Текст книги "Норки!"
Автор книги: Питер Чиппендейл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 39 страниц)
Часть IV
Глава 48. ПАДЕНИЕ МОГУЧИХ
Держись от людей подальше, чего бы это ни стоило!
Его отец постоянно твердил это правило, с тех пор как Филин себя помнил. Тому же самому родители учили Юлу, Бориса, Фредди, Раку и всех, кого Филин знал. Нет хищников страшнее людей – на этом сходились все. Они столь хитры, что ни одно дикое живое существо не может надеяться когда-нибудь узнать все их уловки и трюки и познакомиться со всем арсеналом устрашающего оружия, которым умело пользуется человек. Ни одно существо никогда не должно соблазняться разнообразными диковинками, которыми владеют люди, ибо какими бы привлекательными ни кажутся их угощения и устройства, все они созданы для того, чтобы убивать, лишать свободы, подчинять остальные существа человеческой воле.
Вскоре после того, как Филин научился прилично летать, отец взял его с собой в поля, чтобы, так сказать, наглядно проиллюстрировать все то, что он рассказывал о людях.
«Взгляни на этих животных, – сказал он, указывая на пережевывающих жвачку коров и гурты пасущихся овец. – Люди превратили их в безмозглых скотов. Они добровольно остаются за заборами и проволочными изгородями, а за это люди дают им еду.
Гляди лучше, сынок: эти звери потеряли свободу и не могут больше бродить где захочется».
С этими словами старый филин указал на неестественно правильные очертания пастбища.
«Кому-то это безбедное существование может показаться привлекательным, – мрачно добавил он. – Этим животным ничего не надо делать – только открывать рты, жевать и тучнеть. На самом деле люди отняли у них жизнь, да так ловко, что те даже этого не заметили. Любое живое существо в лесу скорее согласилось бы голодать, чем позволило людям до такой степени распоряжаться собой и своей судьбой».
«Однако взаимоотношения между людьми и животными нельзя изображать только черным и белым цветом, это тебе не сорочьи перья», – продолжал объяснять старый филин.
«Некоторые птицы, – говорил он, – часто заигрывают с опасностью, которая идет от людей. Крикливые чайки стаями собираются здесь в непогоду и, кажется, совершенно не боятся людей. Так же ведут себя перелетные птицы, когда они появляются в этих краях летом. Впрочем, птицы умеют летать и потому могут чувствовать себя в относительной безопасности по сравнению с существами, которые привязаны к земле. Но для тебя, филина, закон неумолим: держись от людей подальше, чего бы это ни стоило, иначе рано или поздно они до тебя доберутся».
Потом они полетели поглядеть на пролегшую вдоль настоящей реки твердую реку, по которой ездили людские грохоталки.
«Это называется шоссе, – строго сказал старый филин. – Держись подальше и от него. Ты наверняка слышал, как матери наземных животных велят своим детям никогда не играть здесь. Смотри, и ты поймешь почему».
Усевшись на дереве возле дороги, они дождались, пока не показалась одна из грохоталок. Она неслась с такой скоростью, что Филину показалось, будто вся долина затряслась и задрожала. Как и большинство человеческих творений, грохоталка отличалась неесте– ственно прямыми, угловатыми очертаниями и была такого кричаще-яркого цвета, что Филин невольно зажмурился, когда лучи вечернего солнца попали ему в глаза, отразившись от блестящей поверхности. Потом они подождали еще, и в сгустившейся мгле Филин снова был ослеплен – на этот раз ослепительным светом фонарей, установленных на грохоталке. Отчаянно моргая слезящимися, ничего не видящими глазами, он почувствовал, как в его душе нарождается ужас. Ни одна птица – даже быстрокрылый сокол-сапсан – не умела летать с такой головокружительной скоростью.
Впоследствии отец показал ему железные коробки, которые с ревом плыли высоко в небе, оставляя за собой белый, как облако, лед. Ни одна птица не могла бы подняться так высоко.
