Текст книги "За все надо платить"
Автор книги: Патриция Макдональд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц)
– Должно быть, воротца были открыты, – сказала Кили.
Сначала она не придала никакого значения собственным словам. Они были произнесены машинально и не имели никакого отношения к случившемуся. Но потом Дилан вдруг вскинул на нее виноватый взгляд, и Кили все поняла. Она уставилась на скейтборд. Дилан вскочил на ноги и уронил скейтборд, словно тот был раскален докрасна. Доска на колесиках со стуком ударилась о бетон.
Двое мужчин вкатили через открытые воротца носилки. Сержант Гендерсон подошел к Кили и помог ей подняться.
– Идемте, миссис Уивер, – сказал он. – Нам нужно перевезти тело вашего мужа. Давайте-ка я уведу вас в дом, пока мы не начали.
Один из санитаров толкнул каталку, и она, дребезжа, прокатилась по бетонному покрытию. Второй начал разворачивать большой черный пластиковый мешок. Эвелин Коннелли подошла к Дилану и взяла его за руку, чтобы отвести в дом.
– Мам! – воскликнул Дилан. Он вырвался из рук старой девы, бросился к матери и неуклюже попытался обнять ее одной рукой. – Знаю, ты мне велела возвращаться домой и делать уроки, но я просто решил немного покататься…
Мысленным взором Кили увидела скейтборд Дилана, брошенный на краю бассейна. Она его заметила, выглянув из окна кухни после ужина. Теперь у нее в уме сложилась полная картина случившегося. Дилан вернулся домой на велосипеде, но делать уроки ему не хотелось, поэтому он взял оставленный у бассейна скейтборд и ушел, забыв запереть воротца. Марк занялся изучением судебного дела, не сомневаясь, что Эбби играет где-то поблизости. В полной безопасности. А Эбби тем временем осталась без присмотра и добралась до бассейна…
Это была целая цепь упущений. Каждый маленький промах сам по себе ничего не значил, но, сцепленные друг с другом, они привели к гибели. А где была она, пока ковалась эта цепь? Перебирала шелковые галстуки! Ее жизнь летела под откос, а она тем временем вчитывалась в аннотации на суперобложках книг и коробках компакт-дисков. Каждый мелкий поступок стал звеном в цепи. И теперь эта цепь душила ее. Ей хотелось разорвать на части собственного сына, который сейчас стоял перед ней и извинялся за то, что ушел кататься, не сделав уроки. Но при этом он даже не признал своей вины в том, что случилось, хотя именно его небрежность оказалась роковой!
– Сколько раз я тебе говорила, что нельзя бросать открытым вход в бассейн? – спросила Кили сквозь стиснутые зубы. – Сколько раз?
– Ты о чем? – удивился он. – Я не…
– Твой скейтборд остался у бассейна. Не спорь, я сама его там видела после ужина.
Дилан побелел от ужаса.
– Я знаю. Но… я запер ворота, мам! Честное слово, запер!
Ей хотелось крикнуть: «Не смей мне лгать! Ты ни о ком не думал, кроме себя самого! Ты не думал о Марке, о сестренке. Ты злился из-за велосипеда, ты был зол на весь мир. И ты ушел из дому, оставив воротца настежь. Именно ты привел в действие цепь несчастий! Твоя сестра чуть не утонула, а Марк…» Она уже чувствовала, как крик поднимается у нее в горле.
– Я точно знаю, что запер! – воскликнул Дилан.
Кили отвернулась от него и стиснула кулаки с такой силой, что ногти впились в ладони. «Не делай этого, – сказала она себе. – Не злись на него. Он этого не вынесет. Он никогда этого не забудет». Даже не глядя на сына, она видела, как он стоит рядом и беспомощно смотрит на нее. Ей потребовалась вся любовь к нему до последней капли, чтобы не упрекать его. Посочувствовать ему. Пощадить его.
Отчаянно стараясь подавить рвущиеся из горла слова, которых она никогда не смогла бы взять назад, Кили бросила по сторонам обезумевший взгляд. Дом, бассейн. Их идеальный маленький мирок. Разве внутренний голос не предупреждал ее, что не надо соглашаться на дом с бассейном? Разве она не понимала, что нельзя подвергать своих близких такой опасности? Почему же она не прислушалась к голосу разума? Не это ли был самый первый промах, приведший к катастрофе? Может, в поисках виноватых ей следует начать с себя?
