Текст книги "Миры Пола Андерсона. Т. 4. Чёлн на миллион лет"

Автор книги: Пол Уильям Андерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 43 страниц)

– Эй! – заорал индеец как ужаленный. – Глядеть надо, куда тебя несет!

И добавил солидную порцию непристойностей.

– К главному входу, – прошептал Ханно на ухо Алият. – Раз-два, три-четыре!..

Справа от них Странник орал благим матом, и все взоры обратились в ту сторону. Пара охранников начала проталкиваться к ссорящимся. Ханно очень надеялся, что индеец не переборщит. Задача проста – на две-три минуты отвлечь внимание, но не подвергнуться аресту; в самом крайнем случае пусть спустят с лестницы… Беда в том, что Странник – прирожденный джентльмен, и воинственного алкаша играет совершенно бездарно. Зато наделен ясным умом и тактом.

Даже притушенное висящей в воздухе пылью и копотью солнце на мгновение ослепило их. Такси стояло у бровки. Гермес, бог путешественников, купцов и воров, спасибо тебе от всей души!

Ханно помог Алият сесть в машину. Она рухнула на сиденье как подкошенная, отчаянно ловя воздух хрипящими легкими. Свобода села по другую сторону от нее, Ханно назвал адрес, и такси тронулось. Пока оно под скрип тормозов продиралось сквозь дорожные пробки, Алият мотало вправо-влево. Свобода пощупала у нее за пазухой, кивнула, поджав губы, вынула уз сумки полотенце и более-менее незаметно прижала его, куда надо. Чтобы впитать кровь, понял Ханно; рана все еще не закрылась и продолжала кровоточить.

– Эгей, а эта мадама в порядке или как? – поинтересовался шофер. – Смахивает, будто ее выписали не по делу.

– Синдром Шартца-Меттерклюма, – пояснил Ханно. – Ее нужно отвезти домой и уложить в постель как можно быстрее.

– Ага, – хрипло подхватила Алият. – Заезжай завтра в гости, красавчик!

Водитель выкатил глаза и раздвинул углы рта, но продолжал путь. У места назначения Ханно щедро исполнил обещание отблагодарить водителя. Это купит его молчание, если только полиция заподозрит, что в деле участвовало такси. Хотя к тому времени рассказ шофера вряд ли так уж поможет полицейским.

– За угол, – сказала Свобода раненой. – Еще полквартала.

На тротуар падали красные капли. Их, кажется, никто не замечал, а если и замечал – предпочитал не впутываться не в свое дело. На это Ханно тоже рассчитывал.

В платном гараже стоял небольшой фургон; Ханно вчера арендовал его с условием вернуть машину в Покателло, Айдахо. Борт фургона скрыл от случайных взглядов, как друзья поднимали Алият внутрь. Там уже ждали ее чистые простыни и толстый поролоновый матрас, а также кое-какое медицинское снаряжение, приобретение которого не составляло особых проблем. Ханно и Свобода стащили с Алият одежду, обмыли ее, ввели антибиотики, перебинтовали рану и устроили поудобнее, как могли.

– По-моему, она оправится, – заметила Свобода.

– Будь я проклята, если не оклемаюсь, – пробормотала Алият.

– Оставь нас, – приказала Свобода Ханно. – Я о ней позабочусь.

Финикиец послушно выполнил распоряжение. Русская была солдатом, а значит, умела оказывать первую помощь; но еще она была и ветеринаром, а люди не так уж и отличаются от братьев меньших. Захлопнув задние дверцы, он уселся в кабине. По крайней мере, тут можно побаловаться трубочкой и наконец-то унять противную внутреннюю дрожь.

Вскоре явился и Странник. Ханно редко видел его в столь приподнятом настроении.

– Упи ти-йи-йо! – пропел индеец, забираясь в кабину.

– Пожалуй, лучше я первым сяду за руль, – констатировал Ханно. Мотор фургона с ворчанием пробудился к жизни. Уплатив за стоянку, Ханно вывел его на улицу и повернул на запад.

