Текст книги "Дерево ангелов"

Автор книги: Пенни Самнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

Глава двадцать вторая

– Тужьтесь! Если не хотите убить ребенка, надо тужиться!

Нина постаралась натужиться, а потом все потонуло в ее бесконечном крике.

– Что это?

– Люминал. Сейчас она уснет.

В ухо Нине зашептал чей-то голос:

– Бог спас вашего сына. И вас. Господь помиловал вас обоих.

_____

– Смотри, я подержу его для тебя. – На фоне окна вырисовался темный силуэт. – Доктор Харрисон говорит, что никогда не видел у новорожденного столько волос. Точно такого же цвета, как у его отца и у меня. А глаза голубые-голубые – прямо как у моей мамы!

Доктор сполоснул руки.

– У вас очень много разрывов, но без щипцов нам бы не удалось спасти ребенка. Никаких признаков инфекции нет. – Он взял полотенце. – Вы застали нас врасплох. Придется мне оставить указания, чтобы за вами хорошенько приглядывали.

Скоро в комнату вернулась Анна.

– Нина, доктор оставил тебе немного морфия. Очень больно?

– Нет. – Нина не отваживалась пошевелиться из страха, что закричит, но она заслужила эту боль, ведь она чуть не убила малыша. – Как он?

– Всю ночь не давал нам спать. Я почти глаз не сомкнула. Бетти сейчас кормит его. Она говорит, некоторые дети не переносят коровьего молока, но у твоего с ним никаких проблем. – Нина слышала, как они говорили, что она не может кормить ребенка грудью из-за люминала и морфия. Она уже дважды подвела своего сына.

Когда Нина проснулась, в комнате было темно, но несмотря на темноту она ясно различала молодого человека, сидящего в кресле возле окна. Он ничего не сказал, и она не узнала его. Он сидел там долгое время. В конце концов Нина снова заснула.

– Что за мужчина был в комнате этой ночью?

Маленькая горничная по имени Джейн взяла со стола стакан.

– Мужчина, мадам? Здесь?

– Да, он долго сидел в этом кресле.

– Тут никого не было, – с испуганным видом проговорила девушка.

– Джейн говорит, тебе приснилось, что в комнате был мужчина. Без сомнения, это от морфия. – Анна раздернула портьеры. – Я сейчас принесу тебе малыша на минутку.

Он был такой красивый. Любовь к нему целиком поглотила Нину.

– Жалко, что лицо портит эта сыпь, но медсестра говорит, что это вполне нормально, многие дети выглядят еще хуже. Я положу его к тебе на кровать…

– Нет! – Нина яростно замотала головой. – Не надо! – Она его уронит. Уронит малыша на пол и размозжит ему головку.

И снова кто-то сидел в кресле, на этот раз женщина. Она смотрела в окно. Потом обернулась.

– Ты проснулась? Я не знала.

Сначала Нина подумала, что это мама, но потом узнала Мэгги. Та подошла и села на край постели.

– Дорогая, какой сюрприз! Такая жалость, что меня здесь не было.

– Я была в саду.

– Но теперь ты в безопасности, Нина, и твой очаровательный сынишка тоже.

Значит, Мэгги не знает, что Нина может уронить его.

Мэгги взяла ее за руку и слабо улыбнулась:

– Анна говорит, у малыша еще нет имени.

У него было имя, просто Нина не в состоянии была подумать о нем.

– Я устала.

– Тогда поспи, мы еще успеем наговориться.

Нина притворилась, что уснула, но, когда Мэгги вышла, открыла глаза. Мужчина снова сидел в кресле, и Нина увидела, что он голый и мокрый, а с его волос капает вода. Теперь Нина поняла, кто это.

– Кирилл…

Он окинул ее внимательным взглядом.

– Ты назовешь его в память обо мне? Ведь ты единственная, кто еще помнит меня.

– Да.

– Ему нужно еще одно имя – для безопасности. Как звали его отца?

– Ричард.

– Ты лжешь. – В его голосе звучала печаль.

– Гарри.

Он кивнул.

– Кирилл Гарри. Запомни, он должен носить два этих имени.

Мэгги вернулась вместе с Джереми.

– Нина, дорогая…

– Я вспомнила его имена.

– Имена? A-а, понятно, – ласково улыбнулся Джереми.

Джереми повернулся к Мэгги:

– Я позову Анну, хорошо? Уверен, ей бы очень…

Нина схватила его за руку:

– Его будут звать Кирилл и Гарри. – Словно два волшебных камешка бултыхнулись в воду.

