Текст книги "Гордое сердце"

Автор книги: Перл Бак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)

В спокойном доверии к самой себе она неожиданно уснула и проснулась только через два часа от веселого зова Марка:

– Эй, девочка! Ты что, может быть, собираешься спать весь день?

Она проснулась; солнце уже вливалось в окно. Марк был одет, и с первого этажа плыл призывный запах поджариваемого бекона. Джейн незаметно день ото дня приходила все раньше и готовила завтрак. Из детской комнатки не доносилось ни звука. Это значит, что Марсия получила свою первую бутылочку, а Джон уже на кухне. Но насчет этого она вообще не проронила ни слова. Она вспомнила о ночном представлении Марка, протянула к нему руки и положила его голову к себе на грудь. Он пробормотал:

– Забудь, Сюзи, все эти глупости, что я наговорил ночью. Хорошо? Я не знаю, что на меня нашло.

– Ну, конечно же! – Она прижала к себе его голову, поцеловала, а после выскочила из постели. – Всего лишь две минуты на душ, и я внизу! – прокричала она.

У нее были яркие и блестящие глаза ребенка, она улыбалась и, когда Марк на минуту схватил ее в объятия, она была уступчива и податлива. Она никогда не забудет Марка в ту ночь, не забудет ни единого слова, произнесенного им. Она не лишит его уже ни одного момента счастья. Она надела чистое полотняное голубое платье, сбежала вниз и, сияя, села за стол пить кофе. Марк обожал ее, а Сюзан знала и ценила это. Она должна сделать все, чтобы он не перестал ее обожать!

Когда прибежал Джон, она заключила его в объятия, начала баловаться с ним, так что он почти задохнулся от смеха.

– Мамочка, мамочка, я так тебя люблю, когда ты шутишь!

Да, для Джона она теперь будет лучшей партнершей в играх.

Она проводила Марка до дверей, а потом они вместе сбежали по тропинке в сад до калитки. Она держала Джона за руку и ждала, пока Марк не исчез за углом.

– Ну так что тебе сегодня хотелось бы делать? – спросила она серьезно Джона.

Некоторое время он раздумывал, а затем ответил еще серьезней:

– Сегодня я буду делать куличи из песка.

– Отлично, – согласилась она. – Я повяжу тебе фартук, и мы принесем воды в ведре. А главное, прошу тебя, не забудь мне показать все куличи.

– Обязательно, – обещал он.

Теперь ей надо выкупать и накормить Марсию. Она купала ее с большим наслаждением. Каждый миг доставлял ей удовольствие.

Когда домашнее хозяйство пошло по своей ежедневной колее, она решительно направилась наверх в свою мансарду. Ее дом должен быть достаточно велик, чтобы в него поместилась вся ее жизнь; и в мансарде проходит ее жизнь, хотя и без Марка, и без детей. Она закрыла за собой двери и осмотрелась. Почему бы ей в мансарде не обставить комнату, где она действительно могла бы работать? До сих пор она удалялась туда только временами, с большими перерывами в несколько месяцев и работала с горячечной скоростью всего лишь по несколько часов поспешно и тайно. Но так она уже работать не будет. Раз она полностью отдавалась своей семье, то так же полностью она будет отдаваться своей работе, чтобы наполнить свою жизнь. Мансарда уже не будет тайным помещением, а станет попросту одной из комнат, из которых складывается целостность дома. Она составит себе список всего, например, новых карандашей – у нее остались только те, которыми рисовал Майкл, а точнее – махонькие огрызки. Ей нужны новые материалы, она вспомнила о новом виде глины, о котором говорил Дэвид Барнс, ведь здесь ей придется работать с глиной, а никак не с мрамором. Она также приобретет себе диван и кресло – тут не на чем сидеть, разве что на ящике. Она купит себе ковер и шторы. Ей нужно побольше света, для чего можно было бы расширить северный фронтон. Во время создания планов на нее внезапно напал нарастающий голод, который она ранее почти не замечала, потому что подсознательно подавляла его. Теперь она хочет создать нечто большее, чем фонтаны и маленькие фигурки. Она могла бы создать большую вещь, например, группу фигур.