15

В том, что мистер и миссис Ду решили устроить для своих гостей пикник, не было ничего необычного; с этими людьми они познакомились где-то в городах. Ребятишек огорчило лишь то, что их не взяли с собой. Гости наверняка очень интересные люди, хоть и не любят распространяться о себе. Во-первых, выздоравливающая мисс Адлер, которую чета Ду встретила в Покателло и привезла сюда; она выздоравливает очень быстро – значит, болезнь ее не так уж и страшна. Остальные живут в поселковом отеле, но время проводят на ранчо; мистер и миссис Тазурин, далее, мистер Лэнгфорд, признавшийся, что он индеец, и, наконец, чернокожая мисс Эдмондс – в каждом есть что-то особенное, отличающее их друг от друга и от остальных людей.

Ничего, наверно, они просто задумали остаться наедине, чтобы потолковать о своих планах; должно быть, хотят увеличить дом, чтобы принять новых питомцев. Ведут они себя весьма и весьма солидно, очень мило, но совсем не так, как обыкновенные люди на отдыхе. Чаще всего они, в том числе и супруги Ду, уходят в поля по двое – по трое и гуляют часа по три.

Ду Шань уже давно установил стол и скамьи красного дерева на уступе главенствующего над местностью холма, с которого открывался бесподобный вид. Приехавшие на пикник поставили свои машины неподалеку и вышли. Некоторое время никто не двигался – все любовались пейзажем. Склоняющееся к западному горизонту солнце зажгло ослепительным сиянием скользящие облака, уподобив их западным снеговым пикам. До самых гор раскинулись зеленеющие поля и луга, сады и пажити, рощицы и отдельные деревья, лениво текла поблескивающая голубизной река. В вышине кружили два ястреба; солнце оправило их крылья золотой каймой. Легкое дыхание говорливого ветерка овевало прохладой и доносило запахи дозревающих полей.

– Давайте поговорим, пока не накрыли на стол, – подал голос Ханно. Предложение было излишним, поскольку это подразумевалось как бы само собой, но зато призвало всех к внутренней готовности поговорить. Люди охотно откладывают трудные решения, а уж бессмертные и подавно. – Надеюсь, мы скоро закончим и успеем отдохнуть и повеселиться, но если надо, будем пререкаться до заката. Но на закате закругляемся, договорились?

Он сел. Свобода заняла место по правую руку от него, Странник – по левую. Напротив устроились Ду Шань, Асагао, Алият и та, которую они по-прежнему звали между собой Коринной Макендел.

«Да, – подумал Ханно, – как мы ни старались познакомиться и завязать дружбу, наш тесный кружок по-прежнему разделен на два лагеря».

Председателя не выбирали, но должен же был кто-то взять инициативу в свои руки, а Ханно все-таки старший из всех.

– Позвольте изложить повестку дня. Не могу поведать вам ничего нового или недосказанного. Однако, надеюсь, это позволит нам не повторяться в дальнейшем.

Основной вопрос состоит в том, сдаваться ли нам на милость правительства, открыв миру, кто мы, или продолжать маскарад под новыми личинами?

На поверхностный взгляд не слышно ни шума погони, ни сожалений о нашей пропаже. Роза Донау похищена из больницы. Коринна Макендел пропала из виду. Равным образом исчезли Кеннет Таннахилл и пара его гостей, но это было в другом месте, а он часто уезжает и в разъездах проводит больше времени, чем дома. В новостях ничего сенсационного, несмотря даже на кражу Розы Донау. Она мало кому известна, до больничных пациентов почти никому нет дела, никто не подавал заявления о ее похищении или о каком-либо ином беззаконии. Фактически ни одно из вышеперечисленных лиц не обвиняется ни в чем предосудительном.

Однако я считаю, что все это слишком хорошо, чтобы оказаться правдой, а Коринна определенно утверждает, что наши перспективы далеко не столь радужны. Она посылала из подполья запрос своим доверенным лицам – дважды, не так ли? – Нэд Мориарти ничуть не утратил к нам интереса. ФБР тоже считает, что в деле стоит покопаться; а вдруг тут замешаны наркотики, шпионаж или менее явные, но не менее противозаконные шалости? Коринна, свежая информация не поступала?

