Текст книги "Бальзак без маски"

Автор книги: Пьер Сиприо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 47 страниц)

Госпожа де Бальзак больше всего на свете боялась, что ее сын угодит в долговую тюрьму. И поэтому она обратилась к своему кузену Шарлю Седийо с просьбой уладить все неприятности. Седийо поднаторел в таких делах. Он занимал должность помощника судьи в Торговом суде. 16 апреля 1828 года Шарль Седийо объявил о ликвидации Типографского товарищества Лоран-Бальзак. Шарлю-Александру де Берни в тот год исполнилось 19 лет, тем не менее его наделили юридической дееспособностью, чтобы он мог возглавить вместе с Лораном это предприятие, дом де Берни и Пеньо.

Госпожа де Берни, которую всегда представляют нежной, заботливой и мягкой, извлекла из этого банкротства выгоду и сумела обеспечить своим детям состояние. Сколько же в этом деле обмана и надувательства! Госпожа Бернар-Франсуа де Бальзак видела, как Лора де Берни действовала во имя своих собственных, сугубо личных интересов. Она обратила себе на пользу 50 тысяч франков, выделенных в счет аванса родителями Бальзака, и отказалась от своего векселя на сумму в 15 тысяч франков в обмен на передачу Бальзаком прав Александру де Берни. Майньяль и Бувье, пристрастные бухгалтеры, ответственные за ликвидацию, полагали, что сальдо в 15 тысяч франков – это своего рода «безвозмездный дар». Такого же мнения придерживается и Ролан Шолле [18]18
  «Александр де Берни, назначенный матерью своим преемником, беспрепятственно становится совладельцем шрифтолитейного предприятия. Он отвечает за финансовую деятельность. Он единолично обладает правом подписи от имени товарищества. Своего компаньона Лорана он держит в полной зависимости из-за кабального контракта, который, помимо всего прочего, гласит, что права Александра могут быть переданы его братьям Арману или Антуану. Когда Бальзак попытается создать Общество всеобщей подписки, Александр де Берни вновь окажется ответственным за финансовую деятельность (первоначально), а весьма двусмысленный пункт договора сделает его держателем 25 % акций» (Ролан Шолле).


[Закрыть].

13 июня Бальзак заплатил Дассонвиллю 10 тысяч франков 79 сантимов. Даже Латуш, словно Сганарель, напомнил, что Бальзак должен ему 32 франка.

Возможно для того, чтобы доказать самому себе, что сложившиеся обстоятельства нисколько его не разочаровали и что он должен вести такой образ жизни, какого заслуживает, а именно «жить на широкую ногу», Бальзак шикарно обставил себе квартиру на улице Кассини. Вот как Латуш описывал эту обстановку: «Ковры, полки красного дерева, книги великолепные, как у последнего глупца (то есть в кожаных переплетах), бесполезные стенные часы, гравюры, канделябры». Заодно Бальзак решил обновить свой гардероб. Он остановил выбор на Бюнссоне, портном модных щеголей, чья мастерская располагалась на улице Ришелье в доме 108. Вскоре портной превратится в друга: он шил для Бальзака в кредит и сужал ему необходимые для развлечения суммы.

Но зачем, если у тебя нет денег, наряжаться и покупать ложу в Итальянском театре?

БЕЛЫЕ И СИНИЕ

Поселившись на улице Кассини, Бальзак строил планы и много читал. Очень скоро он вновь взялся за перо: «Нужно, чтобы проворное воронье или гусиное крыло возродило меня к жизни и помогло расплатиться с матерью».

