Текст книги "Бальзак без маски"

Автор книги: Пьер Сиприо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 47 страниц)

«СЛАВНЫЕ ДНИ»

И вновь свобода распахнет свои объятья.

Кантата

К 10 сентября Бальзак вернулся в Париж с «литературными запасами». Он первым делом бросился к своей излюбленной сомнамбуле [23]23
  Бальзак искренне верил, что каждый сомнамбул, явно как и ясновидящий, мот ответить на любой вопрос, относящийся к прошлой и будущей жизни, видимым и невидимым вещам. Что касается ясновидения, тут уместно вспомнить о том, как Сибо приходит за советом к госпоже де Фонтен («Кузен Понс»).


[Закрыть], настоятельно подчеркивая, что «весьма озабочен своей судьбой». Он отправился в Одеон, где шла пьеса в стихах «Люди завтрашнего дня» Виоле д’Эпаньи. Эта пьеса заставила Бальзака призадуматься. Помощник начальника заперся в подвале своего дома, когда революция достигла апогея. Спустя несколько дней он все-таки попытался вернуть себе доброе имя.

«Три славных дня» можно охарактеризовать следующим образом: революция, совершенная подростками и рабочими, выбросила за борт 50-летних парламентариев. После 10 августа возобладали совершенно иные принципы правления. Необходимо было «подбодрить трусливых» и облечь доверием «совестливую Палату депутатов» (Ремюза). Отныне каждый герой июля превратился в мятежника, а манифестации выливались в восстание. Устанавливалось господство среднего класса: средний класс отверг тех, кто находился выше него, и отказался допустить до себя тех, кто оказался ниже. От выдающихся революционеров Кавеньяка, Пьера Леру, Бастида, Жубера потребовали соблюдать «нейтралитет в возможной борьбе с введенными в заблуждение массами». Июльская революция – это революция политическая, отнюдь не социальная. Социальным проблемам придется ждать своего часа еще 18 лет, когда наступит «славная возня», как скажет Шатобриан.

Луи-Филипп установил режим добровольно признанной, а не навязанной монархии. Слово «выборы» исчезло из лексикона. Его заменило слово «договор», которое не обязывало проводить референдумы и всеобщее голосование. Монархия приобрела цензовый и одновременно парламентский характер. Правитель «клялся поступать в соответствии с подлинными интересами, счастьем и славой своего народа». Текст присяги был поставлен на голосование в Палате депутатов. Из 428 депутатов «за» проголосовали 219, «против» – 33; он прошел благодаря тому, что в момент голосования бывшие правые покинули зал. Этого было достаточно для того, чтобы кокарда и трехцветный флаг заменили белое знамя. Отныне депутатом можно было стать в тридцать лет вместо сорока, имущественный ценз, дающий право избирать и быть избранным, уменьшился вдвое, а муниципалитеты тоже сделались выборными. Король стал королем французов, как когда-то Наполеон был их императором. Католическая религия перестала быть государственной, а для прессы была отменена цензура.

В 1830 году, без лишнего шума, во Франции установилось президентское правление, подобное тому, что существует и сегодня. Правительство заявило о своей готовности способствовать объединению всех мнений. «Династия, основанная на героизме рабочих, должна основать что-нибудь и для будущности этих героев-рабочих» (Шарль Дюпен). Действительно, на площади Бастилии была заложена Июльская колонна. В 1840 году здесь торжественно захоронили останки героически погибших в июльские дни. А в феврале 1848-го к ним присоединились те, кто сложил голову, сражаясь против Луи-Филиппа и его ставшего ненавистным режима.

ЛИТЕРАТУРНОЕ БРАТСТВО

Все эти события не вызвали никаких перемен в жизни Бальзака.

Он по-прежнему был озабочен выплатой долгов и потому работал не поднимая головы. Пристраивал рукописи, едва успевая погашать долговые обязательства, расписки, векселя, проценты… С 25 июня все эти бумаги начал коллекционировать его кузен Шарль Седийо.

«Работаю день и ночь […]. Боюсь, вместо сердца могу предложить своим друзьям лишь тяжкое бремя» (20 сентября 1830 года).

