Текст книги "Изнанка модной жизни (СИ)"

Автор книги: Полина Ром

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц)

18

Постепенно мои дела начали приходить в норму. Во всяком случае уже первые месяцы работы позволил мне расплатится с рабочими, погасить разбитый на два года помесячно долг мадам Бертен и оставили крошечную прибыль.

Крошечную именно по тому, что большую часть денег я отдавала Розе – долги нужно платить вовремя.

Самое забавное, что только сейчас я начала понимать, в какое масштабное дело ввязалась. Мы толком еще и не начали выставлять наши модели, но мастерские уже требовали расширения – мне понадобились перчаточники. Места для цеха у меня уже не хватит.

Некоторое время посчитав, поломав голову на тему «где взять еще денег», я пришла к неожиданному выводу. Не стоит хватать все подряд. Пожалуй, перчатки я смогу заказывать на стороне, а у меня в мастерской будут только производить окончательную отделку – вышивку шелком, лентами, бисером и прочим...

Договор с мастерами перчаточного цеха меня вполне удовлетворил. Так как я являлась оптовым покупателем, то цена на каждую пару для меня была ниже розницы. На приятные для меня двадцать процентов.

Значит, не нужно пристраивать целый цех. Достаточно поставить стол в хорошо освещенном месте и посадить туда вышивальщиц.

Так в моей мастерской появилась тетушка Пико и две её дочери. Несколько угрюмая Аморет и улыбчивая Ребекка.

Женщины сидели целыми днями за столом, заваленным перчатками всевозможных оттенков, от нежного экрю и девонширского коричневого, который на самом деле был светло-желтого цвета, до знаменитого «бедра испуганной нимфы» и колумбинового, который я бы назвала просто сизым. И вышивали по моим рисункам.

Жаловаться на их работу я не могла, трудились они не покладая рук. К концу месяца я поняла, что требуется еще минимум две вышивальщицы. А лучше – сразу три.

В этом сезоне самые модные и дорогие перчатки для улицы были колумбиновые и лабрадоровые. Мне очень нравился этот синий отенок ткани, названный в честь камня лабродорита, и одни такие я даже купила себе. Пусть и без вышивки, но смотрелись они стильно.

Я с удовольствием обходила утрам небольшие комнатки цехов и смотрела, как появляется одинаковый рисунок на тонком атласе перчаток, в ткацком цеху – на плотном жаккарде или лоснящемся гродетуре, в шляпной мастерской на атласно отливающем гроденапле.

По договоренности с мадам Розой каждый рисунок в одном цвете делался только один раз. Конечно, мне было бы неимоверно дорого менять рисунок на станке после единственного использования. Но мы договорились, что я буду выпускать не более семи одинаковых по рисунку, но очень разных по цвету орнаментов. Например розы одного и того же рисунка могли быть алые, фиолетовые, бордовые и нежно-розовые, если сделать фон коричневым – роскошно смотрелись эти же розы в апельсиновом цвете, а если фон брали лилейный, то они могли стать и черными и густо-синими.

Первыми в магазин мадам Бертен отправлялись сумочки. И из кожи и из ткани. Разных фасонов, с разными рисунками и вышивками. Роза устроила у себя длинную белоснежную полку прямо на уровне глаз клиенток. Там и блистали шелками и бисером мои красавицы. А уже оттуда, из её магазина, непосредственно после покупки сумочки, нам присылали необходимые размеры перчаток, шляпки и туфелек именно этого цвета и рисунка. Через два-три дня модница получала полный комплект.

Это было необычно. Раньше каждую вещь нужно было подбирать в комплект. То, что получали клиентки сейчас – выглядело дорого, да и мадам Бертен, помня про свои дополнительные шесть процентов, старалась на совесть. Поэтому так быстро стали популярны модели к которым предлагали все сразу, от чулок до шляпки в одном стиле.

Объемная вышивка на тонких туфельках, которую я же и ввела в моду, произвела фурор у модниц. Именно предвкушая это, я изначально поставила довольно высокую цену. Сама вышивка не была какой-то уж особо сложной, зато весьма эффектной новинкой.

Сейчас модницы оплачивали и все расходы по мастерской, и зарплату рабочим, достаточно хорошую по местным меркам, и материалы и доставку. Мне же доставались, после уплаты долга мадам Розе, относительно скромные суммы, которые я немедленно вкладывала в дело – закупала материалы и уже старалась меньше брать их в кредит.

