Текст книги "Изнанка модной жизни (СИ)"
Автор книги: Полина Ром
Жанры:
Бытовое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 27 страниц)
45
Письмо мадам Малин мы писали вдвоем с Софи и провели просто чудесный вечер, сочиняя и добавляя выражения типа: «... разбил мое нежное сердце...», «... жестокий и бесчеловечный поступок...», «... зная Вас, никак не могла ожидать...», «... не виню Вас лично, но...».
Думаю, это был последний гвоздь в крышку гроба! После этого я радостно выдохнула и спокойно занялась подготовкой к переезду. Очень грело то, что уезжаю я не с пустыми руками.
Безусловно, Роза выплатила мне всю сумму, более, чем приличную, за мастерские, оставшиеся станки и материалы. По договоренности с ней я предложила нескольким мастерам сменить место жительства. Не все согласились.
Со мной уезжали две мастерицы, умеющие делать искусственные цветы. Поль Горт, второе лицо в обувной мастерской. Ему давно уже пора было обзаводиться своими учениками. Денег я не жалела ни на инструменты, ни на материалы – первое время придется работать на привозном. У Розы, из её ателье, я выпросила и одну из закройщиц. В одежде крой – пожалуй, самое главное.
Кроме того, я увозила три станка для гобеленов и к ним трех мастеров. Это искусство хоть и высоко ценилось во Франции, но конкуренция была просто бешенной. Даже отличные мастера не всегда могли найти работу. Ну и еще несколько профессионалов, которые будут работать на меня. В общей сложности нас набралось шестнадцать человек, включая Софи и меня.
Ехать нам предстояло с обозом товаров для императрицы, потому и охрана должна была быть более, чем солидной – русские военные будут сопровождать телеги, сани и возки.
Я не могла не волноваться перед встречей с Россией. Безусловно, мне будет легче адаптироваться там, выдавая себя за француженку —язык и манера разговора очень отличаются, от привычного мне. Так что все огрехи можно будет списать на французское происхождение.
Пришло письмо от посла с просьбой навестить его и поговорить о туалетах государыни. Я взяла с собой эскизы. Хотя, возможно, проще было пригласить его в ателье – платья были, практически готовы, но спорить я не стала. Вечером мыс Софи отправились в гости.
На ужине, кроме жены Ивана Сергеевича, весьма надменной и неприятной дамы, Екатерины Петровны, присутствовало еще несколько человек.
Две француженки с мужьями, из тех, кого называют сливки общества. Одна из дам была мне знакома – я делала эскизы к её бальным туалетам. Для нее я навсегда останусь "обслугой". Посему она и не соизволила повернуть головы в мою сторону. Сделала вид, что меня просто не существует, но не демонстративно, а весьма естественно, не привлекая внимания. Дворцовая выучка, что тут скажешь.
Гораздо интереснее была супружеская пара служащих посольства – Вера Афанасьевна и её муж, полковник Петр Сергеевич Толстой. Я так давно не слышала русскую речь, что предвкушала приятный вечер. Но увы, за столом говорили на языке Франции. Меня, кстати, очень удивило то, что русские говорили практически безукоризненно, лишь легкий акцент выдавал иностранцев.
Кроме нас с Софи присутствовали еще два русских. Офицер и штатский. Пусть ужин и не был парадным, но принцип равновесия соблюдался всегда – для каждой дамы должен быть кавалер в пару. И я с любопытством посматривала на двух мужчин, приглашенных для, как я сперва решила, приличия.
Барон Алексей Дмитриевич Бобровский, служащий посольства, личный помощник Ивана Сергеевича. Синеглазый чернобровый красавец в голубом атласном камзоле с парчовой отделкой. Больше всего меня веселили насурьмлённые брови и две кокетливых мушки на выбритом напудренном лице. Кроме того, он явно считал себя неотразимым сердцеедом и бросал в мою сторону пламенные взгляды.
