Текст книги "Зверское убийство. Тайна Люка Эббота"

Автор книги: Паула Гослинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

Глава 31

Кэй провела весь день, отменяя и переназначая визиты больных доктора Грегсона. Она была глубоко опечалена тем, что Дэвида забрала полиция. Она работала с Грегсоном вот уже пять лет; с другой стороны, она была влюблена в Дженифер, хотя работала с ней менее года.

Она взглянула на Дженифер, – та сидела, укрывшись, в приемной; перед ней громоздилась стопа медицинских карт. Приходил и ушел констебль Беннет, работающий вместе с Дженифер и доктором Мэйберри. Он фиксировал все, что находили в записях Дженифер и доктор Мэйберри. Список необходимого был составлен Эбботом.

Они не ответили на все его вопросы – лишь на те, что посчитали относящимися к делу. Не разоблачение – но сотрудничество. И все же то и дело возникали споры: частью – профессиональные, частью – личные. Теперь Беннет ушел, а доктор Уэлли отправился наверх отдохнуть. Выглядел он недовольным и безмерно усталым.

Кэй, жалевшая старика, чувствовала, что вся вина за это происшествие лежит на Дженифер, и все же разум подсказывал ей, что несправедливо судить ее. Дженифер выглядела так же плохо, как и ее дядя.

Дженифер почувствовала неодобрение Кэй и взглянула на нее:

– Я должна была сделать это, Кэй. Что, если Дэвид болен – и не может помочь сам себе? Если бы промолчала, – возможно, погибло бы еще несколько женщин. Лучше я ошибусь в этом, чем в другом.

– Вероятно, вы правы. Но вы могли бы поговорить с ним до того, как сообщать в полицию, не правда ли?

– Если он – убийца, то он пытался убить меня вчера ночью. Разве ты не помнишь? Ты бы обвинила в лицо того, кто желает твоей смерти? Я не такая смелая.

– Ты что, серьезно, действительно веришь, что Дэвид Грегсон желает твоей смерти? Да он же влюблен в тебя!

Дженифер покачала головой:

– То, что он чувствует ко мне, – это не любовь, как таковая, и в любой момент это может обратиться в ненависть. Эти эмоции очень схожи. Не любовь противоположна ненависти, а равнодушие. Я была навязана ему дядюшкой – и он обижен этим; он был унижен женой – и здесь есть причины для ненависти к женщинам. А может быть, на этой почве у него сформировался психоз человекоубийства? Я согласна, может быть, такой вывод покажется натяжкой… Но эти скальпели… ты видела эти скальпели, которые он содержит так хорошо наточенными? – Она вздохнула. – Как бы я хотела, чтобы все оставалось так, как было до этих убийств. Я хочу научиться быть хорошим семейным врачом, я хочу построить здесь свою жизнь, быть полезной, скрасить старость дяди Уэлли и тети Клоди, обрести дом.

– А что же Марк Пикок? Он разве не составит твое счастье?

– Не знаю. – Дженифер поправила волосы. – Я чувствую, что совершенно разочарована в Марке, так же, как и в Дэвиде.

– А Люк Эббот? – со значением спросила Кэй.

Дженифер посмотрела на нее из своего угла и постаралась улыбнуться:

– Бог мой… Все это просто смешно, правда? Я имею в виду, что я разведена, мне очень и очень скоро – сорок, я работаю и увлечена своей профессией… зачем я им всем? Марку нужна не я, а хозяйка его драгоценного замка; Дэвиду нужна успокоительница, которая перевязала бы его раны и сделала бы вновь самим собой, а Люку… – Она задумалась.

– Люк не похож на них? – спросила Кэй. – Или же ты смотришь на отношения с Люком по-иному?

– Не знаю. Люк… любит меня. Это мешает ему вести расследование, это терзает его. И меня – тоже. – Она поглядела на Кэй в некоторой растерянности. – Я думаю, что Люк – замечательный, – бесхитростно призналась она. – Но я думаю, что быть семейным врачом – тоже дело замечательное. Что делать?

– Если хочешь прислушаться к моему совету – ничего, – с проницательной улыбкой сказала Кэй. – Разве Люк требует от тебя решения?

– Конечно нет. Так далеко у нас не зашло. Он, возможно, и вовсе не хочет от меня ничего. Может быть, я для него – способ вернуться в прошлое, милое воспоминание.

