Текст книги "Изнанка модной жизни (СИ)"

Автор книги: Полина Ром

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц)

24

Стенать и жалеть сейчас было совершенно некогда, потому что коллекция должна была выйти как можно быстрее. Я рисовала день и ночь, старательно передавая цвета и фактуру. Этот случай с маленькой Козеттой меня отрезвил, заставил относиться серьезнее ко всему.

Хоть это происшествие со мной с переходом в прошлое и было сказочным, проблемы здесь были не проще, чем в моем времени, а может даже и серьезнее.

Я, наконец, перестала чувствовать себя виноватой, ведь девочка и правда, была много хитрее и изворотливее, чем я предполагала. Да и переделывать людей – не в моих привычках

.

Сейф уже красовался в мастерской, его создатель лично приехал, чтобы закрепить его как полагается – к полу и стенам. Он был вмурован в угол так, что вынести его можно было только с обеими стенами, но раз здесь еще не придумали экскаватора, я была уверена в полной безопасности моих эскизов и денег.

Мне нужен был сторож – не тщедушный дедушка, который просто будет ходить из стороны в сторону, а серьезный большой и сильный мужчина. Где такого искать было для меня загадкой. Узнавать у слуг в доме сестры я не хотела – мало ли, начнет рассказывать все обо мне, и сестрица будет в курсе всех моих дел.

Пьер, который был в моем маленьком бизнесе кем-то вроде администратора по вопросам хозяйства, вдруг подошел ко мне перед самым уходом:

– Мадемуазель, вы сегодня как в воду опущенная ходите. Может я могу помочь? Вы не смотрите, что образования у меня нет никакого, я много чего умею, и людей нужных знаю. Вы не заболели? – он внимательно наблюдал за мной, дожидаясь ответа на вопрос.

– Все хорошо, Пьер, только есть у меня одна мысль – нам нужен охранник, а если точнее, начальник охраны. Нужен бывший военный, но не пожилой. Лет сорока вполне подойдет. И, чтобы не было у него нехороших знакомств, чтобы можно было при нем говорить обо всех делах, не боясь, что завтра все это будет передаваться из уст в уста.

– Я подумаю. Есть у меня пара таких знакомых, но уж больно выпить любят, значит не подойдут. Я же вижу, что дело у вас хоть и женское – тряпочки, вышивка, а в гору идет быстрее, чем хлебная лавка.

– Хорошо, если кого вспомнишь, проверь хорошенько. Я тебе доверяю, и рада, что вы у меня есть. Одна бы я ни за что не справилась, – улыбнувшись ответила я Пьеру.

Домой вечерами идти не хотелось – там все еще витал дух надежды на маленькую семью. Козетта еще не выветрилась из моей головы и моего дома. Замки мы поменяли, на окна поставили крепкие ставни – хоть и не храню больше здесь ничего, но не приятно понимать, что кто-то полазил в моих вещах.

Зима наваливалась не торопясь – за ночь все укрывало снегом, а утром он таял, образуя на дорогах мерзкую кашу. Хотелось быстрее чистого белого цвета вокруг, и казалось, что с этим снегом и на душе тоже станет светлее. Дни стали короткими, и домой я всегда возвращалась затемно, хоть и уезжала иногда не так уж и поздно.

Сестрица все чаще прогуливалась в парке возле моего дома – жизнь её была не особо разнообразной, но с интеллектом хлебушка, скорее всего, её это устраивало. Я не представляла себе такой жизни – ни хобби, ни каких-либо интересов, просто существование, и стремление к тому, чтобы быть хоть чуточку удачливее своих товарок.

– Мадемуазель, вы сегодня на долго в мастерской, – вошел ко мне в кабинет Пьер, и присмотревшись, не рисую ли я, продолжил: – Я чего так торопился к вам попасть то… Нашел я очень хорошего человека нам для охраны. Он бывший военный, да только пришлось вернуться со службы. При дворе раньше служил, да вывих у него – рука левая не больно хорошо работает. Вот его и отправили, дав выходное жалованье, а на него не проживешь с семьей. Жена у него есть и дочка – скоро замуж, а приданого набрать так и не могут.

