Текст книги "Лексикон (СИ)"
Автор книги: Павел Марушкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)
Придя в себя, Легри некоторое время лежал, бездумно уставившись в потолок – а потом вдруг негромко рассмеялся. Проблемы, созданные его компаньонами, внезапно разрешились сами собой. Проклятый идиот отправился прямиком в пасть льва? Что ж, тем хуже для него; это никоим образом не должно повлиять на принимаемые решения… В случае удачи ему спишут все грехи; да, собственно говоря, о каких грехах речь? Планы Мюррея и Фальконе слишком смахивают на предательство; в противном случае эти двое просто обязаны были поставить его в известность, разве не так? В конце концов, он всё ещё Карающий Меч Братства, и может поступить с отступниками так, как сочтет нужным. Мальчишка-журналист, скорее всего, уже мёртв; что касается Сильвио, достаточно короткого распоряжения… Имеющий Зуб войдёт в его каюту – а пятью минутами позже командор Мак Дули узнает, что один из гостей повесился, или принял яд, или застрелился… Что может быть проще! Хм… Нет, с этим всё-таки спешить не стоит. Убийство старшего в иерархии Братства, совершенное без высочайшего на то одобрения, может иметь весьма плачевные последствия… Он просто сделает то, что должен, и представит патрону подробнейший доклад, не забыв обрисовать поступки компаньонов в определённом свете – а там пускай высшее масонство решает судьбу Фальконе, как сочтет нужным…
Легри вскочил с кровати, наспех привел в порядок одежду и направился прямиком к командору. Мак Дули молча выслушал француза, пожал плечами – и отдал приказ. Ему не было дела до свар внутри этой маленькой странной компании; будучи человеком военным, он предпочитал ясные и чёткие указания – а поскольку полномочия Легри были подтверждены эфирной телеграммой Адмиралтейства, то… Спустя пятнадцать минут борт «Немезис» покинула бомбардировочная группа. Переделанные аэропланы сопровождало ещё четыре машины: войдя в заданный квадрат, они развернулись широкой цепью, так, чтобы оставаться в пределах видимости соседей. Направление и примерная скорость цели были известны; если только они не догадаются изменить курс или уйти под воду…
Они не догадались. Броненосец шел в надводном положении, на всех парах, словно бросая вызов стае воздушных охотников. Штурманы бомбардировщиков ввернули запалы в гнёзда бомб, пилоты набрали высоту, чтобы спикировать на жертву сверху, из облаков, сведя к минимуму возможный риск. Три «Стимфлая», три захода, три шанса поразить цель – достаточно будет одного попадания, чтобы разворотить стальную спину левиафана, вскрыть его, словно жестянку с сардинами, изрешетить магистрали, наполнив нутро какофонией искорёженного металла, дыма, агонизирующей плоти и всепоглощающего адского пламени.
***
Капитан Стерлинг оторвался от окуляра подзорной трубы.
– Ваш ход, мистер Озорник, – хрипло бросил он.