По моим прикидкам за оставшиеся полтора года я не только расплачусь с мадам Бертен, но и все-все-все материалы в мастерской выкуплю и дальше смогу брать только за наличные. Сейчас же большая часть бралась в кредит, под реализацию.

Получалось, что хотя заработок реально и достаточно велик, но сама себе я не смогу позволить роскошь еще довольно долго. Конечно, я давно сменила чужие обноски на свою собственную одежду. Впрочем, хоть и стильную, но весьма скромную.

Возможно, именно по этому Бернардет фыркала мне в спину, каждый раз когда мы случайно встречались. Благо, что бывали эти свидания достаточно редко.

С работы я возвращалась поздно и ужасно уставшей. Ведь кроме художественной части существовала еще и деловая. Нужно было разбирать счета, делать новые заказы на ленты, кружево, бусины и шнуры, очень четко вести учет и нумерацию отправляемых в магазин сумок. Однажды изза моей усталости уже перепутали рисунок вышивки. Клиентке пришлось ждать лишних три дня, чем мадам Минон была крайне недовольна. Так же, как и Роза. Я получила от нее первый выговор:

– Мадмуазель Мадлен, поймите, мы работаем с самыми родовитыми фамилиями Франции! Мы просто не можем позволить себе ни малейшего сбоя! Нам просто повезло, что эта баронесса Минон. А если бы это был заказ самой королевы?!

Потом она несколько смягчилась, очевидно её растрогал мой жалкий вид, и продолжила:

– Мадемуазель, вы плохо выглядите, вы сильно похудели... Вы, часом, не больны? Может быть, порекомендовать вам хорошего доктора?

– Простите мне – еще раз обратилась я к Розе – я обещаю, больше такое не повторится. А что похудела – ну, последнее время я, действительно, много работаю...

– Послушайте меня, Мадлен. Вы, по молодости, считаете себя бессмертной. Но вы – хрупкая девушка. Лучше возьмите себе выходной, хотя бы один в неделю, дорогая. Это точно выйдет дешевле, чем вы напутаете с заказом.

– Благодарю за совет, мадам Роза. Я обязательно постараюсь отдохнуть.

Иногда я подумывала завести себе горничную. Ну, хотя бы приходящую. Но боязнь допустить в дом чужого человека, который будет иметь доступ к моим рисункам, меня останавливала. Ведь в моей коморке негде даже было установить сейф.

Выходя вечером из наемного кабриолета я с ужасом думала, что сейчас нужно идти и готовить есть. Сил не было совершенно. Кроме того, стояли осенние гадкие сумерки, моросил мелкий дождь и я за дорогу успела промокнуть.

Возница тряхнул поводья и коляска покатилась...

Последнее время я и так ужинала не каждый день, так что нужно собраться с духом и приготовить хоть что-то.

Я была так занята борьбой с собственной усталостью, что даже не сразу поняла, что под забором у меня кто-то слабо ворочается!

Испуг был силен. Конечно, здесь благополучный район, но все же... Послышался слабый-слабый стон...

Довольно робко я подошла посмотреть, кто это валяется на мокрой и холодной земле и с ужасом увидела девочку-подростка.

– Эй, девочка! Где твой дом? Здесь нельзя лежать! Ты заболеешь!

Я присела на корточки и попыталась потрясти её за плечо. Сквозь грубое драное полотно я почувствовала жар тела. Был ли у меня выбор?!

Чертыхаясь и кряхтя я с трудом подняла ребенка на ноги, закинула её руку себе на плечо и потащила в калитку. Хоть и была она истощена, но и я не богатырь – у дверей я чуть не уронила её. Втащила в домик, зажгла свечу и осмотрела свою находку. Лет четырнадцать-пятнадцать, грязная и истощенная. Кроме того у нее – жар. Понимая, что наскребла себе проблем на голову, я оставила её сидеть у порога и пошла ставить греться воду. Нужно хоть немного её обмыть...

Так в моем доме появилась Козетта.

19

В отмытом, а точнее слегка оттёртом виде девочка оказалась довольно приятной. Не писанная красавица, конечно, но с симпатичным, чуть простоватым личиком, по-детски трогательно мягкими, тёмно-русыми волосами, нуждающимися в хорошей помывке, аккуратным носиком-пуговкой и серо-зелёными глазами. Очень худенькая, почти – истощенная.