Кэй ясно видела, что это возможное объяснение поведения Люка мучит Дженифер. Раненная своим разводом, она не могла легко поверить мужчине.

– Ну, тогда оставь все как есть, – посоветовала Кэй. – И посмотри, что получится. Ты же сказала: ты – не слезливая школьница и не энергичная свежая красотка. Ты – старая кошелка, Дженифер, и прими это как есть. А старые кошелки бывают осторожны – и полагаются на свой ум или то, что от него осталось. – Она поглядела на часы и поморщилась. – Кажется, доктора Грегсона не собираются отпустить до обеда. Лучше я поставлю телефон на автоответчик и поручу ночные вызовы доктору Кэлгери: доктор Уэлли уже созвонился с ним и заручился его согласием. Мы так обычно и делали, когда с доктором Уэлли случился удар, а доктор Грегсон сбивался с ног. Задумано – сделано.

Дженифер наблюдала за ее действиями, пока она ставила автоответчик, и чувствовала опустошение и апатию. Кэй закончила и облегченно вздохнула.

– Время идти домой и чистить картошку. Мы, женщины, преданные нашей профессии, не боимся домашних трудностей и захватывающих переделок, правда?

– Правда. – Дженифер с трудом улыбнулась.

Когда Кэй ушла, приемная показалась слишком уж тихой, похожей на могилу. Дженифер, чтобы развеяться, пошла на кухню – поговорить с миссис Льюис об обеде, затем – в гостиную, перекинуться словом с тетей, которая вновь сидела за вышиванием. Затем поднялась наверх, чтобы встретиться с дядей. Это было нелегко.

– Злись на меня, дядя Уэлли, но не на Люка. Это несправедливо – обвинять его.

– Он всегда был болваном, еще мальчишкой, – упрямо ворчал старик, не сводя взгляда с диктора, который беззвучно вещал с экрана телевизора. – В рыбной ли ловле, в учебе или крикете – Люк Эббот всегда шел напролом, своим путем, никого не слушая. Я должен был предположить, что он станет чем-то вроде сыщика.

Дженифер присела на краешек кровати и взяла дядю за руку.

– Что касается Дэвида…

– А что касается Дэвида? – Старик нахмурился, глядя на нее. – Он не более убийца, чем я. Твоя идея смехотворна. Что ты думаешь: он пьет как сапожник в одиночестве своей комнаты, затем берет нож и режет первую попавшуюся на улице женщину – и все потому, что ты конкурируешь с ним? Бог с тобой, Дженифер, ты совсем его не знаешь. Абсолютно не знаешь. – Он снова перевел взгляд на телевизор. – Его жена – тоже врач.

– Да? – Дженифер была поражена. – Я не знала.

– Ну, ладно. Что поделаешь. Она – врач. Консультант, дерматолог, только частная практика, по Милчестеру. Вот там она и встретила ее драгоценного баронета, драгоценного – в нескольких смыслах. Вероятно, приехал к ней на прием со своими королевскими фурункулами или чем-то в этом роде. И вот что она сделала: бросила практику – «из-за любви». И ты после этого удивляешься, что Дэвид косо смотрит на женщин-врачей? Нужно признать, что я тоже начинаю разделять его точку зрения.

– Ты имеешь в виду, дядя… ты желаешь, чтобы я оставила практику? – униженная, спросила Дженифер.

– Нет, я не желаю, чтобы ты оставила практику, – копируя ее женский тон, сказал дядя. – Но не могу сказать, что я понимаю, как можно обвинять нашего – твоего – партнера в убийстве.

– Дядя Уэлли, кто-то пытался убить меня прошлой ночью.

– Ерунда. Во всяком случае, ты не пострадала, а пострадала Фрэнсис. Не могу сказать, что я всегда рад ей и ее привычке задирать меня, но она – славная девочка, я люблю ее, она – под моим кровом, и случившееся большое для меня несчастье. Не понимаю, почему ты устраиваешь из-за этого такой шум. Я не вижу никаких швов на твоем лице.

– Возможно, появись они, ты не был бы так упрям, – заметила Дженифер.

