355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Пол Уильям Андерсон » Миры Пола Андерсона. Т. 4. Чёлн на миллион лет » Текст книги (страница 1)
Миры Пола Андерсона. Т. 4. Чёлн на миллион лет
  • Текст добавлен: 20 сентября 2016, 15:34

Текст книги "Миры Пола Андерсона. Т. 4. Чёлн на миллион лет"


Автор книги: Пол Уильям Андерсон



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 43 страниц)

МИРЫ
ПОЛА АНДЕРСОНА
Том четвертый

От издательства

В четвертый том собрания сочинений Пола Андерсона вошло одно из наиболее значительных произведений позднего периода творчества писателя – роман «Челн на миллион лет», написанный в 1989 году и впервые выходящий на русском языке.

В этом романе писатель ломает устоявшиеся представления о себе и своем творчестве, решительно отказывается от яркости описаний и тугого ритма, которые служили отличительной чертой ранних его произведений. Само название книги, взятое из древнеегипетского папируса, как бы демонстрирует серьезность намерений писателя, стремление создать не просто очередной приключенческий роман, а исследование проблемы, издавна занимающей умы людей. Его «Челн на миллион лет» плывет неспешно и ровно. Куда могут торопиться те, у кого впереди вечность?

Широкими мазками рисует нам Пол Андерсон панораму мировой истории – от плаваний древних финикийцев до первого межзвездного перелета. Иногда, очень редко – раз в век, раз в несколько столетий – рождаются среди людей обделенные способностью стареть. Таковы герои романа – финикиец Ханно, римлянин Руфус, Свобода Володаровна из Древней Руси, Ду Шань из империи Хань и другие, их товарищи на бесконечном пути через годы и страны, нигде не задерживаясь подолгу, выбирая места безлюдные и удаленные от цивилизации, чтобы не заподозрили любопытные соседи, не начали выспрашивать секрет нескончаемой молодости – хорошо еще, если по-доброму выспрашивать, а не жечь каленым железом дьяволовых слуг…

Тщательно и подробно показывает автор, насколько тяжелым грузом ложится на плечи героев нежеланное бессмертие. Некоторых оно ломает – нелегко видеть, как старятся и умирают твои родные, любимые, близкие, как сменяются одно за другим поколения, как превращаются во прах знакомые города, страны и народы. А те, кто выдержал, не сдался, идут вперед, ожидая времен, когда люди перестанут завидовать им, избавившись от смерти сами.

И это время наступает (Андерсон, точно указывающий время действия каждого из эпизодов книги, ставит вместо даты последнего вопросительный знак, как бы демонстрируя, что не желает делать прогнозы), хотя не все из путников доживают до него. Их остается восемь. Но почему они вновь чувствуют себя чужими в прекрасном новом мире? Человечество лишилось способности к подвигу, да что там – попросту закоснело в скучном своем существовании, где автоматы обеспечивают людей всем необходимым, кроме интереса к новому. Земля пошла той же дорогой, что и все прочие цивилизации Галактики – люди постепенно передали эстафету электронным машинам, и история человечества начала клониться к закату. И восьмеро Реликтов, не смирившихся с подобной участью, уходят в очередное плавание челна на миллион лет, на сей раз – к звездам, где их ожидает не только радостная встреча с чужим разумом, но и необходимость принимать решения – за себя и за все человечество.

ЧЁЛН
НА МИЛЛИОН ЛЕТ

Перевод с английского
О. Битова

ДЖ. С. И КАРМЕН ЭДМОНДСОНАМ

Salud, amor, dinero у tiempo para gustarlos [1]1
  Здоровья, любви, и всего, чего просит душа (исп).


[Закрыть]



Да выйдешь ты в плаванье в ладье восхода,

Да вернешься ты в гавань в ладье заката,

Да проляжет твой путь среди вечных звезд,

Да сохранят боги челн твой на миллион лет.

