Текст книги "Зверское убийство. Тайна Люка Эббота"

Автор книги: Паула Гослинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

Глава 19

Дженифер с Люком за ростбифом предавались воспоминаниям, и все здешние преступления были забыты – главным была их новая встреча, оба это понимали. Какими бы разными путями они ни пришли к нынешней встрече, какими бы они ни были сейчас оба, какие бы радости и горести ни испытали на этом пути, – они дорожили мгновением, не желая его упустить.

Оба больше молчали, чтобы остаться в чистоте и высоте воспоминаний, чтобы никто не посмел потревожить их косым взглядом, подумать о них дурное, – и тем самым привнести реальность в их встречу.

Они оба были умны. Так что им удалось пронести эту изысканную отстраненность почти через весь вечер. Однако в конце все испортил Люк: он в принципе не был тем человеком, с которым можно было отмолчаться, как бы забыв о неприятном. Их послеобеденная прогулка в морозном предзимнем воздухе вечера неизбежно вывела их на Хай-стрит – и далее к реке, вниз. Дженифер вначале этого не замечала, настолько она была покорена добрым смехом Люка, его элегантностью, всем его внушительным видом. Освободившись от мыслей о расследовании, она нашла, что Люк отнюдь не утратил свое чувство юмора, правда, несколько злое; приятны также были в нем атлетическое сложение и грация. Он жестикулировал, рассказывая Дженифер о воре-карманнике, который попался ему в первые месяцы его службы.

– Этот воришка говорил мне, что я нарушаю его право на труд, – шутил Люк. – Сказал, что его случай – пример подавления свобод маленького человека государством. О, это была выдающаяся речь!

– И что же ты ответил?

– Я сказал: «Полностью с вами согласен, но вы арестованы, потому что это – моя работа и мое право на труд». Он сказал, что мы логически зашли в тупик, и предложил заключить дружеский договор.

– И ты?

– Я всегда был рассудителен. Я ответил, что разрешаю ему эскортировать меня в полицейский участок, а затем он разрешит мне посадить его в камеру. Мне это показалось справедливым распределением обязанностей. Он не внял голосу разума и предпочел побег – и украл у меня десять сантиметров кожи на левой ноге. Шрам до сих пор виден.

– С тобой трудно договориться, – рассмеялась Дженифер.

– Про меня так говорят, но я сам с этим не согласен. Пэдди утверждает, что я – как паровой каток, горячий и безжалостный, потому что в конце концов я всех преступников сравниваю с землей.

– А ты все еще плачешь, когда смотришь грустные фильмы?

Он остановился и поглядел на нее с улыбкой, в слабом свете фонарей с Моста Мучеников, падающем на тягловую тропу.

– Да, – тихо сказал он. – Все еще плачу. А ты знаешь, где уколоть, не правда ли?

Он приподнял ее подбородок и поцеловал ее: один раз – за вчера, второй – за сегодня, и еще раз, долго – за завтра.

– Черт тебя возьми, Дженни, – сказал он, почти шепотом, ей на ухо, – ну почему ты не могла вырасти уродиной, как обещала когда-то?

Потрясенная его прикосновением и теплом его тона, она, запинаясь, спросила:

– А разве… я обещала?

– Да. На вершине холма, летним вечером, за неделю до того, как твоя семья уехала. Я тогда сказал, что собираюсь разыскать тебя и жениться на тебе, когда мы вырастем, – а ты сказала, что собираешься стать толстой уродиной и никогда не выйдешь замуж. Я поцеловал тебя – и ты убежала.

– Мне тогда было только четырнадцать лет.

Он отстранился и внимательно посмотрел на нее:

– Так ты помнишь?

– Да. – Она тоже отступила, испуганная нахлынувшим чувством. – Ты знаешь, я возвратилась тогда на холм. Через несколько часов. Я была такая самонадеянная дура, что думала, будто ты все еще там и ждешь меня. Но, конечно, тебя уже там не было.

– Ты возвратилась… – На какой-то миг его охватило чувство потери, вновь вернулись его шестнадцать лет. У нее был такой красивый, влекущий рот – и тогда, и теперь. – Почему же ты не сказала мне?

– Мне было стыдно.

– Чего?

Она хихикнула:

– Мне хотелось, чтобы ты поцеловал меня еще раз.

