Текст книги "До каких пор буду звать?"

Автор книги: Рангея Рагхав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц)

11

Сукхрам продолжал свой рассказ:

– …Утром меня разбудила Каджри. Солнце уже начинало припекать.

Я сходил на озеро, искупался, а потом, обвязавшись полотенцем, вернулся к шатру. Я повесил сушить дхоти, а сам уселся на траву и закурил.

Ко мне подошла старая Рамо. У нее уже давно болел внук.

– Ну, как твой больной? – спросил я старуху.

– Ему не выжить, у него ветряная оспа и малярия. Всю ночь я жгла огонь, но он все равно бредит.

– Лекарю его показывала?

– Водила. Он дал лекарство, не помогло. Вчера был саяна-колдун, читал заклинания, оставил амулет. Я надела его на мальчика.

– Я же говорила ей, – из соседнего шатра показалась Рупо, – натри ребенка пеплом из костра того святого, что сидит под деревом кхирни[47]47
  Кхирни – дерево подсемейства мимозовых семейства бобовых (Mimosops kauki).


[Закрыть]. Она не слушает.

– Я ходила туда.

– Ну и что?

– Святой не допустил к себе, стал бросать в меня камнями.

– Неправда, он дал тебе целую горсть пепла, – продолжала Рупо, и ее лицо с глубоко запавшими глазами слегка оживилось. – Он постиг все тайны и просто испытывал тебя, а ты не выдержала испытания. Я ж тебе говорила, возьми только одну щепотку – и болезнь как рукой снимет.

– Эй, Сукхрам! – позвал меня старый Панчу, закуривая хукку. – Ты ведь тоже умеешь лечить.

– Я не умею лечить от всех болезней. Я знаю, как лечить волдыри и нарывы, ссадины и раны, немного – дурные болезни. Но разве от всего можно вылечить? Судьба – все мы от нее зависим.

– Уж больно мальчишка хорош, – вздохнул старый Панчу. Он сделал несколько глубоких затяжек, закашлялся и, отдышавшись, спросил: – Мать-то мальчонки где?

– Она, бедняга, три дня и три ночи не спала, – сокрушенно закачала головой Рупо, – а вчера не выдержала и сказала: пусть помрет несчастный, нет больше ее сил. Другого, мол, рожу. Что ж, ей самой умирать из-за него?

– Это она сгоряча такого наговорила, – в голосе Панчу слышалось недоверие. – Вчера я сам видел, как она зажгла светильник на могиле святого. Где она сейчас?

– Спит с каким-нибудь мужиком, – сердито проворчала Рамо. – Потаскуха, даже теперь угомониться не может. Вон она тащится.

Мать мальчика, невестка Рамо, шла к нам неверной, усталой походкой. Четыре бессонные ночи сломили ее. Казалось, она вот-вот заснет на ходу. Подойдя к нам, она протянула Рамо монету в восемь ан и горестно вздохнула:

– Вот только и смогла заработать. Где его отец?

– Кто ж его знает, где-нибудь в карты играет.

– Найдется что-нибудь поесть?

– Сама голодная хожу, – проворчала старуха. – А тебя что ж не покормили? Где ночь-то болталась?

– Молилась на могиле святого, потом вот пошла, медяк заработала – и снова на могилу.

– Так и ляжешь голодной? – всплеснула руками старуха. – В горшке осталось немного гороху. Поешь. У меня нет зубов, мне его не разжевать. На сына-то пойди взгляни.

– Да ну его! Уж лучше бы умер, – в отчаянии ответила та и заплакала, медленно опустилась на землю и тут же уснула.

Я постоял немного, потом вернулся в шатер.

Каджри уже выкупалась. Она сидела чистая, с подведенными сажей глазами и считала деньги. Она украсила волосы красивым деревянным гребнем.

– Двадцать ан, – показала она мне. – Что с ними делать?

– Дай мне.

– Тебе? Нет, не дам. Лучше на дело потрачу.

– Как это?

– Куплю себе кофту.

– Кофту?

– Да, нарядную, красивую.

– Зачем тебе?

– А разве я не пойду с тобой?

– К Пьяри?

Она улыбнулась и кивнула головой.

– Не понимаю, зачем еще наряжаться.

– Ты же сам сказал ночью. – Она гордо улыбнулась. – Вот будет здорово! Пусть твою Пьяри полицейский наряжал, а когда я приду в новой кофте, она подумает, что это твой подарок. Ну и разозлится же она! Можно, я скажу почтенной госпоже, что я, мол, не велела тебе покупать, это ты сам?