Она вновь повернулась лицом к сыну и увидела его взгляд, лихорадочно горящий от волнения и страха. «Бесполезно его обвинять», – с горечью сказала себе Кили. Сколько раз она сама себя винила за смерть Ричарда, изводила и точила себя за то, что не сумела его спасти? А что толку? Это не вернуло его назад. Вот и Марка не вернуть.
Кили собрала в кулак всю свою волю, призвала на помощь всю свою любовь к Дилану.
– Мне очень жаль, милый. Это не твоя вина, – сказала она. – Это был несчастный случай.
Тут к ее глазам подступили слезы и полились неудержимым потоком.
– Мам, я не…
Она покачала головой, не желая слушать.
– Не надо. Прошу тебя, давай больше не будем об этом. Давай уйдем в дом. Теперь мы должны помогать друг другу. И Эбби. Прошу тебя, Дилан, мне нужна твоя помощь…
Сержант Гендерсон снова подошел к ней и предложил опереться на его руку. Спасатели уже начали укладывать тело на носилки. Кили сердито тряхнула головой и самостоятельно направилась к дому, но споткнулась на первом же шагу.
– Дилан, – тихонько позвала она, – пойдем.
Он не ответил, и Кили, обернувшись, увидела, что ее сын, словно прикипевший к бетонной площадке у бассейна, смотрит на безжизненное тело отчима. Он не вздрогнул, когда санитары подняли тело и распустили «молнию» на мешке.
– Дилан! – крикнула Кили.
Но он так и остался стоять неподвижно, глядя на труп сухими глазами, словно случайный прохожий, нечаянно оказавшийся на месте дорожной аварии.
4
Пришедшие почтить память Марка Уивера заполнили все скамьи церкви Богородицы. После заупокойной службы толпа высыпала из церкви и залила все пространство небольшого кладбища. Кили сидела на раскладном металлическом стуле. На ней были темные очки и тот же черный костюм, который она второпях купила в Анн-Арборе на следующий день после смерти Ричарда. Глядя на гроб своего второго мужа, Кили вспомнила, что в день похорон Ричарда погода стояла примерно такая же. Прохладный и ветреный день, ослепительно синее небо. Идеальный день для бодрящей прогулки на свежем воздухе. Или для сбора яблок…
Кили опустила воспаленные, покрасневшие от слез веки за стеклами очков и представила себе эту картину. Горящий осенними красками яблоневый сад, румяные плоды, прячущиеся среди листьев, нагруженные с верхом, неподъемные корзины. Они с Марком и Диланом, весело смеясь, собирают урожай, а Эбби, спотыкаясь, бродит среди попадавших на землю переспелых яблок… Никогда этого не было и никогда не будет!
– Марк лишился родителей в раннем детстве, – говорил нараспев пожилой священник. – Они были отняты у него внезапно. Я помню тот день, когда их останки были преданы земле. Он все спрашивал, где они и когда вернутся. После похорон Марк остался один в этом мире и часто впадал в отчаяние, несмотря на все усилия многих добрых людей. Он был охвачен гневом и желанием нанести миру ответный удар, поквитаться за свою утрату. Потом, с божьей помощью, он выправился, начал усердно трудиться и преуспел в этой жизни. Но он оставался одиноким до того самого дня, когда наконец-то встретил Кили и обрел то, что так долго искал все эти годы. Обрел свою семью…
«О Марк! – в отчаянии думала Кили. – Ты был так уверен, что у нас все впереди, что спешить некуда, времени полно. Я-то знала, что это не так, но ты и меня заставил поверить».
Ей почему-то казалось, что она наказана за попытку начать новую жизнь. Она знала, что люди перешептываются у нее за спиной, когда выходила замуж во второй раз. Как будто, начав сначала, она предала память Ричарда. Даже несмотря на то, что Ингрид, мать Ричарда, благословила ее новый брак, Кили постоянно чувствовала себя виноватой из-за того, что снова нашла счастье. Но она была еще так молода и так нуждалась в любви! «Разве господь не учит нас любить друг друга? Разве это может быть грехом?..»
