принципов, основы нашего общества, которые должны победить.

– А ты не пьян? – заботливо спросил Тириш. – Что ты задумал?

– Сейчас я приглашу на танец Сузанну Вардайнер, – заявил Анатоль. – И попытаюсь окружить ее теплом и лаской!

Тириш потянулся за бокалом, допил его и в отчаянии простонал:

– Когда же ты перестанешь провоцировать Вардайнера?

– Это не провокация, а эффектный жест! Нечто вроде трубки мира! – продекламировал Анатоль.

Примерно в это же время комиссар Циммерман заглянул к своему приятелю и коллеге Кребсу – якобы на чашку кофе. Едва попробовав, тут же спросил:

– Ты сделал для меня список людей, с которыми встречается мой сын?

– Вот он, – после краткого колебания ответил коллега, – но неполный.

Циммерман с непроницаемым лицом изучал список долго и упорно. Потом устало откинулся на спинку кресла.

– Не думай, что они – испорченные и развратные типы, – поспешил утешить Кребс. – Конечно, как и вся нынешняя молодежь, они на все способны, но пока с законом не конфликтуют. Я бы сказал, это элитный кружок юных гомосексуалистов с достаточно высокими интеллектуальными амбициями. Как раз сейчас их лидер – Неннер, тот самый организатор хеппенингов.

– У меня не выходит из головы, что в этом списке рядом с моим сыном – Амадей Шмельц, – задумчиво сказал Циммерман. – Пожалуй, это случайно. Иначе я испугался бы.

* * *

Было уже около десяти, когда в Фолькс–театре по окончании полуфинала освободили танцевальную площадку для гостей. Анатоль Шмельц направился к столику «Мюнхенских вечерних вестей».

Петер Вардайнер, неустанно наблюдавший за залом, удивленно воскликнул:

– Да этот тип…

Бургхаузен молниеносно отреагировал:

– Ради Бога, Вардайнер, только без скандала! У нас и так неприятностей по горло.

– Я не ищу скандала, но боюсь, что его хочет спровоцировать Шмельц, – ответил Вардайнер, стараясь не встречаться взглядом с женой.

Анатоль Шмельц на подламывающихся от слабости ногах добрался наконец к столу конкурентов и обозначил поклон.

– Не возражаете?

Потом склонился гораздо ниже с преувеличенной учтивостью перед Сузанной.

– Могу я пригласить вас…

– Моя жена не танцует, – отрезал Вардайнер, чувствуя, что нужно добавить: «со всяким…» Но произнес совсем другое, тоже достаточно ясное: – Сейчас не танцует!

– За одним исключением. – Фрау Сузанна с улыбкой встала. – С доктором Шмельцем – когда угодно!

И, не обращая внимания на пораженного супруга, шагнула к сияющему Анатолю, взяла его под руку и вышла на паркет.

– Господи, Сузанна, – признался тот с облегчением, – ты даже не знаешь, как я тебе благодарен!

– Благодарен? За что? – спросила она голосом нежным и хрупким. – Что уберегла от скандала и тебя, и себя? Что тебе в голову взбрело? Ты что, не знаешь, что Вардайнер тебя терпеть не может, не в состоянии простить тебе историю со мной?

– Я должен был это сделать, – сказал Шмельц.

– Это, конечно, благородно с твоей стороны. Но и довольно глупо, – засмеялась Сузанна. – Не ожидала от тебя ни того, ни другого. Ты меня удивляешь.

В это ж время в полицай–президиум прямо с ужина у земельного министра юстиции прибыл генеральный прокурор доктор Гляйхер. Там он официально потребовал представить документы, касающиеся происшествия на Нойемюлештрассе в пятницу вечером.

Встретил его инспектор Фельдер, который представился как заместитель Циммермана. Все материалы он разложил на столе в зале заседаний. Приготовил и два блокнота, пять тщательно отточенных карандашей и пепельницу, хотя известно было, что Гляйхер не курит. Стояли там даже бутылка минеральной и два стакана.

– Благодарю. – Высокий гость подал Фельдеру руку. – Я хочу только сориентироваться – ничего больше.

Фельдер остался стоять, словно в боевой готовности исполнить пожелания высокого гостя, за его спиной. Этого расстояния было вполне достаточно – зрение у Фельдера было отличное.

