Текст книги "Судьба (ЛП)"

Автор книги: Пол Томпсон

Соавторы: Тонья Кук
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

11

Обласканные мягким светом десятка тысяч звезд, каменные свитки размякли, один за другим раскрываясь, словно экзотические цветы. Никогда прежде Фаваронас не раскладывал их все сразу. Вышколенный библиотекарь никогда не открывал книги, которые знал, что у него не будет времени прочесть, потому что даже самый тонкий пергамент неизбежно трескается при использовании. Эти свитки были еще тоньше других, несмотря на свое каменное обличье. У него не было возможности узнать, сколько раз эти камни могли размягчаться, открываться, и снова твердеть. Злоупотребление могло их уничтожить. Но Фитеруса не волновали такие тонкости. Он приказал поместить все цилиндры туда, где свет звезд мог совершить над ними свое волшебство.

Им оказалось не по силам за день подняться к Лестнице. Они находились все еще в нескольких сотнях метров по прямой от своей цели, когда Фаваронас рухнул. Так как рука колдуна по-прежнему была соединена с рукой Фаваронаса, Фитерус упал вместе с ним. Измождение архивариуса не было уловкой; он не мог дальше сделать и шага, не отдохнув. Еда и вода поддержали бы его, но Фитерус ничего не предложил. Колдун разорвал их искусственную связь. Когда Фаваронас погрузился в сон, он был благодарен этому маленькому блаженству.

Проснувшись с наступлением ночи, Фаваронас обнаружил, что поведение колдуна сильно изменилось. Избавившись от Сахим-Хановского охотника за головами, уничтожив (как он полагал) эльфийского всадника на грифоне и добравшись до Лестницы Дальнего Видения, Фитерус стал более расслабленным, даже где-то открытым. Когда он попросил Фаваронаса почитать свитки, его голос звучал намного менее надменно, чем обычно. Фаваронас набрался мужества спросить, со всем почтением, почему Фитерус не прочтет их сам.

«Их смысл сокрыт от моих глаз очень старой и мощной защитой».

Отложив эту частичку знания, Фаваронас опустился на колени для изучения свитков. Фитерус запретил разводить огонь – ни к чему привлекать потенциально недружественное внимание – но наложил на Фаваронаса подсвечивающее заклинание, чтобы в воздухе стало достаточно светло для чтения.

Как и опасался архивариус, случайным образом подобранные цилиндры относились к разным хроникам. Ни один из них не являлся продолжением другого. В дополнение к тому, что он уже анализировал, во втором содержались записи о попытках коренных обитателей противостоять заточившим их силам. Он носил загадочное название «Десять Тысяч и Один», и чрезвычайно заинтересовал Фитеруса.

Свиток начался с середины. Обитатели долины пользовались многими методами, чтобы ловить и уничтожать патрулировавшие долину огоньки. Эти огоньки по-разному упоминались, как «ночные смотрители», «сторожа» и «бодрствующие». Множество их было поймано в сети и прочие ловушки, но это ни на что не влияло. Сколько бы не ловили блуждающих огоньков, в следующую ночь их видели не меньше. Двое жителей долины, Стабо и Мексас, были вовлечены в долгий спор о природе своих тюремщиков. Стабо утверждал, что каждую ночь создавались новые огоньки, так что пленение их было бессмысленным. Мексас считал, что их количество было фиксированным, просто не все являлись одновременно. Если поймать достаточное их число, то всего их станет меньше.

Когда стало ясно, что Фаваронас собирается подробно остановиться на многоречивом пересказе разногласий между Стабо и Мексасом, Фитерус велел, – «Избавь меня от этих бездарей», – и Фаваронас пролистал вперед.

Согласно свитку, огоньки рано или поздно хватали любого, вошедшего в Инас-Вакенти; жители обладали к ним иммунитетом, если только не пытались сбежать. Затем заметили, что исчезли животные. Звери не пытались бежать, тем не менее их число неуклонно сокращалось. Столкнувшись с угрозой голода, заключенные (как начал думать о них Фаваронас) попытались прорыть наружу туннели. Они выкопали мили проходов под сине-зеленой почвой, но огоньки и там тоже нашли их.