Дом, однако, слишком мал, помещение слишком тесное. Скорее всего она могла бы сделать небольшую модель своего замысла. Сам замысел при этом может быть грандиозным. А позже, если ей захочется, она сможет осуществить его в натуральную величину. Когда-нибудь ей, положим, захочется выехать из мансарды – построить себе ателье или, возможно, арендовать помещение побольше. Когда она размышляла об этом, в ней снова возникло ощущение бесконечных возможностей. Она может делать что угодно. Почему бы и пет?

Она присела на ящик и расфантазировалась. Если бы они переселились куда-нибудь в сельскую местность, на ферму, то у нее было бы достаточно места для работы, а у детей – для игр. Когда они с Марком поженились, они никогда не думали о чем-нибудь подобном. Иметь маленький домик на знакомой улице, вблизи знакомых было желанием большинства жителей городка. Марк тоже хотел себе такой домик. Внезапно она почувствовала, что нет смысла в переделке маленького домика. Он для нее слишком тесен. Она хочет большой дом, где она сможет расти. В этот вечер она никак не могла дождаться Марка. Что бы она ни делала в этот долгий день в домике, казалось ей ненужной тратой времени. У нее было ощущение, что она с ним распрощалась.

– Марк! – позвала она, едва увидев его. – Давай уедем в деревню!

Он остановился, положив руку на калитку.

– Уехать из нашего домика? – спросил он, изумленно глядя на нее.

– Да, – ответила она нетерпеливо.

Марку понадобилось время, чтобы это понять. Но она думала о новом доме целый день, а он нет.

– Мне нужно больше места. Мне нужно место, где я действительно могла бы работать, а дети – играть.

– Так ты даже мансарду не оборудовала, – сказал он медленно.

– С этим вообще не стоит начинать. В этом году летом, когда вернется Дэвид Барнс, я хочу создать что-то большое. Что-нибудь в натуральную величину. И дети тоже…

– Я знаю один старый дом с ригой, – размышлял он вслух. Внезапно на лице у него появилось выражение усталости. Он медленно подошел к дому. – Подожди, я только ополоснусь.

– Само собой разумеется, любимый. Я, как всегда, порывиста.

– А я опять медлителен, – пробормотал он.

Сюзан смиренно вошла в кухню. Она подождет, пока Марк сам не начнет разговор об этом, подождет, пока он не съест ужин. Она не произнесет ни слова, пока он не начнет.

Он медленно вошел в столовую и сел. Она быстро улыбнулась ему, и его глаза потеплели.

– Если ты действительно хочешь переселиться, то я знаю старый дом на склоне примерно в миле на юг от города. Тем течет ручей.

– А мы могли бы съездить туда сразу же после ужина? – спросила она и тут же осеклась. – Нет, подождем. Ты устал.

– Могли бы. Теперь темнеет поздно.

– Я при этом думаю и о детях, – сказала она.

– Естественно, – согласился он.

– Джон все время хочет играть в лесу, – продолжила она, – а я так боюсь того ущелья с отвесными склонами.

Марк внезапно поднял на нее глаза.

– Ты права. Я забыл об этом. Так что лучше всего поедем сразу же сегодня. Мне надо это обдумать, Сюзи. Но как я сказал, так и будет. Ты получишь, что хочешь.

– Сегодня мы никакого решения принимать не будем, – согласилась она, хотя мыслями была уже далеко от своего дома.

В светлые сумерки они выехали из города на юг, а после по дороге между деревьями доехали до старого дома, построенного из грубо отесанного камня. Массивный и солидный, стоял он на фоне темного вечернего неба. В окнах света не было, и, подойдя поближе, они увидели спущенные жалюзи, а на дверях – крест-накрест прибитые доски. Марк, не говоря ни слова, оторвал их и, нажав, открыл двери. Они вошли и прошлись по комнатам. Комнаты были пустыми и чистыми, если не принимать во внимание пыль, которая постепенно оседала на полу. Сюзан немножко постояла в каждой комнате, подумала, стараясь почувствовать атмосферу: могла бы она здесь жить? Это ее новый дом? Они не произнесли ни слова, пока не вышли на длинную веранду.