Я смотрел на нее во все глаза.

– Ты что же, идешь с ней ссориться?

– Нет, просто встретиться.

– И поссориться?

– Ладно, зачем тебе деньги?

– Теперь уж не надо, – бросил я.

– Почему?

– У тебя всего двадцать ан, а ты хочешь купить кофту. Тебе самой не хватит.

– Если повезет, будет еще пять рупий. Твоя Пьяри не может подождать дня три?

– Она ждет нас сегодня. Что ж, скажу ей, что Каджри хочет сперва принарядиться.

– У тебя что, язык отсохнет, если соврешь разочек ради меня?

– А что ж сказать – что ты заболела?

– Это она заболела. А мне с чего хворать? Меня господь пока миловал!

– Да что же я тогда скажу?

– Ты скажи… Скажи так: «Пьяри, Каджри шла к тебе, чтобы ты втерла краску в ее ноги, но по дороге раздумала… Дня через три-четыре снова попытаюсь уговорить…»

– Каджри!

– Ну, ну, я пошутила, – согласилась Каджри. – Ну, скажи, что я занозила ногу. Но ты не ответил на мой вопрос.

– Какой вопрос?

– Зачем тебе деньги?

– Отстань же наконец!

– Заклинаю тебя! Возьми все, только не отмахивайся так от меня.

– Я принесу тебе новую кофту, Каджри. А сейчас дай мне рупию.

– На. – И она положила мне на ладонь шестнадцать ан.

Я с нежностью посмотрел на нее. Каджри зарделась.

– У Рамо тяжело болен внук, – сказал я. – Матери и бабке нечего есть. Они купят еду и принесут ребенку лекарство.

К моему удивлению, Каджри вдруг припала к моим ногам.

– Какого мужчину я получила! Сама судьба послала мне его. Пьяри ушла от тебя, но не смогла тебя забыть. Теперь я знаю, почему. Ты настоящий, у тебя доброе, мягкое сердце, Сукхрам. Люди из-за пайсы готовы перегрызть друг другу глотку, но ты не похож на них. Ты удивительный человек, Сукхрам!

Я поднял Каджри и ласково погладил ее по голове.

– Каджри! Наш мир жесток! Я давно уже понял, что самые тяжелые страдания выпадают на долю бедняков. Я ведь знаю, почему тебе пришлось торговать собой.

– Иначе не прожить! Я привыкла к этому с детства. Но теперь мне хочется, чтобы кто-нибудь полюбил меня и назвал своей.

– Оставайся дома, Каджри. Я схожу в деревню на ярмарку и сегодня же принесу тебе все. Одна-две партии в карты, и я выиграю тебе ткань с каймой, шитой золотом. Зачем тебе страдать, если у тебя есть муж? Я приду и сам разодену тебя, а потом пойдем к Пьяри.

– Нет, нет, Сукхрам! Я тоже пойду на ярмарку. Я буду петь и плясать. Что заработаю, то заработаю. А торговать собой не буду.

Я сжал ее в объятиях. На глазах Каджри заблестели слезы.

– Настоящий мужчина, Курри не был таким. Почему ты такой хороший, Сукхрам? Я не встречала таких карнатов[48]48
  Карнаты – подкаста натов (см. прим., к стр. 16 /В файле – примечание № 7 – прим. верст./); считаются еще более «низкими», чем наты.


[Закрыть], как ты.

– Карнатов! – закричал я. – Я чужой им!

– Разве ты не из нашего племени? – удивилась Каджри.

– Нет! Моя мать была натни, но отец мой – тхакур.

– Только-то, – засмеялась Каджри. – Сколько таких детей рождалось у наших женщин! Но ты нат, раз тебя родила натни!

– Нет, Каджри, это совсем не так. Пойдем. – Я взял ее за руку и повел за собой. Мы пошли прямо по тропинке. По дороге нам встретился Мангу.

– Эй, Мангу! – окликнул я его. – Возьми, здесь шестнадцать ан… Отдай их старой Рамо. Ее внук болен.

У Мангу заблестели глаза, когда я выкладывал монеты ему на ладонь.

– Смотри, Мангу, отдай ей деньги, не то будет плохо!

Мангу расправил свои могучие плечи и пробасил:

– О чем ты говоришь, Сукхрам! Скажи, ты не будешь против, если я отдам деньги от своего имени?

– Это еще что за фокусы? – возмутилась Каджри. – Ты только послушай, что говорит этот мошенник.