Я старалась не встречаться с ним глазами – от греха, как говорится. Не хватало еще подать надежду этому ловеласу! Хватит с меня и любвеобильного маркиза с его планами по захвату моей собственности.
Граф Михаил Владимирович Апраксин. Лейб-гвардии капитан. Возраст – около тридцати лет, лицо с правильными, но несколько резкими чертами. Высокий, сухощавый, молчаливый. Пудреный парик с косичкой, синий мундир с широкими красными обшлагами*, белые лосины,черные сапоги до колен.
К нему я присматривалась внимательнее – он будет командовать охраной обоза. После ужина, когда из-за стола мы перешли в другой зал, куда лакеи подали вино и сладости, я нашла возможность поговорить с ним.
Говорить старалась с акцентом и, в целом, все сошло хорошо. Хотя мое знание русского его сильно удивило. Пришлось сказать, что язык я учила еще ребенком. Якобы, у меня была русская гувернантка. Граф был вежлив и любезен, дал мне несколько советов, довольно забавных:
– И еще, мадмуазель де Вивьер, очень советую взять с собой побольше теплых вещей. Зима в России и зима в Париже – это совершенно разные вещи.
Пришлось благодарить за заботу и стараться скрыть улыбку. Зато он обещал рассказать мне, как формируется обоз и как и где мы будем ночевать. Это было важно и нужно.
Карету мне предоставят, зимний вариант, как обещал Иван Сергеевич. Но нужны будут еще крытые кибитки для людей, телеги для станков и материалов. Доставку всего этого берет на себя принимающая сторона. Но тонкостей было много и я попросила господина графа о встрече в более деловой обстановке.
– В любое время, мадмуазель де Вивьер, когда вам будет удобно.
– Завтра днем вас устроит?
– Да.
– Я буду благодарна, если вы познакомите меня с человеком, который будет организовывать ночлег для меня и моих спутников.
Граф удивленно посмотрел на меня, немного помялся и сказал:
– Удобно ли будет привести к вам в дом крепостного, госпожа баронесса?
– Оу, следить за хозяйственной частью обоза будет крепостной?!
– Он служит мне много лет и я не знаю никого, кто был бы столь же рачителен и расторопен.
Кажется, граф слегка обиделся. Возможно, ему показалось, что я не желаю общаться с его слугой?
– Господин граф, как зовут вашего слугу?
– Архип, госпожа баронесса.
– Я буду ждать вас и Архипа завтра, перед обедом. Вам будет удобно, Михаил Владимирович?
Ответа на вопрос я дождаться не успела. Барон Бобровский подошел так незаметно, что я вздрогнула, когда он вмешался в разговор:
– Мадмуазель де Вивьер, я счастлив удостоится чести быть приглашенным к вам. Думаю, что смогу дать вам довольно много дельных советов. Мне дважды приходилось совершать это путешествие и, смею вас уверить, что с моей помощью оно не станет для вас слишком утомительным.
Такая навязчивость мне очень не понравилась. По идее, я должна сейчас рассыпаться в благодарностях, но делать этого совсем не хотелось. Слишком вызывающим было поведение барона. И тут на помощь мне пришла моя дорогая Софи:
– Оу, дорогой господин барон! Мне так кстати будут ваши советы! Вы же понимаете, мадмуазель де Вивьер во всех хозяйственных вопросах всегда полагается на меня! Так что рассказывать столь юной девушке о том, что и как будет происходить во время дороги – бессмысленно! Я буду просто счастлива, если вы навестите меня завтра во второй половине дня! Скажем, после пяти часов, вам будет удобно дать мне ваши бесценные советы?
Я стояла потупившись, граф едва сдерживал улыбку, а растерявшийся Бобровский покорно кивнул головой.
– Прекрасно, месье Бобровский, прекрасно! Вы так великодушны! Значит завтра я жду вас после пяти вечера! – Софи послала ему искреннюю и радостную улыбку, после чего, подхватив меня под руку, стала прощаться и объявила, что – " юной девушке вредно засиживаться в гостях!"
