Текст книги "Посредник"

Автор книги: Педро Касальс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

Мадрид

Среда, 20 января

Наступила ночь. Ветер, гулявший по улицам старой части Мадрида, растрепал волосы Салинаса, отчего он еще больше стал похож на профессора английского университета. От холода черты его лица заострились, очки давили на переносицу больше обычного. Продрогнув, адвокат вскоре решил вернуться в офис.

Перед тем, как снять пальто, Салинас вынул из кармана купленный на улице последний номер газеты «Диарно-16» и положил его на столе в кабинете.

Контора адвоката помещалась в квартире, выходившей окнами на Пласа-Майор. Комнаты рядом с кабинетом он приспособил под жилье.

Бегло проглядев газету, Салинас бросил ее на ящик с картотекой. Он устал. Не в состоянии заниматься больше работой, он направился в гостиную, стены которой были сплошь заняты книжными полками, что делало ее похожей на библиотеку.

Крошечная кухонька, в которую вела деревянная дверь, была обставлена в американском стиле – просто и удобно. Есть Салинасу не особенно хотелось, а готовить что-либо было лень. Не испытывал он желания и поужинать в каком-нибудь из ресторанов по соседству. Впрочем, он решил пока не думать об этом и погрузился в чтение детектива Патриции Хайсмит[11]11
  Известная американская писательница.


[Закрыть]. Салинасу очень нравилась эта писательница, хотя на людях он в этом не признавался; когда же он хотел выглядеть эдаким интеллигентом чистой пробы, то заявлял, что его любимый автор Стендаль.

В кабинете зазвонил телефон.

– Слушаю.

– Привет. Это я, Ана!

– Как дела?

– Я еще кое-что узнала. – Девушка хотела с ним увидеться. – Найдется у тебя свободная минутка?

– Для тебя всегда.

– Ну и прекрасно. Я сейчас приду, от тебя мне совсем близко до «Красного льва». Если не возражаешь, перекусим что-нибудь, и тогда я смогу прямиком отправиться на свой шоу, строить там из себя обезьяну. – Ана, как обычно, говорила с юмором. – Но сначала зайду что-нибудь купить, чтобы не возиться долго на кухне.

– Спасибо, Ана.

«И почему только я живу холостяком? Ведь Ана мне нравится, быть с ней вместе так хорошо, – думал Салинас. – Тем не менее, я цепляюсь за свою свободу, хотя иногда, как сейчас, вовсе ею не дорожу».

Лишь принявшись за вторую котлетку, Салинас вспомнил, что бар у него пуст.

– Позор! Надо же – чтобы со мной такое случилось! Ведь я-то и ем больше для того, чтобы при этом выпить, – бормотал он.

– Не беспокойся. Меньше выпьешь – больше здоровья будет.

– Хотя подожди, подожди... – и он, почтительно изогнувшись, достал из-за шкафа бутылку «Глен Гранта» в зеленой картонной коробке. – Совсем о ней забыл. Но такой виски надо пить, став на колени. Настоящий, из Стрэтспи, сделан из чистого ячменя. Только ячмень, никаких примесей!

– Прекрасно!

– Тебе со льдом?

– Со льдом, только добавь побольше воды, сегодня мне еще танцевать придется, – ответила Ана, у которой щеки разгорелись.

– Хорошо, хорошо! – Салинас с наслаждением ел копченую форель прямо руками.

– Ну, и что тебе удалось разузнать?

– Думаю, это для тебя важно. – Ана сбросила туфли, чтобы чувствовать себя удобнее. – Этот Пепе Рольдан, который, казалось бы, совсем прогорел...

– Да?

– Так вот и нет. Оказывается, у него все в порядке.

– Значит, не прогорел.

– Вовсе нет... – Ана с удовольствием смаковала «Глен Грант».

– Этот дядя снова принялся за свои гулянки. Совсем недавно его и не видать было – так плохи были его дела, а сейчас он опять загудел... и это при том, что кругом все страдают от кризиса. Как тебе это?