– А зачем тебе это понадобилось? – поинтересовался я.

Мангу смутился.

– Моя жена умерла, ты знаешь об этом, – сказал он. – Сын старой Рамы бьет и мучает свою жену… Ну так вот, если я дам ей эти деньги, она, может быть, уйдет ко мне…

– Ну и мужик! Ты что же, хочешь привести в дом жену на чужие деньги?

Мангу зло посмотрел на Каджри, а потом умоляюще заглянул мне в глаза.

– Будь по-твоему, Мангу, – согласился я. – Отдай ей эти деньги от своего имени. Может быть, тебе и повезет. Но, Мангу, я взял эти деньги у Каджри. Обещай мне, что ты отдашь их.

– Клянусь! – твердо сказал Мангу.

– И смотри, чтобы все деньги пошли на малыша!

– Хорошо.

Мангу ушел, а Каджри уставилась на меня.

– Да ты вроде как святой! – прошептала она. – Я буду молиться за тебя. – Каджри приложила ладони к ушам и защелкала пальцами, показывая, что берет на себя все мои болезни и несчастья.

– Ладно, пойдем, – позвал я.

Каджри покорно шла следом. Я широким шагом шел вперед, она едва за мной поспевала. Дорога была неровной, каменистой. Пройдя один кос[49]49
  Кос – мера длины, равная 1,829 км.


[Закрыть], Каджри стала задыхаться, а следующие полкоса ей пришлось бежать, чтобы догнать меня. Начался спуск, усеянный острыми голубыми камнями, они больно резали ноги. Каджри не выдержала и опустилась на землю.

– Дай дух перевести, – взмолилась она. – Куда ты несешься?

– Пошли, пошли, – я взял ее за руку и рывком поднял с земли.

Она покорно двинулась за мной и старалась не отставать.

– Ты мужчина, у тебя такие шажищи, – причитала она на ходу, – мне за тобой не поспеть.

Наконец мы достигли косогора. Начался подъем. Теперь мы карабкались прямо к вершине. На полпути Каджри окончательно выбилась из сил.

– Сжалься, молю тебя! – закричала она. – Я сбила все колени. Не могу я больше.

Вершина все приближалась, теперь мы уже ясно ее видели, но тут Каджри упала. – Не могу, – чуть не плача сказала она. – Я думала, гора небольшая, а она вон какая! Подожди хоть чуточку! Я никогда не взбиралась так высоко. Конца не видно! Долго еще идти?

– Идем, идем. – Я обхватил ее за талию и приподнял.

Мы снова стали карабкаться вверх, но подъем становился все круче и круче. Каджри уцепилась за меня. Она тяжело дышала, ловила ртом воздух и наконец, не выдержав, легла прямо на камни.

– Сжалься! – простонала она. – Больше не могу!

– Устала? – участливо спросил я и огляделся. До цели было еще далеко.

Каджри растирала отекшие ступни.

– Ноги будто свинцом налились, – пожаловалась она, – так больно!

Я опустился на землю рядом с ней, закурил.

– Неужели ты не устал? – удивленно спросила она.

– Я давно привык лазить по горам, – ответил я, выпуская струйки дыма.

Ветер крепчал, стало холодно.

– Взгляни, какая красота, Сукхрам! Посмотри вниз, на поля, они словно маленькие зеленые лоскутки. А дома маленькие-маленькие! Внизу все кажется таким большим, а отсюда… Да ты только посмотри, Сукхрам! Вон, видишь, буйвол ногами передвигает, он совсем крошечный, будто не буйвол, а собачонка!

– Ладно, вставай, хватит болтать!

– У меня ноги не идут.

– Эх ты, а еще молодая!

– Нет, нет, нет! Я старая, старая! Иди сам. Куда ты меня ведешь?

– Осталось еще три подъема.

– Три? – воскликнула Каджри и улеглась.

– Хорошо! Я понесу тебя на плечах.

– Ох, нет, – смутилась Каджри. – Что люди скажут?

– Снизу ничего не разглядят. Посмотри вон на то дерево дхо[50]50
  Дхо — дерево семейства дербенниковых (Lythrum fruticosum) с ярко-красными цветами.


[Закрыть], снизу оно кажется таким маленьким, а гляди, оно гораздо, выше нас.

Каджри взобралась мне на плечи, свесила ноги и ухватилась руками за волосы. Я стал медленно карабкаться выше и выше. А Каджри только удивлялась моей силе.

