Текст книги "Дерево ангелов"

Автор книги: Пенни Самнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

На каминной полке в гостиной начали скапливаться карточки с золотой каемкой – приглашения на чаепития, воскресные обеды, званые ужины. Поначалу приглашения пугали Нину. Когда пришло самое первое, она даже расплакалась.

– Боже мой, Нина… – растерялся Ричард, держа в руке приглашение на чай от миссис Смит. – Это всего лишь чаепитие. В России ты бывала на таких много раз, и я не думаю, что здесь оно будет сильно отличаться.

Конечно, Нина бывала на званых чаепитиях, но тогда ведь она была ребенком, а теперь она – замужняя женщина. К тому же – разве ей удастся вести беседу так, как это делала мама? Мама всегда была таким остроумным, интересным собеседником… За день до чаепития Нина скрупулезно изучила все газеты; Ричард, смеясь, говорил, что она похожа на студентку накануне экзамена.

– От тебя вовсе не требуется быть в курсе последних событий. Уверяю тебя, миссис Смит на это не рассчитывает.

Вернувшись на следующий вечер домой, Ричард первым делом спросил у Нины:

– Ну, как ты? Жива?

– Это было ужасно… – проговорила она, сохраняя на лице серьезную мину.

– О, дорогая… – у него вытянулось лицо. – Мне так жаль.

– …Ужасно скучно, – рассмеялась Нина. – Мы только и говорили, что о погоде!

Это была не совсем правда – миссис Смит, помимо прочего, говорила о своих детях и даже сводила Нину в детскую, чтобы познакомить с младшими дочерьми, одной из которых оказалось тринадцать, другой – четырнадцать. Когда они вошли, старшая сделала грациозный книксен и опять принялась играть в куклы с сестрой. У Нины запылали щеки: что бы сказали эти люди, узнай они ее настоящий возраст? Но когда она прошла мимо зеркала в холле, к ней вернулась уверенность в себе – из зеркала на нее смотрела не девчонка, а молодая замужняя женщина.

_____

Вскоре приглашения посыпались градом, по большей части от жен и матерей брайтонских коллег Ричарда. Внимательно приглядываясь к английским дамам, Нина обнаруживала, что во всем, что они делают, есть какое-то неуловимое отличие от того, к чему привыкла она, – в том, как они держат вилку, пьют чай, сидят в кресле.

– Скажи, я что, как-то не так хожу? – спросила она однажды у Ричарда.

– Не так ходишь? – На его лице читалось недоумение. – Что ты имеешь в виду?

– Вчера у миссис Янг после чая мы пошли прогуляться по приморскому бульвару, и миссис Сэйлз сказала мне: «Миссис Трулав, я вынуждена попросить вас идти чуть помедленнее – мне за вами не угнаться». И все они переглянулись.

– Ах это, – он кивнул. – У англичанок, во всяком случае у женщин среднего класса, принято ходить медленно.

Беседы, которые вели английские леди и русские дамы, тоже различались. Англичанки были настолько опутаны всякими табу, что зачастую под конец вечера Нина уже переставала понимать, о чем они говорят, даже если речь шла о каких-то пустяках. Когда она попыталась объяснить все это Ричарду, он замахал руками.

– Но, милая, это же и есть суть английского разговора. В нем важно не столько то, что говорится, сколько то, что умалчивается, и то, как об этом умалчивается. К примеру, в переговорах с клиентами я начинаю бить тревогу не тогда, когда они ведут себя сдержанно и неприветливо, а наоборот – когда они полны энтузиазма. Тогда я понимаю, что они собираются пойти на попятный.

Может быть, потому, что Англия такая маленькая страна, они не представляли себе, насколько необъятна и многообразна Россия. Узнав ее девичью фамилию, они были уверены, что она приходится родственницей балерине Тамаре Платоновне Карсавиной и непременно должна была встречаться с Нижинским! Казалось, они представляли Россию этаким лондонским пригородом, где все друг друга знают.

Первое время Нина была нарасхват в двух «лагерях» брайтонского общества. Ричард тщательно растолковал, чем они отличаются друг от друга.

