Текст книги "Истина в деталях (ЛП)"
Автор книги: Р. С. Болдт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)
Каждый раз, когда чувствую себя немного потерянной в жизни, я открываю музыкальную шкатулку, и песня дает мне ощущение покоя.
Когда мы снимали квартиру в Ливерпуле, ее взломали, и в числе похищенных вещей оказалась моя музыкальная шкатулка. Я помню, как рыдала потом, недоумевая, зачем кому-то понадобилось брать вещь, которая явно видела лучшие времена.
Долгое время, проходя мимо магазина, торгующего антиквариатом или другими диковинными вещами, я с замиранием сердца заглядывала внутрь в надежде найти ее.
Когда моя жизнь разлетелась на куски в первый год жизни в университетском городке, я заставила себя прекратить поиски. Это был еще один жестокий жизненный урок: то, чем ты дорожишь больше всего, может быть отнято у тебя тогда, когда ты меньше всего этого ожидаешь.
– Ты в порядке?
Вопрос Нико выводит меня из задумчивости. Но его мягкий тон, резко контрастирующий с хмурым выражением лица, заставляет меня ответить раньше, чем я успеваю это осознать.
– Песня… она просто… – я поджимаю губы, чтобы прекратить свое бессмысленное бормотание. – Она навевает воспоминания, вот и все.
Он сжимает челюсти и еще больше хмурится.
– Хорошие или плохие?
– Хорошие… в основном.
На его лице мелькает что-то неразборчивое, но тут же исчезает.
– Иногда нужно создавать хорошие воспоминания, чтобы отогнать плохие.
Пораженная его вдумчивым замечанием, я чуть не теряю способность безмятежно улыбаться вечно настороженной толпе людей.
– Расскажи мне.
– Что?
Он слегка наклоняется.
– Расскажи мне об этой песне. Отчего эта складка, – он перемещает руку с моего бедра, чтобы слегка погладить область между бровями, – вот здесь.
Я пытаюсь отмахнуться.
– Это просто кое-что из моего детства.
– Расскажи мне.
Я поднимаю бровь от его требовательного тона.
– Кто-нибудь говорил тебе, что ты властный?
– Кто-нибудь говорил тебе, что ты великолепна, когда в ударе?
У меня перехватывает дыхание, и я отворачиваюсь.
– Я не вру тебе. – Когда я ничего не отвечаю, он наклоняет голову ближе, касаясь губами моей щеки. – Или я могу попробовать свои силы в публичном проявлении чувств. Никогда не знаешь, что…
– Когда я была маленькой девочкой, у меня была музыкальная шкатулка, которая играла эту песню. – Отчаявшись сдержать его, я проговариваюсь. Внутренне содрогаясь, я прочищаю горло и пытаюсь сохранить безэмоциональность. – Ее украли, когда взломали наш дом.
– Нелегко терять что-то особенное, когда у тебя это отнимают без предупреждения. – Его мягкие слова успокаивают меня, и я киваю. Сосредоточиваюсь на квартете и пытаюсь погрузиться в музыку.
Его голос понижается, приобретая более хриплый тон, и в нем звучит разочарование.
– Не знаю, что за чертовщина происходит со мной. Меня не должно это волновать. Но мне не все равно. И мне чертовски не нравится, когда ты грустишь, профессор.
– Я переживу это.
– Да? – его губы касаются кожи возле моего виска. Он бормочет что-то похожее на «ну, может, я не переживу», но это бессмысленно. С какой стати это должно иметь для него значение?
Он играет со мной. Вот что это такое. Для него это игра, а я просто одна из фигур, которые нужны ему для победы. Я должна помнить об этом – держать голову высоко.
Нико отступает назад и смотрит на меня сверху вниз, ласково перебирая мои волосы, чтобы заправить их за ухо. Этот слишком интимный жест заставляет комнату сомкнуться вокруг меня, подавляя меня в этот момент.
– Мне нужно в дамскую комнату. Я сейчас вернусь.
Он смотрит на меня с недоверием в глазах, как будто сомневается, что я действительно вернусь. Наконец, он кивает и отходит, отпуская меня.
Стараясь не подавать виду, что убегаю от него, я заставляю себя сохранять легкую походку на каблуках и отправляюсь на поиски коридора, ведущего к туалетам… и моему временному убежищу.