На этом свиток заканчивался. Терзаемый любопытством, Фаваронас спросил: «Так они умерли?»

«Со временем. Они не могли вечно питаться плотью друг друга».

Фаваронас отвернулся, пораженный так буднично открытым Фитерусом ужасом. Архивариус безмолвно оплакивал свою глупость, что вернулся в это место. Он находился в безопасности в компании Глантона и его воинов, за пределами зловещего влияния долины, и он отказался от этой безопасности ради надежды на могущество. Если он умудрится выжить, то покается перед Беседующим в своих преступлениях и будет молить о прощении. Какое бы его ни ждало наказание, Фаваронас примет его с радостью.

Последний свиток содержал самый короткий из трех текст – строфы стиха. Когда Фаваронас начал несовершенный перевод, колдун удивил его, полностью процитировав строки. Голова в капюшоне задралась к звездному небу, и Фитерус принялся декламировать:

Солнца глаз потемнел. Не любит его ни одна из лун

Звезды спят, не внемля ночи. Пока

Отец, держа в длани ключ и стоя пред Дверью,

Не прочел Святой Ключ.

С Лестницы Дальнего Видения, под черным глазом солнца

Дверь отворилась. Вырвался свет

Сжигая все, истребляя все, убивая все

Раскрывая цветок, сокрушая яйцо

Вытягивая семя из пашни.

Раз сломан Святой Ключ.

В эльфийском варианте, каждая строка имела одно и то же число слогов, что делало стихи по стандартам сильванестийской поэзии довольно нескладными. Фаваронас прокомментировал их низкое качество.

Фитерус гортанно рассмеялся. – «Может, и не лучший образчик поэзии, но превосходное пророчество, эльфийское отродье».

С этими словами, он встал и велел Фаваронасу тоже подниматься. Архивариус намеревался аккуратно скрутить для транспортировки все еще мягкие свитки, но едва его пальцы коснулись одного, тот рассыпался. Треща и постреливая, точно тающие пластины льда, все свитки распались на осколки, которые крошились все сильнее и сильнее, пока не осталась лишь тонкая белая пыль. Архивариус повернул потрясенное лицо к своему тюремщику, но Фитерус лишь пожал плечами.

«Мне не следовало произносить вслух эти слова. Теперь это имеет мало значения. Игра практически окончена».

Подсвечивающее заклинание прекратило свое действие, и Фитерус потянулся к Фаваронасу.

Отпрянув от его прикосновения, Фаваронас поспешил вверх по склону горы так быстро, как только мог.

Покрытая галькой почва хрустела у них под ногами, затрудняя продвижение. На более твердых участках земли Фаваронас замечал отчетливые отпечатки ног Фитеруса – широкие, но короткие, лишь с тремя толстыми пальцами. Клиновидные оттиски впереди каждого отпечатка пальца были оставлены его напоминавшими когти ногтями. Когда он мельком увидел ногу колдуна во время перехода через долину, то заметил четыре пальца. Теперь их было лишь три. Похоже, колдун терял эльфийскую внешность, возможно, возвращаясь к своему первоначальному виду, и понимание этого лишь сильнее подпитывало страх Фаваронаса к своему тюремщику. Никто не мог сказать, что за существом на самом деле мог оказаться Фитерус.

Они добрались до ровного участка, и Фитерус остановился. Фаваронас тотчас рухнул, решив передохнуть, сколько ему позволят. Оглядевшись по сторонам, он понял, что это был не узкий уступ, а большое открытое пространство. Было тяжело разглядеть что-либо еще. Его глаза так устали, что он никак не мог сфокусировать их в темноте. Фитерус положил конец его безмолвным размышлениям.

«Лестница Дальнего Видения», – объявил колдун. – «Здесь начинается конец твоей расы».

