Текст книги "Посредник"

Автор книги: Педро Касальс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

Ператальяда

Суббота, 16 января

Масия, которую арендовал Салинас, была массивным, внушительным строением прямоугольной формы, которое опоясывала открытая галерея – через нее и входили в дом. Внутри было неожиданно уютно и мило, белые стены увешаны картинами, среди которых выделялись пейзажи пляжей и купален начала века и репродукции известных полотен из музеев Нью-Йорка и Парижа. В одном из углов гостиной были аккуратно сложены на ребро десятка два картин, которые не успели еще повесить. Воздух в доме, казалось, светился, а росшие возле окон кусты лавра наполняли его терпким ароматом.

Алекс вернулся в Барселону на своем «рено-5». Он хотел быстрее покончить со статьей о Пикассо, обещанной редакции как результат поездки, а уже потом, полностью освободившись, заняться делом о краже масла.

Салинас проснулся часов в десять и решил прогуляться к дому Ренома, что был минутах в пяти ходьбы от масии. Он застал Ренома оживленно беседующим с сеньором Себастьяном – владельцем Ператальяды, дома, в котором жил Реном, и четырех сотен гектаров, что окружали обе постройки.

– Здравствуй, адвокат! – приветствовал его сеньор Себастьян.

– Потрясающий день. Солнце-то какое... и никакой Трамонтаны, – весело ответил Салинас, питавший симпатию к старику.

– Если так и дальше будет продолжаться, боюсь, летом нам воды не хватит, – пожаловался Реном.

Они поговорили обо всем и ни о чем, наслаждаясь замечательным зимним солнцем, которое случается в Ампурдане только в дни, когда не дует Трамонтана. Затем Салинас вернулся к себе и расположился в патио, уютно устроившись в шезлонге. Положив ноги на торчавший рядом пенек, он погрузился в чтение «Долгого прощания» Реймонда Чандлера [5]5
  Известный американский писатель, мастер детективного жаяра.


[Закрыть].

Так прошло около часа, пока не появилась Долорс с двумя корзинами, полными покупок. Вскоре она вынесла ему обед прямо в патио, расставив блюда на мраморном столике с чугунными ножками. Включив записи Джино Паоли[6]6
  Популярный итальянский эстрадный певец.


[Закрыть], Салинас с аппетитом принялся за жареного гуся с грушами.

После обеда, дочитав до половины роман Чандлера, он стал раздумывать, пойти ли ему в кафе и сыграть там в домино с приятелями, которые у него завелись в селении, или выспаться как следует. Но пока он гадал, что лучше, сон сморил его, и Салинас, добравшись до постели, решил устроить себе сиесту.

Проснулся Салинас от того, что кто-то легонько щекотал его по спине. Повернувшись, он увидел Ану.

– Привет! Я вот на день раньше сбежала из Изолы, а ты тут спишь.

– А как ты вошла?

– Мне открыл Реном. Ты хоть представляешь который час? – спросила девушка.

– Не знаю... Но уже темно.

– Восемь.

– Да... Ну и поспал я, – поразился Салинас. – Должно быть, слишком плотно пообедал. Как ты добралась? А на лыжах как покаталась?

– Все было прекрасно. Хотя ты и бросил меня там в горах, но я, как видишь, не пропала, – с притворной обидой сказала девушка.

– А я тут влез в такое дело, что и секунды свободной нет. Потом тебе расскажу.

– Ладно. Я сейчас встану под душ, очень устала за рулем.

Салинас продолжал нежиться в постели, а девушка,завернувшись после душа в огромное темно-коричневое полотенце, рассказывала ему о своем пребывании в снежных горах. Он, казалось, не слушал ее. Это было ему свойственно: Салинас зачастую выглядел рассеянным, будто не обращал внимания на собеседника, на самом же деле улавливал все нюансы того, что ему рассказывали. Эта черта его натуры была наиболее примечательна: Салинас мгновенно схватывал все, с чем приходилось ему сталкиваться, – факты, цифры, сведения, даже запахи и ощущения, все это прочно врезалось в память, раскладываясь в его мозгу строго по полочкам.

