Текст книги "Зверское убийство. Тайна Люка Эббота"

Автор книги: Паула Гослинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

Глава 17

Фрэнсис смотрела на Дженифер с больничной кровати.

– О Господи, – пробормотала она; после аварии ее ирландский акцент как будто усилился. – В жизни не испытывала такого позора, как сегодня в операционной с мистером Блайтом надо мной, когда он, не моргнув глазом, занес свой скальпель. «Машина была хорошо простерилизована?» – спрашивает он, а я сижу, как квашня какая-то, – свитер задрался, инструменты разбросаны по капоту – будто на витрине хозяйственного магазина.

– О да: это, должно быть, ужасно, – проговорила Дженифер, стараясь сделать тон участливым и не рассмеяться. Фрэнсис посмотрела на нее и обиженно вздохнула.

– Я бы тоже смеялась, если бы так не болели ребра. И все из-за этого обледенелого склона! Я жала на тормоз, хотя так перепугалась, когда начала скользить вниз.

Новое хирургическое крыло госпиталя было построено внизу и окружено склоном с трех сторон; стены были из солнцезащитного стекла; парковочная площадка располагалась дальше. Фрэнсис, направляясь туда, попала на наледь возле прохудившейся трубы, съехала юзом по подъездной дорожке и воткнулась со своей машиной прямо в стеклянную стену второй операционной, где в это время старший консультант мистер Блайт со скальпелем в руках собирался начать операцию.

– Он был очень мил. Ты знаешь, он отправил своего пациента в третью операционную с мистером Маршем, а меня извлек из машины, осторожно, как младенца, поскольку не мог быть уверенным, что у меня нет переломов, – продолжала Фрэнсис. – Он вызвал для меня каталку и переправил в травматологию, – и вот я здесь. Полагаю, пришлось вновь стерилизовать весь операционный блок, но он не жаловался и ничем не выдал своей досады. Благодарение Богу, пациент не проснулся, иначе при виде моей машины не обошлось бы без сердечного приступа. О Боже, я никогда не расплачусь за все это. Буду работать всю оставшуюся жизнь – лишь бы возместить стоимость ремонта, да плюс придется видеть ежедневно мистера Блайта. Ты ведь знаешь, каков он на язык.

– Я переговорю с ним, – утешила ее Дженифер. – Что касается оплаты, я думаю, у тебя все шансы выиграть судебное дело против госпиталя: они не починили прохудившуюся трубу – или что там было на парковке.

– Они не могли предугадать, что образуется наледь.

– Не могли предугадать – в последних числах октября? Они вряд ли смогут отрицать, – твердо сказала Дженифер. – Думаю, что страховые компании решат это дело. А теперь: что нужно от меня?

На Фрэнсис был хирургический воротник с повязкой, и у нее было сломано несколько ребер, но в основном ее раны представляли собой порезы. Ее оставили в госпитале на сутки под наблюдением. Она попыталась повернуть голову – и поморщилась от боли.

– Думаю, что суд обернется против меня, если только они не поместят меня как экспонат в местную кунсткамеру. Все это злые духи, что сидят во мне.

Дженифер рассмеялась.

– Ну, ладно: я заберу тебя завтра после приема, – и она помахала рукой на прощанье. В коридоре она натолкнулась на Пэдди Смита. – Четвертая кровать справа, – подсказала она ему. – Уверьте Фрэнсис, что арестовали всех этих злых духов, ответственных за аварию, и поместили их в коробку для обуви – до предъявления суду.

– Опять злые духи? – угрюмо спросил Пэдди. – Более всего она нуждается в новых линзах для очков и в колокольчике, чтобы предупреждать людей, что она идет навстречу.

– Пэдди!..

– Что там?

– Все хорошо. В основном порезы, ничего страшного.

– В самом деле? Тогда все прекрасно. – Было видно, какое он испытал облегчение. – Так, говорите, в коробке из-под обуви?

– Да, думаю, они настолько малы, что поместятся, – усмехнулась Дженифер.

Внизу Дженифер нашла Люка, ожидавшего своего напарника в приемном покое. Засунув руки в карманы, он оперся спиной о стену, разглядывая грязь, прилипшую к подошве. Поднял голову на звук каблучков Дженифер по линолеуму, и его голубые глаза мгновенно стали настороженными.

