Текст книги "Изнанка модной жизни (СИ)"

Автор книги: Полина Ром

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 27 страниц)

51

Весь день мы были заняты собой – тепла ванна и напитки с добавлением сидра и вовсе подняли настроение. Софи поручила служанке выстирать наши вещи, полотенца, которые в дороге накопились, и мы боялись, что придется делать это прямо в пути. Та обещала, что завтра к вечеру все будет готово.

Заказали провизии в дорогу, не забыв этот прекрасный сидр, что напоминал мне легкое Божоле – такой напиток можно греть, и в случае долгой стоянки на холоде он мог сослужить нам добрую службу, превратившись в грог, заправленный специями и засахаренными лимонами.

– Думаю, по приезду в Россию, я закажу хорошие листы бумаги, красивую обложку из тисненой кожи, и всю свою историю о вас перепишу начисто. Возможно, в книге будут уместны ваши рисунки, или чертежи. Если вы согласитесь перенести их туда, я буду несказанно рада, и с удовольствием поделюсь с вами гонорарами, – шутливо, но с долей правды, заметила Софи.

– Конечно, Софи, я с удовольствием сделаю легкие наброски. Только вот, кому нужна будет книга о малоизвестной девушке, приехавшей в эту огромную страну?

– Не скажите, думаю, вы еще будете звучать во многих документах и не только. Светская хроника, полагаю, и разные новости печатаются в России?

– Думаю да, и не только. Там печатается много разных книг.

– Ну вот, а я о чем говорю? Неизвестная француженка приехала в холодную страну с дикими медведями и прекрасными графами, и тут…

– Боже, Софи, да ты настоящая писательница! Ты уже забегаешь так далеко вперед, что я боюсь не оправдать твоих надежд, описанных в книге!

– Да, вам стоит заметить, что я чувствую ваши настроения, только вот…

– Что же?

– Иногда вы разговариваете с графом на русском, и мне непонятны тональности, и я не знаю, что он вам говорит, и какие слова использует, – Софи игриво подмигнула мне и мы засмеялись. Я и не представляла, что она может оказаться такой пронырой!

– Выход один, Софи, я должна заняться своим обучением. Мы будем учить русский. Это поможет тебе притворяться в нужных местах француженкой, но понимать все, что говорят рядом, – пошутила я, но улыбка спала с её лица и глаза загорелись тем светом, который рождается, когда волшебная идея приходит в голову.

– Мадемуазель Мадлен! Вы гений, вы просто настоящий гений! – вскрикнула она и вцепилась в мою руку.

– Я пошутила, Софи, русский тебе нужен будет для общения!

– Нет, нет, все будет именно так, как вы предложили мне с самого начала – я буду знать то, чего знать мне не стоило-бы. Тогда я и вправду смогу писать прекрасные книги. Ведь люди в большинстве своем играют, понимаете? Они врут и притворяются, а я буду вскрывать их истинную суть! – моя подруга больше не слышала доводов против этого, и уже строила грандиозные планы по раскрытию самых ужасных тайн. Скорее всего, она будет знать о том, что говорят о нас слуги, и это максимум. Ну, ничего, так её рвение к учебе будет достаточным.

– Хорошо, Софи, как только мы тронемся в путь, мы начнем.

– И обязательно с самого важного! – добавила она.

– С правильных обращений и предметов обихода?

– Нет, что вы… – лицо её скривилось. – Вы расскажете мне все о любви на русском.

– Что это значит?

– Ну, все слова, что касаются отношений, взаимных, или не очень, меркантильных отношений и обмана! – с тем же самым блеском в глазах сказала она. Присмотревшись к ней, можно было заметить на лице смену эмоций, идей и мыслей. Мда, повезло мне с напарницей. В ней явно зреет страсть к любовным романам, а точнее, к написанию таких романов. Нужно проверить, что она там пишет обо мне. Судя по всему, описание моей жизни грозит произвести фурор на общество, к которому мы должны примкнуть.

Достаточно весело наши разговоры и первые русские слова, слетающие с губ будущей писательницы, скрасили день, и нас прервали только стуком в дверь – служанка сообщила, что нас ждут к ужину. Мы переглянулись, посмотрели на время и принялись собираться.