* * *

Британ с Джералундом взяли многообещающий след. Двое – судя по размеру и форме отпечатков их ног, эльфы – направлялись на восток, в высокие горы. Заинтересовавшись, почему двое эльфов находились, без поддержки и пешком, так далеко от своего лагеря, Британ решила проследить за ними. После дня выслеживания, они с сержантом заметили свою добычу на гребне горы. Один был эльфом средних лет, столь изможденным, что шел зигзагами, точно пьяница. Другой был полностью закутан в плотные складки рваной рясы с капюшоном.

«Пугало!»

Джералунд согласился со сделанной шепотом оценкой Британ. Кому еще понадобилось бы утруждать себя столь в высшей степени неудобной маскировкой в этом безжизненном месте?

Рыцарь с сержантом крайне осторожно преследовали свою жертву. Для ее особенного арбалета расстояние было слишком велико, так что Британ приходилось заставлять себя быть терпеливой. Ее цель не уйдет. У Пугала должна была быть основательная причина находиться здесь, возможно, он направлялся на тайную встречу с другими эльфами-повстанцами.

С наступлением ночи, лагерь их жертвы осветился бледно-зеленоватым светом. Британ, взобравшись на несколько десятков метров выше сержанта, гадала, не было ли это каким-то сигналом, но не смогла разглядеть каких-либо ответных вспышек с окрестных пиков, так что продолжила подъем.

Не прошло и минуты, как она заметила свет, слабое рассеянное свечение на окружавших ее камнях. Британ обернулась посмотреть назад. Вверх по склону с значительной скоростью несся рой маленьких светящихся шаров. Они с Джералундом издали видели похожие огни с тех пор, как вошли в долину. Британ считала, что это лампы патрульных эльфов, но приближавшиеся к ним огни опровергали эту теорию. Каждый представлял собой зеленый, красный, голубой или желтый летающий огненный шар.

Они, издавая шипящий звук, пронеслись над головой. Британ зарядила арбалет тяжелым болтом и поднесла прицел к глазу. Огоньки были маленькими, но такими яркими, что их было легко разглядеть. Она выстрелила. Черный болт не промахнулся. Золотистый огонек упал на землю. Она направилась за своим призом.

Огонек стал гораздо тусклее, и Британ была уверена, что ранила его, чем бы он ни был. Подойдя поближе, она поняла, что на самом деле он не лежал на земле, а парил над ней в нескольких сантиметрах. Едва она заметила это, тусклый свет внезапно ярко вспыхнул и прыгнул с земли прямо ей в лицо. Опрокинувшись на спину, она, выронив арбалет, покатилась вниз по склону, пока, наконец, не врезалась в чахлый куст можжевельника. Маленькая золотистая сфера, ярко светясь, проплыла прямо над головой.

Джералунд тоже не преуспел против этих огоньков. Когда они приблизились, он вытащил меч и принялся их рубить, а они уклонялись и метались вокруг него. Единственным результатом оказалась усталость. Вспотев, несмотря на холодный ночной воздух, он опустил клинок и застыл, тяжело дыша. К удивлению, огоньки тоже остановились. Он решил, что те реагировали на его движение. Когда он сражался, они роились. Когда он спокойно стоял, они затихли.

Двигаясь медленно и осторожно, он убрал меч в ножны. Одинокий оранжевый огонек покинул висевший над ним рой и бросился прямо ему в лицо. Реакция Джералунда последовала незамедлительно, и привела к неудачному результату. Он махнул рукой, чтобы отбить огонек. Едва он коснулся огненного шара, они оба исчезли в белой вспышке. Мгновение спустя, по склону горы эхом прокатился глухой гул. Остальные огоньки потухли.

Британ высвободилась из куста. Она нашла свой арбалет, не пострадавший при падении, что нельзя было сказать о ней самой. По ощущениям, она сломала ребро. Морщась от боли, она вовремя подняла взгляд, чтобы увидеть, как свет поглотил Джералунда. Британ дохромала до места, где тот раньше находился, но сержант исчез.

Эхо гула стихло. В ночи воцарилась неестественная тишина. Бросив последний тщетный взгляд по сторонам, Британ взвалила на плечо арбалет и возобновила погоню.

* * *

«Тяни! Приподнимай! Аккуратнее, аккуратнее!»

