Текст книги "Опоздавшая"
Автор книги: Оливия Голдсмит
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 38 страниц)
5
ТЯЖЕЛЫЙ ТРУД
В тот вечер Карен так и не позвонила Лизе, а с утра она не смогла позвонить, потому что очень рано ушла из дома. В половине седьмого утра Карен уже добралась до офиса. В ее столь раннем появлении на работе не было ничего необычного. С тех пор как у нее появилась сотрудница – миссис Круз из Корона Куин, Карен всегда приходила на работу очень рано. А миссис Круз появилась очень давно и до сих пор сотрудничает с нею – теперь уже главным модельером, ответственным за работу более чем двухсот человек в мастерской. Для того чтобы добраться до работы на Седьмую авеню в дом номер 550, приходилось ехать по двум длинным линиям метро. Каждое утро, включая и сегодняшнее, Карен постоянно встречалась с миссис Круз в районе того легендарного здания, в котором теперь расположилась фирма К. К. Inc. Они вместе поднимались на лифте до девятого этажа, от дверей которого как у той, так и у другой были свои ключи. По пути они проезжали мимо демонстрационного зала и офисов Ральфа Лорена, Джефри Бина, Оскара де ла Ренты, Донны Каран и Билла Бласса. Мир зарубежной моды был представлен здесь Карлом Лагерфельдом и Хани Моури. Дом номер 550 был храмом высокой моды США. Карен до сих пор ощущала прилив гордости, видя свое имя среди других в списке, вывешенном у дверей лифта.
Карен знала, насколько ненадежным могло оказаться ее положение здесь. В январе тысяча девятьсот восемьдесят пятого года, задолго до переезда Карен, на Седьмой авеню в доме 550 был расформирован демонстрационный зал Халстон-Оридженалз. Все приспособления и часть мебели, которую не вывезли, были проданы следующему владельцу, новичку в бизнесе моды – Донне Каран.
Никто не переживал за Халстона. Он был хуже чем мертв: он был забыт. А ведь он был первым американским дизайнером, чья мода широко распродавалась. Случившееся с ним означало его полный крах: корпорация выкупила все его лицензии, и бедняга Рой Халстон Фролейк навсегда лишился права на марку «Халстон». Ему хорошо заплатили, но обобрали полностью – и работы, и имя. Карен вспомнился несчастный Вилли Артеч – что ждет его работы и его имя? Ее передернуло, и она повернулась к чернокожей женщине, стоящей рядом.
– Доброе утро, миссис Круз, – сказала Карен и улыбнулась своей невысокой и плотной помощнице, в чьих черных волосах у самых корней просвечивала серо-стальная седина. Посмотрев в лицо миссис Круз, Карен поняла, что за годы их совместной работы у нее появились и дети, и внуки… А вот она сама осталась навсегда бездетной.
– Как новый внучек? – спросила Карен.
– Толстый, как поросенок. Здравствуйте, миссис Карен! – И, кивнув на свою коричневую сумку, миссис Круз спросила: – Не хотите ли немного свежей pan de montega?
– О миссис Круз! Вы меня губите. Я растолстею, как ваш маленький поросенок. Утром я поклялась, что начну придерживаться строгой диеты.
Миссис Круз пожала плечами.
– Вы достаточно стройны. Тогда кофе?
Карен не могла отказаться ни от кубинского кофе, который миссис Круз принесла в большом, сияющем металлом термосе, ни от свежеиспеченного аппетитного хлеба.
– Пожалуйста, и тоненькийломтик pan de montega.
Миссис Круз удовлетворенно улыбнулась. Они прибыли на девятый этаж и обнаружили дверь открытой. Это было необычно. Кто это, воры, пробравшиеся на их этаж, или же конкуренты, пытающиеся узнать о ее новых работах? Карен слыхала о тысячах шпионских уловок, к которым прибегают конкуренты, чтобы вынюхать, выследить новые разработки и сорвать куш на моде. Один из журналов регулярно посылал красивых девочек устраиваться модельками на фирмы дизайнеров, включая и К. К. Inc. В прошлом месяце Дефина поймала одну из них за копированием нового дизайна. Однажды копировальщик вырядился в рабочую одежду разносчика цветов и вручил громадный букет лично Карен в момент окончательного просмотра новой коллекции одежды. Он был подослан конкурентом, но каким? Они так и не смогли доказать, что это была Норис Кливленд.