«Мы уверены, что это тоже люди, – сказал отец Филину. – Слишком уж прямо летят эти штуки, чтобы быть живыми. Наверняка это специальные летающие грохоталки или, вернее сказать, гуделки. И нечего удивляться – люди, кажется, запрограммированы, чтобы покорять и править. Но ты, сын, должен всегда помнить о том, как тебе повезло. Ты родился в Старом Лесу, куда, неизвестно почему, люди не заходят, если не считать одного и того же человека с его желтой собакой.
Но это совершенно не значит, что ты можешь забыть основное правило. Ну-ка, повтори его!»
«Держись от людей подальше, чего бы это ни стоило, – послушно повторил Филин. – Иначе рано или поздно они до тебя доберутся».
О том же самом твердили Филину все его инстинкты. Чем дальше он улетал от леса, исследуя прилегающие к нему поля, тем чаще он сталкивался с людьми и всегда чувствовал одно и то же: стоит ему только обнаружить свое присутствие, и это кончится для него плохо. Даже без строгого отцовского внушения Филин знал бы, что ему любой ценой следует держаться от людей как можно дальше. И большинство обитателей леса придерживались в отношении людей того же незыблемого правила, вложенного в них самой природой.
К тому времени, когда ясным и теплым утром возле Горбатого моста остановилась длинная грохоталка, шестое чувство уже подсказало большинству обитателей леса, что их спокойной жизни пришел конец. За полмесяца, что прошли со дня гибели Лопуха и провала затеи с петицией, в лес приходило все больше и больше людей. Когда же со спины длинной грохоталки сгрузили желтую грохоталку поменьше, тревожная весть мигом разнеслась по всему лесу. Пара лесных голубей, осмелившаяся подлететь поближе, чтобы как следует рассмотреть чудище, в панике метнулась обратно под деревья, чтобы рассказать всем, что эта желтая штука совсем не такая, какие ездят по шоссе. И, с опаской глядя на новую грохоталку из-под кустов и из крон самых густых деревьев, лесные жители почувствовали, как их сердца сжимаются от нарастающего страха и дурных предчувствий. Желтая грохоталка кашлянула несколько раз, изрыгнула клуб жирного черного дыма и с ворчанием ожила. Но только когда она тронулась с места, лесные существа поняли, что имели в виду голуби. У грохоталки были необычные длинные ноги, которые при движении пронзительно взвизгивали, напоминая голоса норок. Грохоталка без труда перевалила через Горбатый мостик и покатилась по Долгому полю, а следом за ней двинулась другая, обычная грохоталка, в которой сидели несколько человек с блестящими белыми головами.
У Калитки люди вылезли из своего экипажа и с шутками и смехом приблизились к воротам, которые оставались надежно заперты на протяжении десятков лет и зим и густо заросли ежевикой. В предыдущие разы люди входили в лес через Калитку, но сейчас они дружно навалились на створки ворот и под жалобный скрип ржавых петель распахнули их настежь.
Желтая грохоталка заворчала, зачадила и двинулась по Тропе.
– Она нас съест! – в панике пищали мыши.
– Послушайте, как сердито ревет это чудовище!
– Это ужас, ужас!
– Мы все погибнем!
– Глядите, как эта штука взрывает землю! Она хочет выкопать всех, кто от нее спрятался!
Паника была всеобщей и всеобъемлющей. Ни одно существо не могло отделаться от ощущения, будто желтое чудовище явилось в лес персонально за ним, хотя разум подсказывал, что планы грохоталки носят гораздо более общий и зловещий характер. Для подавляющего большинства лесных обитателей желтая штука была самым большим существом, которое они когда-либо видели. Насекомым, которые, сидя на былинках и цветах, с ужасом взирали на нее с высоты всего лишь нескольких дюймов от земли, грохоталка казалась выше самых высоких деревьев. Ее длинные блестящие ноги, так сильно отличавшиеся от мягко шуршащих ног нормальных грохоталок, терзали почву, словно острые хищные когти, оставляя позади двойной непрерывный след, состоящий из вывороченной травы и взрытой земли. Еще более страшным казался широкий сверкающий нож в передней части грохоталки. Не притормаживая и не замедляя хода, грохоталка-копалка срезала молодую поросль, ломала средней толщины деревца и выворачивала из земли древние пни. Она была такой тяжелой, что попадавшиеся на ее пути насекомые смешивались со спрессованной землей, а черви в подземных норах, не имея возможности спастись, гибли сотнями, заживо погребенные обрушившимися сводами своих тоннелей.