– Странно, странно.

– Послушай, да ты что-то про него еще знаешь.– Девушка была в прекрасном настроении. Кончив есть, она уселась прямо на обтянутый паласом пол.

– Знаю только то, что этот тип тесно связан с Салой.

– И я это знаю. Плохо придется этому Рольдану, верно?

– Да, плохи его дела, – серьезно ответил Салинас. Продольные морщины на лбу его при этом обозначились резче. – Все, кого этот проклятый посредник втягивает в свои дела, – люди обреченные... все.

В одиннадцать, как Золушка, подстегиваемая неумолимым временем, Ана заново накрасилась перед зеркалом и наспех попрощалась:

– Я должна минута в минуту поспеть на спектакль. А мне еще надо покраситься под львицу и соответственно одеться – вернее, снять с себя все лишнее.

Услышав, как хлопнула дверь, а на ступеньках лестницы защелкали ее каблучки, Салинас загрустил.

Адвокату никак не удавалось погрузиться в чтение. Ему все время представлялось лицо Аны – оно словно выплывало в его воображении крупным планом, как будто она находилась совсем в нескольких сантиметрах от него.

Салинас обычно не очень охотно общался с людьми. По пальцам пересчитать можно было тех, с кем ему было хорошо, в чьем «поле» ему было приятно. Многие женщины ему казались привлекательными, но если при этом они находились не ближе десяти метров... А уже на расстоянии пяти метров он вдруг видел, что прическа понравившейся ему женщины покрыта лаком, и это было ему неприятно. В двух метрах он мог разглядеть каждую волосинку над губой, метрах в полутора – черные точки на коже своей собеседницы. В метре – ему виделись все дефекты, а уж в десяти сантиметрах – даже поры, то слишком открытые, то, напротив, закрытые и из-за этого как бы уплотнившиеся. По всем этим причинам лишь с немногими женщинами он чувствовал себя хорошо, их «поле» ему подходило. А в Ане все его тянуло к ней, даже исходивший от нее запах «тоника», горьковатый и чуть-чуть эротичный. В «поле» этой девушки Салинас чувствовал себя прекрасно.

Барселона – «Ла Торга» – Альпенс

Четверг, 21 января

Пуйг и Салинас на мотоцикле БМВ-1000 мчались в сторону Вика. Ветер впивался им в лицо, временами им казалось, что они не едут, а летят.

Минут через сорок они подъехали к огромным цистернам, в которых недавно хранилось оливковое масло Салы. Сидевший в машине Пуйг, туго обтянутый кожаным пиджаком, с крепкой бычьей шеей, казался изваянным из камня.

Они направились к месту, где был найден покойник. Оттуда хорошо виден был его дом на крепком каменном фундаменте, хотя и полуразвалившийся.

– Вот тут его и обнаружили. Утверждают, что со стороны казалось, будто он просто заснул. – Пуйг показал на землю.

– Понятно...

– Пойдем осмотрим дом, – предложил Пуйг.

– Хорошо.

– Может, найдем там что-нибудь интересное...

Они прошли метров сто, перепрыгнув через два оросительных канала, тянувшихся от фундамента дома, и поднялись по щербатым, покрытым мхом ступеням. Прямо за домом, примыкая к загону для скота, находился сеновал. По запаху, пропитавшему все вокруг, чувствовалось, что еще совсем недавно в загоне держали овец.

Отодрав деревянный щит, приколоченный гвоздями к дверному проему, они вошли в дом. Там было темно, комнаты пребывали в запустении, стены покрывал налет копоти – судя по всему, печь была неисправна и пропускала дым. Пол, похоже сделанный из цемента, не отличался ровной поверхностью.