Книгоиздательское дело прогорело. «У меня остался единственный источник доходов – газеты, и я едва успеваю исполнять все, что они требуют».

По сравнению с любовью дружба казалась ему «холодной звездой», но именно на нее рассчитывал Бальзак, намереваясь выбраться из своего нелегкого положения.

В 1829 году он задумал поселиться у Иасента Тибо де Латуша (1785–1851), который жил в Оней, в простом деревенском доме близ Вале-о-Лу. Латуш отказался принять его. Во-первых, потому, что у него не было лишней кровати, а кроме того, Оноре и в голову не могло прийти хотя бы прибраться на столе, за которым он работал. «Мне дня не хватит, чтобы навести порядок в доме. А кто будет ходить за покупками, кто, как каторжный, будет заботиться о дровах, обедах и ужинах?»

Но однажды Бальзак все-таки отправился к Латушу, о чем нам стало известно из забавного рассказа Анри Монье. Если верить ему, то для поездки в Оней, расположенный в 20 километрах от Парижа, Бальзак снарядился как заядлый путешественник: кожаные гетры до колен, битком набитый ранец, непромокаемая фуражка… Под крестьянской блузой он припрятал пару пистолетов и топорик – прорубать дорогу. Дилижанс высадил его в Со.

Отворивший ему дверь Латуш, приверженец режима и порядка, не смог скрыть раздражения. Бальзак повел себя возмутительно: наследил на паркете, натащил в дом дорожной грязи, раскидал вещи… Латуш слишком любил чистоту своего жилища, чтобы удержаться от резких замечаний. После ужина гость и хозяин отправились на прогулку в парк Плесси-Пике. И снова Бальзак довел Латуша до белого каления, потому что говорил не закрывая рта, кричал и кипятился, даже не слушая, что ему отвечают.

На следующее утро Бальзак вернулся в Париж.

С 1829 года Бальзак часто виделся с Виктором Ратье (1807–1899). Этот издатель и литограф, такой же сын торговца, как Бальзак и Жирарден, уже в феврале 1829 года понимал, что благодаря новым способам печати типографское дело ждет блестящее будущее.

На улицу Кассини Ратье заходил запросто, по-соседски. Правда, стол здесь был не слишком изысканный. Автор «Гастрономической физиологии» довольствовался бифштексами с салатом и пил одну воду. Зато у него была масса идей. Именно с Ратье Бальзак делился своими планами нескольких статей о том, как делать хорошие репродукции с картин, книг или гравюр.

«Вы ведь понимаете, – говорил Бальзак Ратье, – что добрый дружеский совет дорогого стоит, хоть за него и не платят денег. Ведь добрый совет – это идея, а идея – уже состояние».

Чего-чего, а идей у Бальзака хватало. Основанный 31 октября 1829 года Ратье, Дюрье и Луи Белле «Силуэт» попытался привлечь читателя особой виньеткой, нарисованной «мазилой-ниспровергателем», специалистом по «литографским камням» Шарлем Филипоном. Бальзак помог Филипону с 1 ноября 1830 года наладить выпуск «Карикатюр» и даже написал для этого издания «Обращение к читателям», опубликованное в начале пробного номера. В области изящных искусств «Карикатюр» стала примерно тем же, чем для литературы было «Общество подписки», позволявшее распространять те или иные произведения значительным тиражом по небольшой цене. Помимо литературного еженедельника «Карикатюр» предложила читателям дополнительные 140 полос иллюстраций меньше чем по 50 сантимов за штуку. «Сегодняшнее искусство, – писал Бальзак, – может ожидать от власти лишь ничтожной платы. Только народ может платить художникам. Со стороны автора гораздо благороднее получить плату за свое произведение от публики, чем надеяться на пособие из королевской казны» [24]24
  Шолле Р.Бальзак-журналист. С. 410.


[Закрыть].

Бальзак сотрудничал с «Карикатюр» совсем недолго, но именно здесь он почерпнул идею создания «характеров». Множество портретов-шаржей, выполненных рисовальщиками журнала, послужили моделью для второстепенных персонажей «Человеческой комедии».

Бальзак признавал, что в Париже существует «особая литература, творения которой вполне соотносимы с сумасшедшими идеями наших карикатуристов».