Аэропланы теперь уже можно было различить невооруженным глазом – черные точки на фоне облаков. Если верить словам этого Мюррея (а не верить ему причин не было, старый разбойник умел быть убедительным), три птички несут в своём брюхе начиненные взрывчаткой яйца… По меньшей мере три; может быть, они успели переделать ещё несколько… Озорник сдвинул на лоб повязку и, не глядя, протянул руку назад. Лексикон был у боцмана, тот помедлил мгновение, прежде чем передать его. Озорник ощущал страх О'Рейли почти физически: для суеверного ирландца происходящее было дьявольским мороком… Стерлинг реагировал проще: старому негодяю по большому счету было плевать, кто и что служит его замыслам – но и он ощущал некое беспокойство. Что ж, тому, кто решил прокатиться верхом на драконе, не стоит рассчитывать на душевное равновесие… Книга послушно отозвалась на его прикосновение, обретая свой истинный облик: неуловимые метаморфозы прекратились, ладонь оттянул увесистый переплёт цвета побывавшей в огне стали. Он открыл первую страницу, прекрасно помня, как это было в прошлый раз – и всё равно оказался неподготовленным: маленькая букашка по имени Лев Осокин вдруг потеряла всякое значение, а он обрел свои подлинные размеры… Его истинное «я» стремительно расширилось, зрение моментально охватило всё вокруг: водные просторы до горизонта, глубины до самого дна… Нет, величины и порядки, структуру, представляющую собой частный случай макроструктуры… Материальный мир сбросил лживую личину, став конгломератом безличных сил и объектов. Пучки векторов разбегались во всех направлениях, надо лишь найти максимально простое и изящное решение…
Небеса полыхали изумрудным огнём. Три… Нет, уже четыре Знака разворачивали среди облаков лучи и плоскости немыслимой головоломки. Океан гудел, подобно исполинскому бронзовому гонгу; вибрации проходили сквозь корпус судна, заставляя тело мучительно сжиматься и вызывая ломоту в зубах, словно от глотка ледяной родниковой воды. Волны вдруг разорвали мириады всплесков: ошалелые рыбы выскакивали из воды целыми косяками, несколько судорожно трепыхающихся серебристых тушек рухнули прямо к ногам Ласки – а она всё не могла оторвать взгляд от своего компаньона… Нет, не Осокин стоял сейчас на палубе броненосца, повелевая ветрам и хлябям; тёмный силуэт был всего лишь ширмой, занавеской, скрывающей маховики и зубчатые колёса вселенского механизма… «И вот с этим… Вот с этим я жила рядом? Спала?! Зачала от него ребёнка?!» – поднявшаяся в душе волна страха и омерзения напугала Ласку едва ли не больше творившегося вокруг.
Басовитый бронзовый гул, казалось, теперь звучал отовсюду; «стим бойз» валились на палубу, теряли человекоподобие, становясь косматыми клубками пара, бледные молнии сердец лихорадочно пульсировали – а в небе тем временем творилось немыслимое. Мир исказился, словно в треснувшем зеркале. Три аэроплана, один за другим, сорвались в пике. Летевший сзади настиг своего собрата в этом раздвоенном пространстве, бешено крутящийся воздушный винт зацепил короб хвостового оперения, размалывая его в мелкую щепу – и сам разлетелся на куски; груда обломков рухнула в Атлантику. Третья машина попыталась развернуться, но отчего-то косо пошла вниз, ускоряясь всё больше и больше, коснулась крылом воды – и закувыркалась, разламываясь, оставляя за собой череду всплесков, словно пущенный «блинчиком» камень-голыш. Оставшиеся «Стимфлаи» спешно набирали высоту. Озорник что-то сделал; сияющие в небесах Знаки изменили свои очертания. Ближайший крылатый силуэт вдруг странно задрожал, завибрировал и начал распадаться на части: вниз полетели клочья обшивки, куски каркаса, раскоряченная фигурка пилота – океан безразлично принимал любую жертву… И всё вдруг закончилось. Знаки в течение нескольких кратких мгновений менялись, приобретая всё более простые очертания – пока не исчезли вовсе; угасло изумрудное, пронизывающее всё и вся зарево, пропал жуткий, идущий со дна стон, оставив после себя лёгкий звон в ушах. «Стим бойз» вяло шевелились, постепенно обретая антропоморфный облик. Осокин обернулся, и все невольно сделали шаг назад: от этой устало ссутулившейся фигуры веяло чем-то нечеловеческим… Впрочем, уже в следующее мгновение жуткое чувство схлынуло. Капитан Стерлинг прочистил глотку.
– Гм, а как же остальные?! Смотрите, они улепётывают!
– У меня тоже есть свои пределы, сэр… – отозвался Озорник и тихо, словно про себя, добавил: – Пока есть…
– Ну, чего встали?! – рявкнул на матросов пришедший в себя боцман. – За работу, парни!