Как только я вхожу в дверь маленькой четырехместной уборной, то облегченно вздыхаю, обнаруживая, что она пуста. Закрывшись в кабинке, я кладу клатч под мышку и поднимаю платье, быстро облегчаясь.
Как только я смываю воду и разглаживаю платье, в комнате наступает тишина. Не успеваю я отодвинуть защелку на двери кабинки и выйти, как женский голос шепотом заставляет меня замереть на месте.
– Встречаемся завтра в кофейне Bayside Coffee Company возле вашей работы. В полдень. Найдите столик у окна, на котором будет лежать газета.
Я открываю замок, но, когда дверь не сдвигается с места, понимаю, что человек прижимается к ней, не давая открыть. Единственная подсказка, которую мне дают – это вид на простые черные туфли, похожие на те, в которых сегодня вечером ходят официанты.
– Досчитайте до двадцати, прежде чем выйдете, профессор. – Предупреждение ощутимо, когда она добавляет. – Никому не говорите и приходите завтра одна, иначе информацию вы не получите. И, поверьте мне, вы захотите услышать то, что я скажу.
Потрясенная встречей, я остаюсь в кабинке. Считаю до двадцати, выхожу в пустой туалет, не слыша, как женщина вошла или вышла.
Какую информацию мне сообщат? И как, черт возьми, я смогу осуществить это прямо под присмотром Нико?
Мою и сушу руки, пока смотрю на свое отражение в зеркале. Как все так запуталось? Я просто занималась своим делом, выполняла свою работу.
Вдыхаю поглубже и медленно выдыхаю, позволяя глазам закрыться. Внутренне я повторяю мантру, заложенную в моем сознании с того самого года, когда моя жизнь рухнула.
То, что попытается сломать меня, потерпит неудачу.
Выбрасываю бумажное полотенце в мусорное ведро, открываю дверь и выхожу… чтобы обнаружить, что меня кто-то ждет.
Засунув руки в карманы, он стоит напротив меня и выглядит невозмутимым. Но это ничуть не отменяет его угрожающего вида.
– Подумал, что ты заблудилась или что-то в этом роде. – Его глаза прищуриваются с подозрением.
Выпрямляя спину, я поднимаю подбородок и выдавливаю из себя отрывистые слова.
– Я всегда выполняю свою часть сделки. – Я не могу скрыть раздражение в своем голосе. И возмущена тем, что со мной обращаются как с ребенком, который не может спокойно сходить в туалет.
Заставляя себя вести спокойно, я наклоняю голову в сторону коридора, ведущего обратно на торжество.
– Готов присоединиться к остальным?
Не говоря ни слова, он пальцами обхватывает мою руку и ведет меня в противоположном направлении. Я бросаю на него недоуменный взгляд, но он не обращает на меня внимания, явно ища что-то.
Он врывается в затемненный кабинет, и парочка отпрыгивает в сторону с виноватым выражением лица.
– Эй! Что за… – мужчина бледнеет, замечая мрачное выражение лица Нико, освещенное коридорным светом.
– Уходите. – Смертельно-опасный тон Нико не оставляет места для неверного толкования.
Когда женщина отходит от мужчины, натягивая платье, я замечаю, что он носит обручальное кольцо, а она – нет. Они вдвоем выбегают в коридор, и Нико тут же закрывает нас внутри.
Мягкий щелчок замка раздается в тишине слабо освещенного кабинета. Прижимая меня спиной к двери, он заключает меня в клетку, положив руки по обе стороны от моей головы.
Я чувствую его мятное дыхание, также, как и запах его геля для душа. В его глазах сверкает гнев, его тело излучает напряжение, и это порождает во мне сильное беспокойство.
– Ты нервничаешь. – Эти глаза смотрят на меня так, как будто он ожидает раскрыть все мои тайны.
Я набираюсь храбрости.
– Возможно, это потому, что ты находишься в моем личном пространстве.
– Не-а. Не верю. – Поднимая руки от двери, он выхватывает у меня сумочку и расстегивает застежку. Порывшись в нескольких моих вещах, а затем пощупав внутреннюю подкладку клатча, он захлопывает его и, не оглядываясь, бросает на стол.