Хотя, судить о красоте человека в таком ужасающем состоянии было вряд ли уместно. Помимо того, что Козетта была чудовищно простужена, так ещё и становилось совершенно очевидно, что далеко не первый день ребёнок ведёт бездомный образ жизни. Нежная кожа заветрилась, задубела и пропиталась пылью, губы иссохлись и потрескались, я уже промолчу о состоянии ногтей и одежды.

Расспрашивать прямо сейчас едва живую девочку о причинах такого бедственного положения язык не повернулся. Поэтом,у все выяснения я оставила до лучших времён.

То, что с такой степенью заболевания мы самостоятельно не справимся – поняла сразу. Значит, придётся вызывать доктора. Что я и сделала с самого утра. Для меня это было заметным непредвиденным расходом, но выхода не было. И так всю ночь просидела рядом с больной, меняя влажное полотенце на огнём пылающем лбу, боясь заснуть. Казалось, до утра она могла и не дотянуть. Да и, если честно, приткнуться и прикорнуть тоже было негде.

Поскольку на пол положить Козетту я не рискнула, а других кроватей, кроме моей в жилище отродясь не было – пришлось пожертвовать собственными удобствами. Конечно злила вся эта ситуация и хлопоты, но пройти мимо, пить горячий чай в доме и помнить, что за калиткой замерзает ребёнок – моему разуму не представлялось возможным. А если бы, не дай бог, утром под забором обнаружила её холодноё тело – не простила бы себе ни за что в жизни.

Доктор задерживался. Стало понятно, что трудовой день для меня на сегодня потерян окончательно. На работу пришлось отправить посыльного с запиской, поясняющей причину моего сегодняшнего отсутствия и очень приблизительно поясняющей, кому что сегодня необходимо сделать. .

Оставалось надеяться, что мои добросовестные труженики не начнут халтурить от отсутствия прямого начальства. Хотя... в принципе, за это можно было быть спокойной. В конце концов, они тоже кровно заинтересованы в том, чтобы процесс не прекращался и заказы исполнялись на совесть. Да и коллектив сколотился ответственный.

Однако, сильно угнетала мысль о том, что ежедневно остро стояла необходимость чёткого обозначения круга задач для моих работников и контроля сделанного. Запускать эти моменты нельзя было ни в коем случае. Поэтому, решила, что во сколько бы не освободилась – доеду и сделаю всё необходимое.

Пока ожидала врача, ломала голову над решением проблемы с лежачими местами – это, конечно, не дело, как я провела сегодняшнюю ночь. Осмотрела все углы, но для второй кровати места категорически не находилось. И тут меня осенило. Залезла под свою и убедилась в том, что, если выгрести все залежи, которые там хранились – то вполне хватит пространства для небольшой выкатной лежанки. И тут же взялась снимать размеры.

И тут я поймала себя на мысли, что незаметно для самой себя уже подсознательно решила оставить беднягу у себя. То, что её никто не хватился и не искал – подтверждало догадку об отсутствии родственников. А если они, не дай бог, и были – то к таким точно не стоит возвращаться.

К обеду, наконец прибыла повозка с врачом. Козетте к этому времени, кажется, стало немного легче.

Вердикт эскулапа немного успокоил и обнадёжил. У девочки не обнаружилось воспаления лёгких, как я опасалась. Просто на фоне общего сильного истощения простуда совершенно лишила её сил к сопротивлению. Сухая тёплая постель и горячая еда с питьём уже делали своё благотворное дело.

Тем не менее, последить за больной необходимость оставалась.

Тощий, сутулый,как рыболовный крючок, и тоже немного простуженный доктор с сочувствием смотрел на моё озабоченное лицо. ( Я и на самом деле уже практически впала в отчаяние, пытаясь найти для себя выход – сидеть сиднем дома и ухаживать за хворой не было никакой возможности – это означало остановить наглухо весь с таким трудом налаженный процесс.)

– Мадемуазель, если для вас это может стать выходом – я могу прислать к вам в дом сиделку. – прочистив першащее горло предложил он.

