Текст книги "Миры Пола Андерсона. Т. 4. Чёлн на миллион лет"

Автор книги: Пол Уильям Андерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 43 страниц)

Эдмондс вернулся в дом. Джейн скоблила полы, смывая отпечатки грязных босых ног. При виде мужа она поднялась и молча выслушала рассказ о случившемся, потом спросила:

– И что же нам делать?

– Я подумаю. Господь наверняка наставит меня. – Его взгляд упал на Уильяма. – Сын мой, блажен ты, ибо слишком юн и не познал зла. Однако сегодня ты можешь нам помочь. Храни молчание, а коли у тебя возникнет какая нужда, то спроси у матери. А на стороне не говори никому ни слова, доколе я не разрешу тебе. По силам ли тебе это?

– Да, отец, – тоненьким голоском ответил мальчик, раздуваясь от сознания небывалой ответственности.

– В твои годочки молчать не так-то просто, – хмыкнул отец. – После я поведаю тебе историю одного мальчика, также нареченного Уильямом, сиречь Вильгельмом, – он стал знаменит тем, что хранил молчание. Его и по сей день зовут Вильгельмом Молчаливым. Но лучше держись от посторонних подальше. А сейчас ступай, поиграй с игрушками.

Мальчонка потопал прочь. Джейн в отчаянии сплела пальцы.

– Мэттью, а как же дети? Ведь это опасно!

Муж ласково взял ее ладони в свои.

– Куда опаснее позволить злу и жестокости беспрепятственно шириться на земле… Ну ладно, ступай к Нэлли, а мне надо встретить Джейкоба. Пора каждому заняться своими делами.

Едва Эдмондс снова вышел на крыльцо, как из-за амбара показался его старший сын, белобрысый загорелый мальчишка, и Эдмондс степенно зашагал навстречу сыну. Заметивший их Аллен подъехал поближе. Почуявший опасность Чиф зарычал. Эдмондс утихомирил пса и велел сыну:

– Джейкоб, ступай в дом, помойся.

– Хорошо, отец, – ответил мальчик, не скрыв удивления.

– Но в школу не ходи. Жди меня в доме. У меня есть для тебя поручение.

Мальчик широко распахнул голубые глаза, перевел их на подъезжающего чужака, потом вновь на отца, и во взгляде его вспыхнуло что-то похожее на понимание.

– Есть, сэр!

Джейкоб заспешил прочь. Аллен придержал лошадь и бесцеремонно поинтересовался:

– О чем это вы тут болтали?

– Неужели в наших Соединенных Штатах человеку больше не позволено спокойно побеседовать с собственным сыном? – отозвался Эдмондс, слегка раздражаясь. – Я почти жалею, что моя вера не дозволяет мне выгнать тебя силой. Но хотя бы не вмешивайся в то, что тебя не касается и никому не вредит.

Хоть Аллен и был вооружен, рядом с этим кряжистым человеком ему становилось не по себе. Похоже, того не смутить ничем.

– Мне, как и тебе, надо на что-то жить, – пробормотал охотник за неграми.

– Вокруг сколько угодно достойных занятий. Ты сам откуда будешь?

– Из Кентукки, откуда ж еще? Мы с Гейбом Энси гонимся за этой птичкой уже не первый день.

– Значит, бедняжка давно полумертва от голода и усталости. Огайо – река широкая. Неужто ты думаешь, что ей были под силу переплыть на другой берег?

– Да кто ее знает, эти негритосы на все способны. Вчера ее видели на том берегу, как она собиралась переплыть. Так что мы нынче утром переправились на пароме, и точно – ее вроде как видели уже и тут. А после мы сами на нее наткнулись, только она смоталась в лес. Ежели б у нас была хоть одна псина…

– Храбрецы! Гонитесь за беззащитной женщиной, как за дичью…

– Слушай, – всадник подался вперед, – это тебе не какая-нибудь там старушенция, потерявшая на плантации зубы, Все говорят – эта беглянка диковинная, очень-очень странная. Потому-то мистер Монтгомери и собрался запродать ее на юг. Он готов выложить за ее поимку больше, чем она того стоит. И не забывай, мистер: ежели она удерет, ты будешь должен ему тыщу долларов, не говоря уж о штрафе и тюряге.