– Так пусть это исполнится здесь. – И он обнял ее.

Внезапно позади раздались шаги, и темная фигура замаячила на тропе.

– Ну, ну, ребята, хватит. Боюсь, вам придется уйти, – раздался резкий, но вежливый голос. – Давайте-ка… – И по их лицам скользнул луч карманного фонарика. Люк отпустил Дженифер и щурился на свет.

– О Боже! – смутился человек с фонариком.

– Добрый вечер, констебль, – спокойно сказал Люк. – Все в порядке?

– Да, сэр. Несколько прохожих и целующихся парочек. О, то есть…

– Приятно слышать, что все в порядке, – серьезно заметил Люк. – Помни, что тебя не должны видеть.

– Да, сэр. А… простите, сэр.

– Ничего, ты поступил правильно. Продолжай. – Люк взял Дженифер за руку и пошел по тягловой тропе, прочь от моста. Река пенилась и билась о берег неподалеку от них. Над ними горели огни города, а на другой стороне реки им отвечали огни Пикок Мэнор. Дженифер старалась не глядеть в том направлении, боясь, что их увидит Марк, хотя, конечно, это было глупо. Как и то, что ей неудержимо хотелось хихикать.

Еще куст – и снова перед ними возникла фигура полицейского.

– Добрый вечер, констебль, – как ни в чем не бывало проговорил Люк, опередив постового.

– Сэр, – уважительно ответил констебль и скрылся во тьме.

Они пошли дальше по тропе, огибавшей излучину. Прокричала ночная птица, затем еще одна.

– Сколько их здесь? – спросила Дженифер, понизив голос.

– Не знаю, – ответил Люк, и она услышала его смех. – Это в ведении местного начальства. Я лишь сказал, чтобы установили наблюдение за тягловой тропой. Наверное, я навеки опорочил тебя в глазах общественности, обнимая под мостом?

– Бог со мною, но как насчет тебя?

– Ну, что ж, десять минут изумления обеспечено, если он расскажет, – это в случае, если ему вообще поверят, – не раздумывая ответил Люк. Он потер ухо и усмехнулся: – У меня репутация очень серьезного парня. Очень углубленного.

– Да… – тон Дженифер вновь был смущенным.

Он резко повернулся к ней:

– В чем дело?

– В том… зачем мы вообще здесь? Чтобы ты смог проверить боеготовность своих парней?

Он остановился и взял ее за плечи:

– Как насчет того, чтобы тебя кинули в реку? Тебе понравится?

– Вообще-то не очень.

– Тогда перестань притворяться идиоткой. Откровенно говоря, я забыл, зачем я сюда вообще приехал. Я просто хотел прогуляться с тобой у реки. Мне казалось, что это естественное продолжение воспоминаний.

– Но какая-то часть тебя помнит в точности, зачем ты приехал в Вичфорд, – настаивала Дженифер. – Я уверена в этом.

Он уронил руки и вздохнул, глядя за реку на Пикок Мэнор.

– Вероятно, ты права. Прости. Я уже говорил тебе, что это становится привычкой.

– Да; когда мы обедали с тобой и разговаривали о прежних временах, я тоже думала о том, как сказать своей пациентке о результатах анализа. У нее рак матки… – Дженифер потянулась к нему и коснулась его лица. – Мы выросли, Люк. Только дети владеют роскошью думать о единственном.

– Те времена прошли бесследно, – согласился Люк. – И, может быть, потому они нам так дороги. – И он вновь привлек ее к себе.

Ошеломленный нежностью встречи, а также и чувствуя вину за то, что на некоторое время пренебрег служебными обязанностями, Люк вернулся в отель, проводив Дженифер домой. Он хотел было задержаться у нее, но дома был Грегсон, еще не ушедший на вызовы. Краткое приветствие Грегсона и его полный презрения уход вернул их к реальности, и они оба поняли, что момент упущен. Будут ли еще впереди такие моменты – ни один из них не знал.

Этот эпизод обоих выбил из привычной колеи.

Люк вернулся в Вичфорд, чтобы искать убийцу, а Дженифер вернулась к своей профессии. Ни один из них не мечтал найти другого, ни, тем более, найти отблеск того огня, который когда-то был разожжен ими. Они были детьми – просто детьми, когда он вспыхнул…

После отъезда Дэвида Люк нежно коснулся лица Дженифер.

