Текст книги "До каких пор буду звать?"

Автор книги: Рангея Рагхав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц)

12

Сукхрам продолжал:

– Утром я собрал все необходимое для представления и вместе с Каджри и двумя парнями из табора отправился на ярмарку в соседнюю деревню.

Публика осталась нами довольна, но окончательно покорили наших зрителей танцы Каджри. Когда она пошла по кругу, покачивая бедрами и животом, зрители млели от восхищения. К бурному восторгу мужчин Каджри исполнила танцы женщин из касты джатов[56]56
  Каста джатов– каста земледельцев в Северной Индии, принадлежит ко второй касте – воинов.


[Закрыть].

– Что выделывает, а? – презрительно бросила какая-то джатни[57]57
  Джатни – женщина из касты джатов.


[Закрыть], притворно-стыдливо закрывая лицо концом платка. – Ишь, тварь продажная!

– А ты шлюха! – отпарировала Каджри и добавила такое, от чего женщины покраснели, а мужчины загоготали. Деревенские щеголи манили Каджри, показывая ей деньги. Наконец она подошла к ним и, протянув руки, запела. Это была такая песня, что смутились даже эти молодчики. А Каджри преспокойно взяла у них деньги и принесла их мне.

После представления мы отправились бродить по ярмарке. Потом ели круглые сдобные булочки и пирожки с горохом.

– Я хочу нукти, – сказала Каджри.

Мы поели и нукти – сладкие шарики из муки, жаренные на чистом топленом масле. Каджри была счастлива.

– Сколько мы заработали? – спросила она меня шепотом.

– Четырнадцать рупий, Каджри.

– Это Всевышний услышал мои молитвы.

– Пошли, купим тебе обновку.

– Только ты сам выбери, ладно?

– Нет уж, выбирай себе по вкусу.

Я дал своим помощникам по рупии на еду. Они собрали наше имущество и пошли в табор, а мы с Каджри отправились в лавку.

– Эй, бохра[58]58
  Бохра – сельский торговец и ростовщик.


[Закрыть], – позвал я торговца, – покажи нам хороший передник.

Торговец пригласил нас в лавку и выложил перед нами все, что имелось: зеленый, желтый и черный передники.

Мы взяли желтый. Потом купили ситцевую юбку и шелковую кофту.

Наступил вечер. Ярмарка закрылась. Мы пересекли деревенскую площадь и пошли к табору. Неожиданно перед нами предстала, будто выросла из-под земли, старая крепость. Мы остановились как вкопанные и не могли отвести от нее глаз. В лучах заходящего солнца крепость, казалось, была совсем близко.

– Каджри! – прошептал я. – Каджри! Идем!

И в надвигавшихся сумерках мы пустились в путь. Крепость была полуразрушена, местами недостроена. Ее никто никогда не укреплял и не пытался достроить. Мы с Каджри прокрались через сад и оказались в густом кустарнике. Дороги не было видно, а мы не захватили огня.

Мы вернулись на ярмарку и у знакомого лавочника купили керосину, ветоши на факел. Затем я выстрогал крепкую палку. Захватив еще и спички, мы снова двинулись в путь. Где-то рядом шумело озеро.

Стояла гнетущая тишина, даже мне стало страшно. Но я был полон решимости и горел, как в лихорадке. В одну руку я взял кинжал, а в другую – зажженный факел.

– Каджри, возьми и ты факел.

Каджри понесла факел, а я обнял ее за талию. Это немного ее приободрило.

– Здесь должен быть водоем, дорога в подземелье проходит мимо него. Так говорил отец, – прошептала Каджри.

Мы некоторое время блуждали в зарослях кустарника, пока не нашли водоем за маленьким храмом Шивы. Развесистые тамариндовые деревья окружали его со всех сторон. С одной стороны к водоему был перекинут маленький пешеходный мостик, с другой в него спускались каменные ступени. В мерцающем свете факела мы увидели слева перед нами три двери.

– Здесь справляют праздники в честь воды утоляющей, – пояснила Каджри.

– Сам знаю, – буркнул я.

– Но ты не знаешь всего, что знал мой отец.

– О чем он еще тебе рассказывал?

– Что сюда в полнолуние приходят джины.

Я облегченно вздохнул. По небу плыл новорожденный месяц.