Ратье и Филипон воплощали в рисунки и литографии идеи, которые подавал им Бальзак, тогда как для Эмиля де Жирардена он оставался всего лишь одним из сотрудников.

Эмиль де Жирарден родился в 1806 году и был незаконным сыном графа Александра де Жирардена, капитана гусаров, в свою очередь, сына маркиза де Жирардена, друга Жан Жака Руссо. Ребенка записали под именем Эмиля Деламота. Отрочество он провел вдали от родителей, в Нормандии, и в Париж приехал лишь в 1823 году. Вначале его пристроили в королевскую свиту, затем сделали помощником биржевого маклера. В 1827 году он выпустил в свет автобиографический роман «Эмиль», решив взять фамилию отца. Практически он «узурпировал» это имя, поскольку его отец, генерал и обер-егермейстер Карла X, не пожелал признать своего незаконнорожденного сына.

Жирардену удалось добиться почетной должности заместителя инспектора изящных искусств. Род занятий вынуждал его посещать салоны. Так он попал к мадам Софи Гей (1776–1852), семья которой, разорившись во время Революции, сумела поправить свое положение. Софи вышла замуж за финансиста Директории Гаспара Лиотье, но вскоре порвала с мужем, чтобы вторично выйти замуж, на сей раз за Жана Сигисмона Гея (1768–1822), от которого у нее родились сын и две дочери. Одна из дочерей, Дельфина, еще ребенком начала сочинять стихи, которые читала в салоне мадам Рекамье. Она стала женой Эмиля де Жирардена. Софи Гей писала романы, пьесы для театра и статьи. Она не была богата, но в ее салоне никто не терял времени даром. Здесь собирались романтики, в том числе Виньи, Гюго, Шатобриан и Ламартин.

В октябре 1829 года Эмиль де Жирарден приступает к выпуску «Мод». Газета выходит четыре раза в месяц и, как говорилось в рекламном проспекте, представляет собой «роскошное издание по умеренной цене». Первоначальный тираж всего за полгода вырос с 500 до двух с половиной тысяч экземпляров. В качестве девиза газеты Жирарден провозгласил: «Мода рождается отнюдь не под взмахом ножниц. Избранные представители парижского общества ежедневно изобретают ее истинный, но преходящий облик». Провинции остается лишь подхватывать новые идеи, разумеется, при условии, что эти идеи до них доходили.

«Мод» претендовала также на причастность к высшему свету. На ее страницах найдет отражение жизнь двора и австрийского посольства, салонов и бульваров, одним словом, всех тех кругов, где «благородное предместье соприкасается с банкирами, артистами и любителями развлечений».

«Мод» предоставит возможность самовыражения женщинам. Журналисты, понимающие толк в женских проблемах, не обманут ожиданий читательниц, рассказывая о браке, семье, воспитании детей, а также о праве женщин на образование и женских свободах.

Именно «Мод» стала провозвестником женского движения, опередив и Виктора Консидерана, в 1848 году потребовавшего предоставления женщинам права голоса, и Пьера Леру, предложившего первый проект соответствующего закона.

«Физиология брака» увидела свет благодаря «Мод» и «Волер».

26 февраля 1826 года Бальзак, Эмиль де Жирарден и Ипполит Оже основали «Фельетон политических газет», посвященный обзору литературы и книг по искусству. Это была первая попытка предоставить знаменитым писателям возможность заявить о себе посредством многотиражного издания. Жирарден выделил авторов, чьи книги вышли тиражом в две с половиной тысячи экземпляров. Таких оказалось двое: Польде Кок и Виктор Гюго. Затем шли писатели с полуторатысячным тиражом: Бальзак, Эжен Сю, Жюль Жанен и Фредерик Сулье. Тиражи Мюссе и Готье не превышали шестисот экземпляров.

Бальзак сразу же выдвинул идею: знакомить читателей с книгами, выпуск которых только планируется, рассказывая о них или публикуя отрывки.

С марта по май 1830 года Бальзак активно сотрудничал с «Фельетоном». Газета лопнула из-за того, что на последней странице печатала список книг с указанием их цен, но не тех цен, по каким их предлагали книготорговцы, а почти не превышавших себестоимости. В марте 1830 года прямо в помещении редакции «Фельетон» организовал торговлю книгами, о которых рассказывал на своих страницах, посягнув тем самым на права провинциальных книготорговцев. Между тем Жирарден нуждался в их содействии, потому что именно они занимались распространением «Мод» и «Волер».