– Отлично, Пьер, когда он сможет к нам прийти? Я бы хотела поговорить с ним, – я радовалась больше тому, что мужчина служил при дворце, а это значит, что опытен во многих вещах. Я отложила письмо, которым занималась все утро – нужно было отправить его срочно с примерами наших работ в Италию. Одна очень видная дама – знакомая Розы, обратилась к нам с запросом, и это было идеальной возможностью рассказать о нас в других странах.

«– Коли ты так хорошо рассказываешь мне о концепции, опиши ей все сама, да побольше и ярче, чтобы уж точно отправить новую коллекцию» – обозначила мне план работ Роза.

Этот военный, скорее всего, вымуштрован, и вытаскивать из него информацию о дворце нет смысла, а с другой стороны – так я смогу его проверить – если расскажет о бывшем рабочем месте, значит, с той же охотой будет трепаться обо мне.

– Дык он здесь, как позвал, так сразу и пришел, чего, говорит, ждать, лучше там посижу – как сможет меня принять хозяйка, а я уже у вас, – продолжил Пьер, дождавшись, когда мое лицо вернется из своего мечтательно-задумчивого вида.

– Зови своего служаку, надеюсь, все будет хорошо, и нам не придется больше никого искать, – улыбнулась я Пьеру, который только того и ждал, думая, к месту ли он вообще со своим заявлением.

Пьер выбежал, и через три минуты вновь стоял на пороге с высоким и поджарым мужчиной в стареньком, но чистом мундире. На вид ему было лет пятьдесят, но живые глаза выдавали в нем мужчину не старше сорока. Загорелое лицо, густые усы, и губы, растянутые в улыбке. В глазах у него сверкала надежда на перемены в жизни, и мне было бы жаль, если после разговора мне пришлось ему отказать.

– Мадемуазель, я Патрик, и Пьер как только мне сказал, что вы ищете человека для охраны, решил сразу идти, – он хотел сказать больше, я заметила как он хочет рассказать о своих умениях, о том, что деньги домой сейчас приносит только жена, и что он не чувствует себя мужчиной, как раньше. Но он замолчал, внимательно смотря на меня.

– Присядьте, месье Патрик. У нас мастерская, но скоро, я думаю, их будет несколько. Но сейчас уже необходим человек, который сможет находиться здесь практически постоянно. Я понимаю, что у вас семья, и вам не захочется проводить все время в мастерской. Я искала, наверное, одинокого человека, что сможет полностью отдать себя работе…

– Мадемуазель, нет, вы меня не знаете. Мне одного выходного будет достаточно, чтобы побыть дома. Я же привыкший – всегда был на службе, и жил в казарме, так что, если вас только это беспокоит, я готов здесь жить. Мне и койка не требуется – я любой топчан могу под нее приспособить – привычка, – перебил меня Патрик, чтобы я вдруг не решила все за него. Он даже встал со стула, видимо, привычка действовать и рваться в бой осталась с ним навсегда.

– Патрик, не беспокойтесь, вы очень нравитесь мне, и ваш опыт службы при дворце мне весьма на руку… – закинула я удочку, хотя со стороны могло показаться, что я его хвалю.

– Это да, только вот, мадемуазель… – он замялся, заерзал на стуле, готовый снова подскочить, чтобы решительно ответить на все вопросы, поменять мое впечатление о нем. – только я не имею права говорить с вами о службе во дворце, а коли вы хотели бы все вызнать, то лучше я лишусь денег, чем чести.

– Вы приняты, Патрик, с сегодняшнего дня. Можете сходить домой, сообщить семье, и оставить им немного денег. Пьер выдаст вам аванс. А вечером приходите, Пьер вам все покажет и расскажет, я рада, что у меня работают люди чести, – встала я и подала ему руку, которую он сначала хотел поцеловать, но я твердо пожала её.

25

Я ни разу не пожалела о том, что взяла Патрика на работу. Он с интересом вникал не только в вопросы охраны, но и в процесс производства. Иногда, как будто случайно, упоминал, что такой красоты не видел даже на женщинах при дворе, и я улыбалась ему с благодарностью. Это значило, что наше дело движется в правильном направлении.

Закончилась зима так же, как и началась – неожиданно. Я работала с таким отрешением, словно больше нет в моей жизни ничего. Творчество захватило каждый час моей жизни. Даже когда я ложилась спать, обдумывала коллекции, а часто и вставала среди ночи для того, чтобы зарисовать идеи.

