Текст книги "Зверское убийство. Тайна Люка Эббота"

Автор книги: Паула Гослинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

Глава 21

Казалось. Болдуин несколько успокоился. Было похоже, что осознав свое положение, он сконцентрировался – черта, характерная для человека, имеющего дело с чрезвычайными ситуациями. Умел ли он так же хорошо разбираться в людях, как в своих машинах, – предстояло увидеть. Он смотрел на Эббота, но тот не давал ему никакой надежды во взгляде.

– В ту ночь она позвонила мне домой. Она раньше этого никогда не делала. Никогда. Голос ее звучал зло; она казалась огорченной и испуганной одновременно – ну, все такое. Может быть, она выпила. Было трудно понять, я боялся, что подойдет Триш и спросит у меня, кто это мне звонит. К моему счастью, у нас договор, что по вечерам подхожу к телефону всегда я, потому что бывает, что звонят с завода, если случилась поломка или еще что. Ну вот, она позвонила. Напугала меня до черта, потому что Триш могла взять трубку в другой комнате и подслушать. Думаю, она не сделала этого. Во всяком случае, Уин сказала, что у нее проблемы и я должен помочь ей. Думаю, она хотела, чтобы я кого-то попугал или чуть побил. Интересно, что она сказала мне только: «Ты – сильный, а мне нужен сильный человек» – или что-то в этом роде. Попросила меня встретиться с нею на нашем обычном месте. На тягловой тропе – в старом лодочном сарае, как вы и сказали. – Он взглянул на безучастно-вежливое выражение лица Эббота и вспыхнул.

– Продолжайте.

– Было уже поздно, но я сказал Триш, что звонят с завода, будто потек один из баков, и они меня вызывают. Она не спорит в таких случаях – в этом она молодец.

– Она верит вам.

Болдуин встретил взгляд Эббота:

– Нет причины не верить мне. Я же сказал, не было ничего такого между мной и Уин.

– Продолжайте.

– Я пошел по тягловой тропе, как всегда. Было позднее, чем обычно, когда я встречался с ней, и свет из окон домов уже не падал. Я два раза споткнулся – ну и ругался, как извозчик. В третий раз я упал… – Он сделал паузу и сглотнул.

– И что?

– В третий раз я упал, споткнувшись об Уин. Она лежала на тропе, голова запрокинута… она была… О, Бог мой. – Болдуин закрыл глаза, но справился с собой. – Я пытался забыть это, – проговорил он так искренне, как сказал бы ребенок.

– Пожалуйста, продолжайте.

Эбботу потребовались немалые усилия, чтобы голос его звучал спокойно.

– В горле у нее клокотало… свистело, вроде того, и она вся дергалась, как какая-то кукла. Я видел ее лицо в лунном свете – и ее шею. Она умерла прямо там, прямо тогда же, пока я поднимался с земли.

– Там. На тропе. Возле уреза воды?

– Да.

Эббот позволил себе взглянуть в сторону Пэдди, а тот в свою очередь позволил себе многозначительно поднять бровь.

– Продолжайте, – сказал Эббот.

– Я не знал, что делать. Но не мог же я оставить ее там. Я уже знал, что надежды нет и она мертва. Я пытался остановить кровь, но она все хлестала. Я… я поднял ее и отнес под куст, чтобы никто не наткнулся на нее, лежащую вот так. Я не желал, чтобы кто-то – хоть кто-то – видел ее такой… О, Бог мой, Бог мой… – Болдуин наконец сломался, закрыл лицо руками и зарыдал.

Эббот откинулся в кресле и посмотрел на Пэдди. Он неслышно сказал Пэдди, одними губами: вот оно. Вот она, деталь, которая была неясна. Пэдди кивнул.

– Мистер Болдуин, – голос Эббота стал мягче. – Мистер Болдуин, когда вы шли по тропе, чтобы встретиться с ней, не заметили ли вы кого-нибудь?

