Текст книги "Истина в деталях (ЛП)"

Автор книги: Р. С. Болдт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

Глаза резко открываются, дыхание сбивается в груди, но я не произношу ни слова. Позволяю своим пальцам расслабиться, чтобы она могла пропустить их через свои и крепко сжать.

Ее шепот едва слышен.

– На первом курсе колледжа меня изнасиловали.

Каждый мускул в моем теле напрягается от того, что она только что сказала, но я лишь слегка сжимаю ее руку.

– Он был квотербеком нашей футбольной команды. Обладатель «Хейсман Трофи». Все его боготворили.

Ах, черт. Ненавижу, к чему все это ведет.

– В тот вечер я впервые в жизни пошла на вечеринку. Мои родители погибли за две недели до этого. Они летели из Нанта в Шамбери во Франции, когда их маленький самолет разбился. Никто из них не выжил.

Она делает паузу, шумно сглатывая.

– Я… пыталась выстоять. Знала, что не могу бросить колледж, потому что хотела, чтобы они мной гордились. Но мне нужно было отвлечься от боли. – Ее голос звучит отстраненно, как будто она рассказывает чужую историю.

– Он подсыпал что-то в мой напиток, и в следующее мгновение я оказалась в его комнате. Он повалил меня на пол лицом вниз, и я не могла ничего сделать. Я помню, как кричала в голове, но не могла заставить себя произнести ни слова. Я не могла заставить свое тело двигаться. Он так грубо вывернул мою правую ногу и навалился на нее всем своим весом, что это вызвало ущемление бедра, повредив его настолько сильно, что мне потребовалась операция.

Ублюдок. Это объясняет те шрамы вокруг ее бедра.

– Его отец был известным в округе адвокатом и одним из преданных болельщиков школы, поэтому, конечно, они попросили меня не выдвигать обвинений. Его отец согласился оплатить мне операцию, если я пообещаю никому не рассказывать о том, что произошло той ночью. Он пообещал, что никто никогда об этом не узнает. Она умолкает, и чувство беспомощности, подобное которому я никогда не испытывал, накрывает меня с новой силой.

– Я пообещала себе, что больше никогда не стану жертвой. – Ее слова, произнесенные шепотом, настолько слабы, что их почти не слышно. – Но сегодня я не справилась.

Подняв наши соединенные руки к губам, я целую нежную кожу тыльной стороны ее руки.

– Нет, это не так. Ты боролась изо всех сил. Он был под сильным кайфом, но ты все равно его уделала. – Я целую кончики ее пальцев. – Ты была чертовски храброй.

Проходит несколько секунд молчания, прежде чем она говорит таким тихим голосом, что его едва слышно.

– Ты так думаешь?

– Я это знаю. – Я поворачиваю голову в ее сторону. – Если захочешь прийти в эту спальню, ты можешь. Я оставляю это на твое усмотрение. Но знай, профессор. – Я с трудом сглатываю комок в горле размером с мяч для гольфа, мой голос становится хриплым. – Я не позволю, чтобы с тобой снова что-то случилось.

Я не осознаю, что задерживаю дыхание, пока она осторожно не придвигается ближе, устраиваясь рядом со мной. Медленно выдыхая, я смотрю в потолок, заставляя взять себя в руки. Не могу позволить себе лишних осложнений, а она создает самое серьезное из них.

– Постарайся отдохнуть. Теперь ты в безопасности.

Проходит два часа, пока моя ярость хоть немного утихает – по крайней мере, настолько, чтобы я смог закрыть глаза и попытаться заснуть.

Я не хочу признавать, что причина этого – профессор, которая во сне шевелится и прижимается ко мне еще ближе, упираясь ладонью в центр моей груди.

Не-а. Я не собираюсь признаваться в этом.

Никогда.

Двадцать восьмая глава

Оливия

Я медленно просыпаюсь и обнаруживаю, что обхватываю рукой подушку, словно это мой спасательный круг. Моргая от затянувшегося сна, я начинаю приподниматься и издаю стон от мгновенного протеста моего тела. Затем на меня обрушивается осознание двух вещей:

1) по ощущениям, сейчас гораздо позже того времени, когда я обычно просыпаюсь на работу;

2) я не в своей спальне.