Идея, вроде как логичная, но мне ещё нужно было отважиться пустить в дом незнакомого человека. Я ещё и с Козеттой совершенно не успела освоиться, а тут ещё одна посторонняя дама должна была находиться в жилище в моё отсутствие.

– Это очень ответственная и опытная особа, за которую я могу поручиться. – как будто прочитав мои мысли добавил врач. – И возьмёт недорого.

– Сколько? – выдохнула я, понимая, что другого выхода, очевидно, нет.

Искать кого-то самой – долго и ненадёжно. А тут хотя бы поручительство ответственного человека имеется.

Озвученная сумма в самом деле не оказалась какой-то баснословной и вполне меня устроила.

– Согласна. – резюмировала я, – Единственное, очень попрошу вас прислать её как можно скорее. Мне срочно требуется уйти из дома.

Сухонькая, невысокая и немолодая мадам Клодин Мелош и в самом деле прибыла достаточно быстро после отъезда врача. И сразу вызвала во мне доверие, успокоив моё блажное сердце одним своим видом.

Подвижная и умелая, строгая и аккуратная в этом своём давно уже не модном консервативном чепце, наглухо прятавшем волосы, женщина быстро разобралась в ситуации (думаю, доктор уже успел ей пояснить наши обстоятельства и суть лечения) и освободила меня от связывающих по рукам и ногам забот по уходу за девочкой.

Кстати, наибольшее расположение в ней лично у меня вызывали именно руки – чистые, сухие и тёплые, с немного больше нормы обозначенными венами, не рабочие в прямом смысле, но натруженные – они остро вызывали ассоциацию с материнскими. Вот прям родные какие-то. Но это я отвлеклась.

В общем, уже практически спокойная за больную и жилище, я бегом рванула к моим труженикам.

Народ, конечно, немного растерялся, когда я не явилась вовремя, но в целом, всё обошлось без эксцессов. Всё-таки не первый день работали.

– Пьер, мне срочно нужна помощь. – обратилась я к своему мастеру.

– Что случилось, мадемуазель? – встревоженно спросил он.

– Да не пугайся так, ничего страшного. Просто мне срочно нужна выкатная кровать. Размеры я сняла, а где заказать не соображу. Ты же всех в этом районе знаешь. Посоветуй, к кому обратиться.

– Ну так ежли делать – то это не очень быстро выйдет, как ни крути. – задумавшись, сообщил он.

– И заготовки для них заранее никто не делает? – расстроенно вздохнула я.

Ну, впрочем, неожиданностью этот ответ тоже не был.

– Так это ж коли так срочно надо, то может быть сперва попытаться на "блошином рынке" глянуть?

Вот об этом я сама как-то не подумала. Даже удивительно, что такая простая мысль вообще не пришла в мою голову.

– Покажешь?

– Да конечно! Только сегодня, думаю, пока доберёмся – все уже и по домам разбредутся.

– Согласна. Тогда завтра прямо с утра сперва туда.

– Как скомандуете, так я со всей готовностью. – заверил меня Пьер.

В общем, в эту ночь я спала в кресле. Точнее пыталась. Завернувшись в плед и подставив под вытянутые ноги табурет, попробовала закрыть глаза. Однако, сон не шёл, зато чётко повисла картинка зала ожидания в каком-нибудь затрапезном аэропорту. Когда замученные бесконечным откладыванием рейса пассажиры пытаются устроиться на ночлег в совершенно не предназначенных для этого условиях.

Встала и принесла под спину зимний тулуп, попытавшись таким образом удлинить полезную площадь, чтобы появилась возможность более удобно пристроить голову. Потом поняла, что ноги затекают и пережимаются жёсткими краями табуретки. Пришлось опять встать и притащить маленькую декоративную подушечку.

Ещё немного помаялась в темноте, слушая, как благостно сопит Козетта в моей удобной постельке и вздохнула, утешая себя мыслью, что скоро это закончится. В конечном итоге незаметно вырубилась – сказались собственные переживания, усталость и прошлая совершенно бессонная ночь.

Решить вопрос со спальным местом на моё счастье совершенно неожиданно удалось прямо на следующий день. На том самом рынке, о котором говорил Пьер, оказалась вполне сносная б/ушная лежанка стандартного (как и моя кровать) размера. Купила её даже забыв хотя бы ради приличия поторговаться и тут же отправила домой вместе с рабочими, которые на месте быстро собрали конструкцию. В общем, буквально к вечеру я уже переселила жутко робеющую от всей ситуации в целом Козетту.

