Текст книги "Игры с призраком. Кон третий."

Автор книги: Райдо Витич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

– Ну, такому молодцу жену сыскать не проблема.

– Жену может легко сыскать, да не каждая кто соколицей называется, ею и приходится.

И в ладоши хлопнул. Мужи к ногам Халены сундучок резной поставили, соболей свиток положили и меч в именитых ножнах.

Кирилл жевать перестал: ни фига себе! А ты не сильно резвый?! – на князя уставился. Тот делал вид, что побратима Халены вовсе не существует – на нее смотрел.

Женщина вздохнула, понимая к чему дары вслед словам Богутара явились.

– Благодарствую, кнеж, только меч у меня свой есть, в соболя сроду не рядилась. А сундучки, чтобы в них не было, поклажа не для меня. У нас с побратимом путь воинский, а в него груженными не сбираются. Меч да конь, все, что воинскому человеку нужно.

Богутар улыбнулся, выслушав ее и порадовался – верно рассчитал. Хлопнул в ладоши и встал.

Халена обернула и невольно следом вскочила – кобылку вели к ней, ту самую, что на ярмарке приветила да купить не смогла.

– От даров всех отказываешься, а то мне сердце печалит и баит об обиде, что еще носишь ты в себе.

Узду принял и Халене подал:

– Прими кобылицу, на том дружбе нашей быть, так посчитаем.

Женщина смущенно улыбнулась – дорог подарок. Огладила лошадь – хороша, и на Кирилла покосилась. Тот затылок огладил, соображая и, кивнул – а чего нет, правда?

– Благодарствую, светлый кнеж, – улыбнулась мужчине и приняла узду, рассмеялась, огладив лошадь. Богутар глаз с женщины не сводил и, пламя в них горело. Улыбка довольная на губах играла.

Кудеяр и Наймар переглянулись – не к добру кнеж младой кобылицу дарит да еще пепельногривку тонконогую – с герба кнежьего как снятую. По традиции тот подарок дань роду высокому, а прими и вровень встаешь, враг другом повернется, самый высокий да именитый вровень с тобой хоть ты и родом худ будешь. Но мужчины, а коли женщина кобылку приняла от мужа именитого полешанского, к тому еще сама его кобылкой быть готова. Тут мало кнеж с ней сравнялся, но и в женихи навязался, а и принят был.

У Наймара сердце зашлось – мать честная, что твориться! Ведь при всех одарил и при всех приняла. Теперь сговор с Белицей не в счет. Кануло. Теперь Богутар над мирянами выше кнежа встал оженихавшись с их Богиней – хранительницей и к роду Богов как равный ступил.

Кудеяр кудри огладил в растерянности – и вроде не попенять кнежу – такое сробил, что и Полеш только порадуется, слова поперек не молвит. Только просто ли так саму деву-воительницу заарканить? На том сомнения брали.

Халена золотой из кармана вынула и в руку кнежа вложила, а мужчина придержал ее ладонь, чтобы все видели и улыбается, а она не понимает.

Наймар голову склонил, ус накручивая в думах: все, дань жениху прилюдно отдала, считай приданное ему выдала, его теперь, как не канителься. Сговорено и слажено, любой подтвердит – состоялось. Теперь в дом вези и полную Селену жди, а там свадьбу играй.

Ай, хитер кнеж, дале Полеша умом пошел. Великое дело сотворил – Богиню как девку – чернуху вокруг пальца обвел. Но обведет ли дале?

– То за коня побратиму, – потянула на себя руку Халена, немного растерявшись от улыбок окруживших их мужчин, но посчитала что рады примирению, тому что дар приняла. Суеверные здесь все, вдолбили себе про Богов и верят.

– Будет добрый конь и побратиму твоему, соколица.

А ведь на гербе родовом Полеша – кобылица пепельногривая бежит и два сокола над ней парят: быстр и зорок, славен и верен – в круге писано, – посмотрел на товарища.

Наймар лишь вздохнул – теперь им за этой невидалью с мечом присматривать как тем соколам, иначе ускачет кобылка, а то всему роду бесчестье. Чтоб девы домой со смотрин жениховых вертались – было, но чтобы сами в отказ шли до постели свадебной – не было, а случись – кнежам стыд великий прибудет, не отмыться. А эта кобылка не каждому вскочить на себя даст. Тут сговором да помолвкой на хитрости одной не обойтись.

