Текст книги "Гордое сердце"
Автор книги: Перл Бак
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)
Марк забыл, что уже вторник. Он поцеловал ее и, как обычно сказал:
– Ровно через десять часов я снова буду дома.
– Мы все тебя будем ждать у калитки, – попрощалась она.
А Джон добавил:
– Хорошо, что Марсия уже немножко умеет ходить, она тоже сама дойдет до калитки.
Они проводили Марка по садовой дорожке к калитке и помахали ему. Затем Сюзан быстро обратилась к детям:
– Джон, мама сегодня должна уехать, так что помоги Джейн с Марсией.
– А куда ты едешь? – спросил он.
– В Нью-Йорк.
– Что ты там будешь делать?
– Работать.
– Будешь ходить на работу каждый день, как папа? – спросил он испуганно.
– Нет, нет, только иногда, – ответила она и оставила их стоящими под солнцем. Они смотрели ей вслед, взбудораженные, потому что это было выше их понимания. Но Сюзан должна была уехать.
Вокзал на южной окраине города находился на расстоянии всего одной мили. Марк мог ее туда спокойно подвезти, но Сюзан не хотела, чтобы сегодняшнее утро чем-то отличалось от остальных. Она дойдет туда пешком.
* * *
Она способна делать что угодно… Да, она способна делать даже это. Когда ее привели в светлое, невероятно чистое помещение с большими окнами и Сюзан увидела длинную фигуру, накрытую покрывалам, на какую-то долю секунды она испугалась, что все же не сможет работать вот так.
«А вдруг смогу, – сказала она про себя. – Я справлюсь».
К ней подошел мужчина с тонким лицом и тихим голосом и спросил:
– Мисс Гейлорд? Меня зовут Крейтон. Дейв Барнс – мой приятель, он рассказывал мне о вас.
Она подала ему руку и пожала его чистую, узкую и ловкую правую кисть.
– Пройдите, прошу вас, вот сюда. – Она прошла вслед за ним в маленькое помещение. – Снимите, пожалуйста, шляпу, наденьте маску, резиновые перчатки. Самое важное, чтобы при этой работе вы не поранились.
Она послушалась его, сердце замирало у не в груди. Он проницательно посмотрел на нее.
– Вы случайно делаете это не в первый раз?
– Я в жизни не видела мертвеца, – ответила она, и ей стало стыдно за свой слабый голосок. Она откашлялась и сказала громче: – Я скульптор, и мистер Барнс сказал мне, что мне надо больше знать об анатомии.
– Бога ради, – сказал он деликатно. – Это похоже на Дэвида, послать такую девушку, как вы, прямо в морг без всякой подготовки. Почему бы вам не начать с лекций об анатомии или же о чем-либо, менее жестоком?
– Я справлюсь, – сказала она твердо.
– Ну, хорошо, – сказал он с сомнением в голосе. – Если вам станет плохо…
– Я не потеряю сознания, – сказала она.
Когда покрывало сняли, она была рада, что спокойное тело, лежащее на столе, красиво. Если бы оно было старым и толстым, ей было бы противно, но оно было молодым и невероятно красивым. Когда-то это был молодой мужчина.
– Почему он умер? – прошептала она.
– От какой-то загадочной болезни мозга, – ответил Крейтон.
– А что его семья – они не возражают против того, что он здесь?
– Этот парень был подкидышем, и с головой у него всегда было не в порядке. Он всю жизнь провел в государственном приюте, находился под опекой государства. Но теперь его мозг принесет пользу.
Он был прав. Она посмотрела на лицо – оно действительно было гладким и пустым.
– Сейчас он выглядит красавцем, – сказал Крейтон. – Но я дважды видел его при жизни, и лицо у него всегда было искажено страданием.
– Он болел?
– Кто его знает. Он никогда не умел говорить… Я теперь займусь своей работой, а вам надо начать вот так, пожалуй.
Он резал быстро и точно.
– А почему кровь не течет? – спросила она изумленно.
– Тело было подготовлено, – ответил он. – Так, а теперь вот вам справочник. Я думаю, вам следует начать так: прочитайте страницу – вот досюда, а потом продолжайте. Спрашивайте у меня все, что угодно. А я продолжу свою работу. Вы действительно в порядке?