Хорошее настроение наше, казалось, ничего не могло испортить, но спустившись в обеденный зал, где уже было накрыто, и за столом кроме графа, которого мы обе были рады видеть, и нескольких знатных людей из нашего обоза, мы увидели князя Белицина.

– Француженки достаточно неторопливы, но ожидание стоило того, – он говорил это, вроде как, всем, сидящим за столом, а на деле, это замечание касалось нас. Вот тут-то я и обрадовалась тому, что Софи еще не знает языка, потому что просыпающийся в ней феминистский огонь, воспылал бы со страшной силой.

– Я не скажу о всех русских, поскольку они, как и французы, совершенно разные, но большинство русских мужчин достаточно воспитаны, – сказала я, подходя к столу, и обращаясь как будто ко всем, но эти «все» поняли для кого сказаны были слова.

Я заметила улыбку графа – одним только уголком губ, но он так явно обрадовался моему ответу, словно сам не мог себе этого позволить, и теперь точно останется моим должником.

Нам указали на наши места, мы присели не без помощи мужчин, что ехали с нами от самого Парижа. Мы впервые увидели их жен – достаточно красивых и модно одетых женщин. Я отметила, что обе одеты в мои платья, и все обиды на князя тут же испарились.

– Молодые барышни – украшение любого ужина, и если вы позволите, мы попросим вас рассказать о цели вашего визита в Россию, – продолжил князь, ни сколько не обидевшись на мои слова – он явно чувствовал свое превосходство над всеми.

– Пока я хочу сохранить это в секрете, но хочу вас уверить – мои планы настолько скучны, что, узнав о них, вы зазеваете так широко, что нам самим станет неудобно от этого, – ответила я и придвинула к себе тарелку с горячим тыквенным супом-пюре с идеально поджаренными гренками.

Потом было мясо на огне, овощи и вкуснейший немецкий десерт, который и в моем времени остается актуальным – яблочный штрудель, густо обсыпанный сахарной пудрой. Софи просто влюбилась в эту сытную, даже несколько по крестьянски, простую, но от этого необыкновенно вкусную.

– Мадемуазель, этот пирог стоил того, чтобы остановиться здесь. Сначала я думала, что нет ничего лучше кровати и ванны, полной теплой воды, н сейчас могу точно сказать – этот пирог теперь будет моей любовью, – прошептала Софи и дала понять, что ей нужно отлучиться.

Мы перешли к столикам для кофе и чая, и пока убирали со стола, князь никак не мог смириться с тем, что не станет центром всеобщего внимания:

– Поскольку вы передвигаетесь в обозе, который ведет уважаемый граф, а я считаю, у него есть дела поважнее, и ваша цель поездки нам не ясна, могу предположить, что у вас с ним есть что-то общее!

Я услышала эти слова ровно за моей спиной, когда мы с графом обсуждали города, которые будем проезжать. Мне было интересно – сколько примерно времени понадобится на дорогу, и потребуется ли «переобувать» наш тарантас с колес на сани.

У меня было желание повернуться, и так сильно ударить князя в лицо, чтобы его уважаемый нос встретился с его же зубами. Тишина, возникшая в гостиной, говорила о том, что это слышала не только я – тишина звенела, и казалось, даже напольные часы, мерно тикавшие, и слышимые даже за разговорами и смешками, замолчали.

В комнату вошла Софи – я боковым зрением видела её удивление от картины, которую она застала, потом её вопросительный взгляд, и как она направилась в мою сторону, но я не поворачивала головы.

Подняв глаза на графа, я заметила, как на его виске появилась, и стала наливаться кровью венка. Он сжал зубы, и челюсть стала напряженной, вырисовывая четкие контуры лица. Его хотелось писать, запечатлевать на бумаге – вот такого как сейчас, потому что именно сейчас я поняла, что моя заинтересованность им – не гормоны, не скука, и не желание нравиться мужчине. Мне хотелось любить его самой.

В этот момент я думала о том, как он красив в своем гневе, и не хотела больше ничего отвечать моему обидчику, потому что поняла по взгляду графа – мне нужно отойти.

