Текст книги "Опоздавшая"
Автор книги: Оливия Голдсмит
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 38 страниц)
25
ПАРИЖ, КОГДА ОН БУРЛИТ
Недели моды в Париже стало проводить гораздо сложнее, чем несколько десятилетий назад. Из-за того, что Франция придала этому мероприятию значение национального события, большинство капиталовложений, деловых сделок и расходов на проведение десятков демонстраций мод для оптовых покупателей со всего мира поддерживалось правительством и находилось под надзором Палаты по высокой и творческой моде синдиката du Pracet-a-Porter. Однако из-за типично французских бюрократических затяжек не все здесь шло хорошо и гладко. Основные шоу были давно централизованы и собраны в навесном комплексе в парках Лувра. Безопасность и телетрансляции обеспечивались правительством, но это не означало, что билет на выставку гарантировал вам, что вы на нее попадете, или же наоборот, что безбилетники не попадут на нее. Число сидячих мест вдруг урезалось, билеты подделывались, и каждый год по крайней мере на двух шоу возникали крупные беспорядки из-за того, что двери демонстрационных залов оказывались запертыми. Мода здесь была больше чем бизнес – она была национальной гордостью и составляла образ жизни.
Репортеры и посредники здесь были более жестокими и экстремистски настроенными, чем в Соединенных Штатах, но и ставки здесь были намного выше. В течение сотен лет Париж правил миром как центр моды, и первые фотографии любой крупной французской коллекции имели зеленую улицу на всех электронных каналах, во всех основных газетах и журналах. Фотографы буквально растаптывали всех на своем пути, чтобы сделать снимки, и уже в этом году немало оптовиков и неудачливых журналистов получили увечья.
Трудно поверить, чтобы одежда вызывала такую истерию, но на кон ставилось больше, чем одежда. Отчасти это было искусство. Но прежде всего производство и бизнес. За последний сезон двадцать три дома моделей наняли около двух с половиной тысяч человек, которые потратили тысячи рабочих часов для того, чтобы произвести одну тысячу четыреста шестьдесят одну модель одежды. Подсчитано, что было сделано более полутора миллионов вышивочных стежков на Лакруа и использовано триста пятьдесят тысяч блесток на Ива Сен-Лорана. Один только Маурицио Галанте использовал девять тысяч алмазов. Когда Карен увидела роскошь и детальную проработку выставленных образцов, она чуть не упала в обморок. Для Нью-Йорка, несмотря на миссис Круз и ей подобных, такое количество одежды было бы немыслимым.
Париж был больше, чем искусство и ремесло. Париж был – деньги. Большие деньги. Громаднейшая часть французской экономики основывалась на гегемонии моды. Это были не только дома моды, но целые империи по производству духов, которыми владели эти дома. Например, компания LVMH владела не только Диором, но Лакруа, Гивенчи и Вуиттоном. Работали огромные ткацкие предприятия, производящие и продающие высокую моду клиентам со всего мира, они создавали и поддерживали иллюзию роскоши и блеска, тиражируемую международными журналами мод, которые раскупаются женщинами всего мира. И неудивительно, что когда Ив Сен-Лоран начал разоряться, то правительство выкупило его дело. Это был утилитарный подход. Сен-Лоран стал Крайслером Франции.
В последние годы Франция стала уступать итальянцам. Жанфранко Ферре занял место Марко Буано в качестве главы Диора. Армани царит в женской одежде, и многие французские производители мигрировали в Италию. Франция так и не сумела связать создание моды и ее индустрию, а итальянцы оказались мастерами. Двадцать лет назад в итальянском языке не было даже слова «дизайнер», они назывались «sartos», что означало портной и звучало оскорбительно. А теперь Армани, известных под кличкой «монах», правит модой во всем мире, и бомонд покупает больше дорогих нарядов высокого стиля в Италии, чем где бы то ни было еще. Но несмотря на то, что итальянцы могут создать и произвести одежду высокого качества, у них не хватает фантазии, шарма, художественной полноты французов.