Кили заметила, что отвлеклась, и заставила себя прислушаться к словам священника, пытаясь обрести в них поддержку и утешение.
– Итак, мы предаем бренные останки брата нашего Марка земле. Мы помним, что он отдал свою жизнь, чтобы спасти жизнь своей любимой дочери, и мы говорим «Прощай», с надеждой и верой в то, что Отец наш небесный примет его в свои райские кущи. Ибо истинно рек Христос: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих».
Слезы безудержно катились у Кили по щекам, срывались с подбородка, но она их даже не замечала. Последние несколько дней, наяву и во сне, ее не покидала боль. Приходилось постоянно напоминать себе, насколько было бы хуже, если бы Марк не сумел спасти их маленькую дочку. Но Эбби осталась жива. Вот она вернется домой по завершении мрачнейшего из обрядов, и Эбби будет с ней. «Тебе не суждено будет узнать своего папочку, моя дорогая, – думала Кили. – Но ты будешь знать, как сильно он тебя любил, как бесценна была для него твоя жизнь. Этого у тебя никто не отнимет. Всю жизнь ты будешь об этом помнить».
При мысли об этом Кили невольно вспомнила о сыне. Дилан сидел справа от нее, как и на похоронах Ричарда. Он безутешно плакал в тот день, когда хоронили его отца. Сегодня он упорно смотрел в землю, избегая взглядов всех, кто пытался заговорить с ним или выразить соболезнование. Разумеется, он был не в том костюме, который надевал на похороны отца, – за четыре с лишним года он вырос чуть ли не вдвое. Накануне Лукас Уивер отвез Дилана в свой любимый магазин и купил ему блейзер и брюки, причем настоял, что заплатит сам.
Кили пристально вгляделась в замкнутое, угрюмое лицо сына. Отец Дилана покинул его по своей воле, предпочел вечный покой страданиям этого мира. «Его любви к нам не хватило на то, чтобы заставить его остаться с нами», – с привычной горечью подумала она. Первая волна горя всегда бывает одинакова. Это просто боль. Но со временем смерть Ричарда стала для Дилана куда более тяжелой утратой.
Кили бережно положила ладонь на локоть сына и сжала его сквозь тонкое сукно блейзера. Дилан никак не ответил на ее жест. Казалось, он ничего не почувствовал.
Началась общая молитва. Кили машинально бормотала знакомые слова, но не находила в них утешения. «Ну вот, все уже почти кончилось», – подумал она, и ее тотчас же охватила паника. Она была не готова вернуться домой и принимать всех этих людей, пришедших выразить ей свои соболезнования. А людей собралось много. Двое ее старших братьев с женами приехали со Среднего Запада. Кили знала, что многие незнакомые ей люди придут на поминки. Те, кто знал Марка много лет, клиенты, обязанные ему победой в суде…
Лукас Уивер и его жена Бетси, разумеется, сидели в первом ряду. Кили очень тревожилась за стариков. Прошлой зимой они потеряли своего родного сына Прентиса. Прентис вел беспутную жизнь, имел множество мелких стычек с законом, надежды, которые он подавал в молодости, выродились в бесконечную цепь запоев и обращений в реабилитационные клиники. Он страдал циррозом печени и в сорок два года окончил свою жизнь в дешевом баре, где методично осушил бутылку водки и упал мертвым.
Бетси, обычно такая сдержанная в проявлении чувств, рыдала в голос на его похоронах. Кили ее прекрасно понимала: матери нелегко примириться с потерей ребенка, которого она носила под сердцем, даже если он сам загубил свою жизнь. А теперь еще и это… Марк был Лукасу ближе, чем его родной сын, Лукас сам его выбрал и пестовал все эти годы, сделал его своим прямым наследником. Как, наверное, страшно сознавать, что все твои усилия пошли прахом!
