Текст книги "Опоздавшая"
Автор книги: Оливия Голдсмит
сообщить о нарушении
Текущая страница: 37 (всего у книги 38 страниц)
41
ЖЕЛАЕМОЕ И ДОСТИГНУТОЕ
Офис Арнольда уже закрывался, но Карен все-таки застала его там, и он сказал, чтобы она зашла.
Она не была в двухэтажном блочном доме на Хаупаудж с тех пор, как К. К. Inc. была включена в корпорацию профсоюзов. Там, как обычно, было беспорядочно и захламлено. Иннез попросила ее войти и улыбнулась, возможно, от смущения. Карен поздоровалась с Арнольдом.
Он сидел за большим захламленным металлическим столом. Арнольд был человеком без выкрутасов. Она села на стул напротив.
– Одну минуту, – сказал он. – Я отбираю дела, которые нужно сделать. Остальное выброшу.
Карен кивнула и посмотрела на стену, где, как она помнила, висело стихотворение в замызганной рамке:
Я заперла свою сестренку и от жизни, и от света,
Ради розы, ради ленты, за венок на голове.
Это напомнило ей о кошмаре в Марианах. Карен отвернулась.
Арнольд запихнул несколько папок в коробку, а остальные бросил в мусорное ведро.
– Ну, – сказал он, – ты отдала свое первородство. Утром Белл сказала мне, что перевела свои акции на имя Джефри. Это было неразумно.
Карен кивнула.
– Я всегда пытался понять точку зрения твоей матери. Я твердо знал, что она действовала из страха, а не из ненависти. В конечном счете, я всегда приходил к этому. – Он покачал головой. – Я совершил много ошибок, Карен. Но больше всего сожалею, когда моя ошибка задевает тебя.
Карен чувствовала комок в горле, но она не собиралась больше плакать. Знал ли ее отец, что она была настоящей дочерью Белл? Должна ли она рассказать ему об этом? Значило ли это что-нибудь, в конце концов? Лучше придерживаться дела.
– Я как раз хотела задать тебе один вопрос, – сказала она Арнольду. – Вы включили К. К. Inc. в вашу корпорацию. Могу ли я сделать что-нибудь, чтобы помочь вам?
Арнольд покачал головой.
– Ты уже сделала немало. Если бы я пораньше узнал, что ты перевела на нас свои акции! Я бы тогда посоветовал тебе не делать этого. Но это был благородный жест. И может быть, даже правильный. Карен, ты хорошая девочка. Я получил письмо от Ларса Дагсвара. Он думает, что ты можешь делать чудеса: ходить по воде и прочее. – Он положил ей руку на плечо. – Я горжусь тобой, – сказал он.
– Ты действительно так думаешь? А я в самом деле чувствую, что я молодец.
– Ты была храброй и много работала. И ты участвовала в плохой мужской игре. Карен, нет ничего более жестокого, чем швейная индустрия. Ты знаешь это. Мы говорим о бизнесе в сорок миллиардов долларов в год, а это даже больше, чем в автомобильной промышленности. Им руководят мужчины, и он питается женскими слабостями. В пятидесятых-шестидесятых я видел беспорядки в Дейтройте, когда планировалось отстранение мужчин от дела. Мне оставалось лишь презирать парней, втянутых в эту «новую модель». Я думал, что женщины не могут быть такими глупыми. Но они дуры. Ты действовала хорошо. Ты очень старалась. Тебе нечего стыдиться.
Он медленно опустился и сел, держась за подлокотники своего вращающегося кресла.
– Ну что ты теперь собираешься делать? – спросил он.
– У меня есть идея начать новое дело, – ответила Карен. – Но я хотела рассказать тебе о более важном. Я думаю взять ребенка.
Карен замолчала. Она не привыкла разговаривать с Арнольдом о таких вещах. Она тяжело вздохнула.
– Что ты думаешь об этой идее? – спросила она. – Белл сказала, что я…
– Карен, послушай, что я тебе скажу. Я никогда не буду сожалеть, что женился на твоей матери, потому что через нее я получил тебя. Я думаю, что ты будешь замечательной матерью. Я ответил тебе?
Карен кивнула.
– Я развожусь с Белл, Карен. Карен кивнула снова.
– Ты поможешь мне с моим разводом? – спросила она.
