Текст книги "Опоздавшая"
Автор книги: Оливия Голдсмит
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 38 страниц)
– Я сперва все проверю, – сказала Карен и подробно объяснила про Марианы и свою инспекционную поездку в Бангкок.
Арнольд поднялся с кресла, на котором до этого полулежал.
– Я знаю про Марианы, – сказал он и потер свои небритые скулы. – Где же это было? – Он глядел на стену так, как будто ответ был написан на светлых обоях гостиной комнаты Белл. – Подожди минутку, – сказал он и пошел в свой кабинет.
Карен слышала, как он там что-то ищет. Затем он вернулся и протянул ей маленькую карточку.
– Дагсвар, – сказал он.
– Что? – спросила она.
– Ларс Дагсвар. Он писал мне. Он в Марианах. Я попрошу, чтобы он позвонил тебе.
Карен кивнула и назвала отцу отель, в котором она остановится.
– Ты останешься пообедать? – спросил Арнольд, и когда Карен отрицательно покачала головой, добавил: – Я тебя понимаю.
27
ГРИМАСЫ МОДЫ
Лиза пыталась натянуть на себя колготки с укрепленным верхом, которые она подобрала под черные туфли-лодочки от Чарльза Жордана, купленные в Париже. Она подтянула их резинку на поясе наверх, пока та не оказалась чуть выше пупка, в результате чего образовался небольшой валик жира в средней части живота. Неужели она пополнела? Это все из-за этой сытной французской еды.
Она бросилась к зеркалу. Да, она действительно пополнела. О Боже! Надо было строже следить за собой. Но после всех треволнений и неприятностей, а теперь и домашних неурядиц со Стефани, она ослабила контроль за собой и стала есть слишком много.
Обычно она легко справлялась с проблемой: каждый раз, когда она набирала несколько лишних фунтов, то переходила на стилмановскую диету и удваивала упражнения по аэробике, пока не возвращалась к нормальному весу. Но сейчас настал критический период. И стоя перед зеркалом в колготках, туфельках и кружевном лифчике, она подумала, какова бы была реакция Джефри, если бы он увидел ее в таком виде. В последнее время он окружал ее повышенным вниманием. Он дважды приглашал ее на ланч в Париже, и оба раза без Карен. Вот и теперь он позвал Лизу позавтракать с ним в городе. Карен уже согласилась продать их предприятие, так что же ему еще нужно? Лиза внимательно исследовала свое отражение в зеркале. Хотя она знала, что одевается для того, чтобы произвести впечатление на женщин, ей доставляло дополнительное удовольствие попытаться понравиться мужчинам. Но Джефри был очень критичным, и ему будет нелегко угодить. Леонард же, напротив, уже много лет не замечал, во что она одета, разве что спрашивал про цены.
Однако, осмотрев себя, она решила, что, хотя и набрала лишнюю пару фунтов веса, она будет выглядеть намного лучше Карен. Все равно, у Карен была комплекция лошади. Лиза никогда не понимала, что так привлекало в ней Джефри. Карен всегда получала все что хочет – заслуженно или незаслуженно. Так было всегда. Лиза была красива, но не ей достался богатый и привлекательный муж. Лиза всегда следила за своим телом, но ни разу в жизни не имела такого привлекательного в сексуальном смысле мужчины, как Джефри. У нее был лысеющий и жиреющий Леонард. Конечно, она не позволит, чтобы у нее с Джефри что-нибудь произошло. Она совсем не замышляет любовную аферу с мужем сестры, убеждала она себя. Просто ей нравится, что он оказывает ей внимание. Очень нравится.
Обычно, когда они бывали вместе, он рассказывал ей о том, как много работает для того, чтобы получить эти контракты. Лиза слушала внимательно, с пониманием. Джефри пытался показать ей, что Карен недооценивает его усилий. Лиза сочувствовала ему и в ответ рассказывала, как плохо справляется со своей врачебной практикой Леонард. Они сошлись на том, что Карен была непрактична и ничего не смыслила в деньгах. Лиза понимала Джефри и симпатизировала ему, она сочувственно слушала, что он вынужден был отказаться от карьеры художника, чтобы вести дела Карен.