– Да.
Она села, начала читать, стараясь быть внимательной. Она тщательно прочитала страницу до самого конца. Затем встала и взяла тонкий, острый скальпель, который был маленьким, но очень твердым… Она была рада, что кровь не текла. Плоть была словно глина. По крайней мере наощупь она походила на глину. К холодной глине Сюзан могла спокойно прикасаться. А глина не чувствует ни боли, ни страха…
Кожа была очень тонкой. Когда она отгибалась, появлялись мускулы. Они так красиво и упорядоченно были уложены, так точно примыкали к кости при каждом растяжении или движении! А эти великолепные, тонюсенькие нервы и тонкое кружево жил и артерий…
– Вы уже готовы? – спросил он. – Пора здесь замыкать.
Она посмотрела на него ошеломленно.
– Я не имела представления, какое строение имеет локоть. А сейчас знаю.
* * *
Марк ночью спал, а Сюзан бодрствовала. Она не могла уснуть. «Прежде чем начать следующую работу, мне надо установить, из чего и как складывается тело», – думала она. Через минуту она встала и, босая, выбежала из дома на траву. Она стояла под открытым небом. Месяц еще не вышел, но звезды были яркими и огромными. Трава под ногами была покрыта росой. Она стояла в тишине ночи и впитывала все в себя.
«Я проникну в самую сердцевину человека и узнаю его строение», – думала она. Страха у нее не было.
* * *
Марку о своем обучении она рассказывать не могла. У нее вошло в привычку дважды в неделю ездить в Нью-Йорк. Марк настаивал на том, чтобы утром отвозить ее на вокзал, а вечером выезжать ей навстречу.
«В такую жару тебе нельзя так далеко пешком», – говорил он нежно. Один или два раза он спросил: «А что ты, собственно, делаешь там, Сюзи?» А она ответила: «Изучаю анатомию».
Однажды он мягко начал выспрашивать.
– А как ты это делаешь?
– Я просто смотрю, как работают мускулы и кости.
– Это, наверное, достаточно скучно, – сказал он, но Сюзан в этот момент крикнула:
– Смотри-ка, Марк, там у ручья цапля!
Действительно, один или два раза в год во время перелета в ручей опускалась цапля. И как раз в это утро одна прилетела. Марк остановился – он проявлял большой интерес к пернатым. Они вместе следили за тяжелой и, вместе с тем, грациозной птицей, как она погружает клюв в воду, бьет крыльями в потоке и с плеском взмывает вверх.
«Наверное, мне ее послал сам Господь Бог», – подумала она и улыбнулась. Она, наверняка, не смогла бы объяснить Марку свое волнение. Неделю за неделей она наблюдала, как образуется линия щиколотки или дуга ступни, она открывала для себя чудесный механизм человеческого тела.
– Крейтон говорит, что вы могли бы стать ученым, – сказал ей однажды в конце лета Барнс, который пришел к ней в лабораторию.
– У вас действительно необычайно уверенная рука, мисс Гейлорд, – сказал с улыбкой Крейтон.
– И холодное сердце, – проворчал Барнс. – Слава Богу, у нее верное, холодное сердце. Я бы поспорил, что она ни разу не попробовала флиртовать с вами, Крейтон.
Светлая кожа Крейтона покраснела, а Сюзан улыбнулась. Эти двое вообще ничего о ней не знают. Да, они знают только часть, и Марк – тоже часть. Но целиком ее не знает никто.
– Из этой девушки однажды получится великий скульптор, – сказал Дэвид Барнс. Он положил ей на плечо свою огрубевшую, сильную, но чувствительную руку. – Отдавать ее в науку было бы жаль. Когда вы здесь закончите, Сюзан? Лето уже кончается. Я опять отбываю в Париж, и вы поедете со мной.
– Нет, нет, я не поеду.
– Почему нет, вы еще не закончили?
– Я не поеду в Париж, – повторила она.
– Черт вас подери, почему нет?
– Потому что я не могу бросить Марка и детей.
Крейтон посмотрел на нее удивленно.
– Ага, все, как у людей: влюбилась, потом вышла замуж, – проворчал горько Дэвид Барнс. – Вот она вся. Родилась с самым большим даром, который может достаться человеческому существу, и спокойно плюет на него ради какого-то молодца. Кто он? Кажется, работает в конторе по торговле недвижимостью? И дети тоже имеются. Она должна их покинуть, но еще не знает об этом. Но Господь ее заставит!