Американцев обвиняли в отсутствии всего сразу: считалось, что у них нет ни художественного исполнения, ни шарма, ни качественной выделки. Рабочие комнаты Карен были умирающей традицией. Признанный уровень качества был только у Джимми Галаноса. Но когда дело доходит до бриджевой линии… И тут Карен закатила глаза, предвидя все свои проблемы. Было общепризнанным, что в американском производстве цена хорошей одежды была бессовестно высокой, а качество столь же бессовестно низким, поэтому в Париже к американцам относились как к выскочкам, беспринципным торгашам. Калвина Клейна и Донну Каран обвиняли в подделке под Армани, а де ла Ренту – без сомнения, под Джигли.
Французы относились с презрением ко всему американскому, кроме долларов.
Но уважения за доллары было достаточно. В течение недели моды нельзя было найти ни одного приличного отеля, который не был бы заполнен до предела, невозможно было заказать столик в каком-нибудь хорошем ресторане – все было уже занято. Мода была дойной коровой, которую доили только французы. И если оставить в стороне ксенофобию, не было ничего удивительного в том, что французы не были готовы принять на ура американскую выскочку.
– О'кей! – громко крикнула Карен, спеша пройти из гостиницы под аркаду площади Вогезов. – Что, трудный денек?
За пять прошедших суматошных дней Джефри сотворил чудеса как организатор шоу. Он окончательно договорился о проведении демонстрации моды в Гранд Палас, арендовал и подготовил помещение в навесных павильонах на площади Вогезов. Дефина, Джефри, Кейси, Карл и Жан-Батист вместе со своими французскими помощниками стояли во дворе отеля «Гранаден» и оживленно беседовали. За три сумасшедших дня после прилета Из Нью-Йорка ее команде удалось организовать все вовремя. Дефина выкрасила остатки белого тюля в черный цвет несмываемым красителем. Миссис Круз прилежно восстановила фату и накидку для невесты. Стефани репетировала с Дефиной, а Тангела была обуздана и запугана до такой степени покладистости, что становилось даже подозрительно. Лиза сразу же согласилась на поездку в Париж и даже не потрудилась спросить на то разрешения у Леонарда. Она не взяла с собой Тифф – в наказание за ее поведение на bat mitzvah – и приехала практически с пустыми чемоданами, чтобы заполнить их парижскими покупками. Карл также планировал обширные покупки, а пока он творил чудеса с прическами девушек.
Карен прошла под навес павильона и оглядела огромное белое пространство. Павильон был оформлен современным материалом, который придавал помещению почти архитектурную элегантность, создавая впечатление громадного собора, сделанного из белого полотна. Она заприметила его позавчера, а весь вчерашний день ее эльфы работали по превращению навесной палатки из первозданного брезента в сказочный дворец.
Ее имя было повсюду: оно висело на вывеске у входа в павильон, было написано на эмблемах каждого наряда, напечатано на пригласительных билетах и проспектах выставки, которые были аккуратно разложены на откидных креслах зала, и наконец оно было выписано громадными буквами на арке, нависающей над дорожкой для показа моделей. Надпись казалась неестественной, иностранной, неверно собранной. На какой-то момент, пытаясь осознать знакомое сочетание букв, она почувствовала себя жертвой перед закланием. Это мое имя, говорила она себе, но так ли это? Это не только ее имя. Это и имя Джефри. А как ее на самом деле зовут – она не знает.
Карен почувствовала панику до колик в животе. Она собиралась сделать самую крупную ставку в жизни на международной сцене мод. Ее имя стоит миллионы долларов для Билла Уолпера и даже для Бобби Пиллара, а она так и не узнает его. Не это ли называется симптомом потери личности? Или это просто приступ панического страха?