– Кирилл? Это русское имя? В Англии оно будет звучать очень необычно, а вот имя Гарри мне всегда нравилось; собственно, так звали моего…

– Оба имени! Он должен носить оба имени!

– Конечно-конечно. – Мэгги наклонилась и пригладила ей волосы. – Отличные имена, Нина. Имя Кирилл мне очень нравится, серьезно.

Снова кто-то сидел в кресле.

– Кирилл?

– Прошу прощения, мадам? – Голос был испуганный.

Нина подняла голову и увидела, что это маленькая горничная.

– Где Дарья Федоровна?

– Кто?

– Скажи ей, чтобы пришла ко мне после того, как закончит с мамой.

– Ну, как мы себя чувствуем сегодня, миссис Трулав?

Доктор надел очки, чтобы спрятать глаза. Мэгги стояла за ним, но, похоже, не замечала ничего странного; это видела одна лишь Нина.

– Спасибо, очень хорошо. – Нина произнесла слова четко, как ее учила мисс Бренчли.

– Говорят, вас мучают кошмары?

Этот вопрос был ловушкой. Интересно, умеет ли доктор читать ее мысли?

– Кошмары…

– О каком-то незнакомце в комнате. И о том, что ваша мать будто бы здесь.

– Моя мать умерла.

– И вам она снится?

– Да, – солгала Нина.

– Нет ничего необычного в том, что после тяжелых родов женщинам снятся тревожные сны, иногда даже и наяву у них слегка путаются мысли. Но обычно достаточно им осознать свое материнство и ответственность за дитя, и они берут себя в руки. Думаю, больше нет необходимости в люминале и морфии. Миссис Трулав, вы же хорошо себя чувствуете?

– Очень хорошо, спасибо.

– Рад это слышать.

На этот раз человек в кресле был в длинном плаще, и в первое мгновение Нина подумала, что это женщина. Но когда он заговорил, голос был мужским.

– Ты и вправду думаешь, что имена могут уберечь от меня?

У него была всклокоченная борода, и он напомнил Нине отца, но у нее не было никаких сомнений в том, что на самом деле это Бог. В его глазах танцевали языки пламени, а когда он говорил, пламя вырывалось у него изо рта.

– Ты должна была умереть, как твоя мать, но ты нечестивая и уползла, как змея.

Нина силилась закричать, но голос изменил ей.

– Ты смердишь грехом. Все, к чему ты прикасаешься, умирает. Скоро и твой ребенок тоже умрет.

А потом Бог в кресле превратился в женщину – в маму, и Нина знала, что виновна в ее смерти. Позади мамы стояли молодой скрипичный мастер, и Ричард, и Гарри, и еще какой-то мужчина, которого она никогда не видела, но знала, что это муж Алисы Эванс. Там были и другие: дядя Леша, Лоренс, девушка-крестьянка, которой отец изуродовал лицо. Все они смотрели на Нину – без укора, но с грустью, потому что они были чисты и жалели ребенка, которому предстоит столько выстрадать из-за нее.

_____

– Он просто прелесть, Нина! Пять дней от роду – а такой красавец! – мелким бесом рассыпалась плутовка. – Я устроила его в детской и никак на него не налюбуюсь. Хочешь подержать его?

Это была хитрость, рассчитанная на то, что она скажет «нет». Нина разжала губы и прошептала:

– Да.

Плутовка обнажила острые зубы:

– Сейчас принесу его.

Вернувшись, она сказала:

– Смотри, вот твоя мамочка! – И протянула тряпичную куклу. Нина знала, что внутри она набита всякой гнилью и перьями. – Посмотри на свою маму, Кирилл!

Нина раскрыла объятия и задохнулась от ужаса: они перехитрили ее – это он, ее малыш! И они чуть было не заставили ее взять его на руки. Ее любовь к сыну была сильнее всего на свете, и она волной захлестнула Нину.

– Нет! Нет! Нет! Нет!

– Неужели она сделала это со своими руками острой шпилькой?

– Да. Мы и подумать не могли, что она способна на такое…

– И она неприлично ругалась во весь голос?

– Язык не повернется повторить. Я еще не слыхала от женщины таких слов. Потом она внезапно успокоилась и сказала, что порезала себе руки, чтобы из нее вышло все зло. И еще она сказала…

– Продолжайте, мисс Трулав.

– Она сказала: «Если ребенок приблизится ко мне, он умрет».