Первый подъем я одолел и скомандовал:

– Слезай, горная козочка!

Она сползла и рассмеялась. А потом, вдруг посерьезнев, сняла с шеи амулет и повязала его мне на руку.

– Зачем это?

– Его дала мне мама перед смертью. «Повяжи его своему сыну, – сказала она, – и ничей дурной глаз не коснется его». Ты очень сильный, Сукхрам. Я повяжу его тебе, чтобы никто тебя не сглазил, когда я умру.

Я внимательно разглядывал амулет.

– Выходит, я тебе вроде сына теперь?

– Когда у меня будет ребенок, я сниму с тебя амулет и повяжу ему, я люблю детей, – проговорила Каджри, располагаясь в тени большой каменной глыбы.

– Ты опять расселась? Пошли!

– Я больше не сяду к тебе на плечи. Мне страшно. Когда ты наклоняешься, мне кажется, что я вот-вот упаду и выбью себе все зубы. Душа в пятки уходит.

– Я же иду маленькими шагами. Прежде чем поставить ногу, пробую, выдержит ли камень.

– Нет, все равно я не сяду.

– Ну хватит, полезай мне на спину.

Каджри стала отнекиваться, но я взял ее, поднял, закинул на спину, словно кожаный мех для воды, обхватил руками ее ноги и медленно продолжал подъем. На этот раз я преодолел оба склона без остановки.

– Ты не человек! – стонала за спиной Каджри. – Как ты можешь идти без отдыха? Смотри, не поскользнись! Взвалил меня на плечо, словно мешок, у меня все тело болит.

Я добрался до самой вершины и стряхнул Каджри на землю.

– Ой, убил меня, сумасшедший! Белены объелся!

Я устало опустился на камни.

– Каджри, – переведя дыхание, сказал я. – В тебе не меньше двух с половиной манов[51]51
  Ман (правильнее маунд) – мера веса, равная 37,324 кг.


[Закрыть] веса. Клянусь тебе! Взвали этот груз на осла – не снесет. А с виду вроде нежная, как лепесток.

В глазах Каджри вспыхивали то смех, то досада.

– Хватит! Ты поднял меня на руки, только когда я все ноги сбила об эти проклятые камни! С чего ты взял, что я тяжелая? Лучше на себя взгляни: туша не меньше, чем у купца-ростовщика. А я легонькая, все говорят.

– Ах, вот как!

Мы оба рассмеялись.

Наступил полдень. Далеко в горах слышались крики пастухов. Пасущиеся на соседнем склоне коровы казались белыми неясными пятнышками. Под деревом сидели мальчишки; кто-то играл на свирели.

– У меня так ноги разболелись, нет терпения, – пожаловалась Каджри.

Я подсел к ней, положил ее ноги себе на колени и стал растирать.

– Что ты делаешь?! – вспыхнула Каджри. Ты же сам устал.

– Я уже отдохнул.

– Да не коснется тебя дурной глаз, – произнесла Каджри. Потом притронулась к моим ногам и спросила: – Почему у мужчин столько силы?

Я молча улыбнулся.

– Ты такой большой и сильный, – не унималась Каджри, – а позволяешь собой командовать. Почему?

– Почему? Вот сижу и растираю тебе ноги. Кто еще тебе так рабски прислуживал?

– Да, – согласилась Каджри. А потом, подумав, добавила: – Ты скрытный человек. Наносишь исподтишка удары прямо в сердце. Зачем ты приволок меня сюда? Словно бурдюк с водой.

Я расхохотался. А Каджри продолжала:

– Отец говорил матери, что настоящий мужчина – тот, кто держит женщину в строгости. Его дело – накормить и напоить женщину, не дать ей озябнуть, но избави бог говорить ей нежные слова, не то она тебе на голову сядет. Женщина, как спичка, – зажег и тут же гаси, не то пламя поползет и разгорится так, что не уймешь! А почему ты меня не держишь в строгости?

– У твоей матери, Каджри, был, наверное, строптивый характер. Если моя собака мне верно служит, охраняет меня, сидит без привязи у входа в шатер и лает на чужих, зачем мне держать ее в строгости?

– Ах, вот как ты заговорил? Скажи лучше, что мой отец был прачкой, настирал кучу белья, а ты прачкин осел, который только везет на себе это белье.

Мы опять рассмеялись.

– А ведь верно говорил Исила! – произнес я.

– Что верно?

– Исила не раз говорил, что драчливую ведьму словами не урезонишь.

– Ну и что?

– А то, что если она мне встретится, я попусту слов тратить не стану!