Книга свершений при свете дня (переложение фиванского текста времен приблизительно XVIII династии)

Глава 1
ТУЛЕ [2]2
  Предположительно Южная Норвегия. (Здесь и далее, до главы 5 включительно, географические разъяснения автора)


[Закрыть]
1

– Уплыть бы за край земли…

Голос Ханно упал до шепота. Пифеос глянул на него с острым интересом. В простой беленой комнате, где они сидели, финикиец казался неуместно живым, словно снаружи ворвался солнечный луч. Наверное, это из-за блеска глаз и зубов и еще от загара, заметного даже зимой. Во всех других отношениях Ханно был самым обыкновенным человеком: стройный и гибкий, но невысокий, резкие черты лица, волосы и аккуратная бородка цвета воронова крыла. Туника без всяких украшений, потертые сандалии, одно-единственное золотое кольцо.

– Ты это всерьез? Быть того не может… – отозвался грек. Ханно выбрался из задумчивости, встряхнулся, рассмеялся.

– Конечно, не всерьез. Просто фигура речи. Хотя не мешало бы до отплытия убедиться, что среди твоих людей довольно таких, кто верит в сферичность нашего мира. На их долю хватит реальных опасностей и забот и без того, чтоб бояться нырнуть в некую бездну за краем.

– Ты говоришь, как образованный, – вымолвил Пифеос.

– Почему бы мне не быть образованным? Я не только путешествовал, но и учился. Ты, господин, – просвещенный человек, философ, и ты предлагаешь мне отправиться в неведомое, причем предлагаешь так, будто уверен в благополучном возвращении…

Подняв с разделявшего их столика кубок, Ханно пригубил разведенное вино, загодя принесенное рабом. Пифеос поерзал на своем табурете. От углей в жаровне исходило тепло, но воздух был спертый. Легкие молили о глотке свежего воздуха.

– Почему в неведомое? Не столь уж неведомое. Твой народ плавал в ту сторону. Ликиас передавал мне твои слова, что ты и сам уже бывал там.

Ханно мгновенно протрезвел.

– Я ему не соврал. Мне доводилось добираться туда и по морю, и посуху. По большей части там дикая пустыня, а что не пустыня, то в наши дни претерпело перемены, непредвиденные и по большей части насильственные. Карфагеняне интересуются оловом и только оловом, хоть и не брезгуют другим добром, коль подвернется под руку. Но они едва коснулись южного края Британских островов, а остальное – за пределами их познаний, да и чьих бы то ни было.

– И тем не менее ты явил желание отправиться со мной… Прежде чем ответить, Ханно в свой черед пристально всмотрелся в хозяина дома. Пифеос тоже предпочитал простую одежду. Для грека он был слишком высок и худ, чисто выбрит, высокий лоб, четкие черты лица, первые глубокие морщины. Волосы курчавые, каштановые, посеребренные на висках. Глаза серые. Взгляда не прячет, что свидетельствует не то о властности, не то о простодушии, – не исключено, что о том и другом одновременно.

– Да, видимо, так. – Ханно тщательно выбирал слова. – Нам еще предстоит обсудить все в подробностях. Однако скажу, что на свой манер я, как и ты, хочу за отпущенный мне срок узнать как можно больше о земле и населяющих ее народах. Когда я прослышал, что твой человек Ликиас ходит по городу в поисках тех, кто может дать совет, я был счастлив откликнуться. – Он усмехнулся. – Кроме того, в настоящий момент я нуждаюсь в каком-либо достойном занятии. Путешествие сулит хорошую прибыль.

– Мы не торговцы, – объявил Пифеос. – Мы берем с собой товары, но ради обмена на то, в чем будем нуждаться, а не ради обогащения. Впрочем, нам обещали щедрую награду по возвращении.

– Я понял так, что путешествие затеяно не на средства города?

– Верно. На средства заинтересованных купцов. Они хотят выяснить, возможен ли морской путь на дальний Север и во что он обойдется. Ведь из-за галлов путь по суше стал непроходимо опасным. Наших купцов интересует не только олово – олово как раз в последнюю очередь, – но янтарь, меха, рабы, короче, все, что северяне в состоянии предложить.

– Да уж, галлы… – Что тут можно было добавить? Галлы просочились через горы и захватили ближнюю к себе часть Италии; гремели боевые колесницы, сверкали мечи, полыхали пожары, волки и вороны пировали по всей Европе – но это было так давно… В конце концов Ханно произнес: – Я встречался с ними, и это должно нам помочь. Однако предупреждаю, что шансов успешно пройти мимо них мало. А кроме них, есть еще и карфагеняне.

– Знаю.