Богутар при всех дырку в золотом кинжалом провертел и на шнур с ножнами вздел, завязал на шее.

Халена только бровь выгнула – чудит кнеж, так его дело.

– Пировать сегодня станем – не откажи Халена Солнцеяровна честь нам оказать, – поклон положил. – Принято у нас дары вместе за столом вином и хлебом отмечать, в том почести и дружбы заверенье.

– Некогда нам, – влез Кирилл. Мужчина глянул на него и к Кудеяру повернулся:

– Коня веди. Да лучшего! Чтоб сей час пред господарем дорогим встал!

Кирилл смутился, на Халену покосился. Та рожицу скорчила: придется, похоже, остаться, зачем зря людей обижать?

– Ладно, – решился, хотя не нравилось ему происходящее. – Останемся, но утром уйдем.

– Зачем? На лодьи переправим на тот берег, иначе-то никак. Плоты мастерить? Так то одному тебе сколь ден горбатиться? – влез Богутар.

Шерби внимательно посмотрел на мужчину: не шибко ли ты услужлив и затылок огладил себе – не сильно ли он сам подозрителен? Смотрит мужчина на Анжину как на приглянувшуюся женщину, а то он сам иначе на нее глядит. А больше никаким криминалом вроде бы не пахнет. И рады аборигены искренне, что дар их принят. Хитростей вроде никаких ни во взгляда, ни в делах. С вином не настаивал, соболями сыпал, но насильно не впихивал. К Анжине опять же только взглядом и вяжется.

Ладно, шут с ним, – решил.

– Ладно, уговорил.

– Ой, Кирилл, – головой качнула женщина. Не то что против была, но как-то и не горела особо лодьями переправляться. Да и пировать с полешанами не горела.

А если они, правда, к роду росков отношение имеют, с лютичами знаются?

Можно через них что-то разузнать. Муж в деревеньке говорил, что опять черным по берегу – значит, снова что-то плохое затевается?

– Хорошо, будем на пире, кнеж, – кивнула.

Тут и коня Кириллу привели – добрый, масть черная, а грива золотом отливает.

– Дорогой подарок.

– Не дороже мира меж людьми и Богами, – протянул Богутар, к женщине ближе встав, а вроде и не к ней придвинулся – чтобы лучше видно было, как побратим ее коня оглядывает и понять – рад ли нет.

– Мир это хорошо, но прошлым летом смута была. Роски, племя с этого берега, с лютичами сговорились и на землю чужую ступили. И сейчас, говорят, собираются.

– Роски? Так выжгли их, тебе ли неведать? Только чтоб там не было – Богам-то Божье, людишкам – людское. Чего меж их путаться?

Халена посмотрела на него, а мужчина руки на груди сложил и будто любовался конем дареным Кириллу. Тот уже влез – гарцевал, посмеиваясь.

– Может ты и прав – Богу – Богово, только и людям честь знать надо, иначе нельзя.

– Власть, вот что человеком владеет, – протянул. – И землю от нее воюют.

– Воевали, – поправила, надеясь что – то выведать и услышала:

– Воевали и будут воевать. Лютичам деться боле некуда – один путь на заречных воевать, иначе позора не отмыть. А роски с ними – мстя обуяла да жадность. Каждым свое правит.

Халена травинку сорвала, жевать начала: плохо. Выходит, правду тот мужчина ей сказал – опять ни мира, ни покоя в этих местах.

– Давно балуют?

– С капели повадились, отдышавшись.

– К вам?

– Мы от них не близко. Им к восходу путь, через горцев.

– Это с чего?

Богутар к женщине развернулся: до ратного дела охоча? А то по сердцу.

– За мирян встанешь?

– За всех заречных. Они к роскам не лезут, кой черт они к ним привязались?

– Аль неясно? – усмехнулся: не ведает видно многого. А то и ладно, ему на руку. – Недавно к нам объявилась?

– Есть такое.

– Тогда ко времени, – кивнул степенно – не удивляет. Перед великой опасностью по слухам к мирянам Воительница объявляется. Еще по капели – рано было, а сейчас в самый раз. Только не ее дело более в сечи лезть – в тереме сидеть станет, а бавиться только с ним хоть мечом, хоть ласками.

– За своих не боишься, если худо так?

– Нет.

– Уверен, что не тронут?

– Зачем им? Мимо идут.

