Текст книги "Вздымающийся ад (сборник)"

Автор книги: Ричард Штерн

Соавторы: Ханс Кирст
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 35 страниц)

Ваш отец?

Берт Макгроу. Тот, кто построил эту башню. Огромный полицейский–ирландец неожиданно улыбнулся.

Да, он крепкий мужик, мисс.

Сейчас он в больнице с инфарктом. Разговор был как из «Алисы в стране чудес», отдельные реплики звучали все фантастичнее и бессвязнее. То есть…

А вы здесь вместо него, понимающе кивнул ирландец. Видишь, Френк, в чем дело.

Улыбка исчезла, лицо его стало серьезным.

У его Башни возникли проблемы, и вы пришли мочь вместо него. Он кивнул. Вы не знакомы случаем с теми двумя, что уже здесь? Один здоровяк, зовут его…

Шеннон взглянул на Барнса.

Гиддингс, подсказал Барнс. И ещё архитектор по фамилии Вильсон.

Я их знаю, сказала Патти. Но у них, наверно, полно работы. Они…

Я провожу вас к ним, предложил Шеннон. Он взял её под локоть, и его рука была такой же огромной и крепкой, как рука Берта Макгроу, провел её за барьеры и дальше, мимо других полицейских и пожарных. Они перешагивали извивавшиеся шланги и обходили лужи.

Добрались до трейлера, в котором находилась контор стройки. Внутри были чертежные доски, калькуляторы, несколько кресел, телефоны и тот особый мужской дух, который Патти знала по своим самым ранним воспоминаниям и который её как будто успокаивал.

Шеннон сказал:

Здесь мисс Макгроу… Нат перебил его:

Проходите, Патти, и взял её за руку. Мы слышали о Берте, и нам очень жаль его… Гиддингс добавил:

Ничего, он выкарабкается! Он попадал и не в такие переделки. И продолжал: Эти чертовы двери не могут быть заперты! Это невозможно.

Заместитель начальника пожарной охраны Браун и трое полицейских в форме стояли рядом, прислушиваясь к разговору.

Нат ответил:

Не знаю. Изнутри их открыть не удается. Это нам подтвердил Бен Колдуэлл.

Он замолчал, глядя на Брауна.

Двери не могут отказать. В нормальной обстановке они по соображениям безопасности заперты снаружи электромагнитными замками. В случае необходимости, а, видит Бог, это как раз тот случай, или при отключении электричества они автоматически открываются.

Это так в книжке написано, возразил Гиддингс. А в жизни получилось не так: они не должны были быть заперты, но тем не менее заперты. Разве что, он с сомнением покачал головой, если они не заперты, а просто чем–то завалены.

Значит, нужно срочно послать наверх по одному человеку, по каждой лестнице.

Сто двадцать пять этажей пешком… усомнился Гиддингс.

В горах, ответил Нат, человек, идущий по тропе, может подняться за час на триста, триста пятьдесят метров. Здесь будет потруднее, потому что круче. Скажем, полтора–два часа. А что мы можем предложить взамен?

Не ожидая ответа, он обратился к Брауну.

У вас найдутся тренированные ребята? Дайте им топоры, переносные рации и отправьте их наверх. Он кивнул на телефон, стоявший возле Брауна.

Передайте туда, что к ним уже идут.

Противопожарные двери, очевидно, завалены радио–и телевизионным оборудованием для вышки в шпиле, сказал Гиддингс. Я их предупреждал, но все впустую. Это чертовски тяжелые ящики, особенно некоторые.

Тогда дайте им вместо топоров ломы, предложил один из полицейских.

И скажите им, добавил Нат, чтобы не спешили и с самого начала этого долго подъема выбрали верный темп. Только теперь он вспомнил о Патти.

Поля не видели?

Только утром. Он вам нужен?

Нам нужна кое–какая информация. Когда Джо Льюису сказали по телефону о катастрофе в технических этажах подвала, он воскликнул:

Господи Боже! И все сгорело?

Тока нет совсем, ответил Нат. Внизу два трупа; как говорят пожарные, то, что осталось от одного из них, обгорело как головешка.