Ханно поднял голову.

– Знаешь и, несмотря ни на что, организуешь свою экспедицию?

– Поход за знаниями, – спокойно ответил Пифеос. – К счастью, среди купцов есть двое… двое более разумных, чем большинство. Они способны понять, что знания ценны сами по себе.

– Знания обладают свойством окупаться самым неожиданным образом. – Ханно улыбнулся. – Извини меня. Я неотесанный финикиец. А ты человек, пользующийся влиянием в обществе, – слышал, что ты унаследовал большие деньги, – но прежде всего ты философ. Тебе нужен штурман на море, проводник и переводчик на берегу. Думаю, что я подойду тебе.

Пифеос повысил голос:

– Что ты делаешь здесь, в Массалии [3]3
  Одно из древних названий Марселя.


[Закрыть]
? Зачем тебе помогать кому-то, кто действует не в интересах Карфагена? Ханно мгновенно стал серьезным.

– Не считай меня изменником – я ведь не карфагенянин. Да, я жил в этом городе, как и во множестве других. Но мне там не слишком понравилось. Их обычаи чересчур строги, почти не тронуты греческим и персидским влиянием, а уж их человеческие жертвоприношения… – Он поморщился, затем пожал плечами. – Не стоит судить чужие обычаи, это удел глупцов. Обычаи от того не изменятся. Что касается меня, я из старой Финикии, иначе говоря, с Востока. Александр Македонский разрушил Тир, а гражданские войны после его смерти привели в плачевное состояние всю прилегающую округу. Я ищу удачи и денег где и как могу. К тому же я по натуре бродяга…

– Придется познакомиться с тобой поближе, – сказал Пифеос довольно резко, вопреки своему обыкновению. Неужели возможно, что он уже перестал сдерживаться при этом незнакомце?

– Разумеется! – Ханно снова повеселел. – Я уже продумал, как доказать тебе мои умения. В самом скором времени. Сознаешь ли ты, что отчалить необходимо как можно быстрее? Желательно в самом начале мореходного сезона.

– Из-за карфагенян?

Ханно ответил утвердительным кивком.

– Новая война в Сицилии отвлечет их внимание на какой-то срок. Агафокл Сиракузский – противник куда более серьезный, чем их лазутчики удосужились выведать. Не удивлюсь, если война перебросится на их собственные берега.

Пифеос воззрился на гостя с удивлением.

– Как ты можешь это знать?

– Я побывал там недавно, а жизнь выучила меня наблюдательности. Это же относится и к Карфагену. Тебе, вне сомнения, известно, что карфагеняне отучили всех иностранцев от плавания за Геркулесовы столбы, зачастую методами, которые, применяй их частные лица, можно бы назвать пиратством. Теперь карфагеняне толкуют о полной блокаде побережий. Если они выиграют эту войну или по меньшей мере сведут ее вничью, то серьезно истощат свои ресурсы и первое время им будет не до блокады, но рано или поздно они ее осуществят. Твоя экспедиция займет года два, вероятнее – три, а возможно, и больше. Чем раньше тронешься в путь, тем выше шансы, что вернешься – если вообще вернешься, – не напоровшись на карфагенский патруль. Сам посуди: не обидно ли, если задуманная тобой одиссея закончится на дне морском или на невольничьем рынке?

– Нам обещано сопровождение военных кораблей. Ханно покачал головой:

– Это ни к чему. Мелкие суденышки нам не в помощь, а пентеконтеры так длинны, что им нипочем не выдержать плавания в океане. Если ты не был там, мой друг, ты и представить себе не можешь, что такое настоящие волны и настоящий шторм. А кроме того, где взять пищу и воду для бесчисленных гребцов? Все припасы будут сметены в мгновение ока, а удастся ли раздобыть новые – сомнительно. Один мой тезка сумел обследовать африканское побережье на галерах, но он плыл не на север, а на юг. Тебе же понадобятся паруса. Дозволь, я выступлю твоим советником при покупке кораблей.

– Ты выказываешь очень много умений, – проворчал Пифеос.

– Я прошел очень много дорог и обучался очень многим ремеслам, – ответил Ханно.

Они беседовали еще час и договорились встретиться вновь на следующий день. Пифеос проводил гостя до выхода и постоял с ним минуту на пороге.

