Текст книги "Опоздавшая"

Автор книги: Оливия Голдсмит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 38 страниц)

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
КАЙМА И БЛУД

Одежда – это структура истории, строение времени.

Джей Кокс

12
ЛИЗА И ЕЕ СЕМЕЙСТВО

Лиза попыталась припомнить, когда в последний раз они с Карен вели действительно задушевную беседу. После ее неудачной попытки связаться с сестрой по телефону вышел номер журнала «Пипл» с фотографией Элизы Эллиот на обложке и со статьей о Карен внутри. В результате Карен, наверное, осаждают телефонные звонки, и не надо на нее обижаться. На этот раз пусть позвонит сама. Но звонка все не было. Ее обида на сестру возрастала. Делать ей было нечего. Уже долгое время Лиза томилась от скуки.

Но были и другие времена, когда она владела магазинчиком одежды, служившим прикрытием ее настоящих увлечений. Она была как наркоман, скрывающий свое наркотическое состояние видимостью деловой активности. Магазинчик отвечал всем ее запросам. Ей было куда пойти и отдохнуть от детей. Как хозяйка магазина одежды, она должна была быть соответственно одета, что давало ей возможность оправдать свою страсть к безудержному приобретению нарядов в манхэттенских магазинах, ощущать свою важность как потенциального оптового покупателя в демонстрационных залах Бродвея и даже исправлять проколы в выборе собственных нарядов – за Лизой замечали, что она вывешивала на продажу ношенные ею вещи как новый товар. Наконец, это давало ей нужный социальный статус, она завела очень полезные знакомства со своими клиентами. Ей даже удалось подружиться с некоторыми из них, иногда ценой скидки цен на покупаемую ими одежду. А то, что дружба оказывалась купленной, – об этом она не думала. Она не хотела думать о неприятном.

Ее сестра вела небольшое элитарное производство, она – небольшое торговое предприятие. До поры до времени все шло хорошо. Но конец был вполне предсказуемым, даже если она и не замечала его приближения. Единственный недостаток ее магазина состоял в том, что он не приносил дохода. Поначалу этого и не ожидалось. Затем, в богатые восьмидесятые годы, магазинчик как-то оправдывал себя. Но ее политика дисконтирования покупок влиятельных людей Пяти Городов сделала магазин убыточным даже до октябрьского черного понедельника на Уолл-стрит, положившего конец безудержному потреблению, при котором покупка новых вещей превращалась в разновидность спорта.

В конце концов Леонард топнул ногой. С закрытием магазинчика круг «друзей» Лизы стал катастрофически сужаться. Жизнь стала скучной. И каждый день становилась все скучней и тоскливей, в то время как бизнес ее сестры набирал силу, а компания К. К. Inc. разрасталась.

Но теперь, наконец, она сможет взять реванш. Устраивая bat mitzvah для дочери, она вновь оказывается в центре общественного внимания. Если она не сумела стать дельцом, то она проявит себя на социально-организационном поприще. Затеянное ею мероприятие люди запомнят надолго.

Вот уже несколько лет как она составляла список приглашенных, прочесывая старые счета своих клиентов, устаревшие адресные книги, вырезки из «Ньюсдей» и других местных газет со списками знатных посетителей благотворительных мероприятий, списки высшего эшелона прихожан храма и членов одного из клубов, в котором они с Леонардом до сих пор все-таки состоят.

Пытаясь держаться на плаву в кругах, к которым она так хотела принадлежать, Лиза уже погрузилась в благотворительную работу, но ее неспособность делать денежные вклады в благотворительные мероприятия или привлекать богатых меценатов свела всю ее активность к простой канцелярской возне: рассылке писем с приглашениями, распечатке циркуляров на принтере, сортировке почтовых отправлений – в общем совсем не к тому, чем она хотела заниматься. Нет, она покончит с организационной рутиной. Задумай она стать секретаршей, она прежде всего устроилась бы на работу.

Предстоящее мероприятие давало шанс воспроизвести некоторое подобие той блестящей позиции, которую в своем воображении она занимала в обществе, но которую в реальной жизни ей до сих пор не удавалось занять. Она не понимала, почему – ведь она знакома со многими и пыталась быть с ними милой и приветливой. Но даже если ей удавалось получить приглашение, то они с Леонардом всегда оказывались где-то на периферии, а не в центре внимания. Пригласив их однажды, их редко приглашали еще раз.