– Будешь меня бить? Ты и так уже начал.

– Я тебя хоть пальцем тронул?

– Ты меня словами бьешь. Синяки на теле поболят и пройдут, а сердечные раны долго ноют.

– Ох и болтунья же ты! Язык, что жернова, мелет и мелет. Я его тебе укорочу!

– Уж не задумал ли ты столкнуть меня с этой горы? – Но, взглянув на меня, Каджри посерьезнела и спросила: – Зачем ты привел меня сюда?

Я смотрел, не отрываясь, на дорогую мне крепость. Она сияла в ярких лучах полуденного солнца.

Каджри подошла ко мне.

– Что ты там увидел, Сукхрам?

– То, ради чего привел тебя сюда, – крепость.

– Чтоб на тебя ее камни обрушились! – закричала Каджри. – Мошенник! Переломал мне все кости только ради того, чтобы показывать эти развалины? Раньше ты мне не мог об этом сказать? Я ее сотни раз видела, исходила все княжество. А ты меня тащил до самых небес, чтобы показать эти камни! Уж не рехнулся ли ты?

– Каджри, ты права! Эта крепость сводит меня с ума.

– А я?

– Ты мне нравишься. А что со мной происходит при одном воспоминании о крепости, я даже не могу объяснить.

– Говорят, там живут злые духи. Отец мне рассказывал, что он побывал в крепости. Там темно, как ночью. Мы тогда с трудом сводили концы с концами, и отец раскапывал старые здания – авось повезет, что-нибудь да попадется. С ним ходило несколько бывалых людей. Говорили, что в крепости много подземных кладовых, набитых сокровищами. Но люди боялись туда ходить. Однажды пошел сам раджа, но все его слуги испугались и пустились наутек. Раджа пригрозил застрелить их из ружья. Но они кричали: «Лучше погибнуть от пули, чем от злого духа!»

– Что же было дальше? – нетерпеливо спросил я.

– Мой отец был тогда в расцвете сил, ничего не боялся. Он сказал матери, что пойдет в крепость, попытает счастья. «А вдруг погибнешь?» – спросила мать. «Всем нам когда-нибудь придется умереть», – беспечно ответил отец. – «Коли суждено, помру сегодня». Он не послушался матери, пошли с ним и другие мужчины. Отец после рассказывал, что там много комнат, комнаты огромные, как дворцы, но темно, хоть глаз выколи. И ветер воет…

Заметив, с каким вниманием я слушаю, Каджри увлеченно продолжала:

– Отец вернулся с пустыми руками. Все они долго бродили по дворцу, но так и не нашли входа в подземелье. В зале, где первый раджа вершил суд, до сих пор лежат набитые трубки. Но если прийти утром, то кажется, будто ночью их кто-то курил! – Каджри сделала страшные глаза и продолжала таинственным голосом: – Один раз сын парикмахера, не знаю уж как, добрался до самой сокровищницы. Он клялся, что там целые груды драгоценных камней, а по стенам развешаны кольчуги и другие доспехи. У стен сложены курковые ружья, а золото везде прямо валяется, но в таких больших слитках, что их не поднять…

Я схватил Каджри за руку. Она удивленно посмотрела на меня: моя рука тряслась от волнения.

– Каджри! – сказал я срывающимся голосом.

– Что ты? – испуганно спросила она.

– Все это принадлежит мне.

– Тебе? – изумилась она. – А, может быть, не тебе, а твоему отцу?

Я не понял, что она шутит, и воскликнул:

– Так ты знаешь? Знаешь все? Да, все это принадлежало отцу!

– Ах, и отцу тоже?

Только сейчас я понял, что Каджри смеется надо мной.

– Я не вру, Каджри, – горячо заговорил я. – Я из рода тхакуров, настоящих владельцев этого замка. Теперь я его хозяин. Мой отец, мой дед, мой прадед и его мать – все они мечтали снова стать хозяевами крепости, ведь было время, когда она принадлежала нам. Злая судьба отняла у нас все.

Не дослушав меня, Каджри залилась громким смехом. Эхо подхватило его и разнесло по окрестным горам. Я нахмурился, ее смех резанул меня по сердцу.

– Не веришь?

– Нисколечко! – И Каджри запела веселую песенку «Когда верблюд отплясывал у буйволицы на рогах». Она засмеялась и затем опять запела, изменив порядок слов: «Когда буйволица танцевала на рогах у верблюда».

– Каджри! – гневно прервал я ее.

