Текст книги "За все надо платить"

Автор книги: Патриция Макдональд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

Ведь он говорил, что не делал этого. А она не слушала. Это она довела его до отчаяния. Сегодня вечером, глядя в лицо смерти, он хотел сказать ей только одно. Не то, что он действовал без злого умысла. А то, что он вообще этого не делал.

«Я запер ворота». Ее мир пошатнулся, когда она поняла, что он хотел сказать, и начала понимать, что это значит.

17

На дежурном посту медсестер в отделении скорой помощи какой-то санитар сказал Кили, что Дилана уже перевели. Он дал ей номер палаты и объяснил, как туда пройти. Стискивая бумажку с номером в одной руке и держа саквояж в другой, Кили нашла лифт и поднялась на четвертый этаж. В коридорах даже ночью не затихала суета, дежурные сестры толкали перед собой тележки и негромко обменивались дружескими шутками.

Кили подошла к медсестре за столом на центральном посту.

– Я миссис Уивер. Мой сын только что переведен сюда из отделения экстренной помощи. Дилан Беннетт.

Сестра кивнула.

– Он в триста третьей.

– Можно мне остаться у него на ночь? Медсестра в скорой мне сказала…

– Да. Санитары уже поставили для вас раскладушку.

– Спасибо, – сказала Кили. Она была несказанно удивлена и обрадована тем, что ее избавили от объяснений и бюрократических проволочек. – Спасибо вам большое. Как там мой сын? Он пришел в себя?

– Очнулся, но ненадолго. Он пока не отошел от наркоза.

Еще раз поблагодарив сестру, Кили подхватила саквояж и торопливо зашагала по коридору к палате Дилана. У двери она столкнулась лицом к лицу с детективом Страттоном, который вошел в коридор с лестничной площадки. Следом за ним шел патрульный.

– Детектив? – удивилась Кили. – Что вы здесь делаете?

– Мне сообщили о вызове службы спасения. Когда я узнал, что это Дилан…

– Это просто невероятно! – возмутилась Кили. – Вы все еще его преследуете. Неужели вам мало той боли, что вы уже ему причинили? Он же еще ребенок!

Лицо детектива осталось бесстрастным.

– Послушайте, миссис Уивер, я понимаю, что для вас это шок, и я вовсе не хочу добавлять вам неприятностей. Но я провожу расследование по поручению окружного прокурора. Вы не хотите рассказать мне, что произошло?

– Меня там не было, – сухо отрезала она.

Страттон нахмурился.

– Я опрашивал офицеров, приехавших на вызов. И я перепроверил их показания у врача «Скорой помощи». Судя по всему, ваш сын пытался перерезать себе горло складным походным ножом. Вам известно, почему он это сделал? Он что-нибудь сказал, оставил записку?

Кили смотрела на Фила Страттона и думала о том, что случилось. О том, как его допросы, травля Дилана вкупе с ее собственным недоверием привели их сейчас сюда, в этот больничный коридор. Ей хотелось рассказать ему все, сунуть записку Дилана ему под нос, объяснить ему простыми словами, куда он может отправиться вместе со своими вопросами. Соблазн был так велик, что она несколько секунд всерьез обдумывала возможность выложить ему все, что думает, но поняла, что это было бы бесполезно.

– Нам непременно нужно говорить об этом прямо сейчас? Я хочу быть рядом с моим сыном, когда он очнется. Не могли бы вы проявить хоть немного сострадания? Очень вас прошу.

С минуту Страттон пристально смотрел на нее. Было очевидно, что он мысленно перебирает возможные варианты. В конце концов он, видимо, решил на нее не давить.

– Хорошо, миссис Уивер, мы можем отложить это до завтра.

Кили не стала его благодарить, не стала прощаться. Она толкнула вращающуюся дверь и вошла в палату Дилана, оставив детектива в коридоре.

Видеть сына, лежащего на больничной кровати, было немногим легче, чем на полу подвала. Она подошла к кровати и взяла его за руку.

– Родной мой, – прошептала она, глядя в его восковое лицо, – я вернулась. Я пробуду с тобой всю ночь.

Веки Дилана затрепетали. Мучительно сморщившись, он приоткрыл глаза и остановил блуждающий взгляд на ее лице. Кили почувствовала, как ей на глаза наворачиваются слезы, но заставила себя улыбнуться.

