355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Пьер Реми » Бессмертный город. Политическое воспитание » Текст книги (страница 4)
Бессмертный город. Политическое воспитание
  • Текст добавлен: 6 ноября 2017, 23:00

Текст книги "Бессмертный город. Политическое воспитание"


Автор книги: Пьер Реми


Соавторы: Анри Фроман-Мёрис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 35 страниц)

ГЛАВА III

Жюльен заснул лишь после того, как услышал три удара с колокольни Санта Мария делла Паче: название церкви он узнал позже. Утром в номере было прохладно. Вода из крана тоже шла холодная, так как ночью замерзли все трубы.

Завтрак в едва освещенной столовой напоминал дни лихолетья. Кофеварка сломалась, булочник не поставил свежих булок. Трое расстроенных, без умолку говоривших метрдотелей, сменивших белые пластроны на теплые пуловеры, пытались объяснить необъяснимое трем старым дамам и молчаливой девице, собравшимся на сей раз за одним столом, и эту картину можно было назвать «Отступление, последние жители в городе». Жюльен понял, что из-за небывалых морозов в целом городе не только полетела система водоснабжения, но прекратилась и подача газа. Устроившись в углу столовой, он слышал ведущиеся вполголоса, как во время бедствия, разговоры, но не вникал в них. Так и не согревшись, он выпил отвратительный чай и съел черствую булку. Затем спустился к г-же Беатрис, где его уже ждал коротышка архивариус – утопая в старой куртке, он увлеченно беседовал с хозяйкой пансиона.

На улице витало то же ощущение беды. Словно одна из семи казней египетских[19]19
  Библия, Исход, гл. 7 и далее.


[Закрыть]
обрушилась на Н. в наказание за его гордыню. Вчерашний белоснежный покров превратился в серое грязное месиво, правда еще не жижу, которое облепило все, что можно: автомобили, витрины, двери и даже мусорные пакеты, набитые праздничными объедками и выставленные на улицу. Редкие прохожие с трудом двигались по обледенелым тротуарам, наталкивались на сугробы снега, обвалившегося с карнизов; казалось, они почти не продвигаются вперед. Жюльен, посчитавший неудобным явиться на будущее место службы в ботинках, ковылял как мог в изящных туфлях позади г-на Бужю, а тот уверенно вышагивал по скользкому тротуару, словно низкий рост был залогом его устойчивости.

Когда до Жюльена дошло, что дворец с атлантами, удерживающими на плечах горы снега, и есть здание старого консульства, он машинально поискал глазами проститутку, виденную накануне, но ее не было, а навстречу ему вышла древняя старушка, ростом не выше архивариуса, и поздравила его с прибытием. Старушка эта оказалась вдовой прежнего швейцара консульства и жила в комнатке с низким потолком над входной дверью. Так, в окружении двух карликов, и отправился Жюльен осматривать свои будущие владения.

За массивной входной дверью располагался вестибюль; его потолок с кессонами опирался на восемь дорических колонн, ограничивающих пространство, в которое из внутреннего дворика едва проникал свет. Квадратный, но весь какой-то стиснутый, глубокий и затемненный высоким нависающим карнизом, двор в это время суток походил на колодец, заполненный сугробами в метр высотой. Когда они шли по двору по расчищенной лопатой дорожке, снег доходил хранителю архивов до плеч. Проходя по бывшей караульной, Жюльен увидел множество темных фигур, в которых узнал статуи, покрытые таким количеством пыли и паутины, что они казались закутанными в покрывала.

– Я сообщил о вашем приезде Масканиусу, но не сумел заставить его вывезти весь этот хлам, – бросил на ходу коротышка.

Поднимаясь по каменным ступеням, он пояснил, что Масканиус – антиквар, он арендует у Франции первый этаж бывшего консульства для хранения своего товара.

– Не ровен час еще и наверху что-нибудь оставил, – проворчал он, когда они поднимались на второй этаж.

На площадке второго этажа и впрямь стояли другие скульптуры, завешенные серой тканью, из которой высовывались то женская головка, то рука с луком, яблоком или кинжалом. С одной из фигур ткань сползла; это была статуя работы конца XVI века или ее копия – Юдифь с удлиненными, продолговатыми формами, потрясающая головой еще не старого Олоферна[20]20
  Юдифь – в ветхозаветной апокрифической традиции благочестивая вдова, спасающая свой город от нашествия ассирийцев. Проникнув во вражеский стан, пленяет своей красотой Олоферна. полководца ассирийского царя Навуходоносора, а затем, когда он пытается овладеть ею, его же мечом отрубает ему голову.


