Текст книги "Дерево ангелов"
Автор книги: Пенни Самнер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)
Нина стиснула руки, чтобы унять в них дрожь.
– У вас есть доказательства того, что его шантажировали? – спросила она.
– Нет, но теперь вы понимаете, почему у нас есть повод для беспокойства. Не припоминаете ли вы каких-нибудь признаков того, что вашего мужа что-то тревожило? Может быть, что-то показалось вам странным в его поведении…
Нина покачала головой.
– Миссис Трулав, ваш муж не вел дневник? Его лондонскую квартиру мы уже обыскали.
– Нет.
– Он хранил здесь много личных документов? Писем, например?
– Он держал в ящике стола письма из банка, больше ничего. Мистер Чаплин увез большую их часть в юридическую контору.
Минуту-другую майор Эллис разглядывал пол, а потом спросил:
– Ваш муж неоднократно просил о переводе из военного министерства. По какой причине?
В душе Нины закипело негодование.
– Он чувствовал себя виноватым, майор Эллис. Его мучила мысль, что он находится в безопасности, в то время как другие рискуют жизнью.
– Не пытался ли завязать с вами дружбу кто-нибудь, симпатизирующий Германии? – невозмутимо продолжал майор. – Может быть, кто-нибудь из ваших знакомых говорил что-то, заставившее вас усомниться в его лояльности?
Нина сглотнула и твердо ответила:
– Нет.
– Вы говорите, ваш муж ничего не скрывал от вас. Не называл ли он вам имена мужчин, которые были его любовниками?
Нина покачала головой.
– Известно ли вам о его любовных связях с какими-нибудь другими военнослужащими? Не говорил ли он, что в военном министерстве есть и другие гомосексуалисты?
Нина облизнула пересохшие губы.
– Я никогда не слышала от него ничего подобного. Он только сказал мне о своих отношениях с молодыми людьми, с которыми он знакомился во время прогулок.
– Так значит, вы знали, куда он пошел тем вечером?
– Я думала, он пошел прогуляться.
Майор снова взял свою сигарету и кивнул капитану Стюарту.
– Миссис Трулав, – начал капитан, – ваш муж никогда не возвращался со своих «прогулок» со следами побоев?
– Нет.
– Может быть, у него на руках были синяки, будто он ударил кого-то?
– Нет.
– Он когда-нибудь поднимал на вас руку?
Нина подавила искушение плюнуть ему в лицо.
– Он был не тем человеком. – Ноги у нее были как ватные, но все же ей кое-как удалось встать. – Думаю, вам лучше уйти.
Мужчины тоже поднялись и переглянулись. Майор кивнул, и капитан Стюарт очень медленно заговорил:
– Миссис Трулав, если верить тому, что Рид рассказал одному человеку, он ударил ножом вашего мужа в порядке самообороны после того, как тот унизил его самым чудовищным, скотским образом. – Капитан пояснил вкрадчивым голосом: – Он сказал, что ваш муж изнасиловал его. Вы понимаете, что это значит?
Впервые это слово произнесли при Нине по-английски, хотя в детстве она часто слышала, как на кухне шушукались о том, что мужчины иногда берут женщин силой… Нина вспыхнула:
– Он не только убийца – он еще и лжец!
– Гм, многие люди лжецы, миссис Трулав. – Капитан Стюарт отыскал в блокноте нужную страницу. – Мы допросили юношу, который снимал комнату по соседству с Ридом. – Он протянул ей блокнот с таким видом, будто бросал ей вызов.
Текст на бумаге в клетку был копией, сделанной через копирку. Вверху стояла подпись, дата и подчеркнутый заголовок – «Показания Эдди Холмса».
«Вчера вечером, около одиннадцати, когда я пришел домой, ко мне прибежал Джимми Рид из шестого номера. Рубашка его была забрызгана кровью, вообще весь он был в крови, и на нем просто лица не было. Я спросил, что стряслось. И вот что он мне рассказал.