– Грохоталка убивает! – закричали лесные жители. – Она и до нас доберется!
Впрочем, после нескольких отчаянных минут здравый смысл возобладал. Наиболее сообразительные увидели, что в отличие от норок, которые стремились убить и сожрать все, до чего могли дотянуться, копалка, похоже, преследует совсем другие цели. Уничтожая растительность на Тропе, она выравнивала и выглаживала ее, спрямляя повороты и засыпая канавки. Еще немного, и новая страшная мысль поразила многие умы: копалка превращала Тропу в шоссе!
Тем временем копалка попятилась и, заревев еще громче, принялась сгребать срезанные деревца и кустарники в огромную кучу. На оставленный ею расчищенный
участок ринулись люди с белыми головами. В руках у них были какие-то штуки, которые издавали такое громкое жужжание, что у каждого, кто его слышал, заныли зубы. В новом приступе страха животные наблюдали за тем, как вращающиеся зубы жужжалок режут ветки и поваленные стволы с такой легкостью, с какой гусеницы разгрызают листья.
Атака на лес, которой все так боялись, началась.
Столкнувшись с новым кризисом, равного которому они еще не знали, лесные жители потянулись на Большую поляну, к Могучему дубу. Филин, оставив Юлу насиживать яйцо, полетел туда же и застал Кувшинку уже на Пне.
– Где ты был? – сердито закричала она, увидев, что Филин опустился на свой председательский сучок. – Неужели тебе не ясно, как нам необходимо скорее провести собрание?
– Раз необходимо, так проводи! – ухмыльнулся он и сердито встопорщил перья, прислушиваясь, как Кувшинка уговаривает Сопричастных Попечителей соблюдать спокойствие и не терять оптимизма и присутствия духа.
Договорить ей так и не удалось. На Большую поляну то и дело прибывали стайки встревоженных птиц, которые сообщали, что желтая копалка движется по Тропе прямо сюда.
– Она преследует нас! – завопили испуганные Попечители.
– Мы были правы! Эта штука хочет до нас добраться!
– Она всех нас съест!
Тревога быстро переросла в панику, так что в конце концов сама Кувшинка, позабыв об ответственности, ринулась вслед за остальными на поиски подходящего укрытия.
Тем временем копалка медленно, но неостановимо поднималась по Тропе, выравнивая все на своем пути, пока с победоносным ревом не вырвалась из спутанного подлеска. Ее лязгающие ноги были обвиты вырванными с корнем плетьми ежевики. Сделав круг по опустевшей
поляне, желтая копалка остановилась под Могучим дубом. Оглушительно взревев и выпустив в воздух плотный клуб сизого дыма, она неожиданно уснула, и в наступившей тишине лесные жители услышали, как потрескивает и пощелкивает ее желтое тело, над которым дрожал нагретый воздух.
Со спины копалки слез человек. Потянувшись, он приветствовал своих товарищей с белыми блестящими головами, которые, оживленно переговариваясь, шли следом. Один из белоголовых со смехом поднял с земли дохлого кролика, который умер от страха, и, сделав ртом жевательные движения, отшвырнул тельце в кусты. Потом люди уселись под Могучим дубом – точь-в-точь как Сопричастные Попечители, – а один из них, к вящему ужасу обитателей леса, взгромоздился на Пень. Достав из блестящих свертков еду, люди принялись питаться, запивая съеденное жидкостью из металлических банок, которые они вскрывали с шипящим хлопком. Покончив с трапезой, они вставили в свои рты какие-то белые палочки. Пораженные новым приступом страха, лесные обитатели, словно зачарованные, смотрели, как люди подожгли эти палочки крошечными огоньками. Запах дыма поплыл над поляной, щекоча чувствительные ноздри мышей и кроликов и подстегивая природные инстинкты, побуждавшие их броситься наутек. Многие так и поступили, но остальные, в ком любопытство пересилило страх, остались дрожать в своих укрытиях, наблюдая за тем, что еще сделают эти странные люди.