Не медля ни секунды, он начинает перебирать пальцами мои уши и спускаться к лифу платья.
Я прищуриваю глаза, раздражение захлестывает меня.
– Опять? Серьезно?
– Никогда не может быть слишком безопасно.
Его пальцы ненадолго проникают внутрь платья, но этого достаточно, чтобы мое дыхание перехватило. Он сдвигается, скользит ладонью по ткани, пока не наталкивается на единственную прорезь на уровне бедер. Опустившись ниже, он проводит кончиками мозолистых пальцев по моим бедрам, а затем проводит рукой по моей заднице.
На его губах мелькает чертова ухмылка.
– Опять стринги, да? Ты просто полна сюрпризов.
Когда он выпрямляется, я ожидаю, что он отстранится от меня, но он этого не делает.
С прерывистым вздохом я бросаю на него взгляд прищуренных глаз.
– Теперь ты удовлетворен?
С его губ срывается грубый смешок.
– Нет, профессор. Ни на йоту. – Он наклоняется ближе, и я напрягаюсь. – Видишь, ты и я? У нас проблема.
Опасение охватывает меня.
– Что за проблема?
– Ты нервничаешь. Ведешь себя так, будто не привыкла к моим прикосновениям. – Он наклоняет голову и проводит кончиком носа по моему. – Так не пойдет. Люди заметят. Пойдут слухи, что моей женщине не нравятся мои прикосновения.
– Это адаптация, и меня просто бросили в нее. – Я поспешно добавляю. – Я поработаю над этим.
– Да? – его голос звучит так, как будто провели граблями по гравию. – Сейчас самое время.
Он легонько покусывает мою нижнюю губу, а затем успокаивает ее языком. От шока я застываю на месте и упираюсь ладонями в дверь у себя за спиной, в то время как во мне вспыхивает похоть. Я разрываюсь между желанием получить больше и пониманием того, что это может быть ловушкой. Но я становлюсь жертвой его прикосновений, ощущений, которые он вызывает, когда проводит губами по моим губам в легкой ласке.
Его слова, сказанные мне в губы, наполнены желанием и сожалением.
– Я должен держаться подальше, но что-то в тебе есть… – он проводит губами по моим губам, но не требует большего. – Я хочу попробовать, профессор. Очень хочу. Но такая умная леди, как ты, наверное, не захочет, чтобы такой мужчина, как я, пробовал. Потому что в тебе есть какая-то сладость, на которую я могу подсесть. – Запуская пальцы в мои волосы, он нежно тянет их, проведя ртом по линии моей челюсти. – Черт… ты гребаная сирена.
Моя грудь вздымается и опускается от тяжелого дыхания. Его слова в сочетании с легкой лаской его губ заставляют меня находиться на грани, физически желая большего. Я хочу, чтобы он поцеловал меня, по-настоящему поцеловал, а не оставил лишь с едва ощутимыми прикосновениями своих губ. Я жажду узнать, похож ли его вкус на вкус шампанского, которое мы пили несколько минут назад.
Даже если все это не так – даже если он не такой – я жажду этого.
Просто попробуй, уговариваю я себя.
Поворачиваю голову, чтобы перехватить его рот, скользящий по моей щеке, соединяю наши губы, и, словно предвидя мой шаг, он не колеблется.
Я хватаюсь за его пиджак, наши губы раздвигаются, языки ищут друг друга в порыве желания. Поцелуй пылкий, наполненный жаром, и я прижимаюсь к нему, а он прижимает свое тело к моему. Раздается придушенный стон, и мне не хватает ни сознания, ни внимания, чтобы понять, чей он. Особенно когда он рукой ныряет под мое платье, грубые пальцы нащупывают трусики и ощущают жар, исходящий от моего ядра.
– Черт, – дышит он мне в губы, прежде чем снова накрыть мои губы своими.
Я должна остановить его, но его прикосновения лишают меня сил. Это, несомненно, самый горячий поцелуй в моей жизни, и, хотя я знаю, что это неправильно во многих отношениях, но поддаюсь эгоистичной потребности. Когда он проводит пальцем по моему клитору через ткань, настолько влажную, что она прилипает к моим внешним губам, я задыхаюсь в его рот.