«Законодательницы мод» одевались по последней моде, питали слабость к узким шелковым перчаткам до локтей, которые не снимали даже во время еды, и носили экстравагантные прически. Впрочем, им было далеко до самых отъявленных модниц в Ницце – те щеголяли в вечерних платьях в сочетании с дневным капором без ленточек и туфлями-лодочками с острым носом. Но «законодательницы мод» быстро разочаровались в Нине и после пары приглашений ее оставили в покое.

«Кумушки» тоже поначалу заинтересовались Ниной. Одного того, что она русская, уже было достаточно, чтобы привлечь их внимание, хотя их страстью оказалась не столько культура, сколько карты. Они играли регулярно, особенно в бридж «аукцион», который, как вскоре узнала Нина, первоначально назывался в Англии русским вистом. Они приглашали Нину, ожидая от нее особенного мастерства за карточным столом, но она была полной невеждой: мама считала игру в карты развлечением для старух. Когда стало ясно, что Нина ничего не смыслит в картах, приглашения прекратились.

Вскоре после того как они въехали в дом на площади, Ричард представил Нину своему хозяину, мистеру Льюишему, который жил в роскошном особняке на Кингс-Гарденс.

– Миссис Трулав… – Мокрые седые усы пощекотали ее руку. – Не могу выразить, как я рад. Долгие годы я твердил Ричарду, что человек с его положением, да еще с такой фамилией…[3]3
  Трулав, англ. true love – настоящая любовь.


[Закрыть] – он засмеялся своей шутке, – должен – нет, просто обязан жениться! Но я никак не ожидал, что он сорвет такой изысканный цветок. – Сняв пенсне, он промокнул глаза несвежим полотняным платком. – Вы напомнили мне мою дорогую покойную супругу.

Миссис Льюишем хмурилась на них с портрета в течение всего ужина. Ростбиф, как всегда, был жестким как подошва – английская стряпня оказалась дрянной. Говорили о всяких пустяках: о том, что пишет передовица утренней «Таймс» о судоходстве на Темзе, о слухах, будто король со своей свитой настреляли без небольшого четыре тысячи фазанов… Но Нина, сидя с мужчинами, была счастлива уже тем, что, заговорив о делах фирмы – о цинке, олове, серебре, – они не повышали голосов, не дубасили кулаками по столу.

Каждый месяц Ричард с Ниной ужинали у мистера Льюишема либо принимали его у себя и по-прежнему ходили в гости и сами устраивали званые чаепития, обеды. Каждый день приходила прибираться в доме девушка по имени Сюзан; кроме того, они наняли кухарку, Маргарет. Несмотря на это Нину все еще тяготила роль хозяйки; порой это, видимо, было заметно, потому что после очередного званого ужина одна из гостей, миссис Лэнг, объявила во всеуслышание, что намерена взять ее под свое покровительство.

– Дорогая, – сказала она, – вы в Брайтоне совсем недавно, а я прожила здесь всю свою жизнь. Мои дочери замужем и живут в других городах, поэтому я настаиваю на том, чтобы вы позволили мне помогать вам.

С тех пор миссис Лэнг стала бывать почти на каждом приеме, который давали Трулавы. Ее сопровождал муж, маленький, тихий, безотказный человечек, который всегда готов был занять беседой даже самого скучного гостя. Кроме того, миссис Лэнг водила Нину на вечеринки и собрания Женской гильдии.

Такова была в то время светская жизнь Нины и Ричарда. А настоящая их жизнь проходила дома. Частенько их навещали друзья – Чарльз и спокойный, худощавый Лоренс, историк, преподававший в Оксфорде. Нина выросла среди женщин и теперь вдруг обнаружила, что ей предстоит научиться разговаривать с мужчинами. С Чарльзом не нужно было думать об условностях – он мог часами взахлеб перемывать кости жителям Брайтона, сидя с ней в гостиной. Зато Лоренс сперва чурался Нины, будто ее присутствие чем-то оскорбляло его. Это был своеобразный тип, с моноклем, в галстуке своего колледжа, заколотом булавкой с бриллиантом. Ученый муж, однако, оттаял, когда увидел Нинину растущую библиотеку и понял, что она читает литературу, которую он именовал «серьезной».