Он замыслил создать несколько романов на историческую тему. Франция, содрогающаяся от потрясений, созрела для драматического творения. Бальзак думал о восстании жителей Гента в 1559 году, о событиях Варфоломеевской ночи. Но почему бы не пойти дальше и не описать революционную Францию и войну, вспыхнувшую на западе страны? Перелистывать волнующие страницы этой эпохи может каждый. Чтобы глубже вникнуть в тему, Бальзак взял в Королевской библиотеке несколько книг, в том числе «Мемуары» Тюро. Он прочел «Мемуары» госпожи де Ла Рошжаклен, вышедшие в 1823 году. В 1828-м он купил шесть томов Савари, посвященные «Войне вандейцев и шуанов».

Но особенно внимательно Бальзак прочел роман Фенимора Купера «Последний из могикан». В его воображении шуаны походили на индейцев. Поверженные в сражениях на равнинах индейцы были непобедимы в обширных лесах Америки. Шуаны стойко держались в местностях, пересеченных оврагами и бурными потоками, среди озер и болот. На западе Франции каждое поле испещрено препятствиями. Это настоящая цитадель, подчас окруженная со всех сторон водой.

До той поры никто еще не отображал национальную историю в приключенческом романе. Бальзак захотел тщательно разработать все сюжетные линии. Он поехал в те края. Он чувствовал себя то заблудившимся солдатом-республиканцем, то загнанным в угол шуаном. Превратившись в пленника, которому не дают ни капли воды, он даже утолил жажду, напившись из болота.

Бальзак собирался изобразить своих шуанов похожими на могикан. Они «такие же высокие, такие же хитроумные, такие же бескомпромиссные». Они способны на самые жестокие поступки, но свято помнят о клятве и остаются верны своим священникам и своему королю.

1 сентября 1828 года Бальзак написал письмо генералу барону Жильберу де Поммерелю, живущему в Фужере. Он попросил прославленного бригадного генерала, образцового солдата, владельца двух полуразвалившихся замков, в Фужере и в Мариньи, и великолепного дома, расположенного в самом конце улицы Дув, приютить его недели на три.

Латуш решил ссудить Бальзака деньгами и опубликовать его будущий роман у издателя Мама. Сам Латуш тоже писал исторический роман о современной эпохе, но не испытывал ни малейшего желания посещать те места, где разворачивались описываемые им события. Отправившись в Фужер, Бальзак напрасно потеряет время, полагал Латуш. Или он хочет узнать о ценах на картофель, кур и лошадей в Бретани? «Я живу не тем, что перевариваю, а тем, что мне приходит в голову», – говорил он.

20 сентября 1828 года Бальзак отправился в путь. Из Майена в Фужер он ехал на «тюрготине». Но возвращаясь домой, прошел тем же путем, каким в его «Шуанах» проследует 72-й Майенский полк под командованием Юло.

В Фужере Бальзак, желая развлечь хозяев, рассказал им о своем путешествии. «Тюрготина» представляла собой двухколесный кабриолет, внутри которого с трудом помещались два взрослых человека. Поэтому приятнее всего было бы путешествовать со своим ребенком. Сиденьем служил ящик, предназначенный для перевозки писем, поэтому пассажирам приходилось вылезать из колымаги при въезде в каждую деревню, чтобы кучер мог достать письма. Как, у вас есть багаж? Вам придется держать его на коленях. Кучер же сидел между двумя несчастными пассажирами.

Остроумный рассказчик был до того худ, что рядом с его прибором неизменно клали баранки и большой кусок масла. Окна его комнаты выходили на долину Куенона, густой лес, белый склон горы Пелерины. Роман «Шуаны» начинается с описания этого великолепного вида.

С 1799 по 1828 год население Фужера мало изменилось. Бальзак бродил по городу, восхищался узкими отлогими улицами, ведущими к бульвару, с двух сторон обсаженному деревьями. В солнечные дни местные жители прогуливались под стенами старинного замка с башнями. Долину пересекали стремительные речки, которые вращали мельничные жернова и орошали сады, утопавшие в розах.