– Блядь, да, – стонет он, проводя губами по моей челюсти, а затем прикусывает зубами мою шею. – У моего профессора такая нуждающаяся киска, не так ли? – он сильно посасывает мою кожу, а затем успокаивает ее языком. Когда он проводит поцелуями по моему плечу, я не могу сдержать стон.
Продолжая мучить меня, он играет с моим клитором через трусики, вызывая во мне всплеск желания.
– Ты позволишь мне проникнуть внутрь?
Черт. Его грязные разговоры одновременно лишают мои легкие кислорода и подливают топлива в уже бушующий во мне огонь.
Конечно, он это замечает.
Из его горла вырывается гортанный звук.
– Ах, блядь. Тебе это нравится, да? – захватывая мой рот в очередном поцелуе, он обжигает меня взрывным жаром. – Ты дашь мне попробовать?
Я не отвечаю, и его палец замирает. Он поднимает голову, его глаза ищут мои. Там, где я ожидала бы найти триумф или высокомерное удовлетворение, вместо этого пылает обжигающий жар, смешанный с оттенком растерянности. Как будто он так же, как и я, сбит с толку этим странным притяжением между нами.
Когда он наклоняет голову, чтобы прошептать мне в губы:
– Ты позволишь мне? – я замираю, мои губы расходятся, а затем резко смыкаются.
Вся эта ситуация – сплошная ошибка. Это неправильно. Не только потому, что он тот, кто он есть, но и потому, что я не могу этому потакать. Я позволяю себе этот поцелуй, и этого достаточно.
Так и должно быть. Интимные половые действия любого рода опасны для меня, поэтому я всегда так осторожна.
Медленно двигая каждой мышцей своего тела, он отпускает руку и отступает.
– Не беспокойтесь, профессор. – Он расстегивает молнию на брюках и, слегка поморщившись, снова застегивает их. – Я получил сообщение.
Я делаю глубокий вдох, отводя глаза, и приглаживаю рукой волосы. Беру сумочку, открываю ее и достаю компактное зеркальце, зная, что мне нужно будет исправить ущерб, нанесенный поцелуем.
Повернувшись к нему спиной, я вглядываюсь в свое отражение в маленьком округлом зеркальце, торопливо наношу помаду и пытаюсь привести в порядок растрепанные волосы. Когда мои глаза сталкиваются с его глазами в зеркале, я захлопываю его и убираю в сумочку.
Повернувшись к двери, я прочищаю горло.
– Я готова вернуться.
Чем дольше он молчит, тем больший ужас охватывает меня. Он подходит ближе, от него исходит тепло, согревающее мою спину. Он обходит меня и кладет руку на дверную ручку, его рот приближается к моему уху.
– После тебя.
Легким движением он открывает дверь, и я поспешно выхожу. Я дрожу, чувствую себя неуверенно, как будто мое тело – это провод под напряжением, который дико трепещет. Нико кладет руку мне на спину и ведет меня по коридору, чтобы я вернулась на торжественное мероприятие.
С каждым шагом, приближающим меня к концу коридора, мои чувства испытываются на прочность. Я все отчетливее ощущаю его мужской запах и знаю, что он способен целовать меня до потери рассудка.
Я поступила правильно. Я поступила правильно – повторяю я про себя, в то время как другая часть меня кричит о том, что я осталась неудовлетворенной.
– А, вот и она.
О, черт. Конечно, именно сейчас мы должны встретиться с ректором Боманом и деканом Харродом. Как будто я и так не нахожусь в замешательстве.
Нацепляя вежливую улыбку, я приветствую мужчин.
– Приятно видеть вас обоих.
– Мисс Райт сказала мне, что она придет со своим парнем. – Боман самодовольно поднимает подбородок в сторону Нико, протягивая руку. – Представьте мое удивление, когда она упомянула вас.
Они пожимают друг другу руки, и Нико делает то же самое с Хэрродом, очевидно, не нуждаясь в представлении. Что… интересно.
Боман перемешивает бордовое вино в своем бокале и осматривает меня с наглой ухмылкой, которая вызывает во мне странную тревогу. Когда его взгляд останавливается на моей шее, я бросаю вопросительный взгляд на Нико, и вижу, что он смотрит на него.