– Здравствуй, дорогой, – прошептала она.

Дилан повернул голову и захрипел.

– Нет, родной, тебе нельзя говорить!

Он слабо кивнул головой, словно давая понять, что все понимает.

– Я знаю, – продолжала Кили, – это ужасно. Но с тобой все будет в порядке, Дилан. Я говорила с врачом. Эта штука у тебя в горле только временно. Ты поправишься. Будешь как новенький.

В первый момент, когда он ее увидел, в его глазах что-то блеснуло, но этот блеск тотчас же сменился апатией. Он закрыл глаза.

Кили крепко сжала его руку, словно хотела удержать его от падения в пропасть. «Господи, помоги нам! – молилась она. – Помоги мне помочь ему. Дай ему сил».

– Дилан! – прошептала она, надеясь, что его глаза откроются, но они не открылись. Однако она все еще ощущала слабое пожатие его руки. Что ж, спасибо и на этом. – Я здесь. Мамочка здесь…

Кили обращалась к нему, как в детстве, хотя он давным-давно не называл ее мамочкой. Она знала, что надо бы дать ему поспать, но что-то не позволяло ей отступить, просто оставить его в покое. Какое-то внутреннее чувство подсказывало ей, что если она даст ему забыться, этот сон не будет целительным. Он не сможет заснуть спокойно, пока не узнает, что она все поняла.

Наклонившись над кроватью, Кили приблизила губы к его уху.

– Родной мой, – заговорила она вполголоса, – послушай меня. Я нашла твою записку. Записку, которую ты оставил мне на подушке.

На этот раз его глаза раскрылись мгновенно, как будто он забыл что-то, а ее слова напомнили ему об этом.

– Я не сразу поняла, что ты хотел сказать. Насчет ворот. Я прочла записку, но не сразу поняла.

Его взгляд сосредоточился на ее лице. Казалось, Дилан вглядывается в нее издалека, но теперь он не отводил глаз. Кили облизнула губы.

– А потом меня вдруг осенило. Я поняла, что ты написал. – Она пристально смотрела на него. – Ты хотел дать мне знать, что кто-то другой отпер воротца в тот вечер, когда… когда Марк умер. Это сделал кто-то другой. Не ты. Ты и раньше пытался мне об этом сказать, но я не слушала.

Дилан закрыл глаза, но тут же снова открыл их и, не мигая, уставился на нее.

– На этот раз я тебя услышала, дорогой, – с нажимом прошептала она, стискивая его холодную руку. – Можешь не сомневаться, на этот раз я все правильно поняла. Я все твердила, что это не твоя вина, имея в виду, что ты оставил воротца открытыми не нарочно. Что ты не хотел, чтобы случилось несчастье. Но теперь я понимаю, почему тебя это так раздражало. Потому что ты не оставлял воротца открытыми. Ты их запер. Ты знал, что не по твоей вине они остались открытыми… но никто не хотел тебя слушать. Даже твоя мать. – Кили запнулась, ей пришлось глотнуть воздуха, чтобы продолжить. – Надеюсь, ты сможешь меня простить.

Дилан продолжал смотреть на нее, но она заметила, как его глаза наполнились слезами. Он часто-часто заморгал, одна слезинка выскользнула и покатилась по щеке. Облегчение затопило сердце Кили, облегчение и благодарность. Эта слезинка показалась ей первой каплей дождя после засухи. Сжимая руку сына, она вновь жарко зашептала в полутемной комнате:

– Я не знаю, кто это сделал, но обязательно узнаю. Это я тебе обещаю. Я узнаю, как это случилось. И все об этом узнают. Может быть, кто-то другой проявил неосторожность. Может быть, даже сам Марк, мне все равно. Я не позволю им винить тебя! Ты меня слышишь? Я не допущу, чтобы ты расплачивался за чужую вину. Договорились?

Он еле заметно кивнул и закрыл глаза.

Кили судорожно сглотнула.

– И я надеюсь, что в один прекрасный день ты простишь меня. Я была ужасно несправедлива к тебе. Я совершила ошибку и прошу у тебя прощения. Ты даже не представляешь, как я сожалею!

Его глаза остались закрытыми, бледные обветренные губы сурово сжались.