[Закрыть]
с зияющими ужасом зеницами.

– Товар у господина Масканиуса не всегда хорошего вкуса, – заметил г-н Бужю, стороной обходя убийцу влюбленного воина.

Он толкнул инкрустированную дверь дивной работы, на которой на фоне идеального города были изображены музыкальные инструменты – скрипки, лютни, флейты и тамбурины; сам город напоминал тот, что находился в герцогском дворце в Урбино и что долго приписывали кисти Пьеро ди Козимо[21]21
  Пьеро ди Козимо (ок. 1462 – 1521) – итальянский художник, уроженец Флоренции, автор картин на мифологические сюжеты и портретов.


[Закрыть]
; они вступили в просторный зал с высоким потолком и тремя окнами с частыми переплетами, выходившими как раз на балкон с атлантами. Вот ваш кабинет, – объявил хранитель архивов.

Тут царил жуткий холод, в огромном камине с мраморной доской едва виднелась красная полоска электронагревателя.

– Когда-то здесь было центральное отопление, но уже давно все вышло из строя. Водопроводчик обещал зайти, но начались праздники, а затем ударили морозы; думаю, со всеми этими неполадками в городе работы ему подвалило.

Всем своим видом и пояснениями коротышка словно подчеркивал, что Жюльен Винер совершает хозяйский обход, сам же Жюльен становился все более молчаливым, будто и он теперь был скован добравшимся до него холодом. Красивый стол темного дерева, за которым ему предстояло работать, фрески по обе стороны камина, книжный шкаф с зарешеченными створками, запертый на большой замок, – все это выглядело весьма внушительно, но новому консулу было уже ни до чего: он чувствовал лишь, как ледяная влажность пронизывает до костей, и не находил ответа на вопрос, где – в пансионе ли, в этих ли заброшенных залах – сможет он наконец отогреться.

Невозмутимый г-н Бужю продолжал знакомить его с дворцом. Освещая дорогу карманным фонариком, они прошли еще несколько зал с дубовыми ставнями на окнах, пока не добрались до длинной галереи, уставленной по обе стороны большими деревянными шкафами с дверцами, тщательно запертыми на такие же, что и книжный шкаф, замки.

– Здесь начинаются мои владения – архивы, – тихо проговорил г-н Бужю.

Через маленькую дверку они вошли в какой-то чулан, в котором стояла такая жара, что Жюльен чуть не задохнулся.

– А вот и мой кабинет.

Комнатушка, обшитая деревянными панелями, была такой же темной, как и остальные помещения, вокруг стола белого дерева были расположены подковой три электронагревателя. На столе, испачканном фиолетовыми чернилами, стояли подставка для ручки, увенчанная пером типа «Sergeant-major»[22]22
  Марка американских ручек; букв.: «первоклассная» (военный слэнг).


[Закрыть]
, баночка чернил, пресс-папье и лежал лист белой бумаги. И все ни книг, ни газет, ни какого-либо досье. В этой крохотной каморке, где, несмотря на повсеместный холод, было невыносимо жарко, царил прогорклый и сладковатый запах.

– Это не только мой рабочий кабинет, – продолжал хранитель архивов. – Чтобы не оставлять архивы без присмотра, я получил от министерства право проживать здесь.

Он приоткрыл один из стенных шкафов, и Жюльен увидел газовый баллон и плитку; в другом находилась раковина; в самом нижнем была установлена узкая банкетка, которая не могла служить ничем иным, кроме как постелью карлика. Тот уже подвигал кресло к столу.

– А теперь, господин консул, прошу вас присесть и выслушать меня, я более детально обрисую вам ситуацию.

Вернувшись в пансион к обеду, Жюльен знал не больше, чем утром. А ведь хранитель архивов проговорил почти три часа, куря сигарету за сигаретой, отчего спертый воздух клетушки стал непереносим, и перемежая свою речь горькими вздохами и частым отхаркиванием. Два раза карлик, извинившись, даже засунул голову в один из шкафов, где, как догадался Жюльен, отпил прямо из бутылки: когда он выпрямился, от него разило вином.