– Значит, сече быть, а ты в стороне? – глазами сверкнула. – Заречных хоть предупредил?

– Мое дело – сторона. Зачем нам встревать, коль испокон веку не лезли?

– Подлая позиция, – оценила, раздражаясь. Уйти бы, но информацию Богутар дозами дает, манит, как сыром мышку в мышеловке. – Подожди, и вас сомнут.

– Нет, выше они пойдут, на горцев и напрямки к мирянам. Зачем им лишних против себя строить?

– Супер, – оценила, травинку выплюнув. Хитрый расчет. Те из племен и родов, что ниже и западнее в сечу не полезут – их больше не трогают. Потому уверена, найдутся те, кто позицию невмешательства, как Богутар займут. А бой значит, мирянам и горцам принимать. Сомнут их – остальные племена под себя согнут.

– Сил не хватит, обломятся, – заявила.

Богутар плечами пожал:

– Может так, а может этак. Богам виднее, – улыбнулся ей, качнувшись, словно сказать что-то хочет по секрету, потому она и не отпрянула. А он в глаза ей смотрел странно и прошептал, касаясь дыханием щеки. – Незачем тебе встревать, мужи меж собой разберутся сами.

И отодвинулся.

Халена неприязненно глянула на него:

– Вот что, пируй-ка ты сам, а нам недосуг.

– Зря, – плечами пожал. – Я б помочь мог мирянам твоим, но то другам делают, а ты выходит не друг еще.

– Ты же не вмешиваешься, – насторожилась.

– А я и не стану, но с кнежем свести могу.

– Росков?

– Коль захочешь и с ним. Только ими теперь кнеж из ярлов правит. Племя лихое с гор от заката пришло – и плаваньям и битвам обучено.

Еще не лучше! Да уж, вовремя Анжина явилась, нечего сказать.

– Что за ярлы?

– Может, кончим разговор при всех? – глянул на нее. Головой кивнул на лодью. И пошел медленно к насту на корабль. Халена на Кирилла глянула, тот далеко отъехал – игрался на коне ребятенок.

Ладно, глупо лезть, но случись что, выберется – не впервой. И двинулась на кнежем. Тот перед ней дверцу открыл в маленькое уютное помещение с лавками и столом. Прошла. Из кувшина хмеля налил в чарки, сел и одну ей подвинул:

– Боги прошлым летом черное дело сотворили. Эльфар муж знатный был, а и Малиф, брат его великий муж. И за спинами у них род немалый. Смерть их к мести позвала. Рольхаальд, ярлов кнеж, брат им средний – не знала того? Ярлом и прозван. Кровь кровью в роду их смывать принято и тот злобы полон отплатить. Только ярлы не роски – им честь одна – цель своя. А землица Полесских это в прибыток, стороной. Им важно отомстить. А и придут – никого не оставят. Верно, говорю тебе, Халена – на горцев и мирян они не зря сбираются. Интерес их в этих двух племенах лежит. Боги – все ведают, спалили росков, Халена, ты али другая, но хранительница мирян тому виной. Оттого и сечь будут мирян да горцев, абы последние на росков указ мирянам сделали, а те Богам выдали. И ярлов никому не остановить. Одного положите – десяток встанет. Пока хоть один жив – мстить станет.

Женщине нехорошо стало: вспомнилось, как пришли они в деревню, а там все выжжено…

Хлебнула хмеля – терпкий – вкус, как в душе.

– Вот что, Богутар, просьба у меня к тебе: переправь нас сейчас на тот берег. Другом станешь, должна буду.

Мужчина кубок повертел, кольцом на пальце сверкнув и, кивнул после раздумий:

– Сговорились. Побратима твоего крикну и людей своих. Жди, – встал.

Халена лицо руками закрыла, как он вышел: что делать-то, а? У Кирилла арсенал – но сколько там? Ну, пара бластеров, пара лазерников… Да ну, бред – кланы и племена поднимать надо.

И ворот куртки рванула – душно, сил нет. Туман перед глазами поплыл – качнуло то ли ее, то ли лодью – не поняла, легла без сил головой на стол.

– Увозом, значит, девку берем? – затянув веревку на руках Кирилла, спросил Наймар. Кудеяр кляп побратиму Богини вставил.

– Сговорились прилюдно – все по чести.

– Эльфар на ней жизнь оставил, тоже через свадьбу высоким стать хотел, а где он?