Сложив руки лодочкой ко рту, Хамарамис подбадривал тянувших за рычаги и веревки сотни эльфов, старавшихся опрокинуть гигантский каменный блок. Хамарамис выбрал один из наименее крупных камней в пределах эльфийского лагеря, но наименее крупный не означало маленький. Блок был шести метров в высоту, трех метров в ширину, и изрядных двух метров в толщину. Было несложно закрепить крюки на его верхушке. В отличие от попыток сдвинуть массивный блок.

Беседующий вернулся из продолжительного пребывания в центре таинственной платформы, и тотчас приказал Хамарамису свалить один из монолитов. Генерал всегда хотел опрокинуть какой-нибудь блок, чтобы укрепить защитную стену. Когда Беседующий объяснил, зачем он хочет сдвинуть камень, Хамарамис стал опасаться, что болезнь, поразившая тело Беседующего, начала оказывать влияние и на его разум.

«Там, на платформе, я разговаривал с Гитантасом Амброделем!»

С осторожностью потакающего помрачившемуся рассудком, Хамарамис ответил: «С его призраком, сир?»

Гилтас отмахнулся. – «Он жив, генерал, но заблудился в лабиринте туннелей под долиной. Я собираюсь проникнуть туда и найти его».

Беседующий настоял, чтобы об этом больше никому не рассказывали. Хамарамис понимал это требование секретности. Из того, о чем сообщил Гитантас, следовало, что остальные пропавшие эльфы, скорее всего, были мертвы, но, если распространятся новости о том, что Гитантас выжил, скорбящие члены семей соберутся толпой в этом месте, и помешают работе. Желание старого генерала укрепить их оборонительные сооружения будет хорошим прикрытием.

Хамарамис потребовал больше рук на веревки. Толпа зевак присоединилась, хватаясь за любое свободное место. Генерал отправил добровольца на верхушку камня, чтобы убедиться, что все веревки тянутся одинаково. Позади блока, эльфы орудовали рычагами, сделанными из чахлых деревьев долины. Они насыпали под рычаги землю, чтобы увеличить их подъемную способность.

«Еще раз. Поднимай!»

Веревки туго натянулись. Эльфы напрягались и стонали, истекая потом. Блок наклонился на несколько сантиметров вперед, проминая дерн перед собой, но никакие усилия не могли сдвинуть его дальше. Наконец, Хамарамис отдал команду остановиться. Эльфы побросали веревки и принялись потирать ноющие конечности. Старый генерал отправился посоветоваться с Беседующим.

Неестественный холод на круглой платформе ухудшил состояние Гилтаса, и первоначальная конструкция паланкина была изменена. Вместо того, чтобы сидеть прямо, Беседующий полностью откинулся назад, подложив подушки под голову и плечи, и обложившись многочисленными накидками и плащами, чтобы согреться.

«Ничего хорошего, сир», – заявил Хамарамис. – «Должно быть, он вкопан на два или три метра. Мы не сдвинем его таким образом».

Гилтас удивленно покачал головой. Должно быть, исконные жители, тщедушные и немногочисленные, воспользовались магией, чтобы воздвигнуть тысячи массивных каменных блоков. К сожалению, среди нынешних обитателей Инас-Вакенти магия была в дефиците.

Наступил и закончился закат. Хамарамис предложил сделать перерыв на ночь. Гилтас согласился. Он отпустил добровольцев и дал разрешение разобрать рычаги на дрова. Закрыв глаза, он долгую минуту тихо лежал.

«Удивительно, не правда ли?» – наконец, пробормотал он.

«Что, сир?» – спросил Хамарамис.

«Какой пустой ощущается эта долина без леди Кериансерай».

«И спокойной», – подумал старый генерал, но просто согласился со своим королем.

Пока растекались добровольцы, несколько юношей сняли закрепленные на вершине камня веревки. Гилтас, наблюдавший за их ловким подъемом, завистливо вздохнул и попытался сесть. Хамарамис запротестовал, говоря Беседующему, что тот перенапрягается. Гилтас поднял руку, призывая к тишине. Лишь очень немногим дозволялось ругать его, с какими бы то ни было добрыми намерениями: одной была его жена, другим был Планчет.