Дом был построен на высоком гребне над бухтой. Холмы к востоку, за городскими стенами, сияли в лучах заката. Улочки старой греческой колонии обратились в ручейки тени. Голоса, звуки шагов и колес – все приутихло, воздух замер в прохладном покое. На западе солнце перебросило через воды золотой мост, резко перечеркнутый мачтами гавани. Чайки, реющие над головой, также подхватывали солнце на крыльях, их синеватые контуры были словно подсвечены золотом.

– Чудесный вид, – задумчиво произнес Пифеос. – Наверное, наш берег – прекраснейший во всем мире.

Ханно приоткрыл рот, будто намереваясь поведать о других прекрасных бухтах, какие довелось повидать, но передумал и сказал наконец:

– Значит, постараемся вернуть тебя сюда в целости и сохранности. А это будет ох как непросто.

2

Три корабля продолжали плыть и ночью, при луне. Их капитаны не рискнули заходить на карфагенскую территорию – ни в Гадейру, ни в Тартессос [4]4
  Предположительно Юго-Западная Испания (Гадейра – древнее название Кадиса).


[Закрыть]
– и предпочитали держаться как можно мористее даже после заката. Матросы роптали – но ведь на знакомых путях ночное плавание не было чем-то неслыханным, а нынче самый факт пребывания в океане будоражил их сильнее всего остального.

Корабли были совершенно одинаковыми – так легче держаться строем, охраняя друг друга. По всем признакам они принадлежали к торговым судам, хотя главным их грузом были хорошо вооруженные воины и подобающее им довольствие. Черные корпуса были более узкими, чем обычно, зато в длину достигали нескольких сот футов; на высокой корме крепились два рулевых весла, а на носу, над волнорезом, гордо поднимались украшения – лебединые головы. Центральная мачта несла квадратный главный парус и треугольный верхний. Спереди мачты располагалась небольшая рубка, а позади – два гребных шлюпа для буксировки корабля в безветрие, а в настоящей беде – для спасения жизней. На парусах можно было идти, по-видимому, курсом до восьмидесяти градусов к ветру, но, конечно, очень медленно и неуклюже, – была и более гибкая оснастка, но тогда паруса теряли ветер. Сейчас попутный бриз позволял держать около пяти узлов.

Ханно вышел на палубу. В каюте, которую он поневоле делил с другими, человеку его привычек было нечем дышать. Поэтому он частенько спал наверху вместе с теми из матросов, кому подпалубное пространство тоже казалось чересчур тесным и смрадным. Завернувшись в одеяла, они располагались на соломенных матах вдоль фальшборта. При лунном свете доски белели, были иссечены беспокойными тенями. Тянуло прохладой, и Ханно плотнее закутался в хламиду. Постанывал ветер, перекрывая рокот волн, скрип бортов и снастей. Корабль мягко покачивался, принуждая мышцы напрягаться и танцевать в такт.

По правому борту, неподалеку от бочки впередсмотрящего, на фоне яркой лунной дорожки выделялась чья-то фигура. Узнав Пифеоса, Ханно подошел к нему со словами привета:

– Здравствовать тебе и радоваться! Что, тоже не спится?

– Надеялся провести наблюдения, – отвечал грек. – Не так-то много выпадет нам столь ясных ночей, верно?

Ханно вгляделся в забортную мглу. Над водой дрожали, отсвечивали, искрились дробные блестки. Призрачно кружилась пена. Фонарей на реях было почти не видно, хотя такие же фонари на других судах кое-как различались: они мерцали, покачиваясь. На отдалении, величину которого за мешаниной движущегося света и теней было не угадать, поднималась смутная громада – Иберия.

– До сих пор нам везло с погодой, – заявил Ханно. Заметил в руке у Пифеоса угломер, спросил: – Разве от этой штуки в океане есть какая-то польза?

– Конечно, на берегу она сработала бы точнее. Если бы мы могли… Ладно, подожду. Вне сомнения, когда обе Медведицы поднимутся выше, измерять будет легче.

Ханно бросил взгляд на указанные созвездия – в сравнении с восходящей луной они совсем потускнели.

– Что ты, собственно, хочешь измерить?