С тем мы и отбыли.
_____________________________________________________
Обшлаг (от нем. Aufschlag – отворот, манжета) – отворот на рукаве мужской одежды, обычно, нарукавный отворот, заворот, обшивка. Термин используется обычно при описании военной формы.
46
Я ходила из угла в угол. Благо, вопрос с моим «женихом» решился, но все следующее утро я не могла собраться с мыслями, не находила себе места. Мне казалось, что что-то обязательно пойдет не так, и все мои планы рухнут. Ну не может все быть так гладко!
Софи сначала присматривалась ко мне, а потом велела приготовить ванну с травами.
– Софи, ну не с утра же ванну! – удивилась я и хотела было отказаться, но, увидев её поднятую бровь, поняла – спорить бесполезно.
– Если вы знаете средство от нервов лучше, мадемуазель, то расскажите мне, прошу вас! – заявила та, и подтолкнула меня к комнате. Расстегнула на спине пуговицы, помогла снять платье, что я надела пару часов назад, расслабить корсет.
– Сейчас я расскажу вам о России, дитя мое. Вы хоть и умны, хоть столь изящно можете нарисовать и пошить платье, но ничего не знаете об этой стране, – она говорила, словно пела колыбельную.
Скорее всего, она считала, что я боюсь этой поездки, но на самом деле, это ожидание больше походило на ночь невесты перед венчанием с любимым – я не могла дождаться этого момента, чтобы "опустить голову на родное плечо".
– Расскажите, Софи, – я села в ванну, наполненную отваром – в воде плавали листья и сухие цветы, которые раскрывались прямо у меня на глазах. Если она начнет рассказывать о том, что это дикая страна, в которой водится множество диких обезьян, я окачу её водой.
– Если рано утром выйти в мороз на улицу и поднять голову, можно увидеть, что небо – как синий сатин, а звезды в небе – как тысячи свечей. Это из-за мороза воздух столь прозрачен. В Париже, да и не только здесь... говорят, что ни в Англии, ни в Испании нет такого, – она говорила именно то, что я хотела слышать.
– Нам нужны шубы, Софи. Большие, прямо в пол, шубы. А еще теплые шапки и валенки... – выдала я.
– Что? – переспросила меня компаньонка, перестав намыливать плечи.
– Ва-лен-ки, – по слогам повторила я, и тут же встала. – Софи, милая, у меня есть идея! – я вышла из ванны, вытерлась большим отрезом ткани, накинула платье прямо без корсета, повернулась к ней спиной : – Срочно застегни, мне надо рисовать!
– Но куда же вы? – Софи, видимо, не поняв моего импульса и находясь в замешательстве, делала все, что я ей велела. Застегнула платье, накинула шаль на плечи и побежала за мной в кабинет, чтобы подкинуть дров в камин.
– Там уже валяют пимы, там вовсю уже производят войлок. Да это же просто песня! – бурчала я себе под нос и шагала так быстро, как могла.
– Мадемуазель, к вам прибыл некто Архип, говорить не может на французском, но передал записку от графа, – как черт из табакерки выпрыгнула передо мной служанка.
– К черту Архипа, – на автомате сказала я на русском, но потом потрясла головой, и продолжила: – Архипа накормить, напоить и усадить в гостиной, скажи, что через пару часов я выйду к нему.
– Да как я ему скажу, коли он ни слова не понимает, – заныла служанка.
– Нарисуй ему часы, и покажи во сколько я выйду, – пошутила я.
Валять шерсть единым полотном много проще, нежели валять на формы, как и делалось с пимами, а вот сшивать из них удобные ботики, украшать их стеклярусом и прочим бисером еще не догадались. Валенки были обувью крестьян. А мы сделаем так, чтобы при дворе глаза на них загорелись у самых привередливых модниц.