Внимание Гилтаса привлек вспучившийся перед камнем дёрн. Он перегнулся через край паланкина, чтобы поближе рассмотреть, и для поддержки оперся рукой о глыбу.

Монолит покачнулся.

Эльфы на вершине блока протестующе закричали, подумав, что это Хамарамис пытается опрокинуть его.

«Это не мы!» – крикнул он в ответ, предположив, что они каким-то образом нарушили равновесие камня. – «Немедленно слезайте!»

С шумом, словно от гигантского водопада, камень продолжал крениться вперед, даже когда эльфы сползли вниз. Встревоженные носильщики взялись за шесты паланкина и от греха подальше унесли Беседующего. Едва его рука оторвалась от камня, движение прекратилось. Монолит замер на месте, наклонившись наполовину до земли.

Хамарамис уставился на своего короля. – «Великий Беседующий, у меня есть идея», – сказал он, и попросил Гилтаса приблизиться и снова коснуться камня.

Лицо Гилтаса озарилось пониманием. – «Ты думаешь, я это сделал?»

«Пожалуйста, сир».

Это было смехотворно. У Гилтаса не были стальных рук, наделенных сверхъестественной силой. В последнее время его легкие были так переполнены кровью, что он едва мог сделать десяток шагов, не задыхаясь. Чувствуя себя глупо, Гилтас велел носильщикам отнести себя обратно к наклоненному блоку, и надавил ладонью на камень. Тот немедленно сдвинулся с места. Он испуганно отдернул руку, и движение прекратилось. Он перевел взгляд с руки на камень, не веря своим глазам. Сдвинуть огромный монолит потребовало не больше усилий, чем открыть одну из тщательно сбалансированных дверей во дворце Квалиноста.

«Всем отойти», – велел он охрипшим голосом. Хамарамис с носильщиками отступили назад. Он положил руку на камень и слегка толкнул.

Монолит пришел в движение, словно не имел веса.

Шестиметровый блок тяжело рухнул лицевой стороной вниз. Его выдернутое из земли основание подняло в воздух облако земли. Повсюду послышали радостные крики. Все еще сидя в своем паланкине, Гилтас наклонился к упавшей плите, его плечи и голова были щедро осыпаны землей, а на лице было очень озадаченное выражение.

На том месте, где стоял монолит, зияла глубокая дыра. Хамарамис подошел к краю и заглянул внутрь. Яма была темной, глубокой и холодной. Пальцы тумана кольцами обвивали сапоги старого генерала. Он вслух подумал, под каждым ли каменным столбом скрывается вход в туннель. Один из носильщиков Беседующего задал другой вопрос: «Зачем обитателям Инас-Вакенти такие тяжелые двери?»

Первейшей заботой Хамарамиса была защита лагеря. Если все камни можно было легко двигать с помощью Беседующего, то их можно было бы использовать для создания более прочного периметра. С другой стороны, не было благоразумным открыть так много входов в туннели. Внизу могли подстерегать не меньшие опасности, чем недружелюбные призраки или блуждающие огоньки наверху.

«Не волнуйтесь, генерал», – непринужденно сказал Гилтас. – «Когда мы закончим исследовать этот туннель, я просто верну камень на место». – Носильщики с генералом изумленно уставились на него, и Беседующий рассмеялся.

Хамарамис вызвал воинов сторожить вход. Гилтас сказал генералу, что хочет, чтобы туннели начали исследовать без промедления.

«Ночью, сир?»

«Там всегда ночь».

Его логика была безупречной. Хамарамис быстро организовал эльфов соорудить конструкцию, чтобы опустить в отверстие исследователей. Вызвали искусных мастеров по дереву и изготовлению канатов. Зажгли еще факелы.

Пока продвигалась эта работа, Беседующий послал за писцом, чтобы нарисовать план туннелей. Посланный за добровольцем воин вернулся один. Писцы явно не испытывали энтузиазма к данной задаче.

Хамарамис обругал воина, что тот не выполнил приказ Беседующего. – «Я приведу писца, сир – если понадобится, на кончике меча», – прорычал старый генерал.