Поначалу они не обнаружили ничего интересного. Лишь порывшись в комнате, где сторож устроил спальню, отыскали кое-что примечательное: в одном из ящиков в шкафу, вперемежку с порнографическими журналами, хозяин хранил старые книжки в бумажных переплетах. Книжки были потрепаны и зачитаны.

– А он ведь сказал мне, что грамоты не знает,– удивился Салинас. – Между тем, кто-то эти книжки читал. А жил здесь он один.

– Да, странно.

– Судя по всему, не только в этом он мне наврал.

Они еще с полчаса копались в доме, обшарили все укромные уголки, но ничего нового для себя не нашли.

Документов покойного тоже не было. Впрочем, их могли забрать его родственники.

– Салинас, мне удалось узнать еще, что сторож родом был из Альпенса. Может, нам съездить туда, что-нибудь о нем выведаем? – Когда Пуйг сосредоточивался на какой-то мысли, он чудно закатывал глаза, отчего они становились белыми. – Всего пятнадцать километров отсюда.

– Прекрасная идея! Поехали! – Салинасу хотелось действовать, хоть как-то продвинуться в своих поисках. Он почувствовал, что, следуя предложению Пуйга, им, может быть, удастся узнать что-нибудь новое.

– Меня еще одна деталь беспокоит, кажется темной, – продолжал свои размышления Пуйг. – Если сторожа действительно убрали с дороги, почему так долго ждали с тем, чтобы помочь ему умереть? Отчего его не прикончили сразу же – во всяком случае, до того, как ты первый раз с ним говорил?

– Да. Это странно. Но учти, что убили его сразу же после того, как я стал допрашивать его понастойчивее. – Салинас снова пожалел, что он не приложил при последней встрече с ним побольше усилий, не загнал полностью сторожа в угол вопросами.

– Правда, полной уверенности, что его убили, у нас тоже нет – это ведь еще не доказано, – уточнил Пуйг.

– И все же ты в этом уверен не меньше, чем я.

– Верно. Но улик-то у нас нет, а для дела одних подозрений мало.

– Ты рассуждаешь, словно ты адвокат, а не я.

– Дурное начало прилипчиво, Салинас, – глубокомысленно изрек Пуйг.

Хуан Пуйг договорился о встрече с родственником одного из служивших у него мотоциклистов, который жил как раз в Альпенсе.

Лысый пожилой мужчина принял их, сидя у очага, в котором живой и веселый огонь облизывал два дубовых полена. Было ему лет под шестьдесят.

– Да, верно, сторож этот был какой-то странный. Жил он всегда один, ни с кем не разговаривал. Я с детства его знаю, мы оба ведь родились здесь, в Альпенсе.

– Расскажите подробнее о нем, – попросил Пуйг, – для начала вспомните, что именно в нем было странным.

– Да не знаю, что и сказать. После гражданской войны он перебрался во Францию, там довольно долго жил в эмиграции.

– Как долго он там прожил? – спросил Салинас.

– Лет десять, наверное. Потом вернулся и нанялся работать на ту ферму, где его нашли мертвым. – Последние слова старик сказал скорбным голосом. – И умер один, словно собака какая. Грустно все это!

– Он грамотный был? – Задав вопрос, Пуйг насторожился.

– До войны он точно читать и писать не умел, но в республиканской армии научился. И очень этим гордился... всем показывал, как любит читать, – ну это уже после того, как вернулся из Франции.

– Одним словом, он умел читать и писать.

– Да, конечно. И еще к нему иногда приезжали иностранцы, – те точно образованные люди были.

– А откуда они приезжали? – с интересом спросил Салинас.

– Наверняка не скажу, но говорили они на чужом языке, у всех очень светлые волосы были. И приезжали они тоже на иностранной машине... из тех, что обычно «акулами» называют. Вы меня поняли?

– Да. Конечно. Это «ситроен ДС-19», – твердо ответил Пуйг, уверенный в том, что угадал.

– Ну, должно быть, на этой – раз уж вы так говорите. – Старик почесал в голове. – Сторож очень перед всеми гордился, что у него такие знакомые.