Лиза думала, что это был очень благородный поступок со стороны Джефри. Она сообщила ему, что тоже от многого отказалась ради Леонарда. Отказалась от своего магазинчика верхней одежды. Джефри сочувствовал ей. Потом они обсуждали, как распорядятся деньгами, которые они получат в результате контракта с Norm Со. Это всегда было самой приятной частью их застольных разговоров. Джефри планировал полностью переключиться на живопись. Лиза надеялась переехать в Нью-Йорк. Джефри говорил о своем желании выкупить мастерскую на чердаке. Он обещал ей помочь найти квартиру. Может быть, они и дальше смогут встречаться за ланчами.
Лиза наконец оторвалась от своего образа в зеркале. Она слышала, как Стефани издает звуки в ванной комнате. Затем услышала, как дочь прошла в комнату и хлопнула дверью. Для Стефани стало необходимо накачиваться наркотиками до и после школы каждый день, и Лизе теперь приходится мириться с этим. За сложности со Стефани ей надо благодарить Карен. Девочка спятила и настаивала на том, чтобы бросить школу и начать работать моделью. «Только через мой труп, – думала Лиза. – Если она бросит школу и станет работать, то с такой прекрасной дочкой я буду выглядеть старше своего возраста, а я этого не хочу». Но что, черт возьми, сказать ей перед уходом из дома, вырядившись для встречи с Джефри? Так уж получилось, что ни она, ни Джефри никому не рассказывали о своих встречах-ланчах. Поначалу это казалось естественным, потому что они встречались обсуждать дело, о котором Карен лучше было не знать. Но потом предметы их бесед перестали быть тайными и стали более личными, а они все равно не сообщали о своих встречах Карен. Лиза совсем не хотела, чтобы Стефани выследила их и настучала об этом Леонарду или сестре.
Не то чтобы она и Джефри делали что-то неправильно. Вовсе нет. Просто, кажется, Джефри не с кем больше поговорить. Как и Лиза, он был несколько отстранен от Карен, которая всегда была чем-то занята. В какой-то момент Лиза даже вознегодовала на поведение сестры. Карен должна лучше заботиться о нем, быть более внимательной к нему. И так ей и надо, если Джефри изменит ей с кем-нибудь. Мужчина должен чувствовать себя важным. Лизе казалось, что она понимает Джефри, понимает его одиночество. И в конце концов, если она утаивает свои встречи с ним от Карен, то это ничуть не хуже того, что Карен скрытничает с ней. У сестер не должно быть секретов друг от друга, но либо Карен не доверяет ей, либо не считает достойной того, чтобы быть с ней откровенной. Возможно, она предпочитает Дефину или Карла.
После Парижа в Лизе что-то изменилось. Поначалу она чувствовала себя важной из-за той шумихи, которая была поднята вокруг Стефани. Но потом наступило горькое похмелье. После случая с наркотиками и их возвращения из Парижа Лиза осознала, что весь ажиотаж был не по ее поводу. Объектом интереса была дочка. Она уже достаточно выросла, чтобы на нее обращали внимание не только школьники вроде Джордано, но и привлекательные мужчины лизиного возраста. А Лиза себя чувствовала… Она даже в мыслях не хотела произносить этого слова. Скажем так – неуютно, словно она упустила уже все возможности своей личной жизни. А ведь ей не было еще и сорока! Поэтому для нее стали так важны продажа компании К.К.Inc. и внимание Джефри. Как будто бы время потекло вспять, и у Лизы появился еще один шанс. Не то чтобы она наказывала Стефани. Нет. Это не зависть к дочери. Она была сурова с ней ради ее же собственной пользы. Ей было плевать на обиды. Пусть дуется в своей комнате, как это делает Тифф. Она не будет прощена до тех пор, пока не перестанет говорить о том, что бросит школу. Она не вернется на работу к Карен и закончит семестр в обычной школе, а не в вечерней, где надо работать.
