Текст книги "Зверское убийство. Тайна Люка Эббота"

Автор книги: Паула Гослинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

Глава 29

– Тот обломок лезвия уже в пути, – сообщил Пэдди, вернувшись в офис. – У Сирила он будет перед ланчем. Ты говорил с ним?

Люк кивнул и побарабанил пальцами по столу перед телефоном.

– Он подтвердил свои теории относительно ран на горле. То есть подтвердил его микроскоп.

– Черт, – сказал Пэдди. – Это значит, мы и дальше пойдем в разных направлениях. А что насчет раны Фрэнсис? Вот если бы он исследовал и ее, мы бы знали наверняка…

– Сержант Уитни вернулась?

– Да. И привезла кое-что интересное – посмотришь? – Пэдди выложил на стол большой пухлый конверт и постарался скорее отдернуть руку. Люк удивленно приподнял бровь и взял конверт. Открыл, заглянул внутрь.

– О Боже, – потрясенно произнес он. – Дети…

– Вот видишь, что там творится, – сказал Пэдди. – Она нашла это в сейфе – вместе с большой пачкой негативов.

– Кому принадлежит сейф?

Пэдди поморщился.

– Угадай.

Дженифер тихонько постучала в дверь спальни – и вошла после ответа Фрэнсис.

– Доброе утро. Как ты чувствуешь себя сегодня?

– Как бы ты чувствовала себя на моем месте? – ответила Фрэнсис, стараясь не улыбаться. – Ушел и ни разу не назвал меня мамашей – хотя на кого еще больше я похожа?

– Пэдди?

Фрэнсис прикрыла глаза: «да».

– Сидел возле, держал за руку и смотрел на меня.

– А ты что делала?

– Смотрела на него.

– Как трогательно.

– Так и было. – Фрэнсис выглядела очень довольной. – Он волнуется за меня.

– Я – тоже, – сообщила Дженифер, садясь на край постели. – Он уже рассказал тебе? Люк предполагает, будто нападавший метил в меня – если он вообще выбирал кого-то специально.

– Да, рассказал. Это мне урок: не бери чужие плащи без спроса. И поэтому ты сегодня не пошла на утренний прием?

– Люк желает, чтобы я легла на день – и молчала, по крайней мере сегодня. Кто бы там ни был – он понял, что не убил тебя.

– Надеюсь. Я здорово ударила его по ногам.

– Да? А ты сказала об этом Пэдди?

– Конечно. Он был доволен. Теперь остается, сказал он, просить каждого мужчину закатать штаны. К вечеру кого-нибудь посадят за решетку. – Она вздохнула. – Я бы не желала этого.

– Мы бы все не желали этого. – Дженифер протянула руку и осторожно ощупала шов под бинтами. – Воспаления не чувствуешь?

– Ох! Только воспаление духа. – Фрэнсис тем не менее поморщилась от боли. – И что, теперь останется огромным?

– Если я правильно вспомнила свои институтские практикумы – нет. Вот отчего я так долго тебя мучила. К счастью, у меня были очень тонкие хирургические нитки. Откровенно говоря, я сделала все блестяще. Даже дядя Уэлли одобрил, а он очень строгий учитель.

– Я рада, что благодаря происшествию со мной у тебя появилась практика, – устало сказала Фрэнсис. Она поглядела на Дженифер – и увидела тени у той под глазами. – Ты не слишком много спала ночью, я полагаю.

– Да. – Дженифер встала и подошла к окну, которое выходило в боковой садик. Буря продолжалась всю ночь, а наутро стихла, и земля была усыпана листьями и ветками. Деревья, облетевшие за ночь, смотрелись жалко под серым небом, и чувствовалось приближение зимы.

– Мне бы хотелось думать, что ты не спала, поскольку волновалась за меня, – сказала Фрэнсис, – но не буду льстить себе. Что случилось?

– Я думаю, отчего именно – меня? Почему кто-то хочет убить – меня?

– Не знаю. Вообще-то ты умеешь надоедать… – откровенно призналась Фрэнсис. – Конечно, на тебя так приятно посмотреть, ты интеллигентна, умна…

– Не чувствую себя умной этим утром.