– А рядом с водоемом, – продолжала Каджри, – гробница махараджи[59]59
  Махарадж – (букв. «великий раджа»), почтительное обращение к важному, знатному лицу.


[Закрыть]. Он приходит сюда каждую ночь. Но тебя он не тронет, он же твой предок.

– Да, Каджри. Он укажет нам дорогу.

– А вон туда приходят пантеры. – Каджри факелом показала на лес.

Я заметил, как она побледнела. Я крепче обнял ее и потерся щекой об ее лоб. Она успокоилась, но со стороны водоема послышался звон ножных колокольчиков. Мы оба вздрогнули. А темнота ответила раскатистым хохотом.

– Там кто-то прячется, – шептала Каджри. – Люди говорят, что в водоеме утопилась женщина из касты гуджаров[60]60
  Каста гуджаров – каста земледельцев в Раджастане, выходцы из Гуджерата (штат в Индии), отсюда и название касты. Гуджары занимаются разведением молочного скота. Как и джаты, объединяются общим названием раджпуты (букв. «царские дети»).


[Закрыть]. С тех пор она не покидает этих мест. – У Каджри от страха дрожал голос.

– Не бойся. – Успокаивал я ее. – У нас есть огонь, нам никто не страшен. Дай-ка факел, а то ты его еще выронишь со страху.

Я взял из рук Каджри факел, а она обеими руками обхватила меня за шею и крепко прильнула ко мне.

Мы двинулись дальше.

Каджри пристально вглядывалась в темноту, и вдруг закричала:

– Вот она, смотри, вот эта женщина!

Я почувствовал, как от страха ее лоб покрылся испариной. Из-за колонн на нас смотрели два желтых глаза.

Каджри исступленно бормотала молитву.

Но глаза не исчезли. Они все приближались и… вдруг из-за колонны бросилась прочь одичавшая кошка.

– Вот оно что, – облегченно вздохнула Каджри, – убежала, ну и слава богу.

Я начал спускаться по ступенькам, в конце которых поблескивала вода. И снова кто-то пронзительно закричал, будто заплакал ребенок. А потом взмыла вверх огромная птица, ее могучие крылья с шумом рассекали воздух. Затем неожиданно она ринулась вниз, казалось, прямо на нас. Каджри испуганно взвизгнула. Но птица пронеслась мимо и тут же исчезла.

Мы двинулись дальше. Каджри так крепко прижималась ко мне, что я чувствовал биение ее сердца. Из леса слышалось рычание диких зверей, вышедших на ночную охоту, из деревни им отвечали лаем собаки. Я заглянул в испуганные глаза Каджри. Надо было приободрить ее.

– Меня пугает неизвестность, – шептала она. – Когда знаешь, что тебя ждет, не так страшно.

– Каджри, твой отец был храбр как лев, неужели ты, его дочь, недостойна его?

В это время послышался далекий рев пантеры. Каджри совсем смешалась от страха.

– Она далеко, – успокаивал ее я. – Пришла напиться к озеру, зверюга. Она далеко.

Мой отец погиб в схватке с пантерами. Я ненавидел и презирал этих зверей. Как мне хотелось отомстить им за отца! У меня сильно забилось сердце, и я решительно двинулся дальше. Каджри тоже немного приободрилась. Вскоре мы подошли к маленькой двери, еле проглядывавшей в темноте. Я приподнял факел. Дверь вела в комнату, сплошь затянутую паутиной. Оттуда тянуло сырым спертым воздухом. Я осторожно протиснулся в дверь. Каджри я нес на себе, и если бы нас кто-нибудь увидел, то подумал бы, что движется какое-то четвероногое чудовище. Но странное дело: чем больше боялась Каджри, тем мужественнее и увереннее становился я. Она была слабой женщиной, и я любил ее. Я понял, что только она удерживает меня здесь; не будь ее, я бы давно сбежал.

Мы вошли в комнату, и над нами закружилась стая летучих мышей. Они пронеслись над нами и, покружив, стремглав бросились прочь, наружу.

– Душно, – пожаловалась Каджри.

Мы прошли следующее помещение, пол которого был выложен ровной плиткой. Каджри сказала:

– Пошли назад, здесь одна дверь, дальше хода нет.