– С ней все хорошо, – сказала Дженифер.

– Прекрасно.

– Как вы узнали об этом?

– Мы увидели, как увозили ее машину, и сделали запрос. Это ведь наша работа: делать запросы.

– Мне говорили, ты большой мастер по этой части.

– Когда мы не трогаем при этом твоих друзей, да?

Дженифер опустила глаза, а затем заставила себя поглядеть на него.

– Прости, Люк, мне не следовало так срываться ночью. Я была не права.

Он кивнул:

– Спасибо.

– К нам утром поступил запрос относительно группы крови Марка. Я догадываюсь, это должно подтвердить либо отвергнуть факт отцовства… в случае Уин Френхольм? – Она махнула рукой: – Погоди, я опять не права, я не имела права задавать такие вопросы.

– Не имела права – потому что отказалась дать сведения?

Она почувствовала, как краснеет.

– Поскольку сам Марк отказал вам в этом, я решила…

– Ладно, все равно. Мы добыли данные из архива госпиталя. Мы не могли исключить его, но это еще ни о чем не говорит. Нам понадобится его кровь для более детальных анализов. Он просто один из многих, которых мы обязаны поставить под подозрение.

Голос его был очень спокоен и тон – выдержан.

– Да? А здесь очень многие приглядываются к тебе, парень, – легко и весело сказала Дженифер.

Он подумал – и улыбнулся ей:

– Знаю. Что же по мне видно?

– Видно, что я тебя знала когда-то. И что ты изменился, и очень. Где же твоя былая веселость, Люк?

– В могиле вместе с женой, – ответил он не скрываясь, а затем вздохнул с сожалением: – Прости, это вырвалось случайно. И это неправда: я никогда не омрачу ее памяти, взваливая на нее вину… Это все работа, Дженни; работа, жертвы преступлений – и необходимость подозревать каждого, во всем, постоянно. И это входит в привычку.

– Тогда зачем нужна такая работа?

– Затем, что я многое в ней понял. Затем, что несмотря на то, как она изменила меня, мне она нравится. Убийство – грех. Ты давала клятву не причинять людям вреда, дал клятву и я. Но всегда сопутствует искушение: стать слишком всемогущим, вообразить себя Богом, принимать единоличные решения – просто потому, что это легче: поддаться искушению.

– Или – подозревать Марка потому, что он… мой бой-френд?

– Или подозревать тебя, потому что мать Марка была против того, чтобы ты стала подругой ее драгоценного мальчика.

Дженни была ошеломлена:

– Ты подозреваешь меня?

Он пожал плечами:

– Не слишком всерьез, но логика подсказывает, что ты не можешь быть полностью исключена. Всегда есть возможность. Ты – врач по образованию, ты знаешь, в каком именно месте полоснуть ножом, насколько сильно. Женщина не станет пугаться женщины, она безбоязненно повернется к ней спиной. Ты – молода, сильна и быстра в движениях.

– Может быть, есть возможность, что это я стала отцом неродившегося ребенка Уин Френхольм? – Она не знала, что ей делать: дать пощечину или посмеяться над его предположениями.

– Ты могла обнаружить, что у Марка с ней – роман, могла убить ее из ревности и – или – из мести, а затем сделать то же самое с его матерью, которая также стояла у тебя на пути.

– Ну, что ж, благодарю.

Он пожал плечами:

– Это идет автоматом. Профессия. Я мог бы почти доказать вину множества людей, построив выводы только на предположениях. Я и говорю лишь о предположениях, Дженифер. Высказываю догадку. Указываю на некоторые особенности. Однако мы до сих пор не доказали, что все три смерти взаимосвязаны.

– Бог мой, что же в силах убедить вас? – спросила она. – Теперь я вижу, что Дэвид был прав. Может быть, нас убедит, если убийца повесит где-нибудь табличку «Поймай меня, если сможешь»?

– Это было бы хорошей услугой с его стороны, – улыбнулся грустно Люк. – Ты же видишь, что для всех: для прессы, для местных жителей, для Грегсона, для тебя – так просто и естественно предположение, что это один и тот же человек. Таким же простым оно было бы и для меня.

– А ты не любишь легких путей, как я вижу?

Он опять внимательно взглянул на свой ботинок.