– Сперва пусть докажут, что я приложил руку к ее бегству.

– Твои враки тебе не помогут! – вспылил Аллен.

– Ложь противна принципам «Общества друзей» [28]28
  Официальное наименование секты квакеров.


[Закрыть]. А теперь позволь мне вернуться к своим делам.

– А, так ты никогда не врешь?! Может, поклянешься, что не прячешь никаких негритосов?

– Клясться попусту – также против нашей веры. Мы не лжем, и все. Но это не обязывает нас вести беседы с кем попало.

С этими словами Эдмондс развернулся и зашагал прочь. Аллен не решился последовать за ним и, постояв с минуту на месте, снова поехал в обход.

В полутемном сарае Эдмондс начал было возиться с плугом, но мысли его блуждали где-то далеко. Наконец он кивнул, будто соглашаясь с невидимым собеседником, и вернулся в дом, провожаемый пристальным взглядом Аллена.

– Как наша гостья? – спросил он у жены.

– Я отнесла ей поесть. Изголодалась, бедняжка. У нас ее первая станция.

– Неужели она добиралась сюда совсем-совсем сама?

– Вообще-то она, конечно, слыхала о «Тайной железной дороге» [29]29
  Система организации побегов из южных рабовладельческих штатов, действовавшая с 30-х годов XIX века до гражданской войны.


[Закрыть], но ничего определенного. Знала, что такая штука существует, и все. Питалась кореньями, личинками насекомых, пару раз нашла кров и пищу в бараках у рабов. А вчера во время грозы переправилась через реку на бревне.

– Если кто и заслужил свободу, так это она. А как она нашла нас?

– Подошла к какому-то негру и спросила. Судя по всему, это был Томми Бредфорд.

– Надо потолковать с Томми, – нахмурился Эдмондс. – Конечно, парень он надежный, но впредь надо быть осторожнее… Ну, чего там! Мы ведь совсем новички на «Тайной дороге». Наш первый пассажир!

– Очень уж все вдруг, – со страхом ответила жена. – Надо было дождаться, когда ты выроешь и обставишь убежище.

– Дорогая, долг не ждет.

– Да, но… Что нам теперь делать?! А еще эти ужасные соседи, которые терпеть не могут аболиционистов! Они только порадуются, если мы разоримся.

– Не осуждай поспешно. Джесс Линдон – заблудшая душа, но сердце у него доброе. Со временем свет истины забрезжит и для него. Я тут кое-что измыслил, – сообщил Эдмондс и крикнул: – Джейкоб!

Мальчик тотчас вырос на пороге гостиной, обставленной просто, но уютно.

– Слушаю, отец! – он так и приплясывал от возбуждения.

Возвышаясь над сыном, как скала, Эдмондс положил руку ему на плечо.

– Будь внимателен, сынок! Я даю тебе задание. У нас сегодня гостья. Тебе незачем знать почему, но ей пришлось забраться на чердак. В таком платье, как у нее, не пристало выходить на люди, но другого у нее нет. Мы найдем ей платье поприличнее, а ты возьмешь ее старую грязную одежду, отнесешь подальше и там выбросишь. По силам это тебе?