Все, что произошло прошлой ночью, всплывает в памяти.

Я осторожно откидываю одеяло и спускаю ноги с кровати, судорожно ища часы. Телефон лежит в комнате, где я его оставила. Иначе я бы проснулась от звонка будильника. Черт, черт, черт! Декан Харрод будет в ярости от того, что я не предупредила факультет о своем отсутствии.

Внутренняя сторона губы болит от того, что я впилась в нее зубами, когда этот придурок ударил меня сзади, и мои мышцы сопротивляются каждому движению, когда я поднимаюсь на ноги и оглядываюсь по сторонам в поисках хоть каких-нибудь признаков Нико.

В комнате царит полная тишина, поэтому я приглаживаю волосы и направляюсь к двери. Тревога охватывает меня, когда я берусь за ручку, но когда поворачиваю ее и выхожу, то обнаруживаю только двух мужчин, стоящих на страже.

Они бегло кивают мне, и я отправляюсь по коридору в свою комнату. Любопытство нарастает по мере того, как я приближаюсь к звуку мужских голосов, доносящихся из открытого дверного проема.

Голиаф стоит в дверях моей спальни, а Нико находится у большого окна, выходящего на залив, спиной к живописному виду.

Нико стоит, скрестив руки, рукава его рубашки на пуговицах обтягивают бицепсы. Внешне его поза может показаться расслабленной, когда он облокачивается на подоконник. Но напряженные складки по обе стороны рта и сжатая линия губ говорят об обратном.

Мужчины прекращают разговор, как только я захожу внутрь. Первое, что я замечаю – это то, что в моей комнате больше нет беспорядка. Все выглядит так же безупречно, как и в самом начале.

Однако ледяная атмосфера не может остаться незамеченной. Выражение лица Голиафа ничего не выдает, а от Нико исходит арктический холод, и это заставляет меня напрячься всем телом.

Это не тот мужчина, который залез в душ полностью одетый, чтобы обнять меня.

Это не тот человек, который держал меня за руку прошлой ночью, когда я рассказывала о своем прошлом. Тот человек исчез, а на его место приходит хладнокровный ублюдок, тот, кто поднялся до высокого положения в преступном мире. Отсутствие человека, который нежно заботится обо мне и утешает меня, глубоко вонзается в мое сердце.

– Хорошо, что ты к нам присоединилась. – Нико поднимает подбородок, жестом указывая на кресло за столом, развернутое лицом к комнате. – Присаживайся. У меня к тебе вопрос.

Я настороженно наблюдаю за ним и Голиафом, когда решаюсь подойти ближе и опуститься в кресло. Перемещая взгляд с одного мужчины на другого, я молча жду, понимая, что это игра власти. Он хочет, чтобы я нервничала. Была на грани. Но почему?

– Ты была единственным ребенком. Не так ли, профессор? – глаза Нико жесткие, безэмоциональные, голос как сталь.

Я смотрю на него, не понимая, к чему ведет его вопрос.

– Да.

– Хм. Тогда, может быть, ты выросла, тау и не научившись делиться? – его острый взгляд впивается в меня.

Теперь я действительно в замешательстве.

Он наклоняет голову в сторону со злобной ухмылкой.

– Ты выглядишь так, будто не понимаешь. Может быть, это поможет тебе вспомнить. – Нико протягивает мне небольшой предмет. Как только я смотрю на него, мой желудок падает.

Я бросаю взгляд на Голиафа, изображая недоумение, и возвращаю свое внимание к Нико. Не сводя с него глаз, я медленно произношу.

– Я не знаю, откуда это взялось.

– Чушь! – взрывается он. Его челюсть напрягается, кулак крепче сжимает флешку. – Лучше скажи мне гребаную правду прямо сейчас.

– Я не знаю! – кричу я в ответ.

Все в этот момент зависит от того, насколько я буду следовать одному из главных принципов, когда речь идет о лжи.

Всегда держитесь ближе к правде. В это проще поверить, и вы с меньшей вероятностью запутаетесь сами, или позволите другим сделать это с вами.

Я поднимаю подбородок и окидываю его надменным взглядом.

– Если ты не помнишь, один из твоих людей пришел сюда, угрожал мне и пытался изнасиловать. А теперь ты бросаешься обвинениями в мой адрес.