Понятно, с высоким напряжением не шутят. И потом продолжал: Вы боитесь, что в проводке возникли скрытые очаги пожара или что–то подобное, да? Этого так сразу сказать не могу. Будь все по проекту, пробоя бы не было. Там полно предохранителей, заземлений и всяких защитных устройств. Так все было в проекте. Но изменения в самом деле провели, я ни за что не ручаюсь. Что говорит Саймон? Он–то должен знать.

Найти Саймона!

Я его не видела, сказала Патти. К сожалев После обеда он был у отца. Как раз в то время, когда произошел инфаркт. Но где он сейчас, не знаю. Она задумалась: Разве только…

Разве только что, Патти? Патти обвела взглядом команду. Все уставились на не и она только молча покачала головой.

Пойдемте, сказал Нат, взял её за руку и отвел угол, где тихонько спросил: Что, Патти? Где он може быть?

Вам это не понравится, Патти взглянула на него в упор. Мне очень жаль.

Мне все сейчас не нравится, ответил Нат. не нравится, что наверху отрезана добрая сотня люде которым некуда деться, мне не нравится, что в Башне могут быть сотни возгораний, о которых мы пока не знаем, возможно, даже тысячи, которые пожирают все и вся… Он с трудом остановился. Патти, если вы знаете, он сейчас, или хотя бы, где он может быть, то долж! это сказать. Нам крайне необходимо знать, что происходит.

Это мог знать отец. Нат молчал.

Но нам он ничем не поможет, продолжала Патти. Извините. Она глубоко вздохнула. Возможно, Зиб знает, где он.

Нат не дрогнул, но было заметно, что он потрясен, и сильно.

_ Это значит… я не ошибаюсь, что это значит? тихо спросил он.

Мне очень жаль, Нат.

Бросьте меня жалеть и отвечайте на вопрос. Патти выпятила подбородок.

Это значит, что мой Поль и ваша Зиб завели, как раньше говорили, роман. Думаю, что сегодня это называется иначе. Вероятно, существует какой–то другой термин, как и для всего остального. Мне очень жаль. Из–за вас. Из–за меня. Из–за всего этого. Но речь о том, что Зиб может знать, где Поль. Я не знаю.

Нат подошел к ближайшему телефону. Снял трубку и решительно набрал номер. По его лицу ничего не было видно. Ему ответила секретарь редакции.

Пригласите Зиб Вильсон, голос его звучал по–прежнему ровно.

Кто её просит?

Ее муж. В голосе прорвалась резкая нотка. Вот оно!

В трубке уже звучал веселый и непринужденный голосок выпускницы дорогой частной школы и престижного университета.

Привет, милый. Что случилось? У тебя опять что–нибудь стряслось? Или это слишком наивный вопрос?

Ты не знаешь, где Поль Саймон? Крохотная заминка.

Но откуда же мне знать, где Поль, милый?

Неважно откуда, ответил Нат. Знаешь? Мне он нужен. Срочно.

Зачем?

Нат глубоко вздохнул и взял себя в руки.

Горит наша «Башня мира». Берт Макгроу в больнице с инфарктом. Наверху в банкетном зале отрезана сотня людей. И мне срочно нужна информация от Поля.

Дорогой, голос Зиб звучал терпеливо, как голос Учительницы начальной школы, объясняющейся с умственно отсталым ребенком, почему бы тебе не спросить Патти? Она бы…

Патти радом со мной. Она предложила узнать у тебя Пауза.

Ах, так, было единственным, что сказала Зиб. Нат перестал скрывать свою ярость.

Я тебя ещё раз спрашиваю, где этот засранец? Если не знаешь, то найди его. И пошли сюда. И галопом. Это тебе ясно?

Ты со мной никогда так не разговаривал.

Я был не прав. Вероятно, мне нужно было регулярно драть твою породистую задницу. Найди его и пришли да. Тебе ясно?

Я постараюсь.

Этого мало. Найди его. И пошли сюда. И точка. Он повесил трубку и замер, уставившись в пол.

Гиддингс с Брауном переглянулись, но ничего не сказали.

Переносная рация в руках одного из пожарных вдруг ожила:

Командир там? Командир взял микрофон:

Слушаю.

Говорит Уолтере. Первоначальный пожар возник н четвертом этаже. С ним почти справились.

Отлично, ответил Джеймсон. Отлично. улыбнулся.