Это нервы. Просто разыгрались нервы, утешала она себя. Но все может пойти не так, как надо. Так обычно и случается. Ей припомнился второразрядный дизайнер Грегори По. Он стал известен изобретением сумочек, которые отличались от розовых Пепто Бисмол: в действительности они содержали этот материал между двумя слоями винила. К несчастью, винил оказался несовместимым с Пепто Бисмол. Одна из сумочек взорвалась прямо в издательстве «Voque» в Балейнцайге. Мода – опасный бизнес. Марк Боан был раздавлен после почти тридцати лет работы у Диора. Скандал с духами Норис Кливленд – еще одно предупреждение. «Что взорвется у меня?» Карен отвернулась от надписи с ее именем. Она была на грани не то истерического смеха, не то плача; поддайся она любому из этих импульсов – ее уже ничто не остановит. Засунув руки в карманы и сжав изо всех сил кулаки, Карен закрыла глаза и попыталась успокоить дыхание. Она досчитала до десяти, начала снова и стала внушать себе, что это всего лишь перенапряжение, которое сейчас отпустит ее. После третьей серии вдохов и выдохов она открыла глаза и к своему великому облегчению вместо пляшущих букв увидела свое имя.
К ней подошли остальные. Карен заставила себя не размышлять о том, что может произойти. Она несколько успокоилась. Она не хотела прибегать к kunna hora, что на идиш означает что-то вроде колдовства – пока все, кажется, идет гладко. Все приглашения были разосланы и приняты, и им оставалось только ждать начала демонстрации, что они и делали. К группе присоединилась Мерседес.
– Мне кажется, что мы в хорошей форме, – сказала она. – Основная проблема с показом моды в этом году состоит в том, что до сих пор демонстрируются только два типа вещей: либо это вещи, которые невозможно носить, либо же вещи, которые все и так уже имеют. Люди возмущены, им все надоело.
Она помолчала и даже позволила себе слегка ухмыльнуться.
– А такого столпотворения на Луаре никогда раньше не было.
На самом деле там произошли настоящие беспорядки. От каких-то журналистов Карен слышала, что туда даже небезопасно ходить.
– Мне кажется, что наша стратегия одновременной демонстрации моды на двух шоу должна сработать, – продолжила Мерседес. – По городу идут слухи. Люди обмениваются домыслами и догадками, но так и не могут решить, какое шоу будет категории А, а какое – категории Б. Иногда спорят до умопомрачения.
Карен засмеялась.
– Это оттого, что благодаря твоим заботам никакого деления приглашенных на категории не произошло.
Мерседес потратила всю ночь на то, чтобы так распределить приглашения, чтобы и там, и там гости были одного статуса, богатства и звания. Чтобы никому из гостей не пришла в голову мысль, что им пренебрегают. Снобизм в этом деле означал смерть: французы известны своей обидчивостью при распределении мест и ролей в протокольных процедурах. Карен вспомнила, что в прошлом году жена премьер-министра отказалась сидеть рядом с принцессой княжества Монако Каролиной. Но в ее случае такого не произойдет: оба шоу – шоу категории А. И сейчас представляя себе смущение приглашенных, Дефина и Кейси тихо посмеивались, и даже Джефри улыбался при мысли о сложившейся ситуации.
Выбранная стратегия имела и побочный эффект – вдвое увеличилось число привилегированных мест, которые обычно попадали в поле зрения фотографов. На любом шоу имеется сорок передних сидений и восемьдесят знатоков моды, которые претендуют их занять. Это была первая забота в паранойе моды: предоставлено ли тебе достаточно престижное место в зале. А вот у К. К. Inc. таких мест оказалось вдвое больше! Единственная проблема была в том, на каком из шоу Карен должна появиться сначала, но и тут она нашла решение. Несмотря на традицию: модельер появляется только в конце показа его работ – Карен собиралась открыть черное шоу.
– Я все равно нарушаю традиции, создавая черное шоу, а значит и мое участие в его открытии будет вполне уместным. В любом случае черный свадебный наряд на Стефани, я надеюсь, наделает много шума. Им будет не до меня. Поэтому я брошусь сюда и поспею к закрытию белого шоу на площади Вогезов.
Все согласились, даже Мерседес, которую эта ситуация смущала больше, чем всех остальных. На своем первом шоу им определенно не следовало оскорблять французов или французскую прессу. Но Карен понимала, что уже ничего нельзя изменить, и поэтому успокоилась. Каждый знал, какую работу ему предстояло выполнить, и оставалось только надеяться, что они с нею справятся хорошо. Поэтому Карен встретила с улыбкой Лизу и Стефани, вышедших из дверей гостиницы на мощеную площадку перед павильоном.