– Хочу установить положение северного небесного полюса точнее, чем делалось до сих пор. Видишь, две самые яркие звезды Малой Медведицы и третья, крайняя в ручке ковша, образуют как бы три угла четырехугольника? Четвертый угол – это полюс. Таково, по крайней мере, общее мнение.

– Знаю, – отозвался Ханно. – Я же как-никак штурман.

– Извини, позволил себе забыть. Слишком сосредоточился на своем. – Пифеос горестно хмыкнул, потом заговорил энергичнее: – Если бы уточнить правило большого пальца, представляешь, какую подмогу это оказало бы морякам! Еще важнее это было бы для географов и космографов. Раз уж боги не пожелали поместить какую-нибудь звезду точно на полюсе или рядом с ним, приходится выкручиваться в меру наших способностей…

– Такие звезды были в прошлом, – произнес Ханно. – Были в прошлом и появятся снова в будущем.

– Что? – Пифеос уставился на финикийца с удивлением, но призрачные отсветы мешали вглядываться. – По-твоему, небеса изменчивы?

– С течением веков. – Ханно рубанул рукой воздух, потом добавил: – Забудь об этом. Как ты сам недавно, я высказался не подумав. Надо полагать, ты мне не поверишь. Считай, что это очередная моряцкая выдумка.

– Как ни удивительно, – сказал Пифеос медленно и тихо, поглаживая подбородок, – у меня есть знакомый в Александрии, в великой библиотеке, и он упоминал, что в древних рукописях можно встретить намеки… Все это надо изучить поглубже. Но ты-то, Ханно, как…

Тот ответил обезоруживающей усмешкой.

– Вероятно, время от времени на меня нисходят счастливые озарения.

– Как хочешь, но во многих отношениях ты человек уникальный. Ты же, в сущности, так и не рассказал о себе почти ничего. Скажи, Ханно – твое истинное имя, данное тебе при рождении?

– Оно меня устраивает.

– У тебя, по-видимому, нет ни дома, ни семьи, ни привязанностей. – Повинуясь внезапному порыву, Пифеос воскликнул: – Не хотелось бы мне считать тебя человеком одиноким и беззащитным!

– Спасибо, но ничье сочувствие мне не требуется. – Тем не менее Ханно смягчился. – Не суди меня, исходя из собственного опыта. Ты что, уже скучаешь по дому?

– Не сказал бы. Я же мечтал о таком походе многие годы… – Грек помолчал. – Но у меня есть корни, жена, дети. Мой старший сын уже женат. Ко времени, когда я вернусь, у меня, наверное, будут внуки. Да и старшая моя дочь, – он тепло улыбнулся, – достигла брачного возраста. Теперь подбирать ей мужа придется моему брату, с ведома и согласия моей жены. Да-да, к нашему возвращению у моей маленькой Данаи тоже вполне может уже появиться свой маленький… – Он встряхнулся, будто ветер пробрал его до костей. – Что толку сетовать? В лучшем случае мы вернемся не скоро…

Ханно пожал плечами:

– А до тех пор придется обойтись варварками. Как мне известно, они обычно довольно легкодоступны.

Пифеос посмотрел на него молча и не сказал ни слова. Каковы бы ни были его вкусы, можно не опасаться, что он снизойдет до интимной дружбы с кем-либо из участников экспедиции. Однако сохранилось ли за его мягкой, добродушной внешностью хоть что-нибудь человеческое?

3

Откуда ни возьмись объявились кельты. Не меньше дюжины долговязых воинов выскочили из леса и устремились по травянистому склону к берегу. Нет, гораздо больше дюжины – сотня, две сотни, а то и три. И вдобавок несчетные орды собрались на высоких мысах, окаймляющих бухту, где корабли стали на якорь.

Моряки, занятые разбивкой лагеря, побросали свою работу, закричали, забегали, схватились за оружие. Солдаты, гоплиты и пелтасты в доспехах проталкивались сквозь хаос, занимая боевой строй. Шлемы, нагрудные пластины, щиты, мечи, наконечники копий поблескивали тускло и зловеще под моросящим дождем. Ханно подбежал к командиру воинов Деметру, ухватил его за руку и резко бросил:

– Не начинайте первыми! Им будет в радость снять с нас головы и увезти домой. Как трофеи…

Жесткие черты Деметра тронула презрительная усмешка.