– Рига вон там – тоже из камня, – сказал Марк. Она тотчас же затосковала по ней. Она представила себе глыбы мрамора и гранита – рига была достаточно велика даже для гигантских глыб.

– Мне тут нравится, – зашептала она. – Посмотри на эти холмы, а эти старые деревья! А вон там, что это – колодец?

– Сегодня вечером мы принимать решение не будем, – сказал он резко.

– Нет, – согласилась она. – Мы приедем посмотреть на это еще при дневном свете.

Домой они приехали в сумерках и, загнав машину во двор, сели на веранде своего маленького домика.

– Мы отсюда не уедем, пока ты этого не захочешь, – сказала она спокойно, зная при этом, что должна уехать. Она уже не вмещалась сюда вся целиком. В роли жены Марка и матери своих детей она могла бы здесь жить счастливо, но здесь не было места для Сюзан Гейлорд. Про себя же она подумала: «Завтра я сама съезжу туда и все осмотрю».

И действительно, на следующий день она направилась к каменному Дому, о котором уже знала, что он станет ее домом. Она ходила по комнатам и строила планы.

– Марк, – сказала она за обедом, – этот дом должен быть моим.

Он посмотрел на нее своими покорными и верными глазами.

– Ну хорошо, Сюзи. Как хочешь.

* * *

Когда переселение закончилось, даже Марк заявил, что теперь у них хороший дом, лучше, чем старый.

– Погляди на детей, – сказала Сюзан. – Ради них это стоило сделать!

Джон бежал через луг к ручью. Джейн с улыбающимся лицом вошла в комнату с Марсией на руках.

– В саду много ежевики, миссис. Я наварю из нее варенья.

Джейн жила в маленькой комнатке над кухней и была совершенно счастлива.

– Какой смысл каждый день ездить сюда к вам, – сказала она, когда они въехали. – Я вам вообще не буду мешать, обещаю.

– Я прежде всего думаю о тебе, – сказал Марк Сюзан.

– Здесь мне работается хорошо, – ответила Сюзан. Марк обнял ее.

Она разложила свои материалы и инструменты в большой, пустой риге. Ее размеры восхищали Сюзан. Высоко над ней проходили балки, заросшие паутиной. На земле стояли ящики, когда-то заполненные зерном. Теперь в них будут лежать вещи, которые она сделает сама. Ящики достаточно велики даже для самых больших фигур. Она раскрыла настежь огромные ворота риги, выходившие на холмы. На их зеленых просторах, залитых солнцем, она увидела Джона – мелкую движущуюся точку. За холмами простиралось небо.

Посреди этого простора она ощутила несколько подзабытое побуждение взять в руки глину и начать лепить что-нибудь совершенно необыкновенное. Сюзан начала рисовать фигуры мужчины и женщины. Между ними она поместила ребенка, а затем в руки женщины положила младенца. Эти четверо были сейчас основной единицей ее вселенной. Она снова и снова, день за днем делала наброски этой группы, изрисовала много больших листов бумаги, провела бесконечные часы над доработкой рук, ног, губ, глаз. Но женщина не удавалась ей. В конце концов, неудовлетворенная, она отложила в сторону карандаш и бумагу и взялась за глину. Может быть, с помощью глины она найдет более четкую форму.

Сюзан лепила фигуры меньше натуральной величины, экспериментировала и проверяла каждое отдельное движение. Если женщина у нее хорошо получится, она использует скульптурную группу в качестве модели и, может быть, высечет ее в мраморе, когда вернется Дэвид Барнс.

За эти два года, пока его не было, она получила от него два или три строгих письма. А на прошлой неделе он прислал ей открытку: «Приеду пятого июля».

В течение лета она работала и ни с кем не встречалась. Она прекращала работу только вечером, когда автомобиль Марка появлялся на повороте проселочной дороги. Сюзан откладывала все, чем занималась, даже если ей оставалось нанести на почти готовую глиняную скульптуру последние штрихи.

Камень! Когда-нибудь, может быть, она снова начнет работать с камнем.

Сюзан повернулась, вымыла руки и вышла к воротам, чтобы встретить Марка.

– Что ты весь день делала? – всегда спрашивал он, целуя ее.

– Да ничего особенного, – отвечала она.