Я вскакиваю, игнорируя каждое болезненное ощущение в своем теле, и подхожу ближе.

– Да пошел ты! – когда мы оказываемся лицом к лицу, я чертовски жалею, что босиком и без лифчика. Тыкая пальцем в центр его груди, я сердито шиплю. – Иди и спроси об этом своего мальчика, Лоренцо! Это с ним ты должен говорить!

Он с усмешкой смотрит на меня.

– Ты думаешь, я поверю, что ты ничего об этом не знаешь?

– Ты пришел ко мне, помнишь?! – я хмуро смотрю на него, ярость переполняет мои вены и прочно овладевает мной. – Это не мое желание находиться здесь, – я машу рукой, показывая вокруг нас, – и вообще быть частью всего этого!

Нико выглядит непреклонным, его тело напряжено. Он буравит меня тяжелым взглядом, пока тот не становится расчетливым.

– Тогда, я думаю, мы должны посмотреть, что произойдет сегодня.

От злобы, прозвучавшей в его словах, меня пронзает дрожь беспокойства.

– Что ты имеешь в виду?

Его губы растягиваются в мрачной улыбке.

– В сообщении говорится, что тебя ждут сегодня после последнего занятия. – Выпрямившись, он опускает скрещенные руки и наклоняет голову, глядя глаза в глаза. – Одевайся, профессор. Надо посмотреть, что за чертову игру ты затеяла.

Двадцать девятая глава

Оливия

Увидимся завтра после последнего занятия. Сядь перед входом в Miami Smoothie Company за столик № 2. Сядь на стул лицом на восток.

В этом сценарии я буквально подсадная утка. Нико мне не доверяет, и я понятия не имею, кто, черт возьми, прислал это сообщение на флешке.

Оставшись в неведении и не имея никаких ресурсов для защиты, я чувствую себя так, словно барахтаюсь в кишащем акулами море после того, как меня выбрасывает за борт.

Единственным моим утешением сегодня было то, что Нико связался с моим факультетом и сообщил, что меня не будет по «личным обстоятельствам». К счастью, по вторникам у нас самая низкая нагрузка, и мое последнее занятие заканчивается без десяти два.

Мы с Нико подходим к магазину смузи после того, как Голиаф уходит, бормоча что-то о «бдительности».

С каждым шагом меня все сильнее охватывает жуткое чувство уязвимости, вызванное тем, что кто-то там, снаружи, наблюдает за нами. Хуже того, я не знаю, кто может быть моим злейшим врагом.

Она или он.

Нико подводит меня к выделенному столику в патио, который сейчас освобождает студент. Не говоря ни слова, Нико выдвигает стул, указывая мне, чтобы я присела.

Я колеблюсь, мой взгляд мечется к нему, но, видя, что он злобно сжимает челюсти, я молчу и принимаю предложенное им место. Опустившись на него, я кладу сумочку на стол и настороженно наблюдаю за тем, как Нико занимает стул, обращенный на восток. Он поворачивает его так, чтобы нам обоим открывался вид на оживленный тротуар и улицу.

Погода пасмурная и влажная. Я оглядываюсь вокруг, пытаясь понять, кто прислал мне это сообщение. Среди привычной болтовни и шума до моего слуха доносится знакомый звук.

Я бросаю взгляд на Нико, но выражение его лица остается спокойным, взгляд скрыт темными солнцезащитными очками. Наклонившись ближе, он опирается локтем на спинку моего кресла, его пальцы перебирают кончики моих волос. Я подавляю дрожь от его слабого прикосновения.

– Ответь на звонок.

С трудом сглатывая, я нащупываю его в сумочке. На экране мигает надпись «Неизвестный абонент», и я отвечаю. Как только подношу трубку к уху, раздается женский голос.

– Я ожидала, что ты придешь одна. – У нее явно кубинский акцент.

Я смотрю на Нико, который не меняет своего положения. Он все еще рассеянно гладит мои волосы и смотрит на улицу, но я уверена, что его внимание приковано к телефонному разговору.

– Мне не дали инструкций, уточняющих этот момент. – Я незаметно осматриваю окружающее пространство, но ничего необычного не нахожу.

В ее тоне сквозит гордость.

– О, да. Я знала, что ты вырастешь мудрой. – О, Боже. От этих самодовольных слов у меня душа уходит в пятки. Затем ее голос становится жестким, лишенным всякой теплоты. – Если бы я могла снова наказать твоего отца за то, что он сделал… – после миллисекундной паузы ее тон становится еще более мрачным, и зловещий ужас проносится по моему телу. – А теперь пришло время показать тебе, что означает наследие твоей семьи.

В ее словах звучит такое зловещее обещание, что я изо всех сил стараюсь не дать своему голосу дрогнуть.

– Я не уверена, что понимаю.

Она смеется.

– О, mi hija. – Мой желудок сжимается от ее слов. Mi hija. Моя дочь. – Скоро ты все поймешь. – Ровный ледяной голос заставляет каждую клетку моего тела находиться в состоянии повышенной готовности. Я поворачиваюсь к Нико, когда она говорит мне на ухо. – Ты уже помогаешь мне тем, что привела меня…

Я бросаю трубку, как только замечаю красную точку, перемещающуюся к центру груди Нико, и в моих венах поднимается паника. Бросившись на него, я опрокидываю нас навзничь. Тепло обжигает мне руку, прежде чем кресло ударяется об асфальт, а я оказываюсь на Нико.

Не раздумывая, он перекатывает меня под себя, накрывая мое тело своим, когда вокруг нас раздаются выстрелы. Люди кричат, а пули осыпают лепнину здания, вызывая мгновенное столпотворение.

Это сценарий, на который многие не могут отреагировать так, чтобы остаться в живых. Умные увернутся, найдут укромное место или даже прикинутся мертвыми. Другие будут бегать и кричать, привлекая внимание стрелка и делая себя его мишенью.

В данном случае беспорядок нам на руку. Тот, кто произвел первый выстрел, не заинтересован в массовой гибели ни в чем не повинных граждан. Об этом свидетельствуют пулевые отверстия, оставленные на крыше магазина, которые не попали ни в одного человека. Ответный выстрел раздается с другой стороны, и я задаюсь вопросом, не Голиаф ли это, и кто еще за нами следит?

Однако факты неоспоримы. Кто бы ни стоял за этой винтовкой с лазерным прицелом, он хотел смерти одного человека – Нико.

Он смотрит на меня.

– Ты в порядке? – его голос суров, но в карих глазах горит беспокойство.

Я киваю.

Рот приоткрывается, он осматривает мое лицо.

– Мне нужно услышать, как ты это скажешь.

– Я в порядке. – Я морщусь, чувствуя, как усиливается жжение в левой руке. – Возможно, я поцарапала руку, когда… – я опускаю взгляд на нее и поспешно поднимаю глаза обратно, надеясь, что он этого не заметит, – толкнула тебя.

Голиаф появляется из толпы людей, одни из которых судорожно всхлипывают, а другие суетятся. Он выхватывает у меня телефон и засовывает его в сумочку, которую сжимает в своей огромной руке. Нико смотрит на него, прежде чем подняться, и они обмениваются тяжелыми взглядами. Он поворачивается ко мне.

– Мы должны идти. Сейчас же.

Я хватаюсь за его протянутую руку и позволяю ему подтянуть меня к себе. Жжение в руке усиливается, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не вздрогнуть.

Он бросает взгляд на меня, точнее, на мою руку. Когда я опускаю взгляд, по всей длине руки тянутся следы крови, а рукав моей кремовой блузки окрашен в красный цвет.

– Ты ранена.

Голиаф ворчит.

– Пора убираться отсюда, босс.

Выражение лица Нико становится напряженным, но он быстро стягивает с себя пиджак и накидывает его мне на плечи.

– Надо идти к машине.

Мои органы чувств находятся в состоянии повышенной готовности, как никогда раньше. Как будто громкость отключена для окружающих шумов, но голоса рядом звучат четко.

– Ты что-нибудь видел?

– Я услышал выстрелы и подумал, что все кончено.

– Кто-нибудь ранен?

Мы втроем быстрым шагом идем к месту, где нас ждут люди Нико с машинами. Все это время в моей голове прокручивается все, что только что произошло. Телефонный звонок. Женский голос. То, как она говорила со мной, с каким знанием дела. Лазерный прицел, перемещающийся по телу Нико.

Все, что я ранее считала фактами, неумолимо движется к тому, чтобы быть развенчанным.

В памяти всплывает гала-вечер, когда ко мне подошли, а затем женщина в кафе, которая просветила меня насчет моей биологической матери. Это, на мой взгляд, разительно отличается от того способа, который использовал другой человек, чтобы убедиться, что я получу флешку с посланием Сантилья.

Это означает, что со мной связались две разные стороны. Одна из них – Джоанна Сантилья, женщина, к которой Нико питает сильную неприязнь.

Нико торопливо усаживает нас в машину с Голиафом за рулем. Я поворачиваюсь и смотрю в заднее стекло, наблюдая, как один из его людей забирается в машину позади нас. Полагаю, водитель остается здесь, чтобы убедиться, что больше ничего не происходит.

– Что это, блядь, было? – Нико каким-то образом удается произнести эти слова смертельно опасным голосом. Его глаза впиваются в мои, хмурясь, и я оскаливаюсь в ответ. Какое у него право злиться на меня? Я спасла жизнь этому чертову мудаку.

– Не знаю, босс. – Голиаф направляет машину к выезду из кампуса. – Наши ребята не засекли никого поблизости, пока профессор не начала двигаться.

С гораздо большей нежностью, чем я ожидала от человека, способного потягаться со львом-альфой в борьбе за звание короля прайда, Нико снимает с моих плеч пиджак. Его глаза прищуриваются, ноздри раздуваются при виде моей руки.

Я пытаюсь придать своему тону спокойную непринужденность.

– Немного перекиси и повязка, и я буду как новенькая. Ничего страшного. – Но это не так. Пуля задела меня, и да, жжет ужасно, но я цела и невредима. – Я просто…

– Что просто? – судя по тому, как задан вопрос, он уже знает ответ.

– Я увидела красную точку, движущуюся по твоей груди. – Я тяжело сглатываю и пытаюсь пожать плечами, игнорируя боль в руке. – Я видела достаточно боевиков, чтобы знать, что это не заканчивается ничем хорошим.

Выражение его лица смягчается, и он достает из кармана пиджака носовой платок. Поднимает рукав чуть выше, чтобы открыть рану, и осторожно протирает ее шелковистой тканью.

Черты его лица становятся напряженными, между бровями образуется глубокая складка, линия рта напряжена.

– О чем ты только думала? – бормочет он себе под нос, не сводя глаз с места, где пытается очистить мою рану.

Мне кажется, что его вопрос не предназначен для того, чтобы я на него отвечала, но я все равно это делаю. В моем голосе больше вызова, чем я чувствую, потому что гребаная благодарность была бы очень кстати.

– О спасении твоей жизни, вот о чем. Но, возможно, если бы я действительно думала, то не сделала бы это. – Я бросаю на него косой взгляд. – Особенно после того, как ты обошелся со мной сегодня утром.

Его глаза встречаются с моими, и он поджимает губы. Голиаф передает небольшую аптечку через сиденье, и Нико кладет ее себе на колени. Открывает крышку и достает антисептическую салфетку, широкий марлевый тампон, немного пластыря и тюбик с антибиотиком.

– Хочу прикрыть это, пока мы не доберемся до дома. Потом я попрошу доктора посмотреть.

– В этом нет необходимости.

Он нахмуривает брови, быстро перевязывая мою рану.

– Что я сказал?

Я прищуриваюсь на него.

– Ты мне не хозяин. – О, Боже. Этот человек все время вытаскивает из меня мою строптивость.

Уголки его глаз морщатся, как будто я его позабавила. Разглаживая последний кусок пластыря на повязке, он наклоняется ближе.

– Может быть, я хочу им быть. – Его близость заставляет мое сердце работать в ускоренном темпе, и его взгляд опускается к моей шее, к моему бешено бьющемуся пульсу.

Я без слов опускаюсь на кожаное сиденье, решительно игнорируя Нико, и смотрю в окно на проплывающий мимо пейзаж. Когда машина подъезжает к мосту Бэй-Харбор, у меня перехватывает дыхание, потому что его мозолистые пальцы сжимают руку, лежащую у меня на коленях. Я поворачиваю голову, чтобы бросить взгляд на Нико, пока он переплетает свои пальцы с моими.

От тепла его ладони и от того, как большой палец ласкает кожу, которую я никогда раньше не считала чувствительной, моя защита ослабевает. Я закрываю глаза и делаю медленный вдох, борясь с противоречивыми эмоциями.

Я нужна Нико – то, что я могу для него сделать. Сегодня он частично получает то, что хочет. Мое присутствие и слухи о наших с ним отношениях позволяют привлечь внимание Джоанны.

Но этого недостаточно. Ему нужно, чтобы она полностью вышла из тени, чтобы устранить ее. Я просто его троянский конь.

– Не стоило этого делать. – Его голос приглушен, но звучит грубо, как будто он пытается подавить свои эмоции.

Я медленно выдыхаю, но не хочу отнимать свою руку. Совершенно безумно, что прикосновение этого человека успокаивает меня.

С моих губ срывается насмешливый смешок, и я встречаю его взгляд.

– Ты говоришь это, но до сих пор не поблагодарил меня за то, что я спасла тебе жизнь.

Выражение его лица омрачается, и он кладет мою ладонь на центр своей груди, на что-то жесткое. Его большая рука накрывает мою, и он впивается в нее с непередаваемым выражением.

– Чувствуешь это, профессор?

Я не отвечаю, но его взгляд держит меня в плену.

– И ты все равно спасала меня. – Его глаза блестят тем, что, как я осмеливаюсь думать, может быть намеком на привязанность. – Ты не знала, что на мне жилет.

Слова повисают между нами, и я наблюдаю как выражение его лица становится задумчивым. Немного нервно я отвечаю.

– Возможно, я хотела, чтобы ты так подумал. – Я поворачиваю голову, но его вторая рука хватает меня за подбородок, заставляя повернуться к нему лицом.

Наши глаза встречаются, и подушечка его большого пальца проводит по моей челюсти. Его слова, произнесенные шепотом, звучат хрипло, как будто их проталкивают через сжатое горло, и переполнены ненужными эмоциями.

– В конце концов, ты сама могла поймать пулю.

– Ну, – мой голос наполнен бравадой, – я этого не сделала.

Мы долго смотрим друг на друга, пока он не вздыхает и не отпускает мой подбородок. Кажется, он хочет еще что-то сказать, но выражение его лица граничит с мукой, как будто он борется с самим собой, подбирая нужные слова.

– Ты действительно не знала, что это за флешка? – Нико смотрит на меня, и у меня создается впечатление, что он пытается оценить мою реакцию. Любой ее проблеск может заставить его поверить в обратное.

К счастью, я могу ответить честно, потому что сообщение пришло из – на тот момент – неизвестного источника.

– Я понятия не имела.

Но теперь от осознания того, что на кону стоит нечто большее, чем я или кто-либо другой мог предположить, у меня в животе все сжимается от ужаса. Я с самого начала знала, что буду действовать в одиночку, но это было до того, как я узнала правду о Джоанне Сантилья.

До того, как Нико снял с себя несколько слоев.

Поговорка о том, что нельзя игнорировать людей, когда они показывают тебе свою настоящую версию, всплывает в голове из-за тех неожиданных моментов, которые я разделила с Нико. Является ли все это надуманным? Или под криминальной внешностью скрывается настоящий человек?

Впервые в жизни мое сердце и интуиция воюют с моей головой. С тем, что я знаю как правду.

И с тем, что, как я надеюсь… неправда.

Тридцатая глава

Нико

Рэйф заходит в мой кабинет, закрывает дверь и садится.

– Док проверил ее. Она в порядке.

Я откидываюсь в кресле, заложив руки за голову.

– Что ты думаешь о сегодняшнем дне?

Он наклоняется вперед, опираясь локтями на колени, и некоторое время смотрит в пол, прежде чем встретиться с моими глазами.

– Как только она увидела его, то начала действовать.

– Без колебаний?

Он качает головой.

– Никаких.

Я медленно выдыхаю.

– Сантилья назвала ее по телефону mi hija. – Я устало протираю лицо руками и ворчу. – Она выглядела так, как будто ее сейчас стошнит.

Рот Рэйфа кривится.

– Говорю тебе, она не работает с Сантилья.