– Все это ерунда, – бросил старик, но в голосе его слышна была любовь, несмотря на все усилия казаться суровым. Он любил Дженифер, и очень симпатизировал Дэвиду тоже, поэтому вся ситуация была для него чрезвычайно болезненна. – Конечно, я и мысли не допускаю, чтобы что-то случилось с тобой. Но менее всего я желал бы, чтобы ты превратилась в сумасшедшую высохшую старую деву. Я надеялся, что вы с Дэвидом… сдружитесь.

– Я знаю это, – раздраженно заметила Дженифер.

– А вместо этого ты ухлестываешь за Эбботом.

– Я не ухлестываю за Эбботом.

– Тогда зачем ты набрасываешься на меня как львица, когда я обвиняю его? Я-то уж могу разглядеть, что делается у меня под носом за столом или за чашкой чая. Эти томные взгляды, этот быстрый поворот головы, учащение пульса и все такое. Бог мой, Дженни, я хотя и перенес инсульт, но я не ослеп и не поглупел. Ты была влюблена в него девчонкой и влюблена до сих пор. Но теперь он – офицер полиции, а не капитан крикетной команды или Лохинвар, рыцарь западных долин. У него работа, и он сделает ее во что бы то ни стало. А выдача ему на милость Дэвида – это идиотизм. Все равно как сказать: погляди, какая я умная, Люк, – обрати на меня внимание. Будто кошка, которая приносит к ногам хозяина дома мышь – и требует поощрения. Ты огорчила меня, девочка. Я очень сердит на тебя. Выключи телевизор и дай мне отдохнуть.

Дженни пришла в ярость. Она встала:

– Это совершенно несправедливо! Это преднамеренная жестокость – говорить так про меня. У Дэвида зачем-то хранятся остро заточенные скальпели…

– Он всегда хранил их – с чего бы он стал убивать только сейчас?

– Один из них пропал вчера вечером, а сегодня появился на месте без кончика. А обломок как раз того размера, что я обнаружила в ране Фрэнсис…

– Это случайность…

– И он продолжает настаивать на том, что все убийства совершены одним лицом – будто желает, чтобы его поймали…

– Это все психологические трюки…

– И у него нет алиби на часы преступлений…

– Да он работает сверх сил!

Чувство вины за то, что она сделала, смешанное с яростью и смущением, образовало взрывоопасную смесь. Более того, отчего-то у нее стала путаться речь. Она смогла произнести лишь «Ох!» – и убежала из дядюшкиной спальни.

Он смотрел ей вслед, испытывая облегчение от того, что тяготившая его сцена окончена, – и думая о том, что предстоит еще немало сцен впереди. Нужно набраться сил. Дэвид вынужден сейчас отвечать на глупые вопросы, оправдываться в том, в чем не виноват, – и это в то время, когда так много больных… Возможно, он даже откажется теперь работать с Дженифер. Это еще большая неприятность.

Конечно, Люк освободит Дэвида – в этом не было и сомнения. Даже если кусочек металла совпадет по составу с металлом бистури, это будет лишь означать, что кто-то выкрал инструмент, а затем положил его обратно. Дэвид – не убийца. Конечно, в последнее время он стал немного странным, но это из-за нервного напряжения, что весьма понятно. Возможно, он принимает какие-то таблетки: многие врачи прибегают к медикаментам во время стресса. Он и сам прибегал к ним во время войны. Но волноваться тут нет причин.

Абсолютно никаких.

Вспомни-ка: в те времена были сильнодействующие средства, и многие люди испытывали после них изменения в психике. Иногда.

Темнеет, а Дэвид все не возвращается. Но нет причин волноваться.

Старик посмотрел на свои руки.

А также нет причины мять без конца одеяло.

Глава 32

– Только что позвонила сержант Уитни, – доложил Пэдди.

Он был вызван из комнаты, где допрашивали Грегсона, офицером Беннетом, находившимся в сильном волнении. После разговора с Уитни Пэдди вызвал Люка.

– Наш человек там зацепился. Работает. Ждет приказаний.

– Черт возьми! – Эббот поглядел из двери на Грегсона, сидевшего в компании местного полисмена. – Сегодня ночью предстоит дело. – Бросил взгляд на Пэдди. – Ну, что ж, это твой «первенец». Что ты намерен предпринять?

– Я намерен арестовать его, Люк, – сказал Пэдди.