Но я не двинулся с места, только поднял факел повыше. В его свете я увидел лестницу, ведущую вниз.

– Каджри! – взволнованно произнес я. – Видишь?

– Ну, лестница!

– Давай спустимся.

– Нет, нет, назад, на свежий воздух. Ну зачем тебе быть раджой, Сукхрам, и натам неплохо живется.

– Замолчи! Со мной дух моих предков, и ты тоже со мной.

– Но я всего лишь натни, твои предки разгневаются на меня. Ты же тхакур.

– Разве ты не слышала, что воды Ганга, лучи солнца и женщины не имеют роду и племени. Они принадлежат всем и равны перед всеми. Для тхакура между землей и женщиной нет разницы.

Мы начали спускаться. Ступеньки становились все уже и уже. Каджри шла за мной. Наконец последняя ступенька – и лестница уперлась в широкую площадку. В этот момент Каджри испуганно вскрикнула. Икая от страха, она вцепилась в меня обеими руками. Я поднял факел еще выше и вздрогнул: передо мной качался скелет.

– Кто это? – вырвалось у меня.

Скелет хранил молчание, но звук человеческого голоса ободрил Каджри. Я поднес факел поближе. Скелет болтался на веревке, закрепленной у дверной рамы. Я повернулся к Каджри.

– Не бойся, это только скелет, а не злой дух. – Я взмахнул кинжалом; кости с глухим стуком посыпались на пол, а кинжал ушел в пустоту. Скелет висел здесь, наверное, с далеких времен.

– Куда нас занесло! – захныкала Каджри. – Даже отец ничего не говорил об этой лестнице.

Я обрадовался, услышав эти слова, обнял ее рукой, держащей кинжал, и поцеловал в губы. Каджри заулыбалась.

– Каджри! Твой отец, значит, не дошел до сокровищницы? Ну ничего. Зато мы на правильном пути.

– Да. Но вход в сокровищницу сторожит страшный джин. Что будем делать, если он потребует от нас жертвы?

– Я пожертвую собой, Каджри. Если мои предки хотят моей крови, я готов отдать ее!

– Ну и придумал! Ты пожертвуешь собой, а я умру от страха. Нет, я отдам себя в жертву, тогда ты станешь раджой, и для меня не будет лучшей награды!

– Нет, Каджри, – сорвалось вдруг у меня. – Не нужна мне эта власть. Не хочу я быть раджой. Мне нужна только ты, только ты одна!

Каджри совсем перестала бояться. Впервые, позабыв стыд, она жарко и страстно поцеловала меня в губы.

– Я тебе нравлюсь? – переводя дыхание, спросила она.

– Очень нравишься. Больше, чем Пьяри.

Каджри вся затрепетала.

– Это правда? – все еще не веря, спросила она.

– Да, Каджри.

– Так чего же мы стоим? Откинь эти кости и вперед!

Я не переставал удивляться. Я был покорен смелостью Каджри. Пьяри любила меня, но никогда не забывала о своей выгоде. Каджри принадлежала мне одному и ни о чем больше не мечтала. Только теперь понял я, как различны их сердца.

Я перерезал оставшиеся веревки, отшвырнул в сторону кости, и мы пошли дальше. Вскоре мы попали в длинный коридор. С потолка капала вода.

– Наверное, над нами озеро, Каджри. Вода шумит, слышишь?

– Да.

Мы свернули налево и снова уткнулись в дверь. Едва я сделал шаг, как увидел ружье, нацеленное мне в голову.

Я отпрянул назад и оттолкнул Каджри. Потом осторожно поднял факел: на высоких козлах на уровне моей головы лежало ружье. Отодвинув его, мы вошли в просторный зал. Кругом, будто поджидая нас, толпились люди.

– О боги! – воскликнула Каджри.

Ее голос загремел под сводами, вся крепость гудела и повторяла: «Боги! Боги! Боги!»

Каджри тряслась как в лихорадке. Я подошел поближе и пригляделся: по стенам были развешаны старинные одежды. Я тронул один из халатов, и он обратился в прах.

– Все сгнило, Каджри, – сокрушенно сказал я.

Она дотронулась до двух других халатов, и они тоже рассыпались.

Мы поспешили в следующий зал. Повсюду было в беспорядке раскидано оружие. Я поднял саблю, а Каджри взяла кинжал. Теперь мы чувствовали себя уверенней.