В мае 1830 года Бальзак оставил пост директора этого еженедельника, и руководство им перешло к Ипполиту Оже и Э. Сен де Буа-ле-Конт. «Фельетон» постепенно становится скорее политическим, чем литературным изданием. Ролан Шолле считает, что перу Бальзака принадлежит около двух десятков статей, в том числе язвительная критика «Эрнани». Относительно остальных 20 текстов «авторство Бальзака допустимо».

В 1830 году Жирарден оставил «Мод», перекупленную легитимистами, превратившими ее в оппозиционный журнал, на который, наряду с такими левыми газетами, как «Карикатюр» и «Шаривари», будут направлены нападки правительства.

Сам Жирарден после 1830 года продемонстрирует полную благонадежность. Основав «Национальную гвардию», он обратится затем к выпуску изданий образовательного или развлекательного характера: «Семейного музея» (40 тысяч подписчиков); «Газеты учителей начальной школы»; «Газеты полезных знаний», содержащей практические советы на все случаи жизни, от земледелия до металлургии (132 тысячи подписчиков); «Французского альманаха» (тираж 1300 тысяч экземпляров). В 1834 году, прибавив себе два года, – 28-летнему Жирардену именно столько не хватало до достижения возрастного ценза – он добивается избрания депутатом от города Бурганеф. Еще два года спустя, в 1836 году, он вместе с Арманом Дютаком, директором «Права», попытается основать ежедневную газету, которая благодаря привлечению рекламы останется очень дешевой (40 франков в год). В отличие от Соединенных Штатов, где рекламные сообщения позволено набирать лишь самым мелким шрифтом, во Франции пока никаких ограничений на рекламу нет. Но соглашению Дютак-Жирарден состояться не суждено. 1 июля 1836 года Дютак откроет «Сиекль» и выкупит «Шаривари», а Жирарден станет основателем «Прессы».

ЖУРНАЛИСТ И РОМАНИСТ

Журналист описывает жизнь как она есть. Романист ищет в ней драматическое начало. Сила Бальзака в эти 30-е годы проявилась в том, что он понял: ремесло журналиста, дающее скромное, но прочное материальное положение, не должно парализовать в нем романиста, каким он продолжал оставаться. Но… газета платила наличными, а дохода от будущей книги приходилось ждать, да и можно ли было на него рассчитывать? Активное сотрудничество сразу с несколькими газетами позволило Бальзаку осознать собственный поистине пантагрюэлевский размах. Он неимоверно много работал, писал буквально на любую тему. Его материальное положение улучшилось, и он уже мог рассчитаться с самыми тяжелыми долгами. Кроме того, благодаря этой работе у него установились многочисленные дружеские связи с журналистами. Он стал известным, ведь газета – это целый мир. И, наконец, благодаря столь разносторонней деятельности, Бальзак начал ощущать собственную двойственность. Реализм и острое внимание к деталям придавали захватывающую правдивость измышлениям сочинителя, который, в сущности, всегда презирал реальность.

По мнению Ролана Шолле, «Шагреневая кожа» «отмечена элементами журналистики […]. Ее меткий и причудливый язык строится на эффектном сочетании элементов тайны, ужаса, поэзии и даже комизма». Таков вдохновенный труд писателя-журналиста.

Приглашая Бальзака к сотрудничеству в «Волер», Жирарден думал не о гениальности и грядущей вечной славе своего автора, но о возможности опубликовать в «Ревю де де монд» его «Проклятое дитя», в «Парижском журнале» – «Отца Горио», а в «Прессе» – «Старую деву». «Широким вниманием публики и признанием его чисто литературного творчества Бальзак-романист обязан Бальзаку-журналисту» (Ролан Шолле).

Своим званием «самого плодовитого из наших прозаиков» Бальзак во многом обязан также доктору Луи-Дезире Верону (1798–1867). Журналист и фармацевт, Верон наладил удачное производство «мази Реньо», что позволило ему накопить средства, необходимые для издания престижного «Ревю де Пари», «предназначенного для высшего круга». Первый номер журнала вышел в апреле 1829 года.