– Мне очень жаль, мисс Трулав, но вы же понимаете, что при таком положении другого выхода нет. Уверен, вы согласитесь со мной. Все это очень печально, но хорошо, что у мальчика есть вы, его тетя, и он не окажется брошенным на произвол судьбы. К тому же он еще так мал, что не будет скучать по матери.

Они что-то надели на нее и так туго стянули рукава за спиной, что у Нины кровь застучала в висках.

– Неужели без этого нельзя обойтись? – все причитал чей-то голос. – Неужели без этого никак?

Глава двадцать третья

– Я вам что говорила, негодница? Сквернословов кормят мылом. – Демон в обличье медсестры развязал ей рукава, и Нина взвыла от боли, белым пламенем хлынувшей по рукам. Мочевой пузырь не выдержал, и кожу обожгла горячая влага.

– Лежите уж в этом, голубушка, все равно сейчас завернем вас в мокрые простыни.

Руки были словно чужими. Медсестры распластали ее голое тело, как тряпичную куклу, и стали перекатывать с боку на бок, пока она не оказалась запеленута в тугой кокон влажных простыней.

– Ну вот… – К макушке приложили и небрежно привязали кусок льда, обжигающего хуже огня. – Мы еще заглянем. Приятных снов!

Послышался смех, потом свет погас, и в замке с лязганьем повернулся ключ.

Нина лежала в мертвой тишине и темноте. Все тело горело от нестерпимого зуда, но нельзя было сделать ни малейшего движения, и, как она ни старалась взять себя в руки, ее опять обуял панический ужас, что она не сможет дышать и умрет от удушья. Страх медленно превратился в жар, и лед на голове начал таять, стекая прохладными ручейками по лицу, а туго запеленутому телу становилось все теснее и теснее в мокрых простынях.

А потом опять произошло чудо. Ощущение тесноты и удушья прошло, злоба и все дурное отхлынули, и наступил блаженный покой.

Позже кто-то пришел, размотал простыни и пригладил ей волосы, пробормотав: «Умница, умница». И она погрузилась в глубокий, безмятежный сон.

– Почему ты не взглянешь в небо, милочка? Сегодня перистые облака – такие красивые!

Но Нине нужно было смотреть под ноги, чтобы, не споткнуться.

– Некоторые солдаты на фронте видели в облаках ангелов. Так они узнали, что мы победим.

– А война кончилась?

– Нет.

– Я тоже однажды видела ангела.

– Неужели.

– Я поверила ему, хотя, может быть, напрасно.

– Скоро ты начнешь работать в огороде. Всем ведь нам нужно добывать себе пропитание.

– Нина.

– Да.

– Как ты себя чувствуешь?

– Я устала.

– Говорят, ты весь день работала в саду. Даже без передышки.

– Да.

– Тебе понравилось?

– Да.

Он улыбнулся.

– Надо бы и мне попробовать. – Он заглянул ей в глаза. – Значит, ты больше не считаешь себя виновной в чьей-либо смерти? Или в том, что началась война?

– Нет. – Нина почувствовала жалость к нему, ведь он устал не меньше ее. – Мы все виноваты.

– Вот-вот. Всеобщая вина. С этого и начнем?

– Начнем что?

– Говорить.

– Просто говорить?

– Просто говорить.

– Ого, Нина! – Нина увидела перед собой коричневые башмачки. Она подняла глаза и встретилась взглядом с Мэгги. – Да ты превратилась в заправского садовника!

Нина посмотрела на свои руки – грязные, заскорузлые, сильные. Они были ее рабочим инструментом.

– Что тут у тебя растет?

Повернувшись, Нина повела ее по узким проходам между грядками со стручковой фасолью.

– Да тут настоящий лес! – нервно рассмеялась Мэгги, и Нина замедлила шаг: в этом лабиринте легко заблудиться, если не знаешь дороги.

– Фрэнк передает привет. И Чарльз в письме просил кланяться. И миссис Лэнг, и Фэй Проктор. Ты знаешь, сколько ты уже пробыла здесь?

– Восемь месяцев. – Об этом сказал ей вчера доктор Астор.

В руке у Мэгги была сумка.

– Может, вернемся на лужайку и посидим в тени? – предложила она.

Нина заколебалась – она еще не закончила прополку.

– Пожалуйста, Нина, мне жарко.

Когда они вышли на лужайку, Нина сказала:

– Мэгги, ты меня навещаешь, а вот Анна, кажется, ни разу у меня не была. Может, она приезжала вначале, и я просто не помню?

