Текст книги "Бальзак без маски"
Автор книги: Пьер Сиприо
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 47 страниц)
ЛИТЕРАТУРНАЯ ИНДУСТРИЯ
1833 год выдался неспокойным. Бальзак прекратил сотрудничество с «Ревю де Пари» (в апреле 1834 года). «Эко де ля Жен Франс», начавший печатать «Герцогиню де Ланже», в мае прекратил публикацию, поскольку директор издательства не позволил Бальзаку внести необходимые, по его мнению, исправления в текст, уже запущенный в печатную машину.
Бальзак ждал выхода другого журнала, «Литературной Европы», который практиковал заключение эксклюзивных договоров. Бальзаку обещали платить по 125 франков за колонку. Первым бальзаковским текстом, появившимся на страницах журнала 19 июня 1833 года, стал «Ночной разговор, или История Наполеона, рассказанная в амбаре старым солдатом». Это повествование встретило живой интерес, и его немедленно «принялись перепечатывать в виде популярных брошюр» тиражами в 20 тысяч экземпляров и распространять под другими названиями через уличных торговцев.
1 мая «Литературная Европа» устроила торжественный вечер с концертом. Исполнялась «Фантастическая симфония» Берлиоза. Вечер был задуман как исключительно мужской, но зато приглашения удостоились самые-самые: «пэры Франции, депутаты, наиболее знаменитые деятели искусства». Основатель журнала Виктор Боэн, бывший владелец «Фигаро» и директор театра, вел себя как истинный денди и ухитрялся блеснуть даже собственной деревянной ногой. «Когда он, хромая, обходит столы и подливает гостям шампанского, то делает это с видом Вулкана, добровольно взявшего на себя роль виночерпия на пирушке богов» (Генрих Гейне).
В том же июле состоялось еще несколько праздников, а 10 августа 1833-го журнал был продан. Его место заняла новая «Литературная Европа», в которой в сентябре появилась первая часть «Евгении Гранде». «Я пока не могу обходиться без сотрудничества с журналами, потому что иначе пострадают мои обязательства. Но я в последний раз соглашаюсь работать на журнал за определенную плату, если только это не будет мой собственный».
Как мы уже видели, Бальзак еще в 1827 году вынашивал идею популяризациилитературы, мечтая превратить ее в род периодики,иными словами, осуществить в области литературы то же, что осуществил Филипон в «Карикатюр», Жирарден в провинциальной «Газете полезных знаний» (сто тысяч подписчиков), Лотур-Мезерей в «Детском журнале», который начиная с 6 апреля 1833 года выходил каждый месяц. Напомним, что в 1827 году Бальзак планировал обеспечить «честных подписчиков двенадцатью романами ежегодно». К 1830 году этот проект получил дальнейшее развитие, и Общество всеобщей подписки, этот предшественник читательских клубов, за год распространил 86 ранее не издававшихся романов. В 1832 году было создано Общество приобщения к чтению. Его члены за сорок франков в год должны были получить по подписке восемь томов.
17 сентября 1833 года, в среду, Бальзак вновь вернулся к своей стародавней идее, на сей раз вместе с крупным издателем Звере и все тем же Боэном, только что открывшим на Елисейских полях первую парижскую пивную, которая получила название «Английской, или Голландской пивной».
По мнению Бальзака, подписной журнал как нельзя лучше отвечал ожиданиям «читательской массы», которая не покупает книг из-за их дороговизны. Распространение книг должно было осуществляться через читальные залы, кружки и общества, а также через принадлежащую Боэну «Газету муниципальных советников».
Ролан Шолле специально изучил все это «дело о книготорговле». Никакой специальной издательской программы он не обнаружил, разве что «литературный директор г-н де Бальзак намеревался оставить за собой право выкупать у литератора г-на де Бальзака его произведения, изданные за счет предприятия».
22 сентября Бальзак покинул Париж и уехал в Швейцарию, где должен был встретиться с госпожой Ганской. По пути он сделал остановку в Безансоне, чтобы попытаться закупить здесь достаточно дешевую бумагу для издания книг, которые придется рассылать читателям.
11 октября Бальзак снова в Париже, но идея об Обществе подписки перестала его увлекать. Вдова Беше за 27 тысяч франков выкупила у него права на издание «Этюдов о нравах XIX века». «Пусть теперь все бездельники, литераторы и уличные зазывалы воют от досады».