Ператальяда

Воскресенье, 17 января

– На этот раз, Лисинио, ты можешь полностью рассчитывать на мою помощь, если она понадобится, – горячо сказала Ана. – В этом деле ведь замешаны крупные деньги, которыми кто-то ворочает?

– Верно.

– ...а люди, связанные с такими делами, обычно стараются успокоить нервы в обществе женщин... ну, не женщин вообще, а, скажем, красивых и доступных...

Салинас пробурчал что-то в знак согласия.

– ...а в этой среде я уж кое-что понимаю. Теперь-то я, слава богу, обхожусь тем, что танцую в «Красном льве». А прежде – я ведь от тебя этого не скрывала – мне пришлось близко соприкоснуться с этой профессией – особенно хорошо я знаю девушек, которых вызывают по телефону, чтобы составить компанию деловым людям. – Ана говорила громко, но как будто про себя. – Ты ведь знаешь, Лисинио, что, когда речь шла о других твоих расследованиях – обычных, ничем не примечательных, – я тебе сама не предлагала поискать для тебя информацию. Но на этот раз... Тут совсем другое дело! Наживаться на том, чтобы портить продукты, – это уже совсем непростительное преступление. Так я считаю. И хотя ты меня не просишь что-нибудь узнать о скрытой стороне жизни кого-нибудь из тех, кем ты сейчас занимаешься, я сама предлагаю тебе свое участие. Как ты смотришь на это?

Салинас помолчал. Они сидели в шезлонгах, загорая на ярком январском солнце.

– Видишь ли, Ана, признаться честно, я пока не просил тебя об этом еще и потому, что сам до сих пор не очень знаю, что и где должен искать. Не говоря уже о том, что тебе, конечно, неприятно собирать такого рода альковную информацию. И все же, если тебе удастся, попытайся разузнать побольше о потайной жизни Салы, доктора Тены и Луиса Гарсиа... – Салинас говорил тихо, медленно подбирая слова. Он часто затруднялся выразить в словах свои мысли и ощущения. Из-за этого он порою казался одним робким, другим – жестким, третьим – просто холодным. Но Ана давно знала его, угадывала мысли просто по выражению лица, умела точно ответить на вопросы, которые возникали у адвоката еще до того, как он их произнес.

– Обещаю заняться этим по-настоящему, так что скоро увидишь... – Девушке очень хотелось помочь Салинасу...– Часто ведь знание скрытой двойной жизни таких субъектов проливает свет на многие их тайны.

– Понимаешь, есть в этой истории еще одна очень темная сторона, очень темная. Как они могли перевезти это проклятое масло? Ты бы посмотрела на цистерны, в которых хранил его Сала! А я не только их видел, но и разговаривал с людьми, что живут поблизости. Невозможно перевезти такое количество в другое место, не устроив шума, не согнав много людей и машин. И тем не менее, никто ничего не видел, ничего не слышал. А это совершенно невозможно. Да и сторож как-то очень уж уклончиво отвечал на мои вопросы. Он, главным образом, напирал па то, что, собственно, не отвечает за хранение масла, так как Сала, который во всем стремится сэкономить, платил ему всего пять тысяч песет только за то, чтобы тот время от времени наведывался к цистернам.

– Странно все это, ты прав.

– Мне бы еще раз следовало поговорить с этим странным сторожем, нажать на него. Все-таки что-то он должен был видеть или слышать, или же просто почувствовать – он ведь живет в хибаре совсем рядом с цистернами. Завтра же съезжу туда, поговорю с ним как следует.

– А я завтра вернусь в Мадрид. И прошу тебя: держи меня в курсе... – сказала Ана.