Ну, не так уж и отлично, продолжал Уолтере. Здесь ещё множество возгораний. Еще больше над нами: под нами. Он закашлялся, судорожно давясь и глотая воздух. Очевидно, это от проводки. Что бы там ни произошло в подвале, но здорово досталось всему зданию.

Воцарилась тишина. Нат оперся о стену. Взглянул Гиддингса.

Ну, вот мы и знаем, медленно произнес он. этого момента строить догадки больше ни к чему.

Гиддингс кивнул; это был странный, усталый и потерянный жест.

Остается только молиться, добавил он.

ГЛАВА XIII

16. 39–16. 43

В конторе за банкетным залом шеф пожарной охраны продолжал сжимать в руке телефонную трубку. Послушал еще, потом кивнул и сказал:

Оставайтесь на связи. Положил трубку. Обвел взглядом помещение. Они посылают людей верх по лестницам.

По голосу невозможно было понять его отношения к этому.

Губернатор спросил:

Сколько у них уйдет времени на то, чтобы взобраться на сто двадцать пятый этаж?

Ему никто не ответил. Губернатор кивнул:

Ладно, тогда придется попытаться самим. Он замолчал и задумался. Бен, возьмите трех–четырех официантов. Среди них я видел здоровенных ребят. И займитесь как следует дверьми.

Потом он взглянул на шефа пожарной охраны.

Если нам удастся открыть одни двери, все будет о'кей? Лестницы будут безопасны по всей длине? Шеф пожарной охраны заколебался. Вмешался мэр:

Да говорите же. Отвечайте!

Путь вниз должен быть свободен, сказал тот. Голос его предательски подрагивал.

Говорите открыто, потребовал мэр. Что вы топчетесь на месте?

Бет Ширли молча смотрела и слушала. «Фигура губернатора все больше выходит на передний план, заслоняя остальных, говорила она себе. Ну, не совсем. Сенатор Петере со своими иногда грубыми, иногда умными и интеллигентными манерами тоже выигрывает при более близком рассмотрении». Это звучит банально, но в критической ситуации резче проявляются и лучшие и худшие черты человека, но она никогда не представляла, как наглядно это может быть.

Шеф пожарной охраны, который все ещё колебался, оглянулся на Бет.

Здесь дама, сказал он.

Рука губернатора крепче сжала её локоть.

Эта дама также заинтересована знать правду, в каком дерьме мы оказались, как и остальные. Хоть вы и жметесь, но я понял так: лестницы не настолько надежный путь к спасению, как мы предполагали. Почему?

Мои люди на лестницах у них есть рации передают, что там полно дыма. В комнате стало тихо.

Что это значит? спросил губернатор. Повернулс к Бену Колдуэллу.

Не могу сказать, пока не узнаю подробностей, ответил Колдуэлл. Взглянул на шефа пожарной охраны: Что вы ещё скрываете?

Тот глубоко вздохнул.

Первый пожар локализован. Сам по себе он не опасен. Но то, что случилось внизу, в силовой подстанции погубило двоих и, видимо, вызвало пожары, он разве руками, по всему зданию.

Гровер Фрэзи возмущенно затряс головой:

В современном огнестойком здании? Это смешно. Как бы это могло произойти? Вы что–то не так поняли. Он взглянул на Колдуэлла: Ведь я прав Бен? Скажите ему.

Колдуэлл ответил:

Оно не огнестойкое. Негорючее, это да. Но не пятитесь, Гровер, пока мы не будем знать все точно. повернулся к шефу пожарной охраны: Позвоните ещё раз. Я хотел бы поговорить с Натом Вильсоном.

Фрэзи сказал:

Ну вот же оно. Вот вам доказательство. Телефон же работает, значит ток есть. Вы что, не понимаете? Он обратился к остальным.

Колдуэлл устало ответил:

У телефона свой источник электроэнергии. Он совершенно ни при чем. Взял трубку. Нат? спросил он и нажал кнопку телефонного усилителя.

Да, мистер Колдуэлл. Голос Ната глуховато разносился по комнате. Вы, видимо, хотите знать подробности.

С пожаром на четвертом этаже уже справились. Что произошло внизу, в подвалах, пока неясно, слишком мало там уцелело, чтобы разобраться, но что бы там ни произошло, каким–то загадочным образом это закоротило цепи высокого напряжения, и мы, то есть Джо Льюис, Гиддингс и я, думаем, что в результате произошел пробой на внутренние сети здания, перегрев проводов и воспламенение изоляции.

