Текст книги "Камень Апокалипсиса"

Автор книги: Пит Эрли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 27 страниц)

– Новое хобби моей Максин, – добавил он.

Мелисса сделала глоточек.

– На мой взгляд, слишком уж терпкое, – заметила она.

– Вот как? – отозвалась Максин, пригубив из своего бокала. – А наши эксперты говорят, вино великолепно.

– Вы не увлекаетесь атлетизмом? – обратился Арнольд к Спенсеру. – Штанга? Пробежки по утрам?

Мелисса фыркнула.

– Да нет, – ответил Спенсер. – Знаете, совсем нет времени ходить в спортзал.

– О, это следует исправить, – сказал Арнольд. – А я вот в пять утра сразу за гантели.

– Одержимый, – добавила Максин.

– Ну и пусть одержимый. Я в восьмом классе был совсем хиленький, – доверительно сообщил Арнольд. – Любой задира мог дать мне оплеуху. А потом я сказал «хватит»! И полностью переделал себя атлетизмом. Дважды в день я ходил в спортзал и к выпускному вечеру стал самым могучим старшеклассником во всей школе. За мной водилась слава компьютерного вундеркинда, но не будем забывать, что этот маменькин сынок лежа выжимал сто шестьдесят кило.

Джейкоб Уиллер, окружной прокурор Шарлоттсвиля, вместе с Флоренс, своей женой, присоединился к компании.

– Прекрасная вечеринка! Великолепная вечеринка! – хлынуло из Джейкоба. – Приветствую вас, господин судья! – потянулся он к Спенсеру и, обменявшись рукопожатием, вежливо кивнул Мелиссе: – Добрый вечер, миссис Ван-ден-Вендер.

Спенсер давно привык, что люди довольно раскованно ведут себя с ним, но всегда переключаются на формально-корректный тон, обращаясь к его супруге. Иного отношения фамилия Ван-ден-Вендер не допускает.

– Говорят, ваша честь, на сегодняшнем заседании свежее пополнение село в лужу? – предложил новую тему Уиллер.

– Правда? – навострил ухо Франк Арнольд. Похоже, новость его искренне заинтересовала. – Люблю, знаете ли, истории про адвокатов, особенно когда их выставляют дураками.

– Эту дурочку зовут Патти Делани, – подхватил Уиллер. – Представляете, она велела своему клиенту прийти в суд в чем-то приличном. А этот идиот заявился в одежде, которую сам же и украл! Его судят, а он сидит в ворованном! Называется, человек внял совету адвоката!

Франк Арнольд обернулся к Спенсеру.

– Думаете, есть основания для апелляции, раз он всего лишь выполнял ее указания?

Спенсер попытался подыскать остроумный ответ, но его опередил Уиллер:

– Это еще что! Самое забавное, что Патти Делани сама одевается как… я не знаю, прямо как в телевизионном варьете или «Звездных войнах»!

Здесь их беседу прервал один из слуг, что-то прошептав на ухо хозяину. Франк знаком поманил к себе Максин, и, вежливо извинившись, они удалились, оставив Спенсера и Мелиссу напротив четы Уиллеров.

Хотя мужчины и работали в одном и том же здании, вращались они в совершенно разных социальных кругах. Уиллер, к примеру, организовал кампанию за избрание самого себя на пост окружного прокурора – в основном потому, что отчаялся зарабатывать на жизнь как частнопрактикующий адвокат. Его с большой натяжкой можно было назвать посредственным юристом, и местной адвокат-коллегии не понадобилось много времени, чтобы распознать и начать эксплуатировать слабые места Уиллера. Поскольку он терпеть не мог расследовать дела, защите сплошь и рядом удавалось договориться о весьма щедрых сделках для своих подопечных. Как ни странно, такая профессиональная ущербность шла ему лишь на пользу и не позволяла стать безработным, потому что практически никто из коллег не хотел видеть на его месте кого-то другого. На перевыборах в прокуроры он всегда шел единственным кандидатом.

Пару неловких минут никто не проронил ни слова, а затем Уиллер вдруг выпалил:

– Эй, судья, а вы, случаем, не из фанатов «Краснокожих»?

Мелисса чуть не опрокинула на себя бокал.