– Нет, – сдавленно произнес Болдуин.

– Может быть, вы слышали что-нибудь?

– Я сказал вам, я дважды упал: я слышал сам себя, вот и все. – Он поднял глаза на Эббота. – Бог мой, не думаете ли вы, что мне хотелось видеть кого-то или слышать что-то? Или прийти, возможно, минутой раньше? Не думаете же вы…

– Вспомните, – прервал его Эббот.

Болдуин покачал головой:

– Нет. Ничего. Я огляделся, я прислушивался – но слышал только шелест шин на мосту… – Он вдруг замолчал. – Кто-то завел машину, – вдруг сказал он – Я слышал, как заработал мотор.

Эббот нарисовал указательным пальцем невидимый круг на столе, не глядя на Болдуина.

– Вы же техник-наладчик… Не было ли чего-то необычного?

– Да. Мотор сильно барахлил. И звук был как у спортивной машины. Ему нужен бы хороший глушитель.

– Ему? Почему вы говорите «ему» – откуда эта точность?

– Не знаю. Я не обращал внимания – я смотрел на нее. Я коснулся ее лица, но оно было холодным. Оно остыло так быстро, будто… будто…

– Да?

– Будто она вернулась обратно в воду. Как будто она вся вытекла в реку вместе с кровью. И снова стала рекой, а на берегу оставила тело, которое использовала только временно.

Наверное, это был момент, когда Фред Болдуин подошел к поэзии ближе, чем за всю свою прожитую жизнь.

Двумя часами позже они посадили его в камеру.

– Я совершенно не уверен, – зло сказал Люк. – У него было достаточно времени, чтобы сочинить свою версию.

– И у него нет алиби насчет других ночей, – добавил Пэдди. – Он уходил из дому. Он бывал с нею. Едва ли правдоподобно, – и не может быть доказано. И он связан и с заводом, и с Пикок Мэнор.

– Да. Тебе стоит снова поговорить с начальником отдела кадров завода. Я съезжу в Пикок Мэнор попозже утром. – Он выглянул в окно. Небосклон на востоке окрасился в розовое. Вскоре небо посветлеет над покрытыми изморозью полями. Можно было уже различить вершины отдаленных холмов. – Соснуть бы пару часочков, а, Пэдди?

– Аминь. Болдуин погас, будто луч света, как только его закрыли в камере. Бедный лунатик.

– Да. Действительно, странно, как он преобразился, когда заговорил о ней. – Эббот потер ухо. – Психиатр бы что-то да заключил из такого типа мании, я полагаю. Если Болдуин – психопатический тип, то всякое нарушение течения его мании может толкнуть его на преступление. Но что тогда говорить о других убийствах? Здесь что-то не сходится. – Он вздохнул. – По крайней мере один аспект он для меня прояснил.

– Относительно нахождения тела?

– Да. Это сразу меня озадачило, поскольку в таком случае убийство не походило по почерку на те два. И Томпкинс, и миссис Тобмэн были брошены, буквально брошены там, где и убиты. Но тело Уин Френхольм было спрятано от глаз. И, если он говорит правду, это объясняет замеченную Сирилом особенность: под телом было меньше крови, чем можно было бы ожидать при такой ране. Значительная часть крови вытекла в реку, поскольку лежала она возле воды. Затем Болдуин поднял ее и нес по гравию несколько метров, и кровь вытекала на него. Остальное вытекло на траву под кустом.

– А как насчет раны? – спросил Пэдди. – Все три раза – похожи.

– Я знаю, черт побери. Давай спать, Пэдди, Бога ради. Болдуин поспит и в камере так же, как в другом месте, – а нам еще обсуждать это дело утром.

– А как его жена? Она в неведении и напугана.