Не удобны они тем, что даже подшивая валенки, чиня дырки в подошве, никто не делал пяток – каблучков, и от этого долго в них ходить было нельзя – тянуло икру. А мы сделаем каблучки из нескольких слоев войлока, а потом, нижним слоем сплошную войлочную подошву. И тем самым получим некое подобие танкетки. Средние слои можно провощить, и они будут оставаться сухими.
Ай да разгул для идей, только успевай рисовать – думала я, кропя над десятым по счету рисунком с высунутым языком, когда Софи кашлянула за спиной:
– Архип странно себя ведет, мадемуазель.
– Кто? – удивленно переспросила я.
– Архип, ну, тот человек, что нашу карету поведет, помните, вы велели служанке часы рисовать? – со странным видом, медленно переспросила Софи.
И только тогда я вернулась на землю из своего модного экзерсиса, осмотрелась, отметив отличные рисунки, описания к ним, выдохнула, поняла, как затекла спина.
– Все, я иду, подайте чаю, и еще чего-нибудь, – в животе урчало. Надо полагать – время шло к вечеру. И тут до меня дошло все, что касалось Архипа! Граф по нашей же просьбе отправил его, чтобы тот донес до наших голов, которые были погружены только в модные новинки и варианты избавления от женихов, что нам потребуется в дороге, сколько на это уйдет времени.
Из гостиной доносился смешок – сначала мужской, басовитый, с кряхтеньем, потом женский – высокий и явно не лишённый ноток флирта. Когда мы с Софи вошли, служанка сидела рядом с мужчиной, что казался в этих стенах совсем чужеродным: светлые волосы пострижены «под горшок», окладистая борода цвета льна, рубаха, поверх нее легкая, но теплая безрукавка.
– Барышня, – вскочил он с дивана, и забегал глазами на меня, и на Софи. Служанка ретировалась мгновенно.
– Барышня? – переспросила я на русском, чем вызвала немалое удивление нашего нового друга. Я с первого момента увидела в его глазах, что мы и правда найдем общий язык. Крестьянин смотрел прямо в глаза, не лебезил, хоть и осторожничал. – Коли хочешь, зови «барышней», а имя мое Мадлен, или мадемуазель де Вивьер.
– Я такое сразу то и не заучу, мамзель, если можно, то лучше барышней Мадлен буду величать, а я Архип, меня к вам граф направил, чтобы на все вопросы ваши ответить, да помочь разобраться – что брать в дорогу, а чего можно и не брать – у нас навалом, – ответил он, и немного расслабился. Я не хотела напугать его.
– Ты значит, свободный крепостной? – уточнила я. Не хотелось испытать на себе месть завистливого человека, но по Архипу было видно невооруженным взглядом, что и мухи не обидит.
– А как же? Правда, не совсем полностью… – неудобно морщась ответил он, но я заметила, что не хочет продолжать эту тему.
– Как же это «не полностью»? Позволь, это значит, голова у тебя в крепости, а ноги вольные? – решила рассмешить я его, и это сработало – он раскатисто и громко рассмеялся.
– Да вольный я, вольный, аки птица – аист, только раз вырос в каком дому́ – все время в него вороча'юсь – все равно при графе, да и лет мне не сильно больше, нежели графу – всего на пяток годков постарше.
– Ну, хорошо, Архип, чай нам подадут сейчас, а ты расскажи нам о дороге, да не стесняйся, говори как есть, чтобы мы не оплошали, – указала я ему на кресло, где все еще валялась его шапка.
47
Мужчина устроился в кресле, чувствуя себя немного неловко, и сдвинул пятерней волосы с мокрого лба. Его добрый, спокойный взгляд задержался на мне, и он сказал:
– Дорога дальняя и времени заберет немало. Есть два пути: от Парижа до Кронштадта – так опасно там, городов по пути мало, постоялых домов тоже. Кто налегке – может и хорошо ему, а нам нельзя – слишком народу много, да животины. Неповоротливые мы. А второй путь – от Парижа до самого Берлина, а уж оттуда к самому Петербургу. Не один месяц ехать будем барышня, и вы должны понимать, что вас ожидает много трудностей.