Мастерская начала приносить хорошие деньги уже к следующему новому году, и я все вырученные средства снова вкладывала в производство. Роза теперь видела во мне ровню, и между нами не было теперь моей скромности и чувства благодарности, а только сотрудничество двух профессионалов.

Новые модели входили в моду, становились темой для разговоров в множестве салонов, но появлялись и последователи, и даже те, кто пытался выдавать наши изделия за свои. Но разница была видна даже не вооруженным взглядом – сделать что-то похожее было сложно, не понимая концепции и общей идеи коллекции.

Вышивка становилась все сложнее, ткани комбинировались не только по цветам, но и по фактуре. Поняв, что даже в этом времени нет границ для идей, я расслабилась и просто творила. К весне доходы мастерской превысили расходы, и веденная мною бухгалтерия показывала, что я могу позволить себе много больше.

Я осмотрелась, и поняла, что кроме смены обстановки мне больше и захотеть нечего. Настало время сменить дом, а самое главное – я могла не просто снять жилье, мне было достаточно на покупку и новую обстановку.

Первые теплые денечки словно открыли мне глаза – я работала безотрывно больше года, я не поднимала головы, а следовало заметить, что превращаюсь в замкнутого на процессе нелюдимого маньяка.

Чужим людям могло показаться, что я так тружусь только ради денег, но меня окружали такие же профессионалы. Даже вышивальщицы с открытым ртом выслушивали новые идеи, рассматривали эскизы, и не стеснялись предложить более интересные способы. А потом я не могла выгнать их домой, потому что им было страшно интересно – что же получится в итоге. И когда под их пальцами распускались невиданных цветов рисунки на ткани, они получали то же удовольствие от своего труда, как и я.

Мы организовали при мастерской небольшую столовую – коли люди так стараются, я посчитала нужным их кормить, между делом выгоняла из-за столов, чтобы размяться. Да, именно выгоняла, потому что сама почувствовала боли в спине. Нам нужно было движение.

Я не наняла повара, а просто расписала между всеми, включая меня, график работы на кухне. Пару раз в месяц каждая из нас стояла у плиты, чтобы накормить всех. Так дело пошло веселее: у нас появилась тема для отвлеченных разговоров, мы стали больше двигаться. А я начала выныривать из работы, начала видеть те перемены, что произошли вокруг. Я удивляла женщин незнакомыми им ранее блюдами, что были приготовлены из самых простых продуктов, но имели форму и вкус совсем не знакомый им.

Вместе с этим пришли и идеи. Этим женщинам нужна более простая одежда для дома и работы. Я хотела, чтобы вещи не шокировали, а доставляли радость и удобство.

Мастерская была большой, и мы могли себе позволить занять троих женщин пошивом нового вида белья и платьев. Вводить домашние брюки вроде палаццо я не решилась, но эскизы у меня уже были. Очень широкие брюки, в которых невооруженным взглядом вовсе и не заметишь брюк, должны были стать хитом. Нужно было только одно – показать их удобство.

К концу весны я твердо решила купить дом, и не маленькую избушку на окраине, а достойный, с множеством комнат, кабинетом, чтобы я торопилась туда вернуться, а не просто переночевать.

Я бы еще потянула с покупкой, но последнее время слишком часто слышала скандалы, что происходили в доме сестры. Она так явно не ладила с мужем, которого я видела за все время раз пять, да и то – мельком. Красотой или статью он не поражал, прямо скажем. Невысокий, полноваты, какой-то весь… липкий, что ли? Пару раз я видела, как привыходе из дома он трепал по щеке провожавшую его горничную.

Кроме того, я за эти годы накопила столько эскизов и рисунков, что скоро совсем не останется места в крошечном помещении. Нет-нет, помня об истории с Козеттой я не хранила актуальную коллекцию рисунков дома – только в сейфе на работе. Но проходил сезон, и актуальность пропадала. Думая о том, что, когда-нибудь, совсем уже старой, я соберусь с духом, разгребу эти художественные завалы и сделаю альбомы об истории моды, я бережно хранила бесчисленные папки.