Она, кстати, уже достаточно пришла в себя для обстоятельного разговора.

20

Мадам Мелош оказалась довольно рукастой, и придя вечером, как всегда, уставшая, погруженная в свои рабочие мысли, я обнаружила, что она приготовила ужин, нагрела воды, помыла мою красавицу – девочку. Они в прекрасном расположении духа встречали меня.

Давно я не приходила в дом, где меня кто-то ждал, а точнее, если быть совсем честной, никогда. Я замерла на пороге – меня встречал запах готовящегося ужина, щебетание девчушки и подтрунивающие ответы пожилой женщины. Наверно, именно так встречают женщин мама и дочь.

Тряхнула головой, стараясь избавиться от этого сладкого, радостного, но такого обманчивого ощущения настоящего счастья, я вошла комнату. Улыбка в тот же миг слетела с детского еще лица. Я не поняла, чем же я так напугала эту мышку.

– Мадемуазель Мадлен, ваша подопечная совершенно здорова, и к тому же, мы тщательно отмыли её, накормили несколько раз бульоном, а сейчас она готова поужинать полноценно, – поднялась мне на встречу мадам, но я заметила, как нехотя она уходит от малышки.

– Мадам Мелош, я не отпущу вас без ужина. Очень прошу остаться с нами, а потом я вызову для вас карету… – начала было я, но она перебила меня:

– Нет, спасибо вам, вы очень добры к этой девочке, и Бог обязательно воздаст вам за ваше большое и доброе сердце, – она осторожно отвела меня и продолжила шепотом: – Вы же не собираетесь теперь выгнать её? Как я поняла, ей совершенно некуда идти. Ну, вы поговорите с ней, она все расскажет сама. Думаю, до того, как это все с ней случилось, она была бойкой девчушкой. Мой муж уже должен был послать за мной, ужинайте, мне было приятно помочь вам, мадемуазель.

Она накинула пальто, подошла к Козетте и поцеловала её в макушку. Мне показалось, или она что-то прошептала ей на ухо. Я проводила её на улицу. Там как раз ожидал экипаж.

– На столе я оставила записку с моим адресом. Обращайтесь ко мне по любой причине, не стесняйтесь, моя дорогая, добрые люди должны помогать друг другу, – с этими словами она собиралась уже было усесться, но я остановила её и протянула деньги. Она улыбнулась, но взяла их, чем несказанно порадовала меня. В какой-то момент я чуть не начала было думать, что она откажется от оплаты.

Да, не простая женщина эта мадам, не простая. Ну да ладно, хороших людей и правда, намного больше, нежели плохих.

Войдя в дом, я услышала тишину. Плотную и какую-то густую. Словно только что в доме была радость, и её просто изъяли, вынесли за двери. Я разделась, переобулась в домашние тапочки, что сделала из обрезков тканей, просто прошив их насквозь. Так ноги отдыхали от обуви и было тепло.

Аккуратно прошла к столу. Девочка сидела напряженно, прижавшись к спинке стула. Она, будто набиралась сил перед прыжком в пропасть. Губы долго складывались в начало слова, и она все же сказала, как только я широко улыбнулась ей, и присела рядом:

– Мне нужно будет уйти отсюда, да? Вы добрая женщина, и приютили меня. Но… теперь я здорова и могу идти. Правильно? У вас здесь и так места не много, да еще и платить за меня пришлось, – тараторила она без умолку, стараясь сказать как можно больше до того момента, когда я прерву её.

Я выслушала весь монолог, что сквозил страхом и отчаянием, ужасом от того, что ей придется выйти за дверь и раствориться в этом злом городе.

– Не правильно, Козетта. Я очень рада, что ты выздоровела, рада так, что хочется это отметить с тобой прекрасным ужином, что приготовила добрая женщина. А после ужина мы с тобой уляжемся спать в наши кроватки. Утром я поеду по делам, а ты днем будешь ждать меня, и заниматься чем-то интересным. А вечером ты будешь радостно встречать меня, и мы снова будем ужинать и болтать обо всемс. Как тебе такое предложение? Я была бы очень рада, если бы ты согласилась жить со мной, – по мере приближения к окончанию моего ответа, её глаза все больше расширялись, и в них росли капли слез, потом её дыхание начало сбиваться – это говорило о том, что она собралась зареветь.