Но сейчас Лиза испытывала трудности с тем, как объяснить Стефани, куда она уходит. Лиза скинула туфли и завернулась в свой розовый махровый халат. Затем вышла из спальни в коридор и остановилась около комнаты Стефани. Сделав глубокий вздох, она постучала в дверь.
Дверь резко отворилась, и Лиза оказалась лицом к лицу с опухшей от плача дочерью.
– Что? – спросила Стефани.
– Я ухожу. На ланч.
– Да плевать мне на это.
Лиза перевела дыхание. Стефани получит за все.
– То, что меня нет дома, еще не значит, что ты тоже можешь уйти. Ты останешься дома вплоть до школы, а после занятий вернешься сюда и будешь дома, когда я вернусь.
– Сегодня, может, я и останусь дома. Но тебе не удастся удерживать меня здесь долго. Мне уже больше шестнадцати лет, и я не собираюсь ходить в эту дурацкую школу. Я ее ненавижу. Я ненавижу этот дом. Я ненавижу этот город.
Лиза не могла признаться дочери, что она тоже ненавидит и дом, и город.
– Ты с ума сошла? – спросила она. – Конечно, ты вернешься в школу. Ты не только закончишь школу, но поступишь в колледж.
– А ты сама? Ты сама не кончила колледж. И я не собираюсь возвращаться обратно в школу. Я позвоню Кристине в «Elite». Я собираюсь работать и жить отдельно от вас.
На мгновение Лиза испугалась до боли в животе. Стефани вела себя не как ребенок, не как ее дочь. Она казалась чужой, и несмотря на неуклюжие потряхивания головой и другие подростковые манеризмы, очень взрослой в своей решимости. Это же смешно, думала про себя Лиза. Через пять месяцев Стефани исполнится только семнадцать лет. Лизе просто надо подождать, когда дочь переживет свою обиду и снова вернется в школу к своим друзьям. Как только она свыкнется с этим, она снова придет в чувство.
– Мы поговорим об этом вечером с твоим отцом, – сказала Лиза. – А сейчас я хочу, чтобы ты меня правильно поняла: ты не выходишь из своей комнаты до тех пор, пока я не вернусь.
– Почему ты не отвяжешься от меня? Почему ты не даешь мне делать то, что я хочу?
– Потому что я твоя мать. Такая уж работа у матерей – не разрешать дочерям делать то, что им хочется.
Но шутка не вызвала улыбка на лице Стефани. Наоборот, глаза ее злобно сузились.
– Ты просто завидуешь мне и поэтому хочешь все испортить. Из-за того, что твоя жизнь скучна и тосклива, ты хочешь и мою жизнь сделать такой же ужасной. Ты мне просто завидуешь.
Лиза побледнела.
– Заткнись! – сказала она. – Ты еще не настолько взрослая, чтобы я не могла тебя выпороть.
– Пошла ты..! – Стефани вовремя остановилась, плюнула и хлопнула дверью.
Лиза отступила назад. Дверь захлопнулась в сантиметре от ее носа и чуть не ударила ее. Лиза резко повернулась и пошла к себе, в свою очередь хлопнув дверью. Но она знала, что этот ее жест пропал даром, поскольку Стефани уже врубила на полную громкость свой U2-альбом на стереосистеме.
Тифф сидела в классе изящной словестности. Предполагалось, что она пишет набросок эссе, о на самом деле она тупо уставилась на лежащий перед ней чистый листок бумаги. Она слушала, как перешептываются между собой Дженифер Касти и Бекки Гроссман.
– Глянь на ее зад. Ну и жирный же.
– Отвратительно. А ты видела ее сестру?
– Нет.
– Она красавица. Ни капельки не похожа на нее.
– Если бы она была моей сестрой, то я бы повесилась.
– Почему она не сядет на диету? Даже я сижу на диете.
– Я тоже. Я сейчас ем намного меньше, потому что очень потолстела за лето.
Тифф бросила косой взгляд на Бекки. Та весила порядка сорока килограммов. Тифф, наверное, весила вдвое больше.