– Что-то вроде того.

– Ты бы скорее поверил, что это три разных убийцы? – спросила она вполне серьезно.

– Естественно, нет. Теперь моя мысль находится между версиями один – два, однако которое из убийств одно – а которые два идут вместе, и есть основная проблема. Тот человек, который убил Берил Томпкинс, мог бы убить и двух других – или мог убить одну из них. А может быть, и ни одну.

– Но ведь медицинская экспертиза…

– Сирил Франклин – блестящий эксперт, но и он не способен на чудеса. Убийство – дело тонкое: жертвы сопротивляются, остаются отпечатки ног. Ни одна из смертей не похожа на другую. Только подобна на первый взгляд. Даже если тот же убийца использует каждый раз один и тот же метод, случаются различия. Для Сирила и для нас самое надежное – пользоваться наблюдениями и своей интуицией. Что-то в этих делах тревожит его, и меня тоже, но ни один из нас не может понять, что именно. Может быть, нас даже тревожат разные вещи. Вот откуда происходит мое подозрение в отношении твоего золотого мальчика и его мелодраматической реакции на убийство матери.

– Марк очень раним, – автоматически ответила Дженифер.

Люк улыбнулся:

– Я – тоже.

– А затем он попросил меня отобедать с ним вечером, – Дженифер взглянула на тетушку, которой за ланчем предоставила достаточно полную информацию о своих делах.

– Некоторые врачи имеют таких десятками, – прищурившись, сказал Дэвид.

– Имеют – что?

– Сумасшедших друзей и горячих поклонников, – ответил тот, берясь за ручку кофейника.

– Я не… – начала было Дженифер, но ее горячность была остужена холодным голосом тетушки.

– И ты собираешься отобедать с ним?

Дженифер сурово поглядела на Дэвида, но он сохранил любопытствующее выражение лица.

– Да. Я позвонила Марку, но Бэзил сказал по телефону, что он настолько ушел в свои переживания, что не может никого видеть.

– Я навещал его утром, – заметил Дэвид. – Может быть, Марк и безутешен, но он был одет и на ногах. На мой взгляд, мистер Тобмэн перестарался в своей опеке. Может быть, если бы он его так не опекал, то Марк не был бы таким рафинированным мальчиком. Сначала его опекала мать, теперь ее собирается заместить отчим.

– Вы несправедливы, – кинулась на защиту Марка Дженифер. – Это страшный шок: найти труп убитого человека, тем более, если этот человек – твоя мать.

– Согласен. Но как бы то ни было, Марк не выглядел так, будто он в шоке, – произнес Дэвид. – Он выглядел так, будто… испытал облегчение. Они вместе строили планы относительно дома. И были весьма поглощены своим занятием.

– Вы забываете, что и Бэзил потерял жену. Он не того сорта человек, который показывал бы на публике свои эмоции. Вероятно, он пытается быть занятым чем-то и занимает Марка, чтобы не уйти в переживания, – сказала Дженифер.

Грегсон промолчал, но это выглядело как комментарий. По прошествии нескольких минут молчания Дженифер вновь заговорила:

– Я… прочла этим утром медицинскую карту Марка.

– Да?

– Я не знала, что у него было нервное потрясение. – Дженифер внимательно следила за реакцией тети и увидела, как она обменялась взглядами с Дэвидом.

– Это случилось, когда умер его отец, – сказала тетя Клоди. – Я бы сказала, что было нечто большее, чем нервное потрясение: огромное горе, приведшее к нервному истощению.

– Что не видно из отчетов психиатра, – добавила Дженифер, внимательно глядя на Дэвида. – Они пишут, что находят у него манию, галлюцинации, паранойю. Я поняла, что он принимает транквилизаторы с тех пор, как это произошло. – Она повернулась к тетушке. – Нужно было бы указать это.

– Я думала, что все это было последствием большого горя, – смутившись, сказала тетя. – Полагала, что это временно. Уэлли не говорил, что это постоянное лечение. Марк был госпитализирован на короткий период. Я и не предполагала, что он сошел с ума.

– Он и не сумасшедший, – резко сказал Дэвид. – У них семейная тенденция к развитию шизофрении – это правда, но ничего более серьезного.