– Хорошо. Возьми Беннета – и еще кого хочешь. Я продолжу работать с Грегсоном. И, Бога ради, будь осторожен. Похоже, он способен на все, – особенно когда ты обнаружишь себя. Он постарается вывернуться – иначе он потеряет все.

– Именно поэтому я и намерен арестовать его, – угрюмо повторил Пэдди.

Он подошел к Беннету и объяснил, кого нужно взять и что делать. Молодой офицер записал все в блокнот, не моргнув глазом, – и выполнил в точности. Пэдди подумал, что если бы ему пришлось работать здесь, – он сразу взял бы Беннета в свою команду. Он бы пригласил его даже в Милчестер, в случае своего повышения. Они не были близко знакомы, поэтому ему не были известны семейные обстоятельства парня, однако он сразу угадывал, кто достоин продвижения по службе, как угадывал и Люк Эббот.

Когда все были в сборе, они сели в машину, обычную, не полицейскую. Другим машинам предстояло блокировать парковочную площадку завода – на случай побега арестуемого. Пока Беннет рулил по вечерним улицам, Пэдди думал, что вокруг завода все-таки слишком темно. Может быть, лучше было бы, если бы операцией руководил сам Люк Эббот: к тому же он лучше знает город. Но арест такого преступника… сегодня был хороший шанс для Пэдди – и они с Люком оба понимали это.

Беннет поставил машину в воротах, загородив выезд с завода, а другие расположил по периметру ограды. Наступила темнота, но скоро должна была показаться луна. Они двигались в темноте и лишь изредка нарушали тишину бормотанием в радиотелефон.

Пэдди и Беннет переглянулись. Пэдди кивнул, и они вошли через главный вход. Холл был едва освещен. Они могли слышать голоса и смех уборщиц, шлепанье тряпок, жужжанье полотера. В полумраке произошло какое-то движение, и сержант Уитни, худощавая блондинка с дерзким лицом, в свободной одежде и халате, возникла из тьмы.

– Наверх, сэр, – сказала она Пэдди. – Он в маленькой лаборатории, где изготавливаются спецзаказы. Он один. Там две двери, обе выходят в коридоры. Я покажу.

– Он проявляет негативы? – спросил Пэдди.

– Да, сэр. Во всяком случае, проявлял, когда я выходила позвонить вам. Он все еще здесь – машина его не покидала стоянки.

– Молодец, девушка. Пошли.

Они двинулись наверх, прислушиваясь, не загудит ли лифт, – но не было и звука. Верхний коридор шел от маленького фойе до неосвещенного холла в конце здания. На полпути была видна полоска света, пробивавшаяся из-под двери.

– Это – лаборатория спецпроектов, – прошептала Уитни. – Если пересечь ее, там будет еще одна дверь – пожарный выход.

– Беннет? – позвал Пэдди. Беннет молча кивнул и двинулся к пожарному входу.

Они подождали, пока Беннет займет позицию, а затем Пэдди толкнул дверь и вошел в лабораторию.

– Работаем допоздна? – громко спросил он, чтобы сразу напугать, ошеломить своим внезапным появлением.

Человек, склонившийся над лабораторным столом, вздрогнул и выронил фотографию, которую держал в руках. Рванулся подхватить на лету, но промахнулся.

Беннет, вошедший через другую дверь, взял фотографию с пола и поморщился, рассматривая. Отдал ее Пэдди.

– Похабная вещь.

Пэдди взглянул – и на его скулах заходили желваки.

– Прекрасно, мистер Граймс! Однако не совсем то, что должно бы украшать стены кабинетов, не так ли? Другим сотрудникам это может не понравиться.

– О, мой Бог… – простонал Граймс. – Вы не должны были выходить сегодня на работу, – заметил он, обращаясь к Уитни, как бы возлагая вину за все случившееся за нее.

– Вышла, так сказать, добровольно, – отозвалась Уитни. Она тоже взглянула на фотографию. – У меня доброе сердце.

– Именно это и обнаружила здесь Берил Томпкинс, да, мистер Граймс? – спросил Пэдди. – Она обвинила вас, не так ли, и пообещала пойти в полицию и рассказать о вашем грязном ремесле? У нее были дети, мистер Граймс, и она не могла спокойно относиться к такому, не правда ли?