52

Однако, стоило мне перевести взгляд с почти уже обожаемого графа на князя, как мои собственные лирические сопли разбились вдребезги о его самодовольную, не ведавшую, видимо, доселе отпора физиономию. Ощутив небывалый прилив гневного бодрого энтузиазма, я поняла, что просто так этого уже не оставлю. Знаете ли, я теперь одной ногой была на родине. И помимо закономерного негодования вполне себе современной женшчины, сверху накрыла обида за отечество. Нет, ну серьёзно. Что за позорище такое?

– Таки шо, уважаемый Княз-зь, вам, вашу жизнь скушно жить? (простите мой "французский") Ви, таки, жаждете скандалу – их у нас есть! Кушайте не обляпайтесь. – мысленно накручивала себя я, утверждаясь в идее, что наказать нахала – теперь мой святой долг – не меньше. А то, досточтимый дворянин высшего порядка маленечко потерялся в собственной преувеличенно раздутой значимости.

Однако, подставлять Апраксина "под монастырь" – тоже радости никакой. А граф-то, похоже, сейчас был один конкретный такой взведённый курок, который только задень – и он сорвётся. Нам-то, трезво рассуждая, вот этого как раз и не нужно. В обеденном зале заиграла музыка, и я решила, что это и станет сейчас нашим спасением.

Никто вокруг не танцевал. Ну так и что ж – буду "косить" под экзальтированную француженку, творческую натуру. Надо же как-то выкручиваться с минимальными потерями.

– А знаете, Михаил Владимирович, всю нашу непростую дорогу я утверждалась в вере о благороднейшем и храбром характере русских мужчин. – заявила я, даже не глядя в сторону князя, высокомерно скрестившего на груди руки в ожидании реакции на его выпад, – Все наши спутники – начиная с вашего крепостного и заканчивая благородными господами – проявляли незаурядное мужество, терпение и такт. Тем печальнее сейчас утрачивать эту веру, наблюдая, как представитель одного из высочайших сословий, лицо, по которому складывают мнение о России, позволяет себе легкомысленные досужие рассуждения, как какая-нибудь... (в этот момент напряглись абсолютно все, кто находился в радиусе слышимости, но я всё-таки договорила) дамочка в мясной лавке.

В таком тупике, видимо, представителям дворянства постоять ещё не доводилось. Граф "дышал носом", не находясь. что ответить, князь, наливаясь краской, неуправляемо задёргал левым глазом. Ну, вот тут я его понимаю – вызывать на дуэль тёток иностранного происхождения было, сами знаете, не просто не принято, а выше самых вольных фантазий. А Михаил Владимирович имел ко мне крайне опосредованное отношение – всего лишь сопровождающий, не несущий никакой ответственности за то, что выговаривает мой рот.

– Впрочем, возможно и мне не хватает изысканности манер. – сделав невинные глаза, невозмутимо продолжила я, – Так прошу вас, граф, удостойте меня хотя бы вот урока танцев. Музыка – чудесная.

В общем, я самым беззастенчивым образом дерзко пользовалась собственной дамской неприкосновенностью и безнаказанностью. Ну а что, князю – можно, а мне на благое дело – разве нет? Вот уж дудки!

Настроение взлетело до небес – я едва сдерживалась от хохота, наблюдая, как на мой изящный реверанс, граф, поперхнувшись и округлив глаза, был вынужден ответить согласием. Как всё-таки приятно иметь дело с воспитанным мужчиной.

Не, я понимаю, что в данный конкретный момент граф был готов откусить мне голову ровно с тем же энтузиазмом, как и князю. Всё же я лишила его удовольствия сказать, таки, своё веское слово. Да и вообще, моё спонтанное выступление ввело его в ступор – он выглядел обескураженным и злым. Хоть изо всех сил и "держал лицо".

А если бы он сейчас, условно говоря, подал голос кулаком? Ну или перчаткой в ошалевшее от моей наглости лицо князя? И что нам потом делать? Как продолжать затянувшееся путешествие?

Тем не менее, выбора у Апраксина было теперь ещё меньше, чем у нашего пылавшего тёмными, аки грозовая туча очами, коршуна.

– Ох, смотри-ка, нахохлился, пингвин гадский. – скрипя зубом так, что, кажется, народ из соседней комнаты тоже должен был услышать, думала я, – Много чести реагировать на ваше монументальное "Фи"! Привыкайте! На ваше "извольте" всегда найдётся чей-нибудь "отнюдь"!