– Но если бы Дженифер вышла за него замуж, и у них родились бы дети… – в ужасе начала тетя Клоди.

– Я никогда не намеревалась выходить замуж за Марка, – ответила Дженифер. – Но теперь я понимаю, отчего он такой податливый и зависимый от матери. Вся его агрессия подавлена транквилизаторами.

– К счастью, – язвительно сказал Дэвид. – А что касается остального, то проблем не будет, пока он принимает лекарства. – Он со значением посмотрел на Дженифер. – А он постоянно принимал лекарства. Я проверял.

Дженифер почувствовала, как краснеет; Дэвид будто читал ее мысли.

– Ну, что ж… хорошо, – неловко прокомментировала она.

– Бог мой, – пробормотала Клоди.

Дэвид покончил с кофе и встал.

– Мне нужно сделать некоторые заметки перед обходом больных. Ваш лист, Дженифер, на вашем столе: Кэй записала вызовы для вас. – Он улыбнулся Клоди и вышел.

Они слышали, как он в кухне благодарил миссис Льюис за ланч, уходя в приемную.

– Он никогда не забывает ее поблагодарить, – сказала Клоди. – У него прекрасные манеры.

– В самом деле? Что-то я не замечала, – сердито ответила Дженифер.

Клоди вздохнула:

– Как бы я желала, чтобы вы двое как-то договорились, это бы так облегчило жизнь в доме. – Она налила себе еще чашечку кофе. – А теперь расскажи мне все, что сказал тебе Люк об убийствах.

– Я уже рассказала.

Клоди была разочарована:

– Так ничего больше? Ты имеешь в виду, что он ничего нового не рассказал?

– Боюсь, что нет.

– Как жаль. Интересно, что бы сказал по этому случаю Эркюль Пуаро, – пробормотала клоди. – Или Генри Мерривэйль? Или Мод Сильвер?

– Я спрошу у Люка, не желает ли он послушать их мнения, ладно?

– Не будь дерзкой, – посоветовала Клоди.

Дженифер усмехнулась:

– Наверное, это приведет к воспалению седалищного нерва?

– Нет, это приведет к несварению. Ты только что налила себе в кофе горчицы вместо сливок.

Глава 18

Аннабель Ли протянула руку, чтобы отключить у двери охранную сигнализацию магазинчика в Монастырском центре ремесел; магазинчиком она владела на паях со своей партнершей. Она пересекла комнату, и ее яркие волосы вспыхнули в луче солнца, что проникло снаружи. В заднем помещении она обнаружила Мэри Стрэйкер, которая чесала шерсть.

– Боже, как я устала от разговоров об Уин Френхольм, – сказала Аннабель, затягиваясь сигаретой и бросая пальто в угол. – Я только что заходила к Сэму, кое-что купить, и была перехвачена еще одним репортером. Они лишь околачиваются здесь, отнимают время и ничего не покупают. Им нужен только скандал в их вонючих газетенках.

Мэри кивнула:

– Да. Хуже всего приходится Ханне: они так и нападают на нее, а Бэрри и Гордона они уже выкрутили и отжали. Я понимаю Рэя Мосса: он вчера вышвырнул одного репортера из двери.

– Правда? – Аннабель была удивлена. – А я не слышала. Может быть, у него есть на то причины. Бэрри вернулся?

Лицо Мэри омрачилось:

– Нет. Я спрашивала Гордона, и он сказал, что тот простужен и не может работать.

– И ты поверила?

– Да, как ни странно. Не знаю, на самом ли деле то простуда, но знаю, что милый малыш Бэрри может заболеть лишь от того, что упустил возможность быть в центре внимания.

– Ах, он сукин сын, – засмеялась Аннабель.

Мэри улыбнулась:

– Прости, но я не стала бы его винить. Мне сдается, что я и сама простудилась. Черт. – Зазвенел колокольчик у двери, и ей пришлось встать. – Никогда не думала, что буду жаловаться на занятость, но, в самом деле…

– Но мы продали много свитеров, – неохотно сказала Аннабель. – Что бы там ни делала Уин при жизни, но своей смертью она принесла нашему местечку славу. Люди приезжают за много миль – только чтобы взглянуть. Наконец-то и нас нанесут на карту. Сэм счастлив, как мальчик, продает свои пироги и пончики – расходятся моментально.