– Вы не понимаете, – слабым голосом начал Граймс, но его гладкое лицо побледнело и покрылось потом. – Я люблю детей. Все это – лишь искусство…

– Бросьте, мистер Граймс. Это – педофилия, порнография, – и вы рассылаете ее по почте другим таким же подонкам. Вы без разрешения используете заводское оборудование…

– Я получил разрешение, – с надеждой вставил Граймс.

– Но не для такого рода работ, – отчеканил Пэдди. – Я проверял.

– Вы говорили с…

– Я проверил, – повторил Пэдди. – Я еще раз повторяю вопрос: именно это обнаружила Берил Томпкинс, мистер Граймс? Обнаружила в тот вечер, когда была убита? Именно поэтому она ушла раньше, сославшись на «головную боль»? И побежала, чтобы успеть на автобус? Но у нее ничего из этого не вышло, не так ли? Вы опередили ее, вы ждали ее за кустом. Мы проверили ваши служебные передвижения во время войны, мистер Граймс. Вы были в подразделении фотографов лишь в самом начале. Затем вы, после спецподготовки, были посланы фотографировать германские военные объекты за линией фронта. Такой опыт не пропадает зря, правда? Когда вас разоблачили, вы сделали то, что научились делать во время войны, – неслышно убивать – и тихо скрываться. Вы пойманы, Граймс.

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – почти завизжал Граймс.

– Тогда мы проедем в другое место – и обсудим это. Уитни, пойдите вниз и приведите несколько служащих, чтобы они собрали всю эту грязь как вещественное доказательство.

– Слушаюсь, сэр, – ответила Уитни. – Я переварю эту грязь сама. У меня здоровый желудок, меня не стошнит.

Когда Люк Эббот услышал протестующий голос Граймса, которого вели по коридору, он вышел, оторвавшись от допроса.

Во время поездки до полицейского участка заведующий отделом кадров фотозавода мобилизовал все свои мыслительные способности – и потребовал: адвоката, справедливости, понимания, чтобы не говорили жене, а также чашку чая – и еще много всего прочего.

– Взяли? – спросил Эббот.

Пэдди усмехнулся.

– Еще чернила не просохли, так сказать. Думаю, расколется в течение часа – может быть, двух. Хочешь уехать?

– Спасибо, хотелось бы, – улыбнулся Люк. – Но здесь с доктором Килдэром еще ни к чему не пришли. Поменяемся. – Он взглянул на настенные часы. – Похоже, опять будет трудная ночь. Как насчет кофе? Беннет?

– Сейчас организуем, – отозвался Беннет.

Они наблюдали, как Беннет пошел по коридору, отыскивая, кому бы поручить кофе.

– Похоже, хочешь забрать его себе, когда получишь повышение? – спросил Эббот у Пэдди.

– Подумываю, – ответил Пэдди.

– Я заметил его первым, – возразил Эббот.

– Да, но у меня большая нужда в нем, – улыбнулся Пэдди, – Ты сможешь работать с кем угодно. А я – создание чувствительное.

– Твоя взяла, – усмехнулся Люк. Он посмотрел в сторону комнаты для допросов, где находился сейчас Граймс, и помрачнел. – Давай покончим с одним делом – и перейдем к Номеру Второму.

Глава 33

Граймс раскололся после четырех часов утра.

С большим трудом, чем ожидали Люк и Пэдди, – вероятно, еще один результат военного прошлого – под перекрестным допросом он спутался, и его запирательству пришел конец.

– Да, – сказал он, опустив голову на руки. – Да, я убил ее. Она бы донесла. Я бы потерял и работу, и жену…

Все это он, без сомнения, потерял сейчас.

А невинная женщина была убита. Никто из офицеров не чувствовал к нему жалости. Он был передан в руки правосудия и предоставлен своей судьбе. Но они не испытывали облегчения: еще два убийства оставались нераскрытыми.

– По крайней мере теперь можно прекратить попытки отыскать общие черты всех трех убийств, – сказал Люк, протирая сонные глаза и стараясь возвратить быстроту соображения. Допрос – столь же тяжелое испытание для офицеров полиции, как и для арестованных. Им не только приходится слушать и наблюдать за допрашиваемым со всей бдительностью, но также обмениваться мнениями между собой и угадывать без слов намерения друг друга, чтобы продолжать слаженно работать. Они сотрудничали уже долгое время, что сейчас облегчало задачу.

Но задача эта никогда не бывает легкой.