Все, кто находился рядом, во избежание, так сказать, огорчительных последствий, решили сделать вид, что коллективно оглохли. Все враз и на оба уха.

Князь, так и не найдя, что ответить, прошипел нечто нечленораздельное и резко удалился из помещения.

А мы с графом танцевали! Находящийся в зале народ, который не слышал этой тихой перепалки, сперва удивлённо оторвался от тарелок, затем оживлённо одобрительно загудел. Всем было скучно. Приятное взгляду развлечение в виде элегантно танцующей пары быстро перестало быть неуместным. По-моему, они даже расстроились, когда музыка закончилась и граф поклонился мне, завершая положенный ритуал.

Однако, выпускать меня из своих цепких лапок он тоже не спешил. Положив мою руку себе на локоть, Апраксин уверенно повёл меня "на воздух". Совершенно очевидно, что у него накопился ряд вопросов.

Я легко шла рядом – предстоящая беседа, не взирая на вырывавшийся из ноздрей графа пар, не пугала. Вдруг пришло осознание, что я совершенно перестала перед ним робеть. Боюсь, что наоборот – теперь эта участь ожидает его. Ну да! Такая я... непредсказуемая.

На самом деле своей выходкой я удивила даже саму себя. Так-то никогда за собой не замечала подобной отчаянной дерзости. Ну, тем вернее утверждение, что никто до конца не знает своих возможностей, а так же свойств характера.

Сгорая от нетерпения высказаться, он быстрым шагом, можно сказать, дотащил меня до пустынного холла и завёл за колонну.

– Это что, позвольте спросить, такое сейчас было? – отпустив, наконец, мою руку, возмущённо вопросил он.

Глухо хлопнула дверь и мимо прошла парочка посетителей. Апраксин вынужденно сбавил децибелы до свистящего полушёпота.

– Мадемуазель! Вы казались мне очень рассудительной и разумной дамой. Я не нахожу слов...

– Что именно вас так раздражило? – спокойно спросила я.

– Не следовало вам вмешиваться. – чуть более ровно ответил он, отчаянно силясь подобрать подходящие слова. – Это не правильно. И что же теперь прикажете делать?

– Ну, рассчитывать на банальную благодарность в подобном контексте, как я понимаю, явно не приходится. Хотя, конечно, хотелось бы услышать "спасибо". – поддаваясь его настроению, завелась и я.

– За что, позвольте спросить?

– За проявленную женскую смекалку и, не побоюсь этого слова, мудрость. – брякнула я.

– О, боже! Вы, кажется, даже не понимаете, что вот с этой вашей, простите, самоотверженностью взяв удар на себя, выставили меня... Уф-ф-ф! – он развёл руками в стороны, показывая, что в его лексиконе завершились слова, способные выразить всё, что он сейчас думает и чувствует.

– О, боже! – настала моя очередь возмущённо взмолиться, хотя до меня уже начало доходить, что я и в самом деле сейчас крепко зацепила его мужское самолюбие, – Но какой же вы тогда видели выход?!

– Поймите, наконец, что это не ваша забота. Не ваша, а моя – защищать вас на протяжении всего пути. И никак не наоборот!

– Упс! – расстроенно чуть не брякнула я, – Простите, граф. Я и в самом деле, наверное, должна была довериться вашему опыту, а не "лезть поперёк батьки в пекло".

– А вы не перестаёте удивлять своими глубокими познаниями в области российской культуры. – уже почти рассмеялся граф, моментально оттаяв от моего совершенно искреннего извинения, – Простите и вы меня, Мадлен, за поспешную резкость слов. Уж не знаю, как у вас во Франции, но у нас не принято мужчине прятаться за женской спиной.

– Я вас услышала. Обещаю учесть всё, что вы сейчас сказали. – послушно согласилась я.

– Хотя... Это было, конечно феерично! Никогда не видел подобной отчаянной смелости в женщине. Не сочтите за разрешение, как вы метко выразились, лезть поперёк батьки в пекло, но... где-то ваш поступок меня даже восхитил...

Так, уже совершенно спокойно переговариваясь и перешучиваясь, мы покинули своё убежище и направились в отведённые комнаты.

– Нет, ну как вы его!...

– А князь-то!...

