Текст книги "До каких пор буду звать?"

Автор книги: Рангея Рагхав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)

31

…Мой друг снова позвал к себе Сукхрама. Я не знаю, о чем они говорили, но Сукхрам решил выдать Чанду замуж.

– Нет! Не пойду замуж! – не переставая кричала Чанда. Сукхрам с помощью Мангу подыскал ей жениха. Его звали Нилу. Он был покладистый парень, хотя умом не отличался. Чанда от горя хотела покончить с собой. Она пыталась прыгнуть в колодец, но жена Мангу удержала ее.

Сыграли настоящую свадьбу с вином и танцами. Глаза Чанды совсем опухли от слез. Сукхрам сидел, как каменное изваяние, ничего не замечая.

– Я все равно не пойду с ним, – сквозь слезы заявила Чанда.

– Что же ты станешь делать? – спросил ее Сукхрам.

– Брошусь в колодец.

Нилу пришлось силой тащить ее к себе. Но и у него в шатре она не сдавалась. Нилу провел ночь на улице, Чанда всю ночь проплакала.

А Сукхрам молчал. Я никак не мог понять, что так ожесточило его.

– Это правда, что ты выдал Чанду замуж? – спросил я его при встрече.

– Верно. Я устроил ее жизнь, – ответил он.

– Я не узнаю тебя, Сукхрам, – недоумевал я.

– Что я мог поделать, господин? А если б Чанду убили, что тогда? Главное для человека – жизнь. Есть жизнь, значит, есть все! – проговорил Сукхрам.

– И ты испугался?

Показался Нареш, и Сукхрам не успел мне ответить. Я окликнул Нареша.

– Подойди, не бойся, – позвал его Сукхрам.

Я заметил печаль на лице Нареша. Он казался пришибленным и жалким.

– Ты же знаешь, что она вышла замуж. Зачем ты каждый день приходишь сюда? На что ты теперь надеешься? – сердито спросил Сукхрам.

Мне было больно слышать эти слова. Парень, вероятно, никак не мог забыть Чанду. Ведь он так ее любил!

– Нареш, ты же знаешь, что Чанду выдали замуж, – сказал я.

– Да, – кивнул он головой.

– Зачем же ты ходишь сюда? – вырвалось у меня.

Сукхрам отвернулся, но я заметил – он вытирал слезы.

Нареш ушел.

– Видел, какой он стал? Все молчит, но приходит сюда каждый день и чего-то ждет, – проговорил Сукхрам, тяжело вздохнув. – А Чанда с Нилу не разговаривает, – продолжал он, – знать его не хочет и никого не слушает. Над ее матерью совершили насилие, теперь с ней сделали то же самое, – задумчиво проговорил он.

– Но ты же сам выдал ее за Нилу, – заметил я, не обратив внимания на эти слова.

– Я сделал это не ради себя, а ради Чанды, – ответил Сукхрам.

Я замолчал. Мне нечего было сказать. Придя домой, я передал наш разговор матери Нареша.

– Хватит об этом. Теперь все кончено. Мой сын сам к ней не пойдет, – отрезала она.

– Почему?

– Она же натни. Разве этого недостаточно? Теперь Нареш пойдет по той дороге, что и другие из высшей касты.

Она мыслила обычными житейскими категориями и полагала, что теперь Нареш перестанет думать о Чанде.

– Ее же насильно выдали замуж, – возразил я. – И она до сих пор не позволила мужу дотронуться до себя. Ты понимаешь, что Нареш все еще не забыл ее?

– А я вот женю его, и забудет. Ну и времена! Совсем еще дети, а что вытворяют? Мы и пикнуть-то не смели в их годы.

В дом вошел Нареш и молча направился к себе. На мать он посмотрел пустым, отсутствующим взглядом.

– Видел, что с ним стало? – проговорила она.

– Еще не все потеряно. Я готов помочь ему.

– Но-но-но! Я ему мать! Ишь, помощник выискался! – резко оборвала она меня.

И на следующий день Нареш ушел из дому. Я решил пойти за ним. Страх за него и любопытство гнало меня.