Так вот, последнее время муж моей сестрицы повадился прогуливаться по саду возле моего дома. Обнаружила я это случайно – простыла и осталась дома на три дня, лечась микстурами, мёдом и небольшой порцией безделья.

Сначала он просто гуляли, и мне казалось, что к домику он приходит случайно, но потом поняла, что прогулки к моим окнам целенаправленные.

А в один из дней я проснулась от лая собак. Их было много, и они лаяли как будто загоняли лис на охоте. Я выглянула в окно и увидела следующее: будущий муж моей сестры в компании со слугами прогуливались вокруг моей обители с грудой гончих, а прямо перед дверью работники сгружали доски – они начинали строить псарню! Думаю, мужик вполне серьезно решил меня выжить отсюда.

Я быстрее, чем обычно, оделась, не стала завтракать и даже не сварила кофе, как делала каждое утро. Я вышла из дома, не посмотрев в их сторону и направилась к дороге, где быстро нашлась свободная карета. В мастерскую я приехала рано. Но сегодня я не планировала работать, сегодня я должна была найти себе новый дом.

– Пьер, доброе утро, у меня к тебе есть одна небольшая просьба, а если точнее, то две. Нашей мастерской нужен свой экипаж. Договорись с кем-нибудь, что мы просто возьмем человека на зарплату, и он постоянно будет при мне, или будет отвозить документы Розе, или вас по срочным делам. Так будет проще. А второе – узнай обо всех домах, что продаются в хорошем районе города. Мне нужен дом с небольшим садом, может быть с конюшней, а в идеале – чтобы и с тем и другим.

– Мадемуазель, я давно хотел предложить вам это, но стеснялся рот открыть. И не знаю, как вы там живете – как-то раз, когда я забирал из вашего дома рисунки для вашей Розы, эта женщина, которая вроде ваша сестра, шипела мне в спину, мол, скоро сами как крысы сбежите отсюда. Я много разных людей видел, но такую лучше обходить стороной.

– Ты прав, ничего, говори всегда все, что думаешь, мало ли я сама упущу какие-то детали.

Дома я смотрела до позднего вечера. Наш личный экипаж пришелся очень кстати. Когда Пьер делал предложение извозчикам, они очень удивлялись – здесь еще не было найма такого типа, а потом, прикинув в голове, что это спокойная, и вполне хорошо оплачиваемая работа, соглашались. Он лично выбрал такого.

Дом, на котором остановился мой взгляд был вторым. Я, хоть и решила рассмотреть все предложения, тут же находила минусы, и к закату уже, вновь вернулась туда. Приказчик показал мне его снова. Я вошла в калитку, кованные дверцы мило затягивал плющ, как и южную сторону дома. Тропинка вела в самый конец – к дому. Мне нравилось, что перед ним так много земли. Я не любила варианты с красивым фасадом, за которым прячут хозяйственные постройки.

Конюшня на пару лошадей выглядела как беседка, рядом с ней был домик, в котором мог проживать охранник или садовник. Этот человек всегда будет между домом и улицей, а значит, никто не пройдет в дом незамеченным, пока слуга ковыряется с лошадьми на заднем дворе.

Два этажа сплошного великолепия. Несмотря на средние размеры дом был удобным.

На первом этаже большой холл, гостиная, уютная и функциональная кухня с примыкающей к ней комнатой для повара или служанки. Кабинет тоже был на первом этаже, и окна выходили прямо на дорожку, ведущую к дому. Зелень сада, притененного фруктовыми деревьями, изящные скамьи и стол в тени – такой вид из окна кабинета мне и был нужен.

Второй этаж имел три спальни, комнату, что могла использоваться как танцевальный зал или просто как комната для гимнастики, и пара уборных. Все здесь было обустроено так, словно человек строил дом для себя лично, но ему не повезло прожить в нем всю жизнь.

– Месье, а хозяин этого дома? Он переехал? – спросила я мужчину, что занимался продажей.

– Нет, мадемуазель. Его жена отсудила этот дом, а сейчас продает. Ей срочно нужны деньги, поэтому он так недорого стоит, – стараясь не сказать лишнего, ответил немолодой уже, но очень цепкий продавец. – Думаю, уже завтра сюда приедут не менее пяти покупателей.