– Что прикажете? – с комической почтительностью склонилась она. – Великий государь, твоя рабыня стоит перед тобой на коленях, прикажи, и я вырву глаза у комара и принесу его тебе.

Я был уязвлен, но она не унималась:

– О мой возлюбленный разносчик масла![52]52
  …о мой возлюбленный разносчик масла… – Тели – разносчик масла, один из популярных персонажей индийского фольклора, находчивый, веселый, никогда не унывающий человек.


[Закрыть] Сегодня ты приготовил царское угощение! – Каджри снова весело засмеялась, а потом запела: «Ты – мой царь, а я царица, ты хромой, и я хромица…» – Окончив эту песню, Каджри запела другую и закружилась в танце, покачивая бедрами в такт музыке:

 
На ноге второй жены колокольчик в ночь звенит.
Она к мужу убегает, а моя душа горит.
 

Каджри в танце изобразила, как крадется к мужу ее соперница – вторая жена, затем стала делать неприличные движения. В бессильной ярости я отвернулся от нее, но она снова появилась перед моими глазами, вращая животом и бедрами. Она кружилась вокруг меня и пела еще какие-то озорные песни.

У меня на глаза навернулись слезы.

– Да ты никак плачешь? – удивленно и растерянно спросила она. И видя, что я молчу, стала допытываться, в чем дело, что со мной случилось.

– Ничего, – тихо ответил я, отвернувшись.

Каджри взяла меня за руку и участливо заглянула в глаза.

– Так это правда – то, что ты мне рассказал?

– Правда, Каджри.

– Поклянись моим именем!

– Клянусь, Каджри.

В глазах Каджри мелькнул испуг.

– Значит, ты раджа!

– Нет, но я из их рода.

Она молча опустилась на землю; эта новость ошеломила ее. Я поведал ей всю историю про тхакурани. Каджри слушала меня, упершись подбородком в колени, и не сводила с меня глаз. Я закончил, но она продолжала неподвижно сидеть в той же позе.

– О чем ты задумалась? – спросил я.

– Если ты и вправду станешь раджой – чего только не бывает на свете, – ты забудешь меня.

– Почему ты так решила?

– Тогда тхакурани будет украшать твое ложе. А ты будешь говорить: «Зачем мне эта распутная натни!»

– Разве я уже стал раджой? – засмеялся я. – Что ты так испугалась?

– Люди говорят, что во всем всегда виновата женщина. Так считают все. А кто знает свою судьбу? Видишь вон тот маленький круглый павильон на соседней горе?

– Ну?

– Чей он?

– Какого-то святого садху[53]53
  Садху – индийский отшельник, аскет.


[Закрыть].

– Нет, это павильон в честь натни.

– Натни? – удивился я.

– Да. Эта женщина протянула канат между двумя горами. Раджа сказал ей: «Перейдешь по канату на ту гору, получишь полцарства».

– Ну и она перешла?

– Натни добралась до середины каната, и раджа испугался, что придется расплачиваться. Он подал знак, и слуги перерезали канат. Натни упала и разбилась насмерть. Вот в память о ней и построили этот павильон.

– Раджа нарушил слово!

– Он же был раджа. И ты тоже можешь не сдержать слово.

– Замолчи, глупая женщина!

– С кем поведешься, от того и наберешься!

– Между этими двумя горами не меньше одного коса, – сказал я, чтобы переменить тему разговора. – Откуда взялась такая большая веревка?

– Ну вот! Нашел о чем задуматься! Пришел к радже один такой умник, вроде тебя, увидел семиярусный колодец[54]54
  Семиярусный колодец – внутренний крепостной водоем, уступами расширяющийся кверху.


[Закрыть] и спрашивает: «Как такое могли построить?» А жена ткача и отвечает: «Этот колодец, наверно, прямо через крышу спустили в середину дворца» – Каджри засмеялась. – Разве для раджи есть что-нибудь невозможное?

Я не знал, что ей на это сказать.

– Сукхрам, – позвала Каджри.

– Что?

– У раджи были деньги?

– Да. Очень много.

– Так пошли в крепость! Спустимся в подземелье. Может быть, нам повезет и мы найдем сокровищницу.

Ее слова озадачили меня, и я задумался. Кто знает, может, это сам бог устами Каджри зовет меня туда? Иначе почему мне не пришла в голову эта мысль? Я тут же пообещал Хануману ожерелье из чистого золота, святой матери Кайлавари[55]55
  Кайлавари – одно из имен богини Кали, супруги бога Шивы.