33-летняя вдова Беше, не только богатая, но и прехорошенькая, была дочерью книготорговца Беше; в 1829 году она похоронила своего мужа Пьера Адама Шарло, которого все звали Шарлем Беше из-за того, что он унаследовал от тестя его книготорговое заведение, расположенное в доме 59 на набережной Огюстен. Деловым партнером Бальзака, представлявшим дом Беше, выступил Жан-Батист Антуан Верде (1795–1859), бывший сотрудник книжной лавки, которому с 1834 года предстояло стать «единственным издателем Бальзака». В этом качестве он пробудет до 1837 года, и в итоге окажется, что «не имея возможности противостоять постоянным требованиям денег со стороны Бальзака, ему пришлось выдать векселя, задолженность по которым он не сумел оплатить в срок».
«МОЙ ИМПЕРАТОР»
Луи-Филипп не любил ни Императора, ни имперской Франции. Сам он пережил эти годы в эмиграции и обо всем великом и славном, что удалось сделать Наполеону, не имел понятия. Он видел лишь «великое шарлатанство», «расстроенное воображение» и «воодушевление сил»; но уверенного в себе гения не заметил.
Луи-Филипп любил славных парижских буржуа. Ведь именно на них трудился весь XVIII век. Июльская монархия положила конец пятидесяти годам революций. Франция рвалась поучать других. Однако отныне предметом ее экспорта станут не идеи, а хлопок и французский романтизм, благодаря Санд и Мюссе ставший знаменитым в Европе. А если у кого и появятся идеи, их тоже можно предложить на продажу…
Романтики, мечтавшие о свободе нравов, не возражали и против свободы мыслей. Примером для себя они считали Наполеона. Именно он, рискнувший всем, чтобы выиграть все, стал «имперским солнцем», «французским полубогом», «львом пустыни», – словом, тем самым новым Прометеем, который оказался в итоге прикованным к сказам Святой Елены. 34-томное издание «Побед и завоеваний», посвященное европейской эпопее французской армии, вышло в свет в 1817–1821 годах. Как деловое предприятие, издание полностью оправдало возложенные на него надежды, потому что эти книги спешил приобрести каждый бонапартист. Начиная с 1832–1833 годов одна за другой появлялись книги воспоминаний о временах Империи, «Ворчун Фламбо» Эдмона Ростана считался одной из лучших театральных работ, и как раз в эту пору умер герцог Рейхштадтский [32]32
То есть никогда не царствовавший сын Наполеона I, Наполеон II (1811–1832), живший при дворе своего деда, императора Франца I. Примеч. ред.
[Закрыть].
Текст Бальзака, озаглавленный «Ночной разговор, или История Наполеона, рассказанная в амбаре старым солдатом», впервые увидел свет 19 июня 1833 года в журнале «Литературная Европа», а затем вошел составной частью в «Сельского врача». Эта «крестьянская» повесть проникнута глубоким лиризмом. «Орлы, пушки, походы… – скажет в заключение рассказчик-солдат, – я прямо голову от всего этого терял».
История, которую поведал пехотинец Гогла, превратившийся в сельского почтальона, написана живым и близким к народному языком. Простой читатель не мог не сказать о ней: «Рассказано все, как было».
Начало рассказа Гогла навеяно корсиканскими воспоминаниями герцогини д’Абрантес. Самая прекрасная женщина острова Летиция Бонапарт вверяет своего сына Богу. Он счастливо избежит всех детских опасностей, его не тронут ни чума, ни яд, ни пуля. Его соратники будут «падать как подкошенные», и лишь Наполеон непостижимым образом останется цел и невредим.
«Причину Конкордата следует искать в обетах Летиции». Посреди безбожия, охватившего Францию во времена Директории, Наполеон сохранял верность своим детским взглядам. И потому о нем говорили, как о Боге.
И лейтенантом, и капитаном Наполеон прежде всего стремился быть «отцом солдатам». И совершал чудеса. В Италию он отправился во главе «босой и нагой армии», и вдруг, словно по мановению волшебной палочки, сумел раздобыть для солдат и шинели, и теплые гетры, и хорошую обувь. С вражескими армиями он расправляется, словно по волшебству, окружая и уничтожая их; с полуторатысячным войском берет в плен десять тысяч вражеских солдат, а затем «заглатывает еще три армии. Короли на коленях вымаливают у него пощаду. […] Мог ли человек совершить все это? Нет, не мог. Значит, ему помогал Бог!»