– Нам нужно опасаться необдуманных поступков, – сказал он. – Мы оба слишком долго были одни. И теперь мы должны решить, хотим ли мы вспышки молнии – или медленного горения, Дженни. И мы должны быть осторожны, чтобы не загасить пламя.

Она засмеялась:

– Вся эта речь – вместо «спокойной ночи»?

– Спокойной ночи. – Он поцеловал ее. – Я позвоню тебе завтра. Я надеюсь, ты придумаешь что-нибудь для своей пациентки.

– Я тоже надеюсь, – сказала Дженифер.

Она смотрела в окно, как он садился в машину и уезжал. Он помахал ей рукой, подъезжая к воротам.

Она ощутила слабость во всем теле – и была благодарна наступившей темноте.

В ту же минуту, как Люк вошел, Пэдди увидел, что он обеспокоен и не находит себе места. Однако он не подал виду, хотя до того ожидал возвращения Люка с возрастающим нетерпением.

– Я звонил по возвращении из госпиталя в полицейский участок, – сказал Пэдди. – У нас новость. Даже две.

– Говори, – Люк прошел в ванную и намылил руки, глядя на себя в зеркало.

Он выглядел незнакомо для себя самого. В нем не было уже ни намека на того мальчика, кем он был когда-то, но не был он похож и на человека, которым был до возвращения в Вичфорд. И все же оба этих человека жили в нем, и им отныне приходилось мириться с тем новым, кем он стал. Чувствовал он себя очень странно.

– Во-первых, ты когда-то приказал Беннету держать связь с городскими прачечными и чистками.

– Дело обычное.

– И оно себя окупило. Сданы брюки, на которых обнаружена кровь. Они уже у Сирила.

Люк вышел из ванной и взглянул на партнера:

– Продолжай, ведь у тебя есть еще что-то?

– Есть. Ханна Путнэм, из Центра ремесел. Пришла с заявлением, когда я уходил. – Он сделал паузу.

– И? – Люк становился все более нетерпелив.

– Сказала мне, что ей известно, с кем должна была встретиться Френхольм в ту ночь, когда была убита. В дополнение к тому, что она привечала каждого встречного, у мисс Френхольм был роман с каким-то парнем из города. Мисс Путнэм не знает его полного имени, но она дала нам в руки несколько примет, которых волне достаточно для опознания. Мы уже проверили. – Он вновь сделал паузу.

– И что? – напряженным голосом допытывался Люк.

Пэдди улыбнулся:

– Полнее всего эти приметы соответствуют некоему парню по имени Фред Болдуин. Он работает на фотозаводе, а в уик-энд подрабатывает садовником в Пикок Мэнор. – Пэдди вновь сделал было паузу, но затем выложил заключительный козырь: – Именно жена Болдуина принесла в чистку окровавленные брюки.

– Черт побери, – пробормотал Люк.

– Я полагал, ты будешь доволен, – язвительно заметил Пэдди. – Что с тобой: не хочешь ли ты закрыть дело?

– Конечно, хочу, – огрызнулся Люк.

Он вернулся в ванную, чтобы выключить свет. В зеркало он больше смотреть не стал.

Глава 20

– Но я же выбросил эти брюки! – Фред Болдуин со злостью набросился на жену. – Я выкинул их вместе с мусором, мне они больше не нужны! Черт возьми!

Он был молодым человеком плотного сложения, с курчавыми густыми волосами почти белесого цвета. Одет он был в джинсы и рубашку, и был настолько разъярен, что готов был выскочить и из того, и из другого. Он навис над женой, которая смотрела на него со страхом и смущением.

– Я нашла их, и они выглядели превосходно, если бы не пятна, поэтому… – На ее глаза навернулись слезы. – Я подумала, что их вполне можно отремонтировать, только лишь порез на колене… – Трейси Болдуин говорила, избегая взгляда мужа и стараясь смотреть на лицо Пэдди, выражавшее участие. – Понимаете, мне хотелось сделать Фреду сюрприз. Показать, что я спасла ему брюки, потому что это были его любимые. – Она вновь посмотрела на мужа и отвела взгляд. – Я не понимаю!.. – в отчаянии проговорила она.