А теперь, когда наружу просочились сведения о том, что она обслуживает свадьбу Элизы Эллиот, шпионаж был вполне возможен. Не исключено и то, что это компания Norm Со подослала свою разведывательную команду с тем, чтобы провести маленькую неофициальную аудиторскую работу. Или еще хуже: может быть, это съемочная команда, работавшая на Эл-Халл-шоу, решила преподнести сюрприз и нанести утренний визит? Карен помедлила – нет, этого нельзя допустить!
Обе женщины недоумевающе пожали плечами и вышли из лифта. Единственный путь, ведущий к их рабочим местам, проходил через демонстрационный зал.
Свет был включен. У вешалки-трубы стояла Дефина Помпей и, гремя сдвигаемыми плечиками, перебирала по одной развешенную на них одежду. Обычно Дефина не появлялась до десяти часов, а иногда приходила и позднее. Карен это вполне устраивало: в тех немногих случаях, когда та приходила к девяти утра, она была настолько невыносима, что Карен убедилась в нежелательности ранних приходов сотрудницы. Дефина была из полуночников и охотно засиживалась допоздна. Но по утрам она была просто опасна.
– Aye, Caramba! – пробормотала миссис Круз и быстро проскочила по бежевой ковровой дорожке в рабочие комнаты.
Кубинский говор. Дефина часто смущала миссис Круз, и потому кубинский говор был своего рода вызовом. Дело в том, что Дефина говорила по-испански с совершенно правильным произношением высших слоев Мадрида, которое миссис Круз понимала с трудом. Да и почему каждая негритянка из Гарлема должна уметь так говорить, как эта стареющая модель? Вдобавок все рабочие комнаты, как сказала Дефина, были наполнены каким-то сильным сантарийским магическим воздействием. Нет, миссис Круз как могла избегала Дефину.
Карен опасливо улыбнулась Дефине, на что эта крупная женщина ответила лишь сердитым взглядом.
– У тебя неприятности, подруга? – проворчала Дефина.
– Скажи мне что-нибудь из того, что я не знаю, – ответила Карен и прошла мимо нее в свое отделение офиса в угловой части зала.
Дефина последовала за ней.
– Что случилось? Почему ты пришла так рано? – спросила она.
– Наверное, я думала во сне о парижской коллекции, вот и проснулась ни свет ни заря.
Карен решила быть покладистой и не отвечать полностью на вопрос Дефины, который должен был быть адресован прежде всего ей самой.
– Зато теперь я знаю, что у тебя настоящие неприятности, потому что в такую рань тебя не разбудить и ядерным взрывом.
– Ну не только коллекция, – призналась Карен.
– В шесть утра зашла Тангела и наделала столько шума, что я не смогла снова заснуть.
Более прекрасная, чем Дефина в молодости, Тангела доставляла им много неприятностей. Карен вздохнула. Если Тангела прогуляла всю ночь, то вряд ли работа в примерочных пойдет хорошо.
Миссис Круз поспешно внесла две полные чашки дымящегося кубинского кофе, молча поставила их на рабочий стол Карен и поспешила обратно. Карен опустилась в обитое перчаточной кожей вращающееся кресло и снова вздохнула.
Она наняла Дефину на несколько месяцев позже, чем миссис Круз, почти двенадцать лет назад. Дефина была высокой, черной, прекрасной и голодной. Она и теперь была по-прежнему величественна и эффектна, но добавила в весе на сорок или пятьдесят фунтов. В тысяча девятьсот шестьдесят седьмом году Найоми Симз сделал с ней подборку в «Модах журнала Тайм», но должно было пройти еще немало времени, прежде чем чернокожие женщины стали привычными моделями и замелькали в периодике моды. В то время дела у Карен шли плохо, и с отчаяния она наняла Дефину как выходящую модель для своего первого шоу. Таким образом Карен оказалась первым модельером Седьмой авеню, кто привлек к работе моделью черную девушку. Как коллекция нарядов, так и модель произвели сенсацию. С тех пор, работая все время вместе, они прошли и через свадьбу Карен, и через различные любовные похождения Дефины, и через рождение ее дочери Тангелы – крестницы Карен, и через многое другое. Теперь Дефина руководила выставочном залом, штатом моделей для показа одежды, отделом продажи и даже иногда принимала заказы. Они были не только очень близки – они были живым дневником друг друга и хранили мелкие будничные воспоминания более чем десятилетнего периода совместной ежедневной работы, которая часто длилась по десять, двенадцать, а порой и пятнадцать часов в сутки.