Но приступить к делу сразу команда не могла. Люди были ошеломлены; на Озорника поглядывали с суеверным ужасом – а призракам, похоже, досталось куда крепче. Движения их сделались вялыми и неуверенными, словно у пьяных, некоторые даже не могли подняться на ноги. Понукания О'Рейли не возымели никакого эффекта – и тут на помощь неожиданно пришел Потап. Медведь ненадолго скрылся в недрах корабля – и появился уже с мандолиной. Кривые когти зверя запорхали по струнам, полилась мелодия – девушке она показалась смутно знакомой, хотя слова вспомнить не получалось. Доиграв до конца, Потап тут же завёл новый мотив, потом ещё и ещё – и движения призраков мало-помалу сделались осмысленными. Те, кто оправился быстрее, помогали подняться на ноги своим товарищам, что-то им говорили – по крайней мере, так казалось со стороны… А медведь всё играл и играл. Найденный на свалке, починенный на скорую руку инструмент выдавал такие пассажи, что это казалось волшебством – но волшебством добрым, домашним, не чета ужасающей магии Лексикона… Заметив взгляд Ласки, Потап подмигнул ей.
– Как паровичков-то наших музыка лечить, видала? Это им, вроде как нам водовки шкалик раздавить… Бодрит, понимашь!
– Вижу. Ты здорово играешь, Потап…
– А то! – невозмутимо согласился зверь. – Струмент, правда, хлипкий больно… Ну, да в умелых-то лапах и пень – балалайка… В Крымскую, знашь, как бывало? После артобстрелу лежат все в окопах, трясутся – особливо новобранцы… Со страху-то и сказиться недолго быват… Тут как раз балалаечку достанешь, сыграшь что-нибудь, оно и отпустит…
***
В одном из глубоких лондонских подвалов пришла в движение странная, похожая на гигантскую астролябию машина: выпуклая линза скользнула по орбитам-направляющим, описав дугу вокруг бронзового глобуса – и замерла. В перекрестии нитей оказался пустынный и ничем не примечательный участок Атлантики, приблизительно на три четверти пути между Европой и берегами Нового Света.
***
Выносить общество Легри было непросто. Командор Роберт Мак Дули клял настырного француза во все корки – разумеется, мысленно. А тот всё не унимался: расхаживал с важным видом, заложив руки за спину – и говорил, говорил, не переставая; сыпал нелепыми догадками и строил ещё более нелепые планы, не давая сосредоточиться… Наконец, командор решился на крайнюю меру. Курить на воздушных судах строго запрещалось – но Мак Дули изредка, пользуясь своим положением, пренебрегал этим правилом. Страсть к хорошему табаку являлась, пожалуй, единственной слабостью «железного Роберта» – и не было в команде «Немезис» человека, который позволил бы себе осудить командора. Спорран, традиционная поясная сумка, входившая в шотландский национальный костюм, служила отнюдь не только для красоты. Порывшись в ней, командор извлек на свет внушительную трубку и жестянку с табаком, неторопливо набил чашечку и чиркнул спичкой. Поплыл голубоватый дымок; Легри остановился на полуслове, потянул носом – и обернулся на командора.
– Боже милостивый, сэр Роберт! Что за… Что это вы курите?!
– Это? О, это латакия! – Мак Дули пыхнул трубкой и выпустил густой клуб дыма. – Предпочитаю сирийскую кипрской: богаче и мягче вкус...
– Отвратительный запах! – пробормотал Легри. – Словно горелое тряпьё…
– Великолепный табак! – возразил командор. – Истинный аромат Востока… Его коптят в дыму высушенного верблюжьего навоза, чтобы придать смеси особую пикантность1…
Легри издал утробный звук и рванулся прочь. Мак Дули невозмутимо затянулся и бросил взгляд на дежурного офицера. Лицо того покраснело от еле сдерживаемого хохота – дежурную шутку командора знали все, до последнего матроса, но от этого она не становилась менее забавной…
Скоро, однако, находившимся на мостике стало не до веселья. Бледный, с трясущимися руками пилот – жалкая тень того лётчика-аса, что покинул сорок минут назад палубу «Немезис», срывающимся голосом докладывал подробности постигшей их катастрофы. Командор молча смотрел на него… И не верил ни единому слову – просто не мог поверить; но экипажи ещё двух вернувшихся аэропланов подтвердили сказанное, слово в слово. Притихший Легри с беспокойством поглядывал на шотландца: отдай тот приказ прекратить погоню – не помогут ни верительные грамоты, ни угрозы, ни поддержка верного телохранителя… Да и что они смогут вдвоём против команды воздушного линкора… Фальконе, разумеется, будет только рад – предатель, отступник…
– Слушай мою команду! – грянул командор. – Всем службам – боевая готовность! Штурман, поднять «Немезис» на максимальную высоту! Машинное отделение – полный вперёд! Старшим офицерам явиться в штурманскую… – взгляд его остановился на Легри. – А теперь, сэр, я хочу знать всё о нашем противнике! Всё, о чём вы соизволили умолчать.