Люк нахмурился:

– Она испугается еще больше, если он начнет объяснять ей наш к нему интерес. Если я что-то понимаю в детях – они перенимают настроения родителей. Малыш устроит ей веселую ночь – и она забудется в заботах о нем. Я помню, наши мальчишки на стены лезли, когда я бывал не в духе и начинал рвать и метать. – Он чуть улыбнулся. – А теперь они просто обещают мне не вмешиваться в мои дела – в обмен на карманные деньги.

– Они тоже скучают по ней, Люк.

Улыбка на лице Люка погасла.

– Да. Ну, пошли в отель, или мы так и не ляжем этой ночью. Я уже не могу четко мыслить. И все же кое-что осталось неясным, Пэдди. Черт побери, все еще есть вещи, которые я не могу связать.

Глава 22

Вичфорд проснулся свежим осенним утром; истинно осенним, с запахом дровяных печей, уносимым ветром, с прощальным нарядом деревьев и с таким ярким и голубым небом, как глаза младенца. Магазины открылись рано, и покупатели вышли из домов, разбуженные и обрадованные яркостью дня.

Когда они с Пэдди покинули отель несколькими часами позже, Хай-стрит уже кипела жизнью.

– Хороший городишко, – заметил Пэдди. – Наверное, хорошо здесь родиться и вырасти. Неплохо также и состариться в таком месте.

Люк искоса посмотрел на него:

– Уже подумываешь об этом?

– Человек должен иногда менять свою жизнь, – ответил Пэдди. – Если мое служебное повышение состоится…

– Тогда – что?

– Тогда… у меня будет твердое положение… финансовое и так далее.

– Помышляешь о том, чтобы жениться, Пэдди?

– Помышлять – не значит сделать, – спокойно ответил Пэдди. – Но планировать свою жизнь тоже не вредно.

– Конечно, – согласился Люк. И они загляделись на красивую перспективу Хай-стрит в десять часов утра этого красивого, яркого дня.

Вернулись в отель – и оба так и не смогли заснуть в своих номерах. Каждый лежал с открытыми глазами, глядя в потолок, и каждый ожидал какого-то секретного послания неведомо от кого, кто бы уверил их в том, что совершенно правомерно задержать и обвинить Фреда Болдуина – либо отпустить его и снять подозрения.

– Еще рано, – сказал, наконец. Люк за завтраком. – Нам нужно раздобыть еще много сведений, прежде чем я смогу со спокойной совестью освободить Болдуина. Мы имеем право задержать его еще на день – и я думаю, мы должны это сделать. Если он тот, кого мы ищем, нужно собрать больше улик. Кровь на брюках – свидетельство того, что он находился рядом с убитой, но не обязательно того, что именно он убийца. Его объяснения могут быть правдивы. Если он – не убийца, то, возможно, его задержание заставит настоящего убийцу потерять осторожность – и ошибиться.

– Настоящего убийцу? – переспросил Пэдди. – Одного?..

Люк вздохнул:

– Не думаю, что я в состоянии дольше сопротивляться логике… мы теперь выяснили загадку относительно нахождения тела, и это все более и более походит на один и тот же почерк.

Кода они вошли в участок, они нашли и Беннета, и местных полицейских, привлеченных для расследования, в состоянии возбуждения.

– Вы раскололи его, сэр. Хорошая работа! – восторженно сказал Беннет.

– Нет, – неодобрительно возразил Люк. – Не я. И не расколол тоже. Может быть, только нащупал. Я ни в коем случае не убежден, что Болдуин – тот, кого мы ищем. Мы некоторое время подержим его под подозрением, но я требую, чтобы на него не давили до того, как его обследует психиатр.

Беннет был сбит с толку.

– Наговаривает, что ли?.. Он однозначно казался мне виновным.

– Вовсе не однозначно, – сказал Люк. – Полагаю, у всех есть копии его заявления? – Все кивнули. – Тогда всем вам должно быть ясно, что он – человек, прошедший совершенно неординарное испытание и испытавший потрясение… – Из угла комнаты послышался смешок. – Джеггер, вы хотите что-то сказать?