– А в последнее время вы этих иностранцев видели? – спросил Салинас.

– Не припомню что-то. В Альпенс они уж точно давно не приезжают, но ведь «Ла Горга» от нас далековато...

– Что это за «Ла Горга»?

– Ферма, на которой жил сторож, – объяснил старик. – Она тоже принадлежит иностранцам.

– Как это? – не сдержался Салинас.

– Ну да. Эти, что на «акуле» приезжали, купили ферму – там ведь землю орошать можно, воды много, канавы для орошения давно прорыты.

– Видели мы это место, – Пуйг вспоминал, – только вот не заметили, что там землю поливают.

– Точно... Он ведь совсем запустил там хозяйство, не по душе мне это, что-то в этом было странное.

– Почему? – Пуйг пристально посмотрел на него.

– Да не знаю... не знаю... Но никто точно не знал, чем он, собственно, занимается.

Хотя они и отговаривали старика, тот пошел проводить их до церкви. Они медленно шли по поднимавшейся вверх по склону мощеной улице. Над крышами домов селения возвышалась колокольня.

– Вот с этой колокольни во время карлистских войн застрелили Кабринетти[12]12
  Один из предводителей карлистских войск в конце XIX века.


[Закрыть]. Вот здесь он и упал замертво, – старик показал на землю. – Вот видите, тут крест поставлен, здесь он и погиб.

– Многое, должно быть, здесь люди пережили.

– Еще бы! Тут рядом небольшая горка – «Рока де Пена» ее называют. Так в старину, говорят, люди в ней тайники вырывали, прятали туда драгоценности, чтобы солдаты не отобрали. – Старик счастлив был поговорить, рассказать о своих местах. – Ведь неслучайно масии строили в отдалении от больших дорог – хозяева старались, чтобы прошли мимо них, не ограбили их дома, не надругались над женщинами.

– Да. И в других местах, где нам приводилось бывать, крестьянские дома находятся в стороне от дорог. – Салинас при этом подумал о ферме «Ла Горга» и стороже, который не захотел раскрыться перед ним и сказать правду про исчезновение масла.

Перед церковью старик распрощался с ними. А проголодавшиеся Пуйг и Салинас направились в здешний трактир, где хозяйка – все называли ее Пепой, – подала им телячьи отбивные с алиоли[13]13
  Широко принятый в Каталонии соус, изготовленный из оливкового масла и чеснока.


[Закрыть], заставившим их на время забыть про все заботы. Пить кофе они перебрались поближе к большой пузатой железной печке – из тех, что топят дровами, а труба выходит прямо в окно. Они сидели рядом, а кто-нибудь из местных то и дело подходил, кочергой открывал круглую заслонку печки и подкидывал в ее чрево пару поленьев.

Потягивая коньяк из рюмок, Салинас с Пуйгом чувствовали себя на верху блаженства. Рядом за столиками завсегдатаи играли свои партии домино, которые начали еще до их прихода и неизвестно, когда кончат.

Но вскоре мысли Салинаса вернулись все к тому же: «Как украли масло?» Забыть об этом ему удалось ненадолго – характер у него был такой, что пока он не разрешит вставшую перед ним задачу, всерьез ни о чем другом думать не мог.

– При помощи сторожа, – сказал, улыбаясь ему, Пуйг. – Ты ведь об этом думал, не так ли?

– Да... В самую точку попал.

– Достаточно было сторожу просто не обратить внимания на происходящее вокруг, не говорю уже о том, что он мог быть с ворами в сговоре... и масло можно было запросто увезти. «Ла Горга» ведь находится далеко от людных мест, где много нежелательных глаз. – Пуйг отхлебывал крохотными глотками из рюмки, казавшейся совсем крошечной в его мощных руках. – По ночам там вообще все спят. Дело здесь, как видишь, вовсе не такое уж трудное.