– Хорошо, – не раздумывая ответил Салинас тусклым голосом. – И еще есть одна сторона у этого дела, которая прямо-таки выводит меня из себя. Сала все время от меня ускользает. Представляешь, посылает посмотреть цистерны в сопровождении зятя – врача, которому наказывает ввести меня в курс дела, а выясняется, что тот вообще не живет в Вике, не работает с Салой, а потому и знать ничего не знает. И в то же время сам Сала ни минуты не сидит на месте, разъезжает туда-сюда. Но так, будто он призрак какой.

– Послушай-ка, Лисинио. Сдается мне, твой Сала занимается очень темными делишками.

– Вполне может быть. Я не исключаю даже того, что он сам у себя украл масло, – такое бы меня не удивило.

– Да, почему бы и нет?

– Возможно, что это именно так, Ана, – сказал адвокат, хотя, собственно говоря, не очень верил в такую версию. – Хорошо бы ты помогла мне вывести его на чистую воду.

На другой день Салинас проводил Ану на аэродром к восьми утра, после чего направился в «Эль Велодромо», где его уже поджидал Алекс за чашкой кофе с молоком и сдобной булочкой. Одновременно он просматривал в газете «Оха дель Лунес» экономические полосы, читая сообщения об очередных банкротствах крупных фирм.

Барселона

Понедельник, 18 января

– Карраско! Дай-ка мне, пожалуйста, горячую собрасаду[7]7
  Каталонское блюдо – свиная колбаса с перцем.


[Закрыть], – крикнул бармену Салинас из-за плотной стены клиентов, столпившихся у стойки в девять часов.

– Ну, Салинас! Так рано, а уже аппетит нагулял... – весело подтрунил над другом Алекс, которому другой официант, Пепе, принес еще одну чашку кофе с молоком.

– И верно, что-то ужасно захотелось есть. Может, от того, что не терпится посмотреть на этот разливочный завод? Когда я волнуюсь, мне все время хочется что-нибудь жевать...

Перекусив в этом популярном баре, они направились в один из новых индустриальных районов, возникших в последние годы вокруг Барселоны. Долго искали они, где расположен завод «Луис Гарсиа АО», пока не нашли на шоссе указатель с названием предприятия и указывающей в его сторону стрелкой. Но им еще пришлось довольно долго добираться, проезжая мимо какой-то фабрики, от которой несло химией, а затем вдоль дымившейся свалки – только после этого они прибыли к предприятию Гарсиа.

Завод по розливу масла выглядел грязноватым и запущенным. Но больше всего их поразило то, что на стоянке для автомобилей у входа стояла лишь одна машина «Сеат-850». Как странно! Учитывая, какое количество масла надо им разлить, тут бы должно царить оживление, – удивился Салинас.

– Пойдем-ка посмотрим! – предложил Алекс.

– Да тут никого и не видать...

– А ну, что на этой бумажке? – Алекс стал вчитываться в листок, на котором было что-то напечатано на машинке. Бумажка была приклеена прямо к воротам.

– А ну-ка, что тут? «Завод закрывается на двадцать дней на ремонт». Подписано: «Дирекция». – Салинас резко повернулся к журналисту. – Они просто обвели нас вокруг пальца. Кто-то предупредил их о нашем приезде... Это точно! И сейчас они разливают масло где-нибудь в другом месте.

– Дело запутывается все больше, – подытожил Алекс.

В раскрытое окно второго этажа выглянул сторож. Он был в берете, было ему лет шестьдесят.

– Кого вы ищете? – спросил он.

– Сеньор Сала здесь? – спросил Алекс.

– Кто?

– Сеньор Хуан Сала.

– Не знаю такого сеньора.

– А сеньора Луиса Гарсиа знаете?

– Это – другое дело. Наш хозяин.

– Верно. Так хозяин здесь?

– Нет. Его контора в Барселоне, в центре.

– Понятно. Понятно. Но он тут не появлялся?

– А что ему здесь делать? – сторож сделал вид, будто удивлен вопросом.

– А что, вы совсем своего хозяина здесь не видите? – спросил Салинас.

– Отчего же? Но сегодня его нет.

– А завод совсем закрыт? – в свою очередь спросил Алекс.

– Нет.

– Что-то здесь у вас очень тихо, – заметил Салинас.