– Это все напускание тумана, сэр, – сказал широкоплечий молодой констебль. – Он просто гулял на стороне, вот и все. Всякие красивые слова и оправдания не делают погоды. Русалка там, магия, лунный свет…

Люк посмотрел на него долгим взглядом. Затем взглянул на других.

– Возможно, позже, когда вы станете более зрелыми людьми – я нисколько не желаю вас обидеть, – вы поймете, что за голыми фактами всегда есть нечто более глубокое, и что люди, которые кажутся вполне вменяемыми, могут совершать очень странные поступки. Если бы вы, Джеггер, сами видели и слышали его показания, вы не были бы так самоуверенны. Предания о том, как мужчины бывали околдованы ведьмами и гоблинами, на пустом месте бы не возникли. При некоторых обстоятельствах любой из нас стал бы уверять, что видел летающую тарелку, – и сам бы полностью поверил в это. Группа крови Болдуина уже доказывает, что он не может являться отцом нерожденного ребенка Уин Френхольм. Я верю в то, что он был обворожен, как раньше говорили, или одурачен, как сказали бы сейчас, этой женщиной. Он одержим странной, благоговейной любовью к красивой женщине, которая смогла найти в нем тайную слабину, о которой никто и не подозревал. Говорят, что у каждого есть своя тайна. Неужели, черт возьми, в это трудно поверить? Неужели вы никогда не были влюблены, Джеггер?

– Нет, сэр. Только не я. – На его лице появилась усмешка.

Итак, история с поцелуем под мостом уже стала известна. Люк игнорировал усмешку и продолжал:

– В таком случае мне вас жаль. Этот человек в определенном смысле так же уязвим и нежен, как ребенок, – но лишь в определенном смысле. В остальном он – груб, практичен, совершенно здоров и агрессивен. И пристать с ножом с горлу к такому – это значит недополучить информации. Теперь, когда ее больше нет, когда она не ворожит над беднягой, он совершенно смущен тем, что было. Он слышит, что сам же говорит, – и ему кажется, что это говорит не он, а другой человек. В некотором смысле, глупец. Это заставляет его желать позабыть все, а этого-то мы как раз и не хотим. Он просто замкнется, и мы окончательно потеряем шанс узнать подробности о гибели Френхольм; а факт гибели в ту ночь есть, но неизвестны детали. Поэтому я не хочу, чтобы его тревожили, допрашивали и вообще трогали до визита к нему психиатра. За психиатром послали. Все понятно?

– Да, сэр.

Беннет кинул гневный взгляд на выскочку-Джеггера.

– Тем временем я желаю, чтобы у него на дому произвели обыск… – продолжал Люк. – Оружие, а также все, что может помочь расследованию. Я не желаю, чтобы перекапывали сад или чтобы в дом вламывались люди в форме. Беннет проследит, чтобы бумаги на обыск были в порядке, хорошо? Двое в штатском, одна – женщина, этого будет достаточно. У него молоденькая жена и грудной ребенок. Я не желаю никакого запугивания и всяких россказней в прессе. В сущности, я вообще не желал бы, чтобы имя Болдуина появлялось в прессе. – Он кинул взгляд на Беннета, который начал краснеть. – Вы что, уже сделали какие-то заявления?

– Я сказал, что мы задержали подозреваемого, сэр. Простите, сэр.

– Вы – осел, Беннет, – спокойно проговорил Эббот. – Вы назвали фамилию?

– Нет, сэр.

– Тогда – полуосел. Хорошо, но больше – никому ни слова, понятно? Всем понятно? Я сделаю заявление, если будет что заявлять, сам. А теперь – доклады. Вы – первый, Джеггер, раз вы такой прыткий этим утром. Какие новости на Риалто?

– Простите, сэр?

– Я имею в виду опрос родственников Томпкинс, парень. Нашли вы что-нибудь?