– Д-да, конечно, но…

– Я велел тебе не пропускать ни слова! Пойдешь без ботинок – я знаю, ты любишь бегать босиком – и возьмешь с собой корзинку. Ну, чтобы по пути домой набрать немного хвороста для растопки, ясно? Платье спрячешь в корзинку – мы не хотим никого оскорбить видом этой одежды. Спешить тебе некуда. Перейди через дорогу и войди в лес Линдонов. Хвороста там, конечно, не бери, это уже будет кража. Просто погуляй маленько, насладись красотой творения Господа нашего. Когда поблизости никого не окажется, повяжи на голову черный платок, который даст тебе матушка, – просто чтобы не напекло голову. Платок, правду сказать, ужасно грязный, потому закатай повыше рукава и брюки и надень поверх то самое платье. Вроде халата, чтобы не испачкать собственную одежду, понимаешь? Но все равно, боюсь, ты перемажешь руки, ноги и лицо до черноты. Ты ведь не упустишь случая вывозиться в грязи – да так, что не останется ни единого белого пятнышка, а? Ну-ну, я ведь помню, как сам любил мазаться в детстве! – Эдмондс хохотнул. – Бывало, приду домой, а матушка такое заведет! Ну ничего, у тебя сегодня вроде как праздник, и подобная небрежность вполне простительна. – Он помолчал. – Если тебя случаем занесет к дому Линдонов и они тебя углядят, тут ты не мешкай и быстро-быстро удирай подальше. Незачем им тебя рассматривать. Ох эти мне Линдоны! Уж они-то не преминут возмутиться, что юный Джейкоб Эдмондс вырядился в какое-то платье, да еще и измарался с головы до ног! Тогда убеги подальше и закопай платье в землю, а потом кругом, кругом через лес возвращайся на наш участок и собирай хворост. Не удивлюсь, если на все про все уйдет часа три. – Он сжал плечо мальчика и улыбнулся: – Ну и как тебе моя идея, а?

Сын слушал отца, затаив дыхание, но в конце концов оживился и просветлел, радостно воскликнув:

– Великолепно! Это я сумею! Разрешите выполнять, сэр?

– Но, дорогой, – запротестовала Джейн, тронув мужа за руку, – ведь он еще ребенок!

Джейкоб покраснел, а Эдмондс успокоительно поднял ладонь.

– Мальчонка он сообразительный, так что опасности никакой. А ты, – сурово взглянул он в лицо сыну, – помни, Иисус хвастунов не жалует. Завтра я дам тебе записку в школу, что сегодня нуждался в твоей помощи по дому. И больше никто никогда не помянет об этом ни словом. Ясно тебе?

– Да, сэр, ясно, – вытянулся в струнку мальчик.

– Хорошо. Ну что ж, мне пора браться за работу, а ты развлекись на славу…

Выходя, Эдмондс мимоходом ласково погладил жену по щеке. Не успел он пересечь двор, как подъехал Аллен.

– Ты чего делал? – выкрикнул всадник.

– Занимался своими делами. Да будет тебе ведомо, на моих плечах целое хозяйство, – отрезал Эдмондс, вошел в сарай и вернулся к починке плуга.

До самого полудня ничего интересного больше не случилось. Эдмондс знай себе трудился в сумраке сарая и уже начал ощущать голод – он даже чуточку позавидовал Джейкобу, которому матушка наверняка дала с собой сандвичи, – когда на улице раздался лай собак и окрик Аллена. Выскочив на двор и щурясь от яркого солнца, Эдмондс увидел Гейба, вернувшегося в компании молодого человека с курчавыми каштановыми волосами. Тот с тревогой глядел на дом. Три всадника въехали во двор и остановились перед хозяином.

– День добрый, друг Питер, – весело поприветствовал новоприбывшего Эдмондс.

– Привет, – помощник шерифа Фрейн не нашел в себе сил ответить как полагается и секунд десять помялся, прежде чем сообщил: – Мэтт, мне страшно жаль, но этот человек побывал у судьи Эбшира, и тот выписал ордер на обыск твоего дома.

– Извини, не могу не сказать, что это не очень-то по-добрососедски с его стороны.

– Он обязан подчиняться закону, Мэтт. Я тоже.

– Все обязаны подчиняться закону, – кивнул Эдмондс, – во всех случаях, когда это возможно.

– Вот видишь ли… Они утверждают, что ты прячешь беглую рабыню. Это нарушение федерального закона, Мэтт. Рабство мне и самому не по нраву, но закон есть закон.

– Я знаю иной Закон, Питер. Иисус Христос говорил в Назарете: «Дух Господень на Мне; ибо Он помазал меня благовествовать нищим и послал меня исцелять сокрушенных сердцем, проповедовать пленным освобождение, слепым прозрение, отпустить измученных на свободу» [30]30
  Новый Завет. От Луки: 4, 18.


[Закрыть].

– Хватит проповедовать, квакер! – вспылил Гейб. Он вспотел, запылился и устал, мотаясь туда-сюда, и теперь едва сдерживался. – Давай, помощник, делай, что положено.