– Нет, – покачав головой, негромко отвечала та. – А сама я к ним обращаться не стану. Я и так заставила их верность чувству долга растянуться до невероятных размеров. Больше я их терзать не буду.

– У меня в Сиэтле есть собственные каналы, – подхватил Ханно, – но с каждым днем их использование становится все более рискованным. Таннахилл ассоциируется с «Томек энтерпрайзиз», так что хотя бы сюда ФБР нос сунет. Дальше оно может решить, что фирма здесь ни при чем, что друзья Томска понятия не имеют, почему Таннахилл смотал удочки. Но если оно вынюхает, что эти друзья ориентировались в ситуации гораздо раньше, то нипочем не отступится. Я бы предпочел обойтись без риска, мы и так хлебнули его выше головы.

Он подался вперед, поставив локти на стол, и закончил:

– Короче говоря, если мы не собираемся высовываться, то надо поработать на совесть. Бросить все, не теряя ни секунды, раз и навсегда. В том числе и ранчо. Асагао и Шаня привез и поселил здесь Томек. Кто-нибудь непременно заявится выпытывать, что да как. Пожалуй, подхватит и слухи о таинственных гостях сразу после событий. А уж если получит описание их внешности, дело конченое.

– Тогда убегать нельзя. – Голос Алият слегка подрагивал. Она уже могла ходить, хоть и не слишком много, и румянец вернулся к ее щекам, но до полного выздоровления, и физического, и духовного, оставалось еще пару месяцев. – Надо сдаться. Или… жить без средств… без приюта… Нет!

– Ты что, забыла мои слова – или не поверила? – улыбнулся Ханно. – Я зарыл чуть не по всему миру множество кубышек в прямом и переносном смысле – деньги и все прочее, лет на сто. Есть жилье, есть прекрасные легенды прикрытия, не упущена из виду ни одна деталь. Да, конечно, я их периодически проверял и подновлял. Мы можем разделиться, а можем жить вместе, кто как пожелает, но комфорт и довольство на ближайшие лет пятьдесят нам гарантированы, если только цивилизация продержится до той поры, или успеем подготовиться, если ей суждено рухнуть. А тем временем можно спокойно заложить фундамент новых биографий.

– А ты уверен?

– За это могу поручиться и я, – вклинился Странник. – Абсолютно уверен. А если вы боитесь, Алият, то зачем позволили нам вытащить себя из койки?

– Я была не в себе, – сверкнула она глазами, – не соображала, что творю, едва ли вообще что-либо соображала. Просто хотела выиграть время.

– И я был того же мнения, – обратился Странник ко всем сразу. – Держал рот на замке, как и она, но сегодня мы должны быть совершенно откровенны.

Подобное заявление из уст друга потрясло Ханно, как гром среди ясного неба.

– А? – воскликнул он. – Мы что же, должны сами им в руки сдаться? Зачем?!

– Хотя бы затем, что я слышал мнение Джианотти на сей счет, – угрюмо отозвался индеец. – Как только мир узнает о принципиальной возможности бессмертия, его можно будет достигнуть лет за десять – двадцать. Молекулярная биология уже дозрела для этого. Имеем ли мы право прятать знание? Сколько еще миллионов или миллиардов жизней обрекаем мы на бессмысленную смерть?

Различив в его голосе нотки сомнения, Ханно ринулся в контратаку:

– Как-то ты не очень в этом уверен, а?

– Не уверен, – поморщился Странник, как от боли. – Я должен был высказать сомнение, но… Выживет ли Земля? – Он широким жестом обвел жизнерадостный пейзаж. – Сколько понадобится времени, чтобы загнать этот край под бетонный панцирь или превратить его в сточную канаву? Люди и так сидят друг у друга на головах. Даже не представляю, можно ли избежать и смертности, и вымирания. Мы рискуем только приблизить окончательную развязку.