* * *

Разговор инспектора Фельдера с комиссаром Циммерманом, состоявшийся спустя два часа:

Фельдер: Генеральный прокурор, как обычно, был предельно педантичен, не пропустил ни одной бумажки, прочел все протоколы, мне пришлось пояснить ему все подробности.

Только раз он что–то записал и довольно подробно: донесения из папки «С», где собраны данные о подозреваемых. Если я верно заметил, речь шла о донесении по слежке за Вардайнером и Файнер. Конкретно – об их пребывании в квартире Гольднера. Я сказал об этом коллеге фон Готе.

Циммерман (задумчиво): Ну ладно. – Дайте–ка мне это донесение. Что в нем могло быть такого интересного?

Фельдер: Не знаю, но, похоже, знает генеральный прокурор. Он был очень доволен и перед уходом сказал мне: «Хорошая работа, отличная слежка. Передайте это своему начальнику!»

Циммерман: Я многое дал бы, чтобы узнать, что же Гляйхер имеет в виду.

* * *

Анатоль Шмельц, держа в объятиях Сузанну Вардайнер, носился по паркету. Хорошим танцором назвать его было нельзя. Но тут достаточно было держаться подальше от остальных и переступать в такт.

– Ты же знаешь, я уважаю твоего мужа, – откровенничал он, склоняясь к ее уху. – Он великий журналист. И, кроме того, завидую ему из–за тебя. Чего ему не хватает, чтобы жить спокойно и счаотливо? А он все время создает какие–то проблемы!

– Не стоит делать Бог весть какие выводы по одной статье! Ведь ты об этом?

– Но речь идет, Сузанна, о самом нашем существовании в будущем!

– Знаешь, это я от тебя однажды уже слышала, Анатоль. Правда, при несколько иных обстоятельствах, но…

* * *

На самом деле эти «несколько иные обстоятельства» выглядели так:

Декабрь 1964 г. Банкет в честь американского ученого немецкого происхождения, удостоенного Нобелевской премии. Давал его в горном отеле «Айбзее» в Гармише богатый англичанин, который жил в Швейцарии и сделал состояние на производстве антибиотиков по патентам этого самого ученого.

Банкет был на уровне – от лучшей икры до лучших марок шампанского. На уровне был и состав гостей: министр образования и культуры, президент Академии наук, председатель Научного общества Макса Планка, председатель Союза врачей, менеджеры химической и фармацевтической промышленности, директора исследовательских институтов и прочие видные персоны.

Сузанна Вардайнер заменяла своего мужа, который предпочел футбольный матч команд «Бавария» (Мюнхен) и ФК «Кёльн». Анатоль Шмельц тоже, как обычно, был один и совершенно случайно оказался соседом Сузанны за столом.

С банкета они ушли вместе. Никто не обратил внимания, поскольку каждый больше всего старался убедить окружающих в своей значимости. Шмельц снял номер в отеле, где давали банкет. Заплатил за ночь, но пользовался им не больше двух часов. Запись в книге регистрации гласила: «Доктор Шмельц с супругой».

* * *

Сузанна Вардайнер так объяснила это через восемь лет: – Все было совершенно невинно. У Шмельца, который сидел за столом рядом со мной, после третьей перемены блюд – это было нашпигованное седло косули – вдруг начались желудочные колики. Ему стало так плохо, что необходимо было срочно лечь в постель. Я позаботилась о нем, но это не значит, что все время оставалась в его номере. Однако эта игра в добрую самаритянку заняла больше времени, чем я ожидала. Поэтому я попросила Шмельца поскорее отвезти меня в Мюнхен. Мне не хотелось, чтобы муж думал Бог весть что.

А что касается записи «Доктор Шмельц с супругой», то это глупое недоразумение, явно приписку сделал какой–нибудь язвительный портье. Другого объяснения я не нахожу.

Об этом же Ханс Хесслер, тоже через восемь лет:

– Я ехал не быстрее, чем всегда. Езжу я осторожно и аккуратно, даже когда хозяин спешит. Не хочу хвастаться, но я образцовый водитель. Сказал бы, что каждому следовало бы вести себя за рулем так, как я.

Неподалеку от Вальдхайма я вдруг ощутил удар по машине. Какое–то животное, вероятно косуля, вдруг выскочило из темноты. Вначале я хотел увернуться, но решил, что это небезопасно, и поехал прямо.