Он познакомился с одним офицером, капитаном, который пришел к нему на Карлтон-Хилл и поинтересовался, не педик ли он. Джимми ответил, что готов его развлечь, потому что ему нужно платить за квартиру, но вообще он не голубой. Офицер спросил, есть ли у него комната, и Джимми ответил, что есть. Тогда офицер пообещал щедро заплатить ему. Когда они пришли к Джимми, офицер велел ему раздеваться и лезть в кровать. Потом он спустил брюки и сказал Джимми отсосать у него. Джимми говорит: хорошо, но только чтобы не кончать ему в рот, а офицер: ладно, для меня, мол, это не принципиально. Джимми принялся за дело, но через какое-то время офицер вынул член у него изо рта, повалил его на живот и говорит: «Теперь я тебя трахну, но не волнуйся – я тебе за все заплачу». Джимми говорит: нет, меня уже трахали – это было жутко больно, к тому же я подцепил триппер. Тогда офицер очень сильно ударил его по голове, и не успел Джимми опомниться, как офицер уже овладел им. Офицер действовал очень грубо, и Джимми орал, обзывая его вонючим педрилой, и звал на помощь, думая, что я дома. Офицер опять саданул его и велел заткнуться, не то он его задушит. У Джимми под кроватью был припрятан нож, он протянул руку, схватил его и пырнул офицера.
Когда он рассказал мне все это, я спросил, сильно ли ранен офицер, а Джимми сказал, что он мертв. Он сказал, что взял деньги из бумажника офицера и делает ноги. Он и меня звал с собой, но я не мог уйти с ним из-за своей больной матери. Это все, что я помню, все – истинная правда».
У Нины зуб на зуб не попадал – чувство было такое, будто прямо на улице ее раздели донага и высекли. Капитан Стюарт взял у нее блокнот:
– В суде он будет утверждать, что это была самооборона.
У Нины подкосились ноги, и она рухнула обратно в кресло.
– Он лжец, – повторила она, на сей раз шепотом – у нее свело челюсти.
Капитан Стюарт посмотрел на нее сверху.
– Простите, миссис Трулав, – в его голосе звенело презрение, – я не расслышал, что вы сказали.
Глава семнадцатая
– Денежные затруднения тебе не грозят, – заверил Фрэнк. – Доходы Ричарда от траста переходят тебе. Швыряться деньгами не стоит в любом случае, но если ты будешь благоразумна, то беспокоиться тебе не о чем. Позже предстоит уладить кое-какие дела – например, срок контракта об аренде этого дома истекает в будущем году, так что тебе придется решить, хочешь ли ты остаться здесь – но времени для размышления еще полно. Что касается вызова в суд, я бы не слишком волновался на этот счет. Я буду очень удивлен, если военная полиция рьяно возьмется за это дело. Конечно, тяжело думать, что убийце Ричарда, может быть, удастся избежать кары, но тут приходится думать и о других людях, и в первую очередь нельзя допустить, чтобы что-то повредило твоему здоровью или здоровью ребенка. Судебное разбирательство будет тяжелым испытанием для всех. Но пусть этого Джимми Рида и не поймают – ты должна верить в божественное правосудие. Так или иначе, ему воздастся по заслугам на том свете. Как и всем нам.
Какой приговор ждет ее саму?
В конце второй недели Фрэнку пришлось вернуться в Лондон, и с Ниной осталась Мэгги. Фэй Проктор тоже согласилась остаться: «Я подумала о своей дочке: когда она рожала, вокруг нее собралась вся семья. А потом я подумала о вас – только что овдовевшей, да еще иностранке – и поняла, что не могу бросить вас».
Нина управилась с омлетом и съела кусочек хлеба. За последнюю неделю тошнота уменьшилась, зато появился новый симптом – слюнотечение, и теперь Нина постоянно носила при себе один из больших носовых платков Ричарда. Фэй заметила это и сказала, что у нее было то же самое: «Каждый раз при беременности я пускала слюни, точно бешеная собака. Но вы не волнуйтесь – через недельку-другую это пройдет».
Мэгги ушла за покупками, и Нина пообедала одна. В прошлом месяце строительные работы, которые велись на Западном пирсе почти год, закончились, и на крыше нового концертного зала гордо реял государственный флаг. Нина отодвинула тарелку и вынула из кармана письмо от Гарри, написанное две недели назад. Интересно, подумала Нина, получил ли он уже ее письмо, в котором она сообщала о смерти Ричарда и о том, что ждет ребенка.