Рука об руку они шли к дому и она поднималась за ним наверх.

– Сегодня у меня было полно работы, – сказал он и вошел в ванную, чтобы умыться. Когда Марк вышел, его каштановые волосы были влажными и взлохмаченными.

– С этими загородными домами, – сказал он весело, причесываясь перед зеркалом, – можно хорошо заработать. Этот дом я мог бы продать трижды с того момента, как мы его купили.

– Мы никогда его не продадим, – ответила она. – Я уже не могу себе представить, как мы жили в нашем старом домике.

– Ну, в то время мы о другом и не помышляли, – сказал он. – Пока мы считали его своим домом, он был совершенно хорош, и нам его хватало.

Сюзан не ответила. Она тихо сидела и наблюдала, как Марк повязывает себе новый галстук. Она знала Марка слишком хорошо, знала, как сделать его счастливым. В общем она была уверена, что он счастлив.

* * *

Семейная группа была завершена. Женщина, наконец, удалась ей. Она стояла с кротким выражением на лице, со слегка повернутой головой и держала на руках ребенка. Как только Сюзан ее закончила, она крикнула из риги:

– Джейн, Джейн! Идите сюда!

Кому-то она должна была показать свою работу.

Джейн прибежала с Марсией на руках и с Джоном, вероятно, почувствовав торжественность момента.

– Посмотрите! – сказала Сюзан радостно, когда они прибежали.

Они стояли рядом перед темными глиняными фигурами и молча смотрели.

– Как вам только удалось такого добиться?! – прошептала Джейн.

А Джон робко спросил:

– Кто это?

– Это люди, – ответила Сюзан. – Я их не знаю. Я только что их создала.

Сюзан с удивлением рассматривала собственное творение. Теперь, когда скульптурная композиция уже не зависела от нее, работа в какой-то степени пугала ее. Когда Марк придет домой, она приведет его сюда. Джейн ведь необразованная, а дети – всего лишь дети. Она прямо-таки жаждала посмотреть, какой вид будет у Марка, когда он увидит ее работу. Она уже не могла скрывать от него то, что делала, и очень хотела разделить с Марком свою радость.

Все время после обеда она провела в риге, рассматривая фигурки, размышляя о них, и ей казалось, что чем дальше они, тем больше приближаются к ней. Она даже слышала их голоса. Она слышала, как они беседуют, и глядя на них в упор, ждала, что они вот-вот задвигаются, хотя и знала, что навсегда заточила их в позы, которые им придала. Она размышляла о том, что охотно освободила бы их, если бы только знала, как.

Как только Сюзан услышала пронзительный звук клаксона, она поднялась и не спеша пошла навстречу Марку.

– Иди посмотреть, что я сделала, – сказала она ему.

– Ты уже что-то закончила? – спросил он.

– Это уже почти готово, – ответила она.

Рука об руку они пошли к риге. Сюзан ничего не стала ему говорить.

– Ну, знаешь, Сюзан!

Он в упор рассматривал четыре фигуры так же, как до этого Джон.

– Кто это?

– Просто люди, – ответила она.

Она ждала, пока он не насмотрится на них.

– Они друг на друга вообще не глядят. Почему ты их так вылепила?

– Что ты имеешь в виду? – спросила она. – Я сделала их такими, какими видела.

– Они отвернулись друг от друга, – продолжал говорить он. – В особенности эта женщина, посмотри на нее. Она отворачивается от ребенка. У меня такое впечатление, что ей надо бы смотреть или на ребенка или на своего мужа.

– Ты думаешь, что так – плохо, Марк? – подавленно спросила она. – Женщина задала мне работенку. Я никак не могла с ней справиться, пока внезапно она не вынырнула в этой позе.

Неожиданно он спросил:

– Это мы?

– Вовсе нет, – ответила она.

– Кто тебе позировал? – спросил Марк.

Она заколебалась. По правде говоря, она становилась голой перед зеркалом, когда создавала женщину, и изучала каждую линию своего тела.

– Эта женщина очень похожа на тебя, – настаивал он.

– Может быть, только фигурой, – сказала она поспешно.