Приехав в Англию, Нина начала читать и русских писателей. Мама не жаловала русские романы, считая их «слишком несдержанными», поэтому на полках в малой столовой их было немного. Но на Чаринг-Кросс-Роуд был букинистический магазин, где пару полок занимали русские книги, за которые и взялась Нина, следуя советам старика-букиниста. Лоренс, читавший некоторые из этих романов в переводе, расспрашивал Нину, как ей понравились Достоевский и Толстой. Нина склонялась к маминому мнению насчет обоих, зато Чехов стал для нее открытием. Лоренс никогда не слышал о нем и был очень благодарен Нине, когда она кропотливо, с мучительным трудом перевела для него пару чеховских рассказов.

– В Брайтоне скоро открывается колледж – филиал Лондонского университета, – сообщил он. – Будут принимать и женщин. Вам бы туда.

– Он полагает, что у тебя есть способности, – сказал позже Ричард. – И что я должен нанять тебе учителя. Я ответил ему, что ты замужняя женщина, а не какая-нибудь школьница.

Он произнес это шутливым тоном, но Нина почувствовала, что муж не совсем доволен.

Однажды вечером Лоренс привел с собой одного из своих студентов, некоего Дэвида. Студент был очень смазлив и, как шепотом сообщил Ричард, сочинял невразумительные стихи, которые печатались в каких-то авангардистских журналах. Сидя рядом с молодым человеком в гостиной, Нина с изумлением заметила, что глаза у него подведены сурьмой, а щеки чуть подрумянены. Поэт приятно улыбался, но почти не раскрывал рта, во всяком случае при Нине.

Иногда Чарльз с Лоренсом заявлялись без предупреждения, и они все вчетвером, точно малые дети, совершали налет на кладовую с продуктами и уносили полные тарелки добычи, приготовленной кухаркой Маргарет: нарезанные ломтиками холодное мясо, заливной язык, маринованный лук, куски сыра и хлеба. Частенько они пировали прямо на полу перед камином в малой гостиной, а потом потягивали портвейн и курили, пока кто-нибудь не предлагал прошвырнуться по городу. Тогда Нина уходила наверх.

Наутро Нина с Ричардом слышали, как Сюзан, приходившая в шесть часов, чтобы растопить камины, грохочет, собирая оставленные на полу тарелки и чашки, и громко бурчит, что вот бывают же такие люди, но это не ее ума дело… Ричард так же громко говорил Нине, что лучше бы Сюзан помалкивала, раз уж она понимает, что это не ее ума дело. Мама бы велела Сюзан попридержать язык, а Дарья просто надрала бы ей уши. Это и предложила однажды Нина, после того как Сюзан вскипятила самовар без воды и один бок у него покоробился.

– Ей надо оплеух надавать! – прошипела Нина Ричарду.

Тот уставился на нее в изумлении, а потом захохотал во все горло. В тот вечер к ним зашел Чарльз, и Ричард, захлебываясь от восторга, рассказал ему об этом случае.

– Она маленькая дикарка, – он расправил кружевную манжету Нины, – и, будь ее воля, с удовольствием поколачивала бы прислугу, будто помещица – крепостных девок. Я ей говорю: если бы Сюзан жила у нас, пришлось бы отдать ей чулан на чердаке. И знаешь, что мне ответила эта фурия? Что чулан подошел бы для гувернантки, а для прислуги это будет слишком шикарно!

Они с Чарльзом хохотали до слез, а Нина ушла на кухню. Они считают ее невежественной дурой! Это правда, что в России прислуге не дали бы собственную комнату, зато правда и то, что в России слуги – как бы часть семьи. Здесь же, в Англии, они ненавидят своих хозяев. Весь дом был пропитан неугасимой враждебностью Сюзан и злобным брюзжанием Маргарет.

– Милая… – В дверях стоял Ричард. – Нина, ты ведь не сердишься, нет? Это всего лишь шутка.

Он подошел и, опустившись на стул рядом с ней, прислонил голову к ее груди.

– Я слышу, как бьется твое сердце. – Он поднял на нее глаза. – Я правда люблю тебя, Нина. Ты ведь об этом знаешь?

– Да, да! – Нина взяла его за руки, обиды как не бывало. – И я тоже тебя люблю!