– Как ни ищи, на моей земле ты рабов не найдешь, – провозгласил Эдмондс.

Фрейн воззрился на него с недоумением.

– Клянешься?

– Питер, ты же знаешь, что приносить клятвы я не могу. – Эдмондс на миг задумался, а затем, словно решившись, сообщил: – Но если вы начнете обыскивать дом, жена расстроится, а детишки будут напуганы. Посему сознаюсь – я видел негритянку нынче утром.

– Видел? – взревел Аллен. – И ничего нам не сказал?! Слушай, ты, сукин сын…

– Уймись, приятель! – вмешался Фрейн. – Еще слово в таком духе, и ты у меня ответишь за оскорбление, угрозы и покушение на свободного гражданина. – Он обернулся к Эдмондсу. – Расскажи подробнее, что ты видел.

– На ней было грязнющее изодранное желтое платье. Бежала она прямиком на север. Чем терять тут драгоценное время, спросили бы лучше у тех, кто живет в том направлении.

Фрейн нахмурился, потом недовольно пробормотал:

– М-м… да. В миле отсюда живут Линдоны, и уж эти аболиционистов не любят.

– Может, они и видели чего, – подхватил Эдмондс. – Уж они-то от тебя таиться не станут.

– Следы вели прямиком… – начал было Аллен, но Эдмондс не дал ему договорить, разрубив воздух ладонью:

– Тю! Да у нас тут почитай все босиком ходят. Давайте договоримся: если там вы не сыщете и не услышите ничего, то возвращайтесь сюда и ищите сколько заблагорассудится. Только помните – ферма у меня большая, укромных уголков много, и вы потратите здесь полдня, а беглянки тем временем и след простынет.

Гейб только рот разинул. Фрейн уставился на Эдмондса, потом кивнул:

– Он прав. Поехали.

– Слушай, а если… – замялся Гейб.

– Вам нужна моя помощь или нет? Меня ради этого оторвали от дел, вытащили из города, и я не намерен терять еще полдня на бесцельные поиски там, где ничего нет.

– Поезжай справься, – махнул Гейб Аллену, – а я тут посторожу. Теперь моя очередь.

– Я с ним! – заявил Фрейн и поскакал следом за Алленом, так и не вытащив ордера из кармана. Чуть погодя из кухни выглянула Джейн.

– Обедать!..

– Извини, друг, но пригласить тебя за стол я не могу, – сказал Гейбу Эдмондс. – Дело принципа. Тебе вынесут поесть сюда.

– Да иди ты ко всем чертям! – яростно тряхнул головой Гейб, прихлопнул муху и затрусил на пригорок продолжать наблюдение.

Мылся Эдмондс долго и основательно. Когда он наконец уселся за стол и начал молитву, собаки во дворе снова подняли лай, и за окном показался помощник шерифа, въехавший во двор в компании Гейба. Они перекинулись несколькими словами, после чего Гейб пришпорил коня и скрылся за деревьями сада, но вскоре показался снова – конь его летел галопом по северной дороге.

Эдмондс вышел на крыльцо.

– Не отобедаешь ли с нами, друг Питер?

– Спасибо, но, э-э, поеду-ка я в город, – подъехав поближе, ответил тот. – Как-нибудь в другой раз, а? Или вы приезжайте к нам. Молли обрадуется. Давай на будущей неделе!

– Благодарствую. Обязательно свяжусь с тобой. Сказал ли вам Линдон что-либо новое?

– Ага, Джесс заметил ее. Надеюсь, этих двоих мы больше не увидим. – Фрейн помялся, но все-таки выговорил: – Вот уж не думал, что ты способен навести на след.

– Я просто не хотел, чтобы в мой дом вторгались чужие.

– Д-да, я понимаю, но все-таки… – Фрейн потер подбородок. – Ты ведь сказал, что на твоей земле рабов нет.

– Не спорю.

– Значит, ты все-таки не присоединился к «Тайной дороге». Ходили такие слухи.

– Не стоит доверять сплетням.