– Не только. В чем-то она просто очень походит на тебя. А взгляд – я заметил, что ты поворачиваешь голову точно так же, когда смотришь на лес за нашим маленьким домиком. А иногда, когда я за едой что-то тебе рассказываю, ты поворачиваешь голову вот так же и смотришь куда-то в сторону окна.

– Если ты воображаешь, что все, что я делаю, имеет отношение к нам, – раздраженно сказала она, – то мне придется прекратить работу. Я не могу постоянно думать о том, что задену тебя за живое.

– Извини, я больше никогда не буду искать сходства с нами в твоих работах, – обещал он.

Внутри у нее похолодело, и ей стало жалко Марка.

– Ты не понимаешь, – продолжала она объяснять ему, – что я не могу постоянно бояться, что задену тебя. Так бы я не смогла работать. Я должна иметь чувство свободы. Я не могу постоянно спрашивать себя, понравится ли это тебе или нет.

– Но мне это нравится, – настаивал Марк. – Иди сюда, Сюзан. – Он обнял ее. – Я думаю, что они великолепны! Я ощущаю себя перед тобой таким маленьким. Я не в состоянии понять, как это ты делаешь, это как волшебство. Но…

– Что, но? – спросила она.

Она стояла рядом с ним и даже не осознавала, что женщина, которую она создала, собственно говоря, стоит точно так же – в одиночестве, хотя и в объятиях своего мужа.

– Я не в состоянии объяснить, что ощущаю, но ты как-то ускользаешь от меня. Это старая боль – я не могу этого забыть. Я недостаточно хорош для тебя – вот что.

Его рука опустилась. Он сунул руки в карманы. Она снова осталась стоять сама по себе.

– За несколько минут я могу разбить их на куски, – медленно произнесла она. – И тогда между нами не будет ничего.

– Сюзан! – выкрикнул он в ужасе. – Ведь ты же потратила на это целые недели!

– Я могу их разбить за один момент, – повторила она.

– Послушай, Сюзи, я бы тебе этого никогда не простил. Я был бы несчастен, если бы узнал, что ты не можешь делать того, что хочешь.

– Но сейчас ты все равно чувствуешь себя несчастным…

Он прервал ее:

– Я обещаю тебе, что больше никогда не скажу ни словечка о нас обоих.

– Я узнаю это по тебе, даже если ты будешь притворяться. И твоя неудовлетворенность будет сковывать мне руки.

– Я никогда не буду притворяться, буду думать о чем-нибудь другом, – сказал он пылко. – Сюзи, поцелуй меня, прошу тебя.

Она повернулась к нему и увидела его просящий и смущенный взгляд. Она обняла его и почувствовала, как неуверенно он сжал ее. Он боится ее. Почему он ее боится? Она несет в себе нечто, чего люди боятся. И стоит ей только ощутить их недоверие, как она сама начинает бояться этих людей.

– Обними меня крепко, – зашептала она, и его руки послушно обняли ее. – Крепко, – шептала она, – еще крепче!

Некоторое время она стояла, прижавшись к нему, а затем тихо сказала:

– Милый, пойдем посмотрим на детей.

Марк повернулся, Сюзан закрыла ворота риги, и они вместе пошли к дому.

Придя домой, она взбежала наверх и спрятала ключ в маленькую коробочку у себя на столе. «Я его туда больше никогда не позову», – подумала она. У нее было такое ощущение, словно он оскорбил ее. Нет, пожалуй, она всего лишь слишком устала.

Сюзан причесала волосы и надела желтое полотняное платье, которое подчеркивало цвет ее черных глаз. Затем она спокойно спустилась вниз.

Марк сидел на покосившейся веранде, курил и качал на коленях Марсию. Джон сидел рядом с ним на ступеньке и во время разговора обнимал руками колени точно так же, как это делал Марк.

– Я пробовал на дождевых червей, папа, – говорил он, – но некоторые рыбы не клюют на червя.

– Ну так попробуй на мух, – голос Марка звучал заинтересованно. – Тебе надо научиться разбираться, какие рыбы на что клюют.

– М-м-м, – тихо мурлыкала Марсия. Она держала маленькую тряпичную куклу, у которой не было рук. Голоса детей и Марка снова вернули Сюзан к действительности. Они – ее действительный мир, эти трое.