– Послушай, Ди, в твои восемнадцать лет ты тоже гуляла ночи напролет, и не с одним, – напомнила Карен подруге. – Да, да, не спорь, так и было, когда ты была молода.
– Было, я и не спорю. Но я не позволяла парням трахать себя на кухонном столе и будить свою мамочку, – энергично запротестовала Дефина. – Он снял с нее трусики, и ее голый зад был прижат к крышке моего мраморного столика, как тесто к противню. Когда я вошла, он вскарабкался на стол со своим Джонсоном наружу, – она покачала головой.
– И что ты сделала?
– Я вышвырнула эту мразь из дому. Это мой дом, моя кухня и мой чертов стол! Я не хочу отдирать губкой со стола его липкие паховые волосы.
Дефина была крупной и высокой женщиной, и Карен вполне могла представить себе, как она вышвыривает парня из своей элегантной городской квартиры на Сто тридцать восьмой стрит. Похоже, что она делала это не первый раз.
Дефина скрестила руки на груди, отвернулась и стала смотреть в окно.
– Знаешь, что самое печальное в этой истории? На какую-то секунду у меня закралось подозрение – а не ревность ли это с моей стороны… Нет, нет, я знаю, что парень – дерьмо собачье. И все же, а вдруг это только зависть? Прошло с полгода, когда я в последний раз… и не исключено, что пройдет столько же до следующего раза.
Карен потрепала подругу по плечу.
– Ну-ну, запомни – ты тут ни при чем, с тобой все в порядке. Просто мы живем в Нью-Йорке девяностых годов. А в этом городе ни одна из моих незамужних подруг не может найти приличного парня. Если бы у меня не было Джефри, я бы, наверное, повесилась.
– А ты попробовала бы остаться одной, когда тебе под сорок и ты негритянка. Забудем об этом. Для меня никто никогда не найдется, – мотала головой Дефина. – Любой негр с мозгами, работой и крепким Джонсоном уже прикован к какой-нибудь сучке.
Она вздохнула и перешла с уличного жаргона на обычную речь. Иногда Карен думала, что Дефина использовала уличный акцент как способ самозащиты.
– Зачем мне рассказывать, как все это тяжело? Мне одиноко, и я не хочу мириться с этим. Но я не хочу спать с белыми. Правда, не то чтобы в последнее время у меня было много предложений от них, – сокрушалась Дефина. – И какой пример это был бы для Тангелы! Я решила воспитать ее в Гарлеме. Я хотела, чтобы она была негритянкой и гордилась этим. А еще мне хотелось дать ей хорошее образование, чтобы она отвечала всем требованиям среднего класса: знала оперу, музеи изящных искусств и бейсбольные команды. Может быть, я пережимала ее. Я знала, что ей будет нелегко стать не такой, как все. Но ведь и среди ее сверстников встречаются культурные и образованные негры. Детишки врачей, адвокатов. Из них выйдут хорошие люди. Поэтому я считаю, что очень важно, чтобы Тангела встретила хорошего парня, а не подонка с помойки вроде этого любителя потрахаться.
Карен снова потрепала плечо подруги. И вдруг эта крупная женщина обернулась к ней, озаренная идеей.
– Я достану его! – Дефина снова перешла на уличный акцент. – Я нашлю на него порчу. Стакнусь с мадам Ренольт и нашлю на этого гада порчу.
Карен никогда не знала, говорила ли Дефина всерьез или нет о наведении порчи, магии и прочем колдовстве. Хотя она слышала о частых посещениях подруги мадам Ренольт, которая была не то гадалкой по руке, не то колдуньей или кем-то еще хуже, – расспрашивать о ней Дефину Карен не хотела.