Нам повезло, ничего не случилось, и ничего нигде не было видно. Конечно, это была косуля. Доктор Шмельц и фрау Вардайнер могут подтвердить.

Об этом же Анатоль Шмельц:

– Я попрошу без измышлений и пустых догадок! Иначе подам в суд! Я только знаю, что на дорогу выбежала косуля или большой пес, или дикий кабан. Все это подтверждают – и мой шофер, и фрау Вардайнер, которую я подвозил в Мюнхен. Мы все отлично видели.

Если у вас есть еще вопросы, прошу вас обращаться к моему юрисконсульту доктору Шлоссеру!

Мнение доктора Шлоссера:

– Все совершенно ясно. Автомобиль сбил лесного зверя, выскочившего ночью на дорогу. Это подтверждают заслуживающие доверия свидетели. Историю осложняет то, что на том же поле примерно в то же время был сбит человек, по–видимому, пьяный. Полиция подробно изучила оба случая, и я им оказал всяческую помощь.

Через несколько дней я даже доказательства представил: вблизи дороги нашли мертвую косулю. Животное погибло от ран, полученных при столкновении с автомобилем. Стараясь всячески помочь полиции, я позаботился об экспертизе автомобиля – «Мерседеса–300», – которым управлял герр Хесслер. Расследование не нашло никаких обстоятельств, которые могли бы бросить хоть малейшее подозрение на лиц, которых я представляю. Экспертом от дорожной полиции был лейтенант Крамер–Марайн.

* * *

– Значит, опять вопрос жизни и смерти? – Сузанна Вардайнер ободряюще улыбнулась Анатолю Шмельцу, который все протискивался сквозь толпу. – Чего захочешь ты от меня на этот раз?

– Нам нужно помогать друг другу, – шепнул Анатоль, – причем твоему мужу помощь гораздо нужнее, чем мне. Но я хочу помочь прежде всего тебе…

– Прошу тебя, Анатоль, конкретнее, – остановила его Сузанна.

– Ну ладно, ты же видишь, что делается. Знаешь про его статью.

– В деталях – нет, но общее представление имею.

– А теперь представь, что из–за нее Борнекамп звонил нам из Кёльна. Ты знаешь, кто он? Понимаешь, что это значит? Этот не пощадит никого!

– И все это из–за статьи моего мужа?

– С этой статьей, по мнению Борнекампа – а тут решает он, – совершено, по крайней мере, три ошибки. Во–первых, что она вообще появилась. Во–вторых, что нам не удалось остановить ее публикацию. И в–третьих, что мы немедленно не начали кампанию опровержений. Так что, моя милая, мы все в одной лодке!

– И нужно поскорее с нее спасаться, пока эта кёльнская акула не проглотила всех?

– Умница, – благодарно улыбнулся Шмельц, в котором вновь воскресла надежда на успех. – Как было бы хорошо, если бы Вардайнер больше полагался на тебя.

– Петера не переделаешь, да я и не хотела бы. Но у Бургхаузена взгляд на жизнь гораздо более трезвый. Устроить вам беседу с глазу на глаз?

– Не мне, а Тиришу. Он знает все в деталях, а я бы предпочел…

– Начинаем финальный тур состязаний! – раздался голос распорядителя.

* * *

– Я уже привык, – величественно провозгласил апостол хеппенинга Неннер, – что большая часть общества, разумеется, и полиция в том числе, меня не понимает и не признает.

– Тут вы ошибаетесь, – заметил Михельсдорф. – Мы искусством очень даже интересуемся!

– И не пытайтесь убедить меня, уважаемый, – махнул рукой Неннер. – От полиции я ничего хорошего не жду, и ей тоже рассчитывать не на что. Прошу иметь это в виду.

Неннеру явно доставляло удовольствие ощущать себя жертвой полицейского произвола. Но в глубине души он все–таки надеялся, что о нем ничего не знают и ему ничего не смогут пришить.

Тут он ошибался. Инспектор Михельсдорф, который, как бульдог, шел по следу неизвестного сексуального маньяка, не оставлял ничего на волю случая. И на этот раз он подстраховался не только у Рикки, хозяина дискотеки «Зеро», но и у Гамборнера из отдела по борьбе с наркотиками, специалиста по организации облав.

Инспектор Гамборнер был так же неумолим и одержим своей работой, как Михельсдорф. Он создал коллектив опытных специалистов, которых было не отличить от хиппи, и часто добивался исключительных успехов.