– Нет, сэр. Я говорил с несколькими ее близкими друзьями, и не было ни намека на какого-то знакомого мужчину или что-то в этом роде. Тихая, семейная женщина, говорили они. Хорошая соседка, хорошая жена и мать, всем желала добра. Трудилась для детей. Вот почему она работала на заводе, а также и подрабатывала.

– Понятно. Спасибо. Кто проверял алиби Бэзила Тобмэна?

– Я, сэр, – пошевелился констебль Синклер.

– И что?

Синклер заглянул в блокнот:

– Констебль Кинсейл позвонил в клуб мистера Тобмэна от нашего имени. Портье позвонил в комнату мистера Тобмэна, но там никто не ответил, поэтому он с констеблем поднялись – и нашли мистера Тобмэна спящим в кровати.

– В какое время это было?

Синклер прокашлялся:

– После восьми утра.

– Несколько опоздали, я полагаю.

– Было что-то со связью, – промямлил покрасневший Синклер.

– А Тобмэн был найден действительно спящим?

– Так сказал Кинсейл, сэр. Храпит, как свинья, – таковы были его слова. – Синклер ободренно вскинул подбородок.

– Понятно, – Эббот подавил в себе досаду. – Спасибо. Кто узнавал насчет сексуальных контактов Френхольм?

Беннет неохотно поднял руку.

– Сколько насчитывается на сегодня?

– Пятнадцать, сэр. – Послышался шепот и несколько подавленных смешков.

– А на ночь, когда она погибла, в тот конкретный вечер?

Беннет слегка покраснел:

– Три, сэр.

– Асы своего дела – должно быть, удовлетворили ее надолго, – сказал кто-то, и все засмеялись.

– Хорошо, хорошо, хватит об этом, – нетерпеливо проговорил Люк. – Продолжайте, Беннет.

Доклады продолжились, и лишь через некоторое время Люк и Пэдди пошли каждый по своим делам: Пэдди – на фотозавод, чтобы вновь задать вопросы Граймсу, заведующему отделом кадров, а Люк – в Пикок Мэнор.

– Старший инспектор Эббот – к вам, сэр.

Марк Пикок взглянул на Бэзила Тобмэна, который сидел в кресле возле огня.

– Ну, вот и он, Бэзил. Ужасный «человек из Скотленд-Ярда».

– Будь что будет, – кивнул Бэзил.

– Пригласи его, Джефферс.

– Да, сэр.

Марк встал за столом, когда дворецкий провел Люка в кабинет.

– А, доброе утро, старший инспектор. Не хотите ли присесть? Бэзил, это – старший инспектор Эббот. Инспектор – мой отчим, Бэзил Тобмэн. Он был в Лондоне, когда вы у нас были в прошлый раз.

Бэзил поднялся с кресла и подошел к Люку, чтобы пожать ему руку – рукопожатие было сухим и твердым.

– Наконец-то ответственное лицо. Меня, очевидно, считают не самой важной птицей в этом деле, поскольку мне задавал вопросы местный констебль. К несчастью, я не могу прибавить к своим ответам ничего важного, чтобы помочь следствию. – Он указал Люку на кресло. – Пожалуйста, располагайтесь поудобней.

Если бы Эббот не знал, что Марк является истинным владельцем Пикок Мэнор, он бы подумал, что им владеет Тобмэн. У него были врожденные повадки аристократа и барина, но Люк заметил в нем некоторую напряженность, а возле глаза у него подергивался нерв. Этот человек просто хорошо держался.

Эббот присел. Дворецкий вновь появился, очевидно, следуя указаниям Марка.

– Кофе, Джефферс, пожалуйста.

Эббот поднял бровь, когда дворецкий удалился.

– Это новое в вашем хозяйстве, не так ли? Я что-то не припомню дворецкого в списке прислуги.