– А что ты сказала Тангеле?
– Что я сказала, не имеет значения. Важно, что она услышала из сказанного. Ничего. Абсолютно ничего. Она сразу отключилась, и я не могла достучаться до ее сознания. Так и оставила ее сидящей голым задом на холодном мраморе. Не сомневаюсь, у нее будет достаточно головной боли, когда она очухается. – Дефина потрясла головой. – Осталась ли у нее хоть капля стыда? – спросила она в никуда. Ее розовая нижняя губа дрожала.
Карен поднялась с кресла и прошлась по комнате. Потом подошла к Дефине и обняла ее, что было не просто. Какое-то время она удерживала подругу в объятиях, пока та в свою очередь не обняла Карен.
– О Ди, все наладится. Она хорошая девочка!
Дефина вытерла слезы.
– Было чертовски трудно вырастить ее. Я никогда не доверяла ее красоте: это проклятие для чернокожей. Влечет только неприятности. Она слишком хороша собой, чтобы это привело к добру.
Карен засмеялась.
– Так говорила твоя бабушка о тебе самой. Ты очень похожа сейчас на нее.
После смерти матери от наркотиков Дефина воспитывалась бабушкой с отцовской стороны.
– Это правда, – просветлела Дефина. – Но я ведь не стала дрянью?
Карен ответила, смеясь:
– Ты дрянь что надо! Я видела, как ты флиртовала с фотографом на вечере, когда вручали Приз Оукли. Он не пьяница?
– C'est pour moi de savoir et pour vous a decouvrir.
Карен скорчила рожу. На французском звучит здорово, но это всего лишь из четвертого курса: «Я знаю, а ты угадай».
– Ты как ребенок. И до сих пор не знаешь, как одеваться. Сними эту тюрбанообразную штуковину… давай-давай. И ослабь нитку бус.
В основном Дефина носила наряды Карен и выглядела в них шикарно. Любимые Карен цвета – бежевый, кремовый и мягко-коричневый – в контрасте с черно-коричневой кожей подруги казались доведенными до совершенства. Дефина была очень темной – цвета черного дерева с легким красноватым оттенком. Под костюм ей очень шли шелковые, кашемировые, шифоновые, хлопчатобумажные и льняные одеяния. Но, к отчаянию Карен, Дефина настаивала на том, чтобы к костюму были добавлены драгоценные украшения: цепи, бусы, амулеты, священные знаки и прочая ботаника, не говоря уж о шарфах, бренчащих связках браслетов или батиковом тюрбане.
Карен качала головой.
– С твоей шеи свешивается все, что может висеть, разве что не кухонная раковина. Ты женщина, а не витрина. Зачем все это барахло? Почему бы тебе просто не прикрепить твою IUD на цепочку и надеть на шею?
– Это идея, – подумав, сказала Дефина. – Но я больше не ношу IUD и думаю, что проделанная ею дырка в диафрагме вряд ли улучшит функционирование моей матки, от нее и так не очень много пользы.
И она продолжала размышлять:
– Может быть, я найду мое медное «Т». Мне нравятся украшения из меди.
Карен содрогнулась. Порой она думала, не измывается ли над ней подруга.
– Раз уж мы заговорили про матку, то скажи, чем кончился твой вчерашний визит к врачу всех врачей? – спросила Дефина.
– Все хорошо, – сказала Карен, но тут же поняла, что так просто не отвертится.
– Угу, а я первая племянница герцогини Кентской. Что с тобой, подружка? Пытаешься утаить секреты от старухи Дефины?
– Нет. Ну… мне бы не хотелось говорить об этом.
– Дорогая, я повторяла и повторяю теперь, если ты хочешь завести ребенка, пойдем со мной к целительнице травами и…
– Прекрати, Дефина! Ты кончила Колумбийский университет… и вообще я не собираюсь ходить в Сантерию. Ни одна капля куриной крови не прольется по моему поводу. Я уверена, ты тоже не веришь в это колдовство.
– Это не колдовство и не Сантерия. Я не имею дела с деревенской чушью. Мадам Ренольт – это совсем другое, у нее есть сила!