Тяжело вздохнув, Кили огляделась кругом. В толпе она узнала Эвелин Коннелли и еще нескольких соседей. Среди них был Дэн Уорнер, вдовец, живущий на той же улице напротив, и его дочь Николь, девочка-подросток. Отец и дочь держались за руки и щурились на ярком солнце. Ветер трепал светлые волосы Николь. Кили всего пару раз разговаривала с Дэном, когда он приносил им почту, по ошибке попавшую к нему. Николь училась в одном классе с Диланом. И все же Кили не могла не удивляться тому, что у них нашлось время прийти на похороны человека, которого они почти не знали. «Люди часто поражают нас своей добротой, когда в семье случается несчастье», – подумала Кили. Даже Сьюзен Эмблер с Джейком появились на кладбище, даже Ингрид пришла, хотя Кили прекрасно понимала, каким мучительным было для нее это напоминание о смерти Ричарда.
Распорядитель похорон вручил Кили две белые розы и почтительно помог ей подняться на ноги. Кили знала, что должна положить розы на гроб, но вся ее душа противилась этому обряду. Ей хотелось остаться на месте, не бросать цветы в могилу, чисто по-детски закатить истерику в знак протеста. Но она была взрослой женщиной и заставила себя подойти к могиле и по знаку распорядителя положить розы на полированную крышку гроба – одну от себя, другую от Эбби. Свежий осенний ветер донес до нее приглушенные звуки рыданий. Она стиснула руку Дилана, и он повел ее сквозь лабиринт надгробий к открытым дверям лимузина.
Когда они добрались до сверкающего лаком черного «Кадиллака», Дилан сразу забрался на заднее сиденье, а Кили осталась принимать соболезнования тех, кто не собирался с кладбища отправляться на поминки. Лукас Уивер ждал в самом конце очереди. Кили заметила, что он тяжело опирается на палку с серебряным набалдашником – верный признак того, что он измучен до предела. Лукас был диабетиком и страдал плохой циркуляцией крови в ногах, но скрывал свою болезнь от окружающих и делал вид, что ходит с тростью просто из франтовства. Эта палка с серебряным набалдашником была частью его ковбойской коллекции и когда-то принадлежала самому Бэту Мастерсону [3]3
Бэт Мастерсон (1856–1921) – шериф эпохи покорения Дикого Запада, защитник обиженных и угнетенных, имя которого стало легендой.
[Закрыть]. В обычные дни Лукасу удавалось сойти за щеголя, но сегодня привычный маскарад оказался ему не по силам.
– Кили, надеюсь, ты нас извинишь, если мы не придем на поминки, – сказал Лукас. – Я уже усадил Бетси в машину. Я тревожусь за нее. Вчера она была просто сама не своя, я даже испугался. Знаю, нам следовало бы прийти, но…
Жена Лукаса вела свое происхождение от первых колонистов, «отцов-пилигримов», прибывших на американский континент в 1620 году на корабле «Мэйфлауэр», и с детства привыкла к богатству и праздности. Но смерть Прентиса подкосила ее. Кили понимала, что от таких ударов не спасают ни привилегированное положение, ни роскошь, ни почет.
– Я все понимаю, Лукас, – сказала она, – и все поймут, я уверена. Вам обоим пришлось пройти через столько испытаний за последний год. Я знаю, Бетси плохо себя чувствует. – Кили сжала обеими руками его холодную руку. – Хочу, чтобы вы знали, как высоко я ценю… все, что вы сделали.
Она обняла его.
– Я все еще не могу осознать… Это слишком ужасно… – глухо проговорил он, пряча лицо у нее на плече.
– Кто бы мог поверить? – прошептала Кили.
Она уже собиралась сесть в машину, когда краем глаза заметила среди надгробий еще одну фигуру в черном. Может быть, кто-то робеет, стесняется подойти к ней? Она знала, с каким трудом многим людям дается выражение соболезнований. Столкнувшись с горем, такие люди совершенно утрачивают дар речи, опускают глаза и отворачиваются, хотя им многое хочется сказать.
Кили повернулась лицом к незнакомой женщине в черном, от которой ее отделяло несколько рядов могил. Незнакомка стояла возле надгробия, затененного ветвями раскидистого вяза. Оно представляло собой не обычную каменную плиту, а отлитую из цемента статую растрепанного подростка с лицом херувимчика в футболке и кроссовках с развязанными шнурками, за плечами у которого вырастали ангельские крылья. Стройная женщина в деловом черном костюме стояла, положив руку на крылья каменного мальчика. Ее рыжие волосы горели золотистыми отблесками в лучах солнца. Безупречно правильные черты лица были совершенно неподвижны, словно тоже вырезаны из камня. Черные очки скрывали ее глаза, но, даже несмотря на это, Кили видела, что женщина смотрит прямо на нее.