Дальше шел зал с женской одеждой. Каджри, широко раскрыв глаза, смотрела, не отрываясь, на поблескивающие золотым шитьем наряды. На стенах висели шелковые кофты, расшитые юбки, дорогие тяжелые передники, узорчатые пояса. Но и они от малейшего прикосновения обращались в пыль. К чему бы Каджри не притрагивалась, все рассыпалось в прах. Каджри вошла в азарт. Она пустила в ход кинжал, я помогал ей своей саблей, скоро все эти пышные наряды бесформенной грудой пыли и истлевших тряпок полегли на пол. Каджри стояла над ними с пустыми руками.

– Им тысяча лет, – со злой усмешкой проговорила она и пошла прочь из зала.

Мы направились в другую комнату с нишей в стене. Вдруг за стеной забарабанили. Каджри опять затряслась от страха. Мне показалось, что сейчас все рухнет и мы окажемся погребенными под развалинами. Не сговариваясь, мы пустились бежать. За поворотом была лестница, ведущая наверх. Мы бросились к ней. От испуга и быстрого бега мы оба тяжело дышали.

– Кто это? – тяжело выговорила Каджри.

– Похоже, что кто-то бьет в большой барабан.

– Мы теперь у самой сокровищницы, Сукхрам.

Внезапно кто-то захохотал совсем рядом. У нас волосы встали дыбом, мы не выдержали и бросились наутек вверх по лестнице. Вверху маячило темно-серое пятно. Мы поднялись на последнюю ступеньку и оказались на плоской крыше, поросшей густой травой. Оттуда, тяжело заухав, медленно взлетела сова.

– Так это сова, – перевела дух Каджри.

– Сова, кто же еще, – уверенно добавил я.

– Пошли отсюда, Сукхрам. Я больше ни за что не спущусь вниз.

– Пошли? Но куда?

– Э, да внизу озеро, – вглядываясь в темноту, воскликнула Каджри.

В это время со стороны сада послышался шум, а затем показались бегущие люди. Они громко кричали.

– Кто это, Сукхрам?

– Откуда я знаю?

Толпа достигла противоположного берега озера.

– Надо уходить, Каджри. Там люди. Они хотят напасть на нас. А ты женщина.

– Разве это люди, глупый! Это духи. Сейчас они будут здесь.

– Каджри! Я привяжу тебя к себе!

Она сняла передник, а я – дхоти[61]61
  Дхоти – мужская одежда; прямоугольный кусок ткани, обертываемый вокруг бедер; затем его продевают между ног и закрепляют посередине или обматывают конец вокруг верхней части туловища.


[Закрыть] и остался в одной короткой набедренной повязке.

– Сними и юбку, – приказал я, – свяжи концы дхоти и передника, а одежду заверни в юбку. – Каджри сделала все так, как я велел. – Теперь привяжи сверток на голову.

Я обвязал Каджри дхоти и замотал свободные концы на себе вокруг пояса. Затем, несколько раз взмахнув факелом, я швырнул его в озеро. Факел упал в воду, вспыхнул в последний раз и погас. Когда глаза свыклись с темнотой, я увидел отраженные в озере мерцающие звезды. Теперь у нас не было факела.

– Выбрось кинжал, Каджри.

Взяв в зубы саблю, я с вытянутыми руками приготовился к прыжку.

– Смотри же переплыви, милый! – донесся до меня голос Каджри.

Ее слова предали мне силы. Я бросился вниз головой и ушел глубоко под воду. Вынырнув, я убедился, что Каджри держится молодцом. Она лежала у меня на спине, крепко обхватив меня руками, и уверенно била ногами по воде. Через несколько минут мы приплыли к заросшему берегу.

На берегу мы развесили одежду. Все промокло до нитки.

Так мы просидели часа два. Ночь была прохладной, и мы дрожали от холода. Наконец, не выдержав, мы надели непросохшую одежду и отправились домой.

Дул резкий, холодный ветер. Каджри стучала зубами. Чтобы согреться, мы побежали. Тогда на нас с лаем набросилась собака. Я ударил ее саблей и разрубил от морды до хвоста. Мы пустились во весь дух без оглядки.

В шатер мы прибежали до утренней звезды. Разделись и снова принялись сушить одежду. Мы завернулись в одеяла, развели костер и сели у огня. Почуяв меня, прибежала Бхура. Я прижал собаку к себе и стал гладить ее по спине. Бхура внимательно смотрела на меня, как будто ее что-то беспокоило.

– Э-э! Совсем забыл! – стукнул я себя по лбу. Встал и пошел к коню. Я похлопал его по морде и поцеловал у уха. Он тихонько заржал.

– Не сердись, – виновато шепнул я коню. – Сам видишь, задержался. Уж не взыщи, ты, поди, здорово проголодалась, скотина?

Я принес ему большую охапку травы. Каджри разжигала кизяки.

– Умираю, есть хочу, – сказала она, – поджарю хоть немного сладкого картофеля.

Батат быстро поджарился. Мы очистили картофелины и принялись за еду. Потом напились воды и легли. Тонкие одеяла не грели нас, так мы продрогли. Мы обогревали друг друга теплом своих тел, но уснуть не могли.

Я принес пару охапок соломы и положил на кровать, под подстилку.

– Нарвать бы листьев сахарного тростника, – мечтательно произнес я, – а то замерзнешь в этакую стужу.

– Подбрось кизяку в огонь, – сказала Каджри.

– Да он чуть тлеет.

Каджри поднялась и стала раздувать затухавший огонь. Потом мы завернулись в одно одеяло и уснули. У входа в шатер улеглась Бхура. Мы спали у самого костра на вольном воздухе – в шатре костер быстро гаснет. Утром нас разбудили яркие лучи солнца, и мы почувствовали себя свежими и отдохнувшими.

13

Когда я пришел к Пьяри, во дворе стоял невообразимый шум; под навесом сидел Рустамхан, а два его приспешника, Банке и Чакхан, самые отъявленные негодяи во всей деревне, держали за руку чамарку[62]62
  Чамарка– женщина из касты чамаров, кожевников.


[Закрыть] Дхупо и нещадно избивали ее туфлями. Рядом, шипя, как разъяренная пантера, стояла Пьяри. Кругом столпились люди, сбежавшиеся посмотреть на это зрелище. Дхупо отчаянно ругалась. Увидев меня, женщины закричали:

– Пришел ее хозяин. Интересно, будет она теперь задирать нос?

Я ничего не мог понять, подошел к Рустамхану и поклонился ему.

– А, Сукхрам! Взгляни-ка на эту мерзавку! – И он ткнул пальцем в сторону Дхупо.

– Что произошло, господин?

– Ты думаешь, я буду терпеть угрозы твоей жены? – закричала Дхупо. – Она еще будет меня обзывать! Что, я ее отца сгубила, что ли?

Я почувствовал, что земля уходит у меня из-под ног. Банке и Чакхан продолжали избивать Дхупо.

– Оставьте ее в покое, – крикнул я, оттолкнул обоих мучителей и встал между ними и Дхупо.

– А, знатный тхакур! Ты пришел вершить справедливость? – набросилась на меня Пьяри. – Убирайся!

– Пьяри! – закричал я. Ты что, ослепла от ярости? Заставляешь избивать женщину! Поднять руку на бедную чамарку, тебе не стыдно?

– Защити меня, добрый и храбрый человек, – взмолилась Дхупо, падая к моим ногам.

Банке двинулся было на меня, но я схватил его за руку. Когда он попытался освободиться, я с силой дернул его руку вниз, и Банке, взвизгнув, свалился на землю, словно куль. Рустамхан встал и нетвердой походкой направился в дом. Я догнал его.

– Господин! Я принес лекарство. Вчера весь день искал в лесу нужные травы.

Пьяри с негодованием обернулась ко мне.

– А ты немедленно иди к себе! – заорал я на нее.

Мой крик заставил ее повиноваться. Все еще пылая от гнева, Пьяри вошла в дом. За ней последовали и мы с Рустамханом.

– Ложитесь, мой господин, – сказал я Рустамхану, – вот сюда.

Рустамхан покорно лег на кровать.

– У господина жар, – продолжал я, – а он сидит на улице! Ай-яй, как нехорошо! Господин же знает, кто жизнь сохранил – тот мир победил.