«Я думаю, – сказал Ричард в то утро в саду тети Лены, – что мы будем самыми верными друзьями на свете».

И действительно, так оно и вышло. Он – ее лучший друг и ее муж, и она любит его без памяти.

Спустя немного времени Ричард с Чарльзом пошли на улицу, и Нина смотрела из окна, как они стоят на тротуаре, видимо, решая, в какую сторону направиться. Чарльз кивнул в сторону расцвеченного огнями Западного пирса, но они туда не пошли, а пересекли площадь и свернули направо. Перед тем как свернуть за угол, Ричард поднял взгляд на нее в окне, улыбнулся, коротко помахал рукой. Она тоже помахала ему. А потом спустилась в малую гостиную и начала письмо тете: «Каких-то несколько месяцев назад мне казалось, что я уже никогда не буду счастлива. Мне никогда не отблагодарить тебя за то, что ты для меня сделала. Мне так повезло с Ричардом – мы созданы друг для друга…»

Глава восьмая

Лето 1914 года было поистине волшебным.

«Стоит невозможная жара, – писала Нина сестре, – от нее одно лишь спасение – море. У меня теперь два купальных костюма (оба – выше колена!), и я уже плавала целых восемь раз. Первый раз я искупалась на одной из старомодных купальных машин – коробок на конной тяге, полных песка и вони. Они управляются старухой, которая, после того как лошади втащат купальню в воду, окунает силой самых робких детишек. Я уже почти потеряла счет всяким пикникам и приемам в саду – столько их было. С наступлением лета все мы влезли в белые муслиновые платья с открытой шеей, что в начале сезона многих шокировало, теперь же никто и бровью не ведет…»

Помимо приемов в саду и пикников, были выставки цветов, праздники на открытом воздухе, регаты, так что к концу недели Нина порой уже не могла припомнить, что делала в начале. Кроме того, несколько раз они катались, поднимая тучи пыли, на новом автомобиле Лоренса, на котором он регулярно приезжал из Оксфорда. В июле он повез их погостить в Челтнем. По приезде Лоренс оставил их у миссис Трулав. Это был уже второй визит Нины к свекрови; первый был в апреле, сразу после того как Нине исполнилось пятнадцать. Мать Ричарда оказалась не такой ужасной, как ожидала Нина. Обратно они должны были поехать на поезде и взять с собой в Брайтон сестру Ричарда Анну.

– Вот увидишь, скоро Анна будет от тебя без ума, – заверял Ричард. – Ей не устоять перед твоим очарованием.

В то время как мать Ричарда все еще ярилась на Нину – ей никогда не простится то, что она иностранка, – в Анне Нина замечала опасливый интерес.

– Ей хочется полюбить тебя, – объяснял Ричард, – но она нервничает из-за того, что ты не такая, как другие.

– Какая жалость, что у вас нет никаких свадебных фотографий, – насупилась Анна. – Надо ж такому случиться, что фотограф погиб.

Они вернулись в Брайтон в середине дня, и Ричард сразу же отправился в свою контору, впервые оставив Нину наедине с Анной. Теперь они стояли на Западном пирсе.

– Да, – откликнулась Нина, готовясь повторить сказку, которую однажды уже рассказывала свекрови. – Это была трагическая случайность. Лошадь понесла, и повозка врезалась в дерево, а фотографа, беднягу, выбросило прямо в воду. У рек в России очень быстрое течение…

Мысль о фотографиях даже не приходила в голову ни Нине, ни Ричарду. Во время первого визита Нины в Челтнем миссис Трулав раздраженно заговорила о свадебных фотографиях, будто требуя доказательства, что злосчастный брак сына и вправду был заключен. Нина мигом выдумала историю о крушении экипажа.

Теперь, чтобы скрыть улыбку, Нина взглянула поверх перил пирса вниз, где тяжело, точно огромный зверь, дышало море, облизывая сваи. Молодая жена-русская, свадебных фотографий нет… Неудивительно, что Челтнем в замешательстве.

– Такая жалость… – повторила Анна.