– Так, мои милые! – позвала она, выйдя на веранду. – Ужинать будете?

Джон вскочил на ноги, а Марсия бросила куклу. Глаза Сюзан встретились с глазами Марка, и оба рассмеялись. Они снова были очень близки друг другу, их сблизили дети. Он встал, обнял Сюзан за плечи, и у нее внутри все перевернулось. То, что она создала, было теперь всего лишь холодной глиной.

* * *

По дому растекался тяжелый, сладкий запах: на кухне Сюзан и Джейн варили варенье из ежевики. Дети играли снаружи на солнце, но запах ежеминутно завлекал Джона на кухню.

– Тут вкусно пахнет! – кричал он.

– Ты – как шмель, – смеялась Сюзан. Пчелы налетали на сеточные двери, привлеченные сладким запахом варенья, до которого не могли добраться.

– Я мог бы съесть целую бочку, – кричал Джон.

– Сейчас получишь – на хлебе с маслом, – отвечала ему весело Сюзан. Она принесла буханку черного хлеба, который испекла Джейн.

– И Марсии, – серьезно напомнил Джон.

Сюзан отрезала хлеба и намазала варенье толстым слоем; дети внимательно следили за ней. Она взглянула на них, и тут ее охватило одно из тех мгновений интенсивного ощущения действительности. Время остановилось, и на миг все как будто застыло: большая кухня с чистым, грубым полом и маленькими сверкающими окнами, Джейн у плиты, отливающая красный сироп из длинной оловянной поварешки, Марсия на высоком детском стульчике в ожидании сладкого, Джон с глазами, следящими за ее руками, она сама.

Она подала Джону хлеб, и время снова потекло.

– Вот, возьми, – сказала Сюзан, – съешь и тебе полегчает.

– А у тебя нет немножечко для пчелок? – осведомился Джон. – У них жуткий аппетит.

Она налила намного горячего варенья в блюдце.

– Поставь это блюдце на ступеньку, посмотрим, что произойдет, – сказала она.

В мгновение ока он исчез, а они с Джейн снова занялись заливкой банок, отставляя их одну за другой в сторону, чтобы варенье охладилось и застыло.

– Ну, и как я говорила, миссис, – продолжила Джейн разговор на прерванном месте, – мой муж был хорошим, золотым человеком. Он никогда не пил, только на праздник четвертого июля кружку пива, чтобы доказать мне, что он независим, потому что он американец, а я – англичанка. Но это было в шутку. Он без устали работал и ни разу не поднял на меня руку. А чего еще можно желать от мужчины, так я всегда себе говорила.

– Да, конечно, – пробормотала Сюзан.

– Многим не посчастливилось так, как вам или мне, – продолжала Джейн уныло. – Мистер Кининг ведь такой, да? Он и к спиртному не притрагивается, и все время один и тот же, днем и ночью. Это хорошее мужское качество.

– Да, это так, – сказала Сюзан.

* * *

Мир Сюзан счастливо был ограничен стенами дома и цепью холмов на горизонте, но в один прекрасный день она услышала шум автомобиля. Она шила розовое полотняное платьице для Марсии – у Марсии были такие же темные глаза, как у Сюзан, – когда кто-то позвонил. Она услышала голос Джейн и затем грубый и нетерпеливый голос Дэвида Барнса:

– Было чертовски трудно отыскать ваш дом.

Она сразу же встала и отложила шитье. Джейн уже стояла в дверях комнаты, объявляя:

– Внизу какой-то господин. Он так злится, наверное, какой-нибудь туз!

– Уже иду, – сказала Сюзан.

Вниз она, однако, пошла не сразу. Когда Джейн ушла, она в нерешительности постояла, затем заглянула в комнату, где спала Марсия. Она как раз просыпалась, зевая и потягиваясь. Сюзан взяла ее на руки, надела на нее чистое платьице и расчесала короткие, темные кудряшки.

– Кто-то пришел к нам в гости, – сказала она и с Марсией на руках спустилась в гостиную, где стоял Дэвид Барнс и смотрел в окно. Он стал еще толще, чем раньше, и в грубом костюме из твида походил на медведя.