Теперь была очередь Арнольда кивать.
Снова Карен думала о мадам Ренольт и о ее пророчестве. Теперь, после того как она поговорила с Арнольдом, Карен точно знала, что она собирается делать. Она собиралась найти того ребенка в Марианах, который был ей предназначен. Она собиралась позвонить Бобби Пиллару, потому что он не был засранцем, как остальные, и потому что именно сейчас они нуждались друг в друге. Ему был нужен ее профессиональный уровень, а ей – его защита, чтобы справиться с Биллом Уолпером и перестроить свою жизнь. Посидев так какое-то время, она набрала номер Бобби в Вест-Косте, и, как ни удивительно, он не только был дома, но и снял трубку. Ей потребовалось всего лишь несколько минут, чтобы объяснить ему ситуацию; казалось, что Бобби уже многое знал об этом. А когда она кончила свой рассказ, он засмеялся.
– Святой Боже! – воскликнул он. – Или они думают, что ты будешь молчать? Слушай, девушка, у меня есть несколько идей, но самая клевая для тебя – это прийти на мой канал с новой коллекцией шмотья. Хорошего шмотья, но по умеренным ценам.
– Но я не могу пользоваться своим именем, – сказала она.
– Кому оно нужно? У тебя есть кое-что получше имени – ты сама. Ты будешь выглядеть неправдоподобно классно. Нет, не так. Ты будешь выглядеть правдоподобно классно. Мы организуем показы мод и покажем все виды шмотья – и те, которые тебе нравятся, и те, которые нет. Ты расскажешь, что тебе нравится и почему, а потом ты продашь свои модели. Но не тем богатым стервам, которых ты снабжала, а настоящим женщинам, которые будут узнавать не только твое имя, но и классные модели. Почему бы тебе не покончить с этими финтифлюшками ради женщин, которые кормят и одевают Америку?
Карен улыбнулась. Идея ей понравилась.
– Модели, которые хорошо выглядят на женщинах, весящих больше шестидесяти килограммов.
– Да! Ты даже можешь пригласить несколько известных моделей. Ты можешь найти их сейчас, стоящих с плакатами на Седьмой авеню, на которых написано: «Хочу работать с Версаче».
– Но мое имя. Я потеряла свое имя.
– К черту, мы можем звать тебя мадам Икс! Мы расскажем миру, как твой муженек подставил тебя. Обокрал производство и спер твое имя. В любом случае у тебя есть имя – ты просто не можешь его использовать в тех же целях, что и раньше. Дело Галла создало прецедент: знаешь, того братишки парней в винном бизнесе, который хотел продавать спиртное. Они не могут выпереть тебя из дела. Плюс к этому, у меня есть целое досье на Уолпера, содержание которого мне давно до смерти хочется огласить после того, как он меня подставил в деле с кабельным телевидением. Мы нанесем им ответный удар! Посмотри, что сделали с Лони Андерсоном. Посмотри, что сделали с Ивеном. – Он сделал паузу. – Подумай, что можно сделать с Джерри и Norm Со. Вы думаете, что покупаете классные вещи, но все, что вы получаете, вторично и полное дерьмо.
Он замолчал, а потом загоготал.
– Ну что, нравится?
Ей нравилось.
Следующий ее звонок был Сэлли в офис к Харви Крамеру. Голос Сэлли звучал ободряюще, но настороженно.
– Это можно устроить, – сказала она. – Но нам не обойтись без связей. Юридически ты замужем, и вы были одобрены как приемные родители. Но в связи с этим разрывом я не могу гарантировать положительное решение суда. С проблемой иммиграции я смогу тебе помочь.
– Жены двух сенаторов – мои хорошие клиентки – подойдут? – сказала ей Карен.
Ради этого Карен готова была воспользоваться связями.
– Я одевала посла Скрэнтон с момента ее назначения консулом в Китае. Нажми на все кнопки.
Карен сделала еще несколько звонков, один из них Карлу, который опроверг все ее опасения и приехал помочь ей собираться. Он даже взял ей машину до аэропорта.
– Карл, ты думаешь, что я чокнулась? – спросила она.
– Совсем нет. Я думаю, ты знаешь, что хочешь, и получишь это. Такие решения не принимаются за ночь, Карен. Это не просто придурь.