– Но меня и другая мысль не оставляет в покое,– в своем зеленом свитере и поношенных вельветовых брюках Салинас сейчас казался похожим на школьного учителя, раздумывающего над решением трудной задачки. – Никак не могу понять, почему это Сала так равнодушен к тому, что у него украли масло.

– Вот это действительно вопрос! Но, может быть, он решил сам во всем разобраться, без чужой помощи? А самое сложное, так это то, что мы теперь никак не можем проследить за действиями этого вонючего торгаша. Уверен, что он от нас скрывает что-то серьезное, но что вот именно, чем он сейчас занят, не сам ли он организовал похищение масла, не придумал ли какой-нибудь очередной трюк, чтобы выбраться из этой ситуации – даже предположить не могу.

– Сала точно не убил сторожа. Он спекулянт, но на убийство не пойдет – для этого у него кишка тонка... – Салинас бросил в огонь еще полено, отблески разгоревшегося пламени заиграли на стеклах его очков. – Кто-то за всем этим стоит, и вот его-то надо принимать очень всерьез... Думаю, что Сала – просто марионетка в чьих-то чужих руках, и в рисунке этого преступления ощущается волчья хватка.

– Поглядим... Дела наверняка скоро пойдут быстрее. Я чувствую, что скоро все прояснится, – слишком уж достигло напряжение предела. Да и этот миллиард песет, – я имею в виду масло, – где-то запрятан, а кто-то должен обратить эту огромную партию товара в звонкую монету. – Пуйг по-прежнему не терял чувства юмора.

– Вот еще что. Съезжу-ка я в бюро инвентаризации недвижимой собственности в Берге, попытаюсь там выяснить, на чье имя записана ферма, на которой погиб сторож. – Салинас вынул записную книжку и что-то нацарапал в ней. – Не исключено, что хозяин «Ла Горги» имеет ко всему этому какое-то отношение.

Адвокат испытывал давнюю симпатию к Пуйгу. Он был как крепкая стенка для игры во фронтон[14]14
  Игра с мячом, наподобие тенниса, но об стенку.


[Закрыть] – каждый мяч, который Салинас посылает в эту стенку, будет точно возвращаться к нему – будь он закрученный, ослабленный или усиленный, в зависимости от его удара. К тому же сыщик-мотоциклист, хотя вид у него был на первый взгляд простоватый, мог многое и сам раскопать – он с терпением, подобным муравьиному, вникал, ничего не упуская, в каждую мелочь.

Альпенс – Барселона

Четверг, 21 января

Холод взбодрил Салинаса. Бивший в лицо ветер помогал ему яснее думать. А думал он сейчас о Кармине, – она вторглась в его мысли, и он вспомнил, что они скоро должны увидеться.

Пуйг на мотоцикле обгонял почти все автомобили – те все время притормаживали на крутых поворотах горной дороги. Они уже подъезжали к Эль-Фигаро. Но с Пуйгом адвокат чувствовал намного уверенней, чем если бы ехал в машине с другим водителем.

Салинас думал о встрече, назначенной ему Карминой на восемь. Было уже около семи. Через час он будет у нее дома.

«Чудная какая-то женщина, – думал адвокат, – я ей звоню, предлагаю встретиться в кафе «Лас Индиас»... а она в дом к себе приглашает. Посмотрим, как дело сегодня обернется. Хотя, с другой стороны, от нее всего можно ожидать – приглашение домой само по себе ничего еще не значит. Она во всем теоретик. И в химии теоретик, и, надо полагать, что касается до постельных дел – тоже. Хотя мне-то что до этого... А вообще-то хороша...»

Пуйг смотрел впереди себя на шоссе и молчал. Он был из тех водителей, что способны вести машину на скорости двести километров в час, не подвергая себя ни малейшему риску, умудряясь всегда контролировать машину.