Крейтон молчал. Он тщательно чистил тонкий инструмент, проверяя его остроту, и заботливо вытирал его.
– Вы совершенно не понимаете того, что я должна иметь все. Часть моего существа была бы мертва, если бы я не вышла замуж за Марка и если бы у меня не было детей. Я работала бы только частью своей души, и работа бы ни к черту не годилась.
– Глупо провести большую часть жизни в тюрьме только для того, чтобы узнать, как там живется. Нескольких ночей вполне достаточно.
Сюзан не ответила. Существовали вещи, которые она не собиралась объяснять Дэвиду Барнсу; точно так же были и вещи, которые она не могла рассказать Марку. Никто не может понять всего…
Когда Сюзан в тот вечер убирала инструмент, внезапно она поняла, что здесь ее работа уже закончилась. Она знала все, что должна была знать, и была готова идти дальше.
– Прощайте, мистер Крейтон, – сказала она, когда Дэвид Барнс ушел. – Я уже не приду.
– Не придете? – удивился он. Затем он как-то странно улыбнулся. – Ну так что ж, я был рад вам, мисс Гейлорд. Когда вы в один прекрасный день проснетесь известной, и я где-нибудь увижу вашу скульптуру, я скажу себе: «Здесь есть немного и моего труда».
– Вы и правда мне очень помогли, – сказала она искренне. Она работала у него все лето и прекрасно его узнала, в то время как он совсем не знал ее.
– Мне приятно было познакомиться с вами, – сказал он снова, вытирая руки полотенцем. – Мне бы и во сне никогда такое не приснилось. У меня такое впечатление, что я никогда не встречался с замужней женщиной, у которой были бы еще какие-то интересы. Но вы не такая, как все.
Знакомые слова пробудили в. ней старые переживания. Когда Сюзан была маленькой девочкой с косичками, она услышала, как кто-то говорит маме: «А Сюзан не такая, как все». А мама тогда ответила: «Иногда я и сама не знаю, что мне о ней думать». Сюзан тогда спряталась, чтобы немного поплакать. Собственно говоря, она и не знала, почему плачет, может быть, только потому, что чувствовала себя одинокой.
– Прощайте, – сказала она и подала Крейтону руку. – Благодарю вас за все, что вы для меня сделали.
– Не стоит, – пробормотал он. Мгновение она не отрывала взгляда от его вдумчивых, как бы всполошившихся глаз и сжимала его сухую, чистую руку. Некоторое время он колебался: – У меня такое чувство, что вы не считаете мою работу слишком конструктивной – это постоянное разрезание тел на куски. Но поверьте, это очень нужное дело. Я постоянно стараюсь вбить это студентам в головы. Это основа для дальнейшей работы.
– Да, – согласилась Сюзан.
Она вышла и тихо в последний раз закрыла за собой дверь. «И я тоже буду основываться на его работе», – подумала она про себя.
* * *
Дэвид Барнс сидел на передней веранде, постукивая палкой по старым доскам, и кричал на Сюзан:
– Я хочу, чтобы вы видели этих великих мастеров за работой, пока что вы не видели никого, кроме меня.
– А зачем мне нужно кого-то видеть? – спокойно прервала она его. – Я должна работать своим собственным методом. И кроме того, я хочу создавать американские вещи, а не французские.
– Боже милостивый, вы так же глупы, как вон та корова! – возопил он и показал палкой в сторону холма. – Тут о вас никто не узнает, вам надо иметь возможность заявить о себе, что вы ученица кого-то, у кого есть имя.
– Ну ладно, – сказала она примирительно, – ведь у вас тоже есть имя.
– Но вам нужен Париж! – взвыл он. – Вы не поймете искусства, пока не побываете в Париже.
Она не ответила. Марсия вприпрыжку бежала вверх по тропинке, Джейн шла за нею. Марсия упала, минуту лежала, не зная, плакать ли ей, но решила, что не стоит. Она постаралась встать, испачкала свои ручонки и энергично полезла на ступеньки. Они наблюдали, как она вскарабкалась на последнюю ступеньку и повернула сияющее личико к Сюзан. Сюзан раскрыла объятия, схватила ее и посадила себе на колено. Она с вызовом посмотрела на Дэвида Барнса.