Наполеон успевал везде и «делил» себя до бесконечности, словно пять евангельских хлебов. Казалось, что он не нуждается ни в сне, ни в пище. Днем он командовал сражением, а ночью готовил очередной план разгрома противника.
Опасаясь, как бы он не «наложил лапу» на Францию, Директория принимает решение «перебросить его в Азию»: может быть, успокоится. «Ему, как и Иисусу Христу, так было суждено».
На Средиземном море хозяйничают англичане, но у Наполеона имеется в небе своя звезда, та самая, что ведет и хранит его. Мимоходом, «словно апельсин», он берет Мальту. И вот перед его армией открывается Египет со своими пирамидами, «огромными, как наши горы», усыпальницами фараонов. В Египте, оказывается, «тьма богов». Их следует уважать, ибо «француз обязан быть другом всем и побеждать, не унижая».
«В битве при Абукире англичанам, не знающим, что еще придумать, чтобы навредить нам, удалось сжечь его флот. Наполеон, которого папа зовет „сыном“, а шериф Мекки „своим дорогим отцом“, намеревается захватить Индию. И в это время Моди [33]33
Искаженная форма имени Махди, что значит «обращенный». Так называли фанатика-султана, воевавшего против французских войск.
[Закрыть]насылает чуму. „Больны все, лишь он один свеж, как роза“».
Пока Наполеон находился на Востоке, «наши армии терпели поражение за поражением, а кое-где пострадали и французские границы. „Самого“ там не было. Сам– так его называли». Понимая, что дело плохо, он сказал: «Я – Спаситель Франции. Я знаю это, и потому я должен туда отправиться». На какой-то жалкой скорлупке под названием «Фортуна» он «в мгновение ока переносится во Францию». Депутатов, оказавшихся плохими слугами государства, он запер в их собственной «казарме, где они только болтали языком. Зато тех, кто догадался выпрыгнуть из окна, он включил в свою свиту».
«Так он становится консулом и сейчас же спешит исполнить обет, данный Господу: возвращает законное место церкви, восстанавливает в правах религию. Отныне колокола снова звонят во славу Божию.
А затем – Маренго, и Наполеон проглотил австрийцев, как кит глотает пескарей».
Побед «было столько, сколько святых в календаре. Европейские правители едва не передрались у него на глазах, оспаривая право предложить ему жену. После свадьбы, которую праздновал весь мир и в честь которой он своей милостью на десять лет освободил народ от податей, – правда, их все равно пришлось потом платить», – родился ребенок. «Еще никогда ребенок не рождался королем при живом отце. Тогда в Рим отправили сообщение на воздушном шаре, и шар прибыл на место в тот же день. […] Все было предначертано».
Царь Александр, которому не удалось женить Наполеона на русской [34]34
Чисто французская версия событий. Было как раз наоборот. Примеч. пер.
[Закрыть], «осерчал». «Солдаты, вы хозяйничали во всех столицах Европы. Остается Москва, союзница Англии. Чтобы покорить Лондон и Индию, я считаю необходимым идти на Москву».
Во время отступления «все жались к Императору, потому что лишь от него шло хоть немного тепла. По ночам он плакал, жалея свою несчастную солдатскую семью».
2 сентября 1833 года Бальзак пишет Зульме Карро: «Госпожа д’Абрантес, редко дающая волю слезам, рыдала, читая о разгроме под Березиной. С тех пор как существует человек, никто никогда не видывал подобного столпотворения из людей, повозок, орудий, и все это среди невиданных снегов, под несказанно суровыми небесами».
Прощаясь, Наполеон сказал в Фонтенбло: «Солдаты!.. Дети мои, нас предали, и мы проиграли, но мы еще свидимся на Небесах, этой родине отважных. Берегите ребенка, которого я доверяю вам. Да здравствует Наполеон II!»
«ВСЕ БОГОСЛОВИЕ – ЭТО ОДНА ХВАЛЕБНАЯ ПЕСНЬ» [35]35
Ориген.
[Закрыть]
«Сельский врач» поступил в продажу 3 сентября 1833 года.