– Если все идет как запланировано, то мы с сестрой удаляемся на час, – сказала она собравшимся. – Кейси, встречаемся с тобой в полдень у Гранд Паласа.
Кейси кивнул. Он и Мерседес взяли на себя ответственность за организацию черного шоу в Гранд Паласе, а за проведение шоу на площади Вогезов отвечала Дефина. Карен повернулась к ней.
– Что с Тангелой? Как она себя чувствует?
Дефина только пожала плечами.
– Она порвала со своим дружком. Я не знаю, как она себя чувствует, но зато я чувствую себя отлично.
Карен улыбнулась и потрепала подругу по плечу.
– Ну хорошо, я ухожу. Приду помогать вам через час.
Ла Марэ представлял собой сеть маленьких улочек с потрепанными временем домами и был эквивалентом лондонских ист-эндских трущоб. Но с появлением Центра Помпиду в нем поселились состоятельные жители, и в последние десять лет район превратился в счастливейший и очаровательный квартал Парижа. Площадь Вогезов, идеально сохранившаяся с шестнадцатого века, находилась в центре района. Вокруг нее расположились магазины с косметикой, модные бистро, очаровательные кафе, аккуратные boutiquess и новенькие ресторанчики – все, что пожелает душа. Карен могла бы остановиться в шикарном и элегантном «Крильоне» прямо на площади ля Конкорд или в роскошном «Георге V» на Елисейских полях, но Ла Марэ был более молодым, хипповым и непретенциозным. Если выбор гостиницы объяснялся еще и тем, что Карен слегка пугала традиционная атмосфера домов моды и шикарных кварталах, то в этом она себе не признавалась.
Все трое: Карен, Стефани и Лиза – шли по узкому тротуару маленькой группкой. Они прошли мимо овощных магазинов и старомодного кафе, где до сих пор оставалась крытая металлом стойка, вокруг которой стояли потрепанные стулья, собранные из соседних общественных заведений. Но во влажном воздухе раннего утра все выглядело мило и прелестно. В парижском воздухе все цвета смотрятся по-другому. Карен была рада, что в предстоящем шоу она не задумала показ цветных моделей. Они «непереводимы» на французский.
Для нее шоу было не только деловой игрой, нет – это была мечта, воплотившаяся в действительность. Для Джефри она объясняла, что шоу продвинет их в ведущую лигу дизайнеров, что они по-настоящему станут частью мировой моды, но ее истинные мотивы были совсем другими. Для нее это было исполнением обещания, данного ей в Рокуил Центре Лонг-Айленда девочке-подростку Карен Липской, что настанет день, когда ее работы будут показываться в Париже, там, где показывала свои модели Коко Шанель. Карен улыбалась всему вокруг. Это, наконец, произошло.
Улицы были намного чище, чем в Нью-Йорке. На одной из маленьких парижских улиц очистительная машина поедала мусор, всасывая его в себя, подобно Замбони при несварении желудка. Буланже выставил в витрине освежеванных кроликов. Карен отвернулась от них и обратилась к Стефани.
– Нервничаешь? – спросила она.
– Нисколько, – ответила девочка, но вид у нее был бледный и глаза потухшими.
– Вы успеете позавтракать? – спросила Карен.
Лиза отрицательно мотнула головой, и Карен повела их в пиццерию, в которой стояло с десяток маленьких столиков.
– Pain au chocolate невероятно вкусный, – сказала Карен. – И круасоны здесь тоже очень неплохие. Что вы выбираете?
– Я хочу попробовать настоящий французский круасон, а не Сару Ли, – радостно сказала Лиза.
– Мне ничего не надо, – сказала Стефани.
– Брось, Стеф, тебе просто надо что-то съесть. Ты что, хочешь умереть с голоду? Ты ничего не ела в самолете.
– Самолетная еда – фу! – Стефани презрительно махнула рукой.