Потом люди снова разбудили копалку, та чихнула и выпустила струю черного дыма, разом прикончив сотни и сотни умственно неполноценных насекомых, которые опустились на нее, чтобы познакомиться с чудищем поближе. Потом она поползла по Тропе в обратном направлении, срезая новые и новые кусты и расширяя дорогу, которую она уже проделала. Когда ее рев затих, белоголовые запустили свои страшные жужжалки и обступили со всех сторон Могучий дуб, указывая вверх на его толстые ветки и рисуя на стволе белые крестики, Потом, без всякого предупреждения, они атаковали дерево сразу с двух сторон. Лес-
ные обитатели затряслись еще пуще, увидев, как врезаются в кору острые зубы и как летит во все стороны мелкая щепа. Воздух наполнился страшным треском и гулом, желтые опилки так и сыпались на траву, собираясь у подножия ствола похожими на муравейники желтыми коническими кучками.
Люди расширили узкий пропил в коре, превратив его в зияющую рану, а потом перешли на противоположную сторону дуба, чтобы снова терзать его неподатливую древесину железными зубьями жужжалок. Теперь они действовали не так быстро и с большей осторожностью. Воспользовавшись этим, многие зверюшки перебежали на ту же сторону, чтобы лучше видеть, и этим спасли себе жизнь, ибо, как только они отыскали себе новые наблюдательные пункты и, надежно укрывшись за ветвями, выглянули оттуда, они увидели, что Могучий дуб накренился.
– Он падает! – дружно ахнули десятки голосов.
– Не может быть!
– Это невероятно.
Могучий дуб был не только местом встреч Сопричастных Попечителей и другого лесного народа. Это было самое старое, самое гордое и самое большое дерево в лесу. Дуб рос здесь несколько сотен лет; он всегда был здесь, и отцы рассказывали о нем своим детям, а им самим рассказывали о Могучем дубе их собственные отцы и деды. В этом качестве он символизировал собой преемственность поколений и единство леса, которое удерживало вместе все живые существа, и больше чем что-либо иное воплощал в себе все, во что верили обитатели леса. Не могли же люди просто прийти в лес и уничтожить его?..
Или могли?!
Потрясенные лесные жители затаили дыхание. Могучий дуб падал, громко шелестя листьями. На мгновение он застыл в воздухе, словно в последнем титаническом усилии обретя утраченное равновесие, а потом стал валиться все быстрее и быстрее. От удара о землю крону подбросило, потом упругие ветви не выдержали и подломились. Массивный комель подлетел
вверх, опустился, и наконец поверженный великан замер неподвижно.
– О, нет! – исторгся из множества грудей еле слышный вздох.
Люди снова зажгли свои белые палочки и подошли к дереву, чтобы полюбоваться на дело своих рук. Обменявшись несколькими словами, они подняли на плечи жужжалки и пошли прочь по изуродованной Тропе, смеясь и переговариваясь громче, чем когда-либо за весь сегодняшний страшный день.
Когда они укатили в своей грохоталке, лесные жители начали робко выползать из укрытий и собираться вокруг своего бывшего тотема. Катастрофа была столь ужасна, что никто – не исключая и Сопричастных Попечителей – не мог вымолвить ни слова. Кувшинка выглядела ошарашенной едва ли не больше всех; присев на траву, она тупо смотрела прямо перед собой и время от времени издавала жалобный, хнычущий звук. Остальные потерянно подходили к упавшему стволу и рассаживались вдоль него маленькими группами, встревожен-но принюхиваясь к зловеще-резкому запаху свежеспи-ленного дерева.