– Так благодари за это небеса, – улыбнулась Фрэнсис, но тут же поморщилась. – Ну, полно, расскажи мне все. Я же лежу здесь одна, скучаю. Наконец, судьба меня достала, и теперь самое лучшее, что я могу сделать, – это слушать.

Дженифер повернулась к подруге и пристально посмотрела ей в глаза.

– Неужели это Дэвид? – вырвалось у нее.

Фрэнсис была сбита с толку, и ее забинтованное лицо выразило это настолько, насколько могло.

– Дэвид? ДЭВИД? Это он напал на меня, ты думаешь?

– Да. – Голос Дженифер дрожал. – О Боже, Боже… неужели?

– Нет. Боже мой, нет! Я уверена в этом! Как ты могла подумать такое, заклинаю всеми святыми?! – Фрэнсис не знала, смеяться ей или плакать. А Дженифер, похоже, сама была напугана собственным подозрением – и высказала его помимо воли.

Дженифер опустилась на стул возле окна: ноги не держали ее. Она рассказала Фрэнсис о коллекции старинных хирургических инструментов – и о пропаже скальпеля.

– Где же он? – спрашивала Дженифер. – Что он им делал?

– Спроси у него, – не задумываясь предложила Фрэнсис. – Я уверена в Дэвиде, как в себе самой: он не мог этого сделать. Он должен был сойти с ума, чтобы совершить это!

– Именно, – с несчастным выражением лица согласилась Дженифер. – И это тоже можно объяснить. Его покинула жена, он много времени чувствовал враждебность с моей стороны…

– Чепуха какая! – возразила Фрэнсис. – Скорее, я бы сказала, он влюблен в тебя и не желает этого признать.

– Нет, – возразила Дженифер. – Что, если это – скрытая ненависть по отношению ко всем женщинам? Он сам вызвался дежурить ночью и отсутствовал каждую ночь, когда происходило убийство. Люк сказал, что тот, кто убивает, знает дело до тонкостей: где именно нанести удар и как. Дэвид продолжает противостоять Люку, настаивая на версии, будто убийца один и тот же, будто это – серийный убийца. Дэвид словно дразнит Люка. Что, если он желает быть разоблаченным? Тогда это именно то, что нам следует сделать, не так ли? Увлекаемый каким-то бешеным инстинктом убивать и убивать, он, чувствуя угрызения совести, как бы кричит, умоляя, чтобы его остановили?

– Я думаю, именно тебе стоит писать детективы, а мне – заняться раз и навсегда физиотерапией, – подытожила Фрэнсис. – Бог мой, Дженифер, ты хорошо знаешь этого человека, видишься с ним, работаешь с ним бок о бок – каждый день. Разве бы ты не заметила иных признаков этого «бешеного инстинкта»? Ты так наблюдательна.

– Шесть месяцев практики в психиатрической клинике – в моем случае этого недостаточно, – возразила Дженифер. – И я совсем не так много вижусь с Дэвидом, ты же знаешь. Разве что за столом… да короткий проффессиональный обмен мнениями, сугубо деловой. Не слишком много возможностей, чтобы заметить его новое увлекательное хобби – убивать и калечить.

– Ты говорила об этом с Люком?

– Ты же знаешь – нет.

– Если ты и в самом деле убеждена, ты должна поговорить с Люком, – твердо сказала Фрэнсис. Немного помолчав, она спросила: – Не станешь?

Дженифер дождалась, пока окончился дневной прием. Когда она убедилась, что дядя прошел в свою комнату отдохнуть, а Дэвид уехал на вызовы, она вышла в приемную.

Кэй взглянула на нее – и побледнела:

– О ужас! Ты напугала меня до смерти! Я-то думала, ты уже при смерти, с огромной раной в горле. – Облегчение в голосе и на лице было явное. – Дэвид сказал…

– Напали на Фрэнсис, а не на меня, но это секрет, – объяснила ей Дженифер. – Люк считает, что нападение планировалось на меня.

Кэй была озадачена еще больше.

– Как? Почему?

– Почему он думает так – или почему на меня?

– И то, и другое.

Дженифер пожала плечами и рассказала, как было дело.

– Если он подходил к ней сзади, он мог обознаться. Она – с более короткими волосами, чем у меня, но зато они у нее почти моего цвета. Мы с ней примерно одного роста, хотя она чуть пополнее – но он не меряет талии, правда?