К счастью, тут вновь появились Франк и Максин, ведя за собой новоприбывшего гостя. Тейлор Колдуэлл состоял генпрокурором Виргинии и после губернатора с его заместителем являлся наиболее влиятельным народным избранником всего штата. Уиллеры тут же засуетились, желая побыстрее засвидетельствовать свое почтение. Спенсеры не двинулись с места. За ними не водилась привычка охотиться на знаменитостей.

– Этой мадам неплохо бы сменить прическу, – заметила Мелисса.

– Флоренс?

– Нет, я про Максин. Слишком уж стара для распущенных волос. Или для блондинки.

Мелисса отпила еще глоток.

– И вино у нее дерьмовое.

С этими словами она выплеснула бокал в траву.

– Как ты ее находишь? Сексапильна?

Спенсер знал, куда дует ветер, и не рискнул дать правдивый ответ.

– Она мне руку потискала. Наверное, проверяла бицепс, – сказал он.

Мелисса мелко рассмеялась.

– Никогда они здесь не приживутся. Даже деньги его не помогут. Нельзя купить стиль, нельзя купить класс!

Спенсер бросил взгляд на хозяев дома. Арнольды уже подводили к ним генпрокурора.

– Вы, конечно, знакомы с судьей Спенсером и миссис Ван-ден-Вендер? – полувопросительно сказал Франк.

– Знаком? – переспросил Колдуэлл. – Черт возьми, да я с ними в школу ходил! Судья – один из моих ближайших давнишних друзей. А Мелисса… О, моя дорогая, вы по-прежнему восхитительны, как и в ту студенческую пору, когда я так страстно желал похитить ваше сердце. Чтобы оно не досталось этому хитренькому проныре!

Колдуэлл поцеловал Мелиссу в щечку, и минут пять они вели пустую светскую болтовню. Затем Колдуэлл громоподобным голосом объявил, что ему придется покинуть вечеринку:

– Меня ждет Ричмонд – наш республиканский губернатор удосужился сунуть нос в трижды клятую тяжбу насчет телевизионщика.

Каждый из присутствующих знал, о чем идет речь, дело вот уже неделю не сходило с первых полос. Тремя годами раньше некий телеведущий из Вашингтона размозжил себе череп в автомобильной аварии. Повреждения головного мозга оказались столь обширны, что сейчас, по словам докторов, он пребывал в состоянии «овоща». Несколько дней назад его семья потребовала отключить коматозного родственника от аппаратуры, однако губернатор Джордж Андерсон, прослышав об их планах, созвал пресс-конференцию и объявил, что будет оспаривать такое решение в суде. Андерсон даже назвал его «актом сознательного смертоубийства».

– У нас еще не было губернатора, который бы вмешивался с подобным иском, – сообщил Колдуэлл обступившей его толпе гостей. – Разумеется, как генеральный прокурор, я просто обязан поддержать губернатора на завтрашнем заседании Верховного суда. Хотя, если честно, я с ним категорически не согласен.

«Вашингтон пост» и иные СМИ намекали, что от действий губернатора Андерсона попахивает чистой политикой. Если заглянуть в прошлое, то Андерсона изначально выбрали на пост замгубернатора, однако его босс, не отработав и половины срока, умер от сердечного приступа, и Андерсон автоматически пересел в начальственное кресло. В Виргинии губернаторам разрешается занимать сию четырехлетнюю должность только один раз, но, поскольку Андерсон просто заполнил образовавшуюся вакансию, закон позволял ему выдвинуть свою кандидатуру на переизбрание. Совсем недавно он принял несколько решений, возмутивших ультраконсервативное крыло республиканской партии. Так что теперь его беспрецедентное вмешательство в дело о телеведущем толковалось учеными мужьями от политики как попытка ублажить оскорбленных консерваторов.

– Лично я считаю, что Андерсон сел голым задом в муравейник, и мне это разрывает сердце! – съязвил Колдуэлл. Они с губернатором были на ножах.

Прощаясь с другими гостями, он поманил к себе Спенсера и прошептал на ухо:

– Слушай, мне зайти к тебе надо, по личному. В понедельник утром. Я скажу секретарю, чтобы она уточнила время у мисс Алисы. Я так понимаю, она по-прежнему служит?