– А вы разве не прочитали объявление на воротах?.. Там все сказано. Мы закрылись на ремонт, – сторож сказал им это неестественным голосом, словно сообщая им что-то еще неизвестное, хотя прекрасно видел, что они прочитали бумагу на воротах.

– Здесь ремонтируют, а где-то сейчас разливают... Так где же разливают? – спросил Салинас.

– Я не в курсе. Мне не докладывают, – человек пожал плечами. – Послушайте, а вы кто такие будете?

– Вы нам сказочку про Красную Шапочку и Волка не рассказывайте, – насмешливо сказал Алекс. – За кого вы нас принимаете? Мы что, совсем на балбесов смахиваем?..

Сторож с треском захлопнул окно и скрылся в глубине комнаты.

Пока они возвращались в город, они снова нанюхались промышленных запахов этого района, сплошь начиненного предприятиями.

«Это дело рук Лафонна! Лишь он один знал, что нам удалось обнаружить, – думал Салинас. – Завтра я поговорю с ним об этом в Брюсселе. Почему это никто не желает выяснить, что кроется за пропажей масла и куда оно делось?.. Даже Лафонн. Что-то они очень скрывают... Судя по всему, тут пахнет крупной аферой».

Алекс, хорошо знавший своего друга, молчал, не мешая ему размышлять в тишине.

«Если бы не то, что СОПИК мне так хорошо платит, послал бы я их всех куда подальше. – Салинаса все больше разбирала злость. – Но... ничего... зато я такой счет предъявлю Лафонну, что он взмокнет».

Когда они попали в центр Барселоны, Алекс сказал:

– Мне нужно вернуться в Мадрид. Сегодня же. Займусь как следует нашей картотекой, посмотрю, что там имеется про аферы с маслом. Прочитаю все, что в последние пять лет о них писала пресса. Позвони мне, как только приедешь в Мадрид!

– Спасибо, Алекс. Но завтра я буду в Брюсселе, потолкую там с Лафонном. Я так рассчитываю, что в Мадриде буду послезавтра.

Барселона

Понедельник, 18 января

– Да! Слушаю! – Кармина взяла телефонную трубку в своей лаборатории на химическом факультете.

– Здравствуй, Кармина! Это Лисинио Салинас. Мне бы хотелось обсудить с тобой некоторые стороны того дела, которым мы занимаемся вместе.

– Хорошо, Лик. Это срочно? – она назвала его укороченным на английский манер именем «Лик» так же естественно, как это сделал бы любой из его британских или американских приятелей.

– Хорошо бы повидаться как можно скорей, – Салинас хотел было сказать «прямо сейчас», но удержался. – Ты когда сможешь?

– Да прямо сейчас, – ответила девушка. – Жду тебя. Куда ехать, знаешь – ведь ты меня здесь безуспешно разыскивал в прошлый четверг.

– A-а! Бородач тебе уже обо всем сообщил?

– Точно. До скорого, Лик.

– Минут через пятнадцать буду у тебя.

Кабинет Кармины при лаборатории был небольшим, но весь залит светом – окно в нем было почти во всю стену.

Салинас снова стал обсуждать с девушкой наиболее вероятные возможности транспортировки масла в таком огромном объеме, как то, что украли у Салы.

Слушая версии Кармины, которая приводила их сухим тоном специалиста, сыпя научными терминами, адвокат рассматривал наклеенные на стене цветные плакаты с парусными судами, разрезавшими волны под развернутыми вовсю парусами. Вокруг горками лежали научные книги и труды по прикладной химии, связанной с пищевой промышленностью.

Сидя за белым пластмассовым столом, Кармина продолжала заниматься теоретическими выкладками по поводу возможностей перевозки масла на сумму в миллиард песет, перекладывая при этом машинописные листы какой-то работы, посвященной пищевым жирам.

– ...А еще оно может быть спрятано сейчас на каком-нибудь химическом заводе...

– Я уже понял, Кармина, что возможностей множество. Но ты сама что думаешь об этом деле? – прервал ее Салинас.