– Думаю, что нет. Но кто мог желать твоей смерти?

– Не знаю. У Люка, кажется, есть какие-то идеи, но… он не слишком откровенен. Думаю, он подозревает Марка Пикока.

– У этого типа не хватит силы воли, чтобы поправить свои дела, не то чтобы перерезать кому-то горло, – скептически сказала Кэй. – Совершенно нелогично.

– Разве бывает что-то логично, когда дело касается убийств?

Кэй пожала худыми плечами:

– Я-то думала, что у него более, чем один кандидат на это ремесло, даже и без разнюхивания следов вокруг поместья, – заметила она. – Начать хотя бы с того, что миссис Тобмэн не особо любили в Монастырском совете. К тому же она прилагала усилия, чтобы Центр ремесел закрыли.

– Правда? – удивленная, спросила Дженифер. – Я не знала.

– Конечно. – Кэй энергично кивнула. – Мой брат состоит в Совете, и он рассказывал, сколько сил она потратила, чтобы уговорить закрыть Центр: это и законодательство по охране здоровья, и якобы нарушение границ, и то, что машины паркуются на ее землях… все, что угодно. Последний ее рывок был в Комитет по планировке и Общество охраны памятников. Она хотела привлечь ремесленников за святотатство, говорил Фред. Слабоумная старая дура. За всем этим стояли деньги, вот что. И всегда так было. Она воевала за деньги – и те люди также не хотели упустить своего. Вместо денег пришел конец ей самой.

– Но что общего это имеет со смертью Уин Френхольм и той, другой женщины, с фотозавода? И со мной?

Кэй вновь пожала плечами.

– Не спрашивай меня – спроси у своего полисмена. – Она пристально посмотрела на Дженифер. – Не слишком счастлива этим утром? Круги под глазами – как у барсука. Ты встала с постели, а зря. Кто лечит врачей, спроси меня? Я. Ты завтракала?

– Нет – я не голодна.

– Предполагаю. И не ждешь с нетерпением ланча, насколько я понимаю. А что твой полисмен?

– Что ты разумеешь под этим?

Кэй откинулась в кресле.

– Ты что, начнешь сейчас все отрицать? Двое таких орлов приехали в город, и всем сразу ясно, что один приударил за Фрэнсис, а другой… Я полагала, что он положил глаз на тебя, этот Люк Эббот. Твой дядюшка что-то такое говорил на этот предмет утром. Сэр Лоуренс Оливье тут ни при чем. Неблагодарный мальчишка, судя по дядюшкиному тону. – Глаза Кэй были полны любопытства. – Дядя сердился, потому что Люк считает, будто между нашей практикой и убийствами существует взаимосвязь. Во всяком случае, Люк намекнул об этом вчера Дэвиду.

– О, вот почему Дэвид бросался, как цепной пес, – поняла Кэй. – Ты знаешь, сколько у нас пациентов на учете? Около четырех тысяч. А в целом городишке нет и пятнадцати тысяч. Я думаю, вовсе не удивительно поэтому, что все жертвы – наши пациентки.

– Но зато удивительно, что одной из жертв должна была стать я. Это делает связь почти доказанной. Вот почему дядя так зол на Люка. Он не может допустить, чтобы это оказалось правдой.

– А это – правда? – вдруг обеспокоилась Кэй. – Ты думаешь, что правда?

– Не знаю. Что будет с вечерними вызовами?

– Доктор Грегсон и доктор Макдональд будут ездить вместе.

– А как справился дядя Уэлли утром?

Кэй засияла:

– Он был великолепен. Я посылала к нему старых знакомых, и один вид его настолько улучшал их состояние, что не нужно было никаких рецептов. Он, конечно, устал под занавес, но это ожидалось. Все было хорошо.

– И прекрасно, – Дженифер огляделась. – Кто-то идет. Я заскочу на минуту в кабинет Дэвида.

– Его нет.

– Я знаю. – Дженифер быстро проскользнула в дверь и оставила Кэй недоумевать за пишущей машинкой. Закрыв дверь, она услышала, как кто-то просит Кэй переписать рецепт.