– Ваша правда. Некоторую пользу мы извлекли из этой ужасной трагедии, – ответил за Марка Бэзил. – Марк теперь полновластный владелец поместья, и мы приступили к перепланировке его под Конференц-центр. В лучшем смысле этого слова, конечно. Это будет очень небольшой центр, ничего безвкусного или коммерческого, вы понимаете. Мы не позволим себе ничего, что могло бы испортить это чудное место. Никогда. И, конечно, первым пунктом в этой перепланировке стало введение долженствующего штата для обслуживания особняка. Джефферс поступил к нам с очень хорошими рекомендациями. Конечно, мы некоторое время приглядывались… – Он не стал заканчивать фразы.

– У нас есть надежды на открытие следующей весной, – быстро вмешался в разговор Марк. – Я уверен, если бы мать была жива, она одобрила бы кандидатуру Джефферса. Теперь мы сможем не торопясь отбирать остальные кандидатуры. Конечно, я бы желал, чтобы Дженифер выразила свое мнение по поводу каждой, и вся прислуга будет нанята с ее ведома.

И Эббот, и Тобмэн в изумлении уставились на него.

– Дженифер Имс? – наконец выдавил из себя Эббот. – Доктор Дженифер Имс?

– Да, да, – сказал Марк. – Мы помолвлены. Простите, я думал, вы знаете об этом, инспектор. Конечно, нам необходимо соблюсти приличествующую случаю паузу, отсрочить свадьбу, но тут нет причины для того, чтобы она не принимала участия в подготовительных работах. Не так ли? – Казалось, Марк весьма доволен сам собой.

– Но ты мне ничего не говорил об этом, Марк, – сказал Тобмэн с натянутой улыбкой.

– Я не вижу, какое это имеет значение для наших планов. Это просто вопрос, касающийся персонала. На наш договор это никак не повлияет, Бэзил, – лишь укрепит его. Она просто возьмет на себя обязанности, которые предназначались для матери. – Казалось, он искренне озадачен тем эффектом, который произвело его заявление. – Нам нужен здесь женский взгляд на вещи, ты понимаешь. Теперь, со смертью матери, – это естественное решение, я думаю.

– Да, конечно, – если ты так решил, – ответил Бэзил. – Я согласен с тобой, Марк. Мы решили все вопросы с тобой на следующий день после смерти матери – и должны придерживаться своих договоренностей. Я уверен, что Мейбл бы одобрила.

Эббот вопросительно поднял бровь:

– Разве? Я полагал, что миссис Тобмэн не одобряла ни доктора Имс, ни идеи Конференц-центра.

– Это не так, – быстро возразил Марк. – Она бы постепенно полюбила Дженифер. Это был вопрос времени: им нужно было узнать друг друга. Что касается проекта, то лишь за день до своей смерти она согласилась на начало работ. Она даже говорила с Хитерингтоном, управляющим банком, об этом. Именно в это утро.

– Ах, я этого не знал. Спасибо. – Эббот замолчал, пока дворецкий вошел с подносом и обслужил всех троих, и начал говорить вновь, лишь когда дверь за дворецким закрылась. – Скажите, тело миссис Тобмэн уже можно предать земле?

– Да, похороны состоятся в понедельник, – сказал Бэзил и тяжело вздохнул, а затем перешел вместе с кофе к окну, где стал глядеть на лужайку, ведущую вниз, к реке. – Мне все еще трудно поверить, что она мертва. Пока я был в Лондоне – мне все казалось, что она просто поехала за покупками и вернется в любую минуту, потребует себе чаю и попросит рассказать последние лондонские сплетни. Конечно, я не видел ее после… Если бы увидел – думаю, что гнев и горе пришли бы ко мне. А теперь я чувствую лишь оцепенение. – Он наклонил голову и отхлебнул глоток кофе.

– …Бэзил, пожалуйста, не надо, – голос Марка дрожал.