А могло бы это объяснить дым на лестницах? спокойно спросил Колдуэлл.

По нашему мнению, могло. Пожарные сообщают с лестниц, что в некоторых местах невозможно коснуться стен, так они раскалены. Как обстоят дела за противопожарными дверьми, мы можем только догадываться. Нат помолчал. Но, в общем–то, это уже не догадки. Это, к несчастью, печальная действительность. Если придет Саймон, то, возможно, узнаем больше.

Колдуэлл задумался.

Саймон, повторил он и снова замолчал. Но потом добавил: Джо Льюис тоже думает, что мог произойти пробой?

Да.

Из его краткого ответа были ясны все возможные последствия.

Но, по–вашему, Саймон… Колдуэлл запнулся. Берт Макгроу…

Берт сейчас в больнице с инфарктом, ответил Нат. И, осененный внезапной догадкой, добавил: Это, возможно, тоже на совести Саймона.

Колдуэлл не торопился с ответом.

Вопрос в том, наконец сказал он, стоит ли нам пытаться выломать противопожарные двери или нет. Если…

Через вентиляцию к вам сильно идет дым?

Не очень.

В таком случае, сказал Нат, оставьте двери в покое.

Он произнес это уверенным тоном человека, отдающего приказ.

«Еще один, принимающий командование в критический момент», подумала Бет, хотя никогда в жизни не видела этого человека. Взглянула на губернатора и заметила, как тот понимающе кивнул.

Бен Колдуэлл замер в нерешительности.

Голос Ната продолжал:

Мы знаем, что на лестницах полно дыма. Ему ничто не мешает подняться и до вашего этажа. Если у вас в зале дыма пока немного, пусть лучше так и будет. Оставьте двери в покое.

Пожалуй, вы правы, ответил Колдуэлл.

Гиддингс, продолжал Нат, считает, что двери могут быть завалены радио – и телевизионным оборудованием, предназначенным для шпиля. Говорит, что это не впервой, да и я уже замечал подобное. Если это так, то могут быть завалены и лестницы.

Колдуэлл ехидно ухмыльнулся:

Обстоятельства, которые в проекте обычно не учитываются, Нат. Он помолчал. Прокол за проколом, он покачал головой.

Мы связались с армией, сказал Нат. Через несколько минут здесь будут вертолеты. Колдуэлл пожал плечами:

Это ваша идея, Нат?

Их вызвал Браун. Заместитель начальника пожарной охраны. Со мной они и разговаривать бы не стали. Пауза. Если честно, вряд ли они помогут, но я подумал, пусть хотя бы попробуют.

Колдуэлл снова улыбнулся:

А вы думайте дальше, Нат.

Было бы неплохо не занимать эту линию.

Колдуэлл кивнул:

Вы правы. Тогда пока все. Он снова обернулся к присутствующим: Есть какие–либо предложения? Или вопросы?

Только один, ответил губернатор. Как до этого вообще дошло?

ПО ХОДУ СТРОЙКИ

Для некоторых с самого начала это была одна из тех работ, которые могут присниться только в страшном сне, когда человек вздрагивает и просыпается весь в поту. Уже сам гигантизм Башни подавлял, но сверх того было много и других вещей. Обретая свое лицо, здание как будто обзаводилось и своим характером, и характер тот был зловредным.

Однажды холодным осенним днем на всем огромном пустыре, где предстояло разбить площадь, поднялся такой ветер, что подхватил лист железа и понес его над землей, как камень, пущенный «блинчиком». Рабочий по фамилии Бауэре видел, как он летит, попытался увернуться, но было уже поздно, и ему листом едва не отрубило голову. Однажды ни с того ни с сего лопнула передняя шина полуразгруженного грузовика, стоявшего до того неподвижно, и рванула так, что все трубы высыпались из кузова и завалили трех рабочих, получивших множество переломов.

В другой холодный зимний день в подвале возник пожар, который так быстро охватил лежавшие там доски, что двое рабочих, спасаясь, застряли в каком–то тоннеле. Их выручили, но в последний момент.