Понятно, что девочка нервничала, но есть-то ей все-таки надо. Карен заказала infussion, что звучало как название лекарства, но на самом деле означало французский чай, и три круасона. Стефани и Лиза выпили свои cafe au lait, но даже несмотря на настояния Карен, Стефани едва притронулась к круасону.
– Как здорово! – воскликнула Лиза. – Как по-французски!
Стефани закатила глаза и мотнула головой, откинув волосы. Стараясь скрыть смущение за мать, она сказала:
– Мы же в Париже. Ты что думала, что нас будут кормить тут по-испански?
Карен улыбнулась, глядя на сестру.
– Неужели это звучит так глупо? Но ты ведь понимаешь, что я имею в виду.
Карен кивком головы подтвердила, что понимает.
– Как ты думаешь, смогу ли я что-нибудь купить в магазинах, не зная французского?
– Они понимают Америкен экспресс, – сказала Карен. – Просто помаши перед ними своей банковской карточкой и укажи на вещь, которую выбрала. Большинство из них говорят по-английски, хотя не всегда признаются в этом. Я здорово их озадачиваю своим хорошим французским. Слава Богу, они не знают, что мой английский намного хуже. Как только они узнают, что я американка, мне сразу становится труднее, но и им труднее выказывать свой снобизм.
Лиза засмеялась. Карен сделала глоток своего infussion. Хорошо вот так проводить время со своей сестрой. Они так давно не общались друг с другом. Лиза почти хмелела от удовольствия.
– Как там Тифф проживет без тебя эту неделю? – спросила Карен. – Ты бы могла взять и ее с собой.
У Карен не хватало смелости поинтересоваться, как Тифф пережила скандальное испытание на bat mitzvah.
– Ей будет хорошо под присмотром Белл, – ответила Лиза.
– Почему ты так думаешь? Нам с тобой с ней никогда хорошо не было, – сказала Карен.
Лиза засмеялась.
– Я собираюсь вернуться со Стефани в гостиницу, чтобы она немного отдохнула до прихода Мерседес, которая отвезет ее в Гранд Палас. Я хочу пройтись посмотреть, что выставлено на витринах, и вернусь к началу черного шоу. Не могу дождаться, когда увижу Стефани в черном подвенечном платье.
Лиза перегнулась через стол и взяла Карен за руку.
– Спасибо тебе, – сказала она. – Нам так хорошо здесь. Я не знаю, как тебя благодарить за это.
Стефани опять мотнула головой, пряча лицо за прядями волос.
– Мама! – сказала она.
Но, не обращая внимания на смущение дочери, Лиза продолжала свое.
– И вот что, Карен, собираешься ли ты принять предложение Norm Со, когда мы встретимся с ними? Твое согласие значит для меня очень много.
– Возможность обновить гардероб, – пробормотала Стефани.
Карен откинулась в кресле.
– Как ты узнала о встрече?
– Мне кажется, что Джефри упомянул об этом.
Карен пристально смотрела на сестру. Кажется, Лиза покраснела? В тоне ее ответа слышалось раздражение, и от смущения сестра отвернулась от нее. Чтобы сменить тему разговора, Карен посмотрела на нетронутую тарелку племянницы и несколько риторически спросила:
– Мы кончили есть? Давайте посмотрим, что тут интересного вокруг, прежде чем я провожу вас до гостиницы на отдых для восстановления красоты и бодрости.