Генерал де Поммерель был скорее «синим», то есть сторонником республиканских войск, сражавшихся против шуанов. Он знал множество историй, относившихся к временам шуанства. В его рассказах оживала Республика. Она вновь насвистывала свой веселенький мотивчик: все вместе, все равны. По вечерам Поммерель принимал своих друзей Валлуа или барышень Жемаре, симпатизировавших шуанам. Всем здесь была памятна жестокость не подчинившихся закону о реорганизации Церкви священников, например аббата Дюваля, призывавшего к священной войне против республиканской армии:

«Каждый убитый „синий“ стоит индульгенции».

В «Шуанах» аббат Дюваль, превратившийся в аббата Гюдена, стыдит своих людей за то, что они все еще живы. На небесах им бы оказали радушный прием король, королева, убитые священники и верующие, заживо сгоревшие в своих церквях.

Бальзак хотел знать обо всем. Как выглядели шуаны? На голове они носили колпак из грубой красной или коричневой шерсти. Некоторые предпочитали широкополые шляпы, скрывавшие лица. У них были короткие штаны, доходившие только до колен. Голени оставались открытыми. От колючих кустарников их предохраняли гетры. Поверх куртки особого покроя, с баской темного цвета, шуаны набрасывали козлиную шкуру.

Замок в Мариньи, принадлежавший Поммерелям, Бальзак превратил в опорный пункт роялистов. Одна из сцен романа разворачивается в большом дворе, окруженном заросшими прудами. Каменные стены замка кажутся серо-голубыми. Это памятник феодальной эпохи, возведенный на галльской земле. Дворяне Бретани всегда открыто заявляли Республике, что благосклонно относятся к монархии. Королевские налоги превратились в «принудительные займы в 100 миллионов франков, объявленные этой чертовой республикой».

От сказочного замка, некогда принадлежавшего сестре Шатобриана, остался один «скелет»: дырявая крыша, слетевшие с петель и полусгнившие ставни, выбитые стекла, даже некоторые камни в стене расшатались…

Именно в этом замке предводитель шуанов Монторан спрашивал у мадемуазель де Верней, шпионившей в пользу Республики, действительно ли она «красивая, благородная и умная молодая женщина».

Поммерель показал Бальзаку настоящего шуана, папашу Пошара. Он убил столько «синих», что, если их трупы сложить один на другой, можно добраться до макушки яблони.

Этот крестьянин-шуан стал прообразом Крадись-по-Земле. Крадись-по-Земле выглядел столь жестоким даже на отдыхе, что его враг, командир Юло, многозначительно сказал: «Отправились за шерстью, а вернемся стрижеными».

Шуанство – это прежде всего тактика полевой войны. Шуаны покинули города, чтобы забраться в естественные траншеи скользких отвесных уступов.

Крестьян вели за собой придворные, такие, как Монторан, который даже сражался в перчатках. Бальзак явно получал удовольствие, выписывая это действующее лицо. Он наделил его подбородком, похожим на подбородок Бонапарта, пухлыми губами. Природа одарила этого молодого человека «неотразимым очарованием».

В Бретань, где живут крестьянские семьи, сплотившись вокруг Церкви, Революция принесла то, что здесь больше всего ненавидят: оживление, законы, вмешательство государства в личную жизнь и природу. Со своей стороны, республиканцы были убеждены, что должны облагородить эту дикую местность, приобщить ее к истории и прогрессу.

ПЕРВЫЙ ФРАНЦУЗСКИЙ ИСТОРИЧЕСКИЙ РОМАН

28 марта 1829 года Юрбен Канель выпустил в свет роман Бальзака под названием «Последний шуан, или Бретань в 1800 году».

В книге есть незабываемые эпизоды:

– Дрожащие от страха солдаты, пробирающиеся к Фужеру, словно стадо скота.

– Четверо дозорных, сознательно приносящих себя в жертву.

– Фронтальное столкновение двух армий и неожиданный выстрел, раздавшийся, словно «глухая барабанная дробь».

– Зловещее молчание, когда, отбросив огнестрельное оружие, солдаты берутся за холодное.