– Ох, служит… – скрипнул зубами Спенсер.

– Ничем старую сучку не сковырнуть, а? – подмигнул Колдуэлл.

Генпрокурору понадобилось еще с четверть часа, чтобы действительно покинуть вечеринку, потому как требовалось распрощаться со всеми подряд. Едва он скрылся, Арнольд объявил, что столы накрыты.

– Мы подумали, что было бы неплохо привнести чуть-чуть калифорнийской непосредственности и простоты на виргинскую почву, – сказал он. – Сегодня у нас «шведский стол» с техасско-мексиканской кухней. Места мы не распределяли, так что усаживайтесь где удобно – и приятного всем аппетита!

Гости гуртом повалили к буфетным столам, и Спенсер немедленно отвел Мелиссу подальше от толпы, к пустому столику.

– Вы позволите, сударыня, принести вам еще один бокал великолепного домашнего бордо? – спросил он. – Насколько я понимаю, оно превосходно сочетается с лепешками из красных бобов.

Мелисса закатила глаза.

Минуту их тихого уединения нарушили Уиллеры, притащившие с собой целые блюда, переполненные едой.

– Правда здорово? – восхитился Уиллер, прожевывая огромный кусок сочного тако. – У всех только и разговоров, что про Колдуэлла. Говорят, он на будущей неделе объявит о своей кандидатуре на пост губернатора. Судья, вы же его друг! Ничего такого не слышали?

Не успел Спенсер и рта раскрыть, как Уиллер добавил:

– Я думаю, он сюда приходил, чтобы деньгами заручиться. Андерсона побить – то еще дельце, с его-то друзьями. Которые с Севера, а?

Он заговорщицки подмигнул и подхватил с тарелки еще одну лепешку. Спенсер брезгливо посмотрел на тягучую ниточку сыра, свисавшую со второго подбородка окружного прокурора, и отвел глаза.

Любой человек, хоть сколько-нибудь знакомый с политическими реалиями Виргинии, знал, как расшифровать словечко «Север». С середины двадцатых по начало семидесятых годов делами в Виргинском Содружестве (а именно так звучит официальное название этого штата) заправляла одна из самых могучих политических машин всей нации. Создана она была демократом по имени Гарри Флад Берд, которого избрали губернатором в 1926-м. Его сын, Гарри Флад Берд-младший, позднее перенял бразды правления, став сенатором. Почти пять десятилетий никто не мог быть избран или назначен на любой политический пост Виргинии без предварительного согласования с политаппаратом Берда. И хотя самих Бердов расистами не назовешь, стоявшие за ними люди были сплошь белыми и богатыми: банкиры, юристы, бизнесмены и аристократы от сельского хозяйства. Эта машина сумела удержать за собой политическую власть, потому что в Виргинии существовали малочисленный электорат, жестко регламентированное избирательное право и пагубный подушный налог, взимавшийся с зарегистрированных избирателей. Это гарантировало небольшой и, стало быть, легко контролируемый процент ходящих на выборы людей, по сути дела, оставляя за бортом системы негров и подавляющую часть бедняков из числа белого населения. Интересы этой политмашины тесно переплетались с интересами «ВЕПКО», то бишь Электроэнергетической корпорации Виргинии, ведущих банков штата и Виргинского университета. Что выгодно им – то выгодно и широкой общественности. В частности, в Шарлоттсвиле приверженцем машины Берда выступало семейство Ван-ден-Вендеров, подкармливая ее сочным «зеленым фуражом» в обмен на десятки особых привилегий.

Однако в начале 60-х система начала разваливаться. Причина? Исход белых из округа Колумбия. Расовые беспорядки и волнения в Вашингтоне вынудили сотни тысяч федеральных служащих бежать в пригороды. Чуть ли не за ночь разрослись виргинские городишки, венцом обрамлявшие столицу. В пятидесятых на долю жителей северной Виргинии приходилось едва ли шесть процентов голосов. К 1975 году они контролировали двадцать процентов, а к 1990-му – свыше тридцати. Примерно в это же время начал стремительно развиваться и виргинский округ Тайдуотер, куда входили Норфолк и Ньюпорт-Ньюс. Оба этих демографических фактора лишили Шарлоттсвиль и прочие города и поселки южной Виргинии их политической хватки.