В конце концов они прервали допрос и поспали несколько часов перед тем, как утром продолжить задавать вопросы Грегсону.

– Это сведет меня с ума! – простонала Дженифер, глядя из окна на тропинку, что вела к приемной. – Только что вошла миссис Беннет. Именно я хотела сообщить ей, что последний ее тест на беременность подтвердился. Теперь это сделает дядя Уэлли. Черт возьми! – Дженифер отвернулась от окна. – Она выглядит очень бледной: надеюсь, никаких неприятностей. Они с мужем хотят ребенка уже несколько лет… Я была почти так же обрадована, как и она сама, когда появилась надежда.

– Да сядь ты, Бога ради, – попросила Фрэнсис. Разговор давался ей с некоторым затруднением. Лицо ее немного переменилось за последние сутки, и швы затягивались. – Если ты так себя ведешь, когда отсутствуешь на работе день, Бог знает, что будет с тобой, если ты возьмешь отпуск.

– О, это совсем иное, – мрачно отозвалась Дженифер. – В отпуске можно организовать свое время, подчистить упущенное, просмотреть лабораторные отчеты и прочее. Но проводить время так бездарно… и главное, я в хорошей рабочей форме. Бедный дядя Уэлли работает за меня все утро, устает… и все оттого, что Люку Эбботу пришло в голову, будто я в опасности. Даже тогда, когда они забрали Дэвида. Если я – в опасности, значит, Дэвид невиновен. В таком случае зачем они его держат? Я звонила в полицию несколько раз за утро, но они все время отвечают, что Люк занят. И Пэдди тоже. А я не хочу разговаривать ни с кем другим. – Она вздохнула. – А ты уверена, что не можешь предложить никакого нового подхода к проблеме?

– Но почему – я?

– Не знаю. Просто я полагала, что раз ты пишешь – и все такое…

– Я не пишу детективов, – с сожалением возразила Фрэнсис. – А что говорит твоя тетя? Она столько их прочла.

– Она тоже не знает, – ответила Дженифер. Прошла к окну и, наблюдая, как приходят и уходят пациенты, сжимала кулачки. – Бог мой, но почему Люк не звонит? Я же передала ему просьбу позвонить, – простонала она в отчаянии. – Неужели он не может выделить для меня минутку, как ты думаешь? Только минутку?

– Двадцать тысяч!!! – Гордон Синклер был в ярости. – Жалких двадцать тысяч?! Да вы сошли с ума. – Он гневно посмотрел на Грэхэма Мойля.

Мойль пожал плечами:

– Я разговаривал со страховой компанией. Они говорят, что у вас есть партнерская страховка, которая принесет вам еще пятьдесят тысяч. Я не обязан давать вам ничего, если верить им. По правде говоря, они посоветовали мне ничего вам не давать. Как и мой адвокат. Но мне хочется быть справедливым.

– Какая партнерская страховка? – спросил Бэрри Трит тоненьким голоском.

– Я все еще не верю, что вы с Уин были женаты, – заявил Синклер, меряя магазинчик шагами. – Я не могу поверить этому.

– У полиции есть брачный сертификат, – пояснил Грэхэм спокойно. – Вы можете сделать копию. Мы с ней не развелись.

– Да, но откуда вам знать? – повернулся к нему Синклер. – Она могла развестись с вами за давностью прекращения отношений.

– Полиция навела справки. Уин не подавала на развод. Она все еще была моей законной женой, когда была убита.

– Какая еще партнерская страховка, Гордон? – уже более громко спросил Бэрри Трит.

– А как же отъезд за границу?! Уин около года жила в Америке – как насчет этого? – Синклер наступал на Мойля, игнорируя вопросы Трита. – Вы не могли знать, может, она развелась с вами там.

– Мой адрес был ей известен, и она всегда знала, где я, хотя и не отвечала мне такой же любезностью, – объяснил Грэхэм, ничуть не пугаясь гневного голоса Синклера. – Они бы прислали на подпись бумаги: мне – или моему адвокату.

– Но почему? Почему? Она не была образцом семейной женщины!

– Она думала о беременности – а я думал, что она любит меня, – с достоинством ответил Грэхэм. – Она и не забеременела, и не любила…

– Тогда почему вы не развелись с ней? – потребовал ответа Синклер.