– Осада Фужера, когда невозмутимую красоту природы затуманивает ужасная круговерть войны.

– «Синие», которые наводят террор и морят голодом. «Белые», которые грабят дилижансы и «трясут» прижимистых богатеев, чтобы отыскать их сбережения. Священнослужители, которых Республика силой выставила из аббатств и церквей.

– Смерть Гуляй-Чарки, обезглавленного своим родственником Крадись-по-Земле. Окровавленную голову предателя Крадись-по-Земле повесил на гвоздь, вбитый в дверной наличник.

«Последний шуан, или Бретань в 1800 году» – это также великий роман о любви. Монторана и Мари де Верней влечет друг к другу, но они вынуждены скрывать свою страсть, к тому же пряча под маской свои подлинные лица. Мятежник, вольный стрелок, он разыскивает своих сторонников. Шпионка, она помогает Революции. Все обстоятельства против них. Но они прекрасны, они возрождаются, вернее совозрождаются для чувственной жизни в первые же минуты их встречи. Их разум кипит от волнения. Они хотят открыть друг другу правду. И все-таки должны ждать, притворяться, прибегать к разного рода уловкам: они понимают, что за ними следят.

В конце концов, пережив много волнующих перипетий, влюбленные вступают в брак перед импровизированным алтарем. Старый священник, не подчинившийся закону о реорганизации Церкви, благословляет их подле брачного ложа. Теперь они обречены. Им остается надеяться только на чудо.

И это будет слишком чудесное чудо.

И все-таки, «Шуаны» – это исторический, любовный или мистический роман?

«„Шуаны“, – отвечал Бальзак, – это правдивый роман».

Может быть, взяв за основу историю предводителя шуанов Буашарди, убитого в своем замке в канун первой брачной ночи, Бальзак просто добавил к ней некоторые подробности?

Маловероятно.

На самом деле Бальзак превратил Фужер, поля, окаймленные лесами, Поммереля и его воспоминания, мемуары современников событий тех лет в фантасмагорию. Он придумал историю войны, любви, смерти, где два очаровательных персонажа возносятся на двух крылах, одно из которых черное, а второе сверкает ослепительной белизной.

Пресса встретила появление «Шуанов» недоброжелательно. Исключение составила газета, принадлежащая Ле Пуатвену.

Латуш, разделивший вместе с Канелем расходы по изданию книги, признавал в «Фигаро», что автору присущи пыл и вдохновение, но убийственная монотонность книги не выдерживает никакой критики. «Юниверсаль» резко отозвалась о «напыщенном и претенциозном» стиле. «Трильби» подметила «недостаток художественных средств, неопытность автора в создании образов своих героев». И только «Ревю энсиклопедик» признала «достоинства этого первого французского исторического романа».

В июне 1829 года было продано 300 экземпляров «Шуанов». В 1834 году роман Бальзака был переиздан, но пресса к тому времени не изменила своего негативного к нему отношения. «Сен-Бев заклеймил подражательство Вальтеру Скотту и не осознал истинного значения исторического романа в том виде, в каком задумал его Бальзак» (Л. Фраппье-Мазюр).

Из 750 экземпляров, напечатанных в 1834 году, 380 останутся нераспроданными. Своим успехом книга будет обязана незаконным бельгийским и немецким перепечаткам.

ДЕЗЕРТИРСТВО БЕРНАРА-ФРАНСУА

При Людовике XVI некий Лоран Тонти подал нижайшее прошение Его Величеству, в котором настоятельно предлагал создать во Франции любопытную систему обеспечения старости. Каждый подписчик должен был добровольно обратить свое состояние в пожизненную ренту. После смерти одного из подписчиков его капитал делили между собой оставшиеся в живых, которых с каждым годом, естественно, становилось все меньше, а следовательно, их доходы возрастали. Таким образом, последний из оставшихся в живых превращался в единственного крупного бенефициария. В его распоряжение переходили все доли пайщиков!