Фред Болдуин с рычанием отвернулся от жены. Его глаза встретились со взглядом Люка: в них были и страх, и обида.

– Я арестован? – спросил он.

– Мы бы хотели поговорить с вами, – уклончиво ответил Люк.

– Не здесь, – сказал Болдуин.

– Что такое, Фред? Что случилось? – отчаянным голосом спросила жена. Сверху, через тонкое перекрытие, послышался крик младенца.

– Не здесь, – повторил Болдуин. – Сейчас оденусь.

Трейси встала с кресла:

– Я тоже поеду. Я позвоню Джэнет, чтобы она осталась с малышом.

Болдуин повернулся к ней:

– Нет.

– Но, Фред…

– Нет, – голос его был мертвенным.

Она съежилась под его взглядом и опять опустилась в кресло. Ее глаза, расширенные от ужаса, выдавали ее молодость. Ей было не более двадцати. Еще минуту назад она была так счастлива в своем чисто прибранном доме, со своим надежным мужем, с хорошеньким младенцем; и все было так хорошо и уютно вокруг.

– Думаю, будет неплохо, если вы позовете все-таки подругу, – мягко сказал Пэдди. – В компании вам будет веселее.

– Если позовет – в мгновение ока эта сплетня разнесется по всему кварталу, – сказал Болдуин, как бы ни к кому не обращаясь. – Ложись и спи, Трейси. Присмотри за ребенком и будь послушной девочкой.

Когда они шли к машине, они слышали, как Трейси взбирается по ступеням наверх, к младенцу. Ее собственный плач был так же громок, как и зов ребенка.

– Сукины дети, – проговорил Болдуин, залезая в машину. – Не могли, что ли, подождать до утра?

– Я не убивал ее.

– На ваших брюках обнаружена кровь, Болдуин. Группа крови соответствует группе крови убитой. – Данные по крови только что поступили. Голос Люка был хриплым от усталости, так же, как и голос Болдуина. Люк задал уже множество вопросов, разных вопросов, – а ответы Болдуина были одними и теми же. Он просто повторял вновь и вновь одно и то же:

– Я не убивал ее.

– Но у вас с ней был любовный роман, не так ли? – спросил Пэдди.

– Я не убивал ее.

– Вы собирались с ней встретиться той ночью?

– Я не убивал ее.

– Вы позвонили ей и назначили встречу, так же, как и много раз до того. Вы встретились на тягловой тропе, чтобы пойти в старый лодочный сарай, куда вы всегда заходили. – Голос Пэдди был настойчив, неотвратим.

– Я не убивал ее.

– Не говорила ли она в тот раз, что больше не желает с вами встречаться? Или она насмехалась над вами, говоря, что вы – никудышный любовник? Это был ее обычный приемчик, как вы теперь догадываетесь. Она говорила это всем мужчинам, с которыми спала, когда они ей надоедали. Она говорила им, что ей прискучило и что они – никудышные любовники. Она говорила это вам? – допытывался Люк.

Внезапно Болдуин поднял голову.

– Не было никаких других мужчин, – произнес он.

Люк незаметно подался вперед; что за внезапная перемена в Болдуине? Может быть, он нащупал нить? Но лицо его оставалось безучастным.

Пэдди пока что молчал, позволив Люку взять разговор в свои руки.

– Боюсь, они были, – Люк вложил чуть более угрозы в свой голос. Он надеялся, что это подействует на Болдуина и тот разговорится. – В ту ночь, когда она погибла, она была по меньшей мере с тремя мужчинами: у нас есть медицинское свидетельство. Вечеринка, болтали и выпивали. Она, как всегда, была доступна. Отвечайте: вы были в числе тех трех мужчин?

– Вы подлец, вы лжете! Вы просто ловите меня. Вы лжете! – Ярость Болдуина переходила все границы. Его глаза гневно пылали, но в них можно было разглядеть растерянность и подозрительность: может быть, это – правда? Он искренне гневался на Эббота за дурные слова об Уин и был зол на самого себя – за то, что начинал верить им.

– Боюсь, что это – не ложь, – с сожалением сказал Эббот.

Бедняга, подумал он, неужели он любит ее? Неужели для него сказанное – так неожиданно и важно?