– Ага. И слишком удивляться тоже ничему не стоит, – рассмеялся Фрейн. – Ладно, я поехал. Передай хозяйке мои наилучшие пожелания. – Тут на лицо его набежала тень. – И если ты солгал – если ты хоть когда-нибудь солгал, – то наверняка ради правого дела. Господь тебя непременно простит.

– Ты добр ко мне, но лгать мне было вроде как не к чему. На моей совести и без того много грехов, чтобы отягощать ее еще и ложью. До свиданья, друг. Передай Молли наш сердечный привет.

Помощник шерифа приподнял шляпу и отбыл восвояси. Когда он отъехал достаточно далеко, чтобы не слышать слов фермера, Эдмондс проговорил:

– Рабов нет и быть не может. Противно учению Христа обращаться с людьми как с имуществом.

Он вошел в дом, и Джейн с Уильямом выжидательно вскинули на него глаза. Нэлли радостно залепетала. Рот Эдмондса расплылся до ушей.

– Уехали! Попались на крючок. Возблагодарим же Господа!

– А мистер Фрейн? – поинтересовалась жена.

– Поехал домой.

– Это славно. Нет, я не против него – Питер хороший человек, зато теперь Флора может спуститься к столу и отобедать с нами.

– Ах, так ее зовут Флора? Ну и ну, как же я сам не догадался ее позвать!

Джейн вышла из кухни, приставила к стене лестницу, приоткрыла люк и негромко заговорила. Вскоре она вернулась, а по пятам за ней следовала Флора, облаченная в платье, едва достававшее ей до щиколоток. Девушка едва передвигала ноги и беспрестанно осматривалась. Рука по-прежнему вздрагивала, и в руке был по-прежнему зажат нож.

– Можешь спокойно отложить эту штуку, – сказал Эдмондс. – Опасность миновала.

– Вправду? – не поверила она, потом встретилась с ним взглядом и положила нож на стол.

– Никогда не следует обращаться к оружию. Откуда-то взялись силы, и Флора заявила гордо:

– Я нипочем бы назад не пошла. Лучше помереть. Только б еще кого порешить перед тем.

– Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию. Ибо написано: «Мне отмщение, я воздам, говорит Господь» [31]31
  Новый Завет. Послание к Римлянам: 12, 19.


[Закрыть].

Страшусь я часа, когда гнев Его падет на эту грешную землю. – Эдмондс печально покачал головой, потом шагнул вперед и взял негритянку за руки. – Впрочем, не время ныне поминать об этом. По здравом размышлении сперва следует отобедать, а после вознести хвалу Господу, когда сердца наши возрадуются.

– А чего потом, господин?

– Сперва мы с Джейн приготовим тебе горячую ванну. Потом тебе надо хорошенько выспаться. Держать тебя здесь слишком рискованно, завтра охотники могут вернуться. Как только стемнеет, мы переправим тебя на следующую станцию. Отныне можешь забыть о страхе – какой-нибудь месяц, и ты доберешься до Канады, флора.

– Вы страшно добрый, господин, – выдохнула она, и на ресницах у нее сверкающими искрами повисли слезы.

– Мы просто смиренные слуги Господа нашего и стараемся по своему разумению исполнять волю Его. Кстати, никому я не господин, и тебе тем более. А теперь, ради всего святого, приступим к еде, пока не остыло.

Флора застенчиво присела на краешек стула.

– Мне много не надо, гос… спасибо, сэр, спасибо, мэм. Леди уже дала мне малость покушать.

– Чтоб эти спички снова стали руками и ногами, тебе надо хорошенько питаться, – ответила Джейн, накладывая Флоре целую груду всякой всячины: жареной свинины, картофельного пюре, тушеных кабачков, фасоли, пикулей, кукурузного хлеба с маслом и джемом, – а напоследок поставила возле тарелки высокий стакан с принесенным из погреба холодным молоком.

Эдмондс из кожи вон лез, чтобы завязалась непринужденная беседа. И когда он заявил: «Наконец-то у меня появился слушатель, не успевший выучить назубок все мои шутки и прибаутки», – то все-таки сумел добиться от гостьи негромкого смешка.