– Карл, я хочу, чтобы ты сделал для меня еще одну вещь.
Она замолчала, пытаясь придумать, как сказать это поделикатнее.
– Понимаешь, у меня появятся какие-то деньги от продажи К. К. Inc, и я хочу сделать что-нибудь путное с ними. В общем, я хочу, чтобы ты открыл магазин в Манхэттене. После Парижа все модели тебя обожают. Ты крутой. Сделай это, мужик!
Но он покачал головой.
– Я не могу взять деньги от дела Джефри. Меня от них тошнит.
– Это сделало бы меня счастливой. Пожалуйста.
Карл подумал.
– Деловой займ. Только деловой займ.
Она кивнула.
– Спасибо, Карен.
Она с благодарностью взяла его за руку и держала ее всю дорогу до Дж. Ф. К. Интернэйшнл, аэропорта Кеннеди.
С помощью валиума Карла она проспала почти всю дорогу до Бангкока, где ей пришлось час дожидаться рейса на Марианы. Она использовала это время, чтобы сделать предварительные звонки, связаться с Сэлли и продолжить разговор, который она с Карлом начала в Бруклине. Потом она села в самолет для шестичасового перелета. Но не могла в нем заснуть. Она была слишком взволнована. За шесть часов ее настроение поменялось раз десять. Это была колоссальная, воодушевляющая идея… Нет, это было абсолютной глупостью! Сентиментально, глупо и не продумано. Она еще пожалеет об этом… Нет, она никогда не будет жалеть! Ей казалось, что она сейчас выпрыгнет из собственной кожи. Она чувствовала, что то, что она затеяла, невозможно, что двигаться в этом направлении нельзя, но в то же время знала, что назад дороги нет. Все время, каждый раз, когда она заходила в тупик, она вспоминала глаза ребенка. Ребенка, предназначенного только ей.
Она договорилась с Бобби Пилларом пока не разглашать задуманного с ним дела. Но когда они выступят публично, они сделают это с размахом. Это значило, что она должна сжечь все мосты: отказаться от снобизма, не одевать больше богатых. И все же, думая о грустных и отчаявшихся женщинах, которые покупали ее модели высокой моды, она знала, что будет сожалеть об утраченном. Она будет сожалеть о роскошной возможности покупать любую ткань, какую ей захочется, и о том, что никогда не будет делать модели для французских и итальянских шоу. Но какого черта, Ив Сен-Лоран всегда получает лучшие выкройки Густава Замстега. Карен думала о тех женщинах, которых она видела на улицах, в самолетах и в аллеях. Это будет потрясающим вызовом: разработать замечательные дизайны в тканях и аксессуарах по доступным пенам для широкого рынка. Это целый новый мир. И черт с ним, с этим Парижем. Меняем Париж на Техас!
Поймет ли массовый рынок ее одежду? Примут ли они вещи без ярких цветов и не бросающиеся в глаза? Карен ставила на то, что примут, а Бобби готов был положить ей деньги прямо в рот. Плюс к этому, какая радость показать дрянные модели вроде моделей Норис Кливленд и разнести их прямо на экране. Возможно, она не заведет себе новых друзей в индустрии модной одежды. Но она сможет стать героиней, как Эльза Кленш в программе «Каждая женщина».
Она возьмет ребенка и воспитает его. Она молилась о том, чтобы у нее получилось лучше, чем у Белл. Нелегко быть матерью-одиночкой и воспитывать ребенка одной. Но что легко в этом мире? Ее воспитывали Белл и Арнольд, и Лизу тоже. И какое они потерпели фиаско! Карен подумала о Марии Ботеглиа: Мария ее любила, ласкала ее и гладила, смотрела на нее и целовала. Благодарю тебя, Господи, за это. Скорее всего из-за этого кусочка своей жизни она отличается от своей сестры. В детстве она наслаждалась похвалами и любовью Марии. «По-своему мне повезло, – подумала Карен. – Я получила этого недостаточно, и это было не так долго, как могло бы быть, но все-таки мне перепало». Мысли о Марии там, в Чикаго Хэйтс, заставили Карен улыбнуться даже сейчас. «Я собираюсь сделать тебя бабушкой через несколько часов», – думала она.