Отец Дефины был гаитянин, а мать – из Северной Каролины. Воспитанная в Гарлеме матерью отца, старой мадам Помпей, Дефина была вовлечена в какую-то колдовскую ерунду. И вот уже два года, как она пристает к Карен пойти посоветоваться насчет бесплодия с мадам Ренольт, и даже дошла до того, что притащила маленький, наглухо зашитый бархатный мешочек, с которым Карен должна была спать. О его содержимом знали только мадам Ренольт и Господь Бог. Дефина предупредила, чтобы Карен не открывала его. Но она и так не испытывала ни малейшего искушения узнать, что там внутри. Однако Карен впала в такое отчаяние, что в один прекрасный день сунула мешочек под подушку. Тот так и оставался бы там, если бы Эрнеста однажды не нашла и не выкинула его. Он все равно не помогал ей.
– Ладно, я понимаю, когда надо прекратить тему. Послушай, я действительно беспокоюсь за парижское шоу. Я серьезно, Карен.
– Собираешься доконать меня? Я и так же разбита вдрызг. А тебе надо еще немножечко подорвать мою уверенность в себе? Чего ты от меня хочешь – чтобы я выпрыгнула из окна?
Дефина засмеялась.
– Зная тебя, я уверена, что по пути вниз ты будешь орать, чтобы я начала кроить бархат.
Карен невольно хихикнула. Это был старый профессиональный анекдот: производитель одежды в конце неудачного сезона не знает, что делать дальше, и в отчаянии выбрасывается из окна. Падая, он видит в окно, чем заняты его конкуренты, и кричит своему партнеру: «Сэм, крои бархат!» Карен признавала, что ее увлеченность делом столь же глубоко в крови, как и у героя этого анекдота.
Но давление на нее было суровым и продолжало возрастать. Может быть, получение Приза Оукли подогрело обстановку? Как бы то ни было, но она твердо решила в этот сезон провести шоу в Париже. А теперь испугалась. Боязнь неудачи мешала работе над новыми моделями. Комментарии Дефины тоже.
– Коллекция должна быть по-настоящему хорошей. Должна быть замечательной! Я не собираюсь отделываться небольшими изменениями в конструкции одежды. Это не пройдет.
Дефина высунула язык, он казался особенно розовым на фоне ее гладкого черного лица.
– Ерунда! – презрительно бросила она. – На фоне других, даже неплохих моделей наша коллекция вполне смотрится.
– Ничего себе утешеньице! Наконец-то я достигла цели – превзошла посредственность. Как раз вовремя. Что же теперь делать? Копировать саму себя? А знаешь, что говорила Шанель? «Когда я не смогу больше творить новое – мне конец».
– Эй, Карен, не принимай это все так близко к сердцу. Это всего лишь бизнес. Копируй что хочешь: я уверена, что, пока Карен не станет копировать Карен, все будет хорошо. – Дефина подняла брови, и без того высоко расположенные на лице. – Помни, что сарказм – оружие дьявола. Я не хочу тебя обидеть, я ведь только хочу тебе помочь.
– Сегодня утром это тебе не удастся. Сделай одолжение, не приходи на работу так рано. Если я еще раз увижу тебя в офисе до десяти утра – считай, что ты уволена.
Дефина опять показала свой розовый язык, повернулась и вышла из офиса. Теперь она будет избегать Карен.
Дефина была права. Она не должна принимать все слишком близко к сердцу. Мода – странная штука, безусловно творческая, но так сильно привязанная к реальности, что сами ее недостатки превращаются в достоинства. Все начинается с тела. Карен поглядела на себя в зеркало и вздохнула. Она принадлежала когда-то к молодому и шумному поколению, но теперь постаревшему и нуждающемуся в щадящей одежде.
Молодые, прекрасные тела не требуют маскировки. Им не нужно, чтобы одежда скрывала обвисшие формы, округлившиеся плечи или толстеющий торс. Молодое тело может прекрасно выглядеть в свитере Гапа, купленном за тридцать восемь долларов. Ухищрения нужны для пожилых. Ирония состоит в том, что модели одежды создаются для молодых, но оказываются слишком дорогими, чтобы молодежь могла носить их, в том числе и наряды Карен. Карен знала своих настоящих клиентов – женщин ее возраста или старше. Даже когда они худощавы, им все равно хочется скрыть свой живот или бедра, а порой и то, и другое. Многие располнели, подобно Дефине. Но и тем, которым удавалось сохранить стройность, хотелось побольше закрыть тело: все же их руки и шея уже не были такими, как прежде.
Задача Карен заключалась в том, чтобы ее клиентки выглядели красивыми. Она даже выработала свои критерии для достижения этой цели. Наряд должен быть мягким, чувственным, сексуальным, удобным и высшего класса. Чтобы создать такой наряд, нужна концентрация внимания. В новой коллекции цель должна быть достигнута. Карен выложила перед собой на большой рабочий стол три блокнота набросков.
По непонятной причине большинство женщин-дизайнеров разрабатывали дизайн, экспериментируя с материей прямо на моделях, в то время как мужчины предпочитали делать наброски. Карен делала и то, и другое. На минуту она задумалась: может, это делало ее бисексуальной? И усмехнулась собственной шутке. Но улыбка погасла, когда она взглянула на чистый лист блокнота. Как трудно начать! С карандашом и бумагой она работала быстро, используя сразу три блокнота: если застревала над чем-нибудь в одном из них, то сразу переходила на другой, чтобы не дать остыть вдохновению. Карен открыла ящик и достала шесть карандашей. Ей казалось, что число шесть гарантирует ей необходимую свободу действий. И тут ее прервали. Карен раздраженно оглянулась.
– Да, миссис Круз?
Как правило, та не заходила в основную часть офиса – значит, что-то случилось.
– Хотите еще кофе?
– Нет, но все равно спасибо за предложение.
Карен виновато взглянула на чашку. Она так увлеклась разговором с Дефиной, что забыла выпить кофе, который остыл. Не говоря ни слова, миссис Круз вылила холодный кофе из чашки и налила в нее свежий горячий кубинский напиток. Карен взяла чашку и улыбнулась в первый раз за все утро. Как хорошо, когда о тебе заботятся.
– Карен, я хотела поговорить с вами, когда мы выходили из лифта, но из-за Дефины это не получилось. Мне надо вам кое-что сообщить. Тут среди девушек идут разговоры. Я пыталась их успокоить. Но безуспешно. Они считают, что наша компания продается и их собираются уволить. Что мне сказать им? Может быть, вам самой надо поговорить с ними?
Продолжая пить кофе, Карен взглянула на миссис Круз. Переговоры с компанией Norm Со держались в тайне – никто не должен был знать о них. Но слухи все же распространяются. Что ж, Карен не могла винить женщин из мастерских за их озабоченность. Работники по пошиву одежды всегда жестоко эксплуатировались. И как бы она ни старалась вести дело по-другому, они имели право беспокоиться за свою работу.
Несмотря на то, что она была владельцем компании, Карен, воспитанница Арнольда, считала себя представителем рабочего класса. Она разделяла его страсть к тому, что Белл называла «розовым социализмом». Арнольд не был слишком нежен с детьми, но к Карен он относился ласково. Позвав ее к себе в кабинет, он объяснял ей сложные случаи в профсоюзном движении, например, почему бастуют рабочие, почему не надо есть виноград из Калифорнии – и Карен слушала его внимательно и серьезно. Поэтому она хорошо понимала опасения работниц.
Значит, сегодня ей придется заняться и этим делом. Но как ей хотелось, чтобы хоть раз, хоть однажды кто-то поверил ей на слово, вопреки обстоятельствам. Поверил бы, что поскольку она всегда нанимала только профсоюзных рабочих и оплачивала работы хорошо и честно, то так будет и впредь. Что поскольку ей всегда удавалось собрать коллекцию к сроку, то и в этот раз все будет удачно. Что поскольку Джефри всегда был с ней счастлив, то он будет счастлив и дальше, даже с ребенком.
Карен со вздохом поставила на стол опустевшую чашку. Как и Билл Бласс, она нанимала рабочих с Восьмой и Девятой авеню, а не в Гонконге. И всегда с участием профсоюзов.