Она смотрела невидящим взглядом на чистый лист бумаги. Настанет такой день, когда она тоже станет очень стройной. Когда она будет только второго размера. Она будет худее, чем сестра, которая носит шестой или восьмой размер. Но когда Тифф похудеет, то будет одеваться намного лучше ее. Ведь у нее уже есть прекрасная одежда.
Она перестала прислушиваться к двум круглым идиоткам в одежде от Гэпа. У нее самой одежда будет совершенной. Она стала мечтать о том, какую юбку второго размера она подберет под свои блузки тоже второго размера. Анализ возможных комбинаций одежды занял у нее довольно много времени.
Лиза прошла в чулан и сняла с вешалки блузку от Макса Мара и одну из юбок, которую она решила надеть в этот раз. Руки ее тряслись. Подождем, Стефани образумится. Ей ничего другого не остается. Нет, вы представьте себе, только представьте себе: она задумала бросить школу и ведет себя как маленькая потаскушка. Она спятила что ли? И все из-за Карен! Вот кто надоумил ее. Это она встала между нею и дочерью. Стефани восхищается всем, что делает Карен. Она никогда не назвала бы жизнь Карен тоскливой и ужасной. Интересно, что бы подумала дочь, узнай она, что мать сейчас собирается на свидание с мужем Карен. Может, ее тетушка все-таки не столь хороша, как она думает.
Лиза надела длинную, до икр юбку и блузку с рукавами, заканчивающимися манжетами. Специально под нее она купила фантастический свитер из искусственного шелка. Она стала искать в хаосе чулана подходящий кардиган, но не нашла. На секунду она прервала поиски и задумалась. Она надевала кардиган в Париже, сразу после покупки, а после этого – ни разу. Не отдала ли она его в химчистку? Она не помнит. Лиза подозревала, что прачечная и химчистка не всегда возвращают вещи. Но поскольку ей приходилось прятать новые приобретения по разным шкафам и ящикам, то как правило неделей позже она в конце концов «раскапывала» недостающую часть туалета где-нибудь в дальнем углу за другими вещами. Поэтому сейчас она просмотрела шкаф для верхней одежды в гостиной, а затем соответствующий ящик в чулане. Все вещи, которые возвращались из сухой чистки, были упакованы в полиэтиленовые пакеты, и поэтому было трудно разобрать, что где лежит. Для того, чтобы забраться в дальний угол шкафа, ей надо было раскрутить проволоку, скрепляющую несколько вешалок-плечиков, но, пытаясь это сделать, Лиза сломала ноготь и отказалась от дальнейших попыток найти запропастившуюся вещь. Но надеть выбранную ею одежду без этого кардигана было невозможно. Может быть, его взяла Стефани? Она не решилась постучаться снова в комнату старшей дочери и поэтому прошла в комнату Тифф. Может быть, она случайно забыла кардиган у нее?
В отличие от Стефани, Тифф содержала свою комнату в безукоризненном порядке. Лиза редко заходила в нее. Для этого не было никаких поводов. А после этого ужасного bat mitzvah девочка была тише воды, ниже травы. Никаких неприятностей с ней не было. Лиза прошла по ковру к шкафу с раздвижными дверцами-жалюзи, который Тифф держала закрытыми. Лиза раздвинула дверцы и ахнула.
Все было развешано и распределено группа за группой, как в самом лучшем магазине одежды. В шкафу висели два вязаных костюма от Адриен Витинди, рядом с ними висели три свитера Джоан Вассы – один белый, один красный и один голубой, с вязаными юбками и соответствующими легинсами. Лиза с удивлением потрогала рукой жакет, который сама хотела купить, от Калвина Клейна из прекрасного голубого грубого шелка. Он был второго размера, и на нем еще оставался ценник – девятьсот шестьдесят долларов. Она повесила костюм на место и продолжила инвентаризацию. Здесь были еще три костюма Ральфа Лорена, пара от Анны Сьюи, пиджак Джил Сандерс и сказочный блейзер от Армани, а также три шелковые рубашки от Армани, костюмы Долса и Габбанна и другая мелочь. Вся одежда второго размера.