– Ну что ж, ждите, пока они вырастут, – кисло сказал он. – Ждите, когда они уйдут от вас, а они уйдут тотчас же, как только у них появится возможность, потому что они столь же эгоистичны, как и все прочие человеческие существа. А вы останетесь с пустыми руками. Но тогда уже будет поздно.
– Вы не понимаете одной вещи, – объясняла ему Сюзан. – Я ведь ни от чего не отказываюсь. У меня будет все – вот увидите!
– Не будет, – сказал Дэвид Барнс доверительным тоном, какого она у него еще не слышала. – Вы совершенно ничего не понимаете, милая Сюзан. В жизни приходится выбирать. На все у человека нет времени. – Он помахал палкой и встал. – Но однажды я с вами увижусь в Париже. В этом я уверен.
– Может быть, – сказала Сюзан с улыбкой, – Я разве не говорила, что у меня будет все? Так что, пожалуй, будет и Париж.
– Вы не сможете иметь все, поверьте мне, – сказал он неумолимо. – Если вы окажетесь в Париже, то не сможете иметь этого. Больше со мной не спорьте – увидите! Я никогда не ошибаюсь.
Она засмеялась, и он пошел вниз по тропинке, затем вышел через калитку на улицу и пошел дальше по шоссе. Его маленькая фигурка покачивалась с боку на бок.
Она смотрела вслед его одинокой фигуре. Он исчез, Сюзан уселась и начала подкидывать Марсию на руках. Скоро с ручья вернется Джон, который ловит там рыбу, а из-за поворота покажется Марк. Солнце уже почти зашло, и осенний воздух покалывал морозцем. Марсия росла, как на дрожжах. Может, пришла пора завести еще одного ребенка? Хочет ли она еще одного? Собственно говоря, она не совсем была в этом уверена. Сначала ей надо воспользоваться новыми знаниями, которые она приобрела. Ей показалось, что она уже давно ничего не делала. С детьми пока что спешить нечего. Она молода, и у нее на все есть время.
Калитка отворилась и вошел Марк. Она услышала его шаги на тропинке и насторожилась. Ритм его шагов ей был так же знаком, как ритм собственного сердца. Он был не таким, как всегда. Похоже, он волочил ноги.
– Марк! – воскликнула она. Встав, она поставила Марсию на пол.
– Да, Сюзан, – ответил он. У него был усталый голос. Вечером он часто бывал усталым. Его высокая фигура казалась такой сильной, и все же в нем не было избытка энергии. В нем не было неутомимости ее выносливого тела.
– Что-нибудь случилось? – спросила она. Он подошел ближе, и Сюзан увидела тусклую улыбку на его лице.
– Нет, милая. – Он нагнулся и взял Марсию на руки. Он тяжело взошел по ступенькам и сел. – Я думал, что когда кончится лето, я не буду так уставать. Но я все же устаю.
Она посмотрела на его бледное лицо и глаза, полные усталости.
– Я сейчас спущусь вниз и приготовлю тебе отличный, питательный суп, – сказала она и забыла обо всем, кроме Марка.
* * *
– Мне хорошо, Сюзи, – сказал он утром за завтраком. – У меня все в порядке. Это все из-за жаркого лета.
У нее на языке крутился вопрос: «Оно было жарким? Я даже не заметила». Но она не сказала ничего.
– С тобой действительно все в порядке? – спросила она. Он улыбнулся и покивал головой, и давняя, тихая верность его голубых глаз и простого лица с грубыми чертами ударила ей прямо в сердце. Она наклонилась к нему.
– Я люблю тебя больше всего на свете, – сказала она серьезно.
– Правда, сердце мое? – спросил он просто. Она видела, что по щекам у него покатились слезы.
Она встала и подошла к нему.
– Что с тобой, милый? – спросила она нежно и прижала его голову к своей груди.
– Да ничего, – шептал он. – Я просто устал. Нам нельзя пугать детей.
Джон и Марсия следили за ними расширившимися, неуверенными глазами. Сюзан снова села на свое место.
– Ты должен взять отпуск, – сказала она решительно.