– Она не такая, как вы говорите, – продолжал Болдуин. – Нет, я не думаю, что она была святой, но она старалась избавиться от всего этого. Мужчины использовали ее, были с ней жестоки, с бедняжкой. Она всех их ненавидела. Всех, кроме меня. Видите ли, меня она не могла ненавидеть. Потому что… я никогда не притронулся к ней… в этом смысле. Я бы не стал этого делать. Ни за что…

– Расскажите мне о ваших отношениях с Уин Френхольм.

– Вы этого не поймете. Никто не поймет. – Голос его ослаб.

– Попробуйте объяснить мне.

Болдуин пожал плечами:

– Мы с ней разговаривали. И все. Просто разговаривали.

– Как вы встретились?

– На тропе. Я гулял там. Это было, когда Трейси ждала ребенка. Она вечно пребывала в плаксивом настроении, вспыльчивая, вовсе не похожая на себя прежнюю, и… Я был зол и расстроен, кажется. Так или иначе. Ну, вы понимаете.

– Понимаю. Продолжайте.

Болдуин вздохнул.

– Ну вот, я часто убегал из дома, когда доходило до слез и скандала. Так сказать, развеяться. Вы понимаете, я не хотел обижать жену. Я люблю Триш… Я не знаю, как я расскажу ей об этом.

– О чем – об этом?

– Об Уин Френхольм и… обо всем.

– А что еще есть рассказывать?

– Ничего нет. Ничего! Я же сказал: мы просто разговаривали. Однажды ночью я встретил ее на тропе, она сидела в лунном свете… просто сидела – и все, будто какая-то русалка или еще кто-то из сказки. Что еще там бывает?

– Эльф?

– Вот-вот. Эльф. – Простецкое лицо Болдуина приняло мечтательное выражение, которое Люк нашел слегка смешным. – Вот она и сидела, вся серебристая, сияющая. Просто… сама сказка. На ней был серебристый костюм. Она сказала, что в этом костюме работает чем-то вроде модели. Точно не помню, помню только всю ее – в серебре. Мне показалось тогда, что я сам попал в какую-то сказку. Это было так… я не знаю, как сказать. – Болдуин изо всех сил подыскивал слова для выражения того чуда, что с ним случилось. – В общем, это было что-то! Вот и все. Как будто она вышла из воды специально, чтобы встретиться со мной. Но она заговорила и сказала «привет», как будто была обычным человеком. Голос у нее был ласковый, как шелк. Он заставлял меня всего дрожать.

– Вы имеете в виду, она пробуждала желание? – спросил Люк – и сразу пожалел об этом. Лицо Болдуина тут же потеряло мечтательное выражение и обрело прежнее, мрачное.

– Я же сказал: вы не поймете, – пробормотал он.

Эббот тяжело вздохнул:

– Простите. Я виноват. Просто такие вот сказки нечасто приключаются с полисменами. Думаю, что смогу понять… не все, но кое-что из того, что вы чувствовали. Вода и лунный свет всегда имели странное влияние на людей. Это известно из истории. Но она же не была действительно неземным эльфом, не так ли?

Болдуин начал раздражаться, как ему казалось, высокомерным тоном Эббота. Наконец он понял, что над ним подтрунивают.

– Нет, конечно. Я просто пытался объяснить вам, как все это случилось в ту первую ночь. Как это поразило меня. Почему я был, так сказать, сам не свой. Как только мы начали с ней говорить – она, конечно, оказалась, как все. Но… не совсем. – И снова на его лице появилось мечтательное выражение.

Эббот, к собственному сожалению, угадывал за ним глубокое чувство. Его тоже несколько часов назад охватила магия нежных воспоминаний, и он мог понять кое-что в поведении Болдуина, и, тем более, ему была понятна власть над простым парнем красивой женщины в лунном свете.

– Вы видите, я не слишком образованный человек, – неловко продолжал Болдуин. – Мне это известно. Но в эту первую ночь – и во все остальные – я чувствовал себя приподнято, особенно, и все потому, что с нею. Она говорила мне, что я особенный человек, и я был таким. Тогда.

– И как часто они случались, все остальные ночи?

Болдуин ощетинился:

– Не так уж часто.

– Так сколько раз?

– Может быть… раз в неделю. Иногда больше.