А что насчет Лизы и Белл? Могла ли она простить их? Должна ли она их простить? Карен не была уверена в этом. Так ли важна кровь, что нельзя разрубать узлы, которые она завязала? Что предсказывала мадам Ренольт? Что она разорвет паутину, но шрамы будут кровоточить. Теперь она улыбнулась. Разве не сказала ей предсказательница, что ее ждет цветной ребенок? Мадам Ренольт права во всем.
Карен думала о пушистых волосках ребенка, о черных-черных глазах, которые смотрели на нее. Ее не волновал возраст. Ребенок видел ее, он выбрал ее, и когда пройдут годы, Лили – так будут ее звать – спросит, как ее удочерили, и Карен расскажет ей всю правду. Карен расскажет ей, как женщины и дети шили в темноте и грязи дешевую одежду для того, чтобы другие женщины, живущие на обратной стороне Земли, могли бы тратить деньги на наряды, но никогда не удовлетворяли своего тщеславия. И как мужчины управляли всем этим: женщинами, занятыми рабским трудом, и женщинами, которыми они манипулировали с помощью фотографий в журналах, в витринах магазинов и каталогах. Она расскажет Лили, как и почему умерла ее мать. И как Лили выбрала ее.
Настанет время, когда Лили будет злиться, будет чувствовать, что она не такая, как все. Возможно, придет время, когда Лили будет сожалеть, что ее забрали из ее культуры. Но Карен должна была верить, что не ошибается. Она разрешит Лили идти и делать то, что ей захочется. И она будет помогать ей, как только сможет. К тому времени Карен уже не будет подпитывать тот неисчерпаемый аппетит женщин к моде. Она будет делать хорошую, носкую одежду, за пошив которой будут платить хорошие деньги и которую смогут покупать женщины, зарабатывающие себе на жизнь тяжелым трудом. Никакой светскости и исключительности. Она будет работать для новых клиентов. Карен надеялась, что не разочарует их, не разочарует Лили. И вместе с тем больше всего на свете она хотела любви ребенка.
Мистер Дагсвар встретил Карен у таможенного контроля.
– Вы удивлены моим прибытием? – спросила она.
Он улыбнулся и покачал головой.
– Совсем нет, – сказал он. – Совсем нет.
– Можем ли мы поехать прямо в больницу? – спросила она.
Мистер Дагсвар покачал головой.
– Я боюсь, что ребенка там больше нет. Его перевели.
Карен широко раскрыла глаза.
– Почему? С ней все в порядке?
Вряд ли появились какие-то родственники, претендовавшие на ребенка. Сердце Карен сжалось от страха.
– Они перевели ребенка. Девочка была здорова, и ее должны были выписать из больницы. Предполагалось, что ее переведут в детскую палату в Марианский приют для сирот.
– Теперь она там? С ней все в порядке?
– Понимаете, она там не появлялась. Произошла путаница с бумагами. Ее сейчас ищут.
Они уже вышли из аэропорта. Жара и влажность наваливались на нее как гора. Казалось, что они вдавят ее в землю. Она чувствовала себя так будто идет под водой.
– Как это могло случиться? Как можно потерять ребенка?
– Дети – это то, чего здесь больше чем достаточно, – сказал мистер Дагсвар со вздохом. – Хотелось бы сказать, что у нас хорошо заботятся о детях, но не могу.
У него был усталый голос.
– Пойдемте в главную юридическую контору, – сказала она. – Я уже с ними разговаривала.
– Возможно, мы сможем сразу переговорить с вашим юристом, – сказал он. – У вас есть его адрес?
Карен достала свою записную книжку и дала ему карточку юриста. Она не могла поверить тому, что произошло. Лили потерялась. Карен прикусила губу. Она проехала чуть ли не десять тысяч миль. Она оказалась почти на другой стороне земного шара, а эти идиоты не могли даже проследить за одним ребенком. Ну ничего, даже если ей придется прочесать весь остров, она найдет свою девочку.
Они проезжали здание старой фабрики и какие-то трущобы. Карен знала, что там мучаются другие девушки, как мучилась мать Лили. Карен надеялась, что чек от Norm Со будет на достаточно большую сумму, потому что половина этих денег вернется сюда, этим ограбленным женщинам. Она расскажет о них на телевидении. Конечно, этого недостаточно, но хоть что-то.