– Если для продолжения рода дети будут не нужны, можно прибегнуть к контролю над рождаемостью! – возразила Макендел.

– А многие ли на это пойдут? – с вызовом спросила Свобода. – Да и это… средство не сразу дойдет до всех. Я предвижу бунты, революции, террор…

– Неужели это неизбежно? – вставил Ду Шань. – Люди будут знать, чего опасаться, пока это не произошло, и подготовятся. Я бы не хотел уезжать из этих краев.

– И бросать детей на произвол судьбы, – подхватила Асагао.

– А что станет с «Единством»? – вставила Макендел и повернулась к Алият. – Ты сама знаешь, как много оно для тебя значит. Подумай же обо всем обществе, о своих братьях и сестрах.

Прежде чем ответить, сирийка пару секунд молча покусывала губу.

– Мы его потеряли так и так, Коринна. Если мы объявимся на публике, то уже никогда не будем для наших людей прежними. Да и времени у нас на них не останется. А весь мир будет глазеть…. Нет, для «Единства» есть лишь один-единственный способ выжить, сохранить хоть какое-то подобие прежних отношений – чтобы мы исчезли. Если оно отвечает нашим надеждам, то уже вполне окрепло и найдет новых лидеров. А если нет – выходит, идея была не столь уж и хороша.

– Значит, теперь ты хочешь спрятаться, раз это вполне безопасно?

– Этого я не говорила. Э-э, я не жду особых проблем с законниками. Наверно, даже Ханно после уплаты всех штрафов сможет заработать вдвое больше лекциями, книгами, фильмами и прочими поступлениями… Это ведь величайшее событие всех времен и народов, чуть ли не второе пришествие! Нам наверняка вынесут все прямо на блюдечке!

– Все, кроме покоя, – в голосе Асагао прорезалась тревога. – Нет, боюсь… Ду Шань, муж мой, боюсь, у нас уже никогда не будет духовной свободы. Давай пристроим детей по-хорошему, а потом уйдем от дел, отступим в тень, отыщем спокойствие и добродетель.

– Я не хочу терять эту землю, – возразил Ду Шань.

– Алият права, тебя с нее сгонят, – предупредил Ханно. – Или возьмут под охрану. Вы жили затворниками и не знаете, сколько на свете разнообразнейших убийц – шизики, фанатики, полоумные завистники, просто сопляки, убивающие знаменитостей, чтобы прославиться. Пока бессмертие не станет повсеместным, нам не один десяток лет круглосуточно будет нужен целый взвод телохранителей. Нет, уж лучше давайте я вам покажу новые деревенские пейзажи. – Он повернулся к Алият. – Тебе, моя дорогая, такая жизнь может показаться привлекательной – богачи, сливки общества, слава, развлечения. Быть может, тебе будет даже наплевать на опасности и необходимость в телохранителях, – он хмыкнул, – если они молоды, симпатичны и мужественны, а? Но вдумайся поглубже, будь добра: много ли тебе оставят настоящей свободы, много ли у тебя будет реальных возможностей?

– Вы говорили о поисках смысла и цели бытия в своем «Единстве», – кротко обратилась Свобода к Алият и Макендел одновременно. – А разве мы не можем заняться этим вместе, всемером? Разве мы не можем тихо, тайком работать на благо, разве не лучше это, чем закружиться в сверкании прожекторов и шквале звуков?

Руки Алият бессильно лежали на столе. Макендел успокоительно взяла ее руку в свои ладони.

– Разумеется, если кто-то из нас хочет пойти и открыться, остальные не могут этому помешать, – сказал Ханно. – Мы можем лишь просить об отсрочке, чтобы успеть получше спрятаться. Лично я именно так и намерен поступить; однако ни я, ни присоединившиеся ко мне не оставим никаких указаний, где нас искать. Хотя бы потому, что я не хочу болтаться на виду у всех, когда эта страна превратится в Народную Республику Америку.

– Я не считаю, что это так уж неизбежно, – возразила Макендел. – Быть может, этот период истории уже позади.

– Не исключено. Я не догматик.