Воздушный линкор словно очнулся от безмятежной дрёмы. Загудело газовое пламя: длинные ряды горелок расцвели желто-голубыми опаляющими цветами. Забурлили котлы, пар рванулся в калориферную систему, а оттуда, дополнительно разогретый, под высоким давлением ударил в цилиндры, толкнув поршни двигателей. Многофутовые лопасти горизонтальных воздушных винтов дрогнули и пришли в движение. Одновременно стали уменьшаться в размерах исполинские секционные баллоны, поддерживающие с двух сторон корпус «Немезис». Лишний газ стравливался, и хитроумный внутренний каркас менял конфигурацию: секции вдвигались одна в другую, жесткие пластины оболочки сгибались в тех местах, где были соединены эластичными перемычками, подобно исполинскому оригами. Площадь парусности уменьшилась, упала и подъемная сила баллонов – эту роль взяли на себя горизонтальные пропеллеры. Расход топлива в боевом режиме, естественно, возрастал многократно – но линкор выигрывал в скорости и маневренности, становясь чем-то средним между обычным дирижаблем и летающими конструкциями «тяжелее воздуха». Техникам двигательного отсека приходилось нелегко. Им нужно было учитывать множество величин: изменяющийся при взлёте и посадке аэропланов вес корабля, плотность окружающего воздуха, температуру и влажность за бортом, направление ветра… Машинное отделение «Немезис» напоминало скорее лабораторию: стекло и полированная бронза множества циферблатов, усовершенствованные стационарные арифмометры, грифельные доски для записей, ажурные вентили, медные раструбы переговорных устройств – и выгравированные в металле таблицы плотностей и объемов, используемые для вычислений. За каждым маневром линкора стоял напряженный труд: воздухоплавание предъявляло к людям куда более высокие требования, чем мореплавание. Венцом технической мысли был крытый чёрным шеллаком куб размером с хороший платяной шкаф – миниатюрная счетная машина Бэббиджа, одна из двух. Другая находилась в штурманской и служила для навигационных расчетов; но сейчас вычислитель молчал – офицеры «Немезис» сосредоточенно разглядывали карту.
– …Как видите, джентльмены, задача нам предстоит непростая, – завершил вводную Мак Дули. – Рапорты пилотов вы все слышали, краткую информацию о том, кто нам противостоит – тоже. Прошу высказываться.
– Если верить мистеру Легри – не обижайтесь, сэр… То там, на корабле, мало что не сам сатана! – скептически усмехнулся один из офицеров.
– У вас есть иное объяснение краху нашей эскадрильи? – поднял бровь Мак Дули.
– Всё верно… – сипло произнёс француз и закашлялся. – Он и впрямь дьявол в человеческом обличье; и повелевает такими силами, которые не привидятся даже в самом страшном кошмаре…
– Но в остальном этот ваш Инкогнито – обычный человек? – уточнил командор. – Он ест, пьёт… Спит? Его можно убить?
– Да, разумеется… – Легри устало потёр лоб. – Если только удастся захватить его врасплох.
– Ночная операция… – задумчиво произнёс кто-то. – Атаковать их в темноте…
– Вслепую? – возразили ему. – И у нас больше нет «Стимфлаев», переоборудованных под тяжелые бомбы – а идти в атаку силами «Немезис», означает подставить её под удар...
– Авиагруппа будет следовать за целью вне пределов досягаемости; по словам пилотов, это около мили… Атака начнется в густых сумерках – и с разных направлений, – голос говорившего звучал напряженно: и он, и остальные прекрасно понимали – если Инкогнито наготове, шансов вернуться у лётчиков будет мало. – Переоборудовать все машины под тяжелые бомбы; задействовать ради подготовки всех механиков…
Старший штурман достал из обитого бархатом футляра курвиметр. Зубчатое колёсико проехалось по карте.
– Если цель будет идти прежним курсом и с прежней скоростью, то достигнет берегов Нового Света спустя четверо суток… Можем успеть.