– Ну, видишь ли, как ученый я склонна опираться на факты, а их у меня нет. Я ведь даже и места того не видела, где Сала хранил свои сокровища. – Кармина заговорила педантичным тоном. – Как сторонний наблюдатель, могу пока только отметить, что против Салы действует очень сильный противник, который безусловно во всем превосходит его.

– Верно. Настолько, что Сала даже не пытается бороться. Он никак не решится взять быка за рога и заняться розысками пропавшего масла – все уходит от решения проблемы, стремится уклониться от нее. Мне сдается, что он вообще сразу рукой махнул на свое пропавшее богатство, тем более, что до смерти страшится полиции – опасается, как бы она не раскрыла его махинации, уклонение от налогов и все такое прочее. – Салинас в своих профессорских очках с рассеянным видом ученого был очень к месту в этом кабинете и хорошо смотрелся рядом с молодой женщиной.

– Конечно... конечно. Но все эти детали – в компотенции юристов или следователей, а я всего-навсего химик, у меня нет данных, на которые я могла бы опереться, чтобы помочь тебе.

– Послушай-ка. Я хочу прямо сегодня же снова съездить туда, где хранилось масло Салы. Может, и ты со мной поедешь? В таком случае ты хоть не сможешь утверждать, что даже и не видела их, – предложил адвокат.

– Согласна. Только мне перед этим понадобится полчаса... нет, лучше час. Ровно в два я жду тебя у входа в это здание.

– Прекрасно, а я пока перекушу в баре на юридическом факультете... В два ноль-ноль жду тебя внизу.

Оказавшись рядом с цистернами, где когда-то хранилось масло на миллиард песет, Салинас прямо-таки засыпал вопросами сторожа, разговор с которым вызывал у адвоката явное раздражение.

– Не может быть, чтобы вы ничего не видели. Лучше бы вам все мне рассказать, чем полиции, которую я на вас напущу, – пригрозил ему Салинас.

– Нот. Ничего не видел. Ничего.

– В прошлый раз я заметил на земле след, как будто оставленный на земле крупным шлангом или трубой. А сейчас этого следа нет. Кто его стер? – Салинас задал этот вопрос внезапно, надеясь застать врасплох сторожа.

– Да ведь дождь был...

– Лжете! Все эти дни была ясная погода! – резко сказал Салинас.

– Там, внизу, в Барселоне... может быть, и была ясная, а здесь несколько раз лили проливные дожди.

Кармина, чувствовавшая себя неловко, молча слушала напряженный разговор между обоими мужчинами.

– Земля сухая. Вы лжете. – О следе на земле Салинас вспомнил только что и теперь давил на сторожа, пытаясь сбить его с толку и заставить проговориться. – Вы что, не замечаете, что сами себе противоречите? Разве вы не понимаете, что я не верю всем вашим выдумкам – правда в них даже не ночевала.

– Я все вам сказал. Будьте здоровы! – Сторож повернулся и пошел к своей отаре, пасшейся метрах в трехстах от них.

– Ну, и что ты думаешь? – спросил он у Кармины.

– Нельзя так вести себя с людьми, это бесчеловечно. Ты просто запутал этого несчастного, заставляешь его говорить о том, чего он не знает или же не хочет сказать.

Слова девушки мгновенно охладили адвоката, который собирался догнать сторожа и продолжать свои расспросы, не брезгуя никакими средствами. «Что-то у меня нервы стали сдавать, – подумал он. – Может, действительно я малость перехватил с этим типом, – не знаю, не знаю... Но ясно, что он что-то скрывает, не хочет со мной быть откровенным».

– И потом, что это за уловка со следом? – Кармина продолжала говорить, не скрывая своего осуждения. – К чему вся эта игра? Ты ведь мне ничего о следе не говорил!

– Да я и не очень уверен, что видел его. Как будто и был след... точно не помню... Но я сказал ему об этом, чтобы попытаться ошеломить... заставить его заговорить.