На самом деле, спасибо тому спесивому князю. Этот случай научил меня , что не стоит лезть на амбразуру, когда рядом есть опытный и благородный защитник, и всё-таки есть мужчины, которым нужно доверять, иначе они страшно обижаются. И правильно, кстати, делают. А вот мне не помешало бы и в самом деле пересмотреть свои понятия о женской мудрости.

Граф же искренними своими репликами дал понять, что проникся моей смелостью и находчивостью, и с такой, как я – и в разведку, и в огонь, и в воду.

А ещё, и я только позже это осознала – мы, даже не отдавая себе в этом отчёта, орали друг на друга, как совершенно родные люди.

53

Вернувшись в номер, я застала Софи, которая сладко спала, свернувшись калачиком. Не став будить её, я уселась в кресло возле окна и, развернув альбом с эскизами, принялась грызть карандаш. В голову ничего не лезло, потому что её полностью занял граф, заполонив собою все остальное.

Мне было приятно вспоминать его смех, белозубую улыбку и хитрый прищур умных глаз. Да, все-таки мужчина он был хоть куда. Интересно, он так же думает обо мне или его хорошее отношение ко мне продиктовано исключительно дружбой? От таких мыслей становилось неуютно.

В дверь постучали, и я удивленно поднялась – кто бы это мог быть?

Это был посыльный, держащий в руке огромную корзинку белых роз. Ничего себе! Подарок не из дешевых!

– Мадмуазель, это просили передать вам, – посыльный был молодым юношей с взъерошенными волосами и веселыми, лучистыми глазами и изъяснялся на французском так плохо, что я с трудом понимала его.

– Спасибо. Погоди минутку, – взяла из кошелька несколько монет и протянула ему. – Держи.

– Благодарю! – радостно воскликнул он и добавил: – Ваш поклонник очень щедрый человек!

Парнишка поклонился и быстро пошел по коридору, пряча деньги в карман.

Интересно… Я была уверена, что это граф, но поняла, что ошиблась, когда извлекла из букета записку.

« Дорогая мадмуазель Вивьер. С этим букетом я хотел бы принести извинения за свои слова. Я ни в коей мере не хотел задеть ваше женское достоинство и жалею о сказанных словах. Если вы не примите их, я пойму. С уважением князь Белицин. Р. S Я все же не теряю надежды на примирение».

Если честно, меня этот поступок удивил, но и немного порадовал. Возможно, этот человек не так плох? Или все же это какая-то игра? Мне хотелось верить в человеческое и мужское благородство, не смотря на то, что зачастую люди показывали мне свою дурную сторону.

Как бы оно не было, цветы ни в чем не виноваты и точно заслужили внимания с моей стороны. Я уже собралась закрыть дверь, как в коридоре появился Апраксин, одетый в верхнюю одежду.

Наши глаза встретились, и он опустил взгляд на корзину с цветами. Мне показалось или в нем промелькнула злость?

– Граф, – я попыталась улыбнуться ему, ведь мы так тепло разошлись еще час назад. – Вы уходите?

– У меня есть дела, которые касаются только меня, – его тон был оскорбительно холодным, будто я его чем-то обидела.

– Прошу прощения, – ответила я таким же холодным тоном и захлопнула дверь. Ну и иди! Тоже мне!

Неприятный осадок от этой неожиданной встречи испортил все послевкусие нашего общения, и я раздраженно поставила цветы на пол. Ну что за человек… Какие же все таки тяжелые существа эти мужчины!

– Это ревность, – безапелляционно заявила Софи после моего подробного рассказа о том, что произошло. Она сидела на кровати сонная и немного помятая, держа в руках чашку с кофе. – Граф влюблен в вас, просто не может признаться себе в этом. От этого и странная холодность в вашу сторону.

– Он не просто окатил меня холодом, а почти заморозил! – возмущенно воскликнула я, хотя в душе ликовала – похоже, Софи была права. – Разве так ведут себя влюбленные? Я больше не буду любезной!

– Именно так они себя и ведут. Особенно, когда не уверены во взаимности. Как же мне нравятся эти страсти! – моя мечтательная подруга прижала руки к груди и принялась улыбаться куда-то в пустоту. – Ревность, опасный соперник, страсть и наконец свадьба!