Для начала Бужю поведал новому шефу, что открытие консульства в Н. вовсе не означает прекращения работы консульства в П., функционирующего уже полтора десятка лет; более того, даже если в П. останется всего лишь консульский отдел, именно туда будут поступать текущие дела. Не предусматривается и перевод в Н. персонала, набившего руку в консульской и административной работе, а бюджет нового консула Франции в Н. позволит ему нанять только секретаршу и шофера. Что до самого г-на Бужю, уже имеющего дипломатический статус, то его только что произвели в чин вице-консула и он вполне справится с попавшими в беду туристами и улаживанием тех редких проблем, которые могут возникнуть по ходу дела.

Затем архивариус, получивший такое повышение, заговорил непосредственно об архивах, из чего выяснилось, что здесь хранятся сотни папок с документами, лишенными всякого интереса. Министерство иностранных дел не сочло необходимым доставить их на родину, в Париж, равно как и переслать в П. во время перевода туда консульства, а он сам никогда не стремился исследовать эти не имеющие никакой ценности связки бумаг: пятнадцать лет провел г-н Бужю под их надежным прикрытием в своей каморке, жарко натопленной зимой и прохладной летом, и все эти годы совершенно ничего не делал.

Затем он представил одуревшему от жары Жюльену список влиятельных людей города, которым Жюльен должен нанести визит: префект, архиепископ, мэр, председатель совета провинции, судьи, высшие должностные лица университета и даже высшие чины н-ского гарнизона, а также список горожан и адвокатов, которым нужно разослать уведомительные письма; кроме того, он назвал с десяток имен, носители которых представляли в Н. аристократию, довольно-таки могущественную и наделенную подлинной экономической силой, – у них полагалось оставить свою визитную карточку. Жюльен встряхнулся и задал несколько вопросов, однако по недвусмысленным ответам тут же сообразил, что эти визиты вежливости, уведомительные письма и те отношения, которые установятся в результате такого общения, и будут сутью его здешних обязанностей. Упомянул г-н Бужю и о полудюжине французских преступников, которых нужно будет навестить в тюрьме, и о консульском совещании, раз в год собиравшемся в столице, но когда Жюльен пожелал узнать, какова будет его роль в отношении французской колонии, его наставник вдруг лукаво усмехнулся, разъяснив, что, за исключением нескольких женщин, вышедших замуж за местных уроженцев, как правило скромного происхождения, число французов, проживающих в Н. и его окрестностях, приближается к нулю, в то время как другие иностранные колонии, и в частности многочисленная английская, прочно обосновались в этих краях.

– А французы, по природе своей любители искусства и старины, предпочитают Флоренцию или Венецию, – заметил коротышка все с той же злой ухмылкой. – Так или иначе, может, вы случайно и наткнетесь на нескольких чудаков, что не вылезают из своих берлог, и среди них на адвоката Тома, что управляет в Н. имуществом Франции.

Так Жюльен узнал, что во все времена по причинам, которые карлик так и не прояснил, многочисленными были дары и особенно наследства, сделанные в пользу Франции известными в городе людьми. Эти дома или виллы, в большинстве своем содержащиеся не на должном уровне из-за нехватки средств, составляли недвижимое достояние его страны, необитаемое и даже брошенное на произвол судьбы. Жюльен предположил, что, может быть, ему придется взять в свои руки управление этой недвижимостью, но его собеседник подчеркнул, что адвокат Тома работает на консульство (он тут же поправился: консульский отдел) в П. и что в депеше, буквально на днях поступившей из Парижа, специально оговорено, что нет никакой нужды в изменении заведенного порядка, невзирая на создание новой структуры.

И наконец, г-н Бужю, уже в третий раз сунувший голову в шкаф и тяжелым шагом вернувшийся на место, сообщил новому шефу, что полагающиеся ему по штату секретарша и шофер уже наняты им. Секретаршей оказалась старая дева, когда-то служившая нескольким предшественникам Жюльена, когда те занимали первые места в небольшом н-ском обществе: ее глубокое знание города, его обычаев, иерархии, как скрытой, так и той, что на поверхности, могли пригодиться новому хозяину дворца Саррокка – таково было имя семейства, выстроившего здание, в котором находилось консульство. Что до шофера, то им был сын шофера последнего консула, парнишка, которому тысяча и одна улица и тупик Н. и его окрестностей были знакомы как свои пять пальцев.