Гилтас остановил его. Он не хотел заставлять кого-либо рисковать собой. Хотел бы он сам войти в этот туннель. Когда-то он вполне преуспел с чернильной кисточкой. Но, конечно же, подобные приключения сейчас ему были не под силу.

Он решил направить вниз только воинов, когда из лагеря появился бежавший изо всех сил молодой эльф. Поймав их взгляд, вновь прибывший резко замедлился. Несмотря на испачканные чернилами пальцы и короткую прическу писца, вновь прибывший оказался очень молодым, и, к тому же – девушкой. Она быстро поклонилась Беседующему, Хамарамису, и даже Трусанару, только что прибывшему со своими помощниками.

«Великий Беседующий, я – Виксона Диламбро, ученик писца. Я явилась в ответ на Ваш призыв», – задыхаясь, сказала она.

«Ты – дитя!» – воскликнул Хамарамис.

«Я давала клятву писца». – Это означало, что ей было по меньшей мере восемьдесят, хотя она выглядела гораздо моложе.

Гилтас спросил: «Почему ты хочешь идти?»

«Чтобы служить вам, сир». – Он внимательно смотрел на нее, и она выпалила, – «И чтобы показать этим старым пням, что я так же хороша, как они!»

Он понимал. Его старшие писцы были из того поколения, что не пускало женщин в свою профессию. В Квалинести этот запрет на профессию был давным-давно отменен, но мало кому из женщин хватало мотивации противостоять упрямым стариканам, весьма ревностно охранявшим традиции писцов. Клятва писца в благоразумии, честности и точности была не простым звуком. Наказание за нарушение любой части кодекса было суровым, и еще большим – ущерб чести. За всю свою жизнь Гилтас знал меньше дюжины женщин-писцов.

Что-то в Виксоне тронуло Гилтаса. Возможно, ее отдаленное сходство с Кериан – она была блондинкой, но у нее было такое же как у его жены сердцевидное лицо. А скорее всего, Виксона вызвала в его памяти упрямство Кериан.

«Прекрасный пыл, юная леди. Не подведите меня».

«Не подведу, Великий Беседующий. Я не подведу!»

Хамарамис довольно кисло спросил ее, умеет ли та обращаться с оружием.

«Я сражалась против людей в пустыне».

Как и каждый эльф в долине. – «Есть у тебя какие-то навыки обращения с оружием?»

Ей пришлось признаться, что нет, но явное неодобрение генерала не могло охладить ее энтузиазм.

Исследовательскую партию должен был вести Хамарамис, и он выбрал в сопровождение трех воинов. У каждого должно было быть по два факела, один горящий, и второй про запас. В туннеле больше бы пригодились лампы, но все масло реквизировали в качестве еды. Они должны были быть вооружены только мечами, никаких луков. Генерал попытался навязать Виксоне запасной клинок, но она запротестовала, так как уже была нагружена пергаментом, чернильницей и кисточками. Он вопросительно посмотрел на Беседующего. Гилтас сделал знак убрать запасной клинок. – «Пусть берет, что хочет», – сказал он.

Наблюдая за приготовлениями, Гилтас съел принесенную Трусанаром крошечную порцию еды. Сильванестийский целитель глубоко тронул своего короля. Прибыв на рабочую площадку с обычной дозой неприятного на вкус лекарства, он также принес сюрприз: маленький горшочек кефра.

Гилтас пристрастился к этому кхурскому напитку во время изгнания у стен пустынной столицы. Целитель обнаружил кефр вместе с белым глиняным горшочком и крошечной соответствующей чашей, из которой его традиционно пили, среди багажа Беседующего, куда он был тщательно упакован Планчетом перед походом сквозь пустыню. Трусанар надеялся, что напиток поможет пробудить пропавший аппетит его короля.

Бережно держа чашу в тощих руках, Гилтас глубоко вдохнул. Его обволок резкий аромат кефра, а разум наполнился мыслями о потерянном друге и отсутствующей жене.

Над ямой медленно вырастала конструкция.