Прежде чем он успел ответить, вошла Джейн и подала Марку конверт.
– Телеграмма, сэр, – сообщила она ему с испугом. – Лишь бы никто не умер.
– Кто бы это мог быть? – воскликнула Сюзан.
Марк разорвал конверт.
– Что бы это могло быть? Сюзи, это тебе. От Барнса.
Она быстро выхватила у Марка телеграмму и прочитала: «Трижды ура Сюзан Гейлорд тчк Ваша скульптурная группа заняла первое место на конкурсе Хэлфреда тчк Можете приехать в канцелярию сегодня в одиннадцать часов тчк Из-за вас откладываю отплытие тчк Барнс».
У нее сперло дыхание, и она посмотрела на Марка.
– Мне и не снилось такое, но я, естественно, не поеду.
– Тебе обязательно надо ехать! – принял решение Марк. – Давай, подготовься! Один раз я могу прийти и попозже.
– У меня не будет ни минутки спокойствия, раз с тобой что-то не так, – запротестовала она.
– Говорю тебе, что со мной все в порядке! Ты вернешься поездом пораньше, я тебя буду ждать, а после останусь дома и отдохну. Я прилягу, если мне будет нехорошо.
– Обещаешь?
– Обещаю! – сказал он весело, и Сюзан убежала наверх.
– Ты снова выглядишь хорошо, – говорила она ему из окошка поезда. – Если бы ты так не выглядел, я бы не уехала, Марк.
– Конечно, я хорошо выгляжу, – сказал он и посмотрел на нее снизу. – И ты выглядишь чудесно, Сюзи, как всегда.
Она улыбнулась, послала ему воздушный поцелуй, а затем деловито сказала:
– О детях тебе заботиться не надо. Мы с Джейн все приготовили.
– Ты отличная мать. – Она видела, что он с обожанием глядит на нее. Поезд тронулся. – На минутку забудь о нас всех. И будь здорова, любимая!
Она махала, пока была видна его крупная фигура с поднятой рукой. Потом поезд пошел вокруг холма, и он исчез.
На несколько часов она может спокойно выбросить всех из головы. Но из головы не значит – из сердца. В сердце они у нее всегда. Она сидела у окна и неотрывно смотрела на убегающий ландшафт. Мысленно она была уже за горами. Через минуту пойдут предместья, затем жилые дома в Джерси и высотные здания в городе, которые издали кажутся вылепленными. Она поиграла этой мыслью. Когда-нибудь она, пожалуй, создаст группу мужчин и женщин за работой на фоне остроконечных небоскребов. Она размышляла и прикидывала соотношение размеров человека и тех башен, которые он сотворил. Фигуры могли бы быть большими на переднем плане или же маленькими, подавленными, сломленными тем, что сами создали. Пока что она не приняла никакого решения, а эти мысли загнала в кладовые памяти. Ей не хотелось сейчас начинать группу. Она собиралась вылепить одну-единственную человеческую фигуру, живую и гибкую, по костям, мускулам, жилам и нервам которой, словно электрический ток, текла бы жизнь. Дэвид Барнс был прав. Знания, которые он навязал ей, неоценимы, они стали источником ее дальнейшего творчества. Она улыбнулась, когда припомнила, что Крейтону за все лето даже не пришло в голову, что, собственно, делает Сюзан. Но мужчины понимают только своих жен, а жена Крейтона, если таковая у него есть, наверняка, домашняя тихоня, у которой масса домашних забот и которая, наверняка, не думает о его работе. Сюзан словно слышала: «Мой муж – ученый!». Но сама себе она как бы говорила: «Я не выношу вида трупов. Мне даже думать об этом противно». Сюзан тихонько про себя засмеялась, словно жена Крейтона была у нее перед глазами.
Поезд шел медленно, и через окно просачивался слабый, кисловатый запах приморских болот. В дали перед собой она уже видела перламутровые башни, вздымающиеся на фоне мглистого неба. Сюзан глубоко вздохнула и крепко сжала руки. Она была рада, что взяла с собой любимое платье красно-коричневого оттенка.