С мужами подняли Шерби и к сходням отнесли, в соседнюю лодью бросили в трюм.

– Дурак был Эльфар, Богутар ему много вперед даст. А и не диво ли – Богиня мирянская в женихи его взяла? То не мы скажем, то любой подтвердит. По чести все, по чести.

– Да не по сердцу, – проворчал мужчина.

На кнежью лодью вспрыгнули и корабли отчалили.

– Абы Боги не осерчали.

– А что теперь-то? Богутар им вровень через жену станет, как родичи и разберутся. Тут бесчестья нет – не полоняет, чин-чином в жены и княжны берет.

– Эка, "не полоняет", – головой качнул. По ему, лучше б как сговорено, Белицу взяли и на том кончилось все. – Хлебнем, чует сердце.

Глава 23

Богутар осторожно снял меч с Халены и обнял, к своему плечу голову прислонив ласково – дивная-то воительница. Пальцем по коже на щеке провел – сомлел – шелковая кожа-то, дитячья. Эка свезло ему! Дядька – дурень, ума Боги не дали такую жар – птицу споймал, а удержать не смог. С Богутаром иное выйдет. Все обдумал.

Губами чуть губ женщины коснулся и сердце чуть из груди не выскочило. Диво как хороша, страсть берет. В плащ свой укутал и на палубу вынес. Сел у перил и голову невесты себе на колени положил – пусть все видят и гордятся – с богатой невестой кнеж домой идет. Саму Богиню мирянскую охомутал.

– Шибче гребите, поспешайте, – приказал. Налегли на весла – рванула лодья и, ветер попутный пошел, паруса натянули.

– К полудню дома будем, – заметил Наймар.

Кнеж кивнул:

– Свадьбу не мешкая справим.

– Без отца?

– Позже порадуется. Не та птица мною взята, чтобы медлить.

Хмель сонный к утру из тела выйдет. К тому сроку все, как положено должно быть. А там уж куда деве деваться? Мужняя, кончено.

Волос ее коснулся и трепет обуял – только сейчас доходить стало, на что решился, и даже мысль мелькнула – не ополоумел ли, не сморочила ли ему Богиня голову?

Да кой разница теперь?

– Как сойдем – первым делом дары готовь богатые и послов к Мирославу мирянскому. Пусть дань за невесту отвезут, как положено, обскажут, что сама согласилась и жениха выбрала, на том и замиримся.

– Кого ж послать? Дело-то тонкое больно.

Кнеж подумал и улыбнулся:

– Кудеяра и Гардара. Один пылок, другой летами умудрен, вместе и сладят как надобно. Сам с ними поговорю – твое дело дары приготовить и чтоб жаль не брала. Богиню взяли, за то дань великую отплатить надо.

Наймар кивнул: сделаю. Только ладно у тебя кнеж на словах получается, на деле выйдет ли?

– Ступай и гребите шибче. Мешкать не желаю.

"Абы не улетело везенье и сурь-я не подвела", – волос женщины опять коснулся: шелк прохладный, так и манят. И подумать – женой ему будет – в дрожь кидает, горло перехватывает. Но лицо маску покоя держало – кнеж все ж, не дитенок малой.

А и вдуматься, спас он ее. Рольхаальд прослышал – споймал бы ее и смерть лютую назначит, а на жену родовича не пойдет и сыны Халены и Богутара тому зароком замирения станет.

Кирилл готов был выть от бессилия и ярости – надо же пойматься как ребенку на игрушку! Ну, если только тронут Анжину, устроит он им здесь праздник души!

Мужчина челюстями двигал, пытаясь кляп выплюнуть и веревки дергал, осматриваясь, есть ли что годное перетереть их или разрезать. Плохо и ноги связали.

Нет, ну Анжина! "На Лефевр"! "Здесь мое место"! Ну, здорово, что сказать!

Молодец, хорошо придумала, как из огня да в полымя! А он просто вундеркинд – мало отпустил, за ней поперся!

Идиот!!

Ричард тоже «молодец» – хоть бы охрану жене обеспечил! А зачем, правда?! Ушла?! Ну, и катись!

Ничего, он выберется – устроит еще засаду аборигенам, поучит цивилизованным отношениям – гексаген, лазер, плазмол – все в округе на фиг в пустыню превратит!