Когда Пэт Яновский на шестьдесят пятом этаже шагнул мимо лесов, Поль Саймон стоял перед зданием и беседовал с одним из поставщиков. Крики Яновского, усиливаясь по принципу Допплера, внезапно закончились жутким звуком удара, о котором Поль, находившийся меньше чем в трех метрах, не забудет до самой смерти. Он попытался не смотреть в ту сторону, но не утерпел и тут же его вырвало на собственные брюки.

Не было ли уже это началом конца?

Такое случается, говорил в тот вечер Берт Мак–гроу в маленьком домике в Куинсе, куда Поль и Патти пришли на ужин. Мне это не нравится так же, как и тебе, но такое бывает.

Мне просто кажется, заметил Поль, что слишком много происходит непонятного. Десять дней я ждал трансформаторы. Сегодня мы их нашли. Знаешь где? За четыре тысячи километров, в Лос–Анджелесе, и не спрашивай меня, почему. И никто не может объяснить, как они туда попали. Рабочие были в простое, потому что и день за днем обещали, что трансформаторы вот–вот прибудут. Убытки стремительно росли. Потом мы заказываем кабели. Получаем не те типоразмеры. Начинаем проверять установленный лифт и то не запускается мотор, то не открываются двери, потому что их неверно посадили на ролики. Мой лучший техник по электромонтажу связался у себя дома с электрической газонокосилкой и, только представьте себе, лишился трех пальцев на ноге…

Ты говоришь так, как будто уже сыт этим по горло, сказал Берт Макгроу. Он не сводил глаз с лица Поля. Поль заставил себя умерить пыл.

Сыт или не сыт, он деланно усмехнулся, нужно признать, что на этой стройке уже произошло множество странных вещей.

Признаю, парень. Но на твоем месте я не брал бы этого в голову.

Это похоже на саботаж во время войны, продолжал Поль.

Макгроу посмотрел на него:

Ты так думаешь?

Да нет.

Такие вещи уже случались, сказал Макгроу, я знаю. И без всякой войны. Он покачал головой. Но здесь другой случай. Он внимательно посмотрел на Поля. Ты хочешь мне ещё что–нибудь сказать?

Поль надеялся, что его улыбка выглядит достаточно уверенно.

Потому что если у тебя что–то есть за душой, продолжал Берт Макгроу, то самое время это высказать.

Мне не в чем сознаваться, ответил Поль. Макгроу не спешил с ответом.

Ты член нашей семьи, парень, а к родству у меня всегда было особое отношение. Но бизнес есть бизнес, это крутое ремесло, у нас с тобой договор и ты должен его придерживаться. Сам прекрасно знаешь.

Ничего другого мне и в голову не приходило. Ч та с два не приходило, но его деланная улыбка даже не дрогнула.

Патти чувствовала, что у Поля неприятности, но ей не удалось вызвать мужа на откровенность. Однажды они возвращались домой с вечеринки из Уэстчестера.

Мне кажется, у тебя возникли проблемы с Карлом Россом, сказала она Полю. Действительно, их разговор на повышенных тонах то и дело перекрывал обычный шум за ужином.

Карл просто типичный уэстчестерский засранец, ответил Поль.

«То, что он может шутить, уже хороший признак», полумала Патти, стараясь не замечать глубокую горечь, звучавшую в голосе Поля.

Типичный уэстчестерский, повторила она, но ведь он из Де Мойна в штате Айова.

Откуда бы он ни был, это не имеет значения. Будь он из Де Мойна, как Карл, или из Южной Каролины, как Пит Грейнджер, или с какой–то горы на Западе, как тот ковбой Нат Вильсон, голос Поля сорвался, и они ехали молча.

Патти все же продолжила:

Что тебе сделал Нат? Мне он всегда казался порядочным человеком. Папе тоже.

Вся эта проклятая контора Бена Колдуэлла сплошные вундеркинды. Это одно из условий приема к ним.

Патти засмеялась. «Не обращай внимания», говорила она себе, но не обращать внимания было чем дальше, тем труднее.

И чуть что, получают от шефа по попке? А может быть, он ставит их в угол?

Мысли Поля уже снова вернулись к Карлу Россу.

Это один из тех типов, которые всегда говорят: «между прочим, я тут кое–что слышал…» И всегда слышат одни гадости…

Патти удивленно спросила:

Нат?

При чем здесь Нат? Голос Поля зазвучал резко и воинственно.