В первые дни весны 1829 года некий военный, майор Женестас, приезжает в деревню Ворепп, расположенную в 20 километрах от Гренобля. Ему нужна консультация доктора Бенассиса, знаменитого врача и мэра этой деревни. На следующий день Бенассис, друг бедняков, отправляется в обход по деревенским хижинам и берет Женестаса с собой. Они видят восьмидесятилетнего старца, за которым ухаживают сыновья и «обходятся с ним так, словно он их дитя». Бенассис навещает также умирающего «дурачка». «Ужасное это место, Мориенн, славилось в 1830 году больными зобом и дурачками». О дефиците йода тогда еще не подозревали, а виновниками слабоумия считали местный воздух и бедную солнцем долину. Здесь же бытовало поверье, что «если в семье есть свой дурачок, это принесет счастье».
Мужчины вместе обходят территорию, на которой Бенассис выступает и как промышленник, и как производитель, и как потребитель. Он сумел наладить жизнь деревни, а главное – вдохнуть в ее жителей веру. Он занялся восстановлением разрушенных домов, орошением земли, прокладкой дорог. Развитие сельского хозяйства способствует возникновению новых ремесел. В деревне появились свои сапожник, портной, шляпник. Дела идут неплохо, и постепенно поселок вступает в эру промышленного развития: здесь уже есть пять дубильных и одна шляпная мастерская. За десять лет число семей выросло со 137 до 1900.
Деревня Бенассиса вовсе не замкнутое общество. Он и сам не принадлежит к крестьянам Вореппа. Начальник отделения из префектуры Гренобля Гравье в качестве помощи дает доктору 40 тысяч франков; местный корзинщик, молодой умелец, жил когда-то в Гренобле и переехал сюда, потеряв работу; и школьная директриса, и кузнец тоже люди пришлые; сапожник, например, родом из Тироля, сам Женестас в прошлом «сын полка», а бывший солдат наполеоновской гвардии Гронден «вернулся» в родную деревню, оставшись одиноким, как перст.
В 1833 году Бальзак очень рассчитывал на успех «Сельского врача», он должен был быть не меньшим, чем у «Викария из Уэйкфилда» Оливера Голдсмита (1728–1774), стараниями читателей похороненного в Вестминстерском аббатстве. «Сельский врач» – больше чем роман, это манифест, пример практического воплощения теоретической программы. Бенассис открещивается от политики, занимаясь исключительно воспитанием, а жители деревни почитают его как отца.
Бенассис стремится быть вне современности, он стоит выше, или по меньшей мере по иную сторону от законов, порожденных Революцией.
Законы, создаваемые для народа,никогда не создаются самим народом.Коллективная власть зыбка, «она превращает государя в марионетку, а народ в раба. […] Большие собрания разбиваются на кружки, а те в свою очередь – на отдельных людей». Ничего нового ассамблеи пока не принесли. «Свобода, равенство и братство» уже существуют в «высшей идее католической общности, которая служит образчиком всеобщей социальной общности».
В который уже раз Бальзак снова нападает на миф о равенстве:
«Превосходство в состоянии ли, в разуме ли или во власти есть непреложный факт». Долг тех, кто владеет всем этим, помогать тем, у кого ничего нет. Широким массам следует обеспечить «готовое счастье», создать которое сами они не способны. Поэтому «в тот день, когда правительство принесет людям больше горя, чем процветания, его падение превратится в дело случая. Государственный деятель обязан постоянно видеть мысленным взором бедных, толпящихся у пьедестала Правосудия, ибо последнее и изобретено только ради них».
Депутатское собрание, внимающее разнородным мнениям, прислушивающееся к тому, что говорят одни и что им отвечают другие, не видит дальше дня нынешнего, тогда как хороший законодатель «трудится во имя будущего и думает больше о грядущих поколениях, чем о поколении ныне живущих». Каждому народу потребна некая спасительная сила. Испанцам такая сила помогла бы победить нетерпимость и лень; англичанам – меркантилизм; немцам – кастовое сознание. Французам надлежит бороться против «легкомыслия, перенимания идей и склонности разбиваться на отдельные кружки, которая всегда нас одолевала».
Политика имеет свои ограничения. Бенассис прежде всего заявил о себе как врач. Он понял, что «все его действия должны строиться с учетом немедленного осуществления интересов и благосостояния людей. […] „Самые бедные займутся выращиванием плодовых деревьев и станут монополистами в торговле фруктами“.