– Вот увидите, с ними вы ни в чем не будете испытывать нужды, – елейным голосом закончил архивариус, с шумом отодвигая стул.

Он пошатывался, нетрудно было догадаться, что по крайней мере сегодня от него больше нечего ждать.

На улице не переставая падал снег; возвратившись в столовую пансиона Беатрис, Жюльен обнаружил на своей тарелке салфетку в серебряном кольце, на котором уже были выгравированы его инициалы. Обе пожилые дамы, мать и дочь, робко и одновременно заговорщически улыбнулись ему; погруженная в чтение девица глаз не подняла. Третья пожилая дама, видимо, уехала. Отодвинув десертную тарелку, чтобы удобнее было прикуривать, Жюльен задумался: а он ведь так и не понял, каковы настоятельные причины, по которым решено было заново открыть консульство в Н. и назначить на этот пост его.

Двое рабочих убрали мебель и пустые папки для бумаг, загромождавшие две небольшие комнаты, выходящие на галерею; уборщица доделала остальное, а секретарша и шофер со следующего утра приступили к своим обязанностям. М-ль Декормон была старой девой, такой долговязой и тощей, что ее полная грудь, впрочем, должно быть, очень красивая, казалась почти неприличной. Она говорила солидным голосом с забавным парижским акцентом, который контрастировал как с ее сдержанной манерой поведения, так и с серьезными высказываниями о городе и его обитателях. Зато шофер, черноглазый молодой человек, моложе тридцати, открывал рот, лишь когда в том действительно была нужда. Г-н Бужю не обманул Жюльена: очень быстро как один, так и другая стали ему необходимы в непроходимых джунглях Н. и его окрестностей. Что до самого архивариуса, то Жюльен без труда сообразил, что тот по целым дням ничего не делает, безвылазно проводя время в жарко натопленной каморке, дымя как паровоз и тайком, хотя ни для кого это не было тайной, попивая. Он выходил оттуда, лишь когда Джино, шофер и по совместительству швейцар, объявлял о редком посетителе. Тогда г-н Бужю переходил в некое подобие приемной, напускал на себя строгий административный вид и принимал посетителя со скучающим лицом, чаще всего извиняясь, что ничем не может помочь. Когда Жюльен узнал об этом, он сделал вице-консулу ряд замечаний, которые ни к чему не привели, а затем, по наущению м-ль Декормон, вменил ей в обязанность прием посетителей. За собой он оставил разбор самых деликатных случаев. Но поскольку посетителей было немного, а деликатных случаев и того меньше, ни Жюльену, ни его секретарше не пришлось много заниматься чисто консульскими делами. Большую часть времени м-ль Декормон утешала заплаканных туристов, у которых стащили бумажник.

Известный художник-декоратор по рекомендации м-ль Декормон предложил Жюльену свои услуги. Он представил письмо управляющего недвижимым имуществом министерства, которому подчинялся консул; в письме содержалась благодарность за работы, выполненные в столице для посла, а также совет нанесли визит новому хозяину дворца Саррокка. В тот же день депеша из Парижа подтвердила открытие кредита для обустройства офиса, кредита столь же щедрого, сколь скромным был кредит, отпущенный на персонал и служебные дела. Войдя в небольшую комнату, в которой новый консул временно устроил свой рабочий кабинет, г-н Соллер тут же предложил проект ремонта бельэтажа здания, как нельзя лучше устраивавший Жюльена: казалось, декоратор давно все обдумал, настолько его предложения были четкими и функциональными. Любопытно, что составленная им смета в точности совпала с отпущенными средствами, и Жюльену не было нужды обсуждать разные скучные детали: г-н Соллер предусмотрел все.

Речь шла о том, чтобы, оснастив дворец недостающим ему современным комфортом, вернуть ему его былое величие. Архитектор захватил с собой старые фотографии анфилады гостиных и галереи, выходящей во внутренний дворик: мрамор, гобелены и несколько полотен старых мастеров на белых стенах.

– Уверен, что, порывшись в подвалах, мы найдем большую часть убранства, упакованного в ящики в момент закрытия консульства.

Декоратор был смазливым молодым человеком и сразу произвел хорошее впечатление на консула. Расставаясь, они пообещали друг другу увидеться во внеслужебной обстановке.