«В отличие от Египта, – писал Гарри, – во Франции нам не разрешается иметь фотоаппаратов. Но если бы у меня все-таки был фотоаппарат, какие бы снимки я тебе прислал? Мы прошли через места, которые когда-то, наверное, были живописными поселками. В одном из них мы видели руины средневековой церкви – крыша и почти все стены обрушились, но центральные своды уцелели, изящные и естественные, как молодые побеги…»
Внизу письма стояла подпись: «Любящий тебя Гарри».
В дверь постучали, и вошла Фэй:
– Я за тарелками. Вы уже поели?
– Спасибо, Фэй.
Фэй составила посуду на поднос.
– Утром я купила чудных сосисок. У мистера Джиббса, мясника. Его старший сын Том приехал в отпуск из армии, он говорит, что планируется мощное наступление на юг. – Она надула щеки и шумно выпустила воздух. – Пора им что-то сделать, правда же? А то ерунда какая-то получается – два шага вперед, два шага назад, а тем временем сотни наших ребят гибнут. – Она остановилась на пороге. – На ужин я могу запечь сосиски в тесте.
– Хорошо, спасибо.
Несколько минут спустя зазвонил телефон, и Фэй снова появилась в дверях и сказала, что это мисс Трулав.
– Случилось, – всхлипнула Анна. – Бог милостив: она отошла во сне. Вчера вечером она спрашивала о тебе и о ребенке. У нее путались мысли, и она думала, что ты уже родила мальчика. «У него рыжие волосы?» – спрашивала она. Я подумала, что не будет ничего плохого, если я солгу, чтобы порадовать ее, и сказала, что у тебя действительно родился мальчик с копной рыжих волос, таких же, как у его отца. Теперь вот что: не вздумай приезжать на похороны. У тебя и своего горя хватает, ты должна подумать о ребенке. Главное – твое здоровье и здоровье малыша. А мне здесь поможет мой дорогой Джереми.
Когда Нина вешала трубку, ее рука дрожала.
«Лицемерка! Лгунья!» – кляла она себя. В минуту собственного горя Анна так пеклась о ней – о женщине, виновной в смерти ее брата, а теперь еще и ее матери. Если бы она только знала, если бы она могла хотя бы предположить…
Ей необходимо было выйти на воздух. По пути к выходу она заглянула на кухню.
– Если миссис Чаплин вернется раньше меня, скажите ей, чтобы не беспокоилась. Я схожу в банк, а потом пройдусь по магазинам – прогулка пойдет мне на пользу.
День выдался солнечный, но ветреный, и по морю бежали барашки. Выйдя на тротуар, Нина какое-то мгновение стояла в нерешительности, и в эту минуту ей вспомнилось, как когда-то давно, еще до войны, она глядела вслед Ричарду и Чарльзу из окна. Ричард тогда поднял глаза, улыбнулся и помахал ей, перед тем как свернуть направо. Нина прошла до конца улицы и свернула – направо.
Через час она отыскала Эдвард-стрит. На углу стайка босоногих мальчишек играла в шарики. Нина подошла к ним.
– Недавно где-то здесь произошло убийство, – сказала она через вуаль. – Убили офицера. Не знаете ли вы, в каком доме?
Мальчишки молча глазели на нее, а потом самый маленький встал.
– На следующем углу. – Он показал рукой. – Дом матушки Тейлор. Парадная дверь забита досками – ее выломали полицейские.
– Спасибо. – Нина сунула мальчику монетку.
– Будьте осторожны, леди! – крикнул он ей вдогонку. – Они там не очень-то гостеприимны.
Его друзья засмеялись и заулюлюкали.
Дом оказался узкий, трехэтажный. Парадная дверь заколочена, по боковой дорожке разбросан мусор, разлиты помои. На полпути Нина остановилась: еще не поздно вернуться – ей вовсе не нужно делать это. Но вспомнились слова капитана Стюарта: «В таких местах офицеры армии его величества обычно не ошиваются», – она продолжила путь и, дойдя до конца дорожки, сняла перчатки и громко постучала в боковую дверь.