Только волос с головы Анжины упадет! Только пальцем дотронется до нее эта местная мразь с косичкой!

Только руки освободит Шерби – привет их допотопным лодьям будет! Корабельщики фиговы!

Кнежа с невестой ждали и, все к тому готово было.

Только к причалу лодьи встали и сходни кинули, Богутар Халену на руки поднял и как положено на землю на руках снес. И как положено родовичи приветствовали и благословляли кнеженку с кнежем, лепестками хмеля и ромашки осыпали. На коня с невестой по спинам холопов взошел. Прижал к себе крепко богатство добытое, голову удобнее на своем плече устраивая и, к городу чинно поскакал.

Последним Кирилла вывели. Стоял тот и смотрел вокруг – впереди виднелся белокаменный город – башенки как у замка, крыши теремов. В ту сторону и толкнули. Пошел и кляп, наконец, поддался – выплюнул.

– Халена где? – рыкнул, спрашивая у здоровяка, что слева его сопровождал.

Молчит. Кирилл у другого спросил – тот же ответ. А вокруг ликуют все, лепестков насыпано – вся трава и земля в них. Народ, пританцовывая идет к городищу, в бубны бьет. Веселье у них, – сплюнул в сторону Шерби. Обернулся и тычок в спину получил. Ерунда – зато заметил, что за спиной четверо неслабых комплекцией мужчин с мечами и у одного сумка его в руках. Вот до нее бы добраться – устроил бы он здесь праздник с фейерверками – после еще бы пару басен о Богах местные фантазеры сложили.

В городище оценил укрепления – башни и стены – хорошо устроились, сволочи, не тупо, как в Полесье. Стены широкие из валунов и побелены, ворота большие, железом кованные, а за ними еще одни, через мост над рвом. Но ров-то плевый, а вот стены высокие – плохо.

Улицы камнем мощены, дома стоят на каменной кладке и где каменные, где деревянные. Везде чистенько и уютно, но лепестки валяются, по ним как по дороге и вели Кирилла. Еще одна стена встретилась, еще одни ворота нараспашку. За ними терем – высокий, красивый. Сам каменный, крыша и навесы, столбцы у высокого крыльца – резные, деревянные.

Площадь перед ним мощеная, вся лепестками услана. Кони справа в углу видны у коновязи, мужики в железе ходят, с мечами, у некоторых арбалеты.

Шерби на крыльцо затащили, по зале с камином, в которой народу море и собаки у входа лежат, протащили и по коридору полутемному, потом вниз по лестнице винтом. Холод – камень вокруг и факелы коптят. Ясно уже мужчине – в каземат кинут.

Так и случилось. Двери железные скрипнули – открыли перед ним служивые гостеприимно и внутрь, в полусырое подвальное помещение впихнули. Сумка следом на каменный пол чуть соломой припорошенный полетела, звякнула. Дверь с лязгом закрылась.

Ладно, – усмехнулся недобро и огляделся: ничего, уютненько. Лежанка в углу, пучок соломы, цепи из стены и кружка глиняная да миска железная, как собаку кормить, на полу.

– С прибытием, – поздравил себя и губы поджал. Сел у цепей, веревки о железо тереть стал, с вожделением на сумку поглядывая. Немного и устроит он им встречу века! Разнесет к чертям весь замок феодалов!

Богутар положил Халену на свою постель и приказал готовить брачное ложе и свадебное пиршество. Оглядел свое богатство, что часу не пройдет женой наречется и спустился вниз, приказав заковать слугу будущей княжны.

Кирилл почти достиг цели, как в камеру вошли воины и мужик с голым торсом, но с кувалдой и какими-то железками в туесе. Все стало ясно – Шерби рванул, что есть сил и порвал веревки. Вломил первому попавшемуся в челюсть сходу – хрустнуло. Мужчину откинуло на товарища, следующий улетел, сбрякав своими железяками. Еще удар, подсечка и не меря сил. Шерби был в ярости и, крошил аборигенов, не разбирая, куда бьет. Он рвался к сумке и к выходу. Одному сломал позвоночник и, подняв, кинул в толпу, что прибывала и прибывала.

Победа была близка, но справиться со всеми воинами, что вламывались в каземат не смог. Его зажали скопом и заковали, приковали к стене.

Он взвыл от бессилия, ткнувшись с силой затылком в каменную кладку: будьте вы все прокляты!!