Кили поежилась и коснулась руки Лукаса.
– Вы не знаете, кто эта женщина, которая стоит вон там и смотрит на меня? – спросила она, понизив голос.
Лукас посмотрел на незнакомку и нахмурился, лицо его приняло озабоченное выражение.
– Это Морин Чейз.
– Вот как… – протянула Кили. – Да, я понимаю.
Они не были знакомы, никогда не встречались, но Кили прекрасно знала, кто такая Морин Чейз. Она была прокурором округа Профит, той самой женщиной, с которой Марк был помолвлен, когда познакомился с Кили.
– Это могила ее брата-близнеца, – пояснил Лукас. – Честно говоря, ее появление здесь меня удивляет. У меня сложилось впечатление, что она так и не простила Марка за то, что… ну, ты понимаешь.
Кили знала, что имеет в виду Лукас. За то, что Марк разорвал помолвку и женился на другой. На ней, Кили.
– Она когда-нибудь говорила об этом с вами?
– Нет, никогда, – торопливо ответил Лукас. – Не такая она женщина. В последнее время Морин постоянно подчеркивала, что их с Марком связывают исключительно деловые отношения.
Кили кивнула, хотя в душе сомневалась, что присутствие Морин объясняется чисто деловыми причинами. В конце концов, она чуть было не вышла замуж за Марка. Должно быть, она питала к нему сильные чувства, сохранившиеся до сих пор. Кили подумала, что, может быть, стоит подойти к Морин Чейз и предложить ей свою помощь. Ведь эта женщина любила Марка. Ей ли не знать, как это больно – потерять любимого человека? Теперь он потерян для них обеих. Потерян навсегда. Если между ними и существовало соперничество, смерть Марка положила ему конец. Но когда Кили внимательнее пригляделась к Морин Чейз, ее добрые намерения испарились. Взгляд Морин был скрыт за темными очками, но воинственно выпяченный подбородок сам по себе говорил о многом.
– Я бы на твоем месте держался от нее подальше, – словно прочитав ее мысли, посоветовал Лукас.
Кили нагнула голову и нырнула в прохладный полутемный салон машины.
– Что ж, – сказала она, радуясь возможности скрыться от беспощадного взгляда, устремленного на нее, – это будет не так уж трудно.
5
Два дня спустя Кили сидела в шезлонге во внутреннем дворике, подставив лицо теплому предвечернему солнцу, и с мрачным удовлетворением следила за рабочими, которые затягивали бассейн брезентовым покрытием. Одной рукой она придерживала Эбби – вполне довольная жизнью, малышка лежала на коленях у матери и посасывала свою бутылочку.
Пластиковая бутылочка упала и с негромким стуком покатилась по терракотовым плиткам пола, когда девочка заснула. Кили с нежностью взглянула на пушистые реснички дочери, лежащие на персиковых щечках, и поцеловала шелковистые волосики малышки.
Старший из двух рабочих на цыпочках подошел к Кили. Он наклонился, поднял упавшую бутылочку, поставил ее на столик рядом с шезлонгом, а потом протянул Кили дощечку с зажимом, на которой лежала квитанция.
– Все готово, – сказал он шепотом. – Вам осталось только подписать вот здесь…
Рабочий передал ей шариковую ручку, и Кили, переложив спящую малышку поудобнее, подписала квитанцию. Бросив взгляд на подпись, он отрывисто произнес:
– Сочувствую вам… ну… вы знаете. Мы слышали о вашем горе. О несчастном случае.
– Спасибо, – сказала Кили.
Рабочий привычным жестом сунул ручку в нагрудный карман комбинезона и зажал дощечку под мышкой.
– Теперь вы готовы к зиме, – продолжал он. – Звякните нам весной… ну, где-то за месяц до начала сезона, и мы внесем вас в график. Придем, снимем брезент, все проверим и прочистим.