Только началась беседа с Неннером, Рикки, как велел инспектор, кинулся к телефону и набрал условленный номер. Через три минуты команда Гамборнера уже шуровала на полную катушку. Сопровождали ее сотрудники в форме, перекрывшие все входы и выходы.

А еще через несколько минут, после молниеносно проведенного обыска, двух посетителей отправили на опознание, еще для одного вызвали «скорую помощь», в четвертом опознали преступника, находившегося в розыске. И наконец, нашли пятьдесят граммов гашиша в полиэтиленовом пакетике. Не у кого–нибудь, а у Неннера!

– Этим я займусь сам! – заявил Михельсдорф.

Гамборнер кивнул, приятельски подмигнув.

– Согласен. Только не забудьте прислать нам экземпляр протокола.

Прошло минут пять, и в заведении все выглядело так, как будто ничего не случилось. Рикки поставил на проигрыватель диск «Год спустя». И посетители, среди которых на этот раз не было Манфреда и Амадея – они сидели в «Сент–Джеймс клубе», опять азартно спорили, пили и целовались. По залу вновь поплыл сладковатый дым, поднимавшийся над заляпанными столами, переполненными пепельницами, лохматыми головами блаженно улыбающихся курильщиков марихуаны. И только Неннер, сидевший лицом к Михельсдорфу, тупо уставился в стол.

– Понятия не имею, как эта гадость могла попасть ко мне в карман.

– Главное, что она там была, – отрезал инспектор.

– Наверное, мне подсунули; уверяю, я настоящий художник, и творческой фантазии мне и так хватает. Наркотики я презираю…

– Кто вам поверит? – На Михельсдорфа это впечатления не произвело. – У вас нашли гашиш, и немало. Достаточно, чтобы вас не только арестовать, но, может быть, и отправить на лечение в закрытую спецбольницу.

– Вы говорите «может быть»? – Неннер поймал на лету намек инспектора. Теперь он походил на перепуганного мопса. – Может быть – это значит, что может и не быть?

– Дорогой мой, у нас есть один принцип: важнейшее важнее важного, – стараясь говорить мягко, пояснил Михельсдорф. – Понимаете, что я имею в виду?

Неннер понял.

– И что же важнейшее для вас в этом случае?

– Подробности вам ни к чему. Речь идет об известной вам Хелен Фоглер. Я хочу знать, когда и сколько требовала и получала она за известного рода услуги, которые оказывала мужчинам. Вам что–нибудь известно об этом?

– Вообще–то вряд ли, – осторожно произнес Неннер. – Но если это мне поможет избавиться от этой чертовой аферы с гашишем, то знаю совершенно точно.

– Тогда давайте, и поживее: имена, даты и все прочее!

Диалоги на балу в Фолькс–театре, во время финального тура чемпионата по бальным танцам

1. Вольрих и Лотар в дальнем ряду столов:

Вольрих: Похоже, вам тут не слишком нравится.

Лотар: Я выполняю свои служебные обязанности. Какая разница, нравится мне это или нет?

Вольрих: Ну что вы, для такого человека, как вы! Ведь вы у нас писатель! Мне говорили, «Человек в бурю» – одна из лучших книг о Второй мировой войне. И вдруг вы начинаете коллекционировать музыкальные шкатулки и редактировать дорожные репортажи… А вот теперь – репортерская поденщина. Не жаль своих сил?

Лотар: Знаете, чего мне жаль? Что вам никто как следует не даст под зад!

Вольрих: Не стройте из себя героя! Ведь завтра вы явитесь ко мне на ковер, и посмотрим, кто кому надает под зад!

2. Ассистент фон Гота и Карл Гольднер в «Серебряном баре»:

Фон Гота: Вы кажетесь весьма довольным собой, герр Гольднер. Жить самому и давать жить другим – типичный девиз нынешнего Мюнхена. Полагаете, так рассуждал и Вардайнер, когда последний раз одалживал у вас квартиру?

Гольднер: Ага, вы уже в курсе. Ну, впрочем, об этом многие знали. Ну и что? Квартира моя, могу с ней делать что хочу. Вы что–нибудь имеете против? Претензии с моральной точки зрения?