– У меня никого не было, и не было также денег. Это можно понять? У меня никогда не было достаточно денег – до сих пор. И не важно, какой она была, – я буду благословлять ее каждый день моей жизни, – добавил Грэхэм Мойль. – Так как от денег вы отказываетесь…

– Я этого не сказал! – завопил Гордон Синклер.

Грэхэм посмотрел на него долгим взглядом.

– Вы сказали, – изрек он и вышел, не оглядываясь.

– Какая еще партнерская страховка, Гордон? – снова спросил Бэрри Трит. Теперь его голос окреп, и в нем появились стальные нотки. Он требовал ответа.

– О, это такая ерунда, милый, – снисходительно сказал Синклер. – В случае, если один из партнеров умирает, у другого остается сумма страховки. Вот и все. Для поддержки бизнеса. Просто формальность.

– Я не помню, чтобы я подписывал что-то в этом роде.

– Ну, как же? Ты подписывал… – проговорил Синклер, отворачиваясь и пытаясь казаться занятым. – Как ты считаешь, эти вот заказы…

– Значит, если я умру, ты получишь все деньги? – спросил Бэрри. – А если бы я получил страховку Уин, а затем умер, ты бы получил огромную сумму, так, Гордон? Все досталось бы тебе?

– Я не понимаю, Бэрри, любимый: это все – бизнес. Вот и все. – Он подошел и положил руку на узкие напряженные плечи Бэрри. – Давай не будем думать о смерти и деньгах и всем этом, ладно? Художник, как ты, не должен заниматься всеми этими земными материями…

Бэрри сбросил руку Синклера.

– Я желаю видеть все подписанные мною бумаги, Гордон. И прямо сейчас.

Синклер уставился на него. Лицо Бэрри Трита было бледно и решительно. Синклер попытался выдавить улыбку.

Но не получил улыбки в ответ.

– Она была вне себя от радости, – рассказывал за ланчем дядя Уэлли. – Я выписал ей железосодержащие препараты и поставил ее на предродовой учет. Ее муж – полисмен, работает вместе с Люком Эбботом и Пэдди, Фрэнсис.

– Но у нее все в порядке? – спросила Дженифер.

Дядя положил нож и посмотрел на нее поверх очков.

– Все в порядке, – сказал он. – Не суетись.

– Это я сказала им, что нужно предпринимать, – сообщила Дженифер. – Рассказала им о лечении ледяной водой, и это дало результат! А значит, это и мой ребенок, черт возьми!

Теперь дядя положил нож и вилку – и улыбнулся.

– Хорошо, хорошо. Теперь ты наконец стала семейным доктором, Дженифер. Я уже начинал беспокоиться, случится ли это когда-либо, учитывая твое увлечение вычитанными из книг теориями, а также твою любовь слишком поспешно направлять пациентов на консультации.

Дженифер была смущена:

– Я не понимаю…

– Она сегодня была вне себя, видя, как приходят ее пациенты… – вступилась за подругу Фрэнсис, отлично понявшая смысл сказанного стариком. – Чуть не выпала из окна.

– Разница между больницей и нами – простая, – сказал дядя Уэлли, удобнее усаживаясь в своем кресле. – В госпитале лечат определенные случаи заболевания – мы же лечим конкретных людей. Кто-то, может быть, скажет, что это очевидно, – но это не столь очевидно для нового человека в семейной медицине, который только что пришел из госпитальных коридоров. Я знаю, Дженифер, что ты была напугана моей болезнью, озадачена неладами с Дэвидом, но в последние дни я имел возможность убедиться, как наладились твои отношения с пациентами. Они мне сами рассказали о том, какой хороший ты врач. А также и Кэй, а ведь от нее нелегко добиться одобрения. Эти пациенты – твои, не так ли? И ты желаешь принимать их только сама. Теперь семейная медицина вошла в твою плоть и кровь, девочка. И никогда не выйдет. Слава Богу, теперь ты помечена этой метой. И я могу, наконец, спокойно отдохнуть от дел. И все еще помочь в нужный момент, конечно… когда ты захочешь этого.

– Ты – волновался? – спросила Дженифер, все еще озадаченная и смущенная этими маленькими, но столь важными для нее признаниями.

– Да, волновался, – улыбнулась тетя Клоди. Она с любовью посмотрела на мужа. – И все еще волнуется. Беспокоится.