– Ты что, веришь, что, если мы будем ждать их сложа руки, они обнимут нас как друзей?

– Это как сказать… – Ханно вгляделся, прищурясь, в окружающую мглу. Солнце осталось за спиной и за облаками, но, вероятно, уже склонялось к горизонту. На фоне серой стены деревьев атакующих было почти не видно, однако их резкие вопли заглушали гул прибоя, перекатывались эхом от утеса к утесу, вспугивали чаек, поднимая их на крыло. – Кто-то углядел нас в море, наверное, много дней назад и сообщил соплеменникам. Они понимали, что рано или поздно мы пристанем к берегу, скорее всего там же, где приставали карфагеняне, и следовали за нами под защитой леса. Мы ведь и в самом деле пристали там, где заметили головешки от костров, мусор и другие следы привала…

В сущности, он просто думал вслух.

– Что ж они не дождались, чтоб мы уснули, оставив только часовых?

– Должно быть, боятся темноты. Вряд ли они в своих родных краях. Так что… Погоди, дай сюда! Нужен бы окоренный сук с зелеными побегами, но сойдет и это… – Обернувшись, Ханно попробовал взять вымпел из рук знаменосца, но тот вцепился в древко, круто ругаясь. – Прикажи ему отдать стяг мне, Деметр!

Вожак наемников поколебался, но все же произнес:

– Отдай, Клеант!

– Вот и хорошо. Теперь трубите в трубы, бейте палками по щитам, шумите как можно громче, но не сходя с места.

Подняв вымпел высоко над головой, Ханно пошел вперед – медленно, осмотрительно, древко в правой руке, обнаженный меч в левой. За его спиной визжала медь, грохотало железо. Карфагеняне расчистили поросль вплоть до ручья, откуда черпали воду, – на расстояние примерно в один афинский стадий, футов на семьсот, – но кое-где уже проклюнулись новые кустики, мешающие идти и в особенности идти бесшумно. О том, чтобы появиться перед врагом нежданно-негаданно, не могло быть и речи, – но и кельты еще не накопили решимости для безудержной атаки, повергающей в ужас цивилизованные народы. Они продвигались вперед поодиночке или мелкими группками, беспорядочно, но неотвратимо.

Крупные, прекрасно сложенные воины давно не брились; многие из них отпустили длинные усы. Одни заплетали волосы лентами, другие смазывали их каким-то составом, отчего шевелюра рыжела и стояла торчком. Раскрашенные и татуированные тела подчас сверкали наготой, чаще были обернуты в шерстяные юбочки и примитивные плащи, но кое у кого были даже штаны и туники ярких расцветок. Оружием служили мечи, копья и кинжалы, некоторые тащили перед собой круглые щиты, а вот шлемов было совсем мало.

Однако впереди кельтского авангарда, выстроившегося грубой дугой, шествовал великан в позолоченном шлеме со сверкающими рожками. Шею его охватывало широкое бронзовое кольцо, руки были обвиты золотыми спиралями. Воинов справа и слева от него отличала почти такая же пышность. Не иначе как вождь. Ханно двинулся прямиком к нему.

Грохот, какой подняли греки, насторожил и озадачил варваров. Они замедлили шаг, умерили воинственные вопли, принялись озираться и перешептываться. Пифеос, наблюдая издали, видел, как Ханно сошелся с вождем лицом к лицу. Потом затрубили горны, зазвенели взволнованные голоса. Кельты рассыпались во все стороны, повторяя одно и то же слово, какого Пифеос не мог понять. Наступление приостановилось, кое-кто даже отошел немного назад, воины присели на корточки или оперлись на копья, и все ждали развития событий. Дождь усилился, дневной свет померк, и теперь Пифеос различал лишь смутные тени.

Миновал мучительно долгий час, сгустились сумерки. В лесу разгорелись костры. Наконец Ханно вернулся, проскользнул мимо выставленной Деметром охраны, мимо скучившихся, притихших моряков и нашел Пифеоса подле самых кораблей – не то чтобы предводитель хотел спрятаться, просто отражение света на воде чуть смягчало сырую мглу.