– Я заставила вас ждать, – сказала она весело. – Хотела вам показать Марсию. Ее еще не было на свете, когда вы уезжали.

Он повернулся, сжимая в руке короткую, тяжелую суковатую палку. Из кармана у него торчала кепка, которую он небрежно засунул туда.

– И это все, что вы сделали?

– А разве этого мало? – ответила она со стальным блеском в глазах.

Сюзан присела, посадив Марсию себе на колени, но Барнс упрямо остался стоять. «Он изменился, – подумала она. – Постарел».

– Вы вообще-то работали? – спросил он.

Сюзан не ответила. Марсия пыталась слезть вниз, а когда вырвалась, запищала:

– Джейн!

– Пустите ее, – распорядился Дэвид Барнс. – Вы ей не нужны. Кто это Джейн?

– Наша служанка.

– Этот ребенок больше любит ее, чем вас. Вы хреновая мать. Я вам это предсказывал.

– Это неправда! – тихо сказала Сюзан.

– Ну так что же вы сделали? – снова спросил он.

– Кое-что сделала.

– Я хочу это видеть, – сказал он строго.

Сюзан снова почувствовала, как этот человек словно гипнотизирует ее.

Дом, Марк, дети – все исчезло. Осталась только лишь его дикая, маленькая фигура, его голос, гневные глаза, требующие всю ее силу. Она встала, поднялась наверх, принесла ключ, который несколько недель назад положила в маленькую коробочку, и, не говоря ни слова, пошла к риге, куда не входила с того момента, когда была там с Марком.

Марк неоднократно спрашивал у нее: «Ты не будешь больше работать над своими скульптурами, Сюзи?». А она отвечала: «Нет, милый. Я теперь хочу быть с тобой и с детьми». Однажды в глубине мягкого спокойствия деревенской ночи она сказала ему: «Надо нам родить еще одного ребеночка, любимый». Марсии пошел уже второй годик. Но он ответил: «Нет, пока нет. Пока ты не будешь полностью уверена, нет». «Я уверена», – прошептала она. Ее голова лежала у него на плече, на сильном плече любимого человека. «Нет, – повторил он. – Нет, пока нет…»

Она открыла ворота каменной риги. Дэвид Барнс вступил внутрь и повернулся к месту, где стояла скульптурная группа, словно повернулся к свету.

Он смотрел. Она стояла рядом с ним и ждала. Влажная глина под большим холстом постепенно высохла и, когда она сняла холст, фигуры приобрели законченный вид, высохшие до бледного, серебристо-охристого оттенка.

Он смотрел, ничего не говоря. Ему понадобилось достаточно много времени, но Сюзан ждала. Над их головами ворковали голуби, гнездящиеся на балках, а несколько из них мягко слетело вниз и уселось на статуях.

– Вам все еще не хочется изучать анатомию, – проворчал он в конце концов. – Скульптура так чертовски хороша, что вы этого даже не заслуживаете. Но скелеты у них не в порядке. Повторяю, вам надо изучать кости и мускулы. Я уже не удовлетворяюсь вашей халтурой. Я знаком с одним человеком в Нью-Йорке, к которому вам придется ездить и работать три раза в неделю. Он занимается исключительно анатомией.

«Не могу», – уже просилось ей на язык, но она промолчала.

– А что вас не устраивает конкретно? – наконец спросила она. – Я скопировала собственное тело.

– Копирование и есть копирование! – заорал он на нее. – Я вам говорю, что с этим надо кончать! Приличный скульптор создает свои фигуры изнутри – творит людей так же, как Бог!

– Может быть, теперь мне стоит только рожать детей, – сказала Сюзан, но потом поняла, что он имеет в виду.

Он пропустил ее слова мимо ушей.

– Единственное преимущество, которым вы можете пользоваться как женщина, это сидеть у мужа на шее, чтобы он кормил и одевал вас, когда вы работаете. Мне пришлось делать кое-что на продажу, чтобы прожить.