– Мы не будем ждать до завтра, месье, я покупаю этот дом. А сейчас расскажите мне о задней стене дома.

– Она каменная, и высотой как весь дом. По сути, задняя его часть не имеет окон, и является частью стены. Так что, вся земля, на которой расположен сад, будет перед вашими глазами.

– Ну и отлично, это то, что мне нужно!

26

Дом покойной мадам Марион Николя де Готье

Дверь за мужем захлопнулась и из глаз мадам Бернардет де Мюлан полились самые настоящие слёзы…

– Скотина! Мерзавец! Дрянь! – Бернардет всхлипывала, но помнила, что глаза тереть нельзя! – иначе, опять будут отечные веки и эта мерзавка, вульгарная крашеная девка, маркиза Шатион опять будет спрашивать:

– Бернардет, милая, сознайтесь – вы ждете ребенка? Это был бы так прелестно!

– Гадина! – Бренардет точно знала, что бриллиантовые серьги, в которых маркиза блистала на последнем балу, ей подарил подлец Оноре.

Роясь в бумагах «этого мерзавца», как, пусть и справедливо, но при этом – весьма пафосно называла она мысленно своего мужа, она видела счет своими глазами! Конечно, сознаться в этом она не могла, это было бы… ну, совершенно неприлично! Но то, что это те самые серьги – ни минуты не сомневалась! Ах, она была бесконечно, безнадежно несчастлива!

Действительно – подлец! Отказаться оплачивать счета собственной жены, чтобы тратить золотые луидоры на любовницу – верх распутства и негодяйства!

Почти три года назад, сразу по окончании траура по покойной тетушке, сыграли скромную свадьбу.

– После траура, милочка, неприлично шумное празднество – сказал жених, и привычно потрепал Бернардет за нежную щечку.

Она, так же привычно, «передернулась» внутренне – влажные пальцы жениха всегда вызывали некое чувство брезгливости. Казалось, что после этих милых, почти родственных прикосновений, на лице остается липкая пленка.

Иногда Бернардет недоумевала, почему в женихи ей тетя выбрала этого… Он даже не барон, а всего лишь баронет! И, судя по тому, что барон Чарльз Питер де Голейн де Мюлан был почти на двадцать лет моложе баронета Оноре де Мюлана, её отвратительного и мерзкого мужа, то она так никогда и не станет баронессой! Это совершенно, совершенно ужасно!

Нет, конечно объединение небольшого села, принадлежавшего раньше тетке и земель самого баронета – дело хорошее. Но ей-то, Бернардет, какая от этого выгода? То, что «этот подлец» отдает ей, как арендную плату от крестьян – слишком мало, для достойного образа жизни настоящей светской дамы!

Но тогда, будучи еще слишком юной, чтобы думать обо всем «таком», Бернардет просто изнывала от желания побыстрее стать мадам де Мюлан. Это было так важно! Это позволяло самой назначить приемные дни и иметь свой салон, приглашать в гости приятных людей, а не сидеть в черном платье дома, когда весь свет веселится! Ходить на приемы не с тётушкой, старой грымзой, которая хоть и обожала Бернардет, но строго относилась к соблюдению приличий и никогда не позволяла на балу, даже на семейном, третий танец с одним и тем же кавалером.

Возможно, если бы не старая карга, Бернардет смогла бы найти себе партию и получше! Тогда, на приеме у этой толстухи, мадам Барбары в честь её костлявой доченьки, мадемуазель Валери, виконт Денуа де Сен-Марк так смотрел на нее! Так смотрел! Ах, зачем тетка поторопилась домой? Возможно, сейчас она была бы не мадам де Мюлан, а виконтессой! Блестящей светской дамой! – Бернардет прикрыла на несколько мгновений глаза и позволила себе помечтать: « …и, разумеется – целоваться с ним было бы просто прекрасно! Одни его тонкие, подбритые усики будили во мне что-то совсем восхитительное! И, главное – он значительно богаче, чем этот…» – даже мысленно она не любила произносить слово – «муж».