Она оглядела кабинет. Он был в таком же идеальном порядке, как и в прошлый раз. Могло показаться, что Дэвида не было утром, – настолько все было нетронуто.

Кроме одной вещи.

Она глянула в стеклянный шкафчик – и почувствовала, как екнуло сердце. Коллекция старинных инструментов снова была в сборе. Скальпель, пропадавший накануне, лежал на месте, сиял и переливался металлической поверхностью.

Но у него не было кончика.

Крошечный кусочек отсутствовал – и этот кусочек был размером как раз с тот, что она нашла в ране. Если бы не это, она вряд ли заметила бы ущербинку.

Дженифер стояла перед шкафом долго-долго. Пациент, пришедший за рецептом, уже ушел, звонил телефон – и Кэй отвечала, пришел еще один пациент и записал вызов. А Дженифер все стояла, глядя перед собой, а затем, решившись, она села за стол Дэвида. Медленно и обреченно она набрала номер.

К тому времени, когда ответила дежурная по полицейскому участку, щеки Дженифер были мокры от слез, она вся дрожала.

– Старшего инспектора Эббота, пожалуйста, – сломанным голосом попросила она.

Глава 30

Она все еще сидела за столом Дэвида, когда открылась дверь и появился Люк. Кэй, должно быть, пошла на ланч, подумала было Дженифер, но затем взглянула на часы и поняла, что она спала, сидя в кресле Дэвида.

– Я приехал сразу же, как только получил твое послание, – сказал он. – Что тут?

– Твой костюм весь в грязи, – заметила она машинально.

Он посмотрел вниз, на брюки, затем закрыл дверь кабинета.

– Я был у реки, – сказал он. – Ночной дождь расквасил тропу.

– Что ты делал на тропе? – Ей казалось, будто она еще спит.

Волосы его были разлохмачены, он устал, и галстук его съехал набок.

– Мы обшаривали дно.

– Для чего?

– Чтобы найти тело Фреда Болдуина Он пропал… его жена говорит, он выбежал из дома вчера вечером и сказал, что собирается положить конец всему этому, бедняга.

– Ты думаешь, это Болдуин напал на Фрэнсис? – с надеждой спросила Дженифер.

– Не знаю. Мне сказали, ты хотела показать мне кое-что. – В нем чувствовалось нетерпение, и Дженифер внезапно охватило такое же чувство нетерпения – чувство сопричастности расследованию. За Люком стояла настоящая небольшая армия; люди, что искали тело в реке, сыщики, следившие за подозреваемыми; клерки и операторы компьютеров, нажимавшие на клавиши; следователи, и лаборатории, и Бог знает что еще: карты, провода, дороги, телефоны, радиосигналы, разговоры, доклады и отчеты, сметы… И все это – полицейская служба. Но сейчас здесь, в приемной, был центр расследования, – пока здесь находился Люк. Коснуться Люка – это значило коснуться нити паутины; и мгновенно приходила в движение вся система. Она ожидала, она была в готовности, эта система. И он ожидал, Люк, и он был в нетерпении.

Она не торопилась – не могла.

– Не знаю, важно ли это… – начала она в нерешительности и замолчала.

Постояв немного, он подошел к столу и сел на стул для пациентов. Она увидела, как он волевым усилием заставил себя успокоиться, как сложил руки и стал ждать, что она скажет. Вот какой ты, Люк, подумала она. Я и не знала всех твоих качеств. Если бы я пришла тогда – под дерево – и поцеловала тебя, неужели жизнь была бы совершенно иной? Лучше? Хуже?

– Не волнуйся. – Голос его был добр, и она поняла: он почти мгновенно оценил, что это важно для него.

Вместо слов – потому что она не могла выдавить их из себя – она просто повернулась на крутящемся кресле Дэвида и указала Люку на среднюю полочку в стеклянном шкафчике. Люк встал и подошел поглядеть. Она наблюдала за его спиной и увидела, как напряглись его плечи.

Он увидел и без слов.

– Что это такое? – спросил он.

– Старинный хирургический инструмент, называемый бистури, – ответила она. – Очень острый: вчера утром я порезала им палец.

Он повернулся:

– А этот кончик – он был и раньше обломан?

– Нет… – Она могла только шептать.