– Нет.

Они сели на скамейку. Нина поглядела на свои руки и сказала:

– Я спрашивала у доктора Астора, и он божится, что с Кириллом все в порядке.

Мэгги похлопала ее по колену:

– Да-да, в полном порядке, клянусь тебе. О Кирилле можешь не беспокоиться. Он крепкий, здоровый малыш.

Нина вздохнула с облегчением.

– Нина, тебе здесь хорошо? – Мэгги стиснула сумочку. – У этой лечебницы хорошая репутация, мы наводили справки. А медсестры хорошо к тебе относятся?

– Да, – покривила душой Нина и замолчала, надеясь, что Мэгги скоро оставит ее и она сможет вернуться в огород.

Война кончилась, во всех церквях звонили в колокола. Звонили и в маленькой часовне при лечебнице, и медсестры хлопали в ладоши и смеялись. Наблюдая за ними, доктор О’Нил, самый старый из врачей, покачал головой:

– Просто дурдом какой-то.

Нина покосилась на него и сказала, чтобы убедить его в своем выздоровлении:

– Это всего лишь медсестры.

_____

– Поначалу, конечно, все ликовали. Мы видели, как сжигают чучела кайзера, но толпы были не так велики, как можно было ожидать. У людей не осталось душевных сил на то, чтобы торжествовать, и многие из вернувшихся солдат уже беспокоились о работе и жилье. – Мэгги открыла чемодан, в котором оказалось штук пять новых платьев. – Мы ожидаем, что тебя выпишут к Рождеству.

Она вынула и подняла перед Ниной одно платье, темно-синее, и, когда Нина стала трогать его, ткань цеплялась за ее огрубевшие, шершавые руки.

– Ни одного черного, – улыбнулась Мэгги. – И все короткие, как теперь модно. Я хочу, чтобы моя подруга была одета по моде.

– Твоя подруга – психопатка.

Мэгги развернула шаль в красно-зеленых тонах и подала ее Нине.

– Это зависит от химических процессов в организме, ты же сама знаешь, – ответила она. – Об этом вроде бы писали еще древнегреческие врачи.

Нина приложила мягкую шаль к щеке.

– Доктор Астор говорит, что это один из немногих видов мании, поддающихся излечению, но я не должна пытаться завести второго ребенка – не то после родов я совсем сойду с ума. – Она опустила шаль. – Я считала сумасшедшим своего отца, а на самом деле это я сумасшедшая.

Мэгги порывисто обняла ее:

– Ты не сумасшедшая.

Нина положила голову подруге на плечо.

– Мэгги, как Кирилл?

Она так и не подержала сына на руках – ни разу. А ей так хотелось этого, хотелось до боли, и эта боль перекатывалась в ней волнами, как эхо в морской раковине.

– Думаю, с ним все в порядке, – ответила Мэгги.

– Но ты сама не видела его?

– Нет, я долго пробыла в Шотландии. Чуть не забыла, я принесла тебе письмо от Кати. Я уже давно регулярно пишу ей, мы стали хорошими подругами. А вот сестра Гарри тебе так и не ответила. Столько британских судов было потоплено, возможно, она не получила ни одно из твоих писем. Может, стоит написать ей снова?

Нина представила Руби, женщину с длинными рыжими волосами. Нет, она не станет писать ей, пока не выйдет отсюда и не вернет себе Кирилла.

Две недели спустя Мэгги приехала снова.

Прежде чем Нина отправилась на встречу с ней, доктор Астор сказал:

– Думаю, мы вас выпишем в самое ближайшее время, возможно, даже в конце следующей недели. Но вам нужно поговорить со своей подругой с глазу на глаз.

Мэгги села на краешек кресла.

– Фрэнк извиняется, что не смог приехать, он на похоронах. Шестнадцатилетний сын его коллеги умер на прошлой неделе от гриппа. Семья убита горем; у них было двое сыновей, и второй погиб на войне.

Мир тонет в горе, подумала Нина.

– Этот грипп и вправду превращается в эпидемию? – поинтересовалась она.[9]9
  Речь идет о всемирной эпидемии так называемой испанки – особо тяжелой формы гриппа в 1918–1919 гг.


[Закрыть]

– Сомневаться не приходится. Утром на вокзале я видела двух женщин в марлевых повязках. – Мэгги натянуто улыбнулась. – Это платье тебе идет. Они все тебе подошли?