Повод представился им вечером того же дня. Консул собирался вернуться в пансион, когда м-ль Декормон известила его о телефонном звонке адвоката Тома. Поверенный консульства не захотел его тревожить и поручил его секретарше передать приглашение на ужин.

– Мэтр Тома просит извинить его за его приглашение в последнюю минуту, но он только что вернулся из П., куда ездил с визитом к нашему консульскому агенту. Разумеется, если вы заняты, ужин будет отложен.

Секретарша, как, впрочем, и адвокат, была прекрасно осведомлена, что ее шеф ничем не занят по вечерам. Обрадованный тем, что не придется в одиночестве сидеть перед кольцом с салфеткой, Жюльен принял предложение.

Адвокат жил в старинном дворце в самом центре старого города, за ратушей. Ворота дворца, такие же тяжелые и высокие, как и ворота консульства, выходили на узкую улочку, когда-то облюбованную художниками и поэтами, – дворец Юбнер возвышался в самом ее конце: – больше двух столетий под благожелательным взором герцогов Юбнер, из поколения в поколение проживавших в этом дворце, здесь процветала одна из первых академий Возрождения, лишь на несколько лет уступившая пальму первенства академии Барди[23]23
  Кружок людей искусства, сходившихся в XVI в. во дворце Барди, богатой патрицианской семьи во Флоренции.


[Закрыть]
во Флоренции. В ее гостиных зарождалась европейская музыка, в ее библиотеке среди старинных планисфер и карт заново рождалась география. Уже давно на знаменитой улочке царил покой, а дворец Юбнер превратился в музей истории города, президентом совета которого стал адвокат Тома.

– Как мило с вашей стороны посвятить часть своего драгоценного времени скромному бумагомарателю! – воскликнул адвокат, встречая Жюльена в дверях.

К его квартире вели очень крутые ступени, продолжавшие парадную лестницу со статуями из черной бронзы. Винер вошел в небольшую прихожую, с полом, выстланным белым и черным камнем, и украшенную двумя мраморными скульптурными изображениями священников XVI века в духе Бернини[24]24
  Бернини, Лоренцо (1598 – 1680) – итальянский архитектор и скульптор, представитель барокко.


[Закрыть]
. Толстая горничная приняла у него пальто, повесила его на деревянные плечики и водрузила их на вешалку. Адвокат предложил ему пройти в гостиную, откуда доносились голоса. Узкий коридор был обит старинным шелком и украшен барельефами, похожими на куски этрусских саркофагов.

– С нашим другом Соллером вы уже знакомы.

Архитектор с бокалом в руке поднялся навстречу Жюльену, его примеру последовал его собеседник, на прусский манер склонившийся перед новым консулом.

– Меня зовут Масканиус. Это мои статуи загромождают до сих пор ваш дворец; как только снег подтает и грузовик сможет въехать во двор, обещаю вам все вывезти.

Оба гостя были в смокингах, адвокат – в домашней велюровой куртке темно-зеленого цвета. Жюльену стало неловко: он не переоделся и был в том самом сером шерстяном костюме, в котором провел весь день. Но вот хозяин подал ему бокал шампанского и поднял свой в знак приветствия.

– Мы – трио старых холостяков, – бросил он. – Надеюсь, вы не очень соскучитесь в нашем обществе. Зная толк в женщинах, как и во французском шампанском, – не заблуждайтесь на сей счет, – я положил себе за правило не позволять ни одной из них переступать порог этой квартиры. Клятва старого холостяка, которую мои друзья Соллер и Масканиус дали вслед за мной. Это отнюдь не мешает проявлению наших сердечных привязанностей, но в другом месте, у себя же мы верны клятве и остаемся одни. – Помолчав, он поспешил добавить с робким смешком: – Или же доставляем себе удовольствие, принимая высокого иностранного гостя!

Пока Жюльен, озябший по дороге, согревался у камина, адвокат пустился в пространные рассуждения, описывая свое пристрастие к Франции, а заодно и пристрастие французов к Н., где он появился на свет, как и его друзья Соллер и Масканиус. Друзья перебивали его, каждый пытался перещеголять другого, расхваливая красоты города, которым они гордились, и красоту Парижа, где у архитектора была квартирка. Жюльен, не имея возможности вставить хоть слово, слушал и осматривался. Гостиная была невелика, со множеством низких и круглых столиков на одной ножке, сплошь уставленных скульптурными фрагментами, камнями, разными пирамидами и другими вещицами из мрамора, которые вошли в моду в Н., когда его последние правители, позабыв о былом меценатстве, превратились просто в тонких ценителей искусства.