Благоговейное молчание нарушалось лишь –стуком тяжелых капель – это стекал на землю вытекавший из комля сок. Филину даже показалось, что он расслышал негромкий голос листвы, которая, лишившись притока поступавших из земли жизненных соков, зашелестела чуть слышно и жалобно.
Пустота образовалась в их душах и сердцах. Что-то ушло из них навсегда, и каждый знал, что эту пустоту уже ничем не заполнишь. Поверженный Дуб тоже был своего рода символом, но он не внушал ничего, кроме ужаса. Даже сейчас он представлялся гигантским. Его ветви накрыли половину Большой поляны и торчали так высоко вверх, что оставались по-прежнему недоступными наземным существам; толщина ствола все так же поражала, и все-таки люди уничтожили его, и не просто свалили, а свалили за считанные мгновения, без особенных усилий.
– Ну что ж, лично я сумею без него обойтись,– первым нарушил траурную тишину Борис. Голос барсука
прозвучал с вызовом, хотя по инерции он все еще продолжал трясти своей полосатой головой. – По крайней мере, – заключил он, – наши лесные трепачи заткнутся хотя бы на время, пока не подберут для своих сборищ новую поляну.
– Неужели для тебя не существует ничего святого? –г– очнулась от своего транса Кувшинка. – Как ты не понимаешь, что эта трагедия в одинаковой степени затрагивает всех, кто живет в лесу?
«Кто-кто, а Борис понимает это получше некоторых», – подумал Филин, распознав за нарочитой грубостью барсука подсознательное стремление как-то примириться с печальным событием. Он уже собирался вмешаться, когда Юла, на время оставив их драгоценное яйцо без призора, опустилась рядом с ним на ветку ясеня.
– Если бы ты видел это сверху! – негромко произнесла она.– В листве зияет такой глубокий шрам, словно у нашего леса вырвали сердце.
Филин уже подумал об этом. Именно птицам предстояло каждый день убеждаться в том, что их лес уже не тот, каким он был еще сегодня утром.
– Я, пожалуй, полечу назад, – решительно сказала Юла, возвращая Филина к действительности.
– Юла права! – протрубил снизу Борис. – Не можем же мы торчать здесь весь вечер и всю ночь.
– Люди, похоже, пометили нашу территорию, – негромко сказала Рака.
– Как норки, – ответил Филин, неожиданно вспоминая о бойне на Большой поляне.
Глава 49. В ПОИСКАХ ВЫХОДА
Когда на следующее утро люди снова появились в лесу, все его обитатели не могли сдержать дрожи. Исключение составляли разве что лесные блохи. Подталкиваемые своим неуемным любопытством, они заползли в блестящие металлические штуки, из которых люди
пили накануне. Внутри оставалось по нескольку капель человеческого напитка, но блохам вполне хватило этого скромного количества, чтобы ненадолго впасть в буйное веселье. После этого они отключились, и наутро – когда лесные жители все еще дрожали от страха – блохи просто не могли думать ни о чем, кроме ужасной головной боли.
Самым тревожным и пугающим казалось то, что люди явно действовали в соответствии с каким-то планом, суть которого никто не мог постичь. Одно только было более или менее очевидным: люди явно избрали своей основной базой Большую поляну. Каждый вечер, когда суета стихала, обитатели леса тайком пробирались сюда и осматривали выросшие на поляне противоестественные прямолинейные и прямоугольные постройки и сложенные возле них мешки и коробки, откуда доносились незнакомые, тревожащие запахи.
Общество Сопричастных Попечителей впало в состояние боязливой нерешительности и ничего не предпринимало. В конце концов Кувшинка выступила на второпях созванном собрании и, оправдывая свое бездействие, объявила, что в данной ситуации предпочтительней всего тактика выжидания.
– Люди могут уйти так же неожиданно, как и появились, – с дурацким апломбом вещала она. – Никто ведь не может предвидеть будущее, верно? Мы тем временем должны набраться терпения и вести себя сдержанно.