Фон Гота: Такую роскошь не могу себе позволить, особенно насчет вас. Но вот боюсь, что ваше великодушие не так неуязвимо, как вам кажется. И некоторые ловкачи уже нашли зацепку. Примите это как дружеское предупреждение.

* * *

– Я уже ждал тебя, – сказал отставной комиссар Келлер своему другу Циммерману.

Тот устало опустился в одно из кожаных кресел и пожаловался:

– Теперь я словно волк из сказки, который наглотался камней и не смог их переварить.

– Не философствуй, а рассказывай, что, собственно, случилось и почему ты уже несколько ночей не можешь как следует выспаться!

Циммерман начал подробно рассказывать о случае на Нойемюлештрассе, поглаживая при этом пса, который дружески терся о ноги. Не умолкал он и тогда, когда Келлер вышел на кухню и вернулся с двумя бутылками пива.

Когда через полчаса и рассказ, и пиво подошли к концу, Келлер задумчиво произнес:

– Я верю, Мартин, ты справишься сам. И даже не собираюсь обращать твое внимание, что в этом случае меня беспокоит больше всего: уж слишком много тут запутано людей из высшего общества. Ты сам это знаешь. Зачем ты, собственно, пришел?

– Одно мне не дает покоя, – признался Циммерман, доставая из кармана сложенный лист бумаги. – Вот список людей, задержанных в облаве, его мне передал Кребс.

Келлер долго изучал список, потом сказал:

– Если в двух внешне не связанных случаях появляются те же фамилии, значит, могут существовать какие–то зависимости. Всегда стоит этим заняться, и повнимательнее.

– Спасибо, – сказал Циммерман. – Я рад, что ты того же мнения.

– А что еще тебя беспокоит? – спросил Келлер.

– Одно из донесений – о слежке за Вардайнером и Файнер в квартире Гольднера. – Он протянул листок Келлеру.

Тот с видимым удовольствием его просмотрел.

– Ну, милый мой, – со смехом заметил Келлер, – ведь это самая банальная история, как будто из романа о галантном авантюристе.

– Но кто–то придает ей важное значение. А генеральный прокурор Гляйхер ее счел вообще важнейшим во всем деле. Можешь объяснить, почему?

Келлер сосредоточенно кивнул.

– У нас все еще действуют законы, по которым это можно толковать как наказуемый поступок. И при желании можно раздуть целое дело. Мне кажется, такого рода материалы не следовало бы держать вместе с другими. Лучше всего было бы спрятать их на самое дно сейфа.

– Но это не пройдет с людьми типа Гляйхера. Для них такие вещи – главное. Ты можешь это понять?

– К сожалению, да, – ответил Келлер. – Еще в мое время в Мюнхене был такой случай. У одного известного журналиста был роман с юной красоткой на стороне, а его нужно было обезвредить – слишком опасно был правдив и неподкупен. И знаешь, это удалось, хотя только на время.

– Ну, таких случаев полно каждый день. Что необычного и особенного в том, что мужчина в летах, видный собой и понимающий в этом деле, встречается с прелестной девушкой в квартире приятеля?

– Ты абсолютно прав, Циммерман. Банальнейший случай. Но это не должно, как материал расследования, попасть в полицейское дело. И тем более – попасть в руки генерального прокурора.

– Но что же здесь такого?

– Милый мой, такая мелочь дает юристу как минимум два повода раздуть дело. И человек масштаба Гляйхера сумеет этим воспользоваться. На этом при желании можно раскрутить весьма неприятный судебный процесс и даже повод для ареста. Точнее, для двух.

* * *

Бургхаузен и Тириш встретились в укромном уголке Фолькс–театра. Забот хватало обоим, поэтому они попытались найти взаимовыгодное решение.

– Давайте говорить напрямую, – категорически заявил Тириш. – Если в игру вступил Борнекамп, шутки окончены. Или мы быстро договоримся, или оба вылетим вон.

– Если говорить по делу, то Вардайнер перегнул палку, – согласился Бургхаузен. – Но и вы прибегли к методам, недопустимым в нашем деле. Ну ладно, как–нибудь шаг за шагом, точнее, статья за статьей, мы приведем все в порядок. Выставим доводы и контрдоводы, осторожные упреки и неброские признания – и все покроет мгла забвения.

– Согласен, в принципе это довольно несложно. Только нужно умерить прыть вашего Вардайнера.