– Теперь тебе надо поспать, Дилан. Я останусь здесь, с тобой. Я никуда не уйду, клянусь тебе. Больше я никогда тебя не предам.

18

Фил Страттон подошел по подъездной аллее к освещенному луной дому, переделанному из старинного каретного сарая, в котором жила Морин Чейз. Хотя они уже пять лет работали вместе, до этой ночи Филу еще ни разу не доводилось бывать дома у Морин. И он от души надеялся, что это не обычный светский визит. Только не в этот час. Было уже около полуночи. Как только ему позвонили насчет Дилана Беннетта, он сразу же перезвонил Морин. Поначалу она отвечала недовольным тоном, но стоило ему упомянуть о Дилане, как она заявила, что ей нужны детали и она не может ждать до утра. Она велела ему съездить в больницу, а затем прийти прямо к ней домой и рассказать обо всем.

Поднимаясь по широким каменным ступеням крыльца, он подумал, что Морин выбрала себе странное место для жилья. Можно было ожидать, что женщина вроде нее будет жить в суперсовременной кооперативной квартире, отделанной по евростандарту: с белыми стенами и лоснящейся мебелью, с окнами на залив.

Фил помедлил, прежде чем постучать. С тех самых пор, как они начали работать вместе, его непреодолимо тянуло к ней. Он невольно сравнивал с Морин женщин, с которыми встречался, и сознавал, что она умнее и привлекательнее всех. Увы, когда они познакомились, Морин собиралась замуж за Марка Уивера, а к тому времени, как с Уивером все кончилось, их собственные отношения прочно вошли в рабочую колею. «Но, может быть, еще не поздно?» – подумал он. Пришлось напомнить себе, что ее интересует только информация о Дилане Беннетте.

Фил поправил галстук и нажал кнопку звонка. Через несколько секунд дверь бывшего каретного сарая отворилась, но он не сразу узнал Морин. Она была босиком, закутана в махровый купальный халат, волосы свисали мокрыми завитками вдоль лица. На этом лице, лишенном косметики, заметно выступали веснушки. Она была бледна и выглядела простоватой, совсем не такой, как в конторе, но в то же время казалась более хрупкой и уязвимой.

– Фил, – сказала она, – спасибо, что пришел.

Страттон замялся, ожидая приглашения в дом. За ее плечом он видел зажженные свечи и мягкую, обитую английским ситцем мебель. Он и вообразить не мог, что Морин живет в такой уютной домашней обстановке. Откуда-то издалека доносилась приглушенная музыка. Неужели все эти приготовления для него?..

– Ну? – спросила она. – Что произошло? Он еще жив?

Морин произнесла это таким тоном, что надувной шарик его фантазии тут же лопнул. Фил понял, что она так и будет стоять на пороге, прислонившись к дверному косяку и преграждая ему путь внутрь. Он напомнил себе, что любовная связь с ней помешает его карьере и что он здесь по делу.

– Он выкарабкается. Жить будет.

В глазах Морин появился хищный блеск.

– Как он это сделал?

Фил покачал головой.

– Пытался перерезать себе горло.

– Господи! – прошептала она, хватаясь за свою собственную молочно-белую шею.

– Жуткое дело, – подтвердил Фил.

Ему показалось, что вот теперь уж она точно отступит в сторону и пригласит его войти. Но она продолжала стоять на месте в глубокой задумчивости, ощупывая горло наманикюренными пальчиками.

– Он спустился в подвал своего дома и воспользовался складным охотничьим ножом. Матери не было дома, она обнаружила его там, когда вернулась. Я переговорил с врачом. Судя по всему, Дилан впал в шоковое состояние при виде крови и не задел жизненно важных артерий.

Морин покачала головой.

– Промахнулся, стало быть.

Это замечание заставило Фила похолодеть.

– Я пытался пройти к нему, – продолжал он, – но его интубировали. Он не может говорить.

Морин рассеянно кивнула, ее глаза сощурились.

– С матерью разговаривал?

– От нее никакого толку. Она, конечно, психанула, как ты понимаешь. Я сказал ей, что это может подождать.

Морин нахмурилась.

– Вот это напрасно, Фил. Мы же пытаемся посадить этого парня! Попытка самоубийства – это же практически признание вины! Ты прекрасно знаешь: надо их додавить, пока они уязвимы.