– Почему ты не сказала об этом вчера?

– Потому что… – Голос пропал, и ей пришлось прокашляться. – Потому что вчера вечером его не было на месте.

Он выругался вполголоса.

– Прости, Джен.

– Да что там…

Она заплакала.

Вынув из кармана платок, он открыл шкафчик и взял скальпель с его матерчатой подложкой, осторожно подцепив его среди других инструментов. Как только он повернулся, чтобы закрыть шкаф, дверь отворилась, и вошел Дэвид Грегсон.

– Какого черта вы здесь?.. – спросил он, окинув взглядом Дженифер, Люка и ту вещь, которую Люк держал в руке.

– Боюсь, придется попросить вас проехать со мной в полицейский участок, доктор Грегсон, – сказал Люк. – Вам зададут несколько вопросов.

Глаза Дэвида, темные от гнева, полные обвинения, уставились на Дженифер.

– Что вы наделали?! – страшным голосом спросил он.

– Вам бы хотелось, чтобы это был я? – зло спросил Дэвид Грегсон. – Это вас полностью бы устроило: сумасшедший врач впадает в буйство при полнолунии – что-то в этом роде.

– Никто не сказал ни слова о сумасшедшем враче, – проговорил спокойно Люк. – Я просто хотел бы задать вам несколько вопросов относительно ваших передвижений этой ночью – а также в предыдущие ночи, а также относительно ваших связей с погибшими женщинами.

Грегсон, только что красный от гнева, побледнел и с тревогой спросил:

– Что вы имеете в виду, говоря про «связи»? Я не имел с ними иных отношений, кроме отношений врача и пациента.

– По словам вашей медицинской сестры, мисс Френхольм обычно посещала вас. Но в свой последний визит она попросилась на прием именно к доктору Имс. Отчего это, по вашему мнению?

– Понятия не имею. Возможно, список больных на то утро был у меня слишком велик. А возможно, она предполагала, что женщина-врач будет более сговорчива на предмет аборта.

– Понятно, – голос Люка звучал скептически. – А кроме профессиональных, у вас были встречи либо разговоры с мисс Френхольм?

– Нет.

– Пэдди!

Пэдди раскрыл папку на своем столе.

– По полученной нами информации, вы с мисс Френхольм по крайней мере однажды вместе посетили «Уолсэк». И ушли тоже вместе.

– Ерунда!

– Наш свидетель – местный констебль, который был там же с женой.

– Вероятно, он видел мою жену – она тоже блондинка, и довольно красивая.

Пэдди прокашлялся.

– По признанию констебля, имя которого не упоминается, у него были личные отношения с мисс Френхольм, и он прекрасно знал ее внешность. Он почувствовал облегчение, когда вы с нею ушли из ресторана.

– Но откуда было ему знать, что именно я был с мисс Френхольм?

– Он ваш пациент.

Грегсон закрыл глаза.

– Ах, вот что. – Он, кажется, признал свое поражение. – Хорошо. Значит, я встречался с ней в «Уолсэке» – но не назначая заранее встречу. Просто так случилось, что мы пришли туда вместе.

– Вы вместе выпивали.

– Да, мы выпили с ней несколько раз, если это имеет значение.

– И ушли тоже вместе.

Грегсон вздохнул:

– И ушли вместе. – Это было сказано тоном поражения. – И провели несколько часов вместе в задней комнатушке ее проклятого горшечного магазинчика. Ужасно неудобной, между прочим.

– Это было в августе.

– В августе. Две недели спустя, как меня оставила жена ради негодяя-барона с его миллионом в банке. Если она и сейчас продолжает доить его, как начала, то у него не должно остаться более пятидесяти центов. – Говорил Грегсон с чувством отвращения к самому себе. – Я был одинок, оскорблен и нищ. А мисс Френхольм более чем жаждала наших отношений – она была алчна на ласки. Мне даже понадобилась неделя, чтобы прийти в прежнюю форму.

– И вы все-таки еще раз встречались с ней?

– Нет. Кроме того, что я не соответствую ее темпераменту, я был все-таки ее врачом. Вы не поняли, инспектор. В отличие от полицейских, врачи никогда не могут быть свободны от обязанностей. Теперь вы можете торжествовать надо мной победу, инспектор. Вы будете правы. Я воспользовался тем, что было чистейшим случаем нимфомании – таким диагностически ясным, какой только можно вычитать в книге. Я был подавлен и несчастен. Я был дураком. Но – не убийцей.