Слушая ее разглагольствования, Филин чувствовал небывалое раздражение. Даже Маргаритка не была столь наивной.
– Почему бы не послать людям петицию? – предложил он, не выдержав. – Или у вас кончились белые голуби?
Кувшинка агрессивно покосилась на него.
– Вот беда с вами, хищниками, и в особенности с самцами, – вечно вы пытаетесь что-то сделать, когда сделать ничего нельзя. Кстати, – прибавила она с такой великолепной небрежностью, что Филин аж заскрежетал клювом от бессильного бешенства – настолько это
было некстати, – может быть, вы заметили, что люди, которые портят наш лес, – исключительно самцы? Мне кажется, это о многом говорит, не так ли?
– Это говорит только о том, что самки, особенно такие, как ты, даже среди людей считаются неполноценными существами,– едко парировал Филин.
Какими бы ни были цели и побудительные мотивы людей, лесное сообщество разрушалось на глазах. Все существа, включая Юлу и – подумать только! – Раку, ушли в себя и в свои дела, словно боясь узнать что-то такое, что могло бы смутить их покой. Норочья угроза, которая никуда не исчезала, все-таки исходила от таких же диких существ, как и они сами. Но всепобеждающим людям лесные жители, охваченные ощущением беспомощности, готовы были сдаться без борьбы. Даже Филин не мог не признать, что в глубине души он, как и все остальные, не имеет никакого особенного желания что-то предпринимать, чтобы предотвратить новую трагедию. И вместе с тем что-то, возможно даже его давние беседы с Дедушкой Длинноухом, не давало ему покоя, заставляя тщательно обдумывать и анализировать ситуацию.
Для начала он решил порасспросить Бориса.
– Если бы только знать, что они задумали! – сказал он барсуку. – Тогда мы по крайней мере лучше представляли бы себе свое нынешнее положение. – И добавил почти умоляюще: – Не может быть, чтобы ты не хотел в этом разобраться.
– Очень даже может, – ответил ему непреклонно Борис. – Я знаю то, что знаю, и это все, что мне хочется знать.
Этот ответ не слишком удивил Филина. Он достаточно хорошо знал Бо и мог предвидеть, что барсук, меньше всего на свете любивший перемены, будет закрывать глаза на происходящее дольше и упрямее остальных.
– Вообще-то я имею представление о том, что затеяли двуногие, – неожиданно проворчал Борис. – Фредди рассказывал мне, но не могу сказать, чтобы я был ему чрезвычайно за это признателен. Так что спроси лучше его.
Филин не разговаривал с лисом с тех пор, как в лесу появились люди. По лесу циркулировали упорные слухи, будто лис поддерживает контакт с норками, и большинство лесных жителей стали обходить его стороной.
Филин долго раздумывал, стоит ли разыскивать Фредди, чтобы поговорить с ним по душам, но лис решил проблему за него, появившись под буком Филина вскоре после того, как люди разошлись на ночь. Примерно в этот же час когда-то приходили к буку Лопух и компания.
Юла отреагировала на появление лиса почти так же резко, как она реагировала на кроликов.
– Рыжий прохвост что-то замышляет, – с подозрением пробормотала она, выглядывая из дупла с таким видом, словно собиралась раскрыть тайные замыслы лиса при помощи одного лишь зрения. – Неужели ты до сих пор не понял, как опасно ему доверять?
– У меня просто-напросто нет выхода, – коротко ответил Филин. – Он должен рассказать мне, что происходит в лесу.
– Он расскажет тебе только то, что выгодно ему, – парировала Юла. – Ну да пусть это падет на твою же голову.
С этими словами она слегка клюнула его в щеку и запрыгнула обратно в гнездо.
– Будь осторожен, мне бы не хотелось тебя потерять, – добавила она неожиданно.