– Поддерживаете предложение, Кларенс? – спросил Мак Дули.
Первый помощник задумчиво прищурился.
– Их судно может погружаться, сэр…Что, если они попросту уйдут под воду, завидев наши аэропланы? Я бы так и сделал на месте их капитана… Вся операция должна быть молниеносной; сможем ли мы достичь такой внезапности? Разве что спрятаться в облаках…
– Метеогруппа?
– Давление снижается, сэр… Но дать прогноз на четверо суток вперёд мы не можем…
Легри внезапно вскинул голову.
– Это могу я!
– Каким образом? – удивился кто-то.
– У меня свои источники. И это будет абсолютно точный прогноз, джентльмены, – к французу стремительно возвращалась самоуверенность. – Назовите дату, время и место – а я скажу вам, чего ожидать от небесных хлябей.
Офицеров такой ответ не устраивал; им хотелось знать. Легри сделался высокомерно-неприступен. Запахло скандалом.
– А что, если… – задумчиво сказал один из офицеров; Роберт Мак Дули расслышал его сквозь гомон голосов и ободряюще кивнул.
– Мы вас слушаем, Сильверспун…
– Я подумал, сэр… Что, если использовать осевую пушку?
Осевая пушка была самым дальнобойным орудием летающего линкора – и, как ни странно, одним из самых бесполезных. Конструкторы этого чуда предназначали её для уничтожения вражеских воздушных судов на дальних дистанциях; на практике же палубная авиация оказалась куда более действенным средством защиты и нападения. Протянувшийся от кормы до носа ствол был жестко закреплен в корпусе линкора: прицеливание осуществлялось за счет маневров самого корабля. Отдача выстрела компенсировалась противонаправленным холостым залпом. Единственным преимуществом такой пушки была дальнобойность и чрезвычайно пологая траектория выстрела – вычислитель Бэббиджа в основном и предназначался для быстрого её расчета. По сути, «Немезис» была вооружена огромным штуцером – точным, но отнюдь не скорострельным. Легри, конечно, всего этого не знал. Не только вооружение, даже сам факт существования воздушных линкоров-авианосцев считался военной тайной. Он лишь отметил, что офицерам, судя по всему, ход мысли этого Сильверспуна (ха, ну и фамилии у альбионцев!) понравился. Они принялись оживленно обсуждать преимущества и недостатки дальнобойного выстрела. «Точность изумительна, на последних стрельбах… Они наверняка ожидают повторения воздушной атаки, запустим авиагруппу для отвлечения внимания…» Француз вдруг перестал воспринимать то, что говорили окружающие. Как это бывало всё чаще за последнее время, речи их превратились в нечленораздельное нудное жужжание; накатила волна раздражения, сменившаяся затем апатией… Легри хотелось лишь одного: развернуться и уйти, оставить этот балаган во главе с шутом в клетчатой юбке, запереться у себя в каюте, зарядить ампулу в инжектор – и отдаться восхитительной прохладе морфийных грёз…
– Сэр! Сэр! Что с вами?!
Легри разлепил веки. За каким дьяволом они все на него таращатся?!
– Со мной всё в порядке! – буркнул он и добавил, поскольку окружающие явно не поверили его словам: – Приступ мигрени, только и всего… Здесь у вас чертовски душно.
– Нам понадобится ваш, хм… Точный прогноз, – сказал Роберт Мак Дули. – Если конкретнее – погода у восточного побережья Нового Света, в зоне радиусом около ста миль, спустя четверо суток.
– Это слишком большая территория… – начал было француз, но тут ему пришла в голову мысль. – Впрочем, я могу предсказать погодные условия в той точке, где окажется к этому времени «Немезис».
– Но мы ещё не знаем, где она окажется! Это зависит…
– Неважно, – отмахнулся Легри.
Судя по всему, эти люди считали его помешанным. Ну и пусть, какого дьявола – лишь бы не слишком докучали; а в правоте его слов им ещё предстоит убедиться… Он прошел к выходу, спиной чувствуя недоуменные взгляды.
Гостям линкора были предоставлены каюты на третьей палубе; спустившись по узкому трапу, француз прошел мимо апартаментов Фальконе, кивнул стерегущему двери неандертальцу и постучался в каюту фрау Мантойфель.