– Да?
Открыла женщина, на вид тридцати с небольшим лет, с грубым, жестким лицом, одетая в черное, как и Нина. Даже в этот ранний час она была густо нарумянена и напудрена.
– Миссис Тейлор?
Она не ответила и продолжала пялиться на Нину.
– Я жена капитана Трулава.
Нахмурившись, женщина посторонилась.
– Заходите.
После грязной дорожки холл показался просто апартаментами. Несмотря на затхлость, его украшала массивная хрустальная люстра, а линолеум, пусть старый и в пятнах, еще не утратил первоначального глянца.
– Сюда.
В гостиной портьеры были еще задернуты, и в полумраке миссис Тейлор казалась моложе. Она встала перед камином.
– Что вам угодно?
Нина пришла сюда потому, что сюда приходил Ричард, а еще потому, что это она была во всем виновата. Она огляделась.
– Не стесняйтесь, можете глазеть вволю. А вы что ожидали здесь увидеть – зверинец?
– Я бы хотела увидеть, где все произошло. Ту комнату. Если вы не против.
– Против? Нет, отчего же.
На камине стояли две фотографии: на одной миссис Тейлор сидела в кресле с подголовником в окружении троих маленьких черноглазых ребятишек, с другой глядел мужчина в военной форме. Рамка второго снимка была оклеена полоской черного крепа. Миссис Тейлор проследила за взглядом Нины, и ее голос чуть потеплел.
– Каждый день гибнут тысячи. Как именно – без разницы, по-моему. Мертвец – он и есть мертвец. Что толку погибнуть героем, если твои дети будут голодать?..
Тяжелый стук с задней стороны дома прервал ее. Она вздохнула.
– Ну, садитесь, что ли…
Под диванной подушкой Нина почувствовала что-то твердое. Детская погремушка. Нина подержала ее на ладони, ощущая тяжесть и гладкость дерева, потом бережно положила на подлокотник. Блуждая взглядом по гостиной, она не могла не заметить, что, несмотря на бедность обстановки, здесь чисто и видны попытки создать уют.
Послышался громкий, властный мужской голос. С минуту Нина прислушивалась, а потом вышла в холл и скользнула к лестнице. Постояв какое-то мгновение перед ней, она наконец решилась и на цыпочках быстро поднялась наверх.
Свет на лестничной площадке был выключен, и ей приходилось напрягать глаза, чтобы сориентироваться. Перед ней были две двери. Нина наугад открыла первую и очутилась в ванной. В тусклом свете, который просачивался из окошка с матовым стеклом, различалась ржавая ванна, раковина и унитаз.
Когда она вернулась на лестничную площадку, снизу все еще доносились голоса. На второй двери была намалевана черной краской большая цифра восемь. Держась за перила, Нина поспешила к следующей площадке. Первая дверь оказалась номером седьмым, значит следующая, без номера, должна быть шестым. Нина постояла, стараясь успокоить дыхание. Она попробовала повернуть ручку, и та подалась. В комнате стояла кромешная тьма; вытянув руку, Нина пошарила по стене, нашла шнур-выключатель и дернула за него.
Вся обстановка маленькой комнаты состояла из узкой металлической кровати, голой, без матраса, дешевого туалетного столика, верхние ящики которого были выдвинуты и пусты, и стула. На стенах – розовые обои в пятнах, пол – без ковра. Что-то в этой комнате было не так, но Нина не сразу сообразила, в чем дело: здесь не было окна. Большую комнату разделили перегородкой на две маленьких.
Она заставила себя снова посмотреть на кровать. «Вот тут он умер, – сказала она себе, – на этой самой кровати». Но эти слова никак не соединялись с комнатой. Нина была здесь, но она не могла представить себе, что здесь когда-то был Ричард. Не могла представить, как Ричард заходит в эту убогую конуру вместе с мужчиной, которого подцепил на улице. С человеком, который убьет и ограбит его. Внезапно Нину охватила такая злость, какой она не испытывала за всю жизнь. Ричард же сам позволил себя убить! Как только у него хватило ума прийти в это отвратительное место! Правду они говорили: порядочный мужчина сюда не сунется.