Лиза обвиняла во всем Леонарда. Конечно, кому может быть интересна беседа с местным дерматологом? Более того, даже среди пригородных дерматологов Леонард занимал десятое место снизу. Нет, он не говорил ничего неуместного об экземах или ance vulgaris, просто с ним было скучно разговаривать или же он вообще молчал. Ей надо было выйти замуж за настоящего доктора. Иногда ей хотелось его прибить, или попросить заткнуться, или же все-таки выдавить из себя что-нибудь интересное. Но как правило, груз социального общения он возлагал на нее, и она старалась поддерживать разговор, но чувствовала себя неуверенно и смущалась. Трудно состязаться с рассказами о посещениях Монте-Карло или путешествиях в Асуанскую долину. У нее не было в запасе таких блестящих историй. А говорить о нарядах – что ж, это было уместно, когда она имела свой магазин, но теперь она опасалась, что разговорами об одежде только навевает скуку на собеседников: доктор и миссис Саперштейн – записные городские зануды!

Но как такое могло случиться? Одежда играет такую важную роль в жизни женщины! В отличие от мужчин, одежда женщины – это марка, индикатор ее успехов в обществе; женщины никогда не забывают об этом. Любая девушка помнит, в чем она ходила на ту или другую тусовку, и даже без фотоснимков может в деталях описать, что на ней было надето. И уж конечно, любая женщина опишет вам в мельчайших подробностях свое свадебное платье. Мужчины вряд ли могут рассказать что-нибудь интересное о своем (обычно взятом напрокат) смокинге, да им и не надо. Но можете ли вы себе представить женщину, берущую напрокат бальное платье или свадебный наряд? Католички помнят, в чем они ходили на свое первое причастие. Тифф тоже запомнит свой наряд на bat mitzvah.

Одежда – это очень важно. Именно поэтому она так уважает свою сестру, даже несмотря на то, что не может «заполучить» наряды ее дизайна. По мнению Лизы, сестра была занята действительно важным делом. К сожалению, у Лизы не было ее умения создать наряд, а стало быть и возможности чудесным образом заработать на этом. Неудивительно, что Карен настолько замотана, что у нее нет времени позвонить ей. Лиза осознавала, что жизнь Карен заполнена работой и поэтому намного интереснее, чем ее жизнь. Она все время дает интервью, вращается в высших сферах и становится все более богатой и известной.

Деньги – вот что было главной заботой жизни Лизы, и эта забота день за днем тянулась красной нитью через все ее существование. Точнее не деньги, а их нехватка. Сразу после свадьбы Леонард какое-то время оплачивал ее счета и давал на руки столько денег, сколько она просила, но такая либеральная политика с его стороны ушла в далекое прошлое. Лиза вздохнула. Одна из неприятных реальностей ее жизни состояла в том, что она никогда не ценила то хорошее, что у нее было, когда оно было, и сожалела потом. Она думала, что у нее всегда будут деньги на все наряды, завтраки, маникюры и прически, которые ей захочется иметь или которые потребуются ее дочерям. Но реальность распорядилась иначе: то, что она считала необходимостью, оказалось роскошью, без которой вполне можно обойтись. Лиза не была склонна к самокопанию, но подспудно ей бы хотелось вернуть прошлое назад, когда она еще не потеряла те блага, которые имела.

Теперь от Леонарда слышался только один рефрен: «Надо урезать траты». Звучало по-медицински, как рекомендация к хирургической операции. Для Лизы это была ампутация; без ежедневных покупок, ланчей, благотворительных «работ» и салонов красоты у нее оставалось слишком много свободного времени. Она стала подумывать о работе у Сакса – может быть, дизайнером. Но деньги, которые она выручит себе на карманные расходы и удовольствия, вряд ли оплатят ту пытку, которой она подвергнется, когда ей придется обслуживать кого-нибудь из знакомых. Лиза никогда не хотела работать. Ежедневно ходить на работу, подчиняться суровой дисциплине требовательного начальства и прилежно выполнять монотонную рутинную работу – какой кошмар! Но на горизонте маячило нечто более страшное. В промежутках между своими монологами об «урезании в тратах» Леонард уже дважды предлагал ей пойти на работу к нему. Тогда он смог бы сэкономить на жаловании, которое он платит миссис Бекк. Быть с Леонардом целыми днями, скатиться до пошлого клише «провинциальная практика доктора и его жены» – нет, это свыше ее сил. Для Лизы это была бы катастрофа, похороны заживо. Она решила твердо стоять на своем.

К сожалению, Леонард тоже решил стоять на своем. Он не мог заставить ее заняться работой миссис Бекк, но мог лишить тех маленьких излишеств и удовольствий, на которые Лиза так рассчитывала при организации bat mitzvah. Леонард поставил ее перед ясным выбором: она работает с ним, и они могут потратиться на это мероприятие, либо – не работает, но и денег будет намного меньше. Поэтому Лиза мобилизовала всю свою созидательную энергию на то, чтобы достичь максимума возможного, сохранив свою пустую свободу.