– Вы могли быть отцом ее ребенка.

Грегсон поднял голову:

– Полагаю, что мог бы… Черт побери, это порадовало бы мою жену. Это ускорило бы наш развод. Она бы даже предложила на радостях стать крестной матерью этому отпрыску – когда отсмеялась бы всласть. Она всегда заявляла, что я ни на что не способен – тем паче на это.

Люку было странно и неприятно слышать, как Грегсон, обычно такой неразговорчивый, так откровенно и горько говорит о своей обиде, которая его, видимо, страшно мучила. Откровенное презрение и пренебрежение жены в несчастном браке, а затем неудовлетворенность сексуальной хищницы, которая не делала секрета из того, что презирает мужчин, – на этой почве мог бы развиться какой угодно психоз. Или это просто несчастливое совпадение обстоятельств?

– Расскажите мне о вашей коллекции старинного инструмента.

Грегсон пожал плечами:

– Я их собираю. Это мое хобби. Некоторые представляют собой прямо-таки произведение искусства. Я собирался стать хирургом, но у меня не было денег, чтобы совершенствоваться дальше в специальной области медицины. У меня не было выбора – и я стал терапевтом. А коллекция – просто сентиментальное воспоминание, и все.

– А этот инструмент – бистури?

– Да.

– Его кончик сломан.

– Да. Понятия не имею, когда это произошло.

– Это произошло между вчерашним ланчем и сегодняшним утром.

Люк внимательно следил за лицом Грегсона.

– Вот как? – Лицо Грегсона оставалось бесстрастным. – Почему вы так думаете?

– Потому что вчера утром он был цел. Доктор Имс даже порезала им палец. Она взяла его из любопытства и не думала, что он такой острый.

– Я всегда содержу инструменты в порядке, готовыми к работе, – сказал Грегсон.

– Зачем?

– Это – совершенные хирургические инструменты, несмотря на их возраст. Они заслуживают уважения. – Он подумал. – Тогда, значит, она вытирала лезвие?

– Да.

Грегсон кивнул:

– Я заметил, как формируются пятна ржавчины, вчера вечером, перед тем, как поехать на вызовы. Обычно я смазываю инструмент маслом, потому что в те времена, когда он изготовлялся, нержавеющая сталь была неизвестна. Я увидел пятна – и забрал бистури из шкафчика; положил его в портфель, чтобы смазать поздно вечером, когда вернусь. Что я и сделал.

– А вы тогда заметили, что кончик лезвия обломан?

– Да. Эти лезвия очень хрупки – я подумал, что он обломился, пока я держал его в моем портфеле. Как вы помните, мое возвращение пришлось на довольно суетливый момент. Я смазал инструмент маслом наспех, перед тем как лечь спать, и положил обратно. Я намеревался заточить его этим утром, но поскольку Дженифер не участвовала в приеме пациентов, мне было некогда. – Упоминание о Дженифер затуманило его лицо. – Она думает, что я – убийца, а это – орудие убийства? Дурочка.

– Вряд ли это заключение порадует ее, – заметил Люк. – Она была очень расстроена, но…

– …но поступила, как законопослушный гражданин? – горько продолжил Грегсон. – Как восхитительно! И вот я здесь, и мне задают бессмысленные вопросы, а мои пациенты ждут – и не получают помощи. Умница, милая девочка.

– Вы убили мисс Уин Френхольм, доктор Грегсон?

– Нет.

– Вы убили Берил Томпкинс?

– Нет.

– Вы убили Мейбл Тобмэн?

– Нет.

– Какие отношения у вас были с миссис Тобмэн?

– Я был ее врачом, и она обращалась со мной довольно бесцеремонно. Тяжелый характер… Но у нас не было ни совместных выпивок, ни связи, ни чего-то еще. То же можно отнести и к миссис Томпкинс – хотя она была совершенно противоположного характера. Тихая, приятная женщина. Именно она в наших отношениях страдала, а не ее терапевт.