– Да. Спасибо. Ты должна сказать, сколько они стоят, и я заплачу тебе. Я вам обоим очень обязана, вы так много для меня сделали.

– Дорогая, это мы еще успеем обсудить. – Она отвела взгляд. – Доктор Астор сказал тебе, о чем я хочу поговорить?

– Он сказал, что нам надо обговорить что-что в связи с моей скорой выпиской. – Нина встала и отошла к камину. – Анна совсем меня забыла – ни письма, ничего. – Она вздохнула. – Из этого я делаю вывод, что в наших отношениях появилась какая-то проблема.

– Я обсудила все произошедшее с доктором Астором, и он посоветовал рассказать тебе обо всем, Нина. Нет смысла скрывать от тебя правду.

Нина никогда еще не слышала страха в голосе Мэгги; казалось, ее вообще нельзя испугать. Она взяла с камина статуэтку – слоника из черного дерева и принялась машинально вертеть ее в руке.

– Анна заботится о Кирилле уже почти год. – Нина подняла глаза на Мэгги. – Наверно, она полюбила его и почувствовала себя его матерью. Я прекрасно понимаю ее чувства. Ничего удивительного, если она не хочет расставаться с ним или считает, что мне нельзя доверить его воспитание. Но я бы ни за что в жизни не причинила вреда Кириллу! Просто я боялась, что Бог накажет меня и он умрет. Я только хотела уберечь его.

– Я знаю, Нина, но не только в этом дело… – Голос Мэгги дрогнул. – Начать с того, что Анна была глубоко потрясена твоей душевной болезнью. Сами твои роды ее очень нервировали, и когда я приехала, то отметила про себя, что она выглядит неважно.

А твой срыв сразу после родов оказался для нее непосильным испытанием. А потом, через несколько дней после того, как тебя поместили сюда, к ней явились из военной полиции. К несчастью, меня там в тот момент не было.

Нина с такой силой сжала деревянного слоника, что он больно врезался ей в ладонь.

– Это был коллега капитана Стюарта из Челтнема. Открыл ему Джереми – Анна была наверху с Кириллом, но через какое-то время она спустилась и услышала кое-что из слов офицера. Я знаю об этом от Фрэнка – Джереми рассказал ему по телефону.

– Что именно им известно?

– Джереми знает, где и как умер Ричард. Я не знаю точно, что именно из их разговора удалось услышать Анне и насколько она поняла все это. Но она слышала, как офицер говорил Джереми о развращенности Ричарда и… Он сказал, что в его развращенности капитан Стюарт во многом винит тебя. Что он считает… – Она прикусила губу.

– Я должна знать.

– Капитан Стюарт сказал ему, что ты самая безнравственная женщина, какую он только встречал. – Мэгги встала. – Нина, они могут говорить подобные вещи из-за своей глупости, невежества или страха. Ты не пожелала отречься от своего мужа. Ты поступила смело и благородно, ты одна из самых храбрых женщин, которых я знаю, но все это выше понимания для таких людей, как Стюарт.

Нина покачала головой.

– Значит, Анна меня ненавидит…

Мэгги вздохнула:

– Она должна была найти виноватого. Как-то я разговаривала с ней по телефону – она держалась очень холодно и говорила сбивчиво. С тех пор она больше не желала говорить со мной, но Фрэнк раза три-четыре разговаривал по телефону с Джереми. Джереми было очень трудно решить, что говорить, а что нет и в какой мере защищать тебя. Естественно, в первую очередь он беспокоился об Анне и старался насколько возможно уберечь ее от жестокой правды. Мы знали, что с Кириллом все хорошо, поэтому подумали, что лучше оставить все как есть и подождать, пока ты выздоровеешь. Да мы и не могли ничего поделать: врач в Челтнеме написал Анне, что ты не способна заботиться о своем ребенке и она должна взять его на свое попечение.

– Все мои действия должны служить одной цели – чтобы Кириллу было хорошо. Сейчас о нем хорошо заботятся – это главное. Теперь мне нужно позаботиться о том, чтобы выйти отсюда, полностью выздороветь. А потом я постараюсь убедить врачей выступить на моей стороне в суде, чтобы мне вернули Кирилла.