Откуда все это? И для чего вся эта одежда здесь? Тифф не смогла бы просунуть и одну ногу в любое из этих платьев. Естественно, ничего из этого она не носила, а значит, не могла и покупать. Даже если бы она потратила все деньги, которые ей давали на bat mitzvah, она не могла бы купить и половину этого гардероба. Тем более что Леонард вложил эти деньги на ее школьный счет. Лиза отступила на шаг назад, схватилась за ручки складывающихся дверец шкафа и твердо свела их вместе. Лизе почему-то ничего не хотелось знать об этом. На сегодня она получила достаточно неприятностей от обеих дочерей. Она просто пойдет на встречу с Джефри. Причем не будет с ним разговаривать ни о Леонарде, ни о девочках, ни о Карен. Они будут говорить только о будущем и об этих милых деньгах, которые смогут обеспечить им новую жизнь.
28
ДЫРА В ПАУТИНЕ
Карен вылетела в Бангкок на одном из частных самолетов компании Norm Со. На этот раз это не был 707. Это был 747. Самолетом такого класса кроме Билла Уолпера пользовался только президент США. Билл объяснил, что для дальних перелетов он предпочитает 747, поскольку у него четыре, а не два мотора.
– Перелет дороже, но и стоит того, вы не согласны? В любом случае вы ведь одно из самых ценных наших приобретений.
Казалось, что самолет взмыл в воздух как ракета. Но как только он набрал высоту, то выровнялся, и лететь в нем оказалось намного комфортабельнее, чем в каких-либо других самолетах, в которых доводилось ей летать.
Их обслуживали стюард и стюардесса, а где-то маячил и их шеф. Все трое были здесь только для того, чтобы обслуживать Карен. Какое-то время Карен сидела погруженная в чтение безумно тоскливых финансовых документов компании Norm Со, но потом отказалась от попыток разобраться в них и потянулась к сумке. Ее вездесущая сумка была набита всевозможным чтивом, начиная с «Ежедневной женской одежды», обзоров парижского шоу, разбросанных по десяткам модных журналов, и кончая книгой Т. Берри Бразелтона для молодых родителей. Именно в нее, да еще в записную книжку, и хотела заглянуть Карен, но конечно не в присутствии суетящихся вокруг нее стюардов. Поэтому, несмотря на то, что была только половина десятого, она собралась лечь спать. Стюарды предлагали всевозможную помощь, но в конце концов ей удалось остаться одной в двуспальной кровати, безукоризненно застеленной настоящими льняными простынями. Конечно, на них всюду была пропечатана монограмма «WW».
Забравшись в постель, она подумала, что интересно было бы попробовать заняться сексом в двуспальной кровати на высоте тридцати пяти тысяч футов над американским континентом. Как часто Билл соблазнял женщин в этой постели? Она встретится с ним в Бангкоке, но обратно они полетят вместе. Почему-то она была уверена, что он попытается подступиться к ней. Она по опыту знала, что путешествуя с женщиной, мужчины не могут обойтись без попыток залезть под юбку.
Она отбросила эти мысли и вытащила книжку Бразелтона. Карен надеялась, что там, в Нью-Йорке, Карл окружил Синди достаточной заботой. Хотя это ее и не касалось, но она прочитала главу о правильном поведении при вынашивании младенца. Глаза начали слипаться. Она очень устала и с мыслью о том, что там, в Нью-Йорке, ее возвращения ожидает – пусть еще только во чреве – ее ребенок, заснула с блаженной улыбкой, уткнувшись лицом в подушки.
В Международном аэропорту Бангкока ее ожидал припаркованный к тротуару белый мерседес. Ее встречала таитянка – представительница компании Norm Со, – красивая и стройная женщина с огромным букетом цветов. Карен не пришлось заботиться ни о багаже, ни об иммиграционных и таможенных формальностях. По-видимому, для гостей Билла Уолпера проходить через эти процедуры считалось оскорбительным. Ее провели в приятную комнату, стены которой были обиты красным шелком, и усадили на диван. В дальнем конце комнаты за скромной конторкой несколько официальных лиц заполнили за нее все необходимые формы.