Мэри кивнула и прошла к двери.

Аннабель некоторое время прислушивалась, а затем вздохнула: было не похоже на покупателей. Она поднялась, чтобы поставить чайник, и тут же послышался стук в заднюю дверь. Она открыла: на пороге стояла Ханна Путнэм.

– Я закрыла свою студию, – хриплым голосом сказала Ханна. – На сегодня я больше не вынесу.

– Бог мой, ты выглядишь ужасно. Входи и выпей кофе или чего-нибудь. – Аннабель втолкнула подругу вовнутрь и закрыла за ней дверь.

– Так у тебя покупатели, – Ханна было задержалась на полпути к стулу.

– Не обращай внимания, там с ними Мэри. Они только приглядываются, – сказала пренебрежительно Аннабель. – Да сядь ты, Бога ради.

Ханна благодарно кивнула и уселась на стул возле двери. Она выглядела так, будто была в полуобмороке. Ее тонкое лицо осунулось, под глазами легли тени. Серебристые волосы выглядели тускло и небрежно, будто она давно не мыла их. Руки ее теребили края большой черной шали, в которую она закуталась от утреннего холода.

– Я так устала, – прошептала она.

– Тебе нужно было закрыть студию гораздо раньше, сразу после того, как Уин… умерла.

– Ты имеешь в виду, была убита, – раздраженно поправила ее Ханна. – Она была убита, Аннабель. Ей перерезали горло…

– Прекрати! – приказала Аннабель, ужаснувшись мертвенному тону голоса Ханны. Было похоже, будто Ханна сама была уже мертва, глуха и слепа к жизни. – Немедленно выпей кофе. – И она дала Ханне дымящуюся чашку. Ее жар, казалось, вывел гостью из поглотившего ее горя.

– О, черт возьми! Она же горячая, – с упреком сказала Ханна.

Аннабель полегчало, когда она увидела эту естественную реакцию. Иначе она могла подумать, будто Ханна совсем ушла от жизни.

– Значит, для тебя будет польза, выпей, – невозмутимо сказала Аннабель и налила по чашке себе и Мэри.

Ханна осторожно пила, и на ее щеках постепенно появлялись пятна румянца. Через некоторое время она улыбнулась:

– Спасибо. Но это отвратительно, Аннабель. Можно к кофе еще молока и сахара?

– Если только ты придешь в себя и перестанешь хандрить, – отвечала Аннабель тоном, каким обычно говорила со своими сыновьями школьного возраста.

– Я попытаюсь, – сурово сказала Ханна. – У меня нет твоей сопротивляемости жизни, дорогая. – И она развязала шаль, видя, как к ним возвращается Мэри Стрэйкер с пачкой банкнот.

– Купили черно-белый пуловер «летучая мышь», – радостно сказала она. – Я говорила тебе, он быстро уйдет.

– Только потому, что ты беззастенчиво навязывала его покупателям, – усмехнулась Аннабель. – Ну, что ж, молодец.

Мэри Стрэйкер посмотрела на Ханну, и ее улыбка погасла.

– Привет, Ханна. Что-то случилось, дорогая? Ты больна?

Все усилия Аннабель развеселить подругу сошли на нет, поскольку при первых же словах участливой Мэри Ханна окончательно сломалась и заплакала как ребенок.

– Совсем не молодец, – сказала Аннабель, с досадой глядя на Мэри. Она подошла и положила руку на трясущиеся плечи Ханны. – Может быть, тебе в самом деле лучше выплакаться – это облегчит тебе душу, – тепло сказала она. Именно это сильнее всего подействовало на Ханну. Она несколько раз глубоко вздохнула и собрала волю в кулак, глядя на Мэри сквозь мокрые ресницы.

– Я перенесу все, кроме жалости, – сказала Ханна. – В следующий раз, когда увидишь меня несчастной, ударь меня. Только так меня можно привести в чувство. – Она слабо улыбнулась, сделала еще глубокий вздох и заставила себя удержать улыбку. – Ну, все, я в порядке. Сейчас я окончательно возьму себя в руки.

Европейское происхождение Ханны выдавало себя время от времени в точности ее речи. После войны Ханна вышла замуж за английского солдата, но несмотря на долгую жизнь в Англии, наследие иноземной крови осталось несмываемым, как и татуировка на ее руке. Она села прямо и распрямила плечи.