После кофе с пирогом взрослые вверили Нэлли попечению Уильяма и удалились в гостиную. Эдмондс раскрыл семейную Библию и прочел вслух:

–  И сказал Господь: Я увидел страдание народа Моего в Египте, и услышал вопль его от приставников его; Я знаю скорби его,

И иду избавить его от руки Египтян и вывести его из земли сей в землю хорошую и пространную, где течет молоко и мед… [32]32
  Ветхий Завет. Исход: 3, 7–8.


[Закрыть]

Флора вздрогнула.

– Отпусти мой народ… – прошептала она. На глаза у нее навернулись слезы. Джейн обняла ее и тоже всплакнула.

Во время совместной молитвы Эдмондс пригляделся к девушке повнимательнее, и она осмелилась ответить ему таким же прямым взглядом, не потупившись. Пробравшийся сквозь занавески солнечный луч заиграл на ее темной коже, и впервые за весь день Эдмондс словно утратил уверенность в себе. Прокашлявшись, он сказал:

– Флора, тебе до сумерек надо поспать – но, может, твой сон будет крепче, если ты поведаешь нам что-нибудь о себе. Если не хочешь, можешь не говорить, никто тебя не неволит. Просто если тебе, ну, хочется выговориться – перед тобой друзья.

– Да мне не особо есть чего рассказать, сэр, и кое-что вовсе жуткое.

– Ты сядь, – подбодрила ее Джейн. – За меня не беспокойся – мой отец был доктором, я сама хожу за скотом, так что смутить меня не так уж просто.

– Далек ли был твой путь? – поинтересовался Эдмондс.

– Ясное дело, сэр. Не знаю, сколько миль, но дни и ночи я считала. Семнадцать штук. Частенько думала, что помру, а мне бы и ничего, можно и помереть, лишь бы не схватили. Меня хотели запродать ниже по реке.

– Но почему? – Джейн ласково положила ладонь девушке на руку. – Чем ты им не угодила? И вообще чем ты там занималась? Я имею в виду – что делала?

– Служанка, мэм. Я была служанка. Няня у детишек массы Монтгомери, а прежде была его няней, когда он сам был мальчонка.

– Как? Ведь тебе…

– Там было не худо. Только я знала, что ежели продадут, то непременно в поле или что похуже. А кроме того, я долго думала про свободу. Мы, черный народ, внимательно слушаем, а чего услышим, говорим друг другу.

– Погоди минутку, – перебил Эдмондс. – Ты сказала, что была мамкой… своего хозяина, когда он был ребенком? Но тебе не может быть столько лет!..

В ответе Флоры он почувствовал, что она уже ощущает себя свободным человеком и гордится своей свободой – может быть, преувеличенно.

– Да нет, сэр, мне столько, сколько есть. Оттого они и затевали меня продать. Я ничего плохого не сделала. Но год за годом масса и миссус смотрели на меня странней и странней, и все заодно с ними. А когда она померла, я смекнула, что ему больше держать меня неохота. А вы бы как на его месте? – Эдмондсы не нашлись, что ответить. Повисло гнетущее молчание, мерный ход напольных дедовских часов вдруг напомнил тяжелую поступь рока. Наконец негритянка заговорила опять: – Оно и раньше так бывало. Оттого я и знаю, каково работать на поле. Я не просто глядела со стороны, я по себе знаю, каково оно там. Когда первый старый масса продал меня папаше массы Монтгомери, он ничего не сказал, сколько мне лет. Тогда я подумала, что, может, мне что и улыбнулось. – Она помолчала, уставившись в ковер, и сглотнула. – Лучше я не стану говорить, как я сделала, чтоб меня углядели и забрали в большой дом.

Эдмондс ощутил, что у него загораются щеки. Джейн, похлопав по коричневой руке, прошептала:

– И не надо ничего говорить, дорогая. Разве рабыня может выбирать?

– Не-а, мэм, это факт. В первый раз меня запродали, когда мне было четырнадцать, забрали от отца и матери, и тот человек и оба сына его… – Тут взгляд Флоры упал на стоящую на полке Библию. – Мы ведь должны прощать, да? Бедняга Марс Бретт, его порешили в войне. Я видала его папашу; когда пришло известие, и пожалела бы его, да только была жутко усталая с работы.

У Эдмондса побежали мурашки по спине.