– Вы могли бы назвать миссис Томпкинс женщиной твердых моральных принципов? – внезапно спросил Пэдди. Грегсон взглянул на него с изумлением, будто уже забыл о присутствии сержанта.

– Твердых принципов? Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду – сильно ли она переживала конфликт правильного с неправым, как вы полагаете?

– Не знаю. Этот предмет в наших разговорах не всплывал. Я лечил ее от постоянных и нарастающих болей в спине, да еще от обычных простуд – ничего более. Мы никогда с ней не говорили на философские темы.

– Она была образцовой семейной женщиной?

– О да – это так. Преданной мужу и детям, почти одержимой идеей семейного благополучия. В особенности преданной детям.

– Значит, что-то, случившееся с детьми, – к примеру, сексуальное использование детей, – вызвало бы у нее реакцию негодования и потрясло бы ее, как вы считаете?

– Несомненно.

– Спасибо. – Пэдди откинулся на спинку стула. – Спасибо.

– Вы напали на Фрэнсис Мерфи вчера вечером? – внезапно спросил Люк.

– Нет, я не нападал.

– Вы понимаете, что у вас нет алиби на это время, так же, как и на время, пришедшееся на другие убийства?

– Я об этом не думал.

– Каждый вечер, когда случались убийства, вы уезжали из дому.

– В самом деле? Мне нужно посмотреть в моих записях.

– Мы уже делаем это.

– Но я не давал вам разрешения на это!

– Нам и не нужно разрешения от вас. Вы работаете в партнерстве с доктором Уолтером Мэйберри – и у вас общие записи и дела. Он дал нам разрешение на просмотр соответствующих записей.

– Бог мой, да он сошел с ума! Там конфиденциальные данные, и вы не имеете права.

– Мы будем читать лишь относящиеся к делу записи, и под его контролем. Ни одна бумага не покинет вашего кабинета, ничего не будет скопировано, кроме как с его позволения, и в таком случае он подпишет каждую сделанную копию.

– Неужели и он думает, что я убил тех женщин? Так же, как и Дженифер?

– Никто пока не выдвинул против вас обвинений. Мы ведем расследование. Этот инструмент будет сдан на экспертизу для сравнения с кусочком металла, найденным в ране на горле мисс Мерфи. Если состав металла совпадет… – Люк замолчал, не докончив фразы.

– Понимаю.

– Скажите, доктор Грегсон, – продолжил Люк. – Какого вы происхождения?

– Какого – что? – Дэвид Грегсон уставился на него в изумлении.

– Какого происхождения, – спокойно повторил Люк. – Вы шотландец, ирландец… кто вы?

– Какое это имеет отношение к делу, черт побери?

– Большое…

Грегсон презрительно усмехнулся и задумался:

– Не вижу связи.

– Вы когда-либо слышали о заболевании крови, называемом «талассемия»?

– Смутно припоминаю… переводится как «море в крови» или что-то в этом роде, не так ли? Это заболевание, характерное для жителей Средиземноморья. Читал как-то в журнале… – Он сделал паузу, затем его лицо прояснилось, и на нем начало проявляться понимание. – Вы отдали на анализ плодную кровь, не так ли?

– Да.

Грегсон улыбнулся:

– Весьма неглупо. Ну что ж, талассемии у меня вы не найдете, я убежден.

Люк кивнул:

– Возможно. Но у нас в распоряжении иные средства. Вы слышали что-нибудь о генетическом коде, неповторимом, как отпечатки пальцев, доктор Грегсон?

– Да, я слышал об этой теории, – неохотно отозвался Грегсон. – Каждый человеческий индивидуум имеет уникальный набор генов, а следовательно, они не повторяются, так же, как и отпечатки пальцев.

– Это более не теория, рад вас проинформировать. Посредством анализа генов в плодной крови мы можем теперь получить генетический отпечаток – а это, используя соответствующие методики, окончательно решает вопрос об отцовстве. Ни процентов, ни догадок. Полная определенность.

Грегсон мог лишь мысленно отметить, как далеко продвинулась наука и как мало у него остается времени, чтобы следить за успехами медицины.

– Я вам не верю, – только и проговорил он.

Люк улыбнулся.

– Не желаете ли заключить пари на десять миллиграммов своей крови?