– Эмма? Мне срочно нужно с вами увидеться…
– Входите, Огюст.
Пифия возлежала на кушетке, лениво перелистывая страницы толстенного немецкого романа. Когда Легри затворил за собой дверь, она отложила чтение.
– Ну что, вам, наконец, потребовались мои услуги? Знаете, я даже рада… Здесь с ума можно сойти от скуки. Да и мысль о том, что под тобой добрая миля пустоты, не прибавляет оптимизма… Что, мы, наконец, достигли Нового Света?
– Ещё нет… Послушайте, мне необходим прогноз погоды на вечер четвёртого дня пути… Что там будет в пределах нескольких миль от «Немезис»?
Фрау Мантойфель, не вставая, протянула руку за своим ридикюлем, достала хорошо известный французу портсигар и принялась перебирать его содержимое.
– Вопрос тянет на три метки… – пробормотала она, извлекая сигариллу, помеченную тремя тонкими черными колечками. Легри так и не разобрался, согласно каким критериям пифия определяет сложность предсказания.
Фрау Мантойфель меж тем не спешила приступать.
– Послушайте, Огюст… Вы таскаете мня за собой, словно кокотку; благодаря вашей настойчивости я оказалась на краю света… Вы хоть представляете, какую плату я от вас потребую?!
– Всё, что угодно, Эмма… Любая сумма… Мы будем рады возместить Великой Тевтонской ложе…
– Плевать я хотела на Тевтонскую ложу! – заявила пифия. – Здоровьем рискую я, а не горстка напыщенных болванов в идиотских фартуках… Что касается денег, вы не хуже меня знаете – это всего лишь инструмент… Те, кто правит миром, могут в одночасье превратить их в груду бесполезных бумажек, а золото приравнять по стоимости к свинцу… Обрушения фунта уже случались на вашей памяти, не так ли? Как вы думаете, кто извлёк из этого выгоду? Мне нужна моя доля Власти, Огюст! Доля того, за чем мы идём – в точности, как у флибустьеров… И вы мне её предоставите, без всяких условий и отговорок!
Легри хотел было объяснить, что планы относительно Инкогнито несколько изменились… Но в последнюю секунду сдержался. В конце концов, кто знает – как бы отреагировала пифия на такое заявление! Пускай лучше тешит себя иллюзиями – до поры, покуда Инкогнито не станет достоянием истории… А там уже видно будет.
– Хорошо, Эмма. Как скажете…
Фрау Мантойфель чиркнула спичкой. Француз поспешно приготовил блокнот.
– Солнце уснуло, спустившись вдали за холмами,
Стихла волна, и от края, где белая роза
Ныне свои лепестки распустила беспечно,
Катят тумана клубы средь каменьев пустынного брега,
В царство Нептуна на добрую милю вторгаясь.
Жестокий приступ кашля сотряс тело пифии – а Легри перечитывал раз за разом метафизическое послание, силясь проникнуть в его смысл. Как и в прошлый раз, понятна была лишь часть написанного. Туман вдоль берега, на милю в океан… Но при чем тут белая роза?! Что за смысл здесь таится – и есть ли он вообще?!
Фрау Мантойфель, держась за стенку, нетвёрдыми шагами направилась к дверям. Француз, ощутив начинающееся головокружение, спешно подхватил её под локоть и вывел из каюты. Интересно, что за гадость в этих сигариллах? А, плевать, он не о том думает… Спрашивать Эмму бессмысленно – она лишь голос, сосуд… Вдруг он пропустил нечто важное? Взгляд Легри остановился на фигуре неандертальца, стерегущего каюту Сильвио.
Фальконе явно не страдал от безделья. Он сидел за столом и работал – шуршало перо, на бумагу ложились ровные строчки. Сильвио едва удостоил француза взглядом, и тот снова ощутил сильнейший приступ раздражения, с трудом подавив соблазн призвать на помощь Имеющего Зуб. Да, уж кто-кто, а неандерталец умел завладеть вниманием собеседника! Что ни говори, грубая сила имеет свои преимущества – любой хлыщ запоёт соловьём, лишь бы прекратить боль! Но нет, это время ещё не пришло… Он молча шагнул к столу и положил перед опальным соратником вырванный из блокнота листок. Сильвио пробежал его глазами.