Ровно в восемь Салинас растворил входную дверь подъезда дома Кармины. Привратник сказал ему, на какой этаж надо подняться, и он нажал на кнопку. Девушка открыла дверь – она уже ждала его. Фигура Кармины четко выделялась на фоне стены, отделанной под дерево. В прихожей стоял столик с выгнутыми ножками в восточном стиле.

Вместо приветствия хозяйка дома слегка коснулась губами обеих щек Салинаса и провела его прямо в гостиную.

Квартирка Кармины была небольшой – спальня, кухня, смежная с гостиной, ванная комната. Но интерьер в квартире был богатый, хорошего тона. На балконе-террасе стоял мраморный стол на чугунных, покрашенных в белое ножках – из тех, какими в начале века украшали модные бары.

На паркетном полу лежал персидский ковер, явно не подделка – глубокие и сочные гранатовые его тона свидетельствовали об этом со всей очевидностью. Мебель в гостиной орехового дерева, на софе – подушки яркой расцветки.

Но внимание Салинаса привлекла только прическа Кармины. Хотя волосы у нее были острижены очень коротко, стрижка была очень тщательно продуманной, отчего волосы ее, казалось, как бы просвечивали в воздухе, усиливая привлекательность девушки.

На этот раз Кармина вместо привычных свитеров, как правило, широких, размера на два больше, была одета в черную блузку, а джинсы заменила на черные брюки, очень элегантные, с тщательной складкой. Ходила она по квартире босиком.

– Ну, Лик, с тобой не соскучишься! Ты что, в поход собрался? – насмешливо сказала девушка. – Я-то думала, ты пригласишь меня поужинать в какой-нибудь ресторан, а ты оделся так, будто за город намереваешься ехать, на природу.

– Извини за мой наряд, но я прямо из «Ла Торги» – там весь день провел.

– Где это? – переспросила Кармина.

– Ну... там, где хранилище Салы.

– А! Понятно. И что-нибудь новое узнал?

– Да.

– Да? Что именно?

– Узнал, что мне надо было как следует обработать сторожа – до того, как ему так крупно не повезло. – Салинас сказал это со злостью, хотя и чуть небрежно.

– Послушай! Ты что, хочешь меня теперь упрекнуть за то, что я помешала тебе взять в оборот по-настоящему этого бедолагу? Так тебя следует понимать?

– Нет, конечно же, нет! Ничему ты не помешала, хотя ничему и не помогла. Это моя беда и моя ошибка, что я захватил тебя с собой, а потому пожалел сторожа, решив не устраивать перед тобой неприятную сцену. Ты ведь вида крови не переносишь, не так ли?

– Не переношу.

– В том-то и дело. Надо было мне оставить тебя здесь, завернутой в целлофан, как куколку, – ты ведь так и привыкла жить. А уж потом я бы тебе рассказал о результатах своего допроса, опустив неэстетичные подробности.

– До чего же ты все-таки груб. Иногда ведешь себя, как животное. Ни к чему у тебя уважения нет, – сказала девушка резко, ставя на стол два бокала, которые достала из-за стеклянных створок буфета.

– Просто мы с тобой живем в разных мирах. Вот и все. Ты живешь за счет налогов, которые мы, те, что вкалываем ради куска хлеба, платим на науку...

– Что ты хочешь этим сказать? – девушка разъярилась уже не на шутку. – Ты что, считаешь, что твое занятие настоящее: рыскать повсюду, совать свой нос туда, куда тебя не просили, выламывать людям руки, словно фатовый киногерой из американского фильма? Ты ведь этим обожаешь заниматься?

– Это я рыскаю повсюду?.. Я строю из себя героя?.. Это я-то?.. – Салинас тоже говорил со злостью, изо всех сил стараясь еще больше вывести из себя Кармину. – Ты говоришь так потому, что я по-настоящему люблю свою работу, а главное – умею ее делать как следует. Не то, что твоя хваленая наука: я прошу у тебя серьезной информации, а в ответ – лишь пустые разглагольствования. Ты только на это и способна!