Лиза удивлялась, почему у нее ничего не получается, а у сестры все идет хорошо. Но, напомнила она себе, Карен всегда была удачницей. И в том, что она добилась успеха, не было ничего удивительного. Она в этом никогда не сомневалась, хотя и не представляла себе, каких трудов это стоило ее сестре. Лизе всегда казалось, что той все дается легко.

А вот что удивило ее по-настоящему, так это ее замужество. Как ни крути, но Карен нельзя назвать красавицей, да и жить с ней не очень легко. Как ей удалось завлечь такого записного красавца как Джефри, было загадкой. Но, вспоминая их ссоры и примирения и то, как тот держался на расстоянии от сестры вплоть до того переломного года в ее жизни, когда удача, наконец, улыбнулась и ей, Лиза поневоле думала, что Джефри всерьез заинтересовался Карен только тогда, когда та достигла известности. Интересно, изменял ли он ей? Не похоже. Если и изменял, то был очень осторожен. Карен бы сказала ей, начни она подозревать Джефри в неверности. И пусть они стали меньше общаться друг с другом, они остались в близких и доверительных отношениях. Но почему все хорошее достается только старшей сестре? Разве не должно быть наоборот – приемышу похуже? Так или иначе, но фактически из ничего Карен умудрилась добыть себе прекрасного мужа и сделать прекрасную карьеру, а красавица Лиза теряет былое очарование, и жизнь ее катится в никуда.

Но пока каждое утро она бежит к почтовому ящику посмотреть поступившие за день карточки с подтверждением участия и отказами от приглашения на bat mitzvah. У нее был составлен список с четырьмя колонками фамилий: «Наиболее желательные», «Второго порядка», «Родня», «Обязательные». Фамилии нередко повторялись в разных списках – например, Карен попадала и в колонку «Наиболее желательных», и в «Родню». Лиза надеялась, что если она выдержит правильные пропорции по составу приглашенных и хорошо организует мероприятие, то получит еще один шанс играть надлежащую ей роль на социальной сцене Пяти Городов. Лиза жила надеждой.

Но сегодняшняя почта разочаровывала. Пришел отказ от Мариан Ласкер и ее мужа, научного сотрудника. Зато, к сожалению, поступило подтверждение от кузена Леонарда – Морти, болезненного водопроводчика с хронической инфекционной экземой, которого она включила в число приглашенных по настоянию Леонарда. Он приедет со всем своим запаршивленным семейством. Черт! Это значит четырьмя местами меньше для остальных. Лиза с отвращением отбросила карточки и собралась одеваться. Но до этого надо заглянуть в ванную комнату и проверить свой вес на «мистере Scale».

Много лет Лиза следила за тем, чтобы ее вес не отклонялся от нормы больше, чем на три фунта. В этом процессе она была бдительной и усердной. Взвешивание на «мистере Scale» входило в обязательную часть ее дневного распорядка, и это позволяло ей убедиться в том, что ее тело находится под ее контролем, и испытывать гордость за успешно поддерживаемую физическую форму. Еще когда она учила своих девочек чистить зубы, она привила им привычку взвешиваться на весах каждый день и даже вести беседы с «мистером Scale». Уча детей, она привыкла к этому и сама. Вот и сейчас, войдя в ванную комнату, она ритуально засюсюкала:

– Мистер Scale, прости меня. Я была хорошей девочкой. Но вчера я поела соевого соуса, правда, очень немножко.

Она играла в эту игру со Стефани и Тифф до тех пор, пока Тифф не разъярилась на нее и не перестала играть в «мистера Scale». Тифф теперь все время злится, и вместе с сестрицей они превратили ее жизнь в сплошное несчастье. Очевидно, что Тифф исходила завистью к Стефани. Немудрено – Стефани была совершенной красавицей. Наверное, трудно иметь сестру, состязаться с которой – абсолютно безнадежное занятие. Слава Богу, что везучая Карен не уродилась к тому же и красавицей, подумала Лиза и тут же устыдилась собственных мыслей. Теперь «мистер Scale», наверное, накажет ее за то, что она так плохо подумала о ближнем, и сделает ее жирной.

Если Лиза понимала проблемы Тиффани, то уж никак не могла понять, почему та даже не пытается их решить. Карен прилагает много усилий, чтобы держать себя в форме. У Тифф это тоже получилось бы при правильной диете и с помощью матери.

С опаской – не потолстела ли она? – Лиза наступила на весы и застонала, увидев, что шкала показывает два фунта лишнего веса. Лиза была убеждена, что тридцать семь лет – критический возраст женщины для поддержания своей фигуры в форме. Она с ужасом наблюдала за тем, что случается с женщинами ее возраста, и была решительно настроена сохранить свой живот плоским, а свои ноги такими же стройными, какими они были у нее всегда. Проклятый соевый соус! Это, наверное, вес воды, которой она напилась из-за того, что он такой соленый. Придется ограничиться фруктовыми блюдами к ланчу и на обед и проделать упражнения повышенной трудности во время утренней гимнастики. Она поглядела на себя в зеркало ванной комнаты, не выпятился ли живот? Чувствуя себя очень несчастной, она пошла в чулан выбрать одежду, которая не облегала бы талию. Зазвонил телефон. Думая, что это Карен наконец-таки дозвонилась до нее, Лиза поспешно сняла трубку и услышала незнакомый голос:

– Миссис Саперштейн?

– Да?

– Я звоню вам по поводу журнала «Дом и его сад», – говорил незнакомый голос с придыханием. – В прошлом вы были подписчиками нашего журнала, и мы подумали, что…

Дерьмо! Это оказался настырный и навязчивый торговец по телефону. В один из своих приступов «урезания трат» Леонард отменил подписку на все выписанные Лизой журналы. Теперь она потихоньку от него покупала их в газетных ларьках по инфляционным ценам. Но Лиза не покажет своего раздражения этому торговцу в телефонной трубке, он не должен ни о чем догадаться.

– Как хорошо, что вы позвонили, – сказала она сладким голосом. – Если бы вы знали, каким интересным мне кажется ваш журнал. Я не понимаю, как мы могли забыть подписаться на него в этот раз. Но мы были так заняты.

Она почти физически ощущала, как возрастают надежды у человека на том конце провода.

– Тогда я могу…

– Подождите, подождите. Одну минутку. Это все так интересно, но не могли бы вы подождать секундочку, мне надо посмотреть…

Не ожидая ответа, она положила трубку рядом с телефоном и вернулась в чулан. Лиза стала медленно перебирать одежду. Что из этого лучше всего скроет ее живот? Она стала напевать мелодию песенки Роя Орбинсона «Красивая женщина». Настроение ее улучшилось, и она лишь на мгновение задумалась – как долго выдержит ожидание этот идиот на другом конце провода. Пусть ждет. Она переждет его. Лиза не ожидала никаких важных звонков.

Через десять минут она решилась надеть черные шелковые слаксы Перри Эллиса и кофточку Майкла Корса, которую подарила ей Карен. Она поискала на дне ящика черные сандалии на платформе Чарльза Жордана, которые она купила в начале этого сезона.

После всего этого Лиза вернулась к телефону и обнаружила, что этот сосунок продолжал ее ждать: в трубке не слышалось ни длинных, ни коротких гудков. Она тихонечко положила трубку рядом с аппаратом и пошла в ванную комнату запустить воду для ее утреннего душа. Лиза спрятала волосы под купальную шапочку, подстригла ногти на ногах и еще раз подошла проверить телефон. На этот раз в трубке слышались короткие гудки. Она положила ее на рычажки и выключила аппарат из режима ответа, на случай если тот недоносок вздумает позвонить ей снова.

Только после того, как Лиза приняла душ, выключила воду и вышла из ванной, она услышала щелчок телефонного аппарата, из которого послышался голос:

– Алло! Лиза, это ты?

Голос был похож на голос Джефри, мужа Карен. Но что заставило его позвонить ей? Он никогда не звонил. Раздетая и мокрая, она бросилась к телефону и резко сорвала трубку.

– Джефри? – спросила она.

– Лиза! Ну, слава Богу, ты дома. Я хотел поговорить с тобой.

Он сделал паузу. Лиза ждала. Пауза затягивалась.

– Я слушаю, – сказала она. – В чем дело?

– Да так, всего понемногу. Отчасти бизнес, отчасти семейные заботы. Я слегка обеспокоен твоей сестрой.

– Правда?

Дерьмо! Ты, должно быть, здорово обеспокоен, если звонишь мне. Нельзя сказать, что у нее с Джефри были напряженные отношения; скорее, он и его семейка просто не обращали на нее внимания. И хотя на самом деле Кааны были выходцами из Вестчестера, вели они себя как типичные жители Лоуренса.

– А что случилось? – спросила она Джефри.

– Ну, так сразу не скажешь. Это не телефонный разговор. Я думаю…

Снова последовала пауза. Лиза терпеливо ждала.