– Ты о какой войне говоришь?

– Про рев… про эту… революцию за независимость. Даже мы, рабы, про нее слыхали.

– Но тогда тебе… да нет. Флора, не может этого быть! Выходит, тебе… тебе лет сто!

– Так и есть, – кивнула Флора. – Я схоронила моего мужа, взаправдашнего мужа, и детишек, тех, кого не запродали на сторону, и… – Тут силы изменили ей, и флора невольно потянулась к Эдмондсу. – Долго, очень долго!

– Ты родилась в Африке? – низким голосом спросила Джейн.

Флора с трудом взяла себя в руки.

– Не-а, мэм, я-то родилась в бараке. Но моего папашу скрали оттуда, и он говорил малышне про все прежнее, про племя, про этот, как его, джунгель… Говорил еще, что он вполовину арап. – Она невидящим взглядом уставилась в пространство. – Помер он. Все померли, а свободы нет и нет… Я поклялась себе, что буду свободная, за всех за них буду свободная. Так что пошла вдогон за Пьяной Тыквой… И вот я здесь…

Она уткнула лицо в ладони и разрыдалась.

– Надо набраться терпения, дорогой, – сказала Джейн поверх склоненной головы. – Она слишком утомлена.

– Еще бы! Пройдя через такое, любой бы на ее месте свихнулся. Уведи ее, дорогая, устрой ей ванну, уложи в постель, посиди рядом, пока не уснет.

– Ну конечно!..

Они разошлись, и каждый занялся своим делом. Джейкоб явился домой, переполненный торжеством, но ужин прошел тихо: старшие решили дать Флоре отдохнуть подольше и поднять ее лишь перед самым отъездом. Собирая ей на дорогу продукты, Джейн вдруг поинтересовалась:

– Мэттью, она толковала о какой-то пьяной тыкве. Ты не знаешь, о чем речь?

– Знаю. Они так прозвали Большую Медведицу – это такое созвездие, его не спутаешь ни с каким другим. По-моему, у рабов про нее даже песня есть…

И сколько еще песен, продолжил Эдмондс про себя, передают втайне из уст в уста, и сколько еще будет сложено в грядущем? Какие это будут песни – военные марши? О нет, помилосердствуй, Господи, нет! Придержи свой гнев, хоть мы заслужили его стократ. Веди нас к свету, великий Боже!..

С наступлением сумерек он с помощью Джейкоба выкатил из сарая двуколку и запряг в нее верную Си.

– Отец, можно мне с тобой? – спросил мальчишка.

– Нет. Я задержусь почти до рассвета, а тебе завтра в школу и сначала еще работать по дому. Потерпи. Мужские дела не обойдут тебя стороной, ждать осталось недолго. – Эдмондс потрепал сына по светловолосой голове и сказал ласково: – Сегодня ты положил тому доброе начало. Могу лишь смиренна надеяться, что Господь не потребует от тебя жертвы посерьезнее нынешней.

Зато и награда не будет знать границ, добавил он про себя, ибо ею станет Царствие Небесное. Бедная полубезумная Флора! Если только допустить мысль, что человеку может быть дарован такой библейский век – как чудовищна бесконечная жизнь в узилище, в путах, или бесконечное бегство от преследующих тебя гонителей! И что ждет тебя в Канаде?.. Эдмондс содрогнулся. Даст Бог, доброта и дружба тех, кого ты встретишь на «Тайной железной дороге», помогут тебе вернуть здравый рассудок…

Сумерки быстро сгущались, и Эдмондс зажег фонарь. Джейн привела беглянку, помогла ей взобраться в повозку. Эдмондс уселся на козлы, пожелал жене спокойной ночи и легонько тронул лошадь кнутом. Поскрипывая колесами, двуколка покатила в ночь. Воздух еще не остыл, хотя в нем уже ощущалось холодное дыхание наползающей ночи. Разлитый на западном небосклоне пурпур мало-помалу переходил в бархатную черноту на востоке, и в ней одна за другой загорались звезды. Чуть не первой вспыхнула Большая Медведица, а чуть позже проступила и Малая, в хвосте которой мерцала Полярная звезда, указывая путь на север – к свободе.