Фил напрягся всем телом.

– Я поступил, как считал нужным, – пробормотал он.

– И поступил неправильно, – сердито заявила Морин. – По-моему, ты просто дал слабину при виде заплаканного личика хорошенькой вдовушки.

– Мальчику всего четырнадцать, – запротестовал Фил. – Он явно подавлен и сбит с толку. И ты прекрасно знаешь, что никуда он не денется. Они переведут его для наблюдения в институт Бленхайма, когда выпишут из больницы. Я думаю, если мы будем слишком сильно не него давить, на нас набросится Лукас Уивер.

– Я не боюсь Лукаса Уивера.

– Я тоже его не боюсь, – сказал Фил, – но тут ведь речь идет не о закоренелом рецидивисте.

– Ты придумываешь для себя оправдания, – сердито отрезала Морин.

Фил еле сдержался, чтобы не огрызнуться в ответ, и с трудом перевел дух.

– Послушай, уже поздно, у меня был трудный день. Я дам тебе знать, когда поговорю с ними.

Он повернулся и двинулся по дорожке прочь от дома, радуясь, что она не видит, как багровеет его лицо.

– Фил! – позвала Морин. – Погоди минутку.

– Что? – оглянулся Фил.

Морин поморщилась.

– Извини. Дело в том, что… я принимаю этот случай очень близко к сердцу.

– Уже поздно, – хмуро повторил он. – Мы оба устали.

– Я просто хочу сказать, что признаю: мне не следует учить тебя, как делать твою работу.

Фил пожал плачами.

– Без проблем.

– Почему бы нам не обсудить все это через пару дней? Может, поужинаем вместе?

Фил воспрянул духом, но тут же мысленно обозвал себя ослом.

– Ну что ж, можно. Ты угощаешь? – спросил он, желая наказать ее за обидную критику, хотя сразу пожалел о своей резкости. Он вовсе не хотел, чтобы она платила за ужин. Чем бы ни было вызвано ее желание отужинать с ним, для него это все равно открывающаяся возможность, которую грех было упустить. Увы, он все испортил.

– Поужинаем за счет заведения, – натянуто улыбнулась Морин. – Считай, что это деловое приглашение.

«Идиот! – выбранил себя Фил. – Кто тебя за язык тянул?» Не успел он открыть рот, чтобы извиниться, Морин помахала ему рукой на прощание.

– Тебе нужно поспать.

С этими словами она закрыла дверь, и он остался снаружи в полной темноте. Добравшись до машины, он оглянулся на задернутое шторой окно в доме Морин. Оно светилось в темноте, как раскаленный уголек.

В палате зажгли свет. Проснувшись, Кили не сразу вспомнила, где находится, а вспомнив, приподнялась на локте. Спина у нее ныла от лежания на неудобной раскладушке. Открыв глаза, она увидела медсестру, склонившуюся над постелью Дилана. Она меняла мешочек с прозрачной жидкостью в капельнице.

– Как он? – шепотом спросила Кили.

– У него все хорошо, – ответила медсестра, не понижая голоса, как будто дело происходило посреди дня. – Мы за ним присматриваем. – С этими словами она выключила свет над кроватью Дилана.

Откинувшись на подушку, Кили взглянула на светящийся циферблат часов, висевших на стене. Три сорок пять утра. Она знала, что больше не заснет. До нее доносился приглушенный шум из больничного коридора.

«О боже, – подумала она, – что же мне делать? Мой муж мертв. Мой сын пытался покончить с собой. Он в глубоком смятении. А мне еще нужно думать о малышке». Все эти тревоги навалились разом. Ночная темнота давила на нее, адреналин бежал по жилам, суля бессонницу и беспокойство.

Кили села и перебросила ноги через край кровати. «Прекрати немедленно! – приказала она себе. – Ты ничем не поможешь Дилану, если будешь лежать тут и сходить с ума, а он нуждается в твоей помощи». Она снова вспомнила о его записке и велела себе сосредоточиться на этом. Ведь если Дилан оставил воротца закрытыми, значит, их открыл кто-то другой! Эта мысль ужаснула ее, но в то же время заставила внутренне собраться.