Рука, которой он обхватывает меня за талию, напрягается. Нико проводит большим пальцем по моему боку и смотрит на меня, выражение его лица смягчается.
– Когда мы встретились, я сразу понял, что она мне не по зубам. – Повернувшись лицом к мужчинам, он продолжает. – Но я человек, который добивается того, чего хочет.
Боман с самодовольной улыбкой прищуривает глаза.
– Ну, я уверен, что вам не помешало то, что вы богатый человек. – Дин Хэррод усмехается, но это недолго, когда Нико бросает на него острый взгляд.
– Вы же не станете оскорблять мою леди? – в его голосе слышится жесткость. – Особенно женщину, которая окончила университет на два года раньше срока.
Мне требуется все мое самообладание, чтобы не дернуться от удивления. Хотя, наверное, меня не должно было застать врасплох то, что Нико покопался в моей биографии. Просто я не ожидала, что он вспомнит такие подробности.
– Она публиковалась в научных журналах. А теперь… – он смотрит на меня снизу вверх, слабая ухмылка дергается на его полных губах. – Она – герой, спасший жизнь студенту.
– Я ни в коем случае не оскорблял мисс…
– Профессора, – поправляет Бомана Нико, его тон ледяной. – И нет, тебе лучше не оскорблять своего звездного профессора. Это было бы не очень хорошо для бизнеса, не так ли? – он наклоняет голову в сторону, и его каменное выражение лица заставляет мужчин замолчать.
Декан Хэррод бледнеет. Ректор Боман с трудом сглатывает.
– А теперь, если позволите, мы поздороваемся с мэром.
Нико направляет нас в противоположную сторону, но, когда он останавливается возле шоколадного фонтана, я вопросительно смотрю на него.
Он излучает ярость, челюсть напряжена, ноздри раздуваются. Не задумываясь, я кладу руку ему на плечо.
– Ты… – я осекаюсь, не закончив фразу. – В порядке? – когда его карие глаза встречаются с моими, а затем переходят на мою руку. Как будто я только что прикоснулась к чему-то раскаленному, поэтому отскакиваю назад, но его пальцы смыкаются вокруг моего запястья.
Я не могу отвести взгляд от его яростного взгляда, который держит меня в плену.
– Боман всегда так ведет себя с тобой?
Не зная, как ответить, я говорю спокойно.
– Это работа, в которой большинство мужчин, поэтому часто…
Нико подходит ближе, тесня меня.
– Скажи мне, что он не проявляет неуважения к такой умной женщине, как ты.
Удивленный смех вырывается наружу.
– Нико, ничего страшного.
Его черты мгновенно меняются: глаза темнеют, губы приоткрываются, он проводит по ним языком.
– Скажи это еще раз.
Я хмурюсь, произношу слова медленно, не понимая, почему он хочет, чтобы я повторила.
– Ничего страшного.
Он качает головой.
– Нет. Ты произнесла мое имя. – Наступает короткая пауза, прежде чем он пробормочет. – И, черт меня возьми, если мне это не понравилось.
Его глаза окидывают меня с ног до головы, оставляя за собой жаркий след. Когда его внимание возвращается к моей шее, выражение лица меняется на раздраженное, и он отпускает мое запястье. Он проводит взволнованной рукой по затылку.
– У тебя на шее засос. – Почти нехотя это признание вырывается у него, и он добавляет. – Мой.
Невозможно широко раскрывая глаза от смущения, я прикрываю рукой шею. Боман заметил. Вот почему его взгляд устремился туда. Эта его чертова ухмылка.
У меня в груди ноет от того, что он, должно быть, думает. Что он думает обо мне сейчас. Повернувшись лицом к огромным окнам, я уставилась на улицу, ничего не видя. – Черт возьми, – шепчу я.
Нико подходит ближе, переводя взгляд на свое отражение рядом со мной. Его губы сжимаются в ровную, жесткую линию.
– Я не собираюсь извиняться за то, что сделал там. Ни капли не жалею, что прикоснулся к тебе.
После небольшой паузы его голос становится ниже, почти гортанным. В глубине его голоса таится раскаяние.
– Но мне чертовски жаль, что это вылилось в такое. – Его тон становится ледяным. – Я мог бы вырезать им глаза за то, что они так на тебя смотрят.