– А вы посоветуйте как. По условиям нашего договора я не могу ни в чем его ограничивать, и, главное, сам он воображает себя газетным мессией.

– Тогда нужно просто послать его к черту!

– И вы знаете способ?

– А вдруг окажется, что он совершил что–нибудь уголовно наказуемое? Например, незаконно использовал закрытые документы?

– Но кто достанет доказательства и документы? – заинтересовался Бургхаузен.

– Этим займусь я сам, потому что Вардайнера нужно угомонить немедленно, иначе нас Борнекамп просто раздавит.

* * *

Инспектор Михельсдорф на розыски Манфреда и Амадея отправил самый надежный экипаж патрульной машины. Эти ребята прекрасно разбирались в характере и стиле всех мюнхенских ночных заведений.

Они поочередно навестили «Сент Джеймс клуб» с полночной толпой плейбоев, окруженных роем ярких девиц, готовых за приличное вознаграждение принадлежать душой и телом кому угодно. Потом «Тэйк севен», где в невзрачном дымном зале исполнялся танец живота. И, наконец, «Карнеби–стрит, 71», где преобладал мечтательный покой, которым наслаждались с закрытыми глазами. Там они и нашли Манфреда и Амадея.

Довольно быстро их уговорили перебраться в дискотеку «Зеро». Там Михельсдорф, державший себя как дома, атаковал сразу:

– Рад видеть вас, надеюсь, на этот раз вы будете вести себя серьезнее. Чтобы облегчить ваше положение, готов предположить, что при первой нашей встрече вы несколько ошиблись или неточно выразились.

– О чем это вы? – ухмыльнулся Манфред.

– Все мы люди, все можем ошибаться, инспектор, – подхватил Амадей. – Ведь вы в беседе с нами тоже могли ошибаться и неверно ставить вопросы. – Взглянул на Манфреда. – Теперь вы собираетесь извиниться?

– Нет, я хочу сообщить, что нашел свидетеля, готового подтвердить, что он состоял с Хелен Фоглер в интимных отношениях, – надменно заявил Михельсдорф.

– Не верим!

– И он не только утверждает, но готов сообщить и конкретные подробности. К примеру, когда с ней переспал и сколько заплатил. Никогда менее ста марок это не обходилось. И он утверждает, что вы оба…

– Кто этот мерзавец?

– Я вам не справочное бюро, – оборвал Михельсдорф, – и сообщаю только факты. И вам придется объясниться по этому поводу. И не пытайтесь отвертеться, дело идет о тяжелом уголовном преступлении. Иначе сами можете быть привлечены к ответственности.

– Ну, попадись нам в руки этот негодяй, – начал Амадей.

– Еще раз ему этого не сделать! – закончил Манфред.

* * *

Бал наций, так изысканно начавшийся, после полуночи превратился в непритязательную попойку. «Сливки общества» под влиянием алкоголя утратили весь светский шик и начали во всей красе являть свою истинную суть.

Гольднер обратился к фон Готе:

– Напиться – для них это значит забыться. Забыть о том театре, в который они превратили свою жизнь.

Фрау коммерц–советница Шлоссер наклонилась к Маргот Циммерман:

– Вот, милая, каков свет. И ты по праву принадлежишь ему. Ты очаровательна. Но муж твой не может ввести тебя сюда. А мой сын – может. И он все еще этого хочет.

Петеру Вардайнеру язык уже отказывался повиноваться. С трудом он повернулся к своему почетному гостю, депутату от оппозиции:

– Господи Боже, как же наш народ туп и глуп, и при этом послушен и лоялен! Стоит им втолковать о любом свинстве, что это святое дело, и сразу все готовы за него проливать кровь и даже давать деньги. Просто нет сил смотреть, нужно что–то делать!

Сузанна Вардайнер речь своего мужа прокомментировала так:

– Знаешь, Петер, на кого ты похож? На человека, которого сейчас хватит инфаркт.

* * *

– Я не мог не зайти к вам, – объяснял Тириш в дверях квартиры Хельги Хорстман. – Можно войти?

– Верите, я кого–то вроде вас ждала всю эту тоскливую ночь, – радостно ответила Хельга. – Сейчас я рада любому мужчине – а вы ведь мужчина, не так ли?

– Да, но не любой. – Тириш был несколько шокирован таким приемом, но старался держаться невозмутимо. – Признаюсь, я не просто заглянул на огонек. У меня для вас целая пачка денег!