Филин, польщенный и тронутый этим замечанием, слетел вниз. Он не помнил, когда в последний раз Юла говорила ему что-то подобное. Может быть, она тоже в конце концов поняла, насколько необходимо что-то предпринять, пусть даже рискованное и небезопасное? Или ее образ мыслей изменился с рождением птенца, голенького, беспомощного существа, которое негромко попискивало в заново отремонтированном углу гнезда?
– Я все понял, как только увидел, как люди прикрепляют на мосту белый квадрат, – небрежно заметил Фредди.
– Когда это было? – спросил Филин.
– Пару недель назад или около того. – Лис зевнул.
– Я его не видел.
– Ничего удивительного. Он до сих пор там, но он слишком мал, и его трудно заметить. Это человеческая штука, а лесные жители, как известно, стараются держаться подальше от всего незнакомого. Даже если бы кто-нибудь и заметил этот квадрат, то вряд ли понял бы, что он означает. В нем, откровенно говоря, ничего особенного нет.
– Не хочешь ли ты сказать, что ты это понимаешь? – с легкой насмешкой уточнил Филин.
– Я не уверен, будто все понял правильно, – с неожиданной серьезностью отозвался лис. – Но я интересовался, спрашивал, сопоставлял. Многие лисы видели такие штуки. Они говорят, это особый знак, который люди имеют обыкновение устанавливать на территории, которую считают своей. После этого они либо строят на этом месте свои логовища, либо прокладывают твердую дорогу.
– И что они собираются предпринять в нашем случае? – уточнил Филин, приготовившись к самому худшему.
– Я не уверен, но боюсь, что первое, – пожал плечами Фредди. – В конце концов, если нам и норкам нравится жить в лесу, то почему людям не может нравиться то же самое?
Как он может относиться к этому так легкомысленно, удивился Филин. С другой стороны, из всех лесных жителей Фредди был, пожалуй, единственным, кто ясно представлял истинный характер происходящего и не строил никаких иллюзий насчет будущего. Теперь понятно, почему барсук затыкает уши, закрывает глаза и стремится забиться как можно глубже в нору, лишь бы не слышать тревожных новостей. В конце концов, его логово совсем недалеко от Большой поляны, и что будет с ним и его семьей, если в лесу поселятся люди? Несомненно, именно из этого материала были сотканы самые страшные барсучьи кошмары, которые и сделали его таким раздражительным.
– Я предполагаю, – важно сказал лис, – что люди намерены осваивать территорию, которую они оградили лентами. Пока, впрочем, они сосредоточили все свои усилия на освоении леса. Похоже, они всерьез намерены прибрать его к рукам, Фил.
Филин почувствовал легкую дурноту, которая, впрочем, быстро прошла.
– Как ты думаешь, долго нам еще осталось?
– До того как люди поселятся здесь по-настоящему, пройдет, пожалуй, несколько месяцев, но работы будут с каждым днем расширяться, так что лесу, считай, конец.
«Как можно так спокойно констатировать такие ужасные вещи? Неужели ему все равно?»
– Почему ты не сказал об этом раньше? – сердито спросил он.
– Почему?.. – Фредди опять передернул плечами. – А почему, собственно, я должен делиться с кем-то моими маленькими секретами? Мы, лисы, не придерживаемся в отношении людей принципа «держись подальше». Напротив, в последнее время мы начинаем думать, что чем ближе к людям – тем лучше. О преимуществах такого соседства можно говорить много и долго, но если хочешь знать… Словом, от людей можно многое получить, если знаешь, как правильно к ним подойти.
– Но как же насчет охоты? Ты говорил, она существует специально для того, чтобы убивать лис! – выпалил Филин, использовав свой испытанный аргумент. Что бы там ни говорил Фредди, он вряд ли захотел бы жить рядом с людьми, пока существуют охотники и собаки.
– Нам все чаще и чаще приходится слышать, будто в больших поселках, где много-много человеческих логовищ, люди совсем другие, – спокойно отозвался Фредди, не собираясь, по всей видимости, возобновлять старый спор. – Тебе нелегко будет в это поверить, но они, похоже, только радуются нашему появлению. Можно подумать, будто люди разделились на два совершенно разных вида.