– Вы меня не понимаете, – запротестовала она возмущенно. – Я не такая, как вы, я – человеческое существо, я – женщина, которая хочет…

– Мне даже пришлось делать из себя придурка из-за одной бабы, – продолжал он, даже не обращая внимания на ее слова. – Хоть я и был беден и горел страстью к работе, я вынужден был волочиться за женщиной и в конце концов убедить ее, чтобы она удрала от своего мужа. Зато потом я думал, что уже никогда не смогу от нее избавиться. На это у меня ушли годы, прежде чем я понял то, что знаю теперь: нет ничего и никого важнее собственной работы. Если бы еще тогда кто-нибудь схватил меня, врезал пару раз и сказал то, что я теперь говорю вам: у таких людей, как мы, нет ничего, важнее работы. Нас мало таких, кто так устроен, и мы делаем работу за весь мир. Все остальные могут только стоять и глазеть на то, что создаем мы.

Он вырвал ее из привычного мира, и теперь она стояла рядом с ним, словно сжигаемая огнем.

– Мне следует разбить это на куски и не начинать снова, пока я не пройду курс анатомии? – спросила она.

– Вы с ума сошли, – нетерпеливо сказал он. – Это хорошо, слишком хорошо, чтобы улучшать. Чертовски хорошо, и вам надо доделать скульптуру.

– Я хотела сделать это в мраморе.

– Ну нет. Мрамор оставьте для самых лучших вещей. Я дал вам высечь тот фонтан только для того, чтобы посмотреть, насколько вы с этим умеете обращаться. В один прекрасный день вы отбросите глину и уже не прикоснетесь к ней. Вы предназначены к ваянию, а не к лепке. Но вот это пойдет для бронзы. Я отошлю фигуру сам. И знаете что, я подам за вас заявку на конкурс. Я знаю одного типа, который хочет что-то в этом роде для больницы, построенной в честь его отца. Это подойдет. Я переговорю с ним.

Он обошел скульптуру, слегка посвистывая и покачивая своей медвежьей головой.

– Кое-что вам действительно удалось, – сказал он наконец с одобрением. – Вы, правда, сделали снимок деталей, но потом себя преодолели, и кое-что получилось. Эта женщина очень хороша тем, что смотрит вот так в сторону – это было умно с вашей стороны, вы поняли, что ей не надо смотреть ни на мужа, ни на ребенка. Боже мой, почти все люди сказали бы, что она должна смотреть на ребенка, идиоты!

Он натянул обтрепанную кепку аж до ушей.

– Рассчитывайте на то, что во вторник начнете работать с костями.

Через мгновение она услышала, как его автомобиль разбрасывает гравий по дороге.

* * *

Вечером она сказала Марку совершенно нормальным голосом:

– Сегодня тут был Дэвид Барнс, смотрел мои работы.

Они сидели рядом на широкой, прогнувшейся веранде. Это был такой же вечер, как любой другой, и она хотела, чтобы таким он и остался до конца.

– Что он говорил? – Голос Марка имел приятный, хотя немного холодный оттенок. Она подсела поближе и вложила ему в ладони свои руки.

– Он сказал, что это совсем неплохо. Но в действительности я очень мало умею. У меня нет знаний и опыта.

– Он слишком большой гордец! – воскликнул Марк. – Ты сделала их восхитительно! Мне бы снова хотелось па них посмотреть.

– Он сказал, что я только копирую тело, а не создаю.

– Что это за глупости он говорит? – проворчал Марк.

– Он хочет, чтобы во вторник я съездила в Нью-Йорк и начала понемногу изучать анатомию. Ты не был бы против? Я бы возвращалась до твоего прихода с работы.

В сумерках она слышала, как попыхивает трубка Марка. В конце концов он сказала:

– Знаешь, я хочу, чтобы ты делала все, что пожелаешь, но мне хотелось бы знать, понимает ли этот тип это.

– Я буду ездить всего лишь дважды в неделю, а Джейн между тем прекрасно позаботится о детях, – сказала она.

Он не ответил. Но Сюзан уже сказала то, что должна была сказать. Через минуту она встала, села Марку на колени, свернулась в клубочек в его объятиях и замерла. Они долго молчали.

– Ты моя лапочка, – прошептал он наконец. – Ты такая лапочка.

* * *

Как только Марк во вторник утром ушел, она поднялась наверх, сняла цветастое домашнее платье и переоделась.