– Мерзость! – произнесла Нина вслух, как бы пробуя это слово на вкус, и оно гулко отдалось от голых стен. – Какая мерзость!
И вдруг всхлипнула, представив, как держит Ричарда в объятиях и закрывает ладонями его рану. «Ты не умрешь, – целует она его в лицо. – Я не дам тебе умереть!..»
– Нате. – Миссис Тейлор протянула Нине, сидящей в кресле, рюмку. – Смелей, не отравитесь.
Это был чистый виски, и он огнем обжег Нине горло.
– Я пыталась остановить вас, – произнесла миссис Тейлор безразличным тоном. – Потому что все это бесполезно, разве не так?
– Все случилось из-за меня, я во всем виновата…
– А разве не все мы виноваты? На всех на нас столько вины, что вовек не отмоешься. Ну, теперь, когда вы здесь побывали, вам должно полегчать – настрадались вволю. – Она присела на металлический край кровати и сложила руки на коленях. – Они к нам уже не вернутся. Они ушли навсегда, и с этим ничего не поделаешь.
Нина проглотила еще немного виски.
– Домовладелец меня выгоняет, – продолжала миссис Тейлор. – Дал мне неделю сроку. Больше платить я не могу. Все жильцы поразбежались, и хоть бы кто-нибудь из них не задолжал! Это полицейские их разогнали, налетели как бешеные собаки, вышибли парадную дверь и с нашими ребятами совсем не церемонились – кое-кого даже поколотили. Один парень, я уж думала, останется без глаза. Хозяин, чтоб ему пусто было, сказал, что за дверь отвечаю я и что он запишет ее на мой счет.
– Эдди Холмс, – сказала Нина. – Что он собой представляет?
– Безобидный, кроткий малый. Эдди – слабоумный.
– А Джимми Рид?
Миссис Тейлор фыркнула:
– Джимми – полная противоположность Эдди. У Джимми злая душа.
– И к тому же лживая, – кивнула Нина. – Я права?
В глазах женщины появилось задумчивое выражение.
– Пожалуй, – ответила она наконец.
Нина поставила рюмку и достала кошелек.
– Это на дверь и еще немного.
Идя к выходу, Нина увидела темноволосую девочку, которая была на фотографии в гостиной; она сидела на пороге кухни с чумазой куклой на коленях. Мать пихнула ее носком туфли, и девочка угрюмо подвинулась, пропуская Нину.
Глава восемнадцатая
Ночь за ночью сон бежал от Нины. Она металась в постели, заново переживая последний вечер с Ричардом и воображая, насколько все могло бы быть иначе. Если бы только она не сказала ему, что собирается написать Гарри! Или, раз уж сказала, то отшутилась бы, не позволив возникнуть спору. Тогда Ричард сел бы писать письма, а не пошел на Эдвард-стрит. Мэгги убеждала, что Нина не виновата в смерти Ричарда, но она была виновата – виновата отчасти, и этого было достаточно. Точно так же она была отчасти виновата в смерти молодого скрипичного мастера.
– И в маминой смерти, – прошептала она своему отражению в зеркале. – Потому что родись ты мальчиком, отцу было бы достаточно одного ребенка.
Катя писала: «Твои новости настолько ужасны, что я выбежала в сад и стала, как полоумная, горстями швырять в стену гравий и кричать: «Почему мы?» Чем провинилась наша семья, чем заслужила столько горя… А ты, Нина, и подавно невинна: ты, в отличие от меня, сделала правильный, разумный выбор. Ричард был хорошим человеком и хорошим мужем…»
Во многом так оно и было, но что бы сказала Катя, знай она всю правду?
После похорон миссис Трулав Анна сразу приехала в Брайтон. Она села на стул и заплакала.
– Из всей семьи нас осталось только двое, ты да я. Но я выйду замуж за Джереми, а ты родишь ребенка от Ричарда. Тогда мы снова станем настоящей семьей.
На следующий день Нина с Анной отправились на кладбище к Ричарду, и тогда Анна предложила поездку в Южный Даунс, на известковые холмы.