[Закрыть] я поклялся принести украшения из драгоценных камней, а отшельникам из храма бога Шивы – мешок муки. На душе стало легче. Мне вдруг показалось, что теперь я и в самом деле раджа. Вот соберу войско и разгромлю всех своих врагов!

– Каджри, – торжественно сказал я. – Я озолочу тебя и Пьяри.

– Ты и Пьяри возьмешь с собой?

– Да, ведь ты ее ненавидишь, – вспомнил я.

– Ведь ты говорил, что она станет моей служанкой. Зачем же равнять нас?

Я рассмеялся.

– Ладно, Каджри, пойдем домой, я проголодался.

Мы начали спускаться. Каджри оступилась и заскользила вниз, но я успел поймать ее за руку.

– Не торопись, – наставительно произнес я. – Смотри, куда ноги ставишь. Если камень сорвется и потянет тебя за собой, ты скатишься вниз раньше, чем он.

На спуск у нас ушло вдвое меньше времени, и мы вышли прямо к шатру.

Услышав плач Рамо и ее невестки, мы поняли, что мальчик умер. Это как громом поразило нас. Малыш был ласковый непоседа, мы привыкли к его веселым затеям и звонкому смеху. С радостными возгласами он забирался на огромную лохматую Бхуру, и мы любовались, глядя на его игры. Бхура ни разу не зарычала на него, наверное, и собака понимала, что ребенка нельзя обижать. Сейчас Бхура, задрав вверх морду, жалобно скулила, и в ее умных глазах застыли слезы.

– Умер? – спросил я Мангу.

– Да.

– Ты отдал деньги? – поинтересовалась Каджри.

– Мангу помог нам, дал четыре аны, – сказала Рамо. – Они нам очень пригодились.

– Мангу! – крикнул я. – Я дал тебе рупию!

Мангу смутился, а обе женщины, сидевшие у тела мальчика, насторожились.

– Ты одолжил мне рупию, правильно, – принимая независимый вид, заявил Мангу. – Я тебе ее верну, и потому не указывай, как мне ее потратить!

– Мангу! Ты низкий и подлый человек! – сказал я.

– Чего зубы скалишь, как лесной кот? – набросилась на него Каджри. – Ты обделил ребенка, как ты взглянешь в глаза его матери?

– Грязная образина! – закричала мать умершего мальчика, поднявшись на ноги. – Значит, ты обманул нас! На, получай! – И она швырнула монеты в лицо Мангу.

Мангу собрал деньги и пошел прочь. Я был взбешен. Я догнал его и схватил за плечо.

– Куда, негодяй? Схватил деньги и пошел, будто их твой отец заработал!

Мангу считал себя сильным. Он рывком стряхнул с себя мои руки и презрительно бросил:

– Нет, их заработал не мой отец, а твоя баба, – и кивнул в сторону Каджри.

Каджри разъяренной львицей бросилась на Мангу и вцепилась ногтями в его лицо. Мангу ударил Каджри, и она упала. Тогда я ринулся на обидчика. Схватившись, мы упали на землю. Рамо и ее невестка подняли крик. Стали сбегаться мужчины. А мы катались по земле, нанося друг другу тяжелые удары. Я ничего не соображал, гнев затуманил сознание.

Каджри верила в мою силу, она уселась поудобней и принялась ругать Мангу.

– Посмотрите на этого мерзавца! Паршивец, ударил меня! Ну, погоди! Сейчас мой муж сотрет тебя в порошок!

Размахивая руками, на нее набросилась мать Мангу.

– Уж не грозишь ли ты нам его женой, этой полицейской подстилкой?

– Пошла прочь, старая чертовка, – оскалила зубы Каджри и стала похожа на кричащую в гневе обезьяну.

В это мгновение Мангу вцепился мне в ногу зубами. Я вскрикнул, собрал все силы и, высоко подняв Мангу над головой, изо всех сил грохнул его о землю. Мангу вскрикнул и потерял сознание. Его мать с воплем пришла к распростертому телу.

Каджри подбежала ко мне и обхватила руками. Моя рубаха была изодрана в клочья. Каджри принялась меня отряхивать от пыли. Я обнял ее и увел в шатер. У меня на ноге проступили следы четырех зубов Мангу, из ноги сочилась кровь. Каджри принесла воды и обмыла ногу. Я сорвал побеги деревца, росшего рядом с шатром, и выдавил сок на раны, а потом принялся за еду. Каджри присоединилась ко мне. Мы ели молча. Я лег. Каджри уселась у входа и, распустив волосы, принялась втирать в них масло, а я тут же заснул.