Он немного помолчал, и Филину показалось, что старый друг вот-вот поделится с ним чем-то сокровенным, но Фредди, видимо, передумал, так как ничего не сказал.
– Уж так они будут рады видеть тебя и твое племя вблизи своих порогов, а особенно вблизи своих курятников! – желчно заметил Филин.
Фредди только ухмыльнулся в ответ.
– В больших человеческих колониях нет курятни-K0Bi – сказал он. – Там… Да и что плохого в том, если мы будем держаться наших друзей? – спросил он с неожиданным напором. – Ведь большинство людей совсем неплохо к нам относятся, что бы ни утверждали ты и все остальные!
– Совсем как норки, да? – не удержался Филин. – Ты наверняка знаешь, Фредди, какие слухи циркулируют в лесу. Почему бы тебе не признаться заодно и в этом?
– Мы несколько раз беседовали, только и всего, – ощетинился лис, но на морде его появилось хитрое выражение. – Что в этом плохого?
«Все плохо, – подумал Филин. – Абсолютно все». Впрочем, он сдержался и не стал произносить этого вслух.
– Что думают норки о человеческом вторжении? – спросил он. – Они не собираются перебраться отсюда куда-нибудь подальше?
– Они бы мне не сказали,– беззаботно откликнулся лис.– Мы не настолько близко контачим. Но если ты, по чистой случайности, задумал предпринять что-то, чтобы остановить людей, спрашивай не меня – спроси лучше у них. Норки – единственные существа в этом лесу, у которых может появиться плодотворная идея.
– Почему это? – подозрительно осведомился Филин.
– Они когда-то жили с людьми и знают их лучше нашего, – пояснил Фредди. – И если они сумели перехитрить человека и бежать, то почему бы им снова не оказаться умнее?
Филин невольно насторожился. Как справедливо заметила Юла, эта встреча с лисом была слишком своевременной, чтобы быть действительно случайной. Фредди явно пытался подвести его к чему-то. Как бы там ни было, разговор зашел о проблеме, которую Филин подсознательно обдумывал, но которую он пока не мог четко сформулировать. В самом деле, перед своим поспешным уходом ласки и горностаи упоминали о том, откуда, по их мнению, взялись в лесу норки, и не верить им у Филина не было никаких оснований.
– Почему бы не сэкономить время и не выяснить это между нами двоими? – спросил он напрямик.
– Ты же знаешь, это не мой стиль, – обезоруживающе улыбнулся лис.
Последовала долгая пауза. Филин чувствовал себя разочарованным, но вместе с тем – впервые за долгое время – в душе его затеплилась слабая надежда.
– Ну давай, Фредди, выкладывай, – сказал он наконец.
– Ладно, Фил… Я принес тебе послание от Меги, вождя норок, – медленно проговорил лис. – Он хочет, чтобы ты пришел к нему для обсуждения плана, который они придумали.
Несколько мгновений Филин тупо смотрел на него, и только потом способность соображать снова вернулась к нему. Ну конечно же!.. Каждый раз, когда между враждующими сторонами возникала потребность в общении, Фредди был тут как тут, предлагая свои услуги и тем и другим.
– Нам придется либо оставить лес людям, либо встретиться с норками, Борис, – объяснял Филин. – Неужели ты не понимаешь, что в сложившейся ситуации мы нуждаемся в них больше, чем они в нас?
Половина вечера прошла в уговорах, прежде чем Борис вообще согласился поговорить с Филином, да и то при условии, что его привычный распорядок не будет нарушен.
«Я убью этого двуличного прохвоста как только увижу!» – такова была его первая реакция, когда Филин открыл ему, что Фредди тесно общался с норками.
– Я не думаю, чтобы они могли предложить нам что-то ценное, – проворчал Борис, разрывая лапами заросшую травой кочку в надежде обнаружить под ней несколько жирных червей или жуков. – Сколько раз я должен повторять тебе, Филли, – от норок нам никакого добра не будет!