– Теперь вы мне еще больше нравитесь, – уверяла Хельга уже у распахнутой двери в спальню. – Но неудивительно, вы мне всегда нравились!

* * *

Из некролога Хайнцу Хорстману в номере «Мюнхенского утреннего курьера» за понедельник:

«…Один из лучших… ныне ушел от нас в расцвете своей смелой творческой индивидуальности… Невосполнимая утрата… Уважаемый всеми, кто имел счастье работать с ним… Чтимый опечаленными коллегами и друзьями, обожаемый молодой красавицей женой… Стал жертвой трагического дорожного происшествия… мы его никогда не забудем!»

* * *

– Вы мне не поверите, Хельга, – уверял ее настойчиво и совершенно честно Тириш, – но я часто думал о вас. Особенно последнее время.

– Это очень мило с вашей стороны. – Она была полна ожидания.

– Вы роскошная женщина, а теперь еще и свободная!

– Свободна я была всегда. Вы этого не знали? – Вызывающе улыбнулась. – Нужно было попробовать. Вы многое упустили. Нет желания наверстать?

– Почему бы и нет, Хельга, тем более что я пришел не с пустыми руками. Кое–что у меня для вас есть.

– Что – давайте точнее!

Тириш распахнул смокинг и, прежде чем скинуть его, извлек из кармана толстую пачку банкнот. Он знал по опыту, что делает с людьми вид такого множества денег, потому и получил по чеку у знакомого торговца.

– Сколько же там? – вытаращила глаза Хельга.

– Десять тысяч марок.

* * *

Из некролога Хайнцу Хорстману в номере «Мюнхенских вечерних вестей» за понедельник:

«…Погиб при крайне загадочных обстоятельствах, которыми занимается как дорожная, так и уголовная полиция… Один из лучших журналистов Федеративной Республики, чьи уникальные способности… В последнее время занимался событиями в нашей стране, более того – в нашем городе… От этого изумительного таланта можно было ожидать новых, весьма неприятных для некоторых публикаций… Тем болезненнее эта утрата… особенно для сотрудников нашей газеты, которые надеялись увидеть его своим коллегой».

* * *

– Десять тысяч марок? – Хельга осеклась при виде стопки банкнот, которые в ее воспаленном мозгу вызвали фантастические картины. – Вы так меня цените?

– Это только задаток, – уклончиво пояснил Тириш. – Можете получить вдвое больше. Достаточно только подписать эту бумагу.

Документ составил доктор Шлоссер. Это был договор передачи права наследования на все рукописи Хайнца Хорстмана. Задаток в размере десяти тысяч марок. Еще десять тысяч – по передаче первой части наследства. И последние десять тысяч – после выполнения условий договора, по не позднее трех месяцев.

Торопливо подписав, Хельга накинулась на кипу банкнот, с наслаждением копаясь в них: десятки, пятидесятки, сотенные… От денег она испытывала почти физическое удовольствие.

– И что дальше? – спросила она наконец Тириша, с надеждой косясь на постель.

– Теперь надо выспаться, – ответил Тириш, пряча договор в карман.

– Ну, тут нам ничто не мешает, – вызывающе бросила она. Тириш встал, потянувшись за пальто.

– Завтра нам обоим нужно быть в хорошей форме – предстоят похороны вашего любимого мужа и нашего уважаемого коллеги. Вами завтра займется Вольрих.

И он направился к дверям. Хельга недовольно взглянула вслед, но разочарование ее длилось недолго. Вернувшись к куче денег, принялась раскладывать их на пачки.

* * *

Глубокой ночью в понедельник на Кенигинштрассе, почти в центре Швабинга, был обнаружен труп мужчины. Наткнулась на него влюбленная парочка, искавшая укромный уголок. Произошло это в 2 часа 14 минут.

Ближайшая патрульная машина была на месте через четыре минуты, в 2.18. Патрульные перекрыли окрестности и доложили начальству. Прислали эксперта – все того же смертельно уставшего Рогальски.

Прибыв на место в 2.37, он установил, что смерть произошла от повреждения черепа тупым предметом или от падения на бетонный бордюр. Поскольку обнаружились следы драки, речь шла не о несчастном случае, а об умышленном убийстве. Мертвец был идентифицирован как известный устроитель хеппенингов Неннер.