С минуту Мэгги молчала, а потом тихо сказала:

– Неделю назад мы получили письмо от Джереми. Нина, дорогая, мне так жаль – в нем было сказано, что они готовятся отплыть из Англии…

Нину будто бы со всей мочи ударили в грудь. Мэгги зачастила:

– Джереми писал, они поженились в прошлом месяце, и он убедил Анну, что им необходимо уехать; он предполагал, что они уже не вернутся в Англию. Он сказал, что Анна будет в отчаянии, если вся правда когда-нибудь всплывет в суде. Он хочет спасти ее от скандала и злословия. Ее и Кирилла. Нина, прости меня, мы совсем не ожидали ничего подобного!

– Вы не виноваты. – Нина прижалась лбом к прохладному мрамору каминной полки. – Куда они отправились? – У Нины было такое чувство, будто она сама плывет на корабле, одна, брошенная на произвол судьбы посреди бескрайнего океана.

– Об этом в письме не говорилось. Но Джереми сообщил, что они отплывают утром в четверг. Письмо было послано из Плимута, и Фрэнк немедленно навел справки: в четверг из Плимута отплывали два гражданских судна. – Ее голос прервался. – Миленькая, все это так далеко! Один корабль уходил в Кейптаун, другой, «Марафон», отплыл в Сидней, в Австралию…

Все в ее жизни вело к этому. Все, что бы она ни делала когда-либо – смеялась с Катей в оранжерее, уронила браслет под стол, зарывала в землю две пуговицы из слоновой кости, видела ангела, танцевала на пирсе, наблюдала за цеппелином, – каждое незначительное событие было прелюдией к этому мгновению.

Открылось ли это Дарье во время гадания? Было ли все это разложено в картах на кухонном столе?

Только у нее одной не было в жизни цели. Мама скрепляла собой семью, Дарья заботилась о маме, Катя растила своих детей. Мисс Бренчли, госпожа Кульман, Лейла, доктор Виленский, отец, Ричард, Гарри, Мэгги – у всех у них была какая-то цель, их жизнь имела смысл. Целью Нины было бежать из России, о дальнейшем она так и не подумала. Она была точно обломок кораблекрушения, носимый по воле волн.

В углу гостиной несколько пациентов без энтузиазма развешивали пыльные рождественские украшения. На корабле тоже будут украшения, и Кирилл, сидя на руках у Анны, со смехом потянется к ним пухлыми ручонками. В электрическом свете его волосы будут отливать золотом. А потом они прибудут в сиднейскую гавань, прекраснейшую гавань в мире – Нина была уверена, что Анна отправилась именно в Австралию.

Было невыносимо душно, камин дымил сырыми сосновыми шишками. Накинув красно-зеленую шаль, Нина прошла через холл и вышла на улицу. Облака рассеялись, и светила полная луна. Нина знала, что сегодня полнолуние: медсестры наблюдали небо, точно астрономы или моряки. «Сегодня будет тяжко – полнолуние», – предупреждали они друг друга в коридорах.

Нине стало жарко; она сняла шаль. Машинально она направилась по лужайке к огороду. Туфли хрустели по искрящемуся снегу; они промокнут, и перед сном нужно будет напихать в них скомканной газеты. Калитка была приоткрыта, и Нина вошла в огород. Там, где раньше стояли высокие заросли гороха и фасоли, теперь было пусто и голо, только снег блестел на длинных грядах. У нее начинало ломить виски.

Обратная дорога оказалась дольше, и к тому времени как она добралась до здания, голова уже просто раскалывалась от боли. Когда она взобралась на первую лестничную площадку, ей пришлось вцепиться в перила.

– Что с вами, голубушка? Да у вас подол весь мокрый… и туфли! Вы что, прямо вот так выходили на улицу? Эх, по мне, тех, у кого совсем голова не варит, надо держать под замком. – Медсестра приложила ладонь к Нининому лбу. – Да у вас жар! Идемте скорей. – Нина почувствовала, как ее обхватили за талию. – Пока вы совсем не слегли.

_____

Мокрые, растрепанные волосы лезли в глаза, но Нина не замечала этого – ведь она проделала долгий путь, вернулась с другого конца света. «Смотри, Кирилл!» Целуя сына в пухлую щечку, она подняла его на руках, чтобы он мог увидеть берег. Но малыш показывал пальчиком в небо и смеялся. Капитан окликнул ее:

– Вас, конечно, кто-то будет встречать?

– Да, нас ждут.

Нина всмотрелась в берег – вон она, пальма у самой воды. А под ней стоит женщина с длинными рыжими волосами – Руби. Руби подняла руку и помахала, и на душе у Нины тотчас стало спокойно и легко. Это было долгое путешествие, длиной в целую жизнь, но теперь оно закончилось.