Нареш остановился возле беломраморного дворца. Он долго стоял, думая о чем-то своем. Я недоумевал и мысленно спрашивал себя: что он здесь делает? Но потом во мне заговорила юность, и я понял: Нареш вспоминает старые места, где когда-то встречался с Чандой.

Он двинулся дальше, и я последовал за ним. Навстречу нам шла Чанда. Лицо ее было бледным, волосы растрепаны. Увидев Нареша, она в нерешительности остановилась. Нареш тоже растерялся.

– Ты?! – растерянно вымолвила она и тут же подошла к нему. – Я чувствовала, что ты придешь. Ты знаешь, как они со мной поступили?

– Знаю.

– И ты молчал?!

– А что я мог сделать?

– Что сделать? – удивилась Чанда. – А какие обещания ты мне давал, помнишь? – тихо спросила она.

– Раньше ты была моя.

– А сейчас я чья? – почти крикнула Чанда.

Нареш отвернулся.

– Вот как ты отплатил мне, Нареш? Я-то думала, Нареш меня поддержит. А ты?! Ты еще более жестокий, чем все они!

– Я не жесток, Чанда, – проговорил Нареш. – Я… Я… Ну как тебе объяснить? Тебя же выдали замуж. Ты уже не моя… Не моя ты…

Услышав это, Чанда побледнела. Она пристально смотрела на него. Нареш не мог выдержать ее взгляда.

– А если завтра женят тебя, как тогда?

Вопрос Чанды обрадовал меня. Невольно, сама того не сознавая, женщина вступила в единоборство с мужчиной.

– Ты женщина, это другое дело, – сказал Нареш.

В этих словах, как в капле воды, сконцентрировалось все невежество, накопленное веками. Чувство превосходства мужчины настолько укоренилось в людском сознании, что его признают не только мужчины, но и женщины. Оно им кажется даже неоспоримым!

– Почему другое дело? – спросила Чанда.

– Ты должна смириться с тем, что произошло!

Меня огорчил ответ Нареша. Как был бы я рад, если бы Нареш, мужчина нового поколения, сказал: «Нет, все это ложь! Ты тоже свободна!».

– Разве ты не знал, что я натни, а ты тхакур? Ты встречался со мной из милости? – взволнованно проговорила Чанда.

Мне хотелось сказать Нарешу: прислушайся, с тобой говорит правда жизни. Он хотел что-то возразить, но слова застряли у него в горле. Он молча смотрел на Чанду.

– Значит, не любишь?

– Люблю.

– Так почему же ты боишься прикоснуться ко мне?

– Это грех.

– Грех? Почему?

– Неужели тебе непонятно?

– Грех! – воскликнула Чанда. – Лучше скажи, что ты просто никогда не любил меня, ты только притворяешься.

– Если бы я не любил тебя, стал бы я искать встречи с тобой?

– Но что во мне грешного? – зло спросила Чанда. Нареш взглянул ей в глаза.

– Ты принадлежишь другому, – тихо ответил он.

– Ты знаешь, что это не так! – воскликнула Чанда.

– Разве ты не замужем?

– Замужем, – подтвердила Чанда. – Но я осталась такой же, как была. Я не жена ему. Он ни разу не коснулся меня.

Нареш промолчал.

– Я по-прежнему твоя, – взмолилась Чанда.

– Этому не бывать, Чанда.

– Почему?

– Потому что тебя поселили в дом к другому и люди считают тебя его женой.

– Если бы вор увел твою буйволицу, привязал бы ее у себя во дворе, ты бы смирился? – спросила Чанда.

– Нет.

– Почему?

– Она же моя.

– Значит, за нее ты стал бы драться, а за меня?

– Нет.

– Но почему же? Почему?

– Потому что люди будут надо мной смеяться.

– Значит, ты отказываешься от меня? – спросила Чанда дрогнувшим голосом.

– Да.

– И забудешь меня навсегда?

– Нет, – проговорил Нареш со слезами на глазах. Чанда просияла, ей показалось, что не все еще потеряно.

– Ты правду говоришь? – спросила она.

– Разве я когда-нибудь обманывал тебя?!

– Как же ты станешь жить?

– Не знаю, – беспомощно ответил Нареш.