Бернар-Франсуа подписался на эту тонтину. Перспектива получения сказочного богатства согревала его стариковское сердце. Дожив до 83 лет, он берег свое здоровье как никогда прежде. Домочадцы ублажали старика. Обе Лоры (Бальзак и Сюрвиль) даже немного изучили медицину. Главное – никаких огорчений! Так что до самой своей смерти, как уже было сказано, Бернар-Франсуа ничего не знал о финансовом крахе сына.

Начиная с 1819 года на протяжении десяти лет Бернар-Франсуа добивался увеличения размера своей пенсии чиновника и изучал китайский язык. Еще год-другой, и ему обеспечена жизнь богатого вельможи. А лет через 20, в 100 (или в 110) лет он был готов с достоинством умереть, окруженный своими близкими. Он завещал несметное состояние жене, которой в 1829 году не исполнилось еще и 50, и трем детям – Оноре, Лоре и Анри. Семья горько оплакала его смерть, несмотря на то что в жизни он наделал немало глупостей, и в частности, совсем недавно в Вильпаризи связался с одной из местных девиц, которая от него забеременела. Он притворялся роялистом, затем революционером, затем бонапартистом, наконец либеральным роялистом. Он был человеком, который многое понимал и предугадывал грядущие события. Сын последовал по его стопам.

Для семьи Бальзак тонтина окажется еще одной из многих несбывшихся надежд.

В апреле 1829 года Бернара-Франсуа оперировали в больнице по поводу абсцесса печени. В те времена эта болезнь означала верную смерть. 12 июня он скончался. 21-го состоялось отпевание в церкви Сен-Мерри. Похоронили Бернара-Франсуа на кладбище Пер-Лашез. Катафалк третьего разряда стоил 256 франков 20 су, а постоянное место на кладбище – 200 франков.

В бальзаковском доме [19]19
  Этот дом, расположенный на улице Ренуар, является, благодаря заботам главного хранителя госпожи Жюдит Пти, одновременно библиотекой, музеем и местом проведения великолепных выставок, таких, как организованная в 1988–1989 гг. выставка «Бальзак и Французская революция».


[Закрыть]хранится прекрасный портрет Бернара-Франсуа: он предстает нашему взору в сюртуке и коротком жилете. Он носит, как это было модно во времена Директории, высокий шейный галстук из муслина. Вид у него немного надменный.

После смерти Бернара-Франсуа Бальзак стал уделять в своих произведениях много места теме отцовства. Оноре почувствовал острую необходимость опереться на авторитет человека, который создал семью добропорядочных буржуа. Но проститься с умирающим отцом он не поехал.

Выпускник Политехнического училища Сюрвиль получил вожделенную должность инженера департамента Сена-и-Уаза. Супружеская чета Сюрвилей часто выезжала в свет и принимала у себя благородное общество: Думерков, госпожу Деланнуа, герцогиню д’Абрантес. В 1828 году Оноре провел у Сюрвилей весь ноябрь.

«Я потерял всякий интерес к работе», – писал Бальзак в июле 1829 года своему родственнику Шарлю Седийо.

В то время Бальзак жил в окрестностях Немура, в доме, снятом госпожой де Берни. Впрочем, Бальзак правильно сделал, ненадолго забыв о своих родственниках.

14 сентября 1829 года семья Бальзак в полном составе, за исключением Оноре, отказалась от наследства, оставленного Бернаром-Франсуа. Каждый из них уже получил свою долю: Оноре получил аванс в 30 тысяч франков 1 июля 1826 года. Такая же сумма была выплачена Лоре Сюрвиль 6 декабря 1828 года в счет приданого. Госпожа де Бальзак обязалась выплатить 15 тысяч франков немедленно Монзэглю и 15 тысяч франков своему второму сыну Анри-Франсуа де Бальзаку в день его тридцатилетия. 21 марта 1831 года Анри отплыл на остров Маврикий.