Кто? Как ей об этом узнать? Мог ли сам Марк открыть воротца? Может быть, он вышел к бассейну, а в этот момент зазвонил телефон или к нему зашел клиент, и Марк просто забыл о воротцах? Трудно было вообразить такое, но эту возможность нельзя было сбрасывать со счетов. Вопрос в том, существуют ли другие возможности?

Кили поняла, что нужно как-то систематизировать свои мысли. Она встала с раскладушки, вытащила из стенного шкафа свою сумку и достала линованный блокнот и шариковую ручку, которые всегда носила с собой. Присев на стул для посетителей, она открыла блокнот. Дилан пошевелился на постели, но не проснулся.

«Итак, – сказала она себе, – каким еще образом воротца могли оказаться открытыми?» Может быть, кто-то пришел к Марку, пока она была в торговом центре? Правда, не признался, что был у них в доме в тот вечер. Но если кто-то был и лишь впоследствии понял, какую трагическую ошибку совершил, оставив воротца бассейна открытыми… Что ж, становится понятным, почему этот «некто» ни в чем не признался. «Но я должна знать, – подумала Кили. – Значит, должен существовать способ это узнать».

Кили проставила на линейках цифры столбиком, постучала по бумаге ручкой и начала быстро писать: «Первое. Если Марк сидел в Интернете, значит, работал над делом. Позвонить Лукасу, узнать, над какими делами работал Марк. Имена и телефоны клиентов. Если он говорил с одним из них во время инцидента, клиент мог слышать, что произошло».

Она попыталась зрительно представить себе дом и участок. Задний двор не виден из соседних домов, но подъездная аллея хорошо просматривается, как и входная дверь. Кто-то мог что-то видеть.

«Второе, – написала она. – Обойти соседей и спросить, не видели ли они, кто подъезжал к дому в тот вечер».

Кили в задумчивости начала покусывать конец ручки. Если кто-то приходил к Марку, вероятно, он сначала позвонил и договорился о визите. А если Марка действительно отвлек телефонный звонок, тем более необходимо выяснить, кто звонил. Так родилась следующая запись: «Третье. Позвонить в телефонную компанию». Возможно, в сложившейся ситуации они согласятся сообщить ей номера местных входящих звонков. Ниже Кили написала: «Проверить счет на разговоры по сотовому. Найти тех, кто звонил».

Последнюю фразу она подчеркнула. Для начала следует заняться именно этим. Ей стало немного легче: все-таки какой бы то ни было план действий – это уже нечто конструктивное. Кили спрятала блокнот в сумку и засунула ее обратно на полку шкафа. На цыпочках подойдя к кровати, она поцеловала спящего сына в лоб.

– Я все узнаю, – шепотом пообещала она ему, поцеловала его еще раз и, вернувшись на раскладушку, натянула на себя тонкое больничное одеяло.

Как ни странно, ей удалось снова уснуть.

19

Утренняя роса все еще лежала на траве, когда Бетси Уивер, поднявшись на цыпочки, открыла птичью кормушку у себя в саду и заглянула внутрь. Она была в рабочих брюках, заправленных в резиновые сапожки, в застегнутой наглухо до самого горла черной куртке и широкополой соломенной шляпе. В голых ветвях клена у нее над головой стрекотала белка. Бетси подозрительно покосилась на нее.

– Сколько ты отсюда перетаскала, а? Это не для тебя, а для моих птичек!

Она наклонилась, подняла пакет с птичьим кормом и осторожно, стараясь не просыпать, наполнила кормушку.

– Миссис Уивер?

Бетси повернулась и вздрогнула от страха при виде незнакомца, как из-под земли возникшего на лужайке в десяти шагах от нее. Это был чернокожий молодой человек, впрочем, довольно светлый, явный уроженец Ямайки, с крутыми бронзовыми завитками на голове.

– Что вам нужно?! – воскликнула она, стараясь сдержать дрожь в голосе. – У меня нет с собой денег.

Она бросила взгляд на дом. Лукас еще не ушел в контору. Хоть бы он выглянул наружу, хоть бы заметил, что она в опасности!

Молодой человек окинул ее холодным взглядом, и она заметила, что глаза у него невероятного сине-зеленого цвета.

– Можете мне не верить, мэм, но я не хочу вас грабить или насиловать, – сухо ответил он с британским акцентом. – Мне нужно только перемолвиться с вами словечком.