– Ну что ж, здесь нам не суждено быть вместе, встретимся там, иди, – решительно произнесла она.

Нареш молча повернул к дому. Чанда растерялась. Некоторое время она смотрела ему вслед, а потом бросилась за ним.

– Ты покидаешь меня? – спросила Чанда, преграждая Нарешу путь.

– Нет. Не я покидаю тебя. – Нареш посмотрел на нее долгим взглядом и хотел идти.

Она бросилась перед ним на землю.

В это время показался Нилу. Он, не раздумывая, налетел на Нареша и сбил его с ног, а потом схватил Чанду за плечи.

– Убирайся отсюда! Негодяй! – крикнул Нареш и кинулся на него. Они стали бороться. Нилу повалил Нареша и стал его душить. Тогда Чанда вцепилась Нилу в волосы и стала бить его ногами, а Нареш несколько раз ударил его кулаком по лицу.

Нилу обезумел от злобы: его бьет жена вместе с этим щенком!

– Сволочь! – заорал Нилу. – Ну, погоди! Я выколочу из тебя все твое тхакурство!

Нареш в ответ изо всей силы ударил его кулаком в лицо. Нилу взвыл от боли, но тут же вскочил и набросился на юношу. Через мгновение Нареш уже валялся в дорожной пыли.

А Нилу вне себя от ярости подлетел к Чанде и с размаху ударил ее ногой в живот. Чанда вскрикнула и, как подкошенная, упала на землю. Нареш опять напал на Нилу. Но Нилу, более рослый и сильный, повалил его и, схватив за волосы, стал бить головой об землю. Нареш потерял сознание. Только тогда Нилу оставил его в покое.

– Проклятый убийца! – кричала Чанда, прильнув к Нарешу. Из ее глаз полились слезы. – Негодяй, ты убил его!

Нилу схватил ее за волосы и поднял с земли. Чанда отбивалась.

– Шлюха! – выругался Нилу и, взвалив Чанду на плечо, потащил домой.

Тем же вечером тхакуры, вооружившись палками, направились к натам. Они не тратили времени на доводы и рассуждения. Для них это был давно решенный вопрос: нат поднял руку на тхакура и должен за это поплатиться. Таков закон.

Тхакуры, размахивая палками, ворвались в табор. Наты не ждали их. Что случилось? Но тхакуры не стали ничего объяснять.

На неприкасаемых посыпались удары. Они защищались, ошеломленные, но потом не выдержали.

– Эй, долго ли мы будем это терпеть?! – крикнул один из них.

Сукхрам вышел, когда неприкасаемые дрались на палках с тхакурами.

– Остановитесь! Прекратите! – закричал он, но его никто не слушал. Тем временем прибежал Нареш.

– Прекратите, не надо, прекратите! – кричал он. Но через мгновение Сукхрам и Нареш уже лежали на земле. Наконец тхакуры успокоились и отправились к себе.

Я сразу бросился в табор, как только узнал о случившемся. Сукхрам лежал на земле и тихо стонал. Я поднял его.

– Ты зачем пришел? – с трудом проговорил он.

– Чтобы своими глазами увидеть еще одно насилие над людьми.

– На это не стоит смотреть. Сердце разорвется, – с болью в голосе произнес Сукхрам. – Больше нельзя терпеть.

Из ран Сукхрама сочилась кровь.

Подошел Нареш, вытирая окровавленное лицо.

Сукхрам все понял. Он резко обернулся к Чанде.

– Ты снова ходила туда?

– А ты думал, что привязал меня к Нилу? – ответила Чанда.

– Да! – прогремел Сукхрам.

– Так, может быть, ты и душу мою свяжешь? – тем же тоном спросила Чанда.

Сукхрам вздрогнул как от удара. Он схватился за голову и застонал. Чанда расплакалась и с криком: «Отец! Отец!» прижалась к его ногам. Сукхрам не проронил ни звука.

– Тебе больно? – спросила Чанда.

– Нет.

– Почему же ты тогда плачешь?

– Ты груба с отцом, Чанда.