– В результате чего всякий, пожелавший раскрыться, тут же столкнется с проблемой, – заметил Странник. – Ты скопил доказательства своего бессмертия, но вот как нам-то доказать, что мы не лжецы и не безумцы?

– Я полагаю, мы можем привести достаточно косвенных доказательств, чтобы власти захотели подождать и посмотреть, – как бы издалека повела Макендел.

Ханно кивнул и признался:

– Кроме того, в этом случае Сэм Джианотти, о котором я вам рассказывал, вне всякого сомнения, почувствовал бы себя освобожденным от обета молчания, а он человек уважаемый.

– А если мы просто исчезнем – не решит ли он заговорить? – заинтересовалась Свобода.

– Нет, в этом случае ему нечем будет подкрепить свое невероятное заявление, а он достаточно умен, чтобы не лезть напропалую. Сердце этого несчастного и весьма достойного человека будет разбито, но он с головой уйдет в исследования. Постараюсь организовать непрерывное финансирование лабораторий института Руфуса – главным образом ради Сэма.

– Вы в самом деле хотите ликвидировать свои компании? – спросила Макендел. – Вы потеряете… что? Сотни миллионов долларов?

– Я порядком скопил, и в состоянии заработать куда больше, – уверил ее Ханно. – Свертывание деятельности будет проведено по возможности плавно, но не в ущерб скорости. Томек умрет и, согласно завещанию, будет кремирован за рубежом. Роберт Колдуэлл… м-м, с этим случится нечто аналогичное, потому что, к несчастью, он немного наследил. Джо Левин получит предложение поработать на иностранную фирму… Да уж, до конца года мне придется изрядно похлопотать, но у меня на подхвате ряд заранее продуманных путей отступления, и по-моему, удастся придать всему вполне естественный вид. Белые нитки неизбежно останутся, но в обычной жизни их тоже хватает, и как только следователи обнаружат, что они никуда не ведут, то оставят их болтаться дальше. Полицейские, знаете ли, на недостаток занятости не жалуются. Счастливчиками их не назовешь.

– Но с такими деньгами можно столько всего сделать! – с мольбой в голосе сказала Коринна. – Да-да, при вашем могуществе вы – мы – могли бы воспользоваться нашей славой и влиянием, несмотря ни на какие минусы своего положения.

– У вас складывается впечатление, что наше желание остаться в неизвестности пробуждено эгоистическими мотивами? – спросила Свобода.

– Ну-у… Значит, вы хотите скрыться?

– Да. И не только сама. Я хочу, чтобы скрылись мы все. Я боюсь людей.

Странник кивнул. Свобода улыбнулась ему – тепло, но безрадостно, и сказала, обращаясь только к нему:

– Ты не совсем понял. Ты думаешь о разрушении природы и окружающей среды. А я думаю о человечестве. За тысячу лет я повидала революции, войны, распад и разруху. Мы, русские, научились больше всего бояться анархии – уж лучше терпеть тиранию. Ханно, ты заблуждаешься, отождествляя народные республики и другие сильные режимы с извечным злом. Наверно, свобода приятна – но хаос куда хуже. Раскрыв свой секрет, мы выпустим джинна из бутылки. Религия, политика, экономика – кстати, как бессмертные управятся с экономикой? – миллионы противоречивых стремлений и страхов, из-за которых по всему миру разыграются войны. Сможет ли выстоять цивилизация? Уцелеет ли хотя бы планета?

– Мухаммед пришел из безвестности, – шепнула Алият.

– И многие другие пророки, революционеры и завоеватели, – подхватила Свобода. – С самыми благородными намерениями. Но кто мог предвидеть, что демократические идеи во Франции приведут к режиму директории, Наполеону и многолетней войне? Кто мог предсказать, что Маркс и Ленин породят Сталина – да и Гитлера заодно? Мировой вулкан уже содрогается и курится. Подкиньте в него этот новый предмет, мысль о котором никому не приходила в голову, и мне останется лишь надеяться, что тирания предотвратит окончательный взрыв – вот только не представляю, возможен ли такой режим.