Садясь в машину, Карен держала в руках цветы – в основном букет состоял из белых роз и красных орхидей. К нему была прикреплена записка: «Добро пожаловать в Азию. Я знаю, что вам понравится здесь». И подпись: «Билл». Интересно, подумала Карен, не сочтут ли они за оскорбление, если она «забудет» букет здесь, в машине? Букет был огромен, его трудно было нести, и под жаркими лучами солнца из окон цветы уже начали сникать. Наблюдая за дорогой и нежась в прохладе от кондиционера, Карен получила первые свои впечатления от Тайланда. Ее слегка разморило со сна и дороги, и она вынуждена было признаться себе, что только при таком безукоризненном обслуживании и можно вынести двадцатичетырехчасовой перелет. Но будут ли ей оказывать такие почести после того, как она окажется в компании Norm Со и станет одним из ее служащих? Или же это только медовый месяц, за которым последуют обычные будни? По первым впечатлениям из окна машины Карен была разочарована увиденным: дорога из аэропорта в Бангкок была такое же, как и все дороги в других городах, вот только таитянские надписи выгодно отличались от тех, которые она видела раньше. Шрифт надписей был декоративным и казался даже красивее арабской вязи. Где-то она вычитала, что таитянский алфавит содержит сорок четыре согласных и не менее половины от этого количества – гласных звуков. Но слава Богу, ей не надо срочно выучивать таитянский язык…
Перегруженность автомобильного движения в Бангкоке вполне соответствовала тому, что о нем говорили. Среди сотен легковых машин и грузовиков шныряли маленькие «таки-таки» – небольшие, без стекол, но крытые брезентом такси, которые жужжали вокруг, как радужно-полосатые насекомые. Даже за стеклом мерседеса шум от движения казался невероятным.
Водитель указал на здание Королевского дворца. Дальше они проехали мимо серии зеленых и манящих прохладой каналов и наконец оказались в раскаленном городе – улье магазинов, перекрестков, дорожных знаков и светофоров, как и во всяком другом столичном городе. И только когда машина подъехала по полукруглому подъездному пути к «Восточному отелю», Карен впервые почувствовала, что она в другой части света.
Ее приветствовали шесть человек в белоснежных костюмах с традиционными тайландскими юбками-штанами. Все они улыбались и низко кланялись, сложив вместе ладони на уровне лица.
– Sawadee kop, – говорили они, приветствуя Карен.
Карен поклонилась в ответ. Ее багаж разгрузили из машины.
– Сауади коп, – сказала она им в ответ, и все засмеялись.
Шофер тоже улыбнулся.
– Только мальчик говорить «коп», – объяснил он. – Девочка говорить «ка».
Карен ничего не поняла, но поклонилась. Затем к ней подошел один из управляющих и быстро провел ее мимо регистрационной конторки к лифтам отеля. Проверка личности – это, по-видимому, та формальность, которой ей не будут здесь досаждать, как не досаждали на таможне. Это те блага, которые даются богатством. Карен провели в номер, расположенный в старой, центральной части здания. Она вошла в него, и у нее перехватило дыхание.
Жилая комната была выложена белым мрамором. Окна были громадны – от потолка до самого пола. Около дивана из резного тикового дерева, обитого алым шелком – по-видимому, национальным тайландским цветом, – стоял великолепный громадный имбирный фарфоровый кувшин. В комнате было еще несколько группок удобных стульчиков с белыми сиденьями-подушками, а в углу, около лестницы, разросся огромный бамбук. Лестница вывела ее в спальню с огромными окнами, из которой просматривалась и жилая комната. Каким-то образом ее багаж оказался уже в номере, и двое коридорных в белоснежной униформе почти кончили распаковывать ее одежды. При виде Карен они поклонились и сказали:
– Sawadee кор.