– Ох, как я разволновалась, – мне было тяжело сдержать эмоции, но они были исключительно положительными, не смотря на его слова. Даже столь длительное путешествие не пугало меня. – Совсем в толк не возьму, что мне нужно, а что нет.
– Главное, приобретите дормез, – Архип посмотрел на меня, а потом на Софи, которая расставляла чайные кружки, словно пытаясь понять – понимаем ли мы, о чем он говорит. – Конечно придется потратиться, но он того стоит.
– Карету? – переспросила я, но он весело приподнял брови и пожал плечами:
– Карету – да не простую. По-моему с французского, это как спальня значится, – он слегка порозовел, делясь с нами своими познаниями. – Большой экипаж для дальней дороги. Вам, барышня, удобно в нем будет. И вещички личные есть куда приткнуть, в нем все для этого приспособлено, и устроиться поудобнее. Все ж не с поджатыми ногами маяться.
Я вспомнила интересную информацию о том, что у Екатерины второй была карета, на которой она ездила в Крым. Это была воистину махина, вмещавшая в себя восемь человек, карточный стол, кабинет и все удобства. А тащили её тридцать лошадей.
– Сколько лошадей на нее понадобится? – с неким страхом поинтересовалась я, и Архип с готовностью ответил:
– Шесть. Но вы мне потом спасибо скажете, ведь удобство для барышень – первое дело. За лошадок не переживайте, купите корм в дорогу, если на постоялом дворе покормить их не получится – своим попотчуете.
– Может быть и такое? – удивилась я. – Что на постоялых дворах, лошадей накормить нечем?
– Всякое может приключиться, – вздохнул Архип. – В обозе много лошадей, да и не одни мы можем там оказаться. Корм обязательно нужен, хотя бы на первое время. Вот такие дела барышня.
Он снова смущенно улыбнулся, а я подумала, что сидевший передо мной мужчина – прост, приятен и надежен, а его смущение, говорило о душевности.
– Неужели это все? – я ожидала целый список, но Архип покачал головой:
– Нет, не все. И для себя провизией запаситесь, тоже пригодится. Весь ваш скарб на дормезе уместится, а уж тяжелые вещи, в обозе поедут. Вот теперь – все.
Аромат выпечки приятно защекотал ноздри, и я вспомнила, что голодна. Софи уже разлила чай, и его терпкий запах поплыл по комнате.
– Угощайся, – я придвинула к мужчине блюдо с булочками, но Архип обошелся одним чаем, осторожно сжимая в больших руках хрупкую чашку. Ему было немного неловко в нашей компании, но держался он молодцом.
– Что ж, пойду я, – он поднялся, и с достоинством поклонившись, мягко сказал: – Не переживайте барышня, довезем вас в целости. Не в первый раз путешествуем.
– Благодарю тебя, – я улыбнулась ему и протянула руку. – Я рада нашему знакомству.
– Ну что вы, барышня… – Архип пожал её с медвежьей неуклюжестью и еще раз поклонившись, ушел.
– Я жду подробностей! – Софи с нетерпеливым любопытством, воззрилась на меня.
Пересказав ей наш с ним разговор, я порылась в ящике бюро, и найдя карту, разложила её на столике, отодвинув булки в сторону.
– Посмотри! Вот путь, который мы проделаем, Софи! – воскликнула я и проведя пальцем по карте, прочла: – Париж – Лион, Женева – Лозанна, Берн– Баден, Цюрих – Базель, Франкфурт – Лейпциг, Дрезден – Берлин – Данциг, Мариенбург– Кенигсберг, Рига и наконец – Петербург!
– Мы проедем все эти города? – Софи побледнела, а я радовалась как ребенок, желая стать птицей и пролететь это расстояние за один миг.