– Что это?
– Сводка погоды на четверо суток вперёд. Командор намерен взять реванш, и ему нужно знать…
– А, так это предсказание… – Сильвио откинулся на спинку стула. – Послушайте, Огюст, а с чего вы взяли, будто я намерен вам помогать?
«Могу позвать Имеющего Зуб» – вертелось на языке француза, но он сдержался.
– Вы всё ещё член Братства, Фальконе? Вы всё ещё помните о нашей миссии?
– Я-то помню, а вот вы… Вы готовы пустить псу под хвост уникальный шанс!
– Давайте будем реалистами, – в голосе Легри прорезалась вдруг усталость. – Черт, да как вы не понимаете – я пытаюсь защитить наш с вами мир от того, что над ним нависло…
Фальконе молча вертел в пальцах листок. Пауза затянулась.
– Хорошо, – неожиданно сказал он. – Так… Первая строчка – это время действия; вечер, согласны? Четвёртая и пятая – указание на собственно погоду: туман вдоль побережья, на милю к востоку… «Стихла волна» – безветрие; стало быть, туман продержится довольно долго…
– А «белая роза»? Это что, поэтическое иносказание? Или где-то там действительно растут эти чертовы цветы?!
– Там растут весьма странные вещи, однако что касается роз, хм-м… – Сильвио развернул карту. – Ну-ка, взглянем… Силуэт побережья изрезан, но вот распустившуюся розу ничего не напоминает… Это какой-то объект, бесспорно; указание места… Роза, Белая Роза… Нет, ни один из городов такого названия не… Ах ты, ну конечно! – глаза его внезапно блеснули. – Новый Йорк! Понимаете, Огюст?
– Нет…
– Да это же элементарно! – усмехнулся Фальконе. – Новый Йорк назван в честь альбионского Йорка… Вспомните историю, война Алой и Белой розы! Белая роза – символ герцога Йоркского!
– Вы думаете…
– Нет сомнений! Вот, значит, куда держит путь наш с вами фигурант! Новый Йорк, самый процветающий из городов Нового Света, постоянно растущий, отвоёвывающий у доисторических джунглей акр за акром… «Ныне свои лепестки распустила беспечно»! Да, всё сходится…
– Что ж, пожалуй, – согласился Легри.
– И уберите от моих дверей вашего головореза! – недовольно бросил Фальконе, возвращаясь к записям. – Это же нелепо…
***
Вахты были удвоены; бинокли и подзорные трубы без устали обшаривали небо и горизонт. Дважды нервы наблюдателей не выдерживали – они поднимали тревогу, приняв за аэроплан одинокого альбатроса или дав волю воображению. Матросы-люди ходили не выспавшиеся и злые, да и призракам, похоже, было не по себе – побочные явления от проекции Знака выбили их из колеи. Никто не знал, каким образом вибрации воздействуют на этих существ и что они чувствуют; на все расспросы «стим бойз» выводили только: «нам было очень скверно». Нервозное ожидание висело в воздухе; и чем ближе становились берега Нового Света, тем больше росло напряжение. Озорник тоже не находил себе места: бродил по корабельным коридорам, поднимался наверх и подолгу вглядывался в горизонт. Они с Лаской почти не разговаривали – и стена отчуждения с каждым днём становилась всё толще. Тревог и волнений хватало…
Ночь не принесла облегчения. Промаявшись несколько часов без сна, девушка встала с кровати, тихонько, стараясь не шуметь, оделась, но обуваться не стала – тяжелые ботинки рождали в металлических коридорах гулкое эхо. Тихонько ступая босыми ногами, она прокралась к дверям крохотной каюты, где содержался пленник. Расчет был верен: в этот час на страже стоял Потап.
– Чего, не спится? – сочувственно поприветствовал он Ласку.
– Тс-с! Да… Слушай, Потапка, мне надо поговорить с ним! – прошептала девушка.
Медведь фыркнул.
– Давай, только это, ты недолго там…
Мюррей лежал на застеленной койке и молча смотрел в потолок. При виде Ласки он изумленно приподнялся на локте.