* * *
Сюзан сидела в такси, и в течение всего пути при движении по оживленным улицам у нее ужасно билось сердце. Словно у нее внутри металось какое-то существо. Она сидела совершенно спокойно, и ей только приходилось укрощать бьющееся в диком ритме сердце. Она вообще не была взволнована. А когда Сюзан вошла в тихую канцелярию с толстым ковром, сердце забилось еще сильнее, подходя к горлу, так что она чуть не задохнулась.
– Ваше имя? – поинтересовался безразличный голос за телефонным пультом.
– Сюзан Гейлорд.
Русоволосая голова поднялась над пультом, и на Сюзан взглянуло испуганное девичье лицо.
– Господи! – крикнула она. – Присядьте, пожалуйста, на минутку! – Затем закричала в трубку: – Мисс Гейлорд, Сюзан Гейлорд, да, наверняка!
Сюзан уселась в плюшевое кресло. С другого конца комнаты на нее ошеломленно смотрели голубые глаза девушки. Через мгновение спешным шагом вышел молодой мужчина с живым лицом и протянул Сюзан обе руки.
– Мисс Гейлорд! Мы ждали вашей телеграммы! Мы только что звонили Дэвиду Барнсу, чтобы он немедля пришел сюда. Он тут носится весь вне себя.
Она встала.
– Мне и в голову не пришло, что надо послать вам телеграмму, – начала она робко. – Он послал мне известие, ну я и приехала.
Но юноша, кажется, не слышал ее. Держа Сюзан за руку, он провел ее по коридору в светлую, квадратную комнату, заставленную темной мебелью.
– Присаживайтесь, присаживайтесь, – говорил он. – Меня, между прочим, зовут Джонатан Хэлфред, я всего лишь сын своего отца и ничего более. Я даже не могу вам описать, как мы были восхищены вашей работой. Она просто совершенна. Больница, которой дано имя моего отца, будет открыта на Новый год, и для вестибюля нам нужна была большая скульптурная композиция. Но ничего подходящего не было. Я не о размерах, а о духе. А потом мистер Барнс прислал вашу великолепную работу. Несомненно, ее необходимо исполнить в бронзе, отлить по крайней мере вдвое больше натуральной величины.
Он увлек ее своей откровенностью, восхищением, искренностью и сверкающими глазами.
– Я так рада, – повторяла она снова и снова. – Меня это, правда, радует. – Но затем она прервала его, чувствуя необходимость сказать ему: – Я обязана только обратить ваше внимание, что мы – мистер Барнс и я – уже не думаем, что это моя самая лучшая работа. С того времени, когда я завершила группу, я многому научилась. Все лето я изучала анатомию.
– Эту работу уже невозможно улучшить, – заверил он ее.
Сюзан улыбнулась, потому что знала, что это возможно, но она дала ему возможность высказаться. Она не давала сбить себя с толку похвалой, поскольку относилась к себе и своим работам достаточно критично.
В этот момент открылись двери, и вошел Дэвид Барнс.
– Ну вот! – сказал он и откинул со лба седые волосы. – Вы такого счастья даже не заслуживаете. Но раз уж вам повезло, я сам за этим присмотрю. Теперь вы сможете взять с собой в Париж всю свою семью, но никакой приличной работы вы уже не сделаете, пока их куда-нибудь полностью не пристроите.
Она не обращала на него внимания.
– Не могли бы вы показать мне, где будет стоять композиция? – спросила Сюзан Джонатана Хэлфреда.
– Ну как же! – сердечно согласился он. – Немедленно поедем туда. – Он взялся за телефонную трубку. – Скажи Бриггсу, чтобы он заехал за мной через пять минут к парадному подъезду, – приказал он, и через пять минут они сели в закрытый автомобиль, куда вообще не проникал шум города. Такой машины она еще в жизни не видела.
Мужчины разговаривали, но Сюзан их не слушала. Она думала: «Если работа не покажется мне достаточно хорошей, когда я снова увижу ее, то я запросто ее переделаю. Первая работа обязана быть приличной».
Она обратилась к Дэвиду Барнсу:
– Если они покажутся мне недостаточно хорошими, я их переделаю. Я уже знаю, как.
– Они достаточно хороши для продажи, – сказал Дэвид Барнс. – Но принять решение вы можете сами.