Они достигли улицы, на которой были сосредоточены учреждения и офисы; мистер Дагсвар повернул свою старую дребезжащую машину и сумел втиснуть ее между тойотой и грузовиком, собранным из кучи ржавых деталей, скрепленных друг с другом так, что было невозможно сказать, из чего он сделан. Мистер Дагсвар помог Карен выйти из машины, и они вместе направились в офис мистера Чинга.
Им не пришлось долго ждать. Мистер Чинг, приятный мужчина с седеющими волосами, проводил их в свой кабинет.
– У меня хорошие новости, – сказал он. – Ребенок нашелся.
Карен перевела взгляд с него на мистера Дагсвара. Правда ли это? Или они боятся, что она наделает шума, и поэтому нашли другого ребенка вместо Лили?
– Не могли бы вы показать мне ваши бумаги? – спросил мистер Чинг.
Карен достала паспорт и домашние заготовки из другой жизни: заявление для штата Нью-Йорк и всю информацию, которой ее обеспечила Сэлли из офиса мистера Крамера.
– Я должен буду связаться с иммиграционной службой, – сказал мистер Чинг.
– Почему? – спросила Карен. – Ребенок – американец. Он рожден здесь. Разве это не часть старых добрых Соединенных Штатов?
– Но ее мать была китаянка, и мы не знаем национальности ее отца. Я думаю, что лучше предусмотреть все неожиданности.
– Делайте все, что считаете необходимым, – сказала ему Карен, – лишь бы я могла забрать моего ребенка. Теперь мне хотелось бы поехать к ней. Где она?
Карен шагала по коридору Марианского Методист Хоспитал. Они направили Лили в эту больницу, потому что у нее была легкая лихорадка. Во всяком случае, это то, что сказали Карен. Это была счастливая случайность, благодаря которой удалось найти ребенка. Иначе девочка могла до сих пор находиться там, куда ее послали – на другом конце острова. Теперь Карен и мистер Дагсвар поднимались по лестнице в родильное отделение. Он любезно нес сумку Карен. Ее нельзя было оставить в машине, где дверцы не запирались и невозможно было закрыть до конца окна. Карен была ему благодарна. Но не настолько, чтобы замедлить шаг и дать ему возможность нагнать ее. К тому времени, как они достигли яслей в конце коридора, она прямо-таки бежала. Нянечка в старомодной накрахмаленной шапочке остановила ее у стола рядом со входом в ясли.
– Могу ли я вам помочь? – спросила она.
– Я здесь, чтобы забрать моего ребенка, – ответила Карен.
Нянечка посмотрела на нее как на сумасшедшую. Карен достала из своей сумки документы на временную опеку, которые дал ей мистер Чинг.
– Я хочу видеть своего ребенка, – сказала Карен. Она протянула ей бумаги, когда мистер Дагсвар наконец подошел к ним. Нянечка посмотрела на него, и выражение ее лица смягчилось.
– Здравствуйте, святой отец, – сказала она, и они начали о чем-то разговаривать.
Карен отвернулась от них и посмотрела сквозь стекло. Внутри стояла дюжина кроватей. Там лежали дети. Взгляд Карен скользнул по их лицам, но несмотря на то, что там было два азиатских ребенка, она знала, что Лили там нет.
– Где мой ребенок? – спросила она.
И тут она увидела ее. Ребенок находился в изоляторе, но пластиковая перегородка была прозрачной, и даже с этого расстояния Карен узнала девочку.
– Вот она. Это моя малышка, – сказала им Карен.
42
МОДА НА ВСЕ ВРЕМЕНА
Пройти эмиграционный контроль США оказалось непросто. Это заняло у Карен несколько часов и удалось лишь благодаря неоценимой помощи Сэлли, государственного чиновника (мужа состоятельной клиентки), вмешательства из отдела американского сената и, наконец, приезда самого Харви Крамера, знатока по заполнению официальных деклараций. Карен устало думала, какую опасность может представлять четырехнедельный китайско-американский ребенок женского пола и каково проходить всю эту ужасную процедуру людям, у которых нет ее привилегий, ее денег и связей, тем, кто не имеет возможности подремать в зале для особо важных лиц в аэропорту. Слава Богу, Лили спала большую часть времени, завернутая в одеяло, вышитое миссис Дагсвар, которое она застенчиво вручила ей, когда та вернулась за ребенком. Оно уже было испачкано, но в чистом углу было видно вышитое имя Лили.
Изможденная Карен вызвала машину. Какого черта! Это, возможно, последняя привилегия, предоставленная ей компанией К. К. Inc. Ей казалось отвратительной сама мысль завершить последние сорок минут своего кругосветного путешествия поездкой в такси.
Поездка из Дж. Ф. К., аэропорта Кеннеди, в Манхэттен совершенно не запомнилась от усталости. Лили и Карен задремали на удобном заднем сиденье. Карен проснулась только на Гранд Централ Парквей. В первую секунду она не поняла, где она находится, и прижала ребенка к себе. Слава Богу, она не уронила ее. Но как велико чувство ответственности перед маленьким спящим сверточком! Сможет ли она стать хорошей матерью? Может ли какая-нибудь женщина быть хорошей матерью в наше время? Дефина старалась изо всех сил. Возможно, если бы не ее работа, которая усложнила жизнь дочери, у нее бы и получилось? Но был ли у Дефины выбор? А с другой стороны: Лиза не работает – а как это сказалось на ее девочках?
Карен внезапно почувствовала себя старой и усталой. Хватит ли у нее энергии и жизненных сил стать хорошей матерью? Она скрестила на счастье пальцы и пожелала, чтобы у нее оказалось для этого достаточно и любви, и денег. Затем она снова заснула.
При въезде под зеленый тент ее апартаментов на Вест-энд-авеню, Карен проснулась как от толчка.
– Ну, Лили, к счастью или к несчастью, но ты дома.
Она всмотрелась в маленькое личико. Глазки Лили были закрыты, и детские черные реснички, тоненькие и невыразимо прелестные, оттеняли пухлые щечки. Ее кулачок свернулся под подбородком, и Карен не могла сдержать улыбки. Может быть, ее выбор был неразумен? Может быть, она не должна была делать этого? Может быть, она когда-нибудь пожалеет об этом? А еще хуже, если об этом пожалеет Лили. Но как бы то ни было, у Карен не было другого пути. Даже если это эгоистично, даже если это шаг отчаявшейся женщины, все равно, она рада, что шаг сделан. По правде говоря, она никогда не чувствовала себя счастливее. Держа Лили у своей груди, она сама становилась более реальной, более полноценной и более готовой к радости, чем когда-либо в своей жизни. Некоторые явления не поддаются анализу, подумала она. Возможно, это те явления, которые порождают радость.
Карен вышла из машины. Шофер помог ей донести ее скудный багаж и сумку, полную детских вещичек. Медлительный и вечно опаздывающий швейцар Джордж двинулся навстречу ей, когда она уже вошла с багажом и ребенком в фойе. Улыбаясь, она подумала: что-то меняется, а что-то – нет.
Вставляя ключ в замок и открывая дверь, она сомневалась, будет ли Эрнеста дома. Был уже почти час, а Эрнеста работала только половину дня. Карен бросила сумку в коридоре и прошла в гостиную.
– Сюрприз, – прошелестели двадцать голосов.
Карен вздрогнула от неожиданности, но Лили не проснулась. Дефина, Кейси, Карл, Жанет, миссис Круз, Эрнеста, Перри, Арнольд, Иннез и еще дюжина человек стояли широким полукругом, и каждый держал в руках розовые шары, наполненные гелием. Карен была поражена, увидев Элизу Эллиот, держащую большое голубое яйцо снегиря. Около нее стояла Энни Парадиз под руку с Эрнестой. Даже Бренда Гусман была здесь, и невозможно было не заметить, что она надела платье, придуманное для нее Карен.
– О Боже, – прошептала Карен. – Что вы все здесь делаете?
– Вы должны устроить смотрины младенца, – объяснила Жанет.
– Мы уже давно ждем. Оставь эту привычку – по-модному опаздывать, – сказала Дефина.
Карен улыбнулась. Всю жизнь она была опаздывающей. И если она поздно пришла к материнству, то это еще не значит, что она плохо с ним справится. Она огляделась и увидела, что все ее настоящие друзья из К. К. Inc. здесь. Около окна она вдруг заметила высокую, грациозную фигуру мадам Ренольт. Что она делает здесь? – недоумевала Карен. Нет, она была ей рада. Карен проследила, как мадам Ренольт вышла вперед к Карен и младенцу. Карен заморгала. Зачем она сюда пришла? Знает ли мадам Ренольт все о Лили? Знает ли она о цветном ребенке, который проделал долгое путешествие, чтобы прибыть сюда?
– Я совершенно потрясена, – все, что могла сказать Карен.
– Были у тебя когда-нибудь смотрины младенца раньше? – спросил Карл.
Он приблизился к ней и посмотрел на туго запеленутый сверток.
– Дай нам взглянуть на нее, – прошептал он. – Представь меня твоей дочке.
– Моей крестнице, – сказала Дефина.
– Моей внучке, – сказал Арнольд.
– Моей внучке тоже, – добавил кто-то.
Карен почувствовала спазм в животе и посмотрела в прекрасное как тюльпан личико Лили. Она такая замечательная, но только не для пристрастных глаз Белл. Вместо ее глаз здесь были мягкие карие глаза Марии Ботеглиа. Как нашли ее? Кто пригласил Марию? Карен не знала, но почувствовала приятное волнение, увидев ее. Тоненькая темная женщина улыбалась Карен, и ее глаза оказались как раз на уровне личика Лили.
– О, она прекрасна, – прошептала Мария.
– Давайте все взглянем на нее, – воскликнул один из парней из ее команды дизайнеров.
Потрясенная, но еще способная передвигаться, Карен плюхнулась на диван и развернула сверток, пристроив Лили между двух подушек.
– В последний раз диван белый, – сказала Дефина.
Все рассмеялись и сгрудились вокруг, любуясь на спящую красавицу.
– Как ее зовут? – спросил Перри.
Он вышел немного из толпы, и Карен подумала, чего ему стоило сюда прийти. Что он думает о Лотти? Он все еще пьет? Она никогда не будет осуждать его. Карен уже поняла, что умрет, если что-нибудь случится с ее ребенком.
– Ты уже выбрала имя? – спросила Дефина. – Если не нравится Дефина, то Латоша тоже прелестно.
– Латоша? – переспросил Карл. – Это звучит как название компьютера. Не надо, чтобы имя начиналось на ла: Латойя, Лакота, Лашавна. Как насчет чего-нибудь более практичного? Может быть, подойдет Линолеум?
– Не думаю, – возразила Карен.
– А что плохого в Латоше? – вспыхнула Дефина.
– Ее зовут Лили, – объявила всем мадам Ренольт.
Карен ахнула. Она как завороженная смотрела на темное лицо женщины и чувствовала, как волосы у нее сзади поднимаются от ужаса. Неужели эта женщина знает все? Мадам Ренольт улыбнулась.
– Имя вышито на конверте, – уточнила она.
Перри подошел к младенцу и накрыл маленькие ножки руками.
– Добро пожаловать, Лили! – сказал он, и слезы потекли из глаз Карен.
Миссис Круз, должно быть, увидела это и подошла обнять ее.
– У нее, наверное, нет одежды. Мы позаботились об этом, – сказала миссис Круз.
И тогда все начали подносить свертки. Маленькие хлопчатобумажные и батистовые ползунки и распашонки. Тонкие розовые выходные платьица из тафты. Шведские ночные рубашечки с кружевами ручной работы. Крошечные вязаные пинетки из мягчайшей буклированной шерсти. Целиком сшитое вручную прекрасное приданое для новорожденных. Когда они все успели? Как они догадались? Карен ничего не могла с собой поделать. Она начала плакать.
Но это было еще не все. Из кухни Эрнеста выкатила коляску, этакий роллс-ройс для младенцев, присланный из Англии Бобби Пилларом авиаэкспрессом. Записка гласила:
Дорогой партнер. Деловая договоренность: если ты разработаешь новые модели детской одежды, я оплачу обучение твоего ребенка в колледже».
Слезы текли из глаз Карен, но она должна была сказать им всем:
– Есть еще что-то, что подарил нам Бобби. У меня есть работа для всех, кто захочет.
Собравшиеся одобрительно зашумели. А Карен улыбалась и плакала.
– Вот, полюбуйтесь, что вы сделали с ней, – съязвил Карл.
Перри протянул Карен чистый, но забрызганный красками платок.
– Как мило с вашей стороны, – смогла произнести Карен. – Это так прекрасно!
– Она будет говорить по-китайски или по-английски? – невинно спросила Жанет.
Карен улыбнулась: Жанет хорошая девочка, но немножко хитренькая.
– Возможно, она будет говорить с бруклинским акцентом, – ответила она ей.
Неважно, что Белл больше нет. Что нет Лизы и Джефри. Что нет никого из тех, кого называют семьей, – кроме Арнольда. И как раз с Арнольдом у нее нет кровной связи! Карен посмотрела вокруг себя и увидела людей, к которым она была добра, людей, которые были с ней связаны, которые крутились вместе с ней и которые были добры к ней. «Этого достаточно, – сказала она себе. – Мне везет. Лили тоже повезет. Этого более чем достаточно!»
– Где лучше всего гулять с ребенком? – спросила Дефина.
Карен уже открыла рот, чтобы ответить, когда поняла, что не знает ответа. Она не знает лучшую службу, поставляющую подгузники, лучшую школу, лучшего детского врача. На минуту ее оставила уверенность в себе. Может быть, она не справится. Дефина заметила ее замешательство.
– Кто самая лучшая новоиспеченная мамочка? – спросила она мягко. И прежде, чем Карен успела что-нибудь сказать, Дефина ответила на вопрос сама.
– Карен Каан, – сказала она и сжала руку Карен.
Зазвенел звонок, и Эрнеста пошла открывать дверь. Она вернулась в сопровождении мистера Центрилло, который волочил огромную коробку.
– Миссис Каан, простите, что опоздал по не зависящим от меня причинам. Вы знаете, как это бывает, – сказал он, смущенно пожимая плечами. – Как бы там ни было, я слышал прекрасные новости, и я хотел преподнести подарок маленькой леди. Если она чуть-чуть похожа на свою мать, она скажет о'кей.
– Мистер Центрилло? – Карен была смущена, так как она всегда была с ним сверхосторожна и не пользовалась своим именем. Как он узнал?
– У нас есть телевидение в Бруклине, миссис Каан, – объяснил он с улыбкой. – Мы даже иногда получаем журнал «Женская одежда».
Затем, краснея и оправдываясь, Карен открыла коробку с подгузниками, которую он принес. Она охала над плетеной колыбелькой, детской кроваткой и стеганым одеяльцем.
Осталась еще одна коробка, которую, исполняя губами импровизированный туш, Карл поставил перед ней. Коробка была завернута в простую коричневую бумагу, и Карен ожидала еще что-нибудь из детского приданого. Поэтому она так удивилась, когда через папиросную бумагу увидела, что это что-то из сатина. Она вытащила стеганый халат, прекрасный, белый, с вышитыми вручную розочками и украшенный на вороте и на рукавах самыми совершенными французскими кружевами. Это было как видение из фильмов Харлоу, и Карен перестала шмыгать носом и начала рыдать по-настоящему.
– Мой халат, – проговорила она. – Ты принес мне халат.
Лили на диване проснулась и тоже начала плакать. Эрнеста, используя свою многолетнюю практику, решительно зачерпнула малютку своими огромными руками.
– Я еще одна бабушка, – сказала она Марии, мягко похлопывая Лили.
Она взглянула на Карен.
– У тебя есть бутылочка? – спросила она.
Карен кивнула.
– В сумке, – ухитрилась ответить она сквозь рыдания и указала на одну из тех, что принесла.
– Надень халат, – потребовал Карл. – Америка хочет знать, что собирается носить в этом сезоне одна из примадонн моды.
Она засмеялась и облачилась в халат. Потом она устроилась на диване и нянчила Лили, пока та не высосала почти половину бутылочки. Перри помогал Карен возиться с ребенком.
– Как Миннесота? – спокойно спросила она.
– Холодная и сухая, – ответил он, поднося стакан с водой к губам как бы в честь нее.
Когда Лили наелась, Карен положила ее на плечо и стала похлопывать по спине, чтобы вышел воздух. Она забыла подложить чистую тряпочку. В ту же секунду Лили отрыгнула на шикарное сатиновое плечо Карен.