Бетси вспыхнула от стыда: она считала себя цивилизованной женщиной, но стоило ей его увидеть, как в ее душе мгновенно пробудились глупые страхи, рожденные расовыми предрассудками. Однако он действительно застал ее врасплох! Он ее напугал и пусть теперь не ждет, она не станет перед ним извиняться.

– Я не привыкла, когда со мной заговаривают незнакомые люди в моем саду. Вы могли бы позвонить в дверь. Мой муж дома.

– Мне не нужен ваш муж. Я уже пытался с ним поговорить, но он уверял, что ничем не может мне помочь. Я надеялся найти хоть каплю сочувствия у вас.

Бетси прижала мешок из-под корма к своей тощей груди. Любопытство и страх боролись в ее душе.

– Сочувствия? По какому поводу? – спросила она. – Если вы что-то продаете, я вам сразу скажу…

– Меня зовут Джулиан Грэм, – перебил он ее. – Я сын Вероники Фэйрчайлд.

– Вероники? – ахнула Бетси. – Моей… невестки?

– Совершенно верно, – подтвердил он, наслаждаясь ее смятением. – Разве она не рассказывала обо мне?

Бетси молча покачала головой.

– Значит, это для вас сюрприз? Простите. Но она и вправду моя мать. Бросила меня и папу, когда мне был год, и сбежала в Штаты. Мне сказали, что она вышла замуж за вашего сына.

– Мой сын умер, – тупо проговорила Бетси.

Молодой человек нахмурился.

– Да, я слышал. Я вам сочувствую, мэм. Но я ищу не его, а мою мать.

– Вероника… А вы уверены? Может, вы ошибаетесь?

– Никаких ошибок, – сердито возразил он.

– Что ж, мне очень жаль. Мы понятия не имели о вашем существовании. Вероника не обмолвилась о вас ни словом. Ни нам, ни нашему сыну. Но в этом ничего удивительного нет, не так ли? – Глаза молодого человека гневно сверкнули, и это не укрылось от Бетси. – Извините. Я не то имела в виду. Просто она не была… я ей никогда не доверяла. Вероника была очень жестокой особой. Совершенно бездушной. Не удивлюсь, если она… Она развелась с вашим отцом?

– Они не были женаты, – ответил он, вызывающе вздернув подбородок.

Бетси кивнула и сокрушенно покачала головой.

– Понимаю… Что ж, здесь вы ее не найдете. Она оставила нас много лет назад. Сбежала в Лас-Вегас с каким-то… женатым мужчиной. У него, конечно, водились деньги, – сварливо добавила Бетси.

– У вас есть ее адрес? – спросил Джулиан Грэм.

Бетси отрицательно покачала головой.

– Я не знаю, где она, и знать не хочу. Извините меня за такие слова, молодой человек, но и вам лучше этого не знать. Если вы ее найдете, ничего, кроме горя, это вам не принесет.

– Ну, это уж мне решать, мэм, – холодно возразил Джулиан. – Мне нужна только информация.

– После того как Вероника разбила сердце моему сыну и разрушила его жизнь, мы утратили с ней связь, – ледяным тоном ответила Бетси. Потом она напомнила себе, что ее собеседник ни в чем не виноват, и смягчилась. – Я помогла бы вам, если бы это было в моих силах, но все это случилось много лет назад. Она не пожелала иметь с нами ничего общего. Я спросила у нее адрес и номер телефона, когда она позвонила. Лично я была бы рада умыть руки, но ради Прентиса… – Ее голос дрогнул, но она заставила себя расправить плечи. – Он хотел ее разыскать. Поехал в Вегас по тому адресу, но адрес оказался вымышленным. Представляете, что пережил мой сын? – Заметив боль в глазах молодого человека, она поняла, что не стоило об этом спрашивать. – Надеюсь, вы понимаете, что я ничего лично против вас не имею. Все мы – ее жертвы.

– Только не я! – отрезал Джулиан.

– Нет, конечно, нет, – согласилась Бетси. – Простите, вы здесь проездом?

– Я приехал из Англии на гастроли… с рок-группой.

– Что ж, это замечательно, – кивнула Бетси. – Хотя, должна признать, я нынешней молодежной музыки не понимаю. Не хотите зайти в дом? Может быть… чашку чаю?