Она уже ничего не говорила, сидела и напряженно ждала, пока они не подъехали к новому, еще недостроенному сверкающему зданию. Она прошла за ними к бронзовым дверям и остановилась у входа в огромный вестибюль, освещенный светом из круглого окна в крыше.
– Вот и оно, – сказал Джонатан Хэлфред. – Мы поставили это здесь только для того, чтобы иметь представление. Но в таком виде это, конечно, не очень впечатляет.
Он откинул полотно, и Сюзан увидела свою работу, стоящую в ослепительном свете. Она смотрела так, словно видит скульптуру впервые. Она смотрела на фигуры, как на самостоятельные существа. Затем она повернулась к Барнсу:
– Мне нужно их переделать.
– Ну нет же, – начал Джонатан Хэлфред, однако Сюзан не слышала его. Она обращалась к Барнсу:
– Я создавала их, чтобы они были похожими на людей, но это не люди.
Он посмотрел на нее.
– Мало кто из тех, что будут проходить мимо, поймут это.
Но Сюзан возразила:
– Но ведь я-то понимаю это и из-за них не смогу спать.
Они смотрели в упор друг на друга. Джонатан Хэлфред бросал взгляды то на одного, то на другого с ошеломленным видом, словно они говорили на непонятном ему языке.
– Они должны быть намного больше, – сказала Сюзан.
– Вы сумасшедшая, – процедил Барнс сквозь зубы, – вы сумасшедшая дурочка, и вас ничто не остановит, потому что вы правы. Вам я определенно не нужен. Я возвращаюсь в Париж.
Он повернулся и тяжелым шагом начал спускаться по лестнице. Сюзан сказала Джонатану Хэлфреду:
– Обещайте мне, что вы это уничтожите, а я вам пришлю настоящую скульптуру.
– Но ведь… – начал он.
– Нет, обещайте мне это, – настаивала она. – Работа поступит вовремя.
– Это абсолютное сумасбродство, – сказал он наконец, словно в полубессознательном состоянии, – но я обещаю.
– А теперь я хотела бы отправиться домой, – потребовала от него Сюзан.
– Но вы же должны остаться на обед! – воскликнул он.
– Нет. Мне нужно немедленно ехать домой, чтобы сразу начать работу. Я теперь точно знаю, что надо сделать.
* * *
Сюзан сразу стало ясно, что не получилось. Она сидела в почти пустом поезде и спокойно размышляла. Она уже решила, что надо изменить. Она припомнила, что Марк просил се, чтобы она послала телеграмму, каким поездом приедет. Она хотела это сделать, но забыла. Марк, значит, не знает, что она уже в пути.
Сюзан не предполагала, что так быстро управится, но когда она поняла, что надо делать, то уже не было смысла оставаться. Ей хотелось оказаться дома, чтобы сразу можно было пойти в ригу и начать работу. Мысленно она уже была в риге и лепила.
Она вышла ранним сентябрьским днем из поезда и направилась прямиком домой. Воздух был сухим и прохладным, так что она могла идти быстро и через полчаса оказаться дома. По дороге она строила планы: несколько минут ей потребуется, чтобы позвонить Марку, несколько минут она посвятит детям и выслушает Джейн, которая заявит ей: «Джон начинает дичать, да и с Марсией то же самое». Л потом Сюзан проскользнет в большую, прохладную ригу, начнет перемешивать глину и переделает работу – без эскизов и без набросков. Она уже видела ее, словно скульптура была готова.
Сюзан закрыла глаза, наклонила голову и снова увидела перед собой квадратный торжественный вестибюль и освещенное место, где будет стоять ее работа. Она чувствовала, как в ней нарастает сила, способная сделать скульптуру такой, какой она действительно должна быть.
Сюзан вышла на пустырь, прошла мимо строящегося универмага и направилась вниз по дороге в южный конец города. Она не могла вызвать в памяти ничего из того, что видела в течение дня. Мысли ее были заполнены этой разбуженной потребностью творить, лепить людей, которые ее ждут.
Она шла быстро, затем сняла шляпу и понесла ее в руке. Двадцать минут, пятнадцать, десять. Наконец она подошла к калитке и открыла запор. У дверей стоял незнакомый автомобиль – маленькая, пыльная серая машина.
– Джон, Марсия! – позвала она и пошла на веранду.
Двери отворились и вышел отец Сюзан.