– Я допью кофе, – сказала она.

Поставила чашку и откинула голову на высокую спинку стула. Так еще более заметна была ее худоба, усугубившаяся в последнюю неделю, и тонкие линии лица превратились в выступившие сквозь тонкую кожу скулы. Привычка одеваться в черное только подчеркивала ее худобу и бледность.

– У меня есть тайна, – сказала Ханна после молчания. – Это страшная тайна, и она гнетет меня. Я не знаю, что делать.

Аннабель с Мэри переглянулись.

– Да. В некотором роде – да. Видите ли, я знаю, с кем она должна была увидеться в ту ночь, когда была убита.

– Бог мой, Ханна! Ты должна была немедленно сообщить это полиции, – воскликнула изумленная Аннабель. – Почему ты это не сделала?

Ханна подняла голову и долгим взглядом посмотрела на свои тонкие, артистические руки.

– Не знаю. Возможно, потому, что не думала о взаимосвязи. Я думала, что ее убил этот самый котсуолдский Потрошитель, о котором так много кричат все газеты. Так же, как и ту женщину, возле фабрики. Я думала, он убил ее, пока она шла на свидание к своему другу, или когда она возвращалась со свидания. Но не думала, что именно этот друг убил ее… ее «барашек тонкорунный». Из того, что она рассказывала о нем, никак не следовало, что он может быть убийцей.

– Это кто-то местный? – спросила Мэри.

– Нет, нет. Не из Монастырского центра. Он из города. Не такой, как все ее ухажеры, не богач, не хам. Он тот, кого она… любила, хотя и странным образом. Она просто встречается с ним – всегда под покровом темноты… – она так говорила. Они гуляли вдоль реки. Он даже не знает, как она красива, говорила она, он ценит ее за то, что она добра к нему и разговаривает с ним. Кажется, она сама изумлялась тому, что может быть добра к кому-то. Вероятно, это была новая придуманная ею игра… и жестокость проявилась бы позже. Теперь я думаю: а не пришла ли к ней ее обычная жестокость в ту ночь? Но даже если так, если он убил Уин из-за того, что она была жестока с ним или отвергла его, я не думаю, что он же убил и тех двух женщин, и поэтому я не знаю, что и думать, что предпринять.

– Расскажи полиции, – быстро подсказала Мэри.

Но Аннабель не была столь поспешна:

– Но есть ли у тебя причины, чтобы защищать его?

Ханна кивнула:

– У него есть определенное положение в обществе, и, думаю, даже есть и жена. Я знаю некоторые детали, которых будет достаточно, чтобы полиция смогла «вычислить» его.

– Меня одно удивляет: почему Уин не была убита раньше. Она несла зло всем, кого знала, тем способом, либо иным… – заметила Мэри.

Ханна грустно улыбнулась.

– Конечно, теперь легко видеть ее пороки… правда? Но когда она была с нами, живая, полная энергии и такая красивая… ее прощали. И кое-кто до сих пор все прощает ей. Может быть, ее жестокость происходила именно оттого, что она не осознавала, что это – жестокость.

– Она осознавала, – бескомпромиссно возразила Аннабель. – Ты должна обратиться в полицию, Ханна. Если этот человек, как ты надеешься, невиновен, он все равно сможет помочь полиции. Может быть, он что-то видел или слышал.

Ханна взглянула на нее:

– Тогда почему же он не пришел в полицию сам? Этого я не могу понять. Именно это беспокоит меня и дает повод думать, что он может быть убийцей.

– Возможно, он приходил в полицию, – резонно возразила Аннабель. – Возможно, он говорил с полицией, и у него есть алиби. Или он позвонил им анонимно. Но ты об этом не узнаешь, пока не придешь к ним сама.

– Да, – согласилась Ханна. – Я вижу, что ты права. – Ее всегда ясные глаза затуманились воспоминаниями, и, уносясь куда-то мыслями, она терла запястье. – Но предательство для меня пережить нелегко. – И она улыбнулась, будто извиняясь. – Очень тяжело… осуждать человеческие слабости, когда ты сама так слаба.

– Но ты должна это сделать.

Ханна вздохнула.

– Да, я знаю. Я должна.