– Тогда кто, черт возьми, дал ей этот чертов некролог? – я вскакиваю на ноги и начинаю вышагивать за своим столом. – Что мы упускаем? Мы работаем над серьезным делом, а тут вдруг по уши влезли в какую-то детективную хрень. К черту все это!

Рэйф выпрямляется в кресле и поднимает ладони.

– Спокойно. Надо сохранять голову холодной.

Я поворачиваюсь и устремляю на него зверский взгляд, мои слова пылают яростью.

– Ты был там! И видел, как она чуть не получила чертову пулю ради меня!

Он выжидает, как это можно сделать только с человеком, которого знаешь много лет. Я цепляюсь за спинку стула, пытаясь успокоить дыхание. Когда я снова говорю, мой голос становится тихим.

– Если с ней что-то случится…

– Этого не случится при мне, – прерывает он, глядя на меня полными решимости глазами.

– Мне нужно, чтобы ты выделил лучших ребят, которые останутся с ней, когда ты будешь со мной.

Он отрывисто кивает.

– Занимаюсь. – Он встает и поворачивается к двери, но колеблется, прежде чем снова встать передо мной. – Я должен сказать кое-что еще, но тебе это не понравится.

Я удерживаю его взгляд, ожидая слов, которые уже крутятся у меня в голове. Не зря мы так долго дружим и работаем вместе. Мы почти всегда находимся на одной волне.

– Я все еще думаю, что она что-то скрывает. Не знаю, что именно, но не могу избавиться от этого чувства.

Рэйф закрывает за собой дверь, оставляя меня с его словами, висящими надо мной, плотными, как густая влага Майами.

После часа обзвона контактов и выяснения деталей я отбрасываю телефон в сторону и смотрю на пиджак, который набросил на Оливию после обстрела. Он накинут на модный, как дерьмо, халат, который я терпеть не могу.

Мы облажались, я знаю это и хочу, чтобы он висел передо мной, как напоминание – как близко все было к провалу сегодня.

– Черт побери! – я выдавливаю из себя эти слова, когда разочарование пульсирует в моих венах.

Я знаю, что она что-то скрывает, но это ни черта не связано с Сантилья. Я готов поставить на это свою жизнь. А эта женщина – дерзкая девчонка – пыталась сегодня спасти мне жизнь. Она не знала, что на мне пуленепробиваемый жилет. Я научился хорошо его скрывать и не выходить без него, несмотря на дополнительный слой и вес.

Закрывая глаза, я мысленно воспроизвожу сегодняшний день и то, как спокойно и собранно она отреагировала на звонок. Когда Сантилья назвала ее mi hija, она была заметно потрясена, но ничего такого, что мог бы заметить обычный человек. Она сделала все возможное, чтобы по ее голосу не было слышно, как она взволнована.

Когда она повернулась и навалилась своим телом на мое, безошибочная паника и решимость, написанные на ее прекрасном лице, подтвердили, что это не уловка. Что она не участвовала в подставе и пыталась завоевать мое доверие, уводя с линии огня.

Да, я узнал Оливию Райт лучше, чем она сама. Когда она расстроена, то слегка поджимает губы и прищуривает глаза. Когда пытается держать себя в руках, ее плечи напрягаются, и она поднимает подбородок.

Ее сине-зеленые глаза кажутся более голубыми, когда она возбуждена. Зеленые, когда она грустит, как в тот вечер на гала-вечере, когда играла песня «What A Wonderful World» или… черт, в ту ночь, когда Лоренцо напал на нее.

При одной мысли о той ночи у меня сжимаются кулаки и напрягается каждый мускул в теле. Если бы все было иначе, я бы вызвал копов, чтобы арестовать его. Убедился бы, что у нее лучший адвокат, чтобы этому ублюдку больше никогда не сошло с рук такое дерьмо.

Но я не могу – это невозможно с такой жизнью, как у меня. Я ни за что не смогу привести сюда копов, потому что это будет означать, что чертова буря дерьма обрушится на мою дверь. Мы сами обо всем позаботимся – сделаем все по-своему.

Я должен быть лучше для нее, но мир, в котором я нахожусь, делает это чертовски сложным. Она заставляет меня думать о том, что могло бы быть. Если бы я не был Нико Альканзаром, королем наркобизнеса Майами. Если бы я был простым человеком. Тем, кем я был когда-то.