– Когда Ричард впервые приехал в Брайтон, в своих письмах он только и делал, что описывал свои прогулки и восхищался красотой холмов. Так что давай и мы погуляем там, в память о Ричарде.
На следующий день они вдвоем стояли на склоне холма и, прикрыв от солнца глаза, наблюдали за мальчиком, запускающим воздушного змея. Мальчик с трудом удерживал нитку – змей так и рвался из рук.
Нина всегда думала, что нет ничего крепче, чем нити, связывающие семью, – невидимые, но нерушимые узы. Но с маминой смертью эти нити – нет, не порвались – просто выскользнули у Нины из рук, словно воздушный змей, вырвавшийся из детских пальчиков.
Анна взяла ее под руку:
– Ты устала, Нина. Пойдем в двуколку.
Лошадь двинулась рысью, и холмы поплыли перед глазами – древние, безмятежные.
– Что это? – спросила Анна извозчика, показывая на приземистое сооружение из кирпича.
– Это называется гат, – откликнулся извозчик. – Построили индийские солдаты. Так они делают у себя в Индии – сжигают тела умерших. Наверно, чтобы их души могли взлететь прямиком на небо. И, по-моему, нет ничего дурного в этом обычае. Не подумайте, будто я имею что-то против погребения, но мне не по душе мысль, что я буду кормить червей в земле.
В голубом небе над гатом вился слабый дымок, и по щекам у Нины невольно покатились слезы. Почему она не догадалась привезти Ричарда сюда? Он бы не хотел, чтобы его закрыли в тесном ящике и зарыли в землю. Но теперь уже слишком поздно.
Утром в день отъезда Анны они вдвоем стояли в холле перед зеркалом, надевая шляпки. Обе в черном, они были похожи на двух старух. Мысли Нины вернулись в то время, когда Анна в первый раз приехала погостить к ним и они пошли на автогонки в ярких шелковых платьях, с огромными зонтиками от солнца. С тех пор прошло всего три года, а казалось, будто это было в другой жизни. Да это и в самом деле была другая жизнь – жизнь до войны.
Анна поправила выбившуюся рыжую прядь и печально улыбнулась в зеркало.
– Я так рада, что ваши с Ричардом жизни пересеклись. Ты дала ему столько счастья. – Она помолчала. – Нина, я не хотела спрашивать тебя об этом, но не успела ли ты рассказать Ричарду о ребенке?
У Нины сдавило горло.
– Успела.
Глаза золовки под полями шляпы затуманились.
– Спасибо! Перед смертью Ричард узнал, что станет отцом. Эта мысль всегда будет для меня утешением.
Через день после отъезда Анны пришло письмо от Гарри. Нина поднялась к себе в спальню, взяла нож для бумаги и медленно разрезала конверт.
«Твое письмо разорвало меня надвое. Любимая моя, ненаглядная, ты потеряла человека, которого любила всем сердцем – это чувствуется в каждом написанном тобой слове – и который любил тебя. Будь это в моей власти, такого бы не случилось – я бы никогда не позволил боли и несчастью коснуться тебя. Я оплакиваю смерть Ричарда, который любил и лелеял тебя, и убиваюсь, думая о твоем горе. Но в то же время есть повод и для радости – у нас будет ребенок. Как могут уживаться вместе горе и радость? Как странно устроен этот мир, если, сидя здесь, где бушует война, я могу плакать и смеяться одновременно. Вокруг гибнут люди, а я вдруг узнаю, что буду отцом. Отцом нашего ребенка – о таком я не смел и подумать. Ты же знаешь, как сильно я тебя люблю…»
– Господи… – громко прошептала Нина, отложив письмо. – Нет!
Ведь она не имеет права быть счастливой.
_____
Мэгги пора было возвращаться в Лондон.
– Мне не хочется оставлять тебя.
Нина знала, что будет скучать по ней, но Мэгги была нужна в другом месте. Она покачала головой и расправила подруге воротничок.
– А кто тебя заменит на заводах? Днем со мной будет Фэй, а одна из ее племянниц, скорее всего Виолетта, будет здесь ночевать. Ну и конечно миссис Лэнг меня не забудет.