– Недостатка в желающих утвердить его не будет, – проворчал до крайности помрачневший Ханно. – Самое малое, свою заявку сделает каждый продажный политик и жирный кот на Западе, каждый тоталитарный диктатор за рубежом, каждый военный царек, прозябающий ныне в безвестности – как же, такая возможность выскочить и добиться безграничной власти на веки вечные! Да, смерть отнимает у нас любимых, в конце концов и нас самих – но еще она избавляет нас от человеческих отбросов. Осмелимся ли мы переменить установившийся порядок? Друзья мои, вечная юность отнюдь не делает нас ровней богам, а уж претендовать на лавры Господа мы не можем и подавно!..

16

Почти полная луна заливала землю ледяным светом и кутала ее в уютные тени. Воздух был недвижен, но час за часом дыхание осени стекало с горных склонов в долину. Где-то в ночи раскатился утробный хохот вылетевшей на охоту совы. Окна разбросанных на многие мили домиков сияли теплой желтизной. Казалось, до них не ближе, чем до звезд.

Ханно и Свобода уехали на приволье подальше от поселка, чтобы пройтись в одиночестве – об этом попросила Свобода.

– Завтра вечером всему, что казалось нашим, придет конец, – говорила она. – Можем же мы похитить последние часы мира и покоя? Этот просторный, уединенный край очень похож на мою родину.

Теперь же тишину нарушал лишь шорох шагов по проселку. Наконец Ханно прервал затянувшееся молчание.

– Ты говорила о мире и покое, – голос его среди простора казался совсем слабым. – Дорогая, мы снова их обретем. Да, поначалу нам придется пройти через всяческие передряги, словом, натерпеться, но после… Полагаю, новое место придется по вкусу всем семерым.

– Я просто уверена, что оно очаровательно и беспокойный мир не доберется туда. Мы будем от него в безопасности, сколько пожелаем.

– Но только не навсегда, не забывай об этом. Правда, это не поможет. Мы лишь выигрываем еще один смертный век, как и множество раз до этого. А затем придется начинать с чистого листа под новыми масками.

– Знаю. Но лишь до тех пор, пока ученые сами не откроют механизм бессмертия. Наверно, уже скоро. Тогда-то и мы сможем выйти из тени.

– Когда-то тогда-то, – без энтузиазма, скептически подхватил он.

– Но я думала не о том, – продолжала Свобода. – Сейчас надо подумать о себе. О нас семерых. Мы так несхожи! А еще… трое мужчин, четыре женщины.

– Как-нибудь устроимся.

– На все времена? И уже никогда ничего не переменится?

– Ну-у… – с явной неохотой протянул он. – Конечно, никто из нас ничем не связан с остальными. Каждый может свободно уехать, как только пожелает. Надеюсь, мы будем поддерживать связь и готовы протянуть руку помощи. Разве мы не пытаемся уберечь свободу для всех и каждого?

– Нет, мне кажется, этого мало, – угрюмо возразила она. – Должно же быть еще что-то важное. Не знаю, что именно, но должно. Что-то, кроме выживания, иначе зачем было жить? Будущее готовит нам потрясающие сюрпризы.

– Оно никогда без них не обходилось, – ответил он с высоты своих трех тысячелетий.

– На сей раз грядущее куда удивительней, чем раньше. – Свобода подняла взгляд к небесам. Лунный свет не в силах был затмить сияющих звезд: золотисто-красного Арктура, голубовато-белого Альтаира, Полярной, путеводной звезды мореплавателей, Веги, возле которой недавно обнаружили планеты… – И в Одиссее, и в Гамлете, и в Анне Карениной мы узнаем себя самих. Но человек завтрашнего дня – поймет ли он их, поймет ли нас? Постигнем ли мы своих детей?

Свобода ухватила его за левую руку, и Ханно накрыл ее кисть правой ладонью, чтобы хоть чем-то согреть посреди бескрайней ночи.

Они уже немного говорили об этом прежде. Однажды, во время дневной передышки в долгом пути с востока, она помогла ему представить, что может случиться…