Воины вытаскивали побитых товарищей и бездыханные тела.

Богутар смотрел, как одного за другим выносят его людей из подземелья и, понимал, что слуга Богини не прост. Впрочем, что он ожидал? Иного и быть не могло.

– Может, не зря светлая дева его побратимом нарекла? – шепнул Кудеяр хозяину.

Мужчина щелкнул пальцами, призывая слугу:

– Яства в каземат, вина доброго, лучшего.

– Будет пресветлый кнеж, – заверил тот с поклоном и испарился.

– Вот что, Кудеяр, – спускаться начал по ступеням рудицей залитым – знатно господарь поработал – что скажешь. – После пира и обряда Гардара возьмешь, повозки нагрузите дарами богатыми – Наймар сам лучшее отберет, и, не мешкая к Мирославу двинетесь. Все как есть обскажешь, что, дескать, дело молодое, враз сговоренное. Повстречались и сголубились. Людей возьми, кои зрили, как Халена дар мой приняла и ответный выдала, чтоб подтвердить могли – по своей воле за меня пошла, по чести все. О свадьбе везде трезвоньте, что, мол, богата была и все чин-чином, как положено. Дары мирянам отдашь, как дань за невесту. В том признание мое их рода и благодарность за славницу, а им дар тот не отринуть – свою Богиню сквернить не станут. Примут дары, тем и союз наш с Халеной примут. Кнежа к нам приглашай по осени. Сейчас мол, дел много, не усидим, да и молодые, миловаться бы все, сам мол, пойми. А по дрязге после жатвы ждем, али сами наедем. И про побратима, что с Халеной прибыл обскажи – мол тоже свидетельствовать может – было, сами сговорились, сладились. Оженились как нашими обычаями положено, наряд соблюден и на том род весь на нашей свадьбе гулявший порука. Ясно ли тебе?

– Ясно, – улыбнулся лукаво. – Гонца к батюшке слать?

Богутар улыбнулся – светло на душе, сердце колышется в сладкой трели по соколице, что вскорости женой станет.

– Шли.

– Сей час сделаю, – поклонился и вверх по лестнице рванул, стражников за кнежем идущих огибая.

Перед Богутаром дверь в темницу отворили, прошел махнув охране, чтобы осталась в коридоре.

Взгляд полный гнева и презрения встретил, но свой не отвернул. Постоял и прошел к лежанке, сел и уставился на мужчину:

– Как звать, величать тебя, побратим девы – воительницы?

– Слушай сюда, абориген хренов, – процедил Кирилл, искренне жалея, что взглядом загрызть нельзя. – Если с головы Халены хоть волос упадет!…

Кнеж ладонь выставил:

– Речь не идет. Сам за то голову срублю любому. О том печаль не держи – сто нянек и сражников за соколицей ходить будут, сто служанок и сто слуг ее приказы исполнять, только слово молвит и в том зарок кладу.

Кирилл чуть успокоился, но злоба все равно разрывала:

– Сука ты, урыть тебя мало. Болеет она, присмотр за ней нужен.

– Хворая? – насторожился – что ж и это на руку. Теперь уяснил, отчего свезло ему и богиня не прочуяла замысла. – Знахарей лучших приглашу – будет здрава. О том разговор отдельный. Теперь о нас пойдет речь – кто ты Богине – друг сердечный, верно я спознал?

– В сердце ее другой друг.

– Но в твоем она. Видел я глаза твои и взгляды что на нее устремлялись. Верно ли, что своей назвать хотел?

– Тебе какая разница? Отпусти ее и меня – миром разойдемся, прощу, хоть и признаюсь, горит у меня, так порвать тебя и свору твою хочется. Но миром отпустишь – уйдем, а нет… Мало людей сегодня потерял? Обещаю – всех потеряешь. Я вас вырезать буду, как опухоль, давить, как насекомых. От города твоего камня на камне не оставлю.

Богутар внимательно выслушал его и поверил сразу – может.

В камеру слуга протиснулся бочком, кувшин вина поставил кубки и корзину с яствами: гусь запеченный, пироги, яблоки. И пятясь испарился, дверь прикрыл.

Богутар разлил вино, кубок мужчине подал, тот взял еще надеясь миром дело решить – ждал, что кнеж скажет.