– Не сомневаюсь. Я буду приезжать при любой возможности и, само собой, буду с тобой во время родов. Когда планирует вернуться Анна?
– Ей надо разобраться с имуществом матери, и ее жениха Джереми теперь перевели в Челтнем…
– Ты не хочешь, чтобы она приезжала?
– Я боюсь, как бы при ней не зашел капитан Стюарт. И вообще, мало ли она услышит что-нибудь.
Мэгги взглянула на нее:
– Нина, прошла уже не одна неделя. Как говорит Фрэнк, если полиция никого не задержит в течение нескольких дней после преступления, то маловероятно, что они вообще кого-нибудь поймают.
– Но в данном случае они знают, кого ищут. А Анна не переживет, если дело дойдет до суда.
Мэгги повела плечами:
– Все мы так или иначе умудряемся пережить что угодно. Взять тебя с Ричардом. Анна намного сильнее, чем ты думаешь, в ее характере есть какая-то железная твердость.
С продуктами в городе становилось все напряженнее, и чтобы избавить Фэй от лишних хлопот, Нина взяла обыкновение ходить на обед в гостиницу. В обычных обстоятельствах на нее смотрели бы косо – но не теперь, и миссис Лэнг первая поздравила ее с удачной идеей.
– Похвально, Нина! В вас столько здравого смысла! Найдутся люди, которые скажут, что женщине, недавно понесшей такую утрату, да еще в вашем положении, следует посиживать дома, но я нахожу это чрезмерной строгостью. Беременность – абсолютно естественное состояние, тут нечего стыдиться. Хороший обед каждый день – это то, что вам нужно, а короткая прогулка послужит хорошим моционом.
В последнюю неделю на смену теплой погоде пришли дожди, но сегодня совсем разъяснилось, а море было гладким и спокойным. Нина пообедала в отеле «Роял Йорк» и теперь возвращалась по приморскому бульвару. Недалеко от берега виднелось военное судно, и, глядя на него, Нина задумалась о том, как все было в первое лето, которое она провела в Брайтоне. В ту пору колесные пароходы еще совершали регулярные рейсы, и в море было полно яхт и рыболовных судов. А теперь все совсем по-другому…
Она дошла до деревянной скамейки под навесом и села; ей было жарко и тяжело дышать. В утробе у нее проснулся ребенок, и она ощутила его медленные, но решительные движения. «Как тебе понравилась наша прогулка? – мысленно спросила она у малыша. – Слышишь море?» Но ребенок прекратил шевелиться, и Нина чуть не заплакала от чувства, что ее предали. Конечно, это была чепуха, но в последнее время от недосыпания она все время чувствовала себя взвинченной. Вдобавок ко всему ей стало трудно сосредоточиться.
– Миссис Трулав, неужто это вы? – Перед ней стоял мистер Льюишем. Он снял шляпу. – Дорогая моя, ничего, если я отвлеку вас на несколько минут? Я как раз направляюсь на деловой обед, но у меня еще есть время, и вот, увидел вас, сидящую здесь в одиночестве, – его голос задрожал, – без дорогого Ричарда…
Мистер Льюишем рассказал, что он обедает с юристом из Лондона, представляющим интересы одной крупной компании, расположенной в Глазго. Мистер Льюишем уже приобрел второй склад, и скоро, возможно, придется задуматься о третьем. А это значит, что приходится осваивать новые транспортные средства – не далее как вчера он договорился о покупке грузовика. Он вытащил большущий платок и вытер лоб. Эх, если бы Ричард был с ними, проблем стало бы куда меньше. Да, каждый день он ловит себя на этой мысли. А еще ему очень жаль, что его дорогая супруга не дожила до того дня, когда он приобрел особняк на Кингс-Гарденс.
– Какой прок иметь роскошный дом, если он как следует не отделан. Я нашел художника, и мне удалось купить достаточно краски для деревянных панелей, но остаются еще стены, и не мешало бы как-нибудь поизящней расставить мебель. Дому так не хватает женской руки…
Скорей бы мистер Льюишем оставил ее в покое! Все тело у нее горело, и она мечтала о том, как придет домой и умоется холодной водой.