1 марта 1831 года Верон получает назначение директором Оперы и оставляет журнал Шарлю Рабу, другому близкому другу Бальзака.

Верон рассказывал, что руководил журналом так же, как впоследствии стал руководить Оперой, – на слух. «Я прислушивался и заранее изучал возможности своих теноров, баритонов и первых басов». Бальзака, наряду с Мюссе, он считал «одним из лучших теноров, способных очаровать и взволновать».

В «Шагреневой коже» и «Утраченных иллюзиях» Бальзак называет занятия журналистикой самоубийственными. Журналистика может быть «разумом народов» или «религией современных обществ», все зависит от народа или общества. Но журналист, вынужденный писать все обо всем, распыляет свой дух и обедняет свои чувства. Вот почему, сотрудничая в прессе, Бальзак старается хранить и не давать угаснуть высшим ценностям, какими жива большая литература. Уважение к тексту и уважение к читателю не дают ему забыть об истинном и вечном.

В «Ревю де Пари» и «Ревю дэ дё монд», который снова начал выходить с 1 февраля 1831 года под руководством Франсуа Бюлоза, статьи Бальзака печатаются за подписью автора. В изданиях Жирардена, особенно в «Волер», имени Бальзака нет. Такова хитрая особенность эпохи: каждая статья «отчуждается в пользу читателя, заранее оплатившего подписку, и официально становится общественным достоянием». С января по май 1830 года Бальзак одновременно сотрудничал с четырьмя литературными газетами: «Волер», «Фельетоном политических газет», «Силуэтом» и «Мод». Вернувшись в Париж после революции 1830 года, он продолжает «множиться». Публикует еще семь статей в «Мод», вскоре купленной легитимистами, сотрудничает с «Тан» – газетой министерства Лаффитта (со 2 октября по 20 ноября 1830 года здесь напечатано семь его статей), пишет две статьи для «Силуэта» и еще три десятка для «Карикатюр» (два последних издания представляют республиканскую прессу). Но большую часть своей журналистской активности он отдает «Волер» Жирардена, куда его пригласил Шарль де Лотур-Мезерей. За твердое ежемесячное жалованье в сто франков Бальзак пишет по три «Письма о Париже».

Шарль де Лотур-Мезерей, родившийся в Аржантане, был сыном нотариуса и потомком одного из историографов Людовика XIII. Как журналист он не отличался блеском пера, зато его переполняли идеи. Прославился он в основном как «светский лев»: его называли «господином с камелиями», а гостей он принимал лежа на диване в кабинете, отделанном в восточном стиле.

Соученик Жирардена в Аржантане, Лотур-Мезерей прибыл в Париж после того, как друг его детства преуспел здесь в издании периодики. Он также посчитал, что, начав выпускать газету, найдет в этом занятии не только развлечение, но и способ заработать. Поскольку ни у Жирардена, ни у Лотура-Мезерея капиталов не было, «Волер», в полном соответствии со своим названием [25]25
  Voleur (фр.) – вор. Примеч. ред.


[Закрыть], брал для перепечатки материалы из 120 выходящих в Париже газет. Практика заимствования из чужих статей была в то время широко распространенным явлением, «Волер» же проделывал это довольно тактично и изобретательно, к тому же старался отражать разные точки зрения, особенно если требовались «точный анализ и справедливая критика».

Вскоре Эмилю де Жирардену и Шарлю Лотуру-Мезерею удалось набрать целый штат редакторов, прекрасно владеющих иностранными языками. Эти сотрудники переводили статьи из немецких и английских газет, а также литературные тексты, причем делали это так хорошо, что перевод мог сойти за оригинальное произведение. Наряду со страницами, посвященными французским городам и даже деревням, заимствованными из провинциальной прессы, благодаря «перепечатке», получавшей «общенациональное звучание», в «Волер» находилось место не только для всей Европы, но также для Америки и стран Востока.