– Мы в безопасности, – возвестил Ханно. Пифеос шумно перевел дух. – Но впереди у нас нелегкая ночь. Прикажи запалить костры, сделать навесы, достать самое лучшее из наших убогих припасов и сварить как можно лучше. Хотя на качество еды гости вряд ли обратят внимание. Количество впечатлит их гораздо сильнее.

Пифеос попытался вглядеться в лицо, едва видимое в темноте.

– Что произошло? – спросил он неуверенно. – Что такое ты сделал?

Ханно ответил спокойно, но, быть может, с чуть заметной усмешкой:

– Знаешь, мне довелось усвоить кельтский язык в достаточной мере, чтоб объясниться, и неплохо изучить их обычаи и верования. Надо сказать, все это не так уж отличается от обычаев и верований других дикарей, так что если я чего-нибудь и не понимал, то все равно удавалось выкрутиться. Я явился к ним как герольд, что само по себе делало мою особу неприкосновенной, и беседовал с их вождем. Он оказался не таким уж скверным малым, как можно было ожидать. Право, я видывал властителей и похуже – и среди эллинов, и среди персов, финикийцев, египтян… Можно не продолжать.

– Что… чего они от нас хотели?

– Разве не ясно? Одолеть нас, прежде чем мы сумеем отчалить, захватить наши корабли и разграбить. Уже одно это доказывает, что они не на своей земле. Ведь с местными племенами у карфагенян есть соглашение. Конечно, соглашение тоже можно нарушить по любой пустячной причине. Но тогда бы на нас напали под покровом ночи. Они похваляются своим бесстрашием, однако тут речь о добыче, а не о военной славе. Им ни к чему лишние жертвы, и тем более ни к чему рисковать: а вдруг нам удастся отбить нападение и отплыть восвояси? Тем не менее они пошли в атаку, как только мы выгрузились на берег. Можно сделать вывод, что они боятся темноты, боятся призраков и духов недавно убиенных, еще не обретших покоя. Я сыграл на этом страхе, среди всего прочего.

– Но кто они?

– Пикты с восточного побережья, надумавшие осесть в этих местах. – Ханно принялся расхаживать перед Пифеосом взад-вперед. Влажный песок похрустывал под его ногами. – Не слишком похожи на покорные и полупокорные племена вокруг твоей Массалии, но и не слишком отличны от них. А умелых и ученых уважают много больше, чем обычно водится у греков. Ценят искусные украшения, хорошо сработанные вещи. Считают неприкосновенными не только герольдов, но и поэтов и вообще умных людей. Я внушил им, что я волшебник из тех, кого они именуют друидами, показав им несколько ловких фокусов и бормоча загадочную чепуху. Пригрозил им – очень мягко, разумеется, – что наложу на них заклятие, если они посмеют меня обидеть. Но сначала я еще убедил их, что я поэт, нагло позаимствовав десяток строк у Гомера. Теперь придется потрудиться, повспоминать. Я обещал им завтра прочесть побольше.

– Что, что ты обещал?

Ханно расхохотался.

– Готовь лагерь, говорю тебе. И пиршество. Скажи людям Деметра, что они будут стоять в почетном карауле. Гости пожалуют на рассвете, и склонен думать, что шум и гам продлятся весь день до вечера. От тебя ждут щедрых даров, но это нам не во вред – товаров на обмен у нас в избытке, и к тому же чувство собственного достоинства заставит их отдарить нас еще щедрее, притом таким добром, какому мы наверняка найдем применение. А главное – нам теперь обеспечено безопасное плавание на значительное расстояние к северу. – Он приумолк. Слышны были лишь вздохи воды и суши. – Да, и если завтра выдастся пристойная погода, продолжи свои наблюдения за звездами, Пифеос. Это окажет на них неизгладимое впечатление.

– А ведь это часть того, зачем мы отправились в путь, – прошептал грек. – Мы хотели убедиться, что можно обойтись без кровопролития.

4

Позади лежали оловянные копи Думнонии [5]5
  Древнеримское название Юго-Западной Англии, включая Корнуолл.


[Закрыть]
, а рядом гавань, куда никакие карфагеняне не доберутся, пока не кончилась война, и три корабля. Ликиаса поставили следить за их ремонтом и переоснасткой. Деметр наладил разведку побережий к западу и к югу. Обследование внутренних земель и севера Претании Пифеос взял на себя.