– Разве ты не мог ударить меня за это? Не прогоняй меня, дада! Не отправляй меня к нему! – проговорила Чанда, показывая на Нилу. – Не могу я его видеть! Я не стану ходить к ним, но избавь меня от Нилу.

– Ты останешься у меня, Чанда, – решительно сказал Сукхрам. – Слышишь, Нилу? Она не будет жить у тебя, а если ты поднимешь на нее руку, я сам тебе кости переломаю.

Нилу молчал.

– Тхакур заберет ее к себе? – спросил подошедший нат.

Сукхрам пожал плечами.

– Что, от нее убудет, если она немного поживет с тхакуром? Потом, Нилу, ты заберешь ее к себе. Да она и сама к тебе прибежит. Это все блажь, вроде лихорадки. Пусть она пройдет. И с тобой ничего не случится, если она побудет у него! – сказала одна из толпившихся вокруг женщин.

– Что ты говоришь?!

Подошел Мангу со своей женой.

– Не горячись, сам увидишь, не с этим, так с другим убежит, – подала голос та же натни.

Сукхрам молчал. Он не знал, что ответить.

– Сукхрам, твоя тхакурани терпела муки целых три поколения. К ней нет возврата, мосты сожжены. А ты все еще на что-то надеешься… – заговорила жена Мангу.

– Вздор она говорит, учитель. Все уладится, – перебил ее Мангу.

– Пойдем со мной, Сукхрам, – позвал я.

– Куда, господин?

– Я хочу поговорить с тобой.

Он с трудом поднялся с земли.

Мангу остался около Чанды, и его жена принялась расчесывать ей волосы.

Мы с Сукхрамом ушли и сели так, чтобы нас никто не видел.

– Сукхрам, зачем ты выдал Чанду замуж? – начал я.

– А что мне оставалось делать?

– Нареш ведь любит ее.

– Что я мог поделать! – Он беспомощно развел руками.

– А о Чанде ты подумал?

– Она же не натни. Ей не прикажешь!

– Не натни?

– Я тебе не все рассказал, я очень боялся, – сказал Сукхрам.

– Чанда не дочь Каджри?!

– Нет.

– И она тебе не дочь?

Сукхрам молчал.

– Ну рассказывай. Что же ты? – взмолился я.

– Я боюсь говорить. Кроме меня об этом никто не знает.

– Но ты уже так много мне рассказал, – неуверенно проговорил я.

– Я рассказывал только о себе, – просто ответил он, – а это…

– Что?

– Это только о Чанде, – таинственно понизив голос, сказал он. – Чанда ведь дочь мэм са’б, англичанки…

Я не поверил своим ушам.

– Но дело не в родстве по крови, Сукхрам, – пробормотал я. – Важно, кто воспитал. А это сделал ты и воспитал ее не как натни… Я хочу знать все, Сукхрам. Расскажи мне.

Он задумался.

– Не сейчас, когда-нибудь потом, – помолчав, проговорил он.

– Почему?

– Знаешь, какой у нас с тхакуром был разговор? «Сукхрам, у меня только один сын, – сказал он. – Оставь его в покое». Я ответил ему: «Господин, здесь нет моей вины. Что я могу поделать, если дети не слушаются?» Тогда он и говорит: «Согласен, Сукхрам, времена меняются, но не наше дело будущее. Мы с тобой живем в настоящем, и его нам не переделать». Разве другой тхакур стал бы так беседовать с карнатом? У этого человека доброе сердце. Я не хочу его огорчать. Я беден. Я бедняком прожил всю жизнь. Долго ли мне еще осталось? Совсем мало. Мне уже нечего ждать в этой жизни. Но Чанда! Неужели и ей не суждено быть счастливой? Ты помнишь, в тот день она назвала себя тхакурани? Помнишь? Она же дочь англичанки, да еще уговаривает себя, что она тхакурани. Кто теперь с ней может сладить?

Я слушал Сукхрама и не перебивал.

– Я сделал для Чанды все, что мог, – продолжал он. – Перед отъездом мэм са’б дала мне семь тысяч рупий. На эти деньги я и вырастил Чанду. Но я очень боялся и никому не говорил правду о ней.

– Даже тхакуру?

– И ему тоже.

– Почему?

– Что бы это дало?