– Я буду лежать, Сукхрам! Пьяри немного повздорила с этой чамаркой, вот мне и пришлось подняться, – слабеющим голосом произнес Рустамхан.

– Стоило мне взглянуть в глаза господину, как я сразу понял, что господин нездоров. И с чего это Пьяри так разошлась?

– Повздорила, – повторил он.

– А господин узнал причину ссоры?

Моя откровенная лесть сделала свое дело. Рустамхан успокоился. Толпа во дворе разошлась. Ушла Дхупо, за ней покинул двор и Банке. Остался один лишь Чакхан. Он забрался под навес и попыхивал бири. Я заставил Рустамхана проглотить мое лекарство, а затем перебинтовал ему ногу. Я взял с него обещание, что он будет умеренным в еде.

– Господин, если будете соблюдать диету, к вам опять вернется молодость, а с ней все желания и силы. Господин, не прикажете ли и Пьяри дать лекарство?

– Да, да, – закивал головой Рустамхан. – Поднимись к ней, она наверху.

Пьяри с пылающим от гнева лицом сидела на кровати.

– Низкий поклон, сиятельная госпожа! – приветствовал я, опускаясь на пол у ее ног.

Губы ее скривились – казалось, она вот-вот заплачет, но она закричала, чтобы я убирался прочь.

– Что же, я уйду, – сказал я.

– Сию же минуту уходи!

– Сейчас не могу. Я сделал господину перевязку и ’ дал лекарство. Час нужно ждать, подействует ли оно. После этого я уйду.

Пьяри с изумлением уставилась на меня.

– Господин говорил мне, что в доме есть еще больная. Вот, возьми этот шарик и проглоти, он поможет. И не надо злиться. Тогда все будет в порядке!

– Не приму я твоего лекарства.

– Давай-ка, да побыстрей. Проглоти шарик и запей водой. А потом расскажешь мне, что у вас тут приключилось. Видно, мне на роду написано страдать из-за тебя.

Я принес воды в кружке, повалил Пьяри на постель, разжал ей рот, вложил шарик и влил воды. Пьяри пыталась выплюнуть лекарство, но я стукнул ее кулаком по спине, и она вынуждена была повиноваться. Я сел и стал ждать. Из глаз Пьяри полились слезы.

– Ты опозорил меня.

– Чем это?

– Защищал Дхупо. Ты встал на ее сторону, ты против меня.

– Два негодяя избивали женщину.

– А ты хоть знаешь, в чем дело?

– Хватит с меня того, что я видел. Жажда власти растет в тебе с каждым днем. Ты начинаешь забывать о людях. Прав святой отшельник: стоит самому безобидному ничтожеству добраться до власти, как он становится ужасом людским. Он подобен вздыбившейся от наводнения реке, норовящей затопить берега. Он забывает, что солнце светит всем одинаково.

– Я – ничтожество?

– А кто же ты? Разве ты не натни? Да еще карнатни – продажная женщина! При живом муже ушла к другому и живешь с ним! Тебе ли говорить о чести? Всевышний сделал нас низшими, отсюда все наши страдания. Но от того, что свинья будет долго мыться, она не станет коровой, такого еще не было.

– А эта тварь Дхупо, она что, высокорожденная?

– Она верна мужу и своей честью не торгует.

– У их племени одни законы, у нас – другие, – отрезала Пьяри. – Чем это я унизила себя?

– Тем, что, получив власть, стала мучить людей. В чем она провинилась?

– Пусть не перечит. Я велела ей вымазать глиной забор, а она ответила: «Господин прикажет, тогда сделаю, натни слушать не стану».

Пьяри многозначительно посмотрела на меня, как будто хотела спросить, что я скажу на это. Но я молчал.

– И кто ты такой, чтобы меня допрашивать? Я сказала, чтобы она, безродная тварь, не смела мне возражать, а она все свое – дерзит. Вот я и приказала избить эту дрянь.

– Ты очень плохо поступила, Пьяри.

– Это почему же?

– Разве ты сама не могла обмазать забор?

– Я лучше обмажу глиной твой шатер. А здесь я госпожа.

Я рассмеялся. Пьяри вздрогнула, как от удара.

– Теперь и ты смеешься надо мной? – печально спросила она. – Где ты пропадал вчера?

– У Каджри.

Пьяри изменилась в лице.