– Да, у меня слабость к дурному вкусу моего деда, который в свою очередь питал большую слабость к дурному вкусу великого герцога Эрнеста, чьим душеприказчиком являлся, – заметил адвокат.

Толстуха горничная объявила, что ужинать подано, гости прошли в столовую. Из последующей беседы Жюльен мало что уяснил, кроме, пожалуй, одного: адвокат много разъезжает между Н., П. и Парижем, куда призывают его «французские дела». Когда же он захотел узнать больше, адвокат улыбнулся.

– Я занимаюсь не только государственными делами, но и делами некоторых ваших соотечественников, которые столь любезно доверились мне, – только и сказал он.

Затем он увлекся новым рассказом, на этот раз о таланте Соллера, выбрав которого для реставрации дворца Саррокка консул проявил истинное здравомыслие, а также о богатстве коллекции Масканиуса, которую тот, кто является в конце концов хозяином дворца, поскольку дворец принадлежит Франции, вскоре оценит. Архитектор и антиквар вновь перебили его, чтобы в свою очередь воздать ему должное; Жюльен молча слушал их. Когда же гости перешли в гостиную, были обнесены выдержанной граппой и выкурили по длинной сигаре, Жюльен поднялся и откланялся. Выражая уверенность в скорой встрече, оба – и архитектор и антиквар – были весьма обходительны и любезны, а адвокат прямо-таки искрился дружелюбием. Жюльен вышел на улицу: было очень холодно, вновь повалил снег. Добравшись до своего опять чересчур натопленного номера, Жюльен чуть было не потерял сознание. Захотелось позвонить во Францию, поговорить с Анной, но было за полночь, и он не осмелился снова будить коридорного, только что в полусне протянувшего ему ключ.

Все следующие дни были целиком посвящены неизбежным протокольным визитам. Так новый консул познакомился с большинством официальных лиц города. У всех них офисы располагались во дворцах, похожих на дворец Саррокка, и все они выполняли свои обязанности под сенью фресок с богами и богинями.

Только архиепископ принял его в большой мрачной комнате с голыми стенами, окна которой выходили на верхнюю часть собора. Не владея французским, он попросил монахиню переводить. Елейным голосом осведомился о политической ситуации во Франции и о намерениях французского правительства относительно Н.

– Не намерен ли ваш премьер-министр возвратиться к своим старым привязанностям? Недаром же вы посланы на разведку?

Жюльен очень вежливо ответил, что ему ничего не известно о привязанностях главы правительства; монашка же составила себе по ответу превратное представление о вопросе, в который прелат вложил более абстрактный смысл: переводя, она густо покраснела. Архиепископ улыбнулся, но не добавил ни слова.

Выходя из архиепископского дворца, Жюльен подумал: как странно, что архиепископ так осведомлен о привязанности старого государственного деятеля к этому городу, но в это время все было для него слишком ново, чтобы удивляться чему-нибудь в особенности. Он наносил визиты, произносил одни и те же готовые фразы в ответ на одни и те же вопросы, заданные с одинаковым отсутствием интереса рассеянными чиновниками. В этом контексте намек архиепископа на прошлое премьер-министра не возбудил в нем любопытства.

Префект, мэр, первый председатель апелляционного суда и декан университета, которых он по очереди обошел, – все как один производили впечатление весьма значительных лиц. Назначение в Н. нового консула было для них событием столь второстепенным, что они даже не пытались сделать вид, будто придают этому мало-мальски серьезное значение, и Жюльен это отлично понял, почему вскоре и сам стал относиться к таким визитам как к неизбежной формальности, которая ни к чему не обязывает. Сидя на заднем сиденье машины, которую вел Джино, он ощущал странное чувство отупения. Он поднимался по лестницам, шел по коридорам, встречался с людьми, до которых ему не было никакого дела и которые платили ему тем же. Он вел притворно любезные беседы, затем возвращался теми же коридорами, спускался по тем же лестницам, но все эго было никому не нужно. Поднимаясь по ступеням высокого крыльца квестуры[25]25
  Квестура (итал.)– управление полиции.