В ходе последних выборов кандидаты в губернаторы штата на один день посетили Шарлоттсвиль с визитом вежливости – но и только. Вместо того чтобы тратить время на графство Альбемарль, чье население едва достигало девяноста тысяч, они предпочитали сосредоточиться на более урбанизированных пригородных зонах округа Колумбия, лежащих к северу. Такой щелчок по носу не остался незамеченным, особенно в Шарлоттсвиле. Но что они могли поделать? Времена изменились.

Впрочем, оставалась одна ветвь власти, где можно было найти следы политмашины Берда. На пике ее могущества лишь лояльные демократы назначались на судейские должности Виргинии, и хотя время подточило подобную практику, демократы по-прежнему контролировали свыше тридцати судебных округов штата и многие выездные сессии, коих насчитывалось сто двадцать две.

– Если кто и способен одержать верх над губернатором, – сказал Спенсер, – так это Тейлор Колдуэлл. Уверен, вы хорошо помните, что борьбу за место генпрокурора он начинал именно с проигрышных позиций.

Спенсер решил рассказать один из своих любимых исторических анекдотов с политической подоплекой.

– Виргинская ассоциация адвокатов, – начал он, – проводила ежегодное собрание в Виргиния-Бич как раз в ходе выборной кампаний. Они пригласили Колдуэлла и его оппонента, Макса Мастерса, на двусторонние дебаты. На встречу явилось множество желающих послушать. Мы насчитали свыше двух тысяч гостей, причем большинство из них были либо адвокатами, либо судьями. Мастерс появился с часовым опозданием. Он так и не объяснил причину, хотя к моменту его появления всем уже изрядно надоело сидеть и ждать. А поскольку программа вечера оказалась скомканной, председатель объявил, что пропустит формальное представление дигнитариев и прочих почетных гостей. И вот здесь Тейлор Колдуэлл выпрыгнул из кресла: «Так нельзя! В этом зале присутствуют те самые мужчины и женщины, которые своим трудом обеспечивают справедливость и законопорядок во всей Виргинии!» И стал называть фамилии, приглашая людей встать с места и принять подобающие им знаки внимания и уважения. К примеру, он мог объявить: «Вот я вижу, что с нами Джон Гаррисон, член Верховного суда. Встаньте же, Джон!» И все начинали хлопать Гаррисону. Потом Колдуэлл говорил: «О, да ведь здесь и Чарли Джонсон, прокурор Фармвилля!» И так далее. Он по именам называл прокуроров из таких захолустных местечек, о существовании которых на территории Виргинии мы и не подозревали. Ушло на это минут двадцать, но никто не протестовал. До сего дня я не встречал другого политика, который сумел бы повторить этот подвиг. Ведь у нас в штате более сотни судей, а возникало такое впечатление, что он всех знает в лицо и по имени. Позднее я спросил у него, каким образом он смог запомнить столько информации. Колдуэлл ответил, что при всякой встрече с новым человеком, который в будущем мог бы стать ему полезным, он записывает его имя в карточку и добавляет кое-какие личные сведения. Скажем, человек держит собачку по кличке Пушок или увлекается гольфом… Словом, такого рода мелочи. Перед началом собрания он поднял свои записи и освежил в памяти детали. Он сказал мне так: «Спенсер, никогда не забывай, что человек, с которым тебе предстоит встретиться, вполне может бросить тот баллотировочный шар, что изменит твою судьбу». А вот Макс Мастерс считал, что выборы у него в кармане, и тем самым недооценил Тейлора Колдуэлла. Так что советую вам никогда не совершать подобных ошибок.

Спенсер гордился этой историей и тем, как он ее рассказывает, хотя Мелиссе она уже набила оскомину.

– Хватит про политику, – бросила она пренебрежительно. – Спенсер, почему бы тебе не сходить к буфету и не принести нам что-нибудь перекусить?

С этими словами она повернулась к Флоренс Уиллер, которая до сих пор не проронила ни звука.

– Какое миленькое платьице, – проворковала Мелисса. – Где же вам удалось его найти, дорогая?

– В «Джей-Си Пенни», – ответила женщина, обрадованная комплиментом. – Знаете, у них такая сказочная распродажа! Уценили в два раза!