– Ты же обещал привести ее.

– Обещал. Она придет послезавтра.

– Почему?

– Сегодня не могла.

– Но ты же обещал!

– А разве я нарушил обещание? Я же сказал: придет послезавтра.

В комнату вошел Рустамхан.

– Ты слышал, Сукхрам? – спросил он, ложась на кровать. – Слышал новости? В недостроенную крепость слетелись джины.

Я насторожился.

– Да ты ничего не знаешь! На ярмарке только и разговоров об этом. После полуночи в крепости запылали факелы. Огни забегали по крепости, их было не меньше сотни. Стало светло, как днем. Садовник нечаянно спугнул их, и они, завидев человека, стали бросать факелы в озеро… Да неужели ты ничего не слышал?

– Нет, мой господин и хозяин, я ничего не слышал. Удивительная история.

И тогда мне на ум пришла мысль: а не выдуманы ли вообще все истории и духах, джинах и демонах?

– Утром люди увидели, – продолжал Рустамхан, – что кто-то разрубил саблей собаку заминдара. И как разрубил – от головы до хвоста! Ты бы только видел, Сукхрам! Огромная собака, английской породы, господин заминдар привез ее из Бомбея. Сколько людей она перекусала, очень злой и свирепый был пес! А тут – надвое разрубили! Чтобы это мог сделать человек?! Ты видел собаку, Сукхрам?

– Видел, господин. Однажды она на меня бросилась.

– Сабля старинная, – продолжал Рустамхан, – такие носили лет двести назад.

У меня перехватило дыхание.

– Двести лет! – вырвалось у меня.

– Да, да. На рукоятке выгравировано: «Махараджа Джитендарсинх»! А он жил двести лет назад. Это он начал перестраивать крепость.

У меня голова пошла кругом; я старался взять себя в руки и не мог.

– Пьяри, – сказал я, – я приду послезавтра. Возьми это лекарство. Принимайте оба по одному шарику каждое утро. Вот эти листочки приложишь к ране господина и перевяжешь ногу потуже. Если будет очень тянуть, пусть подержит ногу над паром. Сделай ему припарку из листьев нима, но смотри, не сожги ногу. Спать порознь, лепешки ешьте без соли. Поняла? Болезнь эта подобна огню, он будет жечь до седьмого поколения. Дети будут рождаться без носа. Господин, лекари называют эту болезнь английской. Она пришла к нам вместе с английскими сахибами.

Я поднялся, чтобы уйти. Пьяри в нетерпении поглядывала на меня. Она о многом хотела расспросить: о Каджри, о Дхупо, обо мне самом, о своей болезни и еще бог знает о чем. Но ей мешал Рустамхан.

– Господин! – обратился я напоследок к Рустамхану. – Это лекарство нужно глотать двадцать один день. Я приду послезавтра, я еще приду и принесу на следующие три дня. Лекарство должно быть всегда свежим.

– Эй, Сукхрам, постой-ка! – дружелюбно окликнул меня Рустамхан, когда я был уже у дверей.

– В чем дело, господин?

– Остерегайся, когда будешь возвращаться отсюда.

– Почему?

– Этот Банке – опасный человек, как бы он тебя не подкараулил где-нибудь.

– Даже зная о том, что я лечу господина?

– Что я могу поделать, Сукхрам? Он бессовестный плут, он не думает о том, что когда-нибудь ему придется предстать перед Всевышним. А я предстану, и я боюсь…

– Господин болен, ему нужно думать только о лечении, тогда его не будет мучить страх.

Пьяри поняла скрытый смысл моих слов и улыбнулась.

– Банке зол на Дхупо, – пояснил Рустамхан. – Он приставал к ней, но она взяла в руки серп и пригрозила ему.

Я посмотрел на Пьяри, но она опустила глаза.

– Господин! – воскликнул я. – Прикажите, и я изобью этого негодяя у вас на глазах!

– Нет, нет, Сукхрам! Ты уж меня не впутывай!

– Не ходи сегодня в табор, – попросила Пьяри.

– Раньше я мог не ходить, теперь меня ждет Каджри.

– Э! Да ты никак снова женился? – спросил Рустамхан.