– Великим господарям кнежи вино наливают, остальным слуги льют. К тому я это, что уважение тебе выказываю, честь великую оказываю. Второй раз. Собачится с тобой не хочу, ворогом ты мне не нужен, а и я тебе. И ладно было бы миром все решить.

Кирилл руки поднял, выказывая кандалы:

– Вот что мешает.

– Это не надолго. Грозен да буен ты, оттого и кован. От греха.

– Что тебе надо от нас?

– От тебя ничего, от соколицы сам возьму, да взял уже, – улыбнулся, спокойный, расслабленный. Кирилл в его речи паршивый подтекст почувствовал. Откинул кубок, только вино в разные стороны брызнуло, качнулся к мужчине:

– Слушай ты, урод, с тобой смотрю по-человечьи никак. Тогда слушай – пальцем ее тронешь, конец тебе.

– Зря серчаешь. По чести все. Сейчас пир готовят, свадьба будет. Дары мирянам отправлю в благодарность за суженную.

У Кирилла зрачки расширились – понял, что тот задумал. Рванул с рыком, да железо только натянул, кожу сорвал на руках и ногах.

– Твааарь!!!

Богутар с сожалением головой покачал:

– Зря яришься побратим…

– Я тебя на части порежу, запомни! Всех вырежу!!

– А смысл? Халена дар мой приняла. Сама меня одарила, – выставил монетку у кинжала. – На том сговорились прилюдно.

– О чем, идиот?!!

– О том, что согласна быть моей. Я мешкать и не стал, верно, и ты бы не мешкал. Только мне свезло, а тебе нет.

– Слушай меня сюда, тупой ублюдок!…

– Я законный сын, – парировал тот спокойно, но скулы от оскорбления побелели.

– Ни хрена! Ты сын козла и косиножки! Все что ты говоришь – ложь! Халена не рабыня тебе и не девка, чтобы ты ей как хотел крутил! Я тебе не только тело, я тебе душу выжгу, ублюдок! И не только я! Спроси кого хочешь, что прошлым годом с росками случилось?!

– На гнев Богов намекаешь? А ежели сегодня же понесет от меня Богиня? Оставишь ее с дитем одну?

Кирилл задохнулся от ярости.

– Она замужем, сволочь!! Только посмей ее тронуть!!

– Ты криком не бери, я с тобой миром говорю, – поморщился. – Эльфар глуп был, не смекнул, а после ушла Халена. От меня не уйдет – дитем окручу, куда денется. А и ты в ум возьми – я обид не чиню, честь по чести творю. Обет даю – будет бережена, холена, лелеяна. В сечу не вступит, у оконца сидеть станет, лалами играться, на пуховых перинах греться, заморские сладости вкушать. Не надобны свары мне. По сердцу мне посестра твоя пришлась и за то что не отказала – дань высокую плачу не меряясь.

– Я понял, – закивал Шерби. – Ты ненормальный.

– Как это?

– С головой проблемы!!! Мать башкой в кирпич родила!!!

Богутар насилу стерпел оскорбление. Побелел скулами, встал:

– Чую не идет сегодня у нас разговор. Быть по-твоему, позже речи поведем. Отдыхай гость залетный да за здравие жениха и невесты вино пей да пищу вкушай…

Кирилл с силой пнул кувшин и корзину – на пол все полетело.

Кнеж глянул на него тяжело, словно запоминал и вышел.

– Не смей ее трогать!!! – полетело в спину.

Дверь схлопала и Кирилл взвыл в потолок. Голову огладил, успокоиться пытаясь, а в душе ад царит. Оттер лицо, зубами скрипнул, соображая лихорадочно, что делать. Поднялся цепями звеня, крепление в стене начал изучать – крепко крюк вбит. Сволочи!!… Ничего! Черепок от разбитого кувшина подобрал, крошить раствор у крепления стал, царапать, стирать, крюк расшатывать.

Кнеж полон гнева в покои влетел и в спальню ввалился. Только там и успокоился – добро все приготовили, шелком и атласом устлали, всю заморскую ткань из сундуков повытащив. Хмель по углам и снопы как положено, все угадали – добре.

Внизу уже столы перед теремом накрывали, плясовые играли.

Богутар женщину с постели поднял, в уготованную молодым спальню отнес, уложил и по лицу огладил – хороша, спасу нет. Куртку с нее снял, а вот с обувкой худо – не дается. Долго промаялся, соображая в чем заковыка, но справился, наконец.