В ее тоне слышалась нотка неодобрения, и Нина снова призадумалась над тем, как завоевать любовь золовки. Мама и тетя Лена любили друг друга, но это потому, что их характеры были так схожи. «Твоя мать заменила мне сестру, которой у меня не было, – признавалась Елена. – У нас нет тайн друг от друга». Конечно, они с Анной не родственные души, но как лестно было бы добиться того, чтобы сестра Ричарда восхищалась ею… Решено, в ближайшие недели это станет ее целью. Что бы сделала на ее месте мама? Маму-то все любили… При мысли об этом Нина вспомнила слова Дарьи: «Все любят твою маму потому, что она любит всех».

Отступив на шаг от перил, Нина подалась вперед и взяла руку золовки, стараясь, чтобы этот жест выглядел как душевный порыв.

– Я так рада, что ты смогла приехать с нами в Брайтон, Анна! Ричард так много говорил о тебе, с самой первой нашей встречи. Не прошло и десяти минут, как он уже рассказывал мне о ваших танцах вдвоем на лужайке.

Анна заулыбалась:

– Мы с Ричардом всегда были близки.

– Он расстроился, что пришлось сразу же возвращаться в контору – такой уймы дел никогда не бывало, но я сказала ему, что мы сами найдем себе развлечения, так что пусть о нас не переживает. Он надеялся пойти с нами на следующей неделе на автомобильные гонки, но мы можем сходить и без него…

Улыбка Анны дрогнула, грозя слинять вовсе: в Челтнеме могут счесть не совсем приличным, что две женщины идут без сопровождения на автомобильные гонки. Нина торопливо продолжила:

– Меня уверяли, что в этом году в моде яркие цвета. Так что твое зеленое шелковое платье будет в самый раз. И нам нужно будет подобрать зонтики, – она бросила нерешительный взгляд на свой собственный зонтик, – кажется, нынче они должны быть очень внушительными. Ричард будет в восторге – ему так хочется, чтобы тебе понравилось у нас. А на Женский день он может сводить нас на ужин.

Было очевидно, что Анну разрывают противоречивые чувства, но в конце концов надежды Нины оправдались, и будущая встреча с братом, зеленое шелковое платье и перспектива выбора нового зонтика взяли верх. На лице золовки снова расцвела храбрая улыбка:

– Думаю, нет ничего плохого в том, что мы сходим на автомобильные гонки. Тем более, как ты говоришь, это доставит удовольствие Ричарду.

Гонки оказались вполне благопристойным увеселением, и в толпе зрителей Нине с Анной повстречались чуть ли не все родственницы коллег Ричарда. От скорости автомобилей, мчавшихся по гладкому гудроновому покрытию, захватывало дух, и Нина с Анной то и дело со смехом цеплялись друг за дружку.

– Я так рад, что вы хорошо провели время, – объявил в конце недели, за ужином, Ричард. – Хоть сам я и не смог побывать в этом году на гонках, мысль о том, что вы отлично проводите время, очень скрасила мне дни, проведенные в конторе.

Анна улыбнулась:

– Да, это было очень весело. Знаю, что мама совсем не обрадуется, когда я скажу ей…

– Тогда не говори ей, – перебил ее брат.

– Ричард!..

Он поднял свой бокал, будто провозглашая тост.

– Как твой старший брат, я категорически запрещаю тебе это. – Он наклонился к сестре через стол. – Серьезно, Анна, я бы не стал говорить ей об этом. Никто не заставляет тебя лгать, просто не всегда так уж необходимо говорить маме обо всем, к тому же в таком случае тебе будет легче отпроситься у нее, когда ты надумаешь поехать к нам снова.

Когда они готовились ко сну, Ричард поцеловал жену в щеку.

– Дорогая, ты просто волшебница. Тебе удалось расшевелить Анну. Если так будет продолжаться, она пустится во все тяжкие и даже найдет себе ухажера. Я как раз думал о том, что мы могли бы подыскать ей кого-нибудь.

Жизнерадостно насвистывая, он направился в гардеробную, и Нина за туалетным столиком заулыбалась, глядя на себя в зеркало. Она знала, как Ричард беспокоится за сестру, опасаясь, что миссис Трулав готовит Анне участь старой девы, живущей при матери.

– Засидевшись в девицах, она превратится в старую стерву, – говорил Ричард. – Она и так к этому предрасположена.