«О Господи, подумала Патти, как же мы далеки Друг от друга?»

Я не знала, о ком ты говоришь. Кто все время слышит всякие гадости?

Карл Росс, черт возьми. Не Нат. Тот никогда ничего не слышит. Тот видит только свои бумаги и то, что по m построено. Тот…

Я всегда думала, что он тебе нравится, сказала Патти. И Зиб тоже.

Последовала долга пауза. Ночной пейзаж вокруг них уносился в темноте размазанным пятном.

Люди меняются, наконец сказал Поль.

У неё было желание намекнуть, что и он тоже раньше не бросался банальными фразами. Но ей удалось его подавить.

Это правда, согласилась она, значит, изменился Нат? Или Зиб? И потом, отвечая на один из своих вопросов, сказала: Знаешь, это движение за эмансипацию женщин, по которому Зиб так сходит с ума, кажется мыльным пузырем, с которым непонятно почему все так носятся. Разумеется, нужно признать, что с её фигурой можно не носить бюстгальтера, между прочим, как и с моей, но мне и в голову не приходит ходить так, чтобы на мне все болталось.

Зиб, кстати, отличная девчонка. В этом заключении не было и тени сомнения. Оно повисло в окружающей темноте как нечто светящееся.

У Патти внутри вначале что–то замерло, потом её охватили сомнения и, наконец, они перешли в уверенность почти ощущение непоправимой беды, которое она если когда и переживала, то только в страшном сне. И наконец, пришло чувство вины перед самой собой, за всю слепоту за непонимание того, что она уже давно вступила в ряды жен неверных мужей.

«Ах, Боже, сказала она себе, какое несчастье». Hо где она, та нестерпимая боль, которую она должна бы испытывать? «Наверно, позднее, подумала она, когда: останусь одна и осознаю весь этот ужас». Тогда же он спокойно ответила:

Значит, изменился Нат.

Да. И все.

В какую сторону?

Не хочу говорить об этом.

Почему, милый? И здесь у него прорвалось копившееся весь вечер раздражение.

Какого ещё черта, это что, допрос? Если я терпеть не могу этого ковбойского ублюдка, так что мне теперь, искать для этого уважительные причины?

И Патти тоже взорвалась.

Интересно, что ты ему сделал, что теперь его терпеть не можешь?

Ты что хочешь сказать? Поль помолчал. Собираешься корчить из себя психоаналитика?

Человек чаще всего не любит тех, продолжала Патти, кому сам когда–нибудь сделал гадость.

Это наверняка одна из заповедей Берта.

Не думаю, что папа когда–нибудь пошел на такое. Голос Патти звучал сдержанно, но не оставлял сомнений в её правоте. Он брал верх по–всякому в работе, в выпивке, в кулачном бою, это да, и в интеллекте тоже. Но всегда играл честно, никогда не нападал из–за угла.

Ты хочешь сказать, что я наоборот? На что это ты намекаешь?

Патти не торопилась с ответом. Потом спокойно спросила:

Так все и было, дорогой? Поэтому ты и бесишься?

В темноте машины лицо Поля казалось смазанным пятном, лишенным всякого выражения. Когда наконец он заговорил, голос звучал уже гораздо спокойнее.

С чего это мы заговорили об этом? Я поскандалил с Карлом Россом.

Мне кажется, последнее время ты то и дело с кем–то скандалишь.

Ты права, ответил Поль, так и есть. У меня нервы стали ни к черту. Допускаю. У меня в работе самый крупный заказ в моей жизни, крупнейший заказ вообще в этой области понимаешь ты это? Такого здания, как то, что мы строим, никогда ещё не было.

И эта существенная причина, спросила Патти. только твоя работа? «Эх, если бы так», подумала она, но знала, что не поверит, даже если он ответит утвердительно.

Но Поль только бросил:

Знаешь, как все действует на нервы…

В каком смысле?

Я уже сказал, не хочу больше об этом. Ты же утверждаешь, что эмансипация мыльный пузырь. Ладно, тогда давай придерживаться традиций. Займись домом. А я буду зарабатывать на жизнь. Когда–то ты обещала быть со мной и в горе и в радости. Так будь.

Цифры не лгут. Да, существуют шутки о лжецах, об проклятых лжецах статистиках. Но когда цифры это только цифры, да ещё проверенные компьютером, ними бесполезно спорить. И от того, что показывали цифры, на которые он смотрел, у него было тошно в желудке и кружилась голова.