Перед уходом он протянул Кили визитную карточку с телефонами, и она ее послушно взяла, хотя знала, что никогда ею не воспользуется. Она уже решила, что задолго до наступления весны ее и детей в доме уже не будет. Как ни прекрасен этот дом, она не станет по нему тосковать. Он не оставит по себе счастливых воспоминаний. В связи с этим домом у нее останется только одно воспоминание – о том, что она здесь потеряла.
Кили закрыла глаза и откинулась на спинку шезлонга. Эбби тепло и уютно свернулась у нее на руках, последние лучи нежаркого осеннего солнца ласково пригревали ее лицо. «Господи, спасибо тебе за нее! – подумала Кили, чувствуя, как боль в сердце смягчается. – Спасибо тебе за моих детей». Они нуждались в ней, и это давало ей силы продолжать жить.
Кили услыхала, как хлопнула входная дверь, потом до нее донесся зовущий ее голос сына. Надо было подняться, отнести Эбби в кроватку, поговорить с Диланом, но ее сковало странное оцепенение. Крикнуть она не могла: боялась разбудить Эбби. Оставалось ждать, что он сам ее найдет. И в самом деле, несколько раз громко окликнув ее из глубины дома, Дилан вышел во дворик.
– Вот ты где, – недовольно проворчал он.
Кили осторожно повернулась в шезлонге. Дилан стоял рядом и смотрел на мать и сестру сверху вниз. Несмотря на теплый осенний вечер, он надел отцовскую кожаную куртку поверх футболки. Его лицо хранило отчужденное выражение, словно он смотрел на них издалека.
– Привет, дорогой, – сказала Кили. – Я никак не могла подняться.
– Почему бы тебе не уложить ее в постель? – спросил он, как будто напоминая матери, что надо вести себя разумно, по-взрослому.
Кили вздохнула и взглянула на спящую дочку.
– Потому что так приятно ее держать, – призналась она. – Мне просто не хотелось двигаться.
– Я так и понял.
Он с размаху опустился в ближайший шезлонг, бросив рядом рюкзак.
– Как дела в школе? – мягко спросила Кили.
– Дерьмово.
– Дилан! – упрекнула она его. – Следи за своим языком.
– Извини, – пробормотал он.
– Тебе много задали на дом?
– Тонны. Но в основном все легкое.
– Вот и хорошо. – Несколько минут они просидели в молчании, потом Кили сказала: – Я сегодня вызывала рабочих из фирмы закрыть бассейн.
– Ясно, – кратко отозвался Дилан.
«Перемени тему!» – приказала себе Кили.
– Вообще-то говоря, я сегодня сделала несколько полезных дел. Позвонила агенту по недвижимости, попросила его зайти и осмотреть дом. Чтобы мы могли выставить его на продажу.
– Отлично. Я этот дом терпеть не могу.
Кили вздохнула.
– Знаю, ты старалась, чтобы нам здесь хорошо жилось, – торопливо добавил Дилан.
– Да ладно, милый, все в порядке. Сказать по правде, я сама его терпеть не могу.
Дверной звонок, раздавшийся в глубине дома, заставил их обоих вздрогнуть.
– Дилан, ты не мог бы…
– Иду, иду, – ответил он, подхватывая брошенный рюкзак.
Кили нахмурилась, глядя на его обритую наголо голову и серьгу в ухе, но от комментариев воздержалась. «Это всего лишь мода, – твердила она себе. – Это ничего не значит». В то же время она понимала, что у людей складывается неверное представление о ее сыне. Оба ее брата, приезжавшие на похороны, осудили внешность Дилана.
– Я, пожалуй, пойду покатаюсь на скейтборде, – бросил он через плечо.
– Сначала сделай уроки, – почти машинально ответила Кили.
Бережно держа девочку на руках, она поднялась с шезлонга и прошла через застекленные двери в гостиную. В прихожей Дилан разговаривал с приятного вида темноволосым мужчиной в легкой спортивной куртке и рубашке с галстуком. Выглядел он вполне респектабельно, но Кили почему-то занервничала.
– Миссис Уивер? – Мужчина подошел к ней. – Извините за беспокойство. Я детектив Фил Страттон, следователь окружной прокуратуры.
– Здравствуйте, – сказала Кили и повернулась к Дилану. – Ты не мог бы уложить ее в кроватку, милый?