БАЛЬЗАК ИЗОБРЕТАЕТ ПРОМЫШЛЕННЫЙ КНИЖНЫЙ РЫНОК

Письма Бальзака от 1829 года свидетельствуют о его душевном смятении. Он везде и всем должен. Он не в состоянии найти заимодавцев и «не хочет взваливать непосильное бремя на свою мать». «Последний шуан» принес ему всего-навсего 100 франков с последующим правом получения гонорара.

«Йздательское дело хиреет день ото дня». Этим суровым испытаниям Бальзак противопоставил все свое мужество. Никогда прежде он не писал так много. Он также призвал на помощь свою иронию: «Пачка белой бумаги стоит 15 франков. Испещренная каракулями, она стоит 100 су или 100 франков. 100 франков при условии, что произведение имеет успех. 100 су, если оно с треском проваливается». Книгоиздатели покупали рукописи за обещания, то есть выдавали долгосрочные обязательства. Первоначальная цена просчитывалась с невероятной скрупулезностью. Бальзак рассказал Жюлю Сандо о визите одного издателя к Орасу де Сен-Обену. Издатель намеревался установить цену в 1500 франков. Однако добираться до Сен-Обена издателю пришлось по слишком грязным, на его взгляд, улицам, и поэтому он решил предложить всего лишь 1000 франков. Но сам дом «показался издателю столь неказистым, что он скостил еще 200 франков. Увидев, что окна в комнате писателя заклеены промасленной бумагой, шторы испачканы ветром и дождем, а обставлена она колченогим стулом, незаправленной продавленной кушеткой, треснувшим рукомойником, да к тому же в ней нет камина, добросовестный издатель предложил всего 300 франков».

Слишком много книг, слишком много издателей, слишком много книготорговцев. Книжное изобилие, чрезмерное распространение книг плохо воспринималось читателями. Склады издателей и торговцев были переполнены. Нераспроданную продукцию они по бросовым ценам отправляли в комиссионные магазины. Книга стоимостью 12 франков уценивалась до 5. Но даже уцененный товар, «это развлекательное чтиво за бесценок», не находил своего покупателя. Только Вальтер Скотт сохранил своих верных поклонников.

Неразошедшиеся романы продавались по цене бумаги или лежали мертвым грузом на складах вместе с другими товарами: веерами, утюгами… В одном из магазинов Парижа Бальзак видел книги, сваленные вперемешку с гвоздикой и бутылками лакричного сока. Провинцию наводнили столичные отбросы.

Служение литературе требует веры.

В 1827–1830 годах количество проданных книг настолько снизилось, что в обществе пошли разговоры о политическом заговоре против издательского дела. Книготорговые предприятия не имели права получать банковские кредиты. Для издательских векселей, которыми книгоиздатели расплачивались с писателями, были установлены самые низкие учетные ставки.

Вскоре у Бальзака созрел план, как разрешить этот кризис, не затрачивая при этом больших средств и больших усилий. Во Франции обитало многочисленное население, умеющее читать. В распоряжении книгоиздателей имелось «60 миллионов глаз», если бы они сумели преподнести книгу или роман как необходимое связующее звено между индивидуумом и обществом. Книга должна давать читателю четкое представление о его возможностях и способностях и определять его положение в обществе.

В 1837 году Бальзак, вспоминая о 1828–1830 годах, скажет: «Я боролся с нищетой своим пером! Я хотел выплатить огромные для меня долги и жить достойно». Над писателями, которым не платили разорившиеся книгоиздатели, довлели законы: их описанное имущество шло с молотка. Свои дни они заканчивали в богадельнях.

В 1830 году Бальзак пришел к твердому убеждению: «Я получил веские доказательства, что только журналистика способна меня прокормить». Бальзак-журналист мог рассчитывать на 1000 франков наличными ежемесячно.