Составленная им смета оказалась ошибкой. Погода была против него. Задержки с поставками материалов внеся хаос в платежи. Несчастные случаи замедлили темпы бот, а из–за рекламаций переделки возникали чаще, чем обычно. Он, Поль Саймон, оказался в своем деле не таким асом, как привык думать. Провал был налицо. Бог к нему не благоволит. Дьявол, он мог бы показать пальцем сотни причин, но все в целом шло коту под хвост.

Он оказался лицом к лицу с фактами, а они говорили, что если сопоставить выплаты, ожидаемые по окончании строительства «Башни мира», и собственные расходы, то ясно, что из финансовых проблем ему живым не выйти, не говоря уже о какой–либо прибыли.

Было пять часов. Его кабинет казался ему большим, чем обычно. Стояла мертвая тишина. В других комнатах уже никого не было. С улицы, лежавшей тридцатью этажами ниже, долетал отдаленный гул. «Думай!» твердили рекламные плакаты Ай–Би–Эм.

А где–то он видел табличку, на которой стояло: «Не раздумывай, пей!» Что это ему в такую минуту лезут в голову всякие глупости?

Он отодвинул кресло, встал и подошел к окну. Машинальная реакция в стиле Макгроу. Но почему ему это пришло в голову? Ну, по крайней мере этот ответ он знал. Потому что Макгроу, большой, грубый, безжалостный, крутой, божественный Макгроу постоянно присутствует в его мыслях. Ну признайся же, ты живешь в его тени, черт возьми! И, в отличие от Диогена, боишься сказать: «Не заслоняй мне солнца, Александр!».

Он видел людей на тротуарах внизу, спешащих куда–то.

Домой? По делам? Радостных? Грустных? Полных разочарования? Что ему до них? Что у него с ними общего? Что у меня общего с кем бы то ни было? Ни с Патти, ни с Зиб. Я сам по себе, и как любит говорить Макгроу жизнь обрушивается на меня и рвет на части. И кому до этого есть дело?

Он, как будто впервые в жизни, уставился на окна, которые нельзя было открыть. Такие окна всегда бывают в домах с кондиционерами. А может быть, это ещё и для того, чтобы люди не могли выпрыгивать из них, как тогда, в двадцать девятом году? Но, Боже милостивый, о чем он? Глупость. Незачем ломать комедию перед самим собой. Кончай это.

Вернулся к столу и снова стоял, глядя на безупречные ряды цифр; они походили на солдатиков, маршировавших куда? на край крутого обрыва, а там бац, и вниз.

Он снова вспомнил вопли Пэта Яновского и тот жуткий звук, которым все кончилось. Ему снова свело желудок. С трудом справился с собой.

В эту минуту зазвонил телефон, он долго смотрел на него, потом наклонился и взял трубку. Услышал голос Зиб:

Привет!

А, это ты, сказал Поль. Здравствуй. Он по–прежнему не отрывал глаз от маршировавших цифр.

Да, ты до смерти рад моему звонку.

Прости. Я кое о чем думал.

Я тоже.

Как они похожи он и Зиб: она думает только о себе как раз в тот момент, когда он занят тем же. С усилием выдавил:

А о чем?

Зиб постаралась, чтобы голос её звучал как можно равнодушнее:

Я подумала, что с удовольствием с кем–нибудь пересплю. Ты не знаешь какого–нибудь подходящего парня?

Господи, кто придумывает такие ситуации? Кто придумывает эти контрасты легкомысленной чувственности и трагедии, неподдельной трагедии? Только секса ему и не хватало! Почему эта глупая баба не нашла другого времени?

Я случайно не прослушала твои предложения? спросила Зиб.

А собственно, почему бы и нет, почему бы, к черту, и нет? Почему не отдаться её нежной легкости, почему не слышать её вздохи и стоны, улыбаясь и ощущая себя их причиной, почему не найти забытье не в отчаянии, а в чисто животном наслаждении?

У меня просто нет слов, сказал он. Через двадцать минут в отеле.

Теперь её голос звучал довольно:

Можно подумать, ты и вправду заинтересовался.

Жизнь, ответил Поль, побеждает смерть, не пытайся понять, что я имею в виду. Просто приходи приготовься к изрядной взбучке.