Дилан бросил рюкзак, неохотно, волоча ноги, подошел к матери и взял на руки сестричку, словно мешок с картошкой.
– Осторожно, – предупредила его Кили.
Эбби захныкала, но тут же успокоилась, привалившись головкой к черной футболке Дилана с рекламой боев без правил.
– А я чего? Я осторожно, – проворчал Дилан и направился к двери.
– Спасибо, дорогой. Что бы я без тебя делала?.. Не хотите ли присесть, детектив Страттон?
– По правде говоря, я хотел бы поговорить с вами обоими, – ответил детектив.
Кили и Дилан обменялись удивленными взглядами, но возражать не стали.
– Хорошо, уложи малышку и сразу возвращайся сюда, – велела сыну Кили.
Когда Дилан покинул комнату, она снова предложила детективу сесть. Он осторожно примостился на краешке стула, поправил складку на брюках и разгладил галстук. Кили села на диван напротив. Его присутствие в доме странно тревожило ее.
Фил Страттон окинул комнату оценивающим взглядом.
– Красивый у вас дом, – заметил он.
– Я его продаю, – решительно отрезала Кили.
Его зеленовато-карие глаза хранили непроницаемое выражение. Он был молод и хорош собой, но Кили заметила морщины, избороздившие его лоб, и темные круги под глазами, придававшие ему усталый вид.
– Я вас понимаю. На вашем месте я, наверное, сделал бы то же самое.
Кили устыдилась своего воинственного тона.
– У нас с мужем были большие планы и мечты, когда мы сюда переехали, – вздохнула она.
– Не сомневаюсь, – вежливо кивнул Страттон. – Как у вас обстоят дела?
– Я не заглядываю вперед дальше следующей минуты, – пожала плечами Кили. – К счастью, у меня есть мои дети. У меня просто не остается времени задуматься о будущем.
– Может, оно и к лучшему, – согласился детектив.
И опять легкий озноб тревоги заставил Кили поежиться.
– Детектив, меня немного… удивил ваш приход. Он имеет отношение к смерти моего мужа?
В гостиную вернулся Дилан.
– Уложил, – объявил он.
– Спасибо, дорогой, – сказала Кили.
Дилан кивнул и, неловко болтая длинными тонкими руками, остановился в дверях.
– Ты не мог бы подойти и присесть рядом с нами? Я должен задать тебе пару вопросов. Если твоя мама не возражает, – добавил детектив, бросив взгляд на Кили.
– Каких вопросов? – настороженно спросила Кили.
Детектив Страттон вытащил из внутреннего кармана куртки записную книжечку в черном кожаном переплете и открыл ее.
– Мне нужно уточнить некоторые подробности того вечера… гм… когда произошел несчастный случай с мистером Уивером. Мы получили отчет сержанта Гендерсона об этом… инциденте, и возникло несколько вопросов, которые нам хотелось бы прояснить.
– Каких вопросов? – повторила Кили. – Я уже все рассказала полиции.
Дилан неохотно присел на диван, отодвинувшись как можно дальше от Кили.
– Мам, давай поскорее покончим с этим, – устало вздохнул он.
– Ладно, ты прав, – согласилась она. – Прошу вас, извините меня, детектив. У меня просто нервы разыгрались.
– Я понимаю, – кивнул Страттон. – Постараюсь свести все к минимуму. – Не успела Кили рта раскрыть, как он задал свой первый вопрос: – Миссис Уивер, вас не было дома? В тот вечер вы, кажется, ездили за покупками?
– Я покупала подарок мужу на годовщину свадьбы.
– Все это очень печально, – торопливо вставил Страттон. – А до того? Вы ходили куда-то вместе с сыном?
– Мать одного из одноклассников Дилана позвонила мне, и… мы поехали к ней домой.
Фил Страттон опять кивнул и сделал пометку в книжечке.
– К миссис Эмблер?
– Верно, – подтвердила Кили, слегка удивленная тем, что ему известно это имя.
– Что-то насчет велосипеда, который ваш сын пытался продать?
Кили нахмурилась.
– Откуда вам это известно?
– Мы установили это в ходе обычной проверки, – успокоил ее Фил Страттон. – Ведь вы давали показания сержанту Гендерсону. А теперь, Дилан, скажи мне: ты вернулся домой один? Ты приехал на велосипеде?