– Посмотрел хотя бы, как он себя поведет.

– Нет, я правильно сделал, что не рассказал ему. Ведь Чанда в глазах людей только натни. И доказательств у меня нет, что она дочь мэм са’б. А если б и были… Ни к чему хорошему это бы не привело.

– Почему? – удивился я.

– Она ведь незаконнорожденная, – ответил Сукхрам. Он замолчал и посмотрел на меня, словно хотел узнать мое мнение.

– Сукхрам! Родители могут быть низкими и грязными людьми. Дети же всегда чисты и невинны.

– И ты так считаешь? – воскликнул Сукхрам. – Каджри говорила то же самое.

– Каджри! Сукхрам, ты не рассказал мне о ней.

Он тяжело вздохнул: прошлое тяжело вспоминать. Особенно когда оно было печальным и безрадостным.

…Главный сахиб опять был в отъезде. Сусанна не находила себе места.

– Ты ничего не замечал? – спросила как-то Каджри Сукхрама. – Мэм са’б беременна.

Эта новость потрясла Сукхрама.

– Да, плохи ее дела, – задумчиво, произнес он. – Что теперь будет?

– Ребенок будет, что еще? – пошутила Каджри.

– А она как к этому относится?

– Ходит как потерянная. Извелась вся. Ей даже горем поделиться не с кем.

– Не с кем? А сахиб, ее отец?

– Я уговаривала ее. Но она никак не может решиться.

– Теперь надо подумать о том, куда его пристроить.

– Почему мэм са’б дает тебе столько вещей для ребенка?

Каджри не поняла его.

– Ну? – спросил Сукхрам и подумал: «Мать есть мать. Но боязнь позора убивает в ней материнские чувства. Вот почему она поощряет эти чувства у Каджри».

– Что ты у меня спрашиваешь? Откуда мне знать?

Сукхрам закурил. Глядя на него, закурила и Каджри.

– Где она рожать будет? – спросил Сукхрам. – В деревне нельзя, разговоров не оберешься.

– Не знаю.

– А ты ее не спрашивала?

– Нет. Ей и без меня тошно.

– Будто и спросить нельзя! Ну ладно, она страдает, а ты что, за компанию с ней сохнешь?

– С чего ты взял?

– Слушай, расспроси ты ее! И старику обязательно сообщить надо. Ребенка-то он будет пристраивать!

– Куда это?

– Откуда мне знать? – Сукхрам развел руками. – В высших кастах женщины делают аборт. Будто ты не знаешь. Это мы такого не допускаем, Каджри. Ведь на свет должен появиться человек!

– Должен, должен! – передразнила его Каджри. – А зачем? Как знать, кем он станет?

– Да ведь она не замужем!

– Что из этого? Замужество – дело житейское, а ребенок – от бога. Как бы там ни было, ребенок остается ребенком. Грех родит невинность, – задумчиво проговорила Каджри и, немного помолчав, добавила: – Вот чего я никак не пойму, Сукхрам, чего она замуж не выходит? Если уж попала в такое положение, пусть выкручивается.

– Кто ж теперь женится на беременной? Да и ребенком будут вечно попрекать!

– Почему?

– А почему другой мужчина должен заботиться о чужом ребенке?

– Ах вот как? – воскликнула Каджри. – А как же женщина растит ребенка другой женщины?

– Она ж ему не мать, а мачеха!

– Не все из них плохие. Таков уж мир: сразу прозвище придумали – мачеха! Отчим – тоже не лучше.

– Так-то оно так, – согласился Сукхрам. – Давай-ка мы лучше о деле потолкуем.

– А я, по-твоему, о чем? О боже! Женщина станет матерью, и от этого осквернится! Да чрево матери все равно что сама земля-мать. Разве земля совершает грех? И потом, в чем виноват ребенок?

– Ты у людей спроси, чего со мной спорить!

– Тебе ответить нечего, вот ты и сердишься. Эх вы, мужчины! От нас рождаетесь и нас же стремитесь связать по рукам и ногам! Здорово придумали: все твердите только о верности жен. Разве я не жила с другими? А что, ко мне пристало? А ты, разве ты стал хуже от того, что жил с Пьяри?

– Значит, ты считаешь, что люди должны жить с кем вздумают? Сегодня там поел, завтра тут напился?

– Э-э, да ты, я вижу, ничего не понял! Не об этом речь. Если у человека есть ум, он будет пить воду из колодца, а если нет, пусть пьет из сточной канавы.

– Тогда бы все чисты были…

– Мой милый Сукхрам, все и рождаются чистыми. Женщины дарят миру святых! А пороками обзаводятся сами люди.

Вечером Каджри стала расспрашивать Сусанну, что она собирается делать.

– Почему ты спрашиваешь? – удивилась та.

– Сукхрам интересуется.

– Неужели ты рассказала ему? – ужаснулась Сусанна.

– Да, госпожа.

Сусанна покраснела.

– Не надо было говорить? – спросила Каджри.

Сусанна опустила голову.

– Вам это неприятно? Но я же не знала! – воскликнула Каджри.

– А что он сказал?

– Не помню, разволновался, и все. – Каджри утаила правду.

Сусанна открыла рот, чтобы ответить, но губы у нее задрожали.

Она впервые почувствовала себя матерью, но какая жестокая ирония судьбы! Счастье материнства пришло к ней в результате грубого насилия. И все же она ощущала в себе жизнь маленького живого существа и начала его любить. Каджри нежно погладила англичанку по голове.

– Мэм са’б! Я счастлива, что у меня будет ребенок. Вы, наверно, тоже. Но что это за жизнь? Сколько всего у вас, а вот свободы нет…

Ночью вернулся старый сахиб. Теперь он держался не так гордо. Он подолгу о чем-то думал, с Сусанной перебрасывался только короткими фразами. И Сусанна тоже больше молчала. В доме все переменилось. Теперь без умолку болтала Каджри, а Сусанна только ее слушала. Она ни о чем не расспрашивала, как раньше.

Сойер уселся за стол. Дочь села напротив. Поодаль стояли Сукхрам и Каджри. Старик мельком взглянул на них.

Некоторое время все молчали.

– Господин, позвольте сказать, – нарушила тишину Каджри, бросив быстрый взгляд на Сукхрама.

Старик посмотрел на нее и только повел бровью, давая понять, что она может говорить.

– Милостивый господин… – начала Каджри и замолчала, словно лишилась дара речи.

Старик взглянул на Сукхрама, но тот отвернулся.

– Может быть, ты скажешь? – обратилась к мужу Каджри.

– Господин, простите меня. Я хочу сказать, что мэм са’б будет матерью, – чуть слышно произнес он. – И мы…

– Что?!

Сусанна сидела бледная, безжизненная, будто окаменевшая. Как ни готовилась она к этому объяснению с отцом, отчаяние охватило ее с новой силой.

Сойер поник головой. Сукхрам изумленно смотрел на англичанина.

Старик долго сидел молча, в глубокой задумчивости.

– Сукхрам! – наконец проговорил он.

– Да, господин!

– Ты бывал где-нибудь за пределами деревни?

– По княжеству бродил, господин.

– А в каком-нибудь большом городе не бывал?

– Нет, господин.

Старик опять замолчал и взглянул на дочь. Она не выдержала и, уронив голову на руки, горько расплакалась.

– Лучше бы я умерла… Не хочу жить!.. – всхлипывала она.

Каджри с трудом ее успокоила. На глазах у Сойера выступили слезы.

– Сусанна, поезжай с Сукхрамом в Бомбей, – сказал он, немного помолчав. – И ты, Каджри, отправляйся вместе с ними. Потом вернешься сюда вместе с Сукхрамом. А ты, Сусанна, прямо из Бомбея отправишься в Англию. Индия не место для тех, кто может скомпрометировать Англию.

Старик замолчал. Молчала и Сусанна.

– Сукхрам, ты понял меня?

– Хозяин, я буду служить вам, пока жив.

– Не обманешь?

– Если вы сомневаетесь, лучше мне не ехать.

Старик поднялся и стал ходить по комнате. Кулаки его судорожно сжимались. Вдруг он резко остановился и, обхватив голову руками, застонал:

– Боже, помоги снести этот позор!

Сусанна не проронила ни слова.

– Плачешь? – гневно надвинулся на нее Сойер.

– Господин! Она ваша дочь, но она же не виновата. Что ей теперь делать? – вмешался Сукхрам.

Старик опустил голову и зашептал молитву.

– Каджри! – позвал он.

– Да, хозяин!

– Как быть с ребенком?

– Как прикажет господин.

– А если мы доверим его тебе?

– Я буду растить его, как своего, господин.

– Я дам тебе денег.

– Тогда мне придется отказаться, господин.

– Почему?

– Я не возьму деньги за дитя, господин. Ела же я ваши хлеб-соль. Накормлю и его. Ведь не со всего света мне детей содержать, только одного!

Руки у старика задрожали, глаза увлажнились. Он подошел к Сусанне и обнял ее.

– Доченька моя, – проговорил он.

Сусанна спрятала голову у него на груди.

– И ребенок моей дочери не будет моим… – горестно бормотал старик.

На следующий день они поехали в Бомбей. Сойер проводил дочь до станции. Каджри с Сусанной занимали целое купе в вагоне первого класса. Сукхрам находился в помещении для слуг.

Каджри с удивлением осматривалась. Сусанна улеглась на нижней полке, Каджри присела у ее ног. Но Сусанна взяла ее за руку и сказала:

– Сядь со мной, Каджри.

– О нет, мэм са’б. Вы – госпожа. А мне и здесь хорошо.

– Ты же будешь матерью моего ребенка. Каджри! На целом свете лишь ты одна будешь радоваться его смеху и огорчаться его слезам. Здесь только я да ты. Посторонних нет. Садись поближе. Я отдаю тебе не ребенка, а свое сердце… Ты будешь его матерью.

Каджри села рядом с госпожой.

Когда в купе вошел Сукхрам, у него глаза на лоб полезли от изумления.

– Сядь сейчас же на пол, – шепотом приказал он.

Каджри состроила ему гримасу и отвернулась. Сукхрам продолжал делать ей отчаянные знаки, и Каджри пришлось подчиниться.

– Почему ты опять села на пол? – спросила Сусанна.

– Он велит! – кивнула на Сукхрама Каджри.

– Скажи, чтобы не вмешивался, – улыбнулась Сусанна.

– Иди, иди… – замахала на него руками Каджри и вновь уселась рядом с англичанкой…

Сукхрам возвращался в табор с ребенком на руках. Он не раз спасал людям жизнь и теперь возвращался, чтобы сберечь жизнь вот этому крошечному существу. Сукхрам шел и вспоминал…

Бомбей поразил Каджри.

– О, боже, как велик мир! – воскликнула она.

– Бомбей – это еще далеко не весь мир, – заметила тогда Сусанна.

– Недаром старик Харнал говорил нам, что на звездах в небе есть точно такие же миры, как наш.

Но это все были разговоры. А Бомбей! Огромный Бомбей с его шумом, богатством и нищетой! Изнемогающие от усталости, умирающие от голода, заживо гниющие люди!

Они остановились в одной из роскошных гостиниц.

Но Сукхрам не хотел вспоминать об этом. Он хотел бы вычеркнуть все это из памяти, при одном только воспоминании о Бомбее его охватывало безысходное отчаяние.

…Доктор приходил, осматривал Каджри, качал головой и уходил, а Сукхрам тайком вытирал навертывающиеся слезы.

Дорога и климат Бомбея пагубно отразились на состоянии Каджри, она серьезно заболела. Сукхрам оказался в тяжелом положении. Ему приходилось присматривать за Каджри и следить, чтобы мэм сахиб не испытывала никаких неудобств. Она ведь привыкла жить, ни о чем не заботясь.

– Ты должна поскорей выздороветь, Каджри. Тебе ведь придется растить и мое дитя, – говорила Сусанна.

Сукхрам теперь и не думал о своем происхождении. В мечтах он уже видел появление на свет собственного ребенка. Но судьба решила иначе. Одно только мгновение навсегда осталось у него в памяти. Остального он не помнил. Даже сейчас ему вдруг начинало казаться, что все это было страшным сном. Каджри жива, он сидит перед ней…

…Каджри, веселая и беспечная Каджри, погибала у него на глазах. Сукхрам до конца познал всю глубину человеческого страдания. Каджри металась, бредила, звала его и наконец затихла. Доктор хотел спасти хотя бы ребенка. Глаза Сукхрама опухли от рыданий. Он никак не мог понять, что происходит. Вся эта жизнь представлялась ему жестокой, бессмысленной западней. Люди рождаются только для страданий…

Он сидел у постели Каджри и плакал.

– Госпожа, за что она терпела такие муки? О, боже, неужели я никогда не увижу ее? – спрашивал он. Сусанна не отвечала. В результате волнений и частых обмороков у нее родилась недоношенная девочка, крохотная, слабенькая. Она тянула ко рту свои пальчики и принималась их сосать. Зрение у нее еще не установилось, она слегка косила. Кто знает, в какой неведомый мир смотрела она? Большую часть времени Сукхрам неподвижно сидел, уставившись в одну точку, а глаза Сусанны не пересыхали от слез.

– Госпожа! Где теперь моя Каджри? – спрашивал Сукхрам.

– Она умерла. Бог отнял мать у моего ребенка, – вздыхала Сусанна.

– Нет, госпожа, нет! Зачем так говорить? Каджри, Каджри, вернись ко мне, я не могу жить без тебя!

Сусанна не знала, как его успокоить, слезы катились по ее щекам, она не находила слов утешения. Но как только раздавался беспомощный плач девочки, Сукхрам забывал обо всем, брал малютку на руки и больше ни о чем не спрашивал, лишь нежно прижимал ее к груди и убаюкивал, пока она не засыпала.

– Какая она беленькая, назовите ее Чанда[143]143
  Чанда – луна (хинди).


[Закрыть], – говорил он Сусанне. – Я не хочу с ней расставаться. Отдайте ее мне! Как обрадуется Каджри, когда увидит ее!

Сусанна с испугом смотрела на него, но Сукхрам не обращал на это внимания. Он нежно целовал ребенка и приговаривал:

– Чанда! Чанда! Ты моя! Я заберу тебя к себе домой. У меня никого нет на целом свете. Никого!

А Сусанна все упрашивала его:

– Поедем со мной, Сукхрам! Ты будешь называть девочку своей, но жить она будет у меня. Я выращу ее, воспитаю.

Но Сукхрам упрямо твердил: «Нет… нет…»

Он был на грани умопомрачения, ему все чудился странный шум, доносившийся откуда-то издалека, а перед глазами вставало неясное очертание старой крепости…

Сукхрам не помнил, как он покидал Бомбей, как плакала Сусанна, когда он, скорбя о смерти жены, поклялся посвятить всю свою жизнь заботам об этом ребенке, и как Сусанна, несмотря на его протест, отдала ему все свои сбережения. Он твердил лишь о том, что надо поскорей вернуться в табор, и в конце концов настоял на своем.

В таборе на первых порах ему помогали Мангу и его жена.

Взяв Чанду на руки, жена Мангу поила ее молоком. Девочка улыбалась. Какой очаровательной и трогательной была ее улыбка!

– Не плачь же! – говорила жена Мангу Сукхраму. – Судьба безжалостна, но что пользы от твоих слез?.. Взгляни на личико Чанды… оно как луна!.. Почему ты все твердишь, что Каджри умерла? Она просто ушла, оставив тебе этого ребенка.

Страдание, которое выливается наружу, не так мучительно, как то, которое человек молча носит в душе. Сколько было пережито, сколько минуло – все теперь было забыто… В памяти Сукхрама осталась лишь смерть Каджри и расставание Сусанны с ребенком. А истязавшая душу Сукхрама тайная мечта о старой крепости потянула его обратно в табор вместе с Чандой, которая после всех его душевных потрясений стала для него чуть ли не божеством. Сукхрам с радостью взвалил на себя новые для него заботы и обязанности. Он безропотно смирился со своим горем только потому, что у него был этот ребенок. Чанда, которая еще до появления на свет лишилась права на материнскую любовь, наполняла его жизнь новым смыслом…