Нина понимала, что он имеет в виду. В характере Анны действительно были черты, которые могли развиться в злонравие, и все-таки нынешний визит удался: теперь Анна готова была одобрительно принять то, чего раньше чуралась. Что же до предложения Ричарда подыскать ей кавалера… Хм, в свои двадцать шесть Анна уже, по сути, старая дева. И все-таки она не лишена привлекательности; более того – со своими вьющимися рыжими волосами она оказалась гораздо милее, чем можно было судить по фотографиям. Они с Ричардом верно могли бы подыскать Анне подходящую партию в Брайтоне.

Накануне отъезда Анны произошло в высшей степени неожиданное событие – на пляже приземлился французский аэроплан. К месту происшествия собрался чуть ли не весь город, приморский бульвар наводнился разноцветными шелками и зонтиками. Пилота усадили в шезлонг, и он весело махал рукой перед фотографами, отхлебывая из бокала вино и закусывая устрицами, которые прислали ему из одного бара. На следующий день «Брайтонский вестник» с добрым юмором написал о происшествии, восхваляя храбрость авиатора, но закончил на типично серьезной ноте: если подобный трюк удался французскому пилоту, то в один прекрасный день его могут повторить пилоты менее дружественных стран.

_____

Ричард с Ниной отвезли Анну в Лондон, где она должна была перед возвращением в Челтнем ненадолго остановиться у своей подруги Джанет Уайт. Двадцатитрехлетняя мисс Уайт жила с родителями в Ричмонде и была помолвлена с каким-то архитектором. Они пообедали с ней в ресторане.

– Миссис Трулав, Анна говорила, что ваша сестра живет в Ницце, – сказала мисс Уайт, сделав глоток воды. – Я была там однажды в детстве, на каникулах, но теперь уже почти ничего не помню. Но моим родителям там точно не понравилось. Помню, моя мать находила все в Ницце кричаще безвкусным. Разумеется, это было очень давно…

– Да ну! – вклинился голос. – Я недавно была в Ницце, и мне она показалась очаровательной. Я была там проездом, по пути в Италию, на суфражистскую конференцию[4]4
  Суфражизм – женское движение второй половины XIX – начала XX вв., требовавшее предоставления женщинам избирательных прав наравне с мужчинами.


[Закрыть].

Нина внимательно разглядывала говорившую – Мэгги Чаплин выглядела старше своих тридцати с небольшим. Ее муж Фрэнк, адвокат, был одним из старинных друзей Ричарда, Нина уже встречалась с ним пару раз, но тогда он был без жены. Ричард говорил, что она много ездит, борясь то за одно, то за другое правое дело. Нине импонировала Мэгги с ее волевым лицом и копной тронутых сединой волос. Но как отнесется к упоминанию об избирательных правах женщин Анна? Нина помнила – она не раз фыркала, читая в газетах о деятельности суфражисток.

– Право голоса, которое мы вот-вот завоюем, грозит нам потерей достоинства… – заметила мисс Уайт и стрельнула глазами в сторону Анны, которая оскорбленно поджала губы, однако промолчала.

Нина тоже ничего не сказала. Ясно, что у женщин должно быть избирательное право. Но Нина никак не могла взять в толк, почему в Англии по этому поводу поднялась такая шумиха. Здесь много разглагольствовали о демократии и праве выбора, но в действительности выбор существовал лишь на словах.

– Ну, я никогда не придавала большого значения «достоинству», – весело заметила Мэгги Чаплин. – Оно только мешает. Такая же докучная обуза, как шлейф на дневном платье: как ни старайся, в конце концов он превратится в замызганную тряпку.

Ричард ухмыльнулся, а Нина прикусила губу, чтобы не прыснуть. Мэгги Чаплин поймала Нинин взгляд и подмигнула.

После обеда они отправились в ботанический сад Кью-Гарденс, где, несмотря на прекрасную погоду, было почти пусто. Они двинулись по тропинке, и Анна взяла Нину под руку.