– Что? – будто удивившись, спросил его отчим. – А, прости, Марк… Я не хотел огорчать тебя, мой мальчик. – Он взглянул на Эббота и отметил выражение смущения на его лице. – Я не бесчувственный тип, инспектор, как бы вы там обо мне ни думали. Но притворяться, будто мы с Мейбл были влюбленной парочкой, нет смысла. Мы оба поздно повстречали друг друга, и я думаю, что мы были скорее хорошими компаньонами, нежели чем-то еще друг для друга. Да, так и было. Хорошие компаньоны. Думаю, что это правда: жестокое горе гнетет более молодых, чем старых. – И его полный любви взгляд остановился на Марке, который, похоже, снова начал сдавать. – По мере старения смерть кажется уже не такой ужасной. Она уже начинает нести в своей идее странную красоту. Каждый более или менее готов к мысли, что любимые люди когда-то уйдут. Мейбл была старше меня, и вовсе не отменного здоровья… я знал, что наши дни, проведенные вместе, не будут бесконечны. Но не так жестоко оборваны… – Внезапно на лице его появилось выражение злобы, и даже костяшки пальцев, державшие чашку, побелели. После молчания он прокашлялся и заговорил с видимым усилием: – Надеюсь, я сделал ее жизнь чуть счастливее.

– Да-да. – Эббот никогда не назвал бы Бэзила Тобмэна «старым»; скорее, к нему подходило выражение «хорошо сохранившийся».

Волосы Бэзила были красиво подстрижены, одежда была тщательно подобрана к его стройным пропорциям, и в то время как он не был красив в истинном смысле этого слова, в его облике была стильность, уверенность и почти надменность. Эббот был уверен, что его дела в Конференц-центре пойдут успешно, с его грацией и манерами он сможет тонко влиять на нехитрых умом бизнесменов. Здесь, в Пикок Мэнор, он чувствовал себя уверенно и на месте.

– Мы созвонились с клубом и попросили информировать вас о смерти вашей жены. Как я понял, они нашли вас в клубе на следующее утро. Вы провели ночь в клубе, не так ли?

– Это был шок для меня, – начал вспоминать Тобмэн с видимым смущением. – Им пришлось вызвать ко мне одного из членов клуба, врача по профессии. Он дал мне что-то, и это успокоило меня. Я выглядел глупо, и надо мною потешались, я полагаю… хотя устроили шумиху и проявили заботу: я никогда не мог понять, достоинство ли это клуба – или недостаток…

– Да, конечно. В какое время вы пришли в клуб?

– В предыдущую ночь, вы имеете в виду? Дайте вспомнить. Где-то около десяти, наверное. Мы отобедали с клиентами, затем чуть поболтали, но мне нужен был отдых, поскольку наутро должна была состояться довольно важная встреча. Но, конечно, я пропустил ее. – Тон его не был горьким, скорее, слишком терпеливым, как будто он решил не придавать значения отдельным неудачам.

– Понятно. Спасибо. – Эббот достал свой блокнот и записал в него что-то. – Может ли кто-то подтвердить, что вы пробыли всю ночь в клубе?

– Понятия не имею. Один из официантов принес мне бренди с содовой, а затем я сразу же ушел спать. Принял свою обычную таблетку снотворного – и отключился, как выключают свет. Я всегда так делаю.

Марк Пикок все больше нервничал.

– Для чего вам все эти сведения, инспектор? Уж не подозреваете ли вы Бэзила в убийстве моей матери?

– Подозрение всегда ложится на мужа убитой, это классический случай. Не так ли, инспектор? – Бэзил кинул на него взгляд конспиратора – взгляд, рожденный, вне сомнения, множеством прочитанных детективов.

– Убийства часто бывают семейным делом, – согласился Эббот.

– Но Бэзил был в эту ночь в Лондоне, – не унимался Марк. – Это почти два часа поездом, три часа машиной – а Бэзил не водит машину сам.

– Отчего? – Эббот в удивлении взглянул на Тобмэна.