Пробираясь к буфетным столам, Спенсер мог слышать, как супруга допрашивает Флоренс Уиллер вроде бы с неподдельным интересом. И все же он знал, что нога Мелиссы Ван-ден-Вендер ни разу не ступала в простецкий универмаг. И не ступит. Подобно Тейлору Колдуэллу, она умела очаровывать, когда это было в ее интересах.

– Если вы насытились, – примерно через полчаса сказал Франк Арнольд своим гостям, – то я хотел бы вас кое с кем познакомить.

Между тем официанты в красно-сине-зеленых мексиканских пончо и черных сомбреро, украшенных золотой и серебряной тесьмой, все еще разносили гостям мороженое (в озерке из ледяной пинья-коллады и с двумя шариками в стиле «мексиканская фиеста»: шоколад со вкусом кофейного ликера и мараскиновой вишни). Арнольд, впрочем, уже отужинал, а десертом никогда не баловался. Ему не терпелось начать.

– Мне нравится немножко встряхнуть обстановку в тех местах, куда нас с женой забрасывает судьба, – сообщил он. – Изменения всегда идут на пользу. Так же как и расхождение во взглядах. Оба эти явления подстегивают прогресс, а ведь именно он делает нашу страну великой. Но достаточно проповедей. Для Максин и меня лично эта вечеринка стала своего рода первым выходом в свет. Мы надеемся пожить в Виргинии и хотели бы стать добрыми соседями, у кого в случае необходимости вы могли бы одолжиться горсткой сахара для пирога или… – здесь он сделал паузу, – банкой французской горчицы.

Смех и всеобщее оживление.

– Большинство из вас уже познакомились с моей славной Максин, – продолжал он, беря жену за руку и подтягивая к себе. – А сейчас я хотел бы представить вам нашу дочь Касси, которую я по-домашнему зову Куки.

Рядом с матерью возникла одиннадцатилетняя фея с веснушчатой рожицей. В ярко-оранжевом бальном платье с черными мексиканскими мотивами она смотрелась довольно нелепо. Спенсер понял, что девчонка-то на самом деле сорванец и ей куда вольготнее ходить в майке, шортах и теннисках.

– Семейное прозвище ничего общего не имеет с кондитерскими изделиями, – добавил Арнольд. – Дело в том, что на момент ее рождения я занимался разработкой технологии, которая не позволяла бы веб-серверам зондировать персональные компьютеры посредством кодированных рассылок, именуемых «куки», то есть «печенье».

Вновь раздались смешки. Дочь Арнольда улыбнулась, продемонстрировав зубы, стянутые керамическими брекетами.

– И есть еще один юный персонаж, с которым я хотел бы вас познакомить. Это молодой человек, которого мы с Максин приняли в свой дом и теперь считаем родным сыном, – продолжал Арнольд. – Встань же, Лестер.

С места по соседству от Куки неторопливо поднялся мускулистый афроамериканец лет двадцати с небольшим. Одет он был в алую баскетбольную майку с белыми полосками и номером сорок четыре. Из-под майки выглядывала белая футболка. С обоих ушей свешивались золотые серьги, голова была покрыта белой повязкой на манер пиратской банданы, а макушка увенчивалась красной бейсбольной кепкой, повернутой козырьком вбок.

– Лестер Амиль, более известный в среде своих хип-хоповых друзей под прозвищами Вжик-Вжик или Четыре Четырки. Он родом из афро-латинского баррио Лос-Анджелеса и в свое время работал на меня в качестве специалиста по неформальным связям. Не так давно мы с Максин учредили благотворительное общество, именуемое «Втыкайся!», которое ставит своей целью помочь детям городской бедноты освоить компьютерные навыки.

Кое-кто из гостей принялся аплодировать, но Арнольд, скромно потупив глаза, знаками попросил тишины.

– Нет-нет, господа, мой жест не на сто процентов был продиктован гуманитарными побуждениями. В то время я подыскивал пути привлечь как можно больше людей к Интернету, чтобы моя компания смогла увеличить сбыт оптических коммутаторов.

Он умолк, словно собираясь с мыслями.