Она оживилась при мысли о том, что может предложить англичанину традиционное английское средство утешения от всех бед.

Джулиан вздохнул, окинул взглядом импозантный особняк и покачал головой.

– Нет, спасибо. Мне пора.

– Я… сожалею. Надеюсь, вы не сочли меня грубой. Я просто ничем не могу вам помочь.

– Я понимаю, – кивнул он.

– Желаю удачи… Джулиан, – сказала Бетси.

Она проводила его взглядом, пока он уходил, потом медленно побрела к дому. Странно, почему Лукас до сих пор ни словом же упомянул о Джулиане Грэме? Раньше у них никогда не было секретов друг от друга. Он же не мог не понять, что она захочет об этом узнать… Бетси тяжело вздохнула – слишком много ужасных воспоминаний воскресил этот визит. Как горевал Прентис! Он обвинял во всем их с Лукасом, говорил, что это они вынудили Веронику уехать, дали ей понять, что она им не ровня. Вернувшись из Лас-Вегаса без нее, он месяцами не разговаривал с родителями, отвергал все их попытки его утешить. Утешение он искал в бутылке…

Войдя в дом, Бетси увидела, что Лукас кладет телефонную трубку на рычаг. Он обернулся и посмотрел на нее. Его лицо было белым как мел, глаза округлились от ужаса. Нечасто ей приходилось видеть Лукаса таким потрясенным.

Бетси бросила мешок из-под корма на столик в прихожей и бросилась к нему.

– Дорогой, что случилось? У тебя ужасный вид!

– Звонила Кили, – прошептал Лукас. – Она только что вернулась домой из больницы. Провела там всю ночь. Дилан… пытался покончить с собой.

Бетси уставилась на него, не веря своим ушам.

– Нет, этого не может быть. – Она схватила холодную и влажную от пота руку Лукаса. – Это какая-то ошибка.

– Вчера вечером, – продолжал Лукас, не слушая ее. – Она нашла его, когда вернулась домой от нас. Он перерезал себе горло.

– О Лукас… – простонала Бетси. – О нет…

– Боюсь, что это правда, – мрачно кивнул он.

– Он… он будет жить?

– Да. Слава богу.

– А как она? Как Кили? – спросила Бетси.

– Держится, но, по-моему, каким-то чудом.

– Бедняжка, – сказала Бетси. – Ну-ка присядь. Ты выглядишь просто ужасно.

– Опомниться не могу, – пробормотал он, пока она вела его к стулу.

Бетси сама грузно опустилась на стул рядом с ним. Они долго сидели молча, держась за руки. Горе Кили было им слишком хорошо знакомо.

– Она говорила мне, что он подавлен, – припомнила Бетси.

– Я должен был это предвидеть… – сокрушенно покачал головой Лукас.

– Откуда тебе было знать? – ласково возразила Бетси. – Ты не так часто общался с бедным мальчиком.

– Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду, – стоял на своем Лукас. – Его затравили. Полиция… Морин Чейз. Особенно Морин. А Кили понятия не имеет, что происходит.

– Думаешь, она не знает? – с тревогой спросила Бетси.

– Я уверен, что не знает, – мрачно подтвердил Лукас. – И мне не хотелось бы быть гонцом, приносящим дурные вести.

– Боже упаси! Но ведь от тебя это не зависит. Ты сделал все, что мог, чтобы ее оградить, – мягко напомнила ему Бетси. – И мы будем и дальше продолжать в том же духе. Непременно. Честно тебе скажу, когда я думаю о Марке… мне просто дурно делается.

– Неужели один человек никогда не может по-настоящему узнать другого? – мрачно вздохнул Лукас.

Бетси положила голову ему на плечо, и они снова надолго замолчали.

– Лукас, – наконец со вздохом начала Бетси, – кстати, о том, насколько хорошо мы кого-то знаем… – Лукас озабоченно повернулся к ней. – У меня только что был визитер. Он зашел в сад. Молодой человек по имени Джулиан Грэм.

– Он был здесь?

– Он сказал, что уже говорил с тобой.

– Это верно, – подтвердил Лукас, избегая ее взгляда. – Он приходил в контору.

– И ты мне ничего не сказал?