– Нет, они останутся в стороне, но стоит лишь представить, что мы оставим позади пол Европы – мурашки бегут по коже! – меня совершенно не тревожило предстоящее путешествие. – Представляешь, сколько всего мы увидим!
– Вы такая смелая, мадмуазель, – бедняжка восхищенно и испуганно наблюдала за мной. – А меня страшат такие расстояния!
– Ничего не бойся, нас ждут новые люди, новые места и море впечатлений! – я схватила её за плечи и обняла в порыве безудержной радости. – Софи! Нас ждет новая жизнь!
Этой ночью мне снились сны, в которых я была в России. Даже запахи стали явственными, будоража мою и без того трепыхавшуюся в предвкушении душу. И самым первым, самым ярким, был запах снега. Не того, который иногда сыпал здесь, превращаясь в грязную кашу, а настоящего, «вкусного», с ароматом звезд и хвойной лапы. По которому хотелось бежать, слушая уютный скрип и брать в руки, ощущая холод небес.
Проснулась я с замечательным настроением и долго смаковала послевкусие своего сна, весело болтая ногой под столом. Софи смотрела на меня и улыбалась – я заразила её своими восторгами и глаза моей подруги тоже начинали загораться огнями надежд.
Бобровский так и не появился. Но меня это не особо заботило – он был мне неприятен. В последнее время я стала удивительно четко определять людей, стоило мне взглянуть на кого-то, как мозг подавал сигнал – держись от него подальше. Вот и барон вызывал во мне противоречивые чувства. Такой тип мужчин был мне противен.
К обеду я решила съездить в ателье, чтобы проверить, как идет работа над нарядами императрицы. Хоть работа и шла к завершению, но мне хотелось убедиться, что все идеально. Я оделась и, предупредив Софи, что не задержусь, вышла из дома.
Погода стояла великолепная, светило солнышко и белые, кучерявые облачка плыли по лазурному небу. Свежий ветерок приятно обдувал лицо и я с интересом смотрела в окно экипажа, отмечая, что даже улицы казались светлее и чище, обласканные ласковыми лучами. Что-то кричал со своей будки молочник, ему в ответ огрызался пекарь, вывалившись по пояс из окна, а лысый цирюльник чистил свои инструменты, разложив их на деревянном столе. Все было так привычно и предсказуемо, что я непроизвольно зевнула.
И тут, меня будто током ударило – в узком, грязном проулке, ответвляющемся от главной улицы, стояла Козетта.
Я остановила экипаж, и с болью в сердце наблюдала за некогда любимой девочкой, к которой привязалась всем сердцем. Но это существо не имело ничего общего с ребенком, когда-то жившем в моем доме. Все то же, по-детски хрупкое тело и глаза женщины, познавшей все и даже больше. Козетта разговаривала с каким-то мужчиной, и не нужно было иметь семи пядей во лбу, чтобы понять, о чем они договариваются. Она была одета вульгарно и вызывающе, что сильно бросалось в глаза, а пудра, которой девушка щедро посыпала лицо, не скрывала следы «французской болезни».
Я смотрела и смотрела на нее, стараясь разглядеть хоть каплю той невинности, которая все еще сохранялась в ней на тот момент, но, увы – видела лишь вульгарную девку, призывно улыбающуюся грязному незнакомцу. Похоже и на своем поприще, Козетта не построила карьеру. Сколько еще она проживет в этих темных переулках, и какое будущее её ждет? И ждет ли вообще…
Я не испытывала к ней злости, не держала обиды. Все осталось в прошлом. Мне было искренне жаль её. Жаль загубленную жизнь, которую она уничтожила своими руками. По моим щекам скатилось несколько слезинок, и я смахнула их краешком платка, с горечью понимая, что ей моя жалость не нужна. А если быть честной полностью – ей и моя любовь была до лампочки…
Приказав извозчику ехать, я решительно выкинула из головы все, что увидела. Каждый получает то, к чему стремится. Козетта получила улицу, а меня ждала Россия.