– Всеми благотворительными проектами, что мы основали за последние годы, руководит Максин. Пообщавшись с Лестером, она пришла ко мне, чтобы рассказать, какой это чудесный и блестящий молодой человек. А когда и я начал проводить с ним время, то… Скажу прямо: он стал для меня не просто помощником, он стал мне сыном, которого у меня никогда не было. Сейчас он живет с нами и берет уроки у репетитора, чтобы в конечном итоге поступить в колледж.

Вновь кто-то взялся аплодировать, и мало-помалу к нему присоединились прочие гости.

– Вы знаете, ведь это решение тоже далось не просто. Да, был риск. Но уж такой я человек… А сейчас я попрошу Лестера спеть одну из его хип-хоповых композиций, чтобы вы знали, о чем размышляет современная молодежь.

Подволакивая ноги, Лестер подошел к микрофону, и из динамиков, до сих пор ненавязчиво игравших подборку мексиканских хитов Херба Алперта и группы «Тихуана Брасс», вдруг ухнул пульсирующий прайм-бит. Под аккомпанемент подскакивающей столовой посуды Лестер выдал рваным речитативом:

Полный прикид, последняя мода. Жизнь на взлете, не знаю брода.

Плевать!

Мой рот – черепная глазница. С обоих стволов! Мертвяков вереница.

Суки!

Обкуренный зомби под ритм океана, к ранней могиле бреду полупьяно.

Исхода нет!

Зовешь меня ниггером, черною тварью, рабским ублюдком, учишь морали.

Какого хрена!

Ты мне ответь, бледнолицая гнида: а чей ты потомок? какого ты вида?

Пещерная кость!

Скажешь, не так? что морду воротишь? горькую правду никак не проглотишь?

Расистская сволочь!

На военные игры – деньги вагонами, на космостанции – доллары тоннами.

Политика!

Всем наплевать на наши проблемы, у белой Америки другие темы.

Масоны!

В нашем квартале пройди за мной вслед, увидишь планету, которой нет.

Бред!

Там проведу тебя в рай и в ад, окуну в дерьмо, а потом – назад.

Каждый день!

Я молод, умен, я за черную силу, а кое-кому это не в жилу. Дождетесь!

Меланин – печать Каина? мне за цвет кожи – жизни окраина?

Посмотрим!

Хочешь клонировать мою суть? Не выйдет, доктор, не обессудь.

Ученые!

В обмен за столетья апартеида – мириад доз африканского СПИДа.

Получай!

Сердцу спокойно за бронежилетом, не жди остановки только на этом.

Падаль!

Вспорют брюшину стальные когти, выбьют душу чугунные локти.

Скоты!

Я дик, а ваш Запад – гнилое мочало. Слова и метафоры – только начало.

Сочтемся!

В конце выступления Лестер Амиль поставил восклицательный знак вскинутым черным кулаком. Арнольд бросился к нему и обнял.

– Ну разве не здорово? – расцвел хозяин дома. – Разве не сказочно? А сейчас мы совершим экскурсию по дому.

С повисшей на руке женой, оставив Куки с Лестером плестись в кильватере, Арнольд завилял между столами, не обращая ни малейшего внимания на ошалевшие лица гостей. Несколько пар покорно встали с мест и направились за ним к особняку, однако Мелисса оказалась не из их числа.

– Пошли отсюда! – резко бросила она.

Пара десятков гостей последовали ее примеру, пробираясь к выходу и слугам на парковке.

– Да, но наши хозяева? – спросил Спенсер. – А турпоход по дому? А призы? А попрощаться? Поблагодарить за вечер? И вообще, как насчет южного гостеприимства?

– В гробу я их видала! – рассвирепела Мелисса. – Наглая тварь! Хамство какое! Разуй глаза, Спенсер! И уши свои разуй! Ты что, не слышал, что орал этот урод?! Да за такое оскорбление…

– …мистеру и миссис Арнольд уже не предложат членство в охотничьем клубе графства Альбемарль, – миролюбиво подхватил Спенсер.

Жена подарила ему испепеляющий взгляд и всю дорогу домой не проронила ни слова.