– Нина, я так рада, что за эти несколько недель мы получше узнали друг друга. А о моей матери не беспокойся. После того как умер отец, она пыталась сосватать Ричарду уйму челтнемских девушек, ни одна из которых его не интересовала. Она боялась, что он превратится в «убежденного холостяка», и была просто ошарашена, когда он сообщил, что сам нашел себе жену. Само собой разумеется, вы должны были пожениться в России, с твоей семьей. Я сказала маме: каково бы тебе было, если бы я вышла замуж в другой стране?

При мысли о том, что Анна, англичанка до мозга костей, выходит замуж где-то за границей, Нина невольно усмехнулась.

– Смотри, – она указала на очертания вдали. – Что это?

Ричард, идущий впереди с Джанет Уайт и Мэгги Чаплин, услышал ее и обернулся.

– Это, должно быть, китайская пагода, – сказал он. – Я слышал, что она очень похожа на настоящую.

В бахвальстве англичанам поистине нет равных! Королевский павильон в Брайтоне тоже, мол, точно воспроизводит дворец махараджи. Нина заслонила ладонью глаза от солнца и спросила:

– Можно ли подняться на ее вершину?

– Ты что, Нина, не вздумай! – Анна схватила ее за руку.

– Внутри есть винтовая лестница, – равнодушным тоном сообщила Джанет Уайт, – но я бы не советовала лезть по ней – по словам моих братьев, она очень крутая. По такой жаре это будет утомительно.

– Зато какой должен быть вид оттуда! – Мэгги Чаплин шагнула вперед. – Я вполне понимаю, мисс Уайт, ваше нежелание лезть по столь крутой лестнице да еще в жару, но вы-то, миссис Трулав, вы составите мне компанию, не правда ли?

Нина, помня о заговорщическом подмигивании, ответила в том же духе:

– Я бы не смогла отпустить вас туда одну.

– Нина! – Пальцы Анны затрепетали на Нинином запястье.

– Какая жалость, что нет больше кафе, где мы могли бы подождать вас, миссис Чаплин. – Тон Джанет Уайт граничил с резкостью. – Но пока миссис Чаплин и миссис Трулав совершают свое восхождение, – она кивнула Ричарду с Анной, заявляя свои права на них, – мы втроем сможем посетить Пальмовую оранжерею, а потом отдохнуть в тени Апельсиновой оранжереи.

– Должна признаться, лестница круче, чем я думала, – сказала идущая впереди Мэгги. Подол ее строгой темно-синей юбки поседел от пыли.

Вблизи пагода разочаровывала своим внешним видом, только золотые драконы были великолепны. Зато внутри уходила вверх величественная спираль – винтовая лестница из серого металла.

– Тут есть площадка! – Мэгги ступила на лестничную площадку и подошла к проему, выходящему на просторные газоны внизу. – Надо думать, – Мэгги немного запыхалась, – вы вряд ли знакомы с кем-нибудь из большевиков?

– Нет, не знакома, – ответила Нина, не совсем понимая, какое это имеет значение.

Мэгги улыбнулась:

– Фрэнк, наверно, уже спрашивал вас. Он считает, что каждый человек из России обязательно должен знать все о радикалах или должен сам быть радикалом.

– Кое-кто говорит, что мой отец – большевик.

– Но это неправда?

Как там сказал однажды отец? Сергея Рудольфовича еще очень разозлили его слова…

– Помню, отец говорил, что идеи большевиков подтвердятся, если Россия по-прежнему будет отставать от других стран в производстве зерна. Но, по-моему, из этого не следует, что он большевик. Я думаю, он сумасшедший. – И быстро добавила: – То, что он сказал насчет зерна, тут ни при чем. Насчет этого он, может быть, и прав.

Мэгги дотронулась до ее руки:

– Теперь вы идите впереди. Я вас догоню.

С трудом карабкаясь по металлическим ступеням, она вспомнила, как Сергей Рудольфович называл отца схимником. Но уж конечно отец – не пустынник и не святой дурачок-юродивый – ведь он разбил губу Дарье Федоровне, единственному человеку, который не побоялся спать с ним в комнате, чтобы не дать ему покончить с собой. В конце концов, может, он и правда большевик…

Мэгги странно сиплым голосом прокричала снизу, с площадки:

– Вид восхитительный, правда же?