Прикинувшись безразличной, я натягиваю улыбку и поворачиваюсь к нему.
– Уверяю тебя, в таких радикальных мерах нет необходимости.
Поднимая подбородок, он сует руку в карман.
– Пошли, профессор.
– Но я думала, что ты должен поговорить с мэром…
– Нет. – Он прерывает меня быстрым покачиванием головы. Глаза буравят меня с каким-то нечитаемым выражением. – Я должен отвезти свою женщину домой. Он поймет.
Домой. Но это не мой дом. Хотя он и может показать мне на краткий момент свою более человечную сторону, я не могу забыть один важный факт: я всего лишь его пешка. Для него это способ устранить кого-то другого. Потом он отбросит меня в сторону.
Даже когда я напоминаю себе об этом, мне трудно укрепить свою оборону после того, как он защитил меня сегодня вечером. Он придвигается ближе, как бы физически защищая меня от словесных оскорблений Бомана.
И когда он берет мою руку, проводя большим пальцем по тыльной стороне, я говорю себе, что это только видимость. Ведь на самом деле все это ненастоящее. Я должна игнорировать все эти приятные ощущения, которые он вызывает.
Это оказывается сложнее, чем предполагалось, когда на следующее утро я обнаруживаю на комоде черный шелковый шарф.
Пятнадцатая глава
Оливия
Следующий день
«Встречаемся завтра в кофейне Bayside Coffee Company возле твоей работы. В полдень. Найди столик у окна с газетой на нем».
Я пытаюсь вести занятия в своей обычной манере, но все мои мысли о предстоящей встрече. Я нахожусь на взводе, пытаясь понять, с кем мне предстоит встретиться и какая информация может быть у них для меня.
Мало того, я чувствую себя как подросток, пытающийся скрыть засос от родителей.
Я протягиваю руку вверх, чтобы провести кончиками пальцев по шарфу, модно повязанному на шее и скрывающему небольшую отметину, оставленную Нико на моей коже. Меня пробирает дрожь, когда я вспоминаю вчерашний вечер в том кабинете. Все еще обдумываю тот факт, что он оставляет этот шарф в моей комнате сегодня утром – и то, что он вообще заботится об этом. Хотя это совершенно не соответствует его властному, высокомерному фасаду, этот заботливый подарок означает, что он прикладывает усилия, чтобы исправить то, что, по его мнению, было неправильно.
Когда в одиннадцать пятьдесят занятия заканчиваются, и последний студент покидает аудиторию, я вздыхаю с облегчением. Собирая свои материалы, я сжимаю ручки портфеля в почти смертельной хватке и глазами изучаю окружающую обстановку, пока выхожу из здания. Ничто не привлекает внимания. Никто подозрительный не слоняется поблизости.
Но, скорее всего, они находятся здесь, сливаясь с остальными людьми.
Когда через пять минут я проскальзываю внутрь кафе, то быстро осматриваюсь и ищу нужный столик.
Вот он.
В моем животе вибрирует, когда я замечаю газету, лежащую на пустом столе у окна. Жалюзи задернуты, чтобы защитить глаза от слепящего полуденного солнца. Подойдя к окну, я оглядываюсь по сторонам, сажусь на один из стульев и аккуратно кладу портфель под стол у своих ног.
Как раз в тот момент, когда я беру газету, появляется официант и ставит кофе на стол передо мной. Я вопросительно смотрю на молодую блондинку.
– Мне сказали принести ванильный латте с миндальным молоком, когда вы придете. – Она лопает пузырь из жевательной резинки, выглядя скучающей, и лезет в карман фартука, чтобы достать сложенный лист бумаги. – И просили передать вам это.
Я с опаской принимаю бумагу.
– Спасибо. – Девушка кивает и отходит, возвращаясь за стойку.
Черт возьми. Все должно быть не так. Меня не должны использовать чертовы наркоторговцы, чтобы добраться до своего конкурента.
Еще раз осматриваюсь вокруг и не обнаруживаю ничего необычного, поэтому разворачиваю бумагу и просматриваю ее. Почти сразу же я роняю ее на стол, пальцы мгновенно разжимаются, как будто меня обожгли. Горло словно обхватывают невидимые руки, перекрывая дыхание и лишая кислорода. И все же я бессильна оторвать взгляд от ксерокопии некролога двадцативосьмилетней давности.