Эта горная деревушка, приютившаяся в глубине долины, находится в ужасном месте, располагающем к слабоумию и туберкулезу. Нужно выстроить современную деревню на вершине, чтобы ее жители избавились от вечно стоящего внизу тумана.
„Могильщица“, с шестнадцати лет жившая подаянием, много выстрадала от недобрых людей, не знала ни ласки ни семейного тепла. Бенассис сумел превратить эту „дурочку“ и психопатку в красивую и приятную женщину.
Адриан, попавший к Бенассису 16-летним подростком, выглядел на двенадцать. Через год „ему давали двадцать, таким гордым и уверенным сделался его взгляд“.
А вот молодой Жак Кола, больной туберкулезом. Он уселся „на лавочку под большим кустом жасмина и цветущей сирени“ и поет.
– Кто это поет, мужчина, женщина или птица?
– Это лебединая песнь».
Этот мальчик не должен петь. Пение убивает его, как убило больную туберкулезом певицу из «Сказок Гофмана».
Бенассис начинает его лечить, видя в мальчике существо незаменимое, каким и должен быть каждый человек в этом мире; он спорит с «деревенскими жителями, которые привыкли принимать смерть философски, молча страдая, а затем просто ожидая смерти, словно животные». Смерть в деревне воспринимается как нечто обыденное, и «траур здесь не в чести».
Сельский доктор сознает, что люди страдают повсюду, но знает также, что от страданий можно исцелить, надо лишь постараться. Вдова Пеллетье потеряла мужа. Что ж, теперь сыну придется «работать за двоих». Понтонер Гондрен, вернувшийся из-под Березины глухим калекой, «занялся работой, до которой не додумался ни один рабочий». Он чистит пруд и роет канавы, чтобы отвести воду с затопленных полей. Супруги Моро, всю жизнь отдавшие труду, отличаются восхитительным добродушием. «Следы пережитых страданий не наложили на них печать уныния». В семействе Ганье сын надорвался на уборке урожая, мало того, вокруг дома этих бедных и неутешных людей, кажется, уже бродит смерть, угрожая жизни их маленькой дочери.
«Нет! – восклицает Бенассис. – Она будет жить!»
«Не судить пришел я в мир, но спасти его» – это изречение из Евангелия от Иоанна стало жизненным правилом Бенассиса.
Семья – основа человеческого общества. Главные события жизни, такие, как женитьба, рождение ребенка или смерть, должны отмечаться торжественно. Католицизм тем и силен, что умеет окружать важнейшие события в жизни человека ореолом торжественности, давая самому ничтожному из людей почувствовать, что общество дорожит им. В этом произведении Бальзак предстает истинным католиком, подчеркивая необходимость соблюдения внешней, обрядовой стороны культа, поскольку именно в ней заключается охранительная мощь, оберегающая всех и каждого; люди – это всегда люди, и даже будучи жалкими бедняками, они одновременно плоть от плоти самого Христа.
«Сельский врач» – это гимн природе, восхваление человеческой доброты, возвеличение человека через религию, воспевание упорного труда, благодаря которому меняется лик земли и наступает благоденствие. Этот роман посвящен вовсе не социальной политике, но религии, которая озаряет все человеческое сообщество, сообщает жизни закон и служит в ней руководством.
Роллан Шолле и Макс Андреоли отмечают, что в своем романе Бальзак так и не ответил на вопрос, «чью сторону он бы выбрал в политических схватках эпохи: потомственной аристократии против народа или народа, в частности буржуазии, против аристократии». «Бальзак об этом умалчивает», пишет Макс Андреоли.
Бальзак об этом умалчивает… Очевидно, работая над романом, он думал совсем о другом.
Ибо в 1833 году, когда все кругом спорили об астрономии и концепциях экономического развития, о революции в сельском хозяйстве и строительстве железной дороги между Сент-Этьенном и Лионом, о первых опытах переписи населения и совершенствовании ткацких станков, о паровых машинах и телеграфе, в деревне Ворепп, где живет его Бенассис, ни о чем подобном никто и не слыхивал. Здесь царят простота и уважение к основополагающим истинам. И мэр видит свою задачу в одном: сделать людей если уж не вовсе хорошими, то хотя бы лучше, чем они есть.
Эта повесть, толкующая о самых приземленных вещах, – наименее рациональное, наименее «умственное» из всех произведений Бальзака. Это книга о вере. Книга, ставшая поступком веры.