На столике у кровати стоял изысканный букет алых цветов, которых раньше Карен никогда не видела: по форме они напоминали колокольчики, а листья на веточках были круглыми. Рядом с букетом лежала адресованная ей записка. Карен надорвала конверт. «Приятных сновидений, – прочитала она. – Я приглашен на деловой обед, но надеюсь, что завтра вы не откажетесь позавтракать со мною вместе. Билл». Коридорные, раскланявшись, вышли из комнаты, а помощник менеджера гостиницы показал ей, где находится громадная мраморная ванная, небольшая комната для переодевания, и еще одну совсем маленькую комнату, расположенную под лестницей за жилой комнатой и содержащую только стол, два стула и цветущее дерево незнакомого ей вида. Карен была очарована не только абсолютной простотой, но и столь же абсолютной роскошью комнатки. Если бы ей предложили на выбор, в какой из комнат она хотела бы жить, то она выбрала бы эту.
Было уже довольно темно; окно комнаты выходило в зеленый парк с прудом, который почти касался реки, сверкающей зеленой лентой воды. По ее поверхности сновали десятки изящных лодочек, а подальше, через реку, Карен могла разглядеть какой-то храм, золоченая крыша которого отражала пляшущие отсветы воды. Здесь Карен впервые почувствовала, что она в другом мире – восточно-утонченном, таинственном и прекрасном. Это была та Азия, которую она представляла себе в своих детских сказочных мечтах, а совсем не то ужасное место, которое Арнольд часто описывал как царство рабского труда, оплачиваемого по нескольку пенни в час.
Карен села и долго смотрела в окно. Она устала, но была счастлива. Скоро она разбогатеет и у них с Джефри появится ребенок. Она настроилась на лучшие времена. После того, как обе эти проблемы придут к благополучному завершению, разве не сумеют они устроить свою семейную жизнь лучше, чем прежде? Она достала записную книжку и стала внимательно просматривать ее. Несмотря на охватившее ее ощущение счастья, что-то все-таки ее беспокоило. Вид из окна в сад был настолько прекрасным, что взгляд непроизвольно тянуло туда. Так в чем же дело? Это был ее первый вечер в Азии, на континенте, на который она еще практически и не ступала ногой. Что же мешает ей спуститься с десятого этажа гостиницы и выпить вина в саду около пруда или реки?
Холл гостиницы, который она не сумела как следует разглядеть из-за той стремительности, с которой ее проводили в отведенный ей номер, теперь представлял собой место встречи людей, одетых в вечерние наряды. Карен обратила внимание на двух красивых таитянок, сверкающих бриллиантами, на одной из которых было надето сиреневое, а на другой – бирюзовое платье. Они пили вино с двумя американцами и одним азиатом. От их красоты захватывало дыхание. Проходя мимо них, Карен как никогда раньше ощущала себя большой и неуклюжей, но оказавшись за стеклянными дверями в мягком и нежном воздухе темного сада, она почувствовала себя не просто хорошо, а как бы преображенной. Воздух, казалось, имел температуру тела, из-за чего границы между телом и окружающим становились смазанными и условными. Она шла под свисающими ветвями восточного винограда по безукоризненно ухоженной, выложенной кирпичом садовой дорожке, проложенной между газонами с орхидеями и обсаженной пальмами. Неожиданный крик попугая из невидимого в зелени гнезда слегка напугал ее, но поняв причину, Карен засмеялась. Она прошла по балюстраде вдоль реки, которая в сгустившейся темноте превратилась в нечто атласно-таинственное. Разноголосица многих языков, на которых говорили люди, сидящие за расставленными около пруда столиками, сливалась с убаюкивающим плеском речной воды, набегающей на камни набережной под ее ногами. Карен никогда не была такой умиротворенной. До сих пор она все время работала. Ничто не давалось ей легко. Ей надо было жить в суровом мужском мире, мире бизнеса, контролируемого людьми, не желающими отдавать причитающуюся ей долю. Она боролась, и вопреки всем обстоятельствам, ей удалось устроить свою жизнь так, как она этого хотела. Скоро ее борьба приведет к желанному результату. И глядя в темноту Бангкока, Карен чувствовала нарастающее удовлетворение от предстоящего успеха.