Но Нина не хотела портить удовольствие и любоваться видом, пока не заберется на самый верх. Последний виток лестницы – и вот она на вершине. Она облокотилась о балюстраду. Высота превосходила все ожидания. Вдали виднелись бесконечные ряды улиц и домов. Ощущение, будто она падает, было почти нестерпимым и в то же время радостно-пьянящим – летишь вниз, в бездну, быстро-быстро…

– Здесь случались самоубийства, – отдуваясь, проговорила за спиной Мэгги. – Поэтому пагоду до сих пор грозятся закрыть.

Обернувшись, Нина увидела взлохмаченные волосы и посиневшие губы Мэгги и вскричала:

– Не надо было вам подниматься сюда!

– Да, не надо было, и, будь здесь Фрэнк, он бы строго-настрого запретил мне делать это. Но тогда я бы никогда не увидела все это. Вы не волнуйтесь, со мной такое бывает при перенапряжении.

Но в ее глазах читался страх. Если у Мэгги случится сердечный приступ прямо здесь, как же они спустят ее вниз?

– Присядьте. – Нина почувствовала, что бессознательно копирует манеру госпожи Кульман. – Присядьте и опустите голову на колени. Нам спешить некуда. – Она встала на колени и расстегнула верхние пуговицы на блузке Мэгги, а потом принялась махать на нее руками.

– Вы могли бы стать медсестрой, – вздохнула Мэгги.

– Я почти и стала. – Это звучало точно вступление волшебной сказки. – После того как умерла моя мама, отец решил превратить наш дом в больницу.

Мэгги помолчала минуту.

– Потому-то вы и сказали, что он сумасшедший?

– Думаю, он всегда был безумен. Пока не умерла мама, он был без ума от любви к ней и помешан на передовых методах ведения сельского хозяйства. Если бы Ричард не увез меня оттуда, даже не знаю, чем бы все это кончилось. Ричард спас меня.

Мэгги подняла голову; ее губы были бледными, но, по крайней мере, уже не синими.

– Ричард никогда не выглядел таким счастливым. Так что вы спасли друг друга. Нина, надеюсь, вы простите мне мое любопытство: сколько вам лет?

Когда люди спрашивали о возрасте Нины, они с Ричардом накидывали ей четыре года.

– Мне девятнадцать.

– Всего девятнадцать, – улыбнулась Мэгги. – Вы кажетесь очень рассудительной для своих лет.

Они посидели еще немного и, в последний раз окинув взглядом панораму, медленно спустились вниз.

– Видите… вон там, у тех деревьев? – После долгого спуска голос у Мэгги был усталым, но в нем звучала лукавинка.

Место, куда показывала Мэгги, было совершенно пустым.

– Там мы бы сейчас встретились с нашими друзьями… если бы одна суфражистка не сожгла кафе.

– А почему именно кафе? – У Нины вдруг так захватило дух, что она сама себе удивилась.

Мэгги захихикала:

– А почему бы и не кафе? Думаю, именно так ответила та женщина, когда в полиции ей задали этот самый вопрос. «А почему бы и не кафе?»

Тем же вечером Нина и Ричард сели на семичасовой поезд в Брайтон.

– Ты совершенно покорила Анну, – сказал Ричард, когда они выходили с вокзала. – Она души в тебе не чает, и я уверен, что твое влияние пойдет ей на пользу. Бедняжка Анна, ты поможешь ей раскрыться для мира. И Мэгги ты тоже очень понравилась, – продолжал Ричард. – У меня такое предчувствие, что очень скоро вас будет водой не разлить. Жалко, что ей вздумалось подниматься на пагоду – ты была бы в восторге от Пальмовой оранжереи. Все пальмы – из Австралии. Тамошний садовник – славный парень. – Ричард стиснул ей руку. – Неплохо образован и очень учтив. Я жалею, что ты не познакомилась с ним. Он сказал, что в той части света есть дерево с жалящими листьями. Боль от них ужасная и не проходит месяцами. Известны даже случаи, когда люди сходили с ума.

В то время как Лондон казался непривычно тихим, здесь, в Брайтоне, улицы были запружены народом, и царила праздничная атмосфера. Незнакомые люди здоровались друг с другом.

– Почему у Чаплинов нет детей? – спросила Нина. – Потому что у Мэгги что-то с сердцем?