Моего собственного.
С недоверием глядя на бумагу, я перечитываю ее не менее десятка раз, убеждая себя, что это подделка. Так должно быть.
Согласно этому документу, Оливиана Изабелла Сантилья-Хименес, родившаяся у родителей Антонио Хименеса и Йоханны Сантилья-Хименес, умерла двадцать восемь лет назад. Дата рождения, указанная здесь, совпадает с моей, только меня зовут Оливия Изабелла Райт.
– Он настоящий.
Я вскидываю голову, услышав женский голос, раздавшийся из-за стола позади меня. Прежде чем я успеваю повернуться на своем месте, она шипит.
– Не надо. Просто слушай.
Застываю на месте и молчу.
– Наверняка Альканзар рассказал тебе что-то. Дело в том, что ты оказалась в самом центре гребаного осиного гнезда. Они оба пытаются победить, и ты – ключ к этому. Но это дерьмо серьезнее, чем все думают. У Альканзара в кармане люди со всего мира. Особенно здесь.
Имеются в виду Боман и Хэррод, скорее всего. И мэр. Прошлая ночь усиливает мои подозрения.
– Тебе нужно быть начеку. Никому не верь. Альканзар дает тебе только фрагменты правды, дразня хлебными крошками, чтобы получить то, что он хочет.
– Кто ты? – шиплю я.
Она разражается невеселым смехом.
– Просто неравнодушный гражданин. – Понижая голос, она добавляет. – Допивай свой кофе, профессор Райт. Без сомнений, твой телохранитель скоро будет искать тебя в офисе.
Слабое движение воздуха – вот и все, что я чувствую, когда она исчезает. Но когда я поворачиваюсь в поисках хоть каких-то признаков ее присутствия, это оказывается безрезультатным. Кем бы она ни была, женщина слилась с остальной толпой.
Когда я провожу пальцами по словам на бумаге, сердце болезненно замирает, а мысли разбегаются.
Быстро складываю бумагу, кладу ее в портфель и поднимаюсь с кофе в руке. Я выбрасываю стаканчик в мусорную корзину и направляюсь в свой кабинет, чтобы запереться там и все переварить. Чтобы решить, сообщать ли обо всем этом Нико.
Я должна знать, правда ли это. Мне нужно знать.
Я должна знать, каким образом меня оформили как мертворожденного ребенка,
родившегося у родителей, которых я никогда не знала.
Мои каблуки стучат по блестящему полу особняка.
– Где он? – требую я, пристально глядя на Голиафа. Я знаю, что говорю как абсолютная стерва, но мне все равно. Я твердо решила докопаться до истины.
– Босс занят в своем кабинете.
Я останавливаюсь на месте и бросаю взгляд на Голиафа.
– Мне все равно, даже если он встречается с самим президентом. Мне нужно его увидеть. Сейчас же.
Его лицо остается невозмутимым.
– Ему это не понравится.
– Очень жаль. – Я поворачиваюсь и иду по коридору, следуя за голосом Нико, доносящимся через слегка приоткрытую дверь его кабинета. Я ударяю по ней ладонью, и дверь из тяжелого дуба медленно распахивается.
Нико смотрит на меня, прищурившись, вокруг его рта образуются складки. Пока он говорит по телефону, его глаза не отрываются от моих.
– Да, позаботься об этом. У меня полно дел. Позже.
Я жду, пока он кладет телефон на стол, и только после этого захожу внутрь. Он откидывается в кресле, скрещивая руки.
– Чем обязан?
– Нам нужно поговорить.
– О чем?
Я опускаю сумочку и портфель на один из стульев напротив его стола, затем тянусь внутрь, чтобы достать из небольшого отделения на молнии бумагу. Разворачивая ее, я кладу ее перед ним, но остаюсь стоять.
– Я получила это сегодня. – Я стучу по краю бумаги, стараясь, чтобы руки не дрожали. Несмотря на технику глубокого дыхания, которую я пыталась применить после успешного поиска записей о рождении и смерти, моих записей о рождении и смерти в Интернете, мои запасы терпения почти уничтожены.