Когда я проснулся, боль в ноге почти прошла.

– Когда ты его поднял и завертел над головой, – сказала Каджри, – я даже испугалась! Отец небесный! У всех глаза на лоб полезли. Этот Мангу здорово всем надоел, прямо в зубах навяз. Ты же знаешь, они открыли притон за деревней. А Мангу доставляет выручку начальнику полиции и потому чувствует себя как у бога за пазухой.

– Я с ним до конца рассчитаюсь!

– Ох, боюсь!

– Чего?

– Он же настоящий убийца, Сукхрам.

– Ну что ж, вот я его и прикончу.

– Разве ты можешь кого-нибудь убить? – рассмеялась Каджри.

– А вот я пущу тебе кровь, распутница! – я хлопнул ее ладонью по спине.

На глазах у Каджри показались слезы. Наверное, я сгоряча сильно ее ударил.

Каджри вытащила из-за пояса кинжал.

– Ну-ка, бери свой кинжал, я тебе покажу, на что я способна!.

– Женщина, если мне и придется поднять на тебя нож, я не стану бояться за свою жизнь!

– Ты в этом уверен? А ну, берегись!

Каджри метнула кинжал. Я подпрыгнул и еле успел увернуться. Кинжал был послан сильной и точной рукой. Попади он в меня, я бы не досчитался ребра.

– Ну что, понял? – торжествующе произнесла Каджри. – Я вижу, что и мужчины умеют прыгать не хуже обезьян!

Я схватил ее и поднял, как Мангу, высоко над головой.

– О, великий боже! – запричитала Каджри. – Пощади и помилуй! Сукхрам, пусти меня, и я припаду к твоим ногам. Заклинаю тебя! Сжалься! Я – твоя покорная раба!

Я поставил ее на землю.

– У, буйвол! Силища-то какая!

– Опять язык распускаешь?

– У тебя руки крепкие, ты их и пускаешь в ход, а у меня оружие – мой язык!

Я опять рассмеялся. Каджри заулыбалась.

– Смотри, Мангу подкараулит тебя ночью.

– Я разорву его на части.

– А если он в темноте всадит в тебя кинжал?

– Я тоже не с пирожными в руках хожу.

– Припадаю к твоим ногам, но молю, выслушай меня.

– Ладно, говори.

Она прошептала:

– Упрячь его в тюрьму. Он уже два раза сидел. Стоит написать полицейским, и он будет за решеткой.

– Нет, Каджри, я на это не пойду.

– Так я пойду! К ногам твоей Пьяри паду ради тебя. Она заставит Рустамхана упрятать его покрепче.

Мне показалось, что я схожу с ума, я не верил своим ушам. Я поднял Каджри на руки и спросил, глядя ей прямо в глаза:

– Каджри! Неужели ты так любишь меня?

– Я тебе дело говорю, а ты лепечешь, как ребенок. Говорю тебе, надо донести обо всем в участок.

– Нет, Каджри. Мангу из нашего племени. Кто из нас не ошибается? Ну, подрались мы малость, это обычное мужское развлечение. Теперь все улажено. Я к нему вражды не питаю. А Мангу надо просто женить, женщину ему надо.

Неожиданно он сам показался на пороге. Он стоял за дверью и все слышал. В руках у него поблескивал кинжал. Он отбросил его и упал к моим ногам.

Я прижал его к груди.

– Мангу! – сказал я. – Мы с тобой достаточно сильны. Но в драках только зря растрачиваем свою силу.

Каджри застыла от изумления. У входа уже толпились другие наты. Кто-то недоверчиво спросил:

– Мангу просил у тебя прощения?

Я вышел из шатра.

– А что, он шел меня убить?

– Ну да, он шел рассчитаться с тобой.

– Слышишь, Каджри? Мангу настоящий мужчина! Он поступил честно.

Наты молча стояли вокруг.

– Мангу – мой друг, – обратился я к ним, вновь пожимая ему руку. – Между нами нет вражды.

– Я пришел рассчитаться с ним, но Сукхрам великодушен, как лев. Его слов мне никогда не забыть. Сукхрам – настоящий мужчина, – сказал Мангу.

Наты разошлись, вместе с ними ушел и Мангу. Остались только мы с Каджри. Я вошел в шатер и лег на кровать. Каджри взяла кувшин и отправилась за водой. Она вернулась веселая, с водой и перепелом в руке.