– Прости, дорогая… Наверное, мне следовало все тебе рассказать. Я просто не хотел напоминать тебе об этом кошмаре.

– А тебе не пришло в голову, что я тоже хочу знать? С каких это пор ты решаешь за меня?

– Знаю, знаю, это было нехорошо с моей стороны. Но на твою долю в последнее время и без того выпало слишком много переживаний. Я хотел тебя оградить. У меня это уже вошло в привычку.

– Я понимаю, – кивнула Бетси.

– Я посоветовал ему поискать в Лас-Вегасе, хотя… Кто знает, куда ее с тех пор занесло? Все это было так давно…

Бетси нахмурилась, сжимая руку Лукаса.

– Она мне никогда не нравилась. Тут никакого секрета не было: Прентис не порадовал меня своим выбором. И все же такого я не хотела. У меня в мыслях не было…

– Знаю, – сказал Лукас. – Я тоже этого не хотел.

– А ведь Прентис думал, мы рады, что она его бросила! – воскликнула Бетси.

– Чему тут было радоваться? Вот уж чего от нас меньше всего можно было ждать, – возразил Лукас. – Вспомни своих родителей. Они тоже не были счастливы, когда ты выбрала меня. Но их мнение для нас ничего не значило.

– Нет, не значило, – подтвердила Бетси, невольно улыбаясь.

Она знала, что он прав. Бесполезно было снова и снова перебирать в памяти старые утраты. Они прошли через это бессчетное число раз за прошедшие годы. Увы, прошлого не изменить.

Мысли Бетси вернулись к Кили и Дилану.

– Дети не понимают… когда они страдают, они заставляют страдать и нас.

– Ты думаешь о Кили? – догадался он.

Слезы навернулись ей на глаза и потекли по щекам.

– Как она только это выносит?..

– Она сильная, – сказал Лукас.

– На это никаких сил не хватит, – покачала головой Бетси.

– Уверяю тебя, она просто необыкновенная женщина. Вот только что по телефону она просила у меня совета, спрашивала о клиентах Марка.

– Но зачем? – удивилась Бетси. – И как она может думать сейчас о ком-то, кроме Дилана?

– Она и думает только о Дилане. Кили считает, что именно расследование обстоятельств смерти Марка довело Дилана до отчаяния. И теперь она намерена во что бы то ни стало очистить имя Дилана от обвинений.

– Но ведь это был несчастный случай! Ничьей вины тут нет.

– Знаю, – кивнул Лукас, – но ее не вразумишь.

– Что ж, я могу ее понять, – вздохнула Бетси. – Она борется за жизнь своего сына.

Укачивая Эбби одной рукой, другой Кили прижала к уху телефонную трубку. Она заскочила домой только переодеться и хоть несколько минут побыть с Эбби. Ей хотелось как можно скорее вернуться в больницу, а она все никак не могла дозвониться до телефонной компании. Наконец ей ответил какой-то служащий, заверивший ее, что он всегда готов помочь клиенту. Впрочем, его казенная любезность мгновенно угасла, как только он услыхал ее просьбу.

– Сэр, мне нужен список всех входящих и исходящих звонков, зарегистрированных в моем доме в тот день, когда погиб мой муж, – сказала Кили и назвала дату.

– Вам придет счет на междугородние звонки, – ответил он.

– Нет, вы не понимаете. Я хочу знать обо всех звонках, междугородних и местных, поступивших на мой телефонный аппарат или сделанных с него в определенный день.

– Извините, мэм, мы их не регистрируем.

– Я точно знаю, что регистрируете. Вы же смогли сообщить полиции, что мой муж в тот вечер подключался к Интернету.

– Мэм, это совсем другое дело. Компьютерный сервер фиксирует такую информацию с целью последующей оплаты. Местные звонки не регистрируются – если только клиент заранее не обратился в полицию с просьбой поставить его телефон на прослушивание.

– Я вам не верю! – воскликнула Кили. – Вы же регистрируете междугородние звонки! Почему же не местные? Может, мне нужен какой-нибудь судебный ордер, или предписание, или повестка, чтобы получить эту информацию?

– Извините, мэм, на самом деле все не так, как в полицейских боевиках по телевизору. У нас действительно нет таких данных. Их просто не существует. Могу я вам еще чем-нибудь помочь?