Дилан кивнул.
– А когда ты вернулся сюда, что произошло?
– Я опять уехал, – ответил Дилан.
– На велосипеде?
– Нет, на скейтборде, – сквозь зубы пробормотал мальчик.
– И где находился твой скейтборд?
Кили заметила, как лицо Дилана залилось краской, и сразу вспомнила, что видела скейтборд на краю бассейна, вспомнила об открытых воротцах. Она заставила себя не думать об этом. Дети забывчивы, так уж они устроены. Обвинять Дилана в небрежности бесполезно: это не вернет Марка. Она не понимала, зачем детектив заставляет его вновь переживать тяжелую ситуацию, о которой все они старались забыть.
– Он был у бассейна, – неохотно признался Дилан.
– Какая разница, где был его скейтборд? – резко вмешалась Кили.
– Я просто пытаюсь восстановить картину событий, – спокойно ответил детектив Страттон.
– Картина событий вам уже известна. Вы прекрасно знаете, что произошло, – стояла на своем Кили.
Не обращая внимания на ее резкий тон, Страттон вновь обратился к Дилану:
– Я понимаю, у тебя сейчас трудное время.
Дилан пожал плечами.
– Твой отчим был отличным парнем, не так ли? – сочувственно продолжал Страттон.
– Он был ничего… нормальный, – согласился Дилан.
– Но он, конечно, не мог заменить тебе твоего папу?
– Нет, – прошептал Дилан.
– Держу пари, тебе нелегко пришлось. То, что случилось с твоим родным отцом…
– Одну минутку, детектив! Зачем вам понадобилось напоминать ему об этом? – возмутилась Кили. Внезапно у нее перед глазами возникло ослепительное видение: кровь, Ричард, простертый на ковре, Дилан, прячущийся в шкафу. – Для нас обоих это очень болезненные воспоминания.
– Ладно, оставим это, – согласился Фил Страттон. Он что-то прочитал в своей кожаной книжечке, постучал по ней ручкой и откашлялся. – Можешь ли ты сказать, что у тебя с отчимом были хорошие отношения?
– Да вроде… Мы неплохо ладили.
– Эта история с велосипедом его не рассердила?
– Он о ней ничего не знал, – ответил Дилан.
– Ты не говорил с ним об этом, когда вернулся домой в тот вечер?
– Я его даже не видел.
– Значит, вы с ним не поссорились? Угроз не было?
– О чем вы говорите?! Кто хоть словом заикнулся о ссорах или угрозах? Откуда вы это взяли? – запротестовала Кили.
– Я же говорю – ничего такого не было, – повторил Дилан. – Я его даже не видел.
Кили решила, что пора сменить тему.
– А если бы и видел, какая разница? – миролюбиво произнесла она.
Дилан внезапно вскочил на ноги. Его черты были искажены гневом, все его тщедушное тело дрожало от негодования.
– Я его не видел, мам! Я же только что сказал, что не видел!
В соседней комнате захныкала Эбби.
– Говорите тише, – предупредила Кили. – Дилан, я прошу прощения. Я тебя ни в чем не виню… Детектив Страттон, не могли бы вы просто оставить нас в покое? Я сказала офицеру, который был здесь в тот вечер, что мой муж Марк не умел плавать. Это была ужасная ошибка: мы не должны были покупать дом с бассейном, теперь я это понимаю. Но, говорят, задним умом всякий крепок.
– У меня есть еще пара вопросов к Дилану.
Кили почувствовала, как кровь горячей волной приливает к щекам. Чего добивается этот полицейский? Хочет заставить Дилана признаться, что он оставил воротца бассейна открытыми? Признаться в своей забывчивости? Но каковы бы ни были трагические последствия, нельзя всю вину сваливать на Дилана. Все дело в чудовищном стечении обстоятельств. Эбби могла к тому времени быть в своем манежике. Марк мог бы не отвлечься, не уйти с головой в дела. Она не позволит этому человеку обвинить во всем несчастного мальчишку!
– Послушайте, если вы пытаетесь найти козла отпущения… Несчастные случаи происходят сплошь и рядом, детектив. Это трагично, но это правда. Остается только смириться.