– Тебе нужно меньше читать любовные романы, – хмыкнула я, но приятная мысль о свадьбе, защекотала нервы мягкими лапками.

– А вам нужно прекращать быть такой холодной! – парировала Софи, чем еще больше возмутила меня.

– Холодной говоришь? – я прищурилась. – А что ты скажешь на это?

Я поведала ей все, что произошло после её ухода с ужина, не пропустив ни единого слова, и Софи изумленно уставилась на меня.

– Не может быть! Это очень смело для женщины, так разговаривать с мужчиной! Правильно граф осадил вас! Думаю, вскоре он начнет ухаживать за вами.

– Вот значит как! – я засмеялась и она тоже. – Посмотрим, сбудутся ли твои пророчества!

Наверное, я и сама предчувствовала, что надвигается нечто новое, необычное, что в корне поменяет мою жизнь. Это предчувствие не давало мне заснуть, заставляя вертеться в кровати под сопение Софи.

Уже перевалило за полночь, по окну застучали тяжелые капли дождя и, слушая это мерное постукивание, я вдруг услышала посторонние звуки – стук, но не капель, а будто кто-то бросал камешки в стекло.

Аккуратно, чтобы не разбудить подругу, я накинула халат и открыв окно, посмотрела вниз.

– Мадмуазель Мадлен!

– Это вы, граф??? – моему изумлению не было предела. – Что вы делаете там?

– Жажду видеть вас! – он старался говорить тихо. – Прошу, спуститесь на секунду!

– Вы в своем уме??? – я начинала смеяться. – Как вы себе это представляете???

– Отлично я себе это представляю! Если вы спуститесь по лестнице, которая находится в конце коридора, то окажитесь возле черного входа. Дверь открыта, – он помолчал и сказал: – Я не обижу вас, Мадлен.

Я это знала. Не знаю когда сформировалась эта уверенность, но я верила этому человеку всем своим женским сердцем. Накинув плащ и дрожа от адреналина, охватившего меня, я словно разбойница пробиралась к черному входу гостиницы, опустив на голову глубокий капюшон. Мне никто не встретился, и благополучно миновав коридор, я спустилась вниз по лестнице, о которой говорил граф, и оказалась перед дверью.

С гулко бьющимся сердцем, я толкнула её и тут же оказалась в его крепких объятиях.

– О Мадлен… – он зарылся лицом в мои волосы, но спустя несколько секунд, отпрянул от меня. – Нет, я не могу так. Вы заслуживаете лучшего.

– О чем вы говорите? – мне было трудно дышать от чувств, нахлынувших на меня.

– Увидев цветы, я вдруг осознал, что вы так же желанны для других мужчин, как и для меня, – горячо произнес он, ероша свои волосы, по-мальчишески растерянным жестом. – И я не готов потерять вас, мадмуазель Вивьер…

– Это всего лишь извинение от князя… – начала, было, я, мысленно благодаря Белицина за эти цветы, которые так повернули мою судьбу.

– Погодите! – воскликнул Апраксин и взглянул на меня горящими глазами. – Мадмуазель Мадлен де Вивьер, я прошу разрешения официально ухаживать за вами.

– Я принимаю ваши ухаживания, – срывающимся голосом ответила я, и он снова сжал меня в объятиях, да так крепко, что стало нечем дышать.

– Все, идите к себе моя дорогая девочка, – прошептал он, погладив мою щеку большой рукой. – Вы совсем продрогли. Я не хочу, чтобы вы заболели.

Мне хотелось сказать, что я не просто не продрогла, а горю от его слов и прикосновений, разбудивших пожар в моем остывшем сердце но, увы – приличия и боязнь, что нас увидят, заставили меня послушаться графа.

– До завтра, – шепнула я, и он ласково улыбнулся.

– И до завтра, и до конца жизни.

Закрыв за собой дверь, я на секунду прижалась к ней спиной, а потом, закусив губу, помчалась обратно, не в силах бороться со счастьем, распиравшим грудную клетку. Хотелось петь, танцевать, хохотать, раскинув руки, но я лишь легонечко подпрыгнула как первоклашка и скользнула в свой номер.

Мне казалось, что я не засну до утра, но на удивление, стоило прикоснуться головой к подушке, как я тут же провалилась в глубокий сон, который понес меня на ласковых волнах в свои призрачные дали.