На следующее утро они сидели с Биллом в парке. Завтрак на берегу пруда был чудесным. Таитянский завтрак в роскошном «Восточном отеле» состоял из тонкого омлета, свернутого подобно блинчику, с начинкой из мелкорубленных овощей и приправой из отборного риса. Идея завтрака с рисом сначала не очень понравилась ей, пока она не попробовала предложенное блюдо. Мерседес, придерживающаяся безуглеводной диеты, была бы шокирована, но Карен только улыбнулась.
– Вкусно, не правда ли? – спросил Билл.
– Чертовски здорово! Взбитые яйца и легкий привкус свинины, – согласилась Карен.
Она не могла припомнить, когда еще находилась в такой роскоши и довольстве. Она задумалась, было ли это вызвано ароматом Востока, ощущением богатства и могущества Билла или же его повышенным вниманием к ее особе. Ей хотелось бы продлить удовольствие на целый день, наблюдая за скольжением лодок по реке и попивая вино на залитой солнцем веранде.
Угадав ее настроение, Билл перегнулся через освещенный солнцем столик и спросил, улыбаясь:
– Ну как, собираемся спать вместе?
Карен не могла бы утверждать, что вопрос был для нее неожиданным, но ее удивило, что он задал его громким голосом. Она не знала, что ответить. И по-ребячески хихикнула.
– Я замужем, – сказала она.
– Я знаю об этом, – сказал Билл, поднимая стакан манго удивительного золотистого цвета.
– Я этим не занимаюсь, – сказала Карен.
– Но подумываешь заняться? – спросил Билл. – Ты же думала об этом, планируя поездку, и не исключала возможности, что это произойдет сегодня.
– Нет, не думала, – сказала Карен.
Она смутилась. Она действительно думала о такой возможности во время их первого ланча, когда у нее были очень напряженные отношения с Джефри и когда еще не было никаких перспектив на то, чтобы обзавестись ребенком. Но и тогда это было не больше, чем фантазия. Если бы она призналась ему в этом, то фантазия стала бы явью, а именно этого она и не хотела.
– Я не верю тебе, – сказал Билл.
Карен засмеялась.
– Я докажу это, – сказала она. – Любая женщина, готовясь к роману, обязательно побрила бы ноги.
Она вытянула ногу, слегка коснувшись лодыжкой его ноги. Он наклонился и схватил ее за лодыжку. Она покраснела, но постаралась прикрыть смущение смешком.
– Видишь – щетина. Я доказала.
Билл переменил тему разговора и отпустил лодыжку. Как ни в чем не бывало он начал обсуждать их деловые планы. Обиделся ли он? Она не знала. Они кончили завтрак и приступили к ожидающим их делам.
Им предстоял напряженный деловой день. Билл собирался показать ей несколько фабрик, которые уже использовала компания Norm Со, а также две другие, на которых они могли стать основными покупателями производственного времени. Карен чувствовала угрызения совести, потому что какая-то часть ее хотела бы провести время, нежась в шезлонге на берегу роскошного пруда, но она была дочерью Арнольда и не могла пренебрегать своими обязанностями. Поэтому она поспешила усесться в еще один белый мерседес, и они провели утро, посетив пять различных мест. Где бы они ни появлялись, Билла встречали с более чем повышенным почтением. Карен казалось, что его принимали с естественной восточной угодливостью, испытывая при этом почти религиозное удовольствие от ритуала почитания. Она сообщила о своих впечатлениях Биллу.
– Ты права, – сказал он. – Я думаю, что это что-то буддийское, связанное с учением о перевоплощении. Если ты достиг высокого положения, то это благодаря твоей карме. Ты пожинаешь плоды хорошо прожитых прошлых жизней.
– Вроде божественного права королей? – спросила Карен.
Билл кивнул.
Ей определенно понравились таитяне. Это были приятные на вид и трудолюбивые люди, которые казались ей очень внимательными и обходительными. Фабрики выглядели чисто, освещение рабочих мест было хорошим. Среди работников не было детей, хотя некоторые из таитяночек выглядели моложе своего возраста. Было очевидно, что по крайней мере на этих фабриках не практиковалась рабская потогонная система труда. Карен предоставили переводчика, и она смогла задать работницам несколько интересующих ее вопросов. Но и без них было ясно, что организация производства была удовлетворительной.