– Не о тебе, Дженифер, – добавил дядя Уэлли. – Но о сегодняшнем, и завтрашнем, и всем остальном. О Дэвиде. Если мы к концу ланча ничего о нем не услышим, то нужно будет позвонить в Комитет по Семейной Медицинской практике и запросить кандидатуру врача на замещение. Мы не можем полагаться на добрую волю наших коллег, тем более что нам нечем отдать свой долг. Бог знает, кого они могут прислать: в последний раз кандидат был старше, чем я, а предыдущий – молокосос. Если Дэвид будет обвинен, у нас возникнут проблемы. Я ненавижу саму мысль об этом, но мы обязаны думать о такой возможности. От нас потребуют ответа, почему мы не заметили странных наклонностей у него раньше…

– Потому что нечего было замечать, – неожиданно послышался голос Дэвида из дверей. Голос был крайне усталым. Дэвид возник в дверном проеме, бледный, с взлохмаченными волосами; он пристально глядел на Дженифер. Она замерла под его взглядом. – Вынужден огорчить вас, Дженифер, но полиция пришла к заключению, что я не психопат, и тем более не психопат-убийца. По данным лаборатории, кусочек металла из раны Фрэнсис не совпал по составу с недостающим кусочком моего бистури; этот обломочек бистури, между прочим, Люк Эббот нашел на дне моего портфеля при помощи детского десятипенсового магнита. Они проверили всех больных, которых я посещал в предыдущую ночь, и сверили время. Все было проделано очень тщательно. В то время, когда на Фрэнсис напали, я бинтовал ногу миссис Кэрри – у нее тромбофлебит. Она рассказала полиции, что я касался ее больной ноги так нежно, будто бабочка – крылышками, а нога как раз особенно болела в тот вечер. И еще. Я организовал ей стационар в госпитале этим утром. Надеюсь, с ней все в порядке. – Голос его был хрипло-монотонным. Видимо, он не спал всю ночь, и всю ночь его допрашивали, и голос сел.

Никто за обеденным столом не пошевелился и не заговорил.

Он глубоко вздохнул и завершил свой монолог:

– Я теперь собираюсь лечь поспать – на несколько неделек. Если бы Кэлгери смог взять на себя вызовы и в этот вечер, было бы очень кстати. Нет, Клоди, я не хочу ни есть, ни пить, спасибо. – Он повернулся и стал подниматься по лестнице: им было слышно, как тяжело и устало он ступает.

– Ну, так что, Дженифер? – спросил было дядя Уэлли, но та уже вскочила и бежала вслед Грегсону.

– Дэвид!

Он повернулся и ждал, а она поднималась вслед за ним.

– Дорогой Дэвид, мне так стыдно. Простите меня. Я была действительно напугана… – Она замолчала. Его лицо было непроницаемо. – Я должна была сообщить ему. Вы понимаете меня? Я должна была.

– О, очень хорошо понимаю, – мягко отозвался Дэвид.

– Пожалуйста… пожалуйста, не надо меня ненавидеть, – прошептала она в ужасе от того, что наделала.

– Я не ненавижу вас, – вяло проговорил он. – На вашем месте я, вероятно, сделал бы то же самое. Конечно, не могу сказать с определенностью, потому что никогда не был на вашем месте. Мне необходимо было заслужить мое место здесь.

Он повернулся и пошел наверх, оставив ее стоять на лестнице, в отчаянии глядящую ему вслед.

– Тебе удалось увидеться с Дженифер утром? – спросил Бэзил, когда они с Марком стояли на балконе и глядели на лужайку и блестевшую внизу реку. Когда-то гладкая, лужайка была здесь и там завалена кучами земли: везде копошились рабочие, будто муравьи.

– Нет. Мне сказали, что она отдыхает и не может никого видеть, – ответил Марк. Он повернулся и начал взволнованно ходить туда и обратно, размахивая при этом руками. – Можно было бы предположить, что ей захочется повидаться с собственным женихом… чтобы успокоиться, и все такое… но – ах, нет. А когда я попросил к телефону Грегсона, мне сказали, что он на вызовах. Предложили какого-то заместителя, кого-то совсем чужого. Глупая там сестра – я ей высказал все, что думаю по поводу этого «заместителя». – Марк с триумфом засмеялся.