– Не было нужды, – легко сказал Тобмэн. – В Лондоне всегда можно взять такси, друзья-автомобилисты всегда встретят на станции, если вдруг вздумается прокатиться по стране…

– Бэзил слеп на один глаз, – сообщил Марк. – Он утверждает, что это память о пробке шампанского, но на самом деле это – военная рана. Он был героем Адена.

– Ладно-ладно… – остановил его Бэзил, но выглядел он польщенно.

– И потом, – продолжал Марк, – в это время суток нет поездов.

– В какое время, мистер Пикок?

– В полночь, естественно. Мать умерла в полночь, ведь так?

Эббот заглянул в блокнот.

– Вы приехали домой… в какое время, мистер Пикок? В какое конкретно время?

– Ну, не думаю, что смогу вспомнить конкретно, – проговорил Марк с удивлением. – Наверняка у вас есть данные о том, когда я позвонил в полицейский участок? Я недолго пробыл дома перед тем, как… как нашел ее.

– Вы расстались с доктором Имс в одиннадцать. Ваш звонок в полицию поступил в двенадцать двадцать. Что вы делали в течение часа или около того?

Марк слегка вспыхнул:

– Я ездил по окрестностям.

– Просто – ездили, и все?

Марк вскинул подбородок:

– Хорошо. Наверняка она сама вам рассказала. Между нами произошла небольшая ссора; такие часто случаются между любовниками. Я был расстроен, мне надо было остудить свой гнев.

– Весьма неразумно и опасно водить машину в таком состоянии, – мягко сказал Люк.

– Наверное, да, – неловко согласился Марк. – Я понимаю: у меня нет алиби. Весьма сожалею. – Он сглотнул. – Разве… разве невозможно определить время смерти научно? Мне кажется, кто-то сказал, что смерть матери наступила около полуночи. Кажется, это было в газете.

– Оказывается, вы читаете газеты?

– Их попытались спрятать от меня, но я все равно нашел, – горько посетовал Марк. – Похоже, все газеты утверждают, что моя мать – третья жертва этого «Котсуолдского Потрошителя», который убил других женщин.

– А вы как думаете?

– Бог мой, откуда это могу знать я? – вопросил Марк. – Для меня было бы предпочтительно, чтобы это сделали я или Бэзил, только чтобы не допускать самой мысли, что моя мать… что ее… что она убегала от него… и его грязные руки на ее шее… – Он смешался и отвернулся. – Простите.

– Разве вы не видите, инспектор, что вы убиваете мальчика расспросами? – зло сказал Бэзил. – Такая ли уж необходимость в них?

Эббот взглянул на него в некотором недоумении. «Мальчик», которого защищал Бэзил, был тридцати девяти лет от роду.

– Необходимость в расспросах останется до тех пор, пока мы не поймаем убийцу, мистер Тобмэн. Надеюсь, вы не хотите заставить нас приостановить поиски?

– Конечно нет. – Тобмэн отвернулся и подошел к шкафчику с бутылками, чтобы налить себе бренди. – Но, если Мейбл стала жертвой этого «Котсуолдского Потрошителя», что несомненно, это не может иметь никакого отношения ни к Марку, ни ко мне. В конце концов, это все равно, как если бы она умерла от приступа или на нее наехал грузовик. Мы и без того вынуждены смириться с ее смертью, инспектор. Неужели нам еще мириться с ничем не обоснованными подозрениями?

Эббот закрыл свой блокнот, положил его во внутренний карман вместе с ручкой, допил кофе и встал.

– Боюсь, что вам некоторое время придется мириться с этим, мистер Тобмэн. Если не с моими, то, во всяком случае, с подозрениями соседей, газет или кого-либо еще. Это смерть – и это неизбежно. Это закончится лишь тогда, когда я закончу свою работу. А тем временем – сожмите зубы и терпите. Именно так я делаю сам.