– Ладно! Давай притормозим вовремя. А то мы уже перешли к личным нападкам. Признай все-таки, Салинас, что ты вовсе не такой уж ас в своем деле.– Глаза у девушки сверкали. – Устроил шум вокруг этой кражи – дальше некуда, а никаких мыслей дельных на этот счет у тебя все нет и нет. А хвост-то распустил при этом: еще бы – гонорар за это дело, а он, должно быть, немалый, оправдывать-то нужно.

– Ну что ж – дела у нас пошли лучше некуда. Ты меня уже по фамилии называть начала. Как мне тебя теперь называть? – Салинас уже приготовился к тому, что хозяйка укажет ему на дверь.

– Вот что. Мы с тобой и так слишком много времени на споры потратили. Давай все же поговорим о нашем деле. Чем раньше начнем, тем раньше кончим.

– Согласен, Кармина, давай приступим к делу. Для начала объясни мне, каким все-таки образом смогли вывезти такое количество масла и где оно находится. Если ты скажешь, кто это сделал и зачем заслужишь пятерку. – Салинас произнес это бесстрастным голосом, как учитель, диктующий условия задачи, на решение которой дается ограниченное время. – А пока я буду слушать твои объяснения, можно что-нибудь выпить?

– Кухня – там, – Кармина, не двинувшись с места, показала рукой на темную лакированную дверь.– А бутылки – в баре прямо за тобой. Наливай сам.

– Прекрасно. Прекрасно. Тебе что-нибудь налить?

– Нет, – отрезала Кармина.

Салинас прошелся по гостиной. Шаги по паркету отозвались гулким эхом. Открыв бар, он окинул взглядом целую коллекцию бутылок.

«Откуда у нее деньги на все это? – спрашивал себя Салинас, – тут ведь самые дорогие напитки... Да, губа у девицы не дура, во вкусе ей не откажешь».

Пока он так размышлял, Кармина все же сама сходила на кухню, принесла оттуда лед, лимон и мешалку для приготовления коктейлей...

– Ну что, адвокат, мир?

– Конечно. Рад помириться.

– Давай за это выпьем. – Кармина опять сходила на кухню и принесла оттуда бутылку красного «мартини», стоявшую в холодильнике.

Салинас, давно уже испытывавший жажду, быстро осушил свой бокал. Впрочем, и Кармина от него не отставала.

– Ну так вот. Я вплотную занялась вопросом о том, кто мог транспортировать негласно и в такой короткий срок такое количество масла, – девушка старалась говорить спокойно и серьезно. – Кто сделал это, не знаю, но партия огромная, а времени для транспортировки у воров было мало. Сала завез масло в хранилище за восемнадцать дней до того, как обнаружил его пропажу. Одним словом, работали там быстро.

– Ты выясняла, какие компании располагают большими грузовиками, способными выполнить такую работу? – спросил Салинас.

– Конечно.

– Замечательно! – адвокат посмотрел на нее недоверчиво. – А я-то думал, что ты всего-навсего ученый-буквоед, ни на что ты не способна.

– Это мы еще посмотрим. Значит, так. В Европе существуют только три компании, которым под силу осуществить подобную операцию, – заявила девушка с победоносным видом.

– Какие именно?

Кармина снова исчезла в своей кухоньке и вернулась с бутылкой «Гран Крю».

– Открой вот это сначала! Думаю, нам надо отметить мою находку – дело того стоит, – глаза ее сверкали.

– Так назови же эти компании, – Салинас говорил уже с просительной интонацией.

– Сначала открой бутылку. Только после этого скажу.

– Ну, как хочешь.

С Карминой он испытывал такое чувство, будто его угостили красивым, но кислым яблоком. Плохо было то, что она его чем-то привлекала, хотя он и понимал, что она не для него, вернее, ощущал это каким-то шестым чувством. А на ощущения свои он привык полагаться больше, чем на что-либо другое.