– Господин, кто из нас может знать, что нужно делать, а чего не нужно? Все мы ищем в жизни опору, ищем того, кто бы о нас заботился и помогал нам в трудную минуту. По мне, женился – не женился – все одно. Мы наты. Это вы, господа, не представляете себе жизни без женщин.

Рустамхан уже не решался вступать со мной в разговор, боясь услышать дерзости, а по лицу Пьяри я видел, что и ей молчание дается с трудом, внутри она вся кипела. Ей, наверное, казалось, что теперь я окончательно ускользнул из ее рук. Иначе бы я не позволил себе говорить с ней таким равнодушным голосом. Еще недавно я обещал Рустамхану вылечить его только при условии, что он вернет мне Пьяри, а сегодня даже не заикнулся об этом. На самом же деле мне просто было боязно напомнить о своем требовании. Я и так не переставал удивляться тому, как Рустамхан молча переносил все унижения, которым я его подвергал. Я знал, что Банке приносит Рустамхану выручку от притона. Банке был одним из самых отъявленных негодяев. Он принадлежал к касте ахиров-скотоводов, но жил за счет ростовщиков. Те, боясь Рустамхана, молчали. А Дхупо, видно, его здорово отделала, Так ему, подлецу, и надо! Я понимал, что Рустамхан все стерпит потому, что хочет вылечиться. В другое время он давно бы расправился со мной.

– Господин, – я поклонился Рустамхану, – позвольте обратиться с просьбой.

– Что еще, Сукхрам? Разве ты еще не все выпросил? – И он подмигнул мне.

– Мне нужны деньги. Лекарство очень дорого стоит, господин!

– Дай ему рупию, – приказал Рустамхан Пьяри. Он развалился на кровати, давая понять, что я могу идти. Я сделал Пьяри знак выйти и спустился вниз. На дворе под навесом лежал Чакхан. Пьяри медленно подошла и протянула мне деньги.

– Оставь их себе. Просто я искал повод, чтобы вызвать тебя вниз.

– Я принесла деньги, забирай!

– Каджри придет послезавтра, – пообещал я, беря рупию из ее рук. – Ты вотрешь ей краску в ноги.

– Что?! – воскликнула пораженная Пьяри.

– Я сказал.

Пьяри в ярости кусала губы, а потом ударила меня по лицу.

– Эй! Что у вас там происходит? – закричал Чакхан, наблюдавший за нами из-под навеса.

– Ничего особенного, – ответила Пьяри и повернулась ко мне: – Хорошо же, негодяй! Я вынесу все! Ради тебя я даже готова втереть краску в ноги этой твари!

Она закрыла лицо руками и разрыдалась. Я наклонился было над ней, желая успокоить ее, но Чакхан опять закричал:

– Что у вас там происходит, Сукхрам?

– Ничего, любезный, жена рассердилась на меня. Я женился на другой женщине.

– А, вот в чем дело! – Чакхан равнодушно зевнул, откинулся на траву и закрыл глаза.

– Пьяри, перестань бередить себе душу, – тихо сказал я. – Послушай-ка, что я скажу.

Пьяри затихла и вопросительно посмотрела на меня.

– Каджри боится тебя, и потому мне пришлось уступить ей. Я хочу развеять ее страх перед тобой. Ты же сама тогда говорила, что готова стать ее служанкой!

Пьяри ничего не ответила; я чувствовал, что мои слова причиняли ей невыносимое страдание.

– Так я пойду? – робко спросил я.

– Иди, но послезавтра приведи ее. Я хочу посмотреть на новую рани.

Я повернулся и пошел прочь. Над Чакханом роем носились мухи и садились ему на лицо. Он уже спал.

Я вышел было на дорогу, но, подумав, вернулся в дом, вызвал Пьяри, и попросил у нее палку.

– Зачем тебе? – испуганно спросила она.

– Проучу кое-кого. Давай, неси живей.

Пьяри сбегала и принесла палку.

– Не попади в беду! – предостерегла меня Пьяри. – Я с таким трудом удерживала тебя от драк, но стоило оставить тебя одного, и ты сразу стал настоящим натом.

– Ты что, боишься?

– А ты как думаешь? У других-то ведь тоже есть кулаки.

– И зубы также, – сказал я, показывая ей следы от зубов Мангу.

Пьяри так и застыла от изумления.

Я повернулся и пошел.