– Чаще – когда ваша жена легла для родов в госпиталь, например?

Пойманный, Болдуин почувствовал себя затравленным.

– Да. Часы посещений заканчивались в восемь… нельзя же весь вечер смотреть телевизор?! Как вы думаете?

– А друзья? Приятели?

Болдуин пробормотал что-то, и Люк, чтобы расслышать, подался вперед.

– Что?

– Я сказал: это не одно и то же.

– Конечно нет, – серьезно согласился Эббот. – Не одно. А как вы связывались с мисс Френхольм – или это она связывалась с вами?

– Иногда она звонила мне на работу, просила встретиться, – если она была не в духе и ей хотелось поговорить. Реже звонил я. Но… большей частью мы просто встречались. Я выходил на тропу, когда чувствовал себя погано – и она уже была там. Ждала меня.

– Так, значит, действительно волшебство?

– Не смейтесь, черт побери! – голос Болдуина взмыл, и он приподнялся на стуле, сжав кулаки. Пэдди тут же встал и одним взглядом усадил Болдуина обратно. Болдуин тяжко дышал и некоторое время выдерживал взгляд Пэдди; на скулах его ходили желваки.

– Не нравится, когда над вами смеются, – прокомментировал Люк.

– А вам понравится? – голос Болдуина был враждебным.

Было ясно, что он потерял терпение. Может быть, Уин Френхольм неудачно сыграла на этом качестве? Было ясно также, что связь с Уин была не из простых и ординарных. Болдуин был медлительный тугодум, достаточно приземленный в своих привычках. Он напоминал упрямого барана, нудного и скучного. Он гулял по тропе, отягощенный своими проблемами, бродил в темноте – в прямом и переносном смысле. И вдруг – его жизнь круто переменилась. Появилась Уин Френхольм, появилась будто из мечты, из прекрасного сна. Неземная и серебристая, она играла с ним, обвораживала его, ей дан был дар обвораживать. Как, должно быть, она упивалась своей властью над ним! Ей не так нужно было его тело, как его душа. Она льстила ему, а это гораздо более обольщает человека, которому знакомы лишь физические удовольствия. Для чего это было ей нужно? Была ли она увлечена его физической силой, как это было с Рэем Моссом, – или то была игра, «магия» духовного обольщения неловкого, угрюмого малого? Игра, которая ей также прискучила в конце концов? Разрушила ли она сама эту магию? И заплатила за это жизнью? Болдуин был силен, и его рост соответствовал предполагаемому росту убийцы.

И он был очень обидчив.

– Вы работаете на фотозаводе.

– Да. Я наладчик.

– Вы знали Берил Томпкинс?

– Кого?

– Берил Томпкинс.

– Никогда о такой не слышал.

Из его ответов следовало, что он ни о ком и ни о чем не слышал.

– Я так понимаю, вы не читаете газет и не смотрите телевизор?

– Что?

– А о миссис Тобмэн вы знали? Как я понимаю, вы работали на нее? По уик-эндам. Садовником и разнорабочим.

– Да, я… – и вдруг лицо Болдуина осветила догадка. – О нет, – сказал он. – Нет, нет, вы не можете… Вы все неправильно понимаете. Эта женщина, Берил… это – та, что была убита возле завода?

– Именно.

– О нет. Не я. Я никогда, никогда… не мог я! – Он ударился в панику и даже вспотел. – Вы снова все неправильно говорите. Вы все неправильно говорите!

– Тогда скажите, как правильно. – Голос Эббота был спокоен и отчетлив, а взгляд неотрывно следил за Болдуином.

Неужели Болдуин до этого момента не понимал, почему его забрали и допрашивают? Или то была хорошо поставленная игра, самозащита?

– Так расскажите же.

– О брюках, вы имеете в виду? – Болдуин на ощупь пытался найти верный тон. – О том, почему кровь на брюках?

– Да, если желаете. Начните с крови на брюках.

– Начните и закончите, вы имеете в виду. Ничего, кроме этого, мне рассказывать нечего, поверьте мне.

– Пытаюсь. Ну, давайте: с самого начала и все, что знаете, – Эббот был тверд.

Болдуина уже предупредили об ответственности за показания, и Пэдди дал знак стенографистке. Она кивнула. Каждое слово Болдуина ложилось на бумагу.