Суббота началась тихо и ничем особенным не запомнилась, если не считать совместной поездки в клуб, где Мелисса традиционно встречалась со своими старинными подругами. За коктейлем дамы заочно отхлестали, продернули под килем и распяли чету Арнольдов. Следующим утром Спенсер поднялся рано и, вооружившись чашкой кофе и увесистым воскресным выпуском «Вашингтон пост», принялся лениво проглядывать новости. На первой полосе шла пара заметок, где упоминался Тейлор Колдуэлл. Из них Спенсер узнал, что Колдуэлл намеревается «бросить перчатку в лицо оппоненту» на предстоящих губернаторских выборах. За эти сведения ручались «близкие к Колдуэллу источники, пожелавшие остаться неизвестными». «Вашингтон пост» славилась своими «конфиденциальными источниками», что всегда забавляло Спенсера. Будучи окружным судьей, он уже много лет наблюдал за репортерами и политиками и знал повадки этой братии, выражавшиеся принципом «рука руку моет». Он подозревал, что сам Колдуэлл и был той дыркой, откуда утекла информация. Тейлор вполне мог предложить «эксклюзив» в обмен на анонимность, а это только играло на руку газетчику, который теперь мог все представить под соусом сенсационного журналистского расследования. По словам репортера, Колдуэлл вел переговоры с потенциальными спонсорами предвыборной гонки, желая привлечь средства под «наиболее дорогостоящую избирательную кампанию в истории штата». Спенсер едва успел дочитать статью, как на кухню вошла Мелисса.

– Слушай, тут про тебя написано, – сказал ей Спенсер.

– Про меня? В «Вашингтон пост»?!

– Да. Вот здесь сказано, что Колдуэлл собрался выдвигаться кандидатом в губернаторы, и он просит тебя о финансовой помощи. Ну-у… не то чтобы тебя конкретно, но ты знаешь, на диком вечере у Арнольдов Тейлор сказал, что завтра утром зайдет ко мне… по личному вопросу. Наверное, хочет заручиться моей поддержкой, чтобы выжать пару монет из богатеньких Ван-ден-Вендеров.

– Дорогой мой, это ведь ты лелеешь мечту оказаться в коллегии Верховного суда, – заметила Мелисса. – И во сколько мне это обойдется, как ты думаешь?

Когда Спенсер не ответил, она безапелляционно объявила, что проведет весь день, объезжая Маленького Грома. Одним глотком допив кофе и резко отставив чашку, Мелисса вышла. Поскольку прислуга (пожилая семейная чета в составе кухарки и садовника) по воскресеньям брала выходной, Спенсер остался в полном одиночестве. Поначалу он решил было развеяться за рулем «ягуара», но потом махнул рукой, не желая давать Мелиссе повод в очередной раз поиздеваться над его «кризисом среднего возраста у типичного самца». А посему было решено просто сделать себе сандвич и «вприкуску» дочитать газету на веранде.

Вторая заметка на первой полосе, где упоминался Тейлор Колдуэлл, касалась шумихи с подачи губернатора, когда он вмешался в дело о лишенном мозгов телеведущем. В субботу, выступая на чрезвычайной сессии Верховного суда Виргинии, Колдуэлл заявил, что как генеральный прокурор штата настаивает на том, чтобы семья «овоща» оставила его питательно-дыхательные трубки в покое. Он аргументировал тем, что субфедеральный закон от 1992 года, допускающий отключение «вегетативных» пациентов от аппаратуры жизнеобеспечения, в данном случае неприменим, поскольку телеведущий, дескать, «не умирает». По его мнению, подобное отключение равносильно эвтаназии, которая в Виргинии признана противозаконной. Однако суд, составленный из девяти заседателей, отверг аргументацию генпрокурора и вынес решение, что рассоединение трубок «позволит состояться естественному процессу умирания» и, стало быть, «не является сознательным актом так называемого умерщвления из чувства сострадания».

Телеведущий скончался через четыре часа после отключения аппаратуры. Его вдова выступила с гневной речью в адрес губернатора Андерсона. «Это было не что иное, как политический трюк! – заявила она. – В погоне за дешевым эффектом мистер губернатор заставил нашу семью пройти через адовы муки, и я считаю, что здесь более чем уместно официальное извинение. Хотя надеяться на такое благородство не приходится!»