Брюки тоже не сразу поддались – заковыристо стянуты. Но стянул и замер – в жар кинуло – до чего ж ладная! "Стынь вытачивала" – вспомнил побасенку, еще Эльфаром со смешком молвленную. И сомнений нет – лоно кружевами укрыто, точь в точь Стынью на железу зимой вязанные. Тонюсенько и задеть страшно. Огладил выпуклый рисунок трусиков, любуясь и дивясь, потянул вниз – пошло, а под ним гладенько, так губами коснуться и тянет. Его и страх и желание брало. Снял вязь Стыни, майку стянул, прижимая к себе безвольное тело и, зажмурился – кожа-то гладь. А грудь-то!

Застонал, счастью своему не веря. Уложил суженную под одеяло и сам разделся, лег рядом, а коснуться боится. Не сдержится ведь. И не выдержал, к себе притянул, голову на плечо положил. Обнял и лежит – сердце колотится от желания и волнения то ли в макушке, то ли в пятках.

Немного и народ ввалился, песельницы с улыбками постель и молодых лепестками осыпали, дивный запах разнотравья даря. Староста городской с поклоном кубок вина горячего молодому поднес. Богутар выпил и перевернул чашей вниз, как положено.

Желать начали, дары с поклонами к постели подносить, складывать. Начальник стражи, староста, да стольник с советником у изголовья постели встали, следили зорко за входящими.

Конца края им не было, цветами полевыми только полспальни завалили. А у Богутара одно на уме – ушли бы быстрее. Зубы от желания сводит, голова кругом от запаха волос Халены, от кожи ее нежной под пальцами, от дыхания в его нагую грудь, от жара, что от его ли, ее груди идет. И как подумать – Богиня нагая с ним, его суженная – ум за разум от счастья заходит.

"Все для тебя сделаю, на руках носить стану", – шептал ей мысленно и прижимался нет-нет ко лбу губами жаркими, сухими от снедающего желания.

– Ну, все, все! – вытолкал последних данников Кудеяр, двери закрыл и стражу приставил. Во дворе пир вовсю шел, а в спальне тихо стало, только слышно, как ровно дышит чудо в его объятьях. Стемнело уже, Селена в окошко заглянула полным ликом, а Богутар все в дыхание богини вслушивается, жар сердца унимая, млеет от запаха волос. Перевернул ее на спину нежно, лицо ладонями еле касаясь огладил:

– Жена ты мне теперь, – прошептал вглядываясь и казался лик ее ему прекрасным настолько, что не может быть ни у одной смертной. Одеяло вниз убрал все тело оголяя – облило его лунным светом и словно изнутри кожа засветилась. Может, чудилось ему, может вправду, только сердце замерло от дивной картины и трепет обуял, благоговение и нежность до глубины души.

– Лапушка нежная, дышать на тебя никому не дам, – навис над ней, чуть касаясь, волосы с чела убирая, а те пух и шелк – золото и пепел серебряный. Губы лалы, брови в разлет – не наглядеться. И вдуматься – его!

Пальцами от щеки вниз повел, по шее лебединой, глядя как рудица пульсирует, холмика груди коснулся и ладонью накрыл, заставляя поверить, что его она. Истинно – ни с одной смертной Богине не сравниться. Кто баить вздумает – девка она простая – не един не поверит. И в том хоть Стыни вязь как бережа пресветлому лону ее, ему пред всеми порука. И дивный стан и запах этот от волос неслыханный, пьянящий.

И птица рядом с ней не пролетит – не даст.

И отец родной косо не глянет – убьет за то.

И самый высокий, слово ей поперек не молвит – последним оно будет.

Живота ласково пальцами коснулся и не сдержался, поцеловал, припал губами к нежной коже, и застонал – так хорошо, что кругом голова. Уж девок сколько было, но трепета такого и сладости и в первый раз не ведал, а тут!… Щекой потерся о живот, губами чуть касаясь вниз устремился, даже пальчики на ногах расцеловал и подивился, восхитился – а ноготки – то блестят, мерцают в полумраке! Точеные ножки – любоваться на них и любоваться.

Его Богиня! Его жена!

– На руках носить стану, лапушка. Детей народишь, богов.

Его сыны – Богами будут почитаться, – вдуматься и ум за разум от восторга и гордости заходит. Век за веком род Полешей славен был, а теперь и вовсе прославится и не будет равных ему.