Нахмурив брови, он бегло просматривает бумагу, и я сразу же замечаю, что он знаком с ее содержанием. Выражение его лица замирает, прежде чем он поднимает взгляд на меня.
– Кто, черт возьми, дал тебе это?
– А разве это имеет значение?
Он сжимает челюсти.
– Я спрашиваю, кто дал тебе это?
Я постепенно повышаю голос, мое разочарование становится все более очевидным.
– Почему это вообще имеет значение?! Самое меньшее, что ты мог бы сделать, это сказать мне правду!
Он резко поднимается со своего места, и я подпрыгиваю. Его глаза сверкают яростью, голос опасно низкий и смертоносный.
– Ты не предъявляешь мне долбаных требований, профессор. Ты – средство для достижения цели. Вбей это себе в голову, прежде чем вылететь отсюда с полпинка, думая, что у тебя есть право что-то требовать.
Я тяжело сглатываю, борясь с беспомощностью и растерянностью. Но больше всего я разочарована. Я разочарована в себе потому, что думала, что у него есть человеческая сторона. Я разочарована в нем, потому что прошлой ночью увидела, каким он может быть на самом деле.
Пытаясь укрепить свою оборону, я холодно поднимаю подбородок.
– Конечно. Я всего лишь твоя чертова пешка. Спасибо за напоминание. – Я хватаю сумочку и портфель и выбегаю из комнаты, словно адское пламя лижет мне пятки.
Возможно, так оно и есть. Ведь я здесь по милости самого дьявола.
Шестнадцатая глава
Нико
Черт!
Я хмуро смотрю на дверь, через которую только что ворвалась Оливия. Эта женщина выводит меня из себя.
То, как она выглядит, когда врывается в мой офис в этой чертовой юбке-карандаше в полоску, блузке, красных туфлях на каблуках и с этим чертовым шарфом, повязанным на шее, выводит меня из себя до чертиков. Какой-то пещерный инстинкт заставляет мои пальцы зудеть от желания сорвать этот шарф с ее шеи, чтобы я мог увидеть доказательства вчерашнего вечера. То, как она реагирует на меня, просто охренительно.
Я вскакиваю с кресла, намереваясь найти ее и докопаться до истины. Но, прежде чем успеваю это сделать, в дверях появляется Рэйф.
– У меня есть кое-что, на что тебе стоит взглянуть. – По его суровому выражению лица я понимаю, что ничего хорошего не будет.
Он бросает взгляд по обеим сторонам коридора, прежде чем войти в мой кабинет, с тихим щелчком закрывает дверь и достает из кармана телефон. Проведя большим пальцем по экрану, он протягивает его мне.
Как только мой взгляд падает на фотографию Оливии, сидящей спиной к блондинке, чье лицо частично отвернуто, открывая лишь профиль, ярость белым огнем прокатывается по моим венам.
Черт побери. Кто, черт возьми, пытается вмешаться сейчас? Я не узнаю ее, но это неважно. Я так близок к тому, чтобы закончить это дело. И меньше всего мне нужно, чтобы кто-то, кому есть что доказывать, испортил мне все.
– Кто она, блядь, такая? – спрашиваю я, пролистывая три другие фотографии с двумя женщинами. Они по-прежнему ни о чем мне не говорят, кроме того, что кто-то ошивается около моего профессора, которой не терпится узнать побольше.
И эта женщина бросает ей кость в виде информации.
– Не знаю. Сейчас этим занимаются ребята. – По тону Рэйфа я понимаю, что он тоже раздражен. Черт побери, он был рядом со мной все это время, так что меньше всего ему хотелось бы, чтобы кто-то, кто передал эту чертову записку, ворвался в наше дело с оружием наперевес.
– Должен сказать следующее: когда я забирал ее с работы, она была просто потрясена. Эта дамочка, – он показывает на телефон в моей руке, – сегодня с ней говорила. – Он колеблется, и мы знаем друг друга достаточно долго, чтобы я понял, что он собирается сказать, еще до того, как слова будут произнесены. – Я не думаю, что она понимает, что поставлено на карту. Судя по моей интуиции. А это значит, что здесь замешана еще куча всякого дерьма.
Я стискиваю зубы и молча протягиваю ему телефон. Господи, это полный пиздец, и с каждой секундой становится все хуже и хуже.