[Закрыть]
, он представил себе самого себя, словно речь шла о ком-то другом, совершающем точные, лишенные всякого смысла движения; в другое время это его развеселило бы, но не сейчас, потому что он стал чужим самому себе.

Единственный визит, хоть сколько-нибудь отличающийся от других, был визит к прокурору Мураторе, итальянцу по происхождению и, как предупредила м-ль Декормон, высокому чину в местной масонской иерархии. Началась их беседа, как и все другие. Прокурор поинтересовался работами, которые предполагалось произвести во дворце Саррокка, а консул – проблемами, входящими в компетенцию прокурора. Однако Жюльен очень скоро смекнул, что его собеседник знает о нем все. Он несколько раз намекнул на его прошлую карьеру, недавние неудачи по службе, а затем подмигнул:

– Вообще говоря, ваше назначение сюда не выглядит как продвижение!

Пораженный откровенностью высказывания, Жюльен ограничился улыбкой и пожатием плеч с притворно смиренным видом. Затем, как мэр или префект, прокурор сделал несколько замечаний по поводу н-ского общества, труднодоступного и ведущего замкнутый образ жизни. Завел речь об аристократии, которая превратилась здесь в касту и с удовольствием воображала себя интеллектуальной элитой, которую почти непреодолимые барьеры отделяют от остальной части населения, что бы она ни говорила о сотрудничестве. Но по нескольким фразам прокурора, произнесенным с тем же наигранным безразличием, Жюльен догадался, что в отличие от других его собеседников, высказывавшихся по поводу Н. и местного общества столь же искушенно, хотя и не принятых в нем, прокурор был вхож в гостиные, куда мэр и квестор допускались лишь по официальным поводам.

– Если здешние обитатели с опаской относятся к иностранцам, то еще большее недоверие испытывают они к чиновникам, присланным из столицы, и к тем из сограждан, кто родился за мифической чертой не существующих ныне крепостных стен, – заметил прокурор с иронической улыбкой, не сходившей с его губ.

И добавил, что его коллеги, такие же, как он, чиновники, не умеют строить отношения с н-ским обществом. Под презрительной надменностью, выглядящей довольно-таки смешно, они скрывают обиду, что перед ними закрыты двери светских гостиных. Он же, по его словам, пользуется небольшим кредитом доверия у наиболее авторитетных семейств города и обязан этим восхищению ими, на которое не скупится.

– Научитесь говорить им приятное, – посоветовал он, – и вы обнаружите в них бездну интереса к вам, в противном случае вы будете для них лишь одним из многих чиновников, которому его французская национальность дает не больше прав и преимуществ в сравнении с налоговым инспектором или инспектором водопроводной компании.

Провожая посетителя до дверей, прокурор протянул ему руку. Пожимая ее, Жюльен заметил то, на что не обратил внимания при встрече, – какая она влажная и скользкая.

– Ну что ж! – подвел итог прокурор. – Чтобы войти в число избранных Н., нужно уподобиться им или по крайней мере делать вид, что уподобляешься, но так, чтобы никто тебя не раскусил. Если с умом взяться за дело, очень скоро преуспеешь; не сомневаюсь, что вам это удастся.

Декан медицинского факультета и генерал, командующий гарнизоном, которым Жюльен затем представился, жаловались, как и остальные, на то, что в Н. нелегко живется, но не скупились на похвалы красоте его памятников и богатству музеев; Жюльен ни на секунду не усомнился бы, что они там ни разу не были, если бы вновь не впал в некую прострацию, в которой пребывал с небольшими промежутками с начала визитов.

– Назавтра я договорилась о встрече с полковником, командующим жандармерией, и директором ветеринарной школы, – сообщила ему м-ль Декормон, когда он вернулся вечером во дворец Саррокка.

Неделю спустя после своего прибытия в Н. Жюльен Винер побывал у всех гражданских и военных чиновников, но не переступил порога дома ни одной из тех графинь и герцогинь, что составляли легенду города. Он так до сих пор и не понял, чему был обязан своим назначением, но больше и не задавался этим вопросом. Попросту говоря новый консул, пребывая в некой ошеломлении, вообще перестал ставить себе какие бы то ни было вопросы.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю