Текст книги "Опоздавшая"
Автор книги: Оливия Голдсмит
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 38 страниц)
Тангела была очень занята. Она насыпала немного белого порошка на ручное зеркальце и разделила его на тоненькие полоски. Затем скатала стодолларовую банкноту в тугую трубочку.
– Все модели делают это, – сказала она. – А ты подумала, как иначе могли бы мы оставаться такими стройными и при этом танцевать на смотровых дорожках? Я говорю тебе, что реклама соды – сплошное вранье. По-настоящему помогает только это.
Она взяла свернутую в трубочку банкноту и вставила ее одним концом себе в ноздрю. Все выглядело так пошло, что Стефани стыдно было наблюдать. Но она заставила себя. Затем Тангела пододвинула другой конец трубочки к порошку и втянула его себе в нос. Боже, это было отвратительно. Как пылесос. Стефани никогда не тусовалась в школе с ребятами, принимающими наркотики. Она держалась больше популярных, общительных детей, а не вожаков группок. Ей не нравилась даже выпивка, которая к тому же содержала слишком много калорий. Но когда Тангела взглянула на нее и, улыбаясь, протянула ей свернутую банкноту, Стефани поняла, что это вызов, и если она отвергнет его, то никогда не добьется признания Тангелы.
Сморщившись, она вставила трубочку себе в нос. Она была сырой, и уже одно это вызывало у нее тошноту. На какое-то мгновение она в отчаянии подумала было, нельзя ли притвориться, что она нюхает кок, а на самом деле не делать этого. Но когда Тангела втягивала кокаин, дорожка порошка исчезла с зеркальца. Стефани сделала глубокий вдох, но поняла, что для того, чтобы втянуть в себя порошок, придется выдохнуть. Она склонилась над зеркальцем. Быстро, насколько могла, она втянула дорожку в нос, как хороший маленький пылесосик.
В носу защипало, но не настолько сильно, чтобы чихнуть. Она сразу почувствовала, как учащенно заколотилось ее сердце, и вернула трубочку Тангеле. Тангела улыбнулась, взяла свернутую банкноту и втянула в себя оставшиеся три дрожки.
Стефани чувствовала, как пот проступил у нее на груди, лбу и верхней губе. Сердце ее колотилось еще сильнее, но это не пугало ее. К ее удивлению, она обнаружила, что чувствует себя хорошо. Очень хорошо. Ей совсем не страшно. Тангела все еще сидела скорчившись около столика и что-то делала с зеркальцем. Стефани подошла к окну и выглянула наружу. Все было неплохо. Она чувствовала себя высокой, стройной и важной. Она обернулась и посмотрела на вырезки, разбросанные по постели. Как-то сразу она почувствовала, что весь мир принадлежит ей. В этот момент она действительно была как «дуновение будущего» и знала, что добьется успеха. Она бросит школу. Заработает много денег. Она может все. А самое лучшее – это то, что в животе пропало гложущее чувство голода. Она была свободна. Она никогда не будет теперь есть и унижаться, скорчившись над унитазом. Она чувствовала, что теперь все под ее контролем.
А тем временем Тангела снова разложила серию линий на зеркальце. Стефани недоумевала – зачем? Ей было достаточно. Но Тангела засмеялась.
– Разве я не говорила тебе? – спросила она. – Разве не я открыла тебе секрет?
Стефани кивнула. Ее рот слишком пересох, чтобы говорить. Но Тангеле этого и не надо было.
– Еще немножко? – спросила она. – Давай еще понемножку, и пойдем по магазинам за покупками. А потом я тебя отведу в бар. Все будут на нас пялиться. Нас теперь всюду будут узнавать. Черное дерево и слоновая кость.
Тангела засмеялась, и на этот раз ее смех звучал более резко.
– Мы будем Наоми и Линдой [12]12
Наоми Кемпбел и Линда Евангелиста – знаменитые американские модели.
[Закрыть]. Только моложе. Тангела передала трубочку Стефани. Стефани встала на колени перед столиком и втянула еще одну линию с зеркальца. На этот раз ей не было неприятно наблюдать, как Тангела втягивает в себя остальные четыре линии. На секунду Стефани задумалась, не перебирает ли та дозу этой дряни. Но потом она снова почувствовала, как заколотилось ее сердце еще сильнее, чем раньше, и как кровь прилила и, казалось, запела в ее ушах. Тангела смеялась, и Стефани засмеялась тоже, хотя и не видела особой причины. Просто она чувствовала себя очень хорошо. Тангела стала ее подругой.
– Прошлым вечером все спрашивали, где ты. Куда бы я ни пошла – все спрашивали о тебе.
Стефани улыбнулась.
– Здорово. Я бы тоже хотела пойти, но мои мать и тетя…
– Да шла бы она… Жирная старая корова! Такая же, как и моя мать. Обо мне нет обзоров в газетах. Меня не зовут на ТВ. Мне не дали черных нарядов. Кто в этом виноват? Эти старые стервы.
Тангела склонилась над столиком. Но на этот раз она взяла порцию ложечкой, чтобы прямо с нее втянуть порошок себе в нос. Порошок оставил полоску белых усов на ее черной коже под носом. Тангела продолжала говорить, но ее голос стал намного ниже. Она говорила что-то о своем дружке и Марии Лопес. И вдруг завопила:
– Черт с ними! – Стефани даже подпрыгнула. – Черт с ними обоими! – визжала Тангела. – Я красивее этой стервы. Я красивее тебя.
Стефани видела, что Тангелу пробил сильный пот. Ее глаза казались огромными, как будто были готовы выскочить из орбит. Белки налились кровью. У Стефани самой кружилась голова.
– С тобой все в порядке? – спросила она и положила руку на плечо Тангелы. – Тсс… – попыталась она остановить ее визг, – нас услышат.
Тангела увернулась и ударила Стефани по руке.
– Убирайся от меня! Кого, твою мать, ты из себя корчишь? – Тангела плюнула и пошла к кровати. Она подобрала несколько газетных фотографий.
– Твою мать, – сказала она и смяла вырезки. – Избалованная сучка.
Она набросилась на остальные вырезки и стала мять и рвать их на куски.
– Эй! – закричала Стефани.
Ее сердце забилось еще быстрее. Может быть, Тангела все-таки не подруга ей? Ее охватил страх с такой же силой, с какой она недавно чувствовала прилив бодрости.
Тангела посмотрела на нее.
– Заткнись! – закричала Тангела. – Кого, твою мать, ты из себя корчишь?
И вдруг Тангела забилась в угол кровати.
– Что, черт возьми, здесь происходит? – спросила Дефина с порога, где она стояла с коридорным, державшим в руках ключ от двери.
Стефани повернулась к Дефине. Она не поняла изменившегося поведения Тангелы.
26
ОДЕТАЯ В НАДЕЖДУ
Стоял один из прекрасных нью-йоркских дней, когда вы чувствуете, что лучше всего на свете жить в этом городе. Ривер-Сайд-парк сверкал драгоценным браслетом на серебряном рукаве Гудзона. День обещает быть замечательным, подумала Карен, глядя на улицу из широкого окна своей квартиры. В этот день Синди, мать ребенка Карен, должна была приехать в Нью-Йорк.
Все согласились, что девушке лучше провести последние недели беременности здесь, в Нью-Йорке, и рожать младенца в Докторз Хоспитал. Карен собиралась оплатить ее перелет из Блумингтона первым классом, но Сэлли отсоветовала ей.
– В аэропорту вряд ли позволят девушке из рабочей среды лететь первым классом. А если бы это и удалось, то она чувствовала бы себя там неуютно. Она из рабочего пригорода Чикаго, и к тому же она всего лишь подросток, студентка колледжа. Не давайте ей почувствовать, что вы покупаете ее. Старайтесь сделать ей удобно, но без роскоши, – посоветовала Сэлли.
Значит, сегодня Синди прибудет на Грей Хаунде, и Карен с Джефри должны ее встретить на автовокзале Порт Ауторити, что на перекрестке Сорок Первой улицы и Одиннадцатой авеню. Карен не хотелось думать о том, как Синди и ее мочевой пузырь перенесут девятнадцатичасовую поездку в автобусе. Но по телефону голос девушки звучал не только бодро, но даже воодушевленно. Карен не была на автовокзале вот уже лет двенадцать. Правда, они задержатся там всего лишь на несколько минут, а затем перебросят Синди в отель «Уэллс». Он представляет собой небольшое заведение, обслуживаемое одной семьей и расположенное на Мэдисон-авеню в Аппер Ист-Сайд, неподалеку от Докторз Хоспитал и в прекрасном районе. Но это не их район.
Сэлли очень настаивала на этом.
– Только не в вашем районе и не в вашем доме. Она не должна знать ни вашей фамилии, ни где вы работаете. Поверьте мне на слово, Карен. Вы вряд ли хотите сердечных приступов от судебных притязаний, бесконечных писем в течение всей жизни с требованием денег или постоянных визитов. Она согласна передать ребенка и никогда больше его не видеть. Поверьте мне, что так будет лучше.
Карен почувствовала, как холодок пробежал у нее по спине.
– А что, если мой ребенок однажды захочет найти свою родную мать? – спросила она. – Что делать, если в будущем малыш захочет знать правду?
– Это другой разговор. Сейчас же мы говорим о Синди, взрослой женщине, осознанно сделавшей свой выбор. У ребенка нет выбора. Он не может выбрать, родиться ему или нет, стать приемышем или остаться законнорожденным. Позже, когда он повзрослеет, он сможет сам принимать решения, какие захочет.
Синди вынашивала мальчика. Та, другая пара, которая «перепасовала» Синди к Карен, настаивала на принотальном анализе, поэтому они уже знали пол младенца. Джефри, по-видимому, не испытывал никаких эмоций от идеи обзавестись сыном или дочерью. Он, кажется, был погружен по уши в уточнение бесконечных деталей окончательного текста контракта с компанией Norm Со. На самом деле, с того момента как они вернулись из Парижа в Нью-Йорк, между ними возникло некоторое охлаждение. Может быть, он обиделся на нее за намечаемую поездку с Биллом в Бангкок, хотя и не признавался в этом. Но Карен знала, что многие настоящие отцы перед рождением ребенка чувствовали охлаждение и к жене, и к будущему младенцу. А у Джефри к тому же не было достаточно времени, чтобы свыкнуться с идеей отцовства. Карен рассчитывала, что когда он на самом деле подержит на руках ребенка, то в нем проснутся отцовские чувства.
Возвращение из Парижа отнюдь не означало, что она может отдохнуть. Карен предстояло провести нью-йоркское шоу. Но сейчас Карен быстро оделась в черный костюм с джемпером под ним, стиль которого пользовался наибольшим успехом на демонстрации моды в Париже. Она осмотрела себя в зеркало. Не слишком ли шикарно? Она не хотела ошарашить Синди своим внешним видом. Она сорвала с себя джемпер и костюм и втиснулась в свои джинсы десятого размера и перламутрово-серый хлопчатобумажный с V-образным вырезом свитер. Она надела коричневые плетеные кожаные мокасины от Боттега Венетта и взяла подходящую к ним сумку через плечо. Так было лучше – проще, легче, моложе и ненавязчиво. Она не хотела, чтобы Синди ужаснулась ее возрасту. По крайней мере она уже достаточно стара, чтобы быть даже матерью этой девушки и бабушкой ребенка. Карен поежилась. Ну ладно, как бы то ни было, но она была не старше многих матерей с поздними детьми. В последний момент Карен вытащила небольшой шифоновый шарфик и стянула им волосы на затылке. Круто, но естественно. Как раз то, что надо. Джефри вошел в спальню.
– Ты готова? – спросил он.
Он тоже был в джинсах, в рабочей рубашке и в спортивной куртке из хлопчатобумажного твида грубоватой фактуры. Очень по Эмпорио Армани, но как раз то, что надо.
– Машина уже ждет, – предупредил он. – Мне бы не хотелось, чтобы девчонка надолго оставалась в Порт Ауторити. Один Бог ведает, что с ней там может случиться.
Карен схватила тюбик губной помады, и они вошли в лифт. Джефри взял ее за руку, и ей пришлось спрятать тюбик в карман.
– Золотые руки, – сказал он.
– Горячее сердце, – поправила она.
– Волнуешься? – спросил он.
Она кивнула и посмотрела на ручные часы. До приезда оставалось двадцать пять минут.
– Ты уже придумал ему имя? – спросила она.
– Как насчет Чингиз? Хорошо сочетается с фамилией Каан.
– Очень смешно. А почему бы не Атилла?
– Нет, это имя только для кур. Атилла-курица.
– Иногда мне кажется, что ты относишься к этому недостаточно серьезно, Джефри, – обругала его Карен.
– Послушай, назови его сама. Меня устраивает любое, кроме Макса, Бена или Джошуа, как кличут всех детей до пяти лет в Вест-Сайде.
Автовокзал Порт Ауторити был громадным и даже не столь обшарпанным, каким он ей запомнился. Это было огромное пространство, выложенное керамической плиткой, которое в это время дня кишело тысячами приезжих из пригорода, спешащих к эскалаторам, которые выдавливали из себя толпы людей в деловых костюмах. Обычные для этого места бродяги и бомжи в час пик становились незаметными, растворялись среди толпы.
– Деревенщина, – сказал в отвращении Джефри.
Он был снобом и глядел на приезжих свысока.
– Не задавайся, – сказала Карен.
– А как бы ты назвала их?
– Люди, бегущие с портфелями.
– Звучит как название дополнительного тома к книге «Женщины, бегущие с волками».
Карен хихикнула.
– Сойдемся на книге полезных советов под названием «Мужчины с портфелями и женщины, которые их любят».
Джефри засмеялся. У него был такой заразительный смех.
Они нашли справочную будку и узнали, у какого выхода встречать прибывающих автобусом из Блумингтона. Выход находился этажом выше, откуда они могли высматривать через громадные застекленные перегородки, как разгружается длинная череда постоянно прибывающих автобусов. Карен посмотрела на часы. До прибытия оставалось еще пять минут, если, конечно, автобус не запоздает.
Но автобус не опоздал. Наоборот – он прибыл раньше. Они наблюдали, как он останавливается, и Карен задержала дыхание. Ей вспомнилась Луиза. Карен прикрыла глаза. Пожалуйста, не надо, чтобы все повторилось снова, взмолилась она. Дверь автобуса сложилась внутрь, из него вышел шофер, а следом за ним – молодая, темноволосая и черноглазая девушка с таким огромным животом, что можно было подумать, что она на десятом месяце беременности. Шофер помог ей выйти из автобуса. Но даже через затемненные окна они могли различить, что на ней была надета ярко-оранжевая майка и лимонно-зеленые с голубыми отворотами брючки. Девушка махнула кому-то в автобусе рукой на прощание, остановилась и стала оглядываться вокруг себя. Карен вдруг поняла, что вцепилась в Джефри.
– Это должна быть она, – сказала Карен. – Пойди узнай.
Она неожиданно очень смутилась. Застеснялась встречи с подростком, вынашивающим ее будущего сына. Джефри посмотрел на нее.
– Думаешь, нужно? – спросил он.
– Пожалуйста! – все, что могла ответить Карен.
Она смотрела, как он прошел сквозь алюминиевые двери и приветствовал девушку. Она увидела, как та кивнула и как Джефри пожал ей руку, а потом они вдвоем прошли к боковой стенке автобуса, где шофер выгружал помятый в дальней дороге багаж пассажиров, состоявший в основном из картонных коробок и бумажных магазинных упаковок. Девушка указала на серо-зеленый чемодан и рюкзак цвета хаки. Карен наблюдала, как Джефри поднял обе вещи и затем начал проталкиваться сквозь толпу. Девушка последовала за ним. Они прошли сквозь алюминиевые двери и направились к ней. Карен задыхалась, она боялась свалиться прямо здесь, на холодный кафельный пол автовокзала. Но ей удалось удержаться на ногах.
– Карен, это Синди.
– Привет, – сказала Синди.
Каким-то образом ей удалось пожать протянутую теплую руку девушки.
Она пригласила Синди на ланч в «Гри Таверн». Джефри скорчил неодобрительную гримасу, но Карен знала, с кем имеет дело: ресторанчик произвел на Синди должное впечатление. Она с наслаждением рассматривала деревья парка через стекла Хрустального зала. Над головой сверкали десятки отсветов от канделябров цветного венецианского стекла. Девушке все это казалось сказочно прекрасным.
– Ребята, а здесь здорово! – сказала она. – Я никогда не бывала в таких местах.
– Ты просто уже не в Канзасе, а в Нью-Йорке, – сказал Джефри.
– Не Канзас, – поправила Синди, не уловив аллюзию на «Волшебника страны Оз». – Индиана. Я из Индианы.
Джефри кивнул и, слава Богу, не усмехнулся.
– Как прошла поездка? – спросила Карен.
– Нормально. Рядом сидела милая женщина. Она ехала навестить внучку. Она тоже в первый раз ехала в Нью-Йорк.
Карен расспросила о том, как протекает ее беременность, как обстоят дела с ее учебой и не обиделась ли она на то, что Маккензи предложил ей обратиться к другой возможной матери для ее ребенка.
– Да нет. Сейчас нет. Впрочем, они были очень внимательны, но мы никогда не встречались, а вы мне кажетесь… ну… полный порядок.
Девушка была неглупа, хотя с согласованиями у нее явно не все было гладко. Они закончили есть и медленно прошлись по вестсайдскому центральному парку, после чего остановили такси, чтобы довезти ее до гостиницы.
Они втроем занесли багаж в ее номер с окнами на водохранилище и на Мэдисон-авеню.
Синди застыла у окна.
– Это как диснеевская сказка для взрослых, – восхитилась она.
– Да, только Микки уже приготовился выстрелить, – сказал Джефри и встретил сердитый взгляд Карен.
– Вам будет здесь удобно? – спросила Карен девушку. Они сняли ей полный номер: чистенькая кухонка, небольшая гостиная и спальня с огромной кроватью в углу и четырьмя двойными окнами. – Это вполне безопасный район. Теперь мы оставим вас одну распоковываться и отдыхать, а я приду попозже и вместе пообедаем.
Карен спешила обратно в демонстрационный зал, куда с приветливой волной нью-йоркских шоу нахлынули покупатели со всей страны.
– Хорошо. Все нормально.
Синди попрощалась за руку с Джефри, а когда Карен обняла ее на прощанье, даже попыталась обнять в ответ, но помешал живот.
– Я очень рада вашему приезду, – сказала Карен. – Я правда очень рада.
Синди улыбнулась ей улыбкой Мадонны.
Несмотря на все волнения и радости по поводу будущего ребенка, Карен чувствовала себя виноватой, что не оказалась на месте в момент неприятностей с Тангелой и Стефани. Отголоски парижского скандала с ними были слышны всюду, вплоть до Эйфелевой башни. Поэтому на второй день после приезда Синди Карен позвала на ланч Дефину и в виде сюрприза выбрала «Кафе Художников» – популярное бистро нью-йоркской богемы, расположенное неподалеку от Центрального парка. Карен слегка запоздала и застала Дефину, сидящую за угловым столиком у окна. Черное дерево и стенные росписи выгодно оттеняли кожу Дефины.
– Как бы плохо ты себя ни чувствовала, но внешне выглядишь здорово, – сказала Карен, усаживаясь на стул рядом с подругой.
– Последний оборонительный рубеж запуганной женщины. Знаешь, если ты уже ничего не можешь исправить, то по крайней мере можешь подкрасить глаза.
– Так что же случилось?
– О Боже, Карен, я не знаю. Мне кажется, что я делала все не так. Она совсем вышла из-под контроля, но, слава Богу, сейчас с ней можно говорить. Этот малый чуть не убил ее. Я не знаю женщин, которых не смогли бы втоптать в грязь мужики. Я сказала ей, что она должна лечиться. Я сказала, что наркотики ее погубят. Я ее обругала, а затем предложила устроить ее в реабилитационный госпиталь. Я сказала, что если она не ляжет в больницу, то не знаю, как долго она удержится на работе. А ведь если девушка прекращает появляться на отборочных просмотрах, то очень скоро о ней забывают вовсе.
Дефина потрясла головой, слезы набежали ей на глаза и дрожали на нижних веках серебряными каплями, как шарики ртути из разбитого термометра.
– А что еще я могла сделать? – спросила она.
Карен взяла подругу за руку.
– Не надо так убиваться и винить себя, Ди. Ты сделала все от тебя зависящее. Невозможно все держать под контролем.
Ди вырвала свою руку обратно.
– Если мне не винить себя, то кого же еще? Бога? Дружочка Тангелы? Меня воспитали в вере, что я сама могу добиться всего, что нечего винить кого бы то ни было, кроме себя. А теперь мне надо отказаться от моих убеждений? Отказаться от ответственности, и как раз тогда, когда возникли действительно большие неприятности?
Она посмотрела на Карен, глаза ее сузились.
Карен попыталась подобрать осторожные слова, чтобы как-то помочь Дефине.
– Послушай, – сказала она. – Я думаю, ты права. И я на твоей стороне. Все, что ты говоришь, – правда: это твоя ответственность. Но, может быть, настало время и Тангеле научиться быть ответственной?
Дефина закусила губу и покачала головой.
– Этому надо было учить раньше. Я не смогла. Время уже упущено. – Она помедлила и постаралась взять себя в руки. – Ты не знаешь, что это такое. Ты не знаешь, что значит иметь дочь. Еще до того, как она родилась, она была частичкой меня. И она всегда остается частью меня. Ты не знаешь, как это тяжело, когда ты ничего уже не можешь поделать.
– Ты права. Я не знаю.
– Очень трудно одной вырастить ребенка, – говорила Дефина. – Возможно, мне не надо было даже пытаться. Она видела своего отца всего лишь несколько раз. А потом, в ее раннем детстве, у меня были другие мужчины. Бесполезные как для меня, так и для нее. Все они, все эти высокие, черные красавцы – они совершенно никчемны. – Дефина огорченно вздохнула. – Так чего же удивляться, что и Тангела нашла такую же никчемную дрянь.
– Да брось ты, Ди. Перестань убиваться. Ты работала для того, чтобы вырастить ее. Ты создала ей прекрасный дом. Ты устроила ее учиться в частную школу. Все свое свободное время ты проводила только с ней. Ты бросила крутить романы с парнями. А сейчас ты отправила ее в реабилитационный госпиталь. Ты делаешь все, что только можешь. Послушай, эта страна не создана для работающих матерей. Она не создана и для матерей-одиночек. Посмотри, насколько лучше все устроено во Франции. Государство поддерживает институт дневных сиделок с детьми, выплачивает субсидии матерям… Но мы не во Франции, здесь трудно быть матерью-одиночкой, которая вынуждена работать. Очень трудно – работать и растить ребенка. А тут еще и цвет кожи.
Но все слова казались сказанными впустую, Дефина пропускала их мимо ушей.
– Мне нельзя было позволять ей работать моделью, – сказала она. – Позвони обязательно своей сестре и попроси, чтобы та удержала Стефани от этого занятия. Обязательно. Сделай это.
– Я сделаю, – пообещала Карен.
Еще не было двух часов дня, когда Карен покинула Дефину. Несмотря на то, что она очень переживала за подругу, ее настроение не испортилось. В демонстрационных залах объем продаж достиг рекордной отметки, Синди была хорошо устроена в гостинице, Джефри все утро был чем-то занят, что тоже было очень кстати, потому что ей надо позвонить мистеру Центрилло. Он знал об ее отъезде из города, но из Парижа она ему не звонила. Теперь же, оставшись одна в квартире, Карен собралась позвонить ему. Это был последний ход в разбираемой ею головоломке. Она надеялась, что ему удалось узнать что-нибудь новое. Она набрала номер. Центрилло снял трубку.
– А, это миссис Коган. Уже вернулись? И как прошел отпуск?
Он был таким приветливым и внимательным, что ей было неловко врать ему.
– Спасибо, хорошо.
– Вода в озере была холодной? – спросил он.
Карен не сразу сообразила, о чем он спрашивает, но потом вспомнила, что наврала ему про свой отдых на озере Джордж.
– Все было хорошо, – ответила она. – У вас есть новости для меня?
– Послушайте, миссис Коган, к сожалению, я должен просить вас извинить меня. Пока ничего не получается. Мы связались с агентством, которое вело дело о вашем удочерении, но материалы дела оказались под печатью, и ознакомиться с ними не представляется никакой возможности.
От разочарования в груди Карен начала закипать злость, дыхание ее участилось.
– Подождите минутку. Вы говорите, что нашли агентство, которое вело мое дело, но не можете прочитать документы?
– Мы не уверены на все сто процентов, что это именно ваше агентство, но очень похоже, что так оно и есть. Нет никакой возможности выяснить это наверняка. Я же предупреждал вас, что такое может случиться.
Это было нечестно. Почему какие-то чужие люди и судейские чиновники знают ее секрет, а ей, видите ли, не позволено?
– Значит, вот так? – спросила она упавшим голосом.
Центрилло понял ее состояние.
– Послушайте, у меня есть предложение. Но примите его только в том случае, если вы всерьез продолжаете настаивать на дальнейших розысках. Единственное, что еще можно сделать, это порасспросить некоторых известных мне людей, не могли бы они узнать, где и когда работала миссис Талмидж. Я сказал им, что она унаследовала некоторые деньги, и ей надо сообщить об этом. Я могу продолжить работу и в этом направлении. Она давно на пенсии и если вообще жива, то живет где-то во Флориде. Она может нам дать какую-нибудь подсказку, что-то припомнить. Хотя не очень обнадеживайтесь, ведь все было так давно.
Карен подумала о Синди с ее огромным животом и милой улыбкой. Захочет ли она, чтобы вынашиваемый сейчас ребенок через тридцать лет стал разыскивать ее? Построив свою жизнь так, как она видит ее сейчас, захочет ли Синди выкапывать из прошлого тридцатилетней давности сегодняшнее событие? Да и захочет ли ее сын разыскивать ее?
– Да, – сказала Карен, – я настаиваю на том, чтобы вы продолжили поиски.
– Тогда у меня есть еще одно предложение. Я поддерживаю контакт с одним парнем. Правда, методы его работы не очень традиционные. Зовут его Пейдж, Минос Пейдж. У него есть какие-то свои тайные хитрости и приемчики. Когда надо помочь людям, они оказываются очень кстати. Но я предупреждаю еще раз, что его методы далеки от обычных, и к тому же он много просит за свою работу.
– Что значит «много»?
– Он, возможно, запросит десять тысяч в аванс и сколько-то еще, если добьется результата. Он время от времени работает во Флориде, и поверьте мне, это лучший человек, на которого мы можем поставить в поисках миссис Талмидж. Но нет никаких гарантий. К сожалению, это все, что я могу вам предложить. Но если Пейдж найдет ходы в агентство и получит информацию от миссис Талмидж, то скорее всего он найдет способ заглянуть в судебные документы. Иногда ему удается делать то, ну… то, что мы никогда не делаем.
Карен не знала, что подумать: намекает ли Центрилло на подкуп должностных лиц, на вскрытие запечатанных папок или что-то еще в этом роде.
– И обычно ему удается? – спросила она.
– О да. Он работает очень эффективно.
– Я переведу чек на ваше имя сегодня же, – сказала Карен. – Но я уеду по делам дней на десять. А как только вернусь, то сразу позвоню вам.
– Вы много путешествуете, – сказал мистер Центрилло.
Карен кивнула – если б он знал хотя бы половину ее забот!
– Я не уверен, что Минос уложится в десятидневный срок, но я в любом случае буду ждать вашего звонка.
Карен хотела, чтобы Синди не чувствовала себя одиноко в последний месяц ее беременности. Она проводила с девушкой все свое свободное время. Но теперь ей надо было подготовить ее к тому, что она уедет на десять дней на Восток для осмотра фабрик компании Norm Со. Она не могла поручить заботу о Синди Дефине: у той было полно своих – с Тангелой. Не могла она попросить и сестру: Лиза была на нее жутко рассержена, потому что всю вину за скандал со Стефани в Париже возлагала на нее. Карен отменила программу интерна для Стефани, что еще больше разъярило Лизу. «Делаю я что-нибудь или не делаю – все равно оказываюсь виноватой», – думала Карен. Белл винила всех подряд, включая Арнольда. Поэтому от отчаянья Карен попросила помощи у Карла, привела его в гостиницу и познакомила с Синди. Лучшей сиделки с ребенком, чем Карл, она не могла бы придумать, тем более что ребенок находился еще во чреве матери. Все, что требовалось от Карла во время отсутствия Карен, это придумывать Синди маленькие развлечения, дарить небольшие подарочки и усиленно следить за ее питанием.
И первое, что он сделал, – это подстриг ее, к полному восторгу девушки.
– Я бы советовал вам подкрасить немного волосы. Я знаю, что многие считают, что окраска волос или перманент не подходит беременным, но это полная чушь. Это все абсолютно безвредно.
Карен злобно посмотрела на него. Ей совсем не хотелось, чтобы Карл втирал в кожу девушки какие бы то ни было химикаты. Он понял ее недовольство и, пожав плечами, сказал:
– Впрочем, может быть, лучше я выкрашу вам волосы потом.
Никто из них не хотел упоминать о ребенке. Они были замкнуты в настоящем времени, а не в будущем. Карл понравился Синди, и он был достаточно заботлив, чтобы опекать девушку. Но он настаивал на том, чтобы во время отсутствия Карен они с Синди проводили выходные дни в его собственной квартире. Карен поговорила об этом с Синди, которая неохотно, но все же согласилась.
Поэтому у Карен было спокойно на душе и она могла заняться сборами к поездке на Тайланд и на другие заморские территории, где располагались предприятия Norm Со. Чтобы немного отвлечь подругу от переживаемых неприятностей, Карен попросила Дефину помочь ей составить удобный, красивый и компактный гардероб для предстоящей поездки. Для влажного и жаркого Тайланда Карен нуждалась в легких шелковых и тончайших льняных одеждах.
Уолпер заказал им номера в «Восточном Отеле» Бангкока. Услышав это, Дефина в первый раз после Парижа улыбнулась.
– Это самый лучший отель планеты, – сказала она Карен. – Меня возили туда фотографироваться. И не беспокойся, что помнешь барахло, у тебя будет личный служащий, который мгновенно все выгладит, ты не успеешь даже распаковаться. А все, что можно стирать, включая трусики, будут приносить в номер в коробке с орхидеей в придачу. Это самое романтичное место в мире.
Карен улыбнулась. Все звучало заманчиво, но поездка должна быть сугубо деловой. Ей надо было убедиться, что Уолпер не врет, что условия производства достаточно человечные. Ирония состояла в том, что, инспектируя условия труда низкооплачиваемых рабочих, она сама будет жить в самом роскошном отеле мира.
А тем временем непрерывным потоком поступали заказы на модели черной и белой коллекций. Они почти не справлялись с ними. Джефри был полностью погружен в вылизывание деталей контракта с Norm Со и планы для Милана. Он обещал предоставить все материалы ей, где бы она ни находилась, как только они будут готовы. И, прежде чем он уедет в Милан, пообещал по крайней мере два раза в неделю навещать Синди и ежедневно справляться о ее здоровье.
– Основную заботу возьмет на себя Карл, – уверила Карен Джефри. – Но, пожалуйста, пообедай с ней пару раз, это ведь не так трудно.
– Нормально, – злобновато спародировал Синди Джефри.
Карен выкроила время на то, чтобы по пути в аэропорт остановиться в Рокуил Центре и навестить Арнольда. Когда она приехала, Белл не было дома, Арнольд был один и встретил ее в своей старой пижаме. Она обняла его, ей было приятно почувствовать его плоть. Он казался окрепшим, хотя все еще выглядел не очень хорошо.
– На следующей неделе я приступаю к работе. Хотя врач разрешил мне работать только дома.
– Здорово, папа. Только не переработай. Побольше отдыхай.
– Отдыхать? Здесь? Если мне надо отдохнуть, то надо поехать на работу. Я соскучился по работе. Я соскучился по Иннез. – И, взглянув на Карен, добавил: – Она тоже скучает по мне.
Карен молча кивнула.
– Знаешь что, когда приходится подводить итоги, то все, что остается у человека, – это его друзья и работа, да и то, если ему повезет. – Он взглянул на дочку. – А ты довольна своей работой? – Карен кивнула. – Ты решила продать свое предприятие?