– Ой, папа! – весело воскликнула она.
– Сюзи, – сказал он серьезно. – Марк тяжело болен.
Она удивленно смотрела на него с лестницы.
– Он чувствовал себя хорошо, – сказала она, и голос застрял у нее в горле. – Еще утром он чувствовал себя хорошо.
– Хэл в обед привез его домой, – сказал отец. – Тебя не было, поэтому пришла Люсиль. Они уложили его в постель и послали за доктором. Мама и я сразу пришли сюда. У него тиф.
Но Сюзан уже проскользнула мимо него и побежала наверх в комнату Марка. Но это уже не была комната Марка. Незнакомая медсестра сидела у его постели, а он лежал с побагровевшим лицом и приоткрытыми глазами.
– Марк, любимый!
Когда Сюзан вошла, сестра встала.
– Миссис Кининг? – спросила она, но Сюзан ее не видела.
– Милый, я уже вернулась, – сказала Сюзан. Она опустилась на колени перед постелью и наклонилась к нему.
Он медленно открыл глаза, повернул к ней лицо и спросил сонным, тяжелым голосом:
– У тебя все прошло хорошо?
– Милый, почему ты ничего не сказал мне утром? Я бы, наверняка, не поехала!
Но Марк не ответил. Он облизал сухие губы языком.
– Воды, – сказал он шепотом сестре.
Она принесла ему немного воды в стакане; он выпил и снова закрыл глаза.
– Как долго он находится в таком состоянии? – спросила Сюзан. От ужаса у нее как бы размягчились кости, ее мутило от страха, который окутывал ее, как холодный туман.
– Ему давно надо было лечь в постель, – ответила медсестра сухим, четким голосом. – Он напрягал все силы и держался на ногах до полного истощения, а потом свалился. Доктор внизу, он говорил, что хочет с вами побеседовать, как только вы придете. Так что вам лучше уйти, чтобы ваш супруг мог отдохнуть.
Она взяла тазик и обтерла Марку губкой лоб и руки. Сюзан медленно встала, не отрывая глаз от лежащего в горячке Марка. Его воспаленное, опухшее лицо казалось ей чужим.
Она зашла в свою комнату, причесалась, умыла лицо и руки, пошла вниз и все время старалась вместить весь свой мир в этот час, когда ее настигла катастрофа.
Из кухни вышла мать, ее круглое, морщинистое лицо осунулось от печали.
– Джейн с детьми я отправила к нам, – прошептала она. – Джонни, не переставая, плакал.
– Да, – громко ответила Сюзан. Почему люди всегда шепчут, когда кто-то болен? Ведь Марк не умрет.
Она вошла в гостиную; там вместе с отцом сидел доктор, молодой энергичный человек, которого она еще никогда не видела. Старый доктор, который ухаживал за ней, когда родились Джон и Марсия, недавно умер. И все в этот промежуток времени старались не болеть. Во всяком случае, доктор никому не требовался.
– Миссис Кининг, ваш супруг тяжело болен, – доктор резко встал и снова сел.
– Это так неожиданно, – сказала Сюзан. – Сегодня утром…
– Симптомы долго не проявлялись, – сказал доктор. – Он, видимо, не из тех, кто жалуется.
– Марк никогда не жалуется. Но мне следовало это заметить.
Доктор прикрыл рот рукой и откашлялся.
– Где-то здесь находится источник инфекции. Вы распорядились проверить колодец? На таких старых фермах часто бывают нечистые колодцы.
– Нет, – ответила она и посмотрела ему прямо в глаза. – Я об этом даже не подумала.
– Нет? – спросил доктор. Она прямо-таки почувствовала, что он думает: «Я бы сказал, что о таких вещах думать должны прежде всего вы».
– Мне бы тоже это в голову не пришло, – пробормотал отец.
– Я должна была подумать об этом, – сказала она. Она словно пронзала себя своей собственной рукой. – Это я захотела сюда переехать, – продолжила она самобичевание. – Если бы мы остались в старом доме, у нас вода была бы из городского водопровода, и этого никогда бы не случилось.
Доктор снова откашлялся.
– Сюзан, послушай, – сказал отец, успокаивая ее, – нет ничего более абсурдного, чем такие речи, если уж это случилось.