Не успел Спенсер дочитать статью, как услышал какой-то свист и голоса. Он посмотрел влево, вытянул шею вправо, но так ничего и не увидел. Вдруг снова раздался свист, затем пшиканье, фырканье, и по веранде мелькнула тень. Щурясь против утреннего солнца, он поднял лицо и прямо над головой, на высоте метров двадцати, увидел яркий, красно-зеленый воздушный шар. Из корзины выглядывали пять человек и среди них девочка, махавшая Спенсеру рукой. Впрочем, он так и не узнал бы никого, если бы не голос Франка Арнольда:

– Судья Спенсер! Отличный денек для воздушной прогулки! Рекомендую!

Спенсер помахал в ответ девочке – Куки, всплыло в памяти имя, – и шар медленно поплыл над лугами и лесами ванденвендерского поместья. Где-то вдали, по ходу его движения, виднелась фигурка Мелиссы на Маленьком Громе. Она еще не подозревала, что ее уединенность вскоре будет нарушена.

В понедельник с утра зарядил дождь. Спенсер проспал и прибыл в альбемарльский суд с опозданием. Мисс Алиса поджидала его с ворохом розовых листочков, куда педантично заносила входящие сообщения.

– Окружной генпрокурор записался на одиннадцать часов, – доложила она. – Его секретарша говорит, что дело очень важное. И еще…

Не дослушав, Спенсер выхватил розовые бумажки у нее из рук и нырнул в свой кабинет. Менее чем через час предстояло вынести вердикт по целому набору ходатайств, связанных с крупным гражданским иском, надо было просмотреть записи. Их он обнаружил под стопкой корреспонденции, которую мисс Алиса оставила у него на столе в пятницу. Уже вскрытый федэксовый пакет из Лас-Вегаса лежал на самом верху. За выходные Спенсер напрочь позабыл про Макферсона и булыжник. Он сунул руку внутрь и извлек камень, все еще завернутый в пузырчатую полиэтиленовую пленку.

Зачем Макферсон его прислал?

Он развернул упаковку и взял камень в правую руку, прикидывая вес. Чуть меньше фунта. Поверхность гладкая, словно камень подняли со дня реки, где его десятилетиями шлифовала текучая вода с песком. Спенсер перебросил камень в левую руку, будто он был теннисным мячиком, – и вдруг ладонь что-то укололо. Поначалу он было подумал, что защемил кожу под обручальным кольцом, однако, сжав камень во второй раз, вновь почувствовал болезненный укол. И тут догадался. Разряд электричества. Подобных электроударов ему не доводилось испытывать со времен дипломной практики, когда он на весенние каникулы слетал с друзьями в Мексику, в курортный город Канкун.

Мысли невольно вернулись к поездке и к той пьяной, брызжущей тестостероном игре, в которую умудрилась ввязаться вся компания. Помнится, они сидели в баре «Сеньор Пепе» и наливались текилой, перемежая ее пивом, когда к столику вдруг подошел старик мексиканец и предложил им проверить силу воли. На широком полотняном ремне через плечо он держал громоздкий ящик и со стороны походил на шарманщика – разве что без обезьянки. Ящик этот на поверку оказался электрогенератором, который полагалось крутить заводной ручкой, торчащей справа. Одному из приятелей Спенсера мексиканец протянул пару медных трубок и знаками показал, что их надо взять в ладони. Провода от трубок шли к генератору. Смысл сей мужественной игры состоял в том, чтобы как можно дольше удерживать медные трубки, пока старец крутит динамо, пропуская через тебя электроток. Кто-то дал ему бумажку в пятьдесят песо, и мексиканец принялся вращать ручку. Древний измерительный прибор показывал величину тока, и когда стрелка достигла второго деления, испытуемый студент издал стон и выронил трубки. Всеобщий смех. Мексиканец затем передал электроды соседнему молодому человеку. Вновь завертелась ручка. Когда стрелка перевалила за двойку, Спенсер с друзьями забарабанили по столу и закричали: «Давай, давай, давай!» На четверке их товарищ заскрипел зубами. Стрелка клонилась вправо, но на отметке «пять» раздался вопль, и старик остановился. К этому моменту вокруг стола столпились и другие посетители бара, в том числе несколько женщин. Один за другим друзья Спенсера брали электроды в руки, однако никто не сумел перевалить за девятку.