* * *

Нагая, влажная Зиб потянулась и сказала:

Я вроде бы ужинаю с неким писателем, неожиданно приехавшим в Нью–Йорк. Нат меня ни о чем не спрашивает. Быть редактором это удобно.

Поль молчал и упорно смотрел в потолок. В его вновь ожившем мозгу мелькали обрывки странных мыслей, что, если?..

Ты меня слышишь, милый? Зиб легонько провела указательным пальцем по его груди.

Слышу.

Тогда почему не отвечаешь?

Я думаю.

В такую минуту, ответила Зиб, это не лучше занятие. Она вздохнула. Ну ладно, ты типичный эгоистичный самец. О чем ты думаешь?

О Нате.

Зиб наморщила лоб. Ее пальчик остановил свой путь.

Но почему, Господи? Что с ним?

Ничего, ответил Поль. Он вдруг улыбнулся, потом наконец принял решение. Я думаю, что он окажет одну услугу.

Ты с ума сошел. И потом. С какой стати ему оказывать тебе услуги?

С такой, что он даже не узнает, что одолжил мне свое имя. Потянулся к ней, и она тесно прижалась к нему, Точно так же, как не знает, что порою, как сейчас, одалживает мне свою жену.

16. 0116. 32

КУИНС

Это был современный многоэтажный дом для жильцов со средними доходами, принадлежавший страховой компании.

Доходы строительного инспектора, честно говоря, далеко превосходили верхнюю границу среднего уровня, однако он скрывал их основную часть.

Окна были закрыты, и кондиционер работал почти бесшумно. Во дворе играли дети, но их голоса были приглушены расстоянием. Инспектор, запасшись пивом, удобно расселся в своем дорогом кресле, которое можно было установить в любое положение, и уставился в цветной телевизор с двадцатипятидюймовым экраном, логическим управлением и дистанционным пультом. Телевизор был встроен в огромный, мрачный, псевдоготический комод.

Инспектору было за сорок лет, он даже и не пытался примерять свою униформу времен корейской войны, что было все равно ни к чему. «Все проблемы живи и дай жить другим, любил говаривать он. Потом, за гробом, не будет ничего».

Его жена сидела в меньшем кресле, тоже смотрела телевизор и пила пиво. Перед этим при помощи кварцевой лампы и нескольких кремов она усиленно пыталась сохранить свой флоридский загар. В супермаркете и у парикмахера он всегда вызывал зависть соседок. Рыжеватые волосы хорошо сочетались с цветом лака на руках и ногах.

Сейчас начнется «Час семейных развлечений», сказала она.

На Тауэр–плаза как раз закончились речи и телекамеры провожали выдающихся личностей к дверям вестибюля.

Теперь они поднимутся в банкетный зал, сказал инспектор, будут пить коктейли и есть всякую ерунду на палочках. В его голосе звучала злая зависть. Видишь вон того? Это сенатор Джейк Петере, «друг народа». Ха! Он сидит у вашингтонской кормушки уже лет тридцать, если не больше.

Сегодня в «Семейных развлечениях» будет Клара Хесс, сказала его жена. Я от неё без ума. Видела её на той неделе во вторник, нет, это было в среду. Ну и насмеялась же я! Думала, лопну. Изображала этих, ну знаешь, «эмансипированных женщин», и не оставила от них камня на камне!

А это, продолжал инспектор, губернатор Бент Армитейдж, и если он не первоклассный жулик, то я не знаю. А вот, смотри, наш обаяшка мэр Боб Рамсей, стопроцентный американский чесночник. Почему же там нет тех, кто строил эту чертову громаду? Очень интересно.

Клара сказала, продолжала его жена, что они не хотят даже пользоваться словом «мужаться», вот только замену никак не подберут… понимаешь? Ах, что она делает, что она говорит, просто не знаешь, что отколет в следующую минуту.

А это Бен Колдуэлл, объяснял ей инспектор. Когда он появляется, человеку хочется тут же преклонить колени, как в церкви. Черт возьми, он, небось, даже штаны надевает иначе, чем я, и ручаюсь, что извилин у него побольше, чем у нас. Иначе не был бы тем, кем есть. Все они хороши. Но гений среди них один, все остальные ему в подметки не годятся.