– Мисс Вайзл!
– Говорите тише! – предупредила девушка и добавила: – Моё настоящее имя – Ласка Светлова; или Лэсси Светлоу по-вашему…
– Так, значит, вы действительно московитка…
– Нет, я из Уральского Атаманства… – Ласка внезапно смутилась: она не знала толком, что сказать этому человеку.
Джек сел поудобнее, осторожно потрогал щеку.
– Вы ранены?
– Так… Лёгкий ожог.
– Ожог?! Эти негодяи пытали вас?!
– О, нет, что вы… Просто намекнули, что на их вопросы лучше отвечать без задержек… – Джек поморщился. – Наверное, вся эта авантюра с моей стороны была ошибкой.
– Зачем вы здесь? – в упор спросила девушка.
– Хотел найти компромисс… Договориться с Инкогнито… То есть, с Осокиным. Но он не стал меня слушать.
– Ещё бы – после всего, что вы сделали!
– Послушайте, мисс Светлоу… Лэсси… Да, мы с самого начала выбрали неверный путь, признаю! Но ещё не поздно всё исправить!
– После того, как нас чуть не закидали бомбами?
Мюррей помрачнел.
– Проклятый француз! Я уверен, это его рук дело… Ах, черт, если бы я мог находиться в двух местах одновременно! Неужели нет никаких шансов договориться? Я подозреваю, что ваш друг затеял нечто ужасное…
Девушка закусила губу.
– Что вы намерены делать дальше?
– Я?! – Джек невесело усмехнулся. – Оставаться в живых как можно дольше! Подозреваю, это будет непросто… Ваш однорукий пират – отнюдь не образец гуманности!
Воцарилась тишина.
– Мы уже недалеко от берега, – нарушила молчание Ласка. – Я слышала, капитан упоминал какой-то Новый Йорк… Вроде бы, это большой город…
– Ещё бы! Самый крупный в этой части света…
– Ваши друзья смогут найти вас там?
– Конечно. Но не думаю, что меня отпустят; скорее, будут держать как заложника – хотя это и бесполезно… Слишком уж высоки ставки в игре; боюсь, моя жизнь теперь мало что значит.
– Я помогу вам, – неожиданно выпалила Ласка. – Но… Вы должны мне кое-что обещать. Постарайтесь… Хотя бы попробуйте, убедить ваших друзей обойтись без… Без крови. А я поговорю с ним… Может быть, то, что не получилось у вас, удастся мне.
– Вы смелая девушка, Лэсси! – покачал головой Джек. – Хотел бы я… Впрочем, пустое. Конечно, я даю вам слово. Собственно, именно это я и пытался сделать…
В дверь тихонько поскреблись: Потап нервничал. Ласка зябко переступила босыми ногами по холодной стали.
– Хорошо, я верю вам. Ждите – и будьте наготове.
Минуло трое суток. На четвёртый день, под вечер, в каюту Озорника постучали.
– Войдите! – отозвался Осокин.
В двери протиснулся капитан Стерлинг; за его спиной маячила сумрачная физиономия О'Рейли.
– Одно из двух: либо они потеряли нас из виду, либо готовят какую-то пакость! – без обиняков заявил капитан. – Сегодня ночью мы окажемся вблизи берегов; скорость придётся сбавить – лоции этих вод у меня нет…
– Но план остаётся прежним? – полюбопытствовал Озорник. – Проскочить в темноте устье Гудзона, подняться по реке, насколько это возможно – а там…
– Ага, всё так, – кивнул Стерлинг. – Согласно моим расчетам, мы выйдем прямиком к Новому Йорку. Собственно, если брать нас тёпленькими – то именно там… Ох, чувствую, ночка намечается весёлая!
– У нас есть, чем ответить в случае нападения?
– Да, парочка сюрпризов имеется; мистер Лидделл недаром ест свой хлеб… Но наш главный калибр – это вы, сэр! – Стерлинг гоготнул и отвесил шутовской поклон. – По этой причине я и заглянул: не соблаговолите ли провести эту ночь в компании простых грубых парней вроде меня и мистера О'Рейли? Общество очаровательной мисс Светлоу, безусловно, приятнее, но – дела, дела…