Карен не могла поверить случившемуся. В самых диких своих мечтаниях она не могла представить себе такой ажиотаж, бурлящую прессу, возбужденные толпы покупателей. Может быть, Дефина и права, думала она. Секрет счастья в разнице ожидаемого и действительного. Может быть, она так ошарашена реакцией на двойное шоу потому, что слишком напряженно и подозрительно относилась к собственному замыслу, считая Париж неприступным для еврейки из Бруклина. Но все сработало как часы, только то были джазовые, хипповые, чертовы часы. На дорожке показа выступали модели-новички. Но их свежесть сработала в плюс, а не в минус. Нет, никто из них не выглядел детишками, одетыми в одежды взрослой женщины, разве что Стефани. Простота девушек оттеняла замысловатость дизайна Карен. Наряды пользовались успехом, превзошедшим все ее ожидания. Она с трудом оторвалась от черного шоу в Гранд Палас и помчалась на машине на площадь Вогезов, чтобы успеть на заключительную часть белого шоу. Единственно, о чем она сожалела, это то, что она пропустила взрыв эмоций, который сопровождал появление Стефани на смотровой дорожке в Гранд Паласе в черном свадебном облачении, которым завершался показ моды. Аудитория явно сошла с рельсов. А тем временем на площади Вогезов Тангела и другие молоденькие модели вытащили Карен на подиум белого шоу, где Карл преподнес ей сказочный букет черных тюльпанов и белых лилий. Дар был искренним, без лишнего шума, и она действительно не ожидала ничего подобного, как не ожидала и громовых оваций, последовавших за этим. Париж приветствовал ее! Джефри тоже стоял рядом, скрестив руки на груди, с одобряющей широченной улыбкой, которая, казалось, простиралась от уха до уха. Все было удивительно хорошо. Стоя за ее спиной, Дефина прошептала ей на ухо:
– Лучше этого ничего быть не может.
Как всегда, Дефина была абсолютно права.
Но оказалось, что Дефина ошиблась. Потому что в отеле, в объятьях Джефри было намного лучше. Он накормил ее икрой, завернутой в тончайшие блины, и поднес бокал шампанского. Он пестовал ее как младенца.
– Ты сделала это! – восклицал он. – Ты сделала это!
Он покрыл ее лицо поцелуями и затем продвинулся ниже.
– О-о! Не так сильно! – попросила она.
– А в чем разница между сильно и слабо? – спросил он.
Она дернулась в его крепких объятьях.
– Пока стоишь, не уснешь, – сказал Джефри, и Карен застонала и от двусмысленной шутки, и от того, как его пальцы, массируя, расслабили мышцы ее шеи. На волне возбуждения, под воздействием шампанского, в разгар успеха – она полностью отдалась его любви. Это было дико. У них и всегда-то было неплохо с сексом, но сегодня она чувствовала его страсть к себе сильнее, чем когда бы то ни было раньше. Казалось, что он хочет обладать каждым сантиметром ее тела, превратить его в свое собственное. И она поддалась ему, купаясь в роскоши полного расслабления. В этот момент она чувствовала, что абсолютно любима им.
Дефина проскользнула вдоль длинного променада отеля «Палаццо Афины» к креслу около Карен. Усаживаясь, она довольно ухмыльнулась, осознавая, что глаза всех женщин прикованы к ней.
– Пока, как видишь, еще пользуюсь успехом. Может быть, мне сбросить парочку фунтов и снова выйти на демонстрационную дорожку?
– Может быть, тебе поспать несколько часиков и вернуться к реальной жизни, – поддразнила ее Карен.
– Лучшие сэндвичи к чаю? – спросила Дефина.
– Уильям Полл.
Дефина кивнула в знак согласия.
– Лучший чай?
– В Нью-Йорке? Литл Нелл. Но в Лондоне – Кларидж.
Дефина замотала головой.
– Не-а. Ты никогда не пила чай на четвертом этаже у Харрода? Попробуй, умрешь от удовольствия.
К ним подошла одна из молоденьких и смазливых официанточек. Карен подумала, не подбирают ли их специально, чтобы польстить постоянным посетительницам утреннего чая в «Палаццо Афины», потому что обслуживание молодыми людьми всегда выглядит так напыщенно, будто они оказывают тебе честь. Она повернулась к Дефине.
– Что ты выберешь? – спросила Карен.
Дефина заказала Эрл Грей и несколько сэндвичей. По утрам в «Палаццо» всегда обслуживали по-английски. Когда официантка получила заказ и ушла, Дефина обратилась к Карен.
– Ну что, подружка, у тебя все получилось. Все говорят, я подчеркиваю – все, о прошедшем шоу. Весь Париж. Ну и как ты, чувствуешь себя триумфатором?
Карен ухмыльнулась.
– До неприличия хорошо, – призналась она.
После чая она снова встретилась с Джефри в отеле, но уже для того, чтобы всласть выспаться – впервые за неделю поспать спокойно и не думать ни о шоу, ни о контракте с Norm Со, ни о звонках по поводу ребенка. Карен почувствовала, что основной груз свалился с плеч. Она глубоко вздохнула и расслабилась.
Официантка вернулась вместе с помощником, который принес полную сервировку к чаю. Карен откинулась на спинку стула, закинула ногу на ногу и стала наблюдать, как остальные посетители зала подсматривают за ней и Дефиной. В эту неделю в Париже Карен стала всеми узнаваемой звездой. Это льстило самолюбию, но оставляло несколько глупое ощущение. «Я думаю, что если дойти до самой сути, то все это только суета сует», – думала Карен.
От этой мысли как-то сразу, вопреки успешному шоу и хорошей прессе, вопреки полученным заказам и прекрасной ночи любви с Джефри, настроение Карен резко испортилось. Она вдруг почувствовала себя опустошенной, как те бутылки шампанского, которые они с Джефри оставили на ночном столике. Всего лишь суета сует… И это будет все, что она оставит после себя?
Дефина, чувствуя перемену в настроении подруги, похлопала ее по руке.
– Где твой муж? – спросила она.
– Отсыпается где-то, – сказала Карен. – Он неплохо поработал вчера.
Дефина поджала губы.
– Ну-ну, детка. Ничто так не подстегивает комплекс Афродиты, как немножко успеха.
Дефина улыбалась, но Карен чувствовала, что сказанное относится не к ней, что это разговор Дефины самой с собой, и обращен он в прошлое.
– Когда-то в ночь после крупной демонстрации моды я могла заполучить в постель любого мужика, какого хотелось, – засмеялась Дефина. – Что я и делала. Конечно, их трудно удержать надолго. Как правило – трудно.
– Дефина, но ведь не они оставляли тебя, это ты бросала их.
– Да, потому что они не могли дать мне то, что мне было нужно. Давай разберемся, подружка. Большинство мужчин хотят найти в женщине мать. Это всем известно, но самый большой секрет не в этом, а в том, что этого хотим и мы, женщины. Это мы хотим найти в мужчине замену матери. Но нет ни малейшего шанса, что мы когда-нибудь это получим. Подумай, почему женщины всегда жалуются, что мужики недостаточно ласковы к ним в постели? Почему так получается, что мы всегда оказываемся разочарованными? Как так случается, что прожив с мужиком достаточно долгое время, мы вдруг обнаруживаем, что он слабак? Слаб как ребенок! Потому, что он не выполняет для тебя роли матери. А те немногие мужчины, которые могут ее выполнить, обычно не привлекают женщин, потому что они кажутся нам недостаточно интересными.
Дефина испустила какой-то очень глубокий вздох, откуда-то очень изнутри и тряхнув головой, продолжила.
– Я бы могла написать книгу по этому поводу, – сказала она. – Есть одна вещь, в которой мои африканские предки были абсолютно правы – они молились богине Плодородия, Матери. Это то, что хочет каждый.
– Похоже, ты права, я до сих пор разыскиваю свою.
Дефина подняла брови.
– Да? И как продвигаются поиски? Что по этому поводу говорит Белл? – спросила она.
Карен хмыкнула.
– Я сумасшедшая, но не дура. Я ничего не говорила Белл. Никто не знает, даже Джефри, но детектив пока ничего не сообщает. Мне кажется, что у него не получается. Ты думаешь, что это безумная затея?
Дефина посмотрела на Карен, и в ее черных глазах теплилось сочувствие.
– Карен, мне кажется, что ты какая-то сказочная, необычная. Ты раскручиваешь новые дизайны, ведешь дела, руководишь работами, зарабатываешь деньги для себя и для всех. Иногда я задаюсь вопросом, не иссякнет ли этот источник?
Она склонилась к подруге и взяла ее за руку.
– Мне остается только надеяться, что ты найдешь то, что наконец-то насытит тебя.
– Мадам Ренольт говорила что-то про паучиху, – пробормотала Карен, – она сказала, что я запуталась в паутине, что мне придется рвать сковывающие меня путы и что каждая порванная нить будет кровоточить. – Карен помолчала немного, затем докончила: – И еще она сказала, что меня ждет ребенок. Не очень похоже на правду. И это единственное, что по-настоящему печалит меня.
– Мадам много чего знает.
– И еще она сказала, что я давно уже знаю свою родную мать.
– Значит, ты знаешь.
– Но я не знаю, Дефина! И не только это… Может быть, если бы Белл была другой, если бы мы были ближе друг другу, если бы я… Ну да ладно. Я чувствую, что ты и Карл мне гораздо ближе и роднее, чем кто-нибудь из членов моей семьи. Может быть, поэтому мне и хочется так завести ребенка. Чтобы связать друг друга, чтобы я с Джефри стали больше, чем просто пара. Я не связана по крови ни с кем из тех, кого я знаю. Поэтому иногда я чувствую себя как в пустом пространстве. Представляешь, в такой огромной черной пустоте. Иногда я просыпаюсь среди ночи в холодном поту. Я связана с этой жизнью тоненькой ниточкой желания стать матерью, которая, боюсь, вот-вот лопнет.
Дефина кивнула.
– И ты сорвешься, как паучиха с шелковинки паутины! Не видела ли ты себя подвешенной на сотканной тобой паутинке в пространстве? Пауки всегда рискуют. В каждый данный момент. Им это необходимо, иначе они ничего не создадут. Но могу поспорить, что ощущение не из приятных, даже для паучихи.
Разговор прервало чье-то покашливание и, подняв глаза, они обнаружили, что над ними склонился Карл.
– Может, мы и не молодеем, но выглядим прекрасней, чем раньше, – сказал он и расцеловал обеих подруг в щеки. Карен отметила, что он с ног до головы был одет во все новое.
– Вы выглядите жутко угрюмыми для двух девочек, только что штурмом покоривших Париж, – сказал Карл. – Не будете возражать, если я присоединюсь к похоронной процессии? Я вижу, вы выбрали лучший столик в городе. Впрочем, вам так и положено.
Он аккуратно уселся в кресло, которое предупредительно пододвинул ему официант. Затем, наклонившись к женщинам, заговорил с ними доверительным тоном:
– Что это за герцогиня Виндзорская, вон там, за угловым столиком?
– Карл, герцогиня Виндзорская мертва вот уже лет десять, не меньше.
– Но это никогда не мешало ей пойти на хорошую вечеринку, – огрызнулся Карл. – Эй, гарсон!
Дефина и Карен нахмурились одновременно.
– Карл, никогда не обращайся к официанту «гарсон». Это очень грубо.
– Но они и вправду мальчики. И, заметьте, очень даже милые, – он повернулся к Дефине. – Но тебе я обещаю никогда не называть ни одного черного гарсоном.
– Мой народ будет тебе очень за это признателен, – ответила Дефина саркастически.
И тут, как будто чтобы подхлестнуть возбужденное настроение Карла, мимо них, направляясь к лифту, прошла Ли Борвиер Радзивелл Росс. Подобно своей сестре Джеки, Ли никогда не выглядела чересчур разряженной, а вот недокормленной – это точно.
– Мой Бог! – воскликнул Карл приглушенным шепотом. – Вы видели ее?
– Она не призрак – видели, – сказала Дефина.
– Потрясающая! А Херб Росс тоже с нею? – спросил он.
– Ли нам этого не говорила, – сухо ответила ему Карен.
– Вы не обращали внимание на то, как женщины семейства Борвиеров кончают евреями? Мне кажется, что этим определяется их хороший вкус. Джеки кончила Морисом, Ли – Хербом, Каролина – Эдом… Он повернулся к Карен. – Думаешь, она вернется тем же путем?
Карен закрыла глаза и покачала головой. Где взять молоток, когда он тебе срочно требуется? Карл понял бы, что он не только исчерпал предмет обсуждения, но и терпение своих слушателей. Но тут она увидела холодную надменную блондинку, направляющуюся в их сторону. Нет, это была не миссис Росс. Но в ней было что-то очень знакомое.