Но это было так давно, что я не уверен, что смогу вернуться назад.

Несколько часов спустя

Неважно, что она спит в своей комнате. Это к лучшему, но, черт меня побери, если я не скучаю по ней. Как бы я хотел, чтобы на моих подушках были не только остатки ее запаха.

Завтра у меня тяжелый день, и, черт побери, мне нужен отдых, но я чертовски нервничаю. Я никак не могу сосредоточиться, поэтому за несколько минут до полуночи пробираюсь по коридору к ее комнате, где двое моих людей – Тино и Маркус – стоят у ее двери, как я и просил.

Понижая голос, я спрашиваю.

– Какие-то проблемы?

– Нет, сэр, – отвечают они.

– Хорошо. – С невозмутимым выражением лица, как всегда, я разворачиваюсь и возвращаюсь в свою комнату.

Когда я снова забираюсь под одеяло на своей кровати и на прохладные дорогие простыни из хрен знает какого количества нитей, которые касаются моей кожи, я признаю это.

Я неравнодушен к Оливии Райт. Дочери Джоанны Сантилья.

Женщине, которую я использую для устранения Сантилья.

Женщине, что поселилась в моем холодном, черном сердце, которое умерло много лет назад.

Тридцать первая глава

Оливия

Врач, на осмотре которого настоял Нико, когда я вчера пришла домой, признает меня здоровой и лишь «немного побитой», так что сегодня я намерена вернуться к своему обычному графику. Мне нужно хоть какое-то ощущение нормальности.

Мистер Наркобарон этого не одобряет.

Его глаза вспыхивают гневом, как только на следующий день я выхожу в холл, одетая для работы.

– Что ты пытаешься доказать?

На каблуках мне не приходится поднимать голову вверх, чтобы встретиться с ним взглядом.

– В отличие от некоторых людей, я не до смешного богата. Мне нужно работать. – Переведя взгляд на Голиафа, я вежливо улыбаюсь. – Мне нельзя опаздывать, поэтому я должна выйти сейчас.

Человек-зверь смотрит на меня, потом на своего босса, края его рта едва заметно подергиваются.

– Я лучше отвезу профессора на работу.

Нико сжимает руки в кулаки. Не сводя с меня взгляда, он обращается к Голиафу.

– Проследи, чтобы охранники обеспечили ее безопасность. Ты мне нужен, пока она будет преподавать.

– Понял, босс. – Голиаф проходит мимо меня к входным дверям. – Я подгоню машину, профессор Райт.

– Спасибо.

Как только за ним закрывается дверь, Нико направляется в сторону коридора, ведущего в его кабинет, но внезапно поворачивается и приближается ко мне. Черты его лица выражают беспокойство, как будто он борется с чем-то, что дается ему непросто.

– Ты выглядишь усталой.

Я окидываю его стальным взглядом.

– Я справлюсь, мистер Альканзар.

Выражение его лица не меняется, глаза обшаривают мое лицо с видимым беспокойством.

– Ты спала в своей комнате прошлой ночью.

Я опускаю подбородок в быстром кивке.

– Да.

– Могла бы остаться в моей.

Образ меня в постели Нико проносится как видеоролик в мозгу. Хотя на этот раз он значительно отличается от того, что было ночью.

В моем воображении наши руки и ноги переплетены, я лежу на его голой груди, и ровный стук его сердца под моей щекой успокаивает меня, усыпляя. Его губы касаются моего лба, руки крепко обхватывают меня, прижимая к себе, словно я что-то ценное.

От такой картинки мои щеки пылают жаром, и я прочищаю горло.

– Со мной все в порядке.

Нет. Мне потребовалась целая вечность, чтобы заснуть, для чего пришлось применить массу методов воздействия на сознание. Наконец, сразу после полуночи я почувствовала странное чувство спокойствия.

– Будь осторожна, Оливия. – Он произносит мое имя тем низким, хрипловатым голосом, который мягко ласкает меня. Он называет меня Оливией, а не профессором. Вначале я хочу ответить ему язвительным замечанием, но его обеспокоенное выражение лица заставляет меня остановиться.