– Ну и ну! Ну и ну! Ты просто возомнил себя Шерлоком Холмсом.

«А все потому, что связался с ученой пигалицей, которая и гроша ломаного не стоит, ничего в реальной жизни не понимает, умеет только теоретизировать, —чуть было не выпалил Салинас. – Способна только рассчитывать математическими методами возможность транспортировки масла, а нужно мне это – как собаке пятая нога».

Кармина, у которой явно испортилось настроение, направилась к «фольксвагену». Она была в джинсах, коротких полусапожках, в длинном голубом пиджаке. Прямые волосы коротко подстрижены, а потому издали ее трудно было отличить от мальчишки, тем более, что и шла она уверенным упругим шагом, как крепкий, хотя и невысокий худенький подросток.

Салинас, с трудом сдерживая раздражение, решил, что пора возвращаться в Барселону.

На обратном пути они поначалу молчали. Стычка из-за сторожа подействовала на обоих так, что разговаривать друг с другом не хотелось. Но постепенно Кармина разговорилась, стала рассказывать о тех временах, когда была студенткой в Калифорнии. В Барселону они приехали уже помирившись.

Салинас довез ее прямо до Педральбес, подвез к дому.

– Спасибо, что проводил! А сейчас мне надо поработать, причем допоздна, а то я очень запустила свои дела. – Кармина произнесла эти слова прежде, чем Салинас остановил машину. – До скорого!

– До свидания, Кармина. – Адвокат прекрасно понял слова девушки и даже не стал пытаться открыть дверь, которую Кармина так изящно захлопнула прямо перед его носом – дверь, ведущую в ее личную жизнь.

Поворотным моментом в жизни Кармины был тот день, когда она потеряла единственного человека, вызывавшего у нее безмерную любовь и уважение, – отца. Было ей тогда четырнадцать лет. Постепенно двое из старших братьев приспособились к новой для них жизни, адаптировались в окружающей их действительности, а вот она никак не могла избавиться от воспоминаний о человеке, рядом с которым ей жилось так счастливо. Матери Кармины с помощью друзей покойного мужа, бывшего учителя истории в школе, удалось получить стипендию для своих сыновей, чтобы они могли продолжать учебу. Кармина испытывала все большее желание жить по своему усмотрению и как ей вздумается. И мать разрешила ей уехать учиться в Соединенные Штаты по студенческому обмену. Так в семнадцать лет девушка очутилась в Сан-Франциско, быстро и благополучно миновав здесь шоковое состояние, вызванное резким переходом от монастырской обстановки провинциальной церковной школы, где она училась в Сории, к бурной студенческой жизни в Калифорнии. Как и следовало ожидать, она тут же приобщилась к ней в полной мере и даже с излишком, испытав на себе все прелести общества хиппи, приучилась даже сама выращивать марихуану для себя и друзей из своей общины-коммуны. Но быстро устав от беспорядочной вольной жизни в общине, которая с самого начала не очень пришлась ей по душе, чем-то напомнив, как это ни странно, стадное существование в монастырской школе-интернате, она без ума влюбилась в профессора, преподававшего в университете химию пищевой промышленности. Профессору, который был на пятнадцать лет старше ее, удалось добиться того, что стажировка Кармины, поначалу рассчитанная на год, была продлена намного больше. Так в ее жизни причудливо перемешались первая настоящая любовь к мужчине с любовью к химии – причем к узко определенному ее разделу, в котором она и специализировалась. Затем девушка увлеклась прикладной химией, окончила докторантуру и была удостоена ученой степени в Берклийском университете – этот титул у всех вызывал глубочайшее почтение.

Но в один прекрасный день в Калифорнию попала группа ученых из Барселонского университета, совершавших поездку с учебными целями. Им удалось убедить Кармину, что их родной город теперь превратился в своего рода Сан-Франциско в Европе. Так как в Штатах девушка не успела еще пустить слишком глубокие корни, она вернулась в Испанию, где ее быстро признали неоспоримым авторитетом в делах, связанных с пищевой химией.