– Миссис Круз, я гарантирую, что никто не потеряет работу. Вы можете обещать это твердо. Сообщите об этом всем.
Миссис Круз согласно кивнула и улыбнулась Карен. У нее была приятная улыбка, открывающая неровный ряд зубов, похожий на жемчуг японской мушмулы.
– Я уже сообщила об этом и повторю снова, более настойчиво.
Она сделала движение наполнить чашку кофе для Карен, но та, махнув рукой, остановила ее.
– Нет, не надо, я и так достаточно shpilkiss.
Миссис Круз была давним сотрудником Центра одежды и знала, как звучит на идиш слово «дерганый». Она кивнула в ответ и покинула комнату.
В дверь постучали, хотя она и была открытой. Карен взглянула на нее и увидела сжатую в кулак руку, готовую снова постучаться в дверь. Кто это? Она никому не назначала делового свидания на столь ранний час. Даже ее секретарша Жанет еще не пришла на работу.
– Войдите.
О Боже, по акценту Карен определила, что это был Базиль Рид, британский консультант, присланный Norm Со для единовременной инспекции состояния дел их компании. Его покровительственные манеры раздражали ее до безумия, но до сих пор ей как-то удавалось отвечать на большинство его вопросов и держаться от него подальше. Недавно он «кончил свою миссию по выяснению фактов» и подготовил отчет. Какого черта ему еще нужно?
– Я знаю время вашей работы и ожидал застать вас на месте. Я надеюсь, вы извините мое вторжение к вам, но мне необходимо задать вам еще пару вопросов, чтобы добросовестно выполнить порученное мне дело. Я прибыл вчера из Лондона, и у меня очень мало времени. Впрочем, это, может быть, и к лучшему как для вас, так и для меня.
Карен заморгала. «Он что-то говорит о своем вторжении в меня. Бесполезно – не с моими яичниками». Базиль говорил с таким холеным акцентом, что трудно было понять, о чем идет речь. Что-то в нем заставляло Карен вести себя с ним вульгарно и очень по-бруклински. Встреча фешенебельного лондонского района Мейфера с бруклинским Бенсонхурстом. Новая «комедия положений»?
Он изучил все ее личные бумаги и особенно настаивал на том, чтобы его информировали о всех владельцах компании К. К. Inc. Это слегка смущало Карен, здесь она почувствовала себя уязвимой. Дело в том, что на самом деле она владела только пятьюдесятью процентами всех акций. Остальные были поделены между Джефри, который имел около тридцати процентов, и другими членами семьи. Когда свекор инвестировал в компанию свой капитал, то настоял на тридцати процентах акций для себя и десяти – для жены и дочерей. С его смертью тридцатипроцентная доля перешла к Джефри. Но по настоянию Арнольда пятьдесят процентов остались за Карен. Арнольд подготовил документы, собрал все вместе и зарегистрировал компанию. В качестве платы за работу по созданию компании К. К. он, Белл, Лиза и Леонард получили и поделили между собой остальные десять процентов акций. Ей не хотелось, чтобы Базиль Рид знал об этом раскладе.
– Входите, – пригласила она, – присаживайтесь.
Ей совсем не хотелось быть с ним вежливой, но она не могла обмануть ожиданий Джефри.
– У меня на самом деле всего один вопрос. Что вы даете компании Norm Со в залог под финансирование предстоящего шоу?
Боже! Они собираются свести ее с ума этими встречами с представителями Norm Со. Чего Базиль ждет от нее? Чтобы она провела сейчас ревизию кассы, инвентаризацию, проверку поставок и уточнение рыночных цен?
– Я думаю… я подберу им line, коллекцию одежды.
– Что? Lion? Льва?
– Ну да. Новую line.
– Вы имеете в виду новый торговый знак вашей компании? Разве такой уже не использовался? Я боюсь, что ничего не знаю о льве.
– Вы же видели ее, припомните.
«О Боже, как надоели мне эти финансисты! Все, что их волнует, – это цифры, и им абсолютно плевать на тот реальный продукт, благодаря которому эти цифры и появляются».
– Вы видели line, – повторила она.
– Я боюсь, что не помню. Это действительно дикое животное, или вы говорите о фотоснимке или графическом изображении?
– Дикое животное?
Карен была в полной растерянности. Уж не под наркотиками ли он?
– Lion… Он что, дрессированный?
Только тут до нее дошло.
– Не lion, a line. Наряды, которые мы выставляем на показ в этом сезоне.
Карен сообразила, что в бруклинском акценте слово звучит с двумя гласными и здорово похоже на то, как он произносит название животного.
– Ах да, конечно. Как глупо с моей стороны.
Но в тоне Базиля не чувствовалось, что он извиняется или считает себя тупым.
«Джефри прав насчет моего отвратительного произношения», – подумала Карен. Она вспомнила о своей речи на церемонии награждения Призом Оукли и чуть не покраснела. Неужели ее речь так ужасна? Джефри дважды упрашивал ее взять уроки и выправить дикцию, но она отказывалась. «Какая есть, такая и есть!» – ответила она тогда с утрированной интонацией, прикрывая смущение. Может быть, теперь стоит пересмотреть свое решение?
Базиль Рид поднялся на ноги.
– Очень хорошо. Прекрасно. Я уверен, Билл будет доволен.
Карен подумала, что было бы очень хорошо и даже прекрасно, если бы Базиль пошел к черту.
– Я ухожу. Встретимся в следующий понедельник.
– Пока! До понедельника, – попрощалась Карен, с облегчением наблюдая, как этот идиот уходит из комнаты.
Но ей так и не удалось приступить к работе: теперь зазвонил телефон. Звонок был по личной линии, иначе она не отреагировала бы. Вдруг это Джефри в поисках примирения? Она сняла трубку.
– Карен, во что ты была одета в «Уолдорфе»?
Боже мой, это Белл. Карен хотелось тихо опустить телефонную трубку и притвориться, что звонка не было… Поздно. О чем говорит мать? Она ведь не присутствовала при вручении Приза.
– Ты не смотрела «Ньюсдей»? Ужасная фотография! Ты выглядишь грандиозно, но во что ты одета? Все морщинится.
Карен не проглядывала сегодняшние газеты, но знала, что Мерседес тратит уйму времени, пристраивая снимки всех общественных мероприятий, проходящих с участием ее и Джефри. И уж конечно – фотографии с Призом Оукли. Карен начала привыкать к своим снимкам в газетах. А для процветания дела все это очень важно. Но вот привыкнуть к утренним поучениям Белл ей никогда не удавалось.
– Это атлас, ма. Жеваный атлас.
– Но снимки, ведь это снимки, Карен! И почему ты смотришь вниз? Это выглядит, как будто у тебя три подбородка.
Как ей объяснить, что значит находиться под прицелом фотокамер съемочной группы и слышать хлопки затворов объективов? Что даже королева Англии Елизавета оказалась как-то раз пойманной в кадр с пальцем у носа! Как объяснить Белл, что она не может выбирать, под каким углом ее будут фотографировать? И что это большая честь – оказаться на снимке, напечатанном в любой газете. Что в конце концов она и наняла Мерседес только для того, чтобы та добивалась от прессы именно такой реакции. Но Белл звонила не для того, чтобы твердить одно и то же про фотографии. Она будет тянуть разговор до тех пор, пока не получит от нее ответ на какой-то невысказанный вопрос. Почему она не может прямо спросить о том, что ее интересует?
– Мама, я позвоню тебе попозже, – обещала Карен.
– А Джефри выглядит очень мило.
Карен чуть не засмеялась. Это была обычная тактика Белл.
– Лиза звонит мне каждый день, а ты?
Карен тряхнула головой.
– Я поговорю с тобой позже, – сказала она и повесила трубку.
Но телефон зазвонил снова.
– Карен? – Это был невыносимый носовой скулеж их бухгалтера Ленни. – Извините, что отрываю от дела, – начал он с извинений (мог бы и не делать этого – он всегда говорит, как будто извиняется за что-то), – но К. К. Inc. снова задерживает выплаты налога по федеральному отчислению. В последний раз вы взяли с меня слово предупреждать, когда такое повторится снова. Ну вот, теперь вы в курсе. Не говорите Джефри, кто сообщил вам об этом.