Разнообразие и актуальность информации превратили «Волер» в издание по-настоящему популярное. Разумеется, статьи, которые Бальзак писал для «Силуэта» или «Физиологии брака» тоже становились предметом «кражи», но работа в «Волер» оказалась для романиста хорошей школой. Именно «Волер» помог Бальзаку понять, что современность живет сенсацией, что сенсация, в свою очередь, таится в буднях и что лучший сюжет для романа – не история, зло или Бог, а человеческая правда эпохи, увиденная во всем многообразии своих граней. Газета, любил повторять Бальзак, «заряжается светом от сияющего источника, чтобы потом нести свои лучи сонным обитателям провинции».

«Волер» печатал судебную хронику, зачастую напоминавшую настоящий детективный роман; в рубрике моды провинциальные дамы находили информацию, позволявшую держаться в курсе изменчивых канонов парижской элегантности. За театральную хронику отвечали сами директора издания.

«Волер» снискал настоящий успех. За несколько месяцев его тираж вырос с 500 до 1500 экземпляров. Уплатив всего 22 франка в год, подписчик получал целый «читальный зал» на дому. В рекламном проспекте указывалось, что «Волер» – «газета, состоящая из 180 тысяч строк и 7200 тысяч букв ежегодно». В 1829 году газета выходила уже каждые пять дней.

Комиссия книгоиздателей, образованная в 1830 году, недвусмысленно указала на вред, приносимый профессии кражей литературных материалов. Но призывы комиссии канули в пустоту. Читатель предпочитал покупать газету, в которой ему, пусть и в перевернутом виде, рассказывали сразу обо всем.

Опасность подстерегла издание совсем с другой стороны.

«Волер» дал образец того, чего может достичь «газета перепечатки». Но кто сказал, что нельзя украсть и у «Волер»? Именно так поступил «Литературно-политический вор», который начал выходить с 5 октября 1829 года в том же самом формате, печататься в той же типографии и с той же периодичностью, что газета Жирардена. Последнему оставалось лишь возопить о «бессовестной узурпации».

Последовало судебное разбирательство. «Волер» защищал свою позицию, опираясь на такие аргументы, как оригинальность идеи, польза информации и труд «образованных и старательных» переводчиков. Жирарден привел выдержки из писем авторов, которые считали для себя «честью удостоиться воровства, при условии, что в газете указаны их имена».

На страницах «Волер», указывает Брюс Толлей, «до сих пор скрываются непризнанные статьи Бальзака». Ролан Шолле, тщательно изучивший эти материалы, занимает более сдержанную позицию и помимо «Писем о Париже» признает за Бальзаком всего около 15 оригинальных статей. Но работа в «Волер» и других периодических изданиях не прошла для Бальзака бесследно. Дыхание многоликой современности, ее живой интерес захватили его и заставили отказаться от жанра исторического романа.

Еще в 1825 году, в Турени, живя затворником в «Гренадьере», Бальзак набрал в библиотеках исторических хроник, необходимых для создания капитального труда под названием «Живописная история Франции», который замыслил как цикл романов «о царствовании каждого из французских королей». Каждый очередной том предполагалось выпускать ежемесячно и распространять по подписке, как газету.

В письме к сестре, датированном ноябрем 1821 года, он перечислил заглавия будущих книг. К 1825 году у него уже сложился цельный план грандиозной исторической фрески – от царствования Каролингов до падения Наполеона. В письмах к графине д’Абрантес он требует все новых и новых подробностей об «украшениях, мебели, одежде во времена каждого из царствований». В предисловии к «Мужикам» – первой версии «Шуанов» – он сообщает о своем намерении «сделать всеобщим достоянием историю своей страны».

Провал «Шуанов» и успех «Физиологии брака» перевернули его планы. Он больше не хочет создавать романов об Истории. Теперь его больше занимает жизнь. Впрочем, он вернется к исторической теме в 1835 году, работая над «Тайной дома Ружиеров».

Приобщение к журналистике доказало Бальзаку, что между Историей, от которой читателю ни жарко ни холодно, и обжигающей современностью, нет ничего общего. Лишь последняя представляет интерес для общества, особенно пристально внимающего событиям, которые могут нести угрозу существованию семьи, собственности, благополучию… Бальзак начал писать романы не потому, что стремился пересказать события современности, а потому, что искал ответа на вопрос, почему и как они произошли или могли произойти.