Вместе с Ханно и маленьким вооруженным отрядом он миновал невысокие горы и вышел на холмистую равнину, где лесные чащобы перемежались пашнями и пастбищами. Над местностью господствовал исполинский меловой курган, обнесенный рвом и увенчанный впадиной – естественным укрытием для местных воинов и их жилищ.

Командир воинов, уверившись в том, что путники пришли с миром, повел себя гостеприимно. Простой народ был неизменно охоч до новостей со стороны; еще бы, кругозор у большинства варваров был трогательно узок. Беседа шла с запинками и паузами, но кое-как продвигалась благодаря Ханно и человеку из Думнонии, который довел отряд до этого места. Теперь проводник запросился домой. Впрочем, сыскался местный житель со странным именем Сеговакс, вызвавшийся показать гостям нечто удивительное, причем совсем неподалеку.

Ветер, холодный и резкий, возвещал осень, срывал с деревьев пожелтевшие, побуревшие, порыжевшие листья. Однако вскоре тропа вывела на возвышенность, где деревьев почти не было. Были только трава, бесконечные просторы пожухлой травы, то освещенной тусклым солнцем, то иссеченной тенями облаков. Редкие стада овец совсем терялись в этой безбрежности. Греки шли быстрым шагом, ведя в поводу купленных в Думнонии вьючных пони. Что бы ни случилось, возвращаться на укрепленный курган они не собирались: в их распоряжении была всего одна зима, и ее вряд ли хватит на то, чтоб обследовать новые края. А к весне Пифеос хотел вернуться к своим кораблям.

Обещанное чудо раскрывалось перед ними не спеша. Поначалу казалось, что никакого чуда и нет, что местные жители считают его таковым просто за неимением лучшего. Но по мере приближения впечатление нарастало, прежде всего впечатление исполинской, неподъемной массы. За круговым, изъеденным временем земляным валом высилось тройное кольцо вертикальных камней, каждый шириной локтей в семьдесят, и самые высокие поднимались почти в три человеческих роста, а поверх них лежали горизонтально столь же мощные плиты, серые, побитые ветрами и дождями, заросшие лишайником, недоступные пониманию.

– Что это такое? – прошептал Пифеос.

– Разве ты не видел древних циклопических сооружений на юге?

Ханно был спокоен, но говорить приходилось громко, иначе голос совсем пропадал за ветром.

– Конечно, видел, но ничего подобного… Спроси его! Ханно обратился к Сеговаксу, который неотступно крутился рядом, и перевел ответ:

– Он говорит, что это построили великаны на заре мира.

– Значит, его соплеменники знают не больше нашего, – произнес грек вполголоса. – Разобьем здесь лагерь, по крайней мере до утра. Может, и выясним что-нибудь…

Особой надежды он ни на что не питал – так могла бы звучать молитва. Тем не менее весь остаток дня он посвятил наблюдениям, как на глаз, так и с помощью инструментов. Если Ханно время от времени мог ему чем-то помочь, то Сеговакс ничего полезного так и не вспомнил. Больше всего усилий Пифеос затратил на поиски точного центра сооружения, а затем на его тщательный осмотр из центра.

– Думаю, – сообщил он, – что в день летнего солнцестояния светило находится как раз над тем дальним камнем. Но я, конечно, не уверен, и мы, увы, не можем задержаться здесь, чтоб удостовериться в чем бы то ни было…

Близилась ночь. Солдаты, довольные, что выпал случай побездельничать, запалили костер, готовили еду, приводили себя в порядок. Их болтовня, а случалось, и взрывы смеха грохотали неуместно и бессмысленно. Но раз они в данную минуту не опасались нападения со стороны смертных, то уж бояться духов, которые вдруг да слоняются где-либо поблизости, им и вовсе не пристало.

Небо прояснилось, и когда воцарилась полная тьма, Пифеос вновь вышел из лагеря провести наблюдения – у него создалась привычка делать это при любой возможности. Ханно увязался за ним, прихватив с собой восковую табличку и стилус, чтобы записывать измерения. Он вполне владел чисто финикийским фокусом – писать при отсутствии света. Пифеос тоже умел читать показания инструментов пальцами, по выступам и зарубкам, – пусть такие данные не отличались идеальной точностью, но лучше такие, чем совсем никаких.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю