Текст книги "Дерево ангелов"
Автор книги: Пенни Самнер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)
– Можешь себе представить такое великодушие? Говорят даже, что она поднимает боевой дух новоприбывших пациентов тем, что выходит к ним поздороваться в вечернем платье!
Нине пришлось отвернуться, чтобы Анна не заметила ее усмешку: она представила, как отец при полном параде, во фраке, радушно встречает раненого солдата на носилках.
Тем не менее нельзя было не признать, что многим женщинам война помогла найти себя, показать, на что они способны, да и сама Анна изменилась до неузнаваемости. Благодаря работе она обрела уверенность в себе и большую независимость от матери. А кроме того, ей уже не грозила опасность остаться старой девой – совсем недавно она обручилась с капелланом одного госпиталя, преподобным Джереми Грегори.
Вернувшись в библиотеку, Нина поежилась – после кухни здесь казалось холодновато – и укрыла колени пледом. Слишком много думать вредно, внушала она себе. Ричард не добьется перевода, война кончится, и они снова будут счастливы. Она вспомнила, как они танцевали сегодня, – а потом дала волю воображению и представила, что там был и Гарри О’Коннор и он следил восхищенным взглядом, как она, с разрумянившимися щеками, смеется и кружится в танце. Ведь он от нее без ума, это читалось в его глазах, когда они расставались у библиотеки, и на ужинах у миссис Лэнг.
Когда они впервые встретились, Нина обратила на Гарри внимание из-за цвета его волос. Она вошла в комнату и краем глаза заметила высокого мужчину с рыжими волосами. Она почти ожидала увидеть Ричарда, но вместо этого увидела молодого австралийского офицера, беседующего с мисс Маршалл, довольно серьезной молодой женщиной, которая преподавала игру на фортепиано. Немного погодя миссис Лэнг представила их друг другу, и Нина вдруг поняла, что говорит с ним как со старым знакомым.
Она вспомнила, как сияло его лицо, когда он рассказывал о сиднейской гавани – как заявил он, самой красивой во всем мире.
– Когда мы на транспортном судне покидали Сидней, – рассказал он, – для Красного Креста давали карнавальное представление, и через гавань на барже проплыла королева Елизавета со своим двором. Несколько десятков девушек были наряжены русалками. Глупость, конечно – королева Елизавета в сиднейской гавани! И все-таки это было волнующее зрелище.
На следующий день Нина нашла в библиотеке книгу о странах Британского Содружества и стала искать иллюстрации с Сиднеем, но там были только фотографии кенгуру.
Во второй раз во время ужина они сидели за столом рядом, и Нина спросила Гарри о его учебе в университете.
– Я изучаю европейскую историю и немецкий, – сказал он, сделав ударение на последнем слове, и Нина заметила, как тотчас соседи повернули к ним головы.
Голубые глаза Гарри пожирали ее, и она почувствовала, что он устроил ей какую-то проверку.
– Так вы хорошо говорите по-немецки? – поинтересовалась она нарочито ровным тоном.
– Да, можно сказать. Немецкий язык во многих отношениях так похож на английский.
Сидящая напротив матрона укоризненно прищелкнула языком, но ее сосед – австралийский офицер рассмеялся:
– И слава богу, что наш Гарри такой спец в немецком, ведь ему столько приходится переводить…
После ужина Нина продолжила разговор с лейтенантом О’Коннором.
– А что вы переводите? – спросила она. – Какие-нибудь документы?
– Ничего я не перевожу – я допрашиваю немецких военнопленных. – Он пожал плечами, и слабая улыбка тронула его губы. – Все они до войны были официантами и рассказывают мне, как им понравилось работать в Лондоне, какие хорошие у них были клиенты. Мы моментально находим общий язык. – Он курил сигарету, и Нина заметила, как она дрожит в его пальцах. Потом он сказал очень спокойно и быстро: – Мой дед по матери был немцем.
В его голосе было столько грусти, что Нину так и подмывало потянуться к нему и коснуться его руки.
Сейчас она закрыла глаза и снова представила эту сцену: она протягивает руку, ее пальцы, едва касаясь, проводят по его щеке, его губам…
Громкий стук заставил ее подскочить. Она поспешила в холл – стук слышался не сверху, а от входной двери.
Нина повернула замок и, приоткрыв дверь на длину цепочки, выглянула наружу. В темноте на крыльце маячили три силуэта.
– Слава богу! – желчно проговорил женский голос. – Мы уж думали, что вы спите и придется будить Алису звонком.
Нина сняла дверную цепочку, и недовольная дама прошествовала в дом. Следом за ней вошли женщина помоложе и пожилой носильщик с чемоданом.
– Оставьте багаж в холле, – спокойно сказала вторая женщина и, сняв перчатки, выдала носильщику монету из кошелька. Ее худое лицо было бледным и усталым.
Щеки пожилой женщины, наоборот, горели, кончик носа покраснел.
– Как Алиса? – бросила она через плечо.
– Она проспала все время, пока я была здесь.
– Вы не англичанка, – заявила она и повернулась к лестнице. – Ты куда, Нелл? Ты что, не собираешься распаковать вещи?
Нелл, видимо, уже привыкла к подобным окрикам.
– Да, мама, – отозвалась она тихим голосом. – Но сначала я хочу посмотреть на Алису.
Нина выдвинулась вперед:
– Я – миссис Трулав. А вы?..
– Я? Миссис Эванс, свекровь Алисы.
Нина торопливо шагала домой по почти безлюдным улицам. Миссис Эванс не пригласила ее остаться, да она бы и сама не захотела. Ричард придет в ярость оттого, что ей пришлось идти обратно пешком. Она подумала, как рассмешит его, изобразив, какое лицо было у миссис Эванс, когда она сунулась в кладовую и обнаружила, что на ужин нет ничего, кроме хлеба и кусочка сыра. Наверняка она вообразила, будто Нина слопала все продукты!
В вышине сияли звезды, а холод напомнил ей то утро, когда она покидала родной дом, когда они с Дарьей, держась за руки, брели по дороге. Вдруг одна звезда покатилась по небу, за ней другая… третья. Это не звезды, а лучи прожекторов – видно, где-то недалеко на побережье воздушный налет. Нина остановилась, глядя в небо. Может быть, и Ричард в эту минуту тоже наблюдает за вспышками из окна. А может, то же самое делает и Гарри в доме, где он расквартирован вместе с другими австралийскими офицерами.
– Настоящий фейерверк, а? – Из темноты выступил констебль-дружинник. – Правда, когда они прямо у тебя над головой и сбрасывают свои гостинцы, то приятного мало, смею вас заверить. Далеко ли путь держите, мисс? – Но прежде чем она успела ответить, он вдруг закричал: – Второй этаж, свет! – и с пыхтеньем побежал на противоположную сторону улицы.
Придя домой, Нина вздохнула с облегчением, когда увидела на вешалке пальто Ричарда. Она повесила свое и легко взбежала по лестнице. Из-под двери спальни пробивался свет. Как он удивится, когда увидит ее! Но когда она отворила дверь спальни, то застыла на месте. В зеркале платяного шкафа отражалась включенная лампа у изголовья кровати, и то, что предстало в ее свете глазам Нины, было выше всякого разумения. На своей кровати Нина увидела голого мужчину – нет, двух мужчин!
В первое мгновение перед ошеломленной Ниной мелькнул какой-то хаос рук и ног, но потом, присмотревшись, она поняла, что один из мужчин – Ричард. Второй, с копной взлохмаченных светлых волос, стоял на четвереньках; Ричард стоял на коленях, пристроившись к нему сзади. Глаза его были закрыты, на багровое, искаженное лицо было страшно смотреть, его бедра ходили туда-сюда ритмичными толчками, и он дышал с громким кряхтеньем. Второй мужчина, с немыслимо большим и красным членом, тоже ловил ртом воздух, а потом он вдруг открыл глаза, и они с Ниной встретились взглядами в зеркале.
Нина стояла как вкопанная, пока наконец ее тело не стряхнуло этот столбняк, и она молча попятилась от двери через площадку. У нее так сильно дрожали колени, что ей пришлось опереться о перила.
Сверху донесся вскрик Ричарда. Нина зажала уши ладонями – она не должна была слышать это. Рассказывая о парнях, с которыми он знакомился во время своих вечерних прогулок по городу, Ричард говорил, что они «хорошо порезвились» вместе. Или говорил, что повстречал славного парня, «потешного малого, который меня чмокнул и пощекотал». Нина представляла это своего рода ребяческой игрой. То, что происходит между мужчиной и женщиной, не было для нее тайной, но она и думать не думала, что то же самое может происходить между двумя мужчинами.
Проснулась Нина с ломотой в спине и противным вкусом в пересохшем рту. Поежившись, она свернулась калачиком и постаралась сильнее вжаться в диванные подушки, но это было бесполезно, теплее не стало, а тут еще вдруг всплыло в памяти: Ричард делал с мужчиной то же, что мужчина делает с женщиной.
Она думала, что Ричард рассказывает ей обо всем, что им нечего скрывать друг от друга. Теперь она поняла, как ошибалась, какой дурой была. Ричард больше утаивал, чем открывал. Лжец! Она мысленно произнесла это слово, будто примеряя его к Ричарду, но оно прозвучало робко и неубедительно. Как мог он сказать ей о том, что в действительности происходило между ним и мужчинами, с которыми он знакомился? И как она могла думать, что его сексуальная жизнь состоит из одних только игр? Ведь ей восемнадцать лет, и она уже не ребенок.
– Не знаю даже, как объяснить, – говорил он ей тогда, в саду у тети Лены, больше трех лет назад. – Многим людям трудно понять это, поэтому они считают, что это – дурно. Скажу откровенно, для меня самого все эти вещи – загадка природы, но из этого, на мой взгляд, еще не следует, что в них есть что-то дурное.
Нина тогда согласилась с ним, и у нее отлегло от сердца, когда она узнала, что они могут быть просто друзьями. И вот теперь она знает, что это на самом деле означало. И что же она чувствует теперь? Нина снова и снова задавала себе этот вопрос. Она была потрясена тем, что увидела, потому что никак не ожидала это увидеть. Но само по себе это шокировало ничуть не больше, чем то, что происходит между мужчиной и женщиной. Нет, ее возмутило и обидело другое – то, что Ричард привел мужчину в ее постель, и то, что он не спустился к ней. Она ждала его ночью, но он так и не пришел – бросил ее одну, ей даже укрыться было нечем – ни пледа, ни одеяла. Может быть, он рассердился… Но при этой мысли Нина сама рассердилась. Какая несправедливость! Она же не виновата, что явилась свекровь Алисы. Как это подло с его стороны – так унизить ее, оставить спать бог знает где, как прислугу, в то время как сам он провел ночь с чужим человеком в ее собственной постели!
На занемевших ногах она поковыляла через холл в уборную. Вода в кране была ледяная – даже руки заломило. Ополоснув лицо, она постаралась привести в порядок волосы и пошла в кладовую за спичками и чаем. Она чувствовала себя одинокой и лишней в своем собственном доме, и, когда зажигала газ, руки у нее дрожали.
– Так ты экономка?
Нина резко обернулась, так что из чайника выплеснулась вода. Он стоял в дверях – в солдатской форме, с шинелью в руках. Он был моложе, чем ей показалось вчера, – почти ее ровесник.
Они уставились друг на друга, потом Нина осторожно поставила чайник на горелку и опять повернулась к нему.
– Я его жена.
Его брови поползли вверх. С минуту он как будто взвешивал ее слова, потом гадко улыбнулся и с расстановкой заговорил:
– Вам, бельгийским бабенкам, небось, нравятся большие члены. Правда, положа руку на сердце, я не могу поклясться, что он лучше всех, с кем я трахался… Ну, а ты что скажешь? – Он напустил на себя печальный вид. – Ниже твоего достоинства разговаривать с такими, как я? Что ж, его светлость спит как младенец, так что можешь пойти к нему и, если хочешь, получить свою долю. Если, конечно, он еще на что-нибудь годен.
Он надел шинель и вышел на улицу. В открытую дверь ворвался шум моря.
Глава десятая
Алиса Эванс родила двойню. В следующий вторник на пути в библиотеку Нина встретилась с миссис Лэнг, которая по секрету сообщила ей, что, несмотря на материнство, Алиса по-прежнему убита горем. Казалось бы, вести себя так, когда тебе выпало счастье родить двух здоровых девочек, – вопиющая неблагодарность. На все вопросы Алиса ничего не отвечала, смотрела невидящим взглядом в стену и едва замечала дочерей, так что свекровь, потеряв терпение, сама дала внучкам имена в надежде на то, что тогда бедные крошки станут для своей матери реальнее. Та, что появилась на свет первой, была названа Пейшенс, а вторая – Хоуп. Различали их с помощью ленточек на запястье: Пейшенс повязали розовую, а Хоуп – голубую.
– В сложившихся обстоятельствах это самые подходящие имена.[5]5
Имена девочек переводятся как «терпение» и «надежда».
[Закрыть] – Миссис Лэнг вздохнула. – А вашему мужу, я слышала, опостылела служба в Лондоне и он хлопочет о переводе? Он будет очень огорчен, если ему откажут. Я буду поминать его в молитвах.
Нина под зонтиком наклонила голову. В последний раз она молилась в ночь маминой смерти.
– Миссис Трулав, как я рада снова видеть вас! У нас так не хватает рабочих рук.
Миссис Хантер отперла тяжелые двери, говоря о том, как на потолке разрослись разводы от сырости, так что они уже запаслись на всякий случай ведрами. Нина прошла за ней через вестибюль, но в дверях заведующая вдруг резко остановилась.
– О боже!..
В библиотеке шел дождь.
– Книги! – завизжала она. – Книги!
Они бросились вытаскивать с центральных полок намокшие книги; прижимая к груди тома энциклопедии «Британника» и «Домоводства» миссис Битон[6]6
Миссис Битон, настоящее имя – Изабелла Мэри Мэйсон (1836–1865) – автор знаменитого викторианского руководства по ведению домашнего хозяйства и кулинарии.
[Закрыть], они складывали их стопками в сухих углах. Через несколько минут появилась Лидия Барнс, и миссис Хантер закричала, чтобы она вызвала по телефону подмогу.
Пока рабочие, стоя на стремянках, приколачивали к потолку доски, Миссис Хантер повесила на дверь объявление, что сегодня библиотека будет закрыта весь день. Затем достала из ящика комода несколько косынок. Нине бросилось в глаза собственное отражение в окне – она была похожа на одну из деревенских девок, которые приходили помогать укладывать сено в тюки.
Несмотря на разруху, миссис Хантер, похоже, была сама не своя от радости – самое худшее уже произошло.
Нина невольно подняла глаза на потолок, покрытый досками, и миссис Хантер проследила за ее взглядом.
– Бригадир заверил меня, что как временная мера это поможет. Небо, похоже, проясняется, и если несколько дней простоит сухая погода, у нас будет время поменять шифер. Я добьюсь, чтобы все было сделано как следует. Сию же минуту иду в ратушу, чтобы лично заняться этим делом. Мисс Барнс, как помощник заведующей, пойдет со мной. По всей вероятности, мы освободимся только к вечеру, и я буду очень признательна, если вы возьмете мои запасные ключи и закроете библиотеку после того, как рабочие закончат. Кроме того, им потребуется подсказать, куда передвинуть некоторые стеллажи. Нужно успеть сделать все сегодня, чтобы завтра мы могли снова открыться, я не могу допустить, чтобы мы потеряли больше одного дня… В шкафу в офисе есть нераспечатанная пачка чая, – добавила она, – а в верхнем правом ящике моего стола лежит банка овсяного печенья.
На внутренней стороне двери офиса висело маленькое зеркало, Нина поправила прическу и вытерла грязь на щеке. Интересно, что бы подумал Гарри О’Коннор, если бы увидел ее в эту минуту? Она тут же одернула себя – что за девчоночьи глупости!
Из-за двери послышался взрыв хохота.
– Эй, Билли, поаккуратней с этими книжками, приятель!
Волна негодования захлестнула Нину, и она вспомнила, какая злость кипела в ней тогда утром, когда она поднялась в спальню после ухода молодого солдата. Но гнев мгновенно испарился, как только она увидела спящего Ричарда, с выпростанными из-под одеяла раскинутыми руками, с детской улыбкой на губах. Она поняла, что он ничего не знал. Он не знал, что она вернулась домой, иначе сразу же спустился бы к ней – в трусости его не упрекнешь. Да, он не знал, и она никогда не расскажет ему. «И все же, – шептал ей тихий голосок, – у тебя есть полное право злиться. Он сказал тебе, что ты можешь завести любовника и родить ребенка, но это невозможно, и ты сама знаешь об этом. Какой порядочный мужчина свяжется с замужней женщиной?»
– Мэм!.. – Зеркало вместе с дверью поползло в сторону, и Нина едва успела отступить назад, прежде чем в комнату вошел бригадир. – Прошу прощения, мэм, мы собираемся передвинуть несколько стеллажей и подумали, что лучше сначала спросить у вас…
– Разумеется, – спокойно сказала Нина. – Сейчас я приду.
Когда бригадир постучался снова, шел уже седьмой час. Со стеллажами, сдвинутыми к стенам, с мебельными чехлами на полу библиотека производила жалкое впечатление. Рабочие уложили свои инструменты, и Нина, заперев двери, вышла следом за ними на улицу.
Она свернула к морю. Дул легкий ветерок, и она поплотнее запахнула пальто. Луна скрывалась за облаками, только тускло светили в темноте покрашенные синей краской фонари.
Впереди заорали какие-то солдаты, и эхо их возгласов прокатилось над спокойной водой. И вдруг за эхом послышался еще какой-то звук – тихий гул. Солдаты тоже различили его, остановились и одновременно с Ниной подняли головы к небу. Звук приблизился, превратившись в отчетливое жужжанье. Вдруг откуда ни возьмись сверкнул луч прожектора и стал шарить по небу. За ним другой… третий – пока все небо и море не покрылось танцующими огнями. Это было великолепное зрелище, так что восхищенная Нина даже забыла, с какой целью затеян весь этот фейерверк. И ее как громом поразило, когда из-за тучи показалась сигарообразная тень; солдаты изумленно ахнули, настолько грандиозное это было зрелище – громадный силуэт, парящий так высоко в небе, и быстрые вспышки света, пробегающие по нему и по тучам за ним.
Цеппелин находился еще на порядочном расстоянии от побережья, направляясь на запад, когда вдруг ослепительный огонь прочертил тьму и разорвался рядом с ним.
– Зажигательный снаряд! – крикнул кто-то. – Наши палят по нему!
Моментально собралась небольшая толпа.
– Бей немчуру! – выкрикнул мальчонка, сидящий на плечах у отца.
В толпе засмеялись, а потом все разом задержали дыхание – к летательному аппарату устремился, оставляя огненно-дымный след, еще один зажигательный снаряд.
Когда раздался взрыв, махина как будто содрогнулась.
– Ура-а!..
Солдаты пустились в пляс, будто воины-дикари, празднующие победу, но тут из глубины толпы полетели гневные окрики: «Гаси свет!» Нина быстро оглянулась, но в окнах за ними не горел свет. Толпа хлынула к дороге, и через просвет в толчее Нина разглядела, как впереди стаскивают с седла велосипедиста. Послышался звук треснувшего стекла – велосипедный фонарь бросили на землю.
В эту минуту внимание толпы отвлеклось – цеппелин изменил курс. Он замер на месте, как будто в нерешительности, потом медленно повернулся; теперь его нос смотрел уже не вдоль берега, а прямо на них. Два-три зажигательных снаряда бешено ринулись навстречу врагу.
– Спасайтесь!
Нина едва устояла на ногах – люди толкались, разбегаясь кто куда, вскоре осталась только она да те солдаты.
– Бежим! – закричал ей один из них. – Бежим!
Он с одним из своих товарищей перепрыгнули на другую сторону невысокой ограды, смотрящей на пляж, но третий солдат продолжал сидеть на ней.
– Все равно нас убьют! – кричал он. – Лучше уж я умру в Брайтоне, чем в проклятой Франции!
Его товарищи прокричали что-то и убежали, перепрыгнув через брошенный велосипед.
Солдат, сидящий на ограде, засмеялся, и Нина тоже засмеялась, когда тучи разошлись и в свете луны она увидела старика в длинном темном халате, босого, размашисто шагающего по тротуару, – воистину мир сошел с ума.
– Я здесь! – Солдат на ограде неистово махал руками. – Эй вы, сволочи, вот он я!
Луна скрылась, и снова наступила тьма.
– Вы что, хотите, чтобы вас убили? – прокричал ей кто-то прямо в ухо и схватил за рукав.
Несколько секунд Нина сопротивлялась, но потом оглушительно взвыли сирены, и она побежала с незнакомцем через улицу. На углу он остановился, и она тяжело привалилась к нему, почувствовав гипсовую повязку на его руке под шинелью.
– Вы живете далеко отсюда? – прокричал он.
– Нет… – Она задыхалась.
– За минуту добежим?
Она быстро огляделась, соображая, где они находятся.
– Добежим.
– Тогда побежали!
Он почти волок ее за собой, пока они бежали по улице к ее дому.
– Тут!
Они ввалились в холл, и Нина, держа его за руку, стала ощупью пробираться вдоль стены к столовой.
– Под стол.
Она рухнула на колени, и он неуклюже последовал за ней. Снаружи грянул оглушительный взрыв, из-за портьер блеснула вспышка, и вся комната озарилась ярким светом. Он тяжело дышал, и Нина непроизвольно протянула руки, нашла его лицо и, повернув его к себе, провела кончиками пальцев по его губам… Он неистово прижал ее пальцы к своим губам, но потом оттолкнул ее руку. Чиркнул спичкой, запахло серой, и из темноты проступила копна рыжих волос и голубые глаза, жадно глядящие на нее.
– Вы уверены? – прокричал он сквозь вой сирен. – Миссис Трулав… Нина… Завтра я уезжаю из Брайтона!..
Нина опять медленно протянула к нему руки.