– Будь моя дорогая супруга жива, она бы сама обо всем позаботилась, я бы только хвалил выбранные ею обои. В обоях она знала толк, да и вы наверняка тоже, миссис Трулав. Скажу больше – вы во многом напоминаете мне покойную миссис Льюишем. И когда я думаю о вас, обреченной на одинокую жизнь, как и многие молодые вдовы в наше печальное время… Я-то знаю, что значит одиночество…
Его голос вдруг прервался и как будто отдалился от Нины.
– Дорогая… – Нина почувствовала, что ее схватили за руку. – Миссис Трулав…
_____
– Летний грипп опаснее всего, потому что он не вовремя, – заявила Фэй.
Лидия Барнс притащила из библиотеки целую корзину книг на любой вкус, и вот Нина сидит в постели и читает «В краю рифов и пальм: путешествия по Австралии и Океании» Герберта Палмертона.
«Север австралийского штата Квинсленд – это экзотические растения с яркими, сочными цветами, характерные для тропических джунглей; это нарядные бабочки и птицы с кричаще пестрым опереньем; это люди необычных занятий, торговцы сандаловым деревом, охотники за дюгонями и собиратели трепангов, аборигены, поражающие наблюдателей своими ритуальными танцами и искусством метания копья и бумеранга. Здесь также произрастают плоды, способные украсить самый роскошный восточный пир: манго, гуава, тамаринд и имбирь…»
Как раз в этот момент Нина глотала имбирный сироп. «Я нашла в кладовой засахаренное имбирное корневище, – объяснила Фэй. – Ну я и вымочила его и сварила с сахаром. Лучше бы, конечно, вместо имбиря сварить луковицу, но лук поди достань. Никогда не думала, что доживу до такого – в Брайтоне не купить луку!»
«Южные города Сидней и Мельбурн полны очарования, но если вы по характеру искатель приключений, то вы обретете край своей мечты на самом севере этой необъятной страны. Гам, во влажных чащобах, охотники откроют, что из голубей с красивым, как у попугаев, опереньем, питающихся фруктами, выходит восхитительное блюдо, а цветоводы будут дивиться на странные растения-эпифиты, которые обвиваются вокруг деревьев подобно змеям, и гигантские канаты лиан, под которыми таятся нежные орхидеи…»
В последнем письме Гарри писал:
«Я не требую, чтобы ты приняла решение прямо сейчас. Но я уверен, ты будешь в восторге от Австралии, и будущее – за Новым Светом. Европа превратилась в кладбище».
Гарри написал своей сестре Руби и рассказал ей о Нине.
«Теперь моя душа спокойна: если что-то случится со мной, мои родные знают о тебе, и если у тебя когда-нибудь возникнет желание или нужда покинуть Англию, можешь быть уверена, что у них ты найдешь себе дом».
– Выпили сироп? – Фэй осторожно забрала чашку из ее пальцев.
– Спасибо.
– Вот, книгу я положу сюда, на край. А вы поспите-ка опять, потом я принесу вам ужин.
Нине приснилось, что она в лесу, посреди чудных деревьев, увитых лианами. Она шла меж них, дивясь на яркие цветы, но скоро ее туфли намокли от травы, и она разулась. Но потом подумала: не идти же по лесу босой, – и спустилась по склону в ту сторону, откуда доносился шум моря. Песчаный пляж окаймляли пальмы, и Нина, встав под одной из них, стала наблюдать за гурьбой играющих ребятишек. Они весело смеялись и постепенно все попрятались, пока не остался один – красивый мальчик в длинной белой рубахе, с вьющимися рыжими волосами. Он беспечально играл в одиночестве, черпая воду из лужи. Нина направилась по песку к нему.
– Здравствуй, – улыбнулась она. – Ты же знаешь, кто я?
Тряхнув рыжими кудрями, ребенок поднялся и попятился от нее.
– Я твоя мама! – Нина протянула к нему руки.
– Неправда! – Его взгляд сделался злым, испуганным. – Уходи! Ты не моя мама. Я тебя не знаю.