И что теперь? Теперь она жена этого подлеца Оноре! Нет, конечно, у нее есть свой дом, да и гостей она может приглашать. У нее по, средам в салоне собираются вполне приличные и интересные люди. Вот только все удовольствие портит маркиза Шатион, почти каждый раз приходящая в новом туалете. А ведь все, абсолютно все вокруг, знают, что маркиз Шатион отказался оплачивать долги своей супруги. Тогда так много сплетничали об этом, передавая друг другу особо смачные подробности скандала между супругами! И что же?! Через несколько дней сплетни утихли, а маркиза как появлялась в свете, так и продолжала это делать. Пожалуй, её наряды стали даже роскошнее, чем раньше.

И все это в то время, когда сама Бернардет вынуждена, буквально – вынуждена! существовать на какие-то жалкие крохи! Оноре, хоть и не требует теперь так часто исполнения супружеского долга – мадам де Мюлан опять непроизвольно передернула плечами – зато и её счета стал проверять с просто неприличной дотошностью!

И вот, пожалуйста – сегодня – новый скандал! Но разве Бернардет виновата, что она молода и красива?! Не может же она одеваться хуже любовницы мужа? Это уж, пожалуй, не лезет ни в какие ворота!

Нервно походив по комнате, мадам де Мюлан остановилась у огромного псише и начала пристально рассматривать себя. Если честно, это всегда было одним из её любимых занятий.

– Я все еще молода и прекрасна! И у меня такая пикантная родинка – все это отмечали! А этот шалопай, баронет Сегюр, однажды даже заявил, что готов будет осыпать золотом того, кто найдет ему столь же прекрасную женщину, как я! Нет, конечно, это было… ну, не слишком прилично, пожалуй… Но ведь никто не слышал?! А баронет знает, как заинтересовать светскую даму! – Бернардет опять прикрыла глаза и улыбнулась собственным мыслям.

Чуть погодя, уже совсем успокоившись, она придвинула кресло поближе к зеркалу, удобно уселась, откинулась на спинку и вновь стала размышлять:

– Ах, как жаль тратить лучшие свои годы на это ничтожество! Вот если бы… нет-нет, я, разумеется, порядочная женщина и ничего такого позволить не могу… но, если бы, допустим, баронет Сегюр был более настойчив? Нет, разумеется, я бы гордо отвергла такие поползновения! Я, все же, не какая-то там крашеная маркиза… Да-да, как бы её куафер не старался, весь свет знает, что она – красит волосы! Да… Конечно, очень странно, что её продолжают принимать в свете.

Поток мыслей прервал стук в дверь. Недовольно поморщившись, мадам капризным голосом сказала:

– Войдите!

На пороге её комнаты возник Гоше, старый, оставшийся еще после тетки, лакей.

– Госпожа, это принесла мадемуазель Мадлен. Почту сегодня уже разобрали, вашей горничной нет в доме, я подумал, может быть это срочно?

На блестящем подносе, куда гости складывают визитки, лежало одно единственное письмо.

Отпустив лакея, мадам де Мюлан с недоумением рассматривала конверт, не слишком представляя, что именно она может там прочесть? О Мадлен думать до сих пор ей почти не приходилось, исключая историю почти годовой давности, когда эта полоумная искала какую-то мелкую воровку у нее, у Бернардет в доме!

Сестрица вызывала её раздражение всегда. И титулом баронессы, и тихой покорностью, когда еще жива была тетка, и потрясающей наглостью, когда вдруг заявила, что жить будет сама, а ей, Бернардет, придется теперь нанимать новую горничную, да желательно – опытную! Пришлось. И стоит это не так и дешево.

С другой стороны, доверить вчерашней деревенской девке стирку и чистку кружев – себе дороже выйдет! Но раздражение на эту нищую и никчемную девицу только возросло. В то же самое время Бернардет испытывала… нет, не страх, конечно… Но – некую растерянность, когда разговаривала с ней последние разы. Чем-то она настораживала, хотя и объяснить, чем именно, мадам не могла даже сама себе.

Письмо поразило мадам, хотя и содержало всего пару строк.

«Дорогая сестрица, спешу сообщить, что освободила домик привратника. Больше я там жить не намеренна, так что поступай с ним как знаешь»

С ума сойти!

Неужели она нашла себе мужа?! Да кто бы позарился на такой брак? Кроме того, подпись под текстом разозлила мадам, но ничего не объяснила:

– «баронесса Мадлен де Вивьер»

Просто с ума сойти!