– Ты так расстроена, что хочешь заплакать? – с улыбкой спросила я, и девчушка бросилась меня обнимать, уткнувшись мокрым носом в шею:

– Да вы что, я же рада, я просто даже и мечтать не могла об этом, хоть мадам мне и говорила, мол, вы хорошая девушка, и добрая, и не оставите меня в беде, – рыдая тараторила моя благодарная девчушка, а мое сердце наполнялось любовью и теплом.

Вот оно – вот то, чего мне недоставало. Вот такого малюсенького сердечка, человека, которого можно любить, о котором можно заботиться. Именно поэтому хочется возвращаться домой. Ведь никакие стены не позволят получить этой радости, даже задрапированные в самые дорогие шелка!

– А теперь, иди умываться, и за ужином ты расскажешь мне все, что случилось. Что будем делать дальше – мы уже придумали, нам с тобой нужно в деталях помечтать – как мы будем жить, иначе, без мечты, нечему будет сбываться, правда? – спросила я, повернув к себе зареванное личико.

– Правда, Мадемуазель, – ответила Козетта и побежала к умывальнику.

Долго плескалась там, задерживала дыхание, чтобы перестать всхлипывать, сморкалась, чтобы заложенный от плача нос начал дышать. Я не торопясь расставила на столе тарелки, кружки, разложила еду, и пока ждала её, из шелковой ленты скрутила небольшую розу, какие делали все еще в школе, готовясь к параду 9 мая.

– Ух ты, как настоящая! – прошептала Козетта, усаживаясь на свое место. – Можно я её потрогаю?

– Конечно, бери, она твоя, только её нужно еще прошить для крепости.

– Вы умеете шить?

– Не совсем шить, я умею рисовать то, что потом шьют швеи. Одежду, шляпки, сумочки и перчатки. Как тебе такое? – я старалась уйти от разговора о её ситуации, чтобы она вновь не начала плакать, но она решила начать этот разговор сама, а я лишь подкладывала ей еду, улыбалась, и иногда гладила по голове.

– Моя мама шила много вещей, она одевала и меня и папу, и себя иногда, – при словах о родителях она останавливалась, словно свыкаясь с каким-то горем, потерей, которую еще не пережила, говорила сначала так, словно все еще хорошо, все как прежде.

– А потом?

– А потом папу убили, и мама заболела. Мы долго сидели в квартире, что арендовали, мы не отпирали дверь, а потом её сломали и нас выгнали – нам нечем было платить. А мама не могла идти. И один человек отвез нас на другую улицу, где можно лежать прямо у дороги. Через две ночи мама умерла, а я не верила, и лежала с ней. Холодно было очень, – она перестала жевать, и я подвинула ей кружку. Она аккуратно отпила и продолжила:

– А потом подъехали люди, завернули маму в мешок, и закинули в телегу. А меня увезли в тот дом, ну, знаете… такой… Где нужно ночевать с мужчинами. И за это хозяйка будет меня кормить, и мне будет где спать…

У меня волосы зашевелились на затылке. Я уже была в шоке, но боялась продолжения её рассказа, боялась того, чего она вряд ли могла миновать.

– Когда эта мадам отдала за меня деньги, и отправила на задний двор, где у них была помывочная, я сбежала. Я бежала так долго, как только могла, а потом упала. И спала весь день. А потом увидела вас, и я не помню, что было дальше. Когда очнулась, мадам Мелош напоила меня теплым молоком.

– Это все очень страшно, милая, но я обещаю, что такого с тобой больше не случится. Ты поживешь со мной, мы научим тебя читать и писать, а если хочешь, даже рисовать прекрасные картины, – обняла я девочку, и чуть не заплакала от того, с какой нежностью она прижалась ко мне, с каким доверием глубоко вздохнула и, наконец, расслабила свои острые плечики.

– И цветочки? Вы научите меня делать цветочки?

– Обязательно. Ты будешь делать самые красивые цветочки, но только не красивее, чем ты, милая, потому что ты самая красивая девочка, – я говорила, а мое сердце, будучи долгие годы пустым, начинало наполняться горячим, обволакивающим всю мою душу счастьем.