– Я знаю, что прошу слишком многого, но не могла бы ты позавтракать со мной, и мы бы спокойно обо всем поговорили?

Удивленная Лиза смущенно улыбалась в трубку, и ее смятение отразилось в голосе:

– Хорошо. Я только сделаю несколько звонков…

«Ха-ха, как будто тут целая очередь из желающих позавтракать со мной!»

– Прекрасно, – сказал Джефри, – встречаемся в час дня в Сент-Ригас. Ты успеваешь? Знаешь, где это? Угол Пятой авеню и Пятьдесят пятой стрит.

– Конечно, знаю, – сказала она быстро и подумала, что придется отказаться от слаксов Перри Эллиса и одеться во что-нибудь более подходящее для Сент-Ригаса. Жаль, что она так и не нашла туфель виноградного цвета под брючный костюм Донны Каран. Это было бы как раз то, что надо.

– Я успею, – промурлыкала она в телефон.

– Лиза, можно попросить тебя еще об одном маленьком одолжении?

– Конечно.

– Не говори об этом Карен, хорошо? Это в ее же интересах, я обещаю тебе.

– Ладно, – легко согласилась Лиза и аккуратно положила трубку на рычажки телефонного аппарата.

Ее грудь вздымалась от возбуждения. Наконец-то она приглашена в такое место, куда можно и надо принарядиться.

Пока ее мать готовилась к ланчу с дядей, Тифф Саперштейн прогуливала занятия в школе, поехав в Рузвельт Филд Молл. Это было не лучшее место для приятного времяпрепровождения, но достаточно далекое от дома, чтобы чувствовать себя в безопасности.

Поездка сюда предоставляла редкую возможность почувствовать преимущества своей комплекции. Через несколько недель ей исполнится тринадцать лет, но из-за полноты и роста она выглядела намного старше. Не старше и лучше, не старше и утонченней, как Стефани, нет, но все-таки старше – достаточно взрослой для того, чтобы ее не останавливали и не приставали с расспросами, почему она прогуливает уроки и находится здесь без родителей. Детям не разрешалось гулять без взрослых. У нее не было вызывающего вида, свойственного подросткам, подростковой худобы, да и одета она была не в велосипедные шорты или обрезанные джинсы, как большинство ее сверстников, – под несколько великоватой ей ковбойкой Тифф носила майку, но так, чтобы ее не было видно. Майка ей не нравилась, но для прогулок по аллее она оказалась удобной.

Вдобавок к десятидолларовой купюре, которую она взяла из кошелька отца, у нее еще оставалось двадцать восемь сэкономленных долларов из денег на школьные завтраки. Тифф знала, что если отец и обнаружит пропажу денег, то он обвинит в этом мать. Он никогда не подумает на нее. О ней вообще никогда никто не думал…

Тифф потрогала рукой шею и сквозь фланель ковбойки нащупала подаренное Карен жемчужное ожерелье. Тифф вынуждена была признать, что тетя Карен заботится о ней, но сейчас она пристроила к себе на работу эту сучку Стефани. Дело в том, что Стефани стала работать, а она еще нет. Стефи была тупицей, ее переход в вечернюю рабочую школу был тому доказательством. А вот то, что она будет проводить все дни в обществе Карен, злило Тиффани по-настоящему. Она сняла руку с шеи и пересекла мощенную плиткой дорогу, направляясь к магазину «Продукты миссис Филд». Первым делом она потратит пять долларов на слоистые пирожки с белой шоколадной начинкой, а потом пройдется по другим магазинам.

Тифф презирала специализированные магазины, такие как «Лимитед», «Беннетон» или «Энн Тейлор». Ничего из их барахла ей не годилось. Она недолюбливала и департаментские магазины среднего рынка. С точки зрения Тифф, вся эта ерунда была сшита для птичек. Она была очень определенной в своих вкусах, которые не имели ничего общего с марочным товаром «истинный Мейс». С полным ртом, набитым горячим пирожком, и с еще одним припасенным пирожком, который таял в сумке, Тифф направилась к Саксам, в отдел дизайнерской продукции. Потому что, если уж дело доходит до покупок, то надо покупать все самое лучшее.

Примерно в то время, когда Тифф поедала пирожки миссис Филд, Стефани сидела в небольшой белой комнате, отведенной для ланчей и кофе служащих компании К. К Inc., и смотрела через широкие столешницы двух столов стиля Формика на Тангелу. Тангела разговаривала с матерью или, точнее, Дефина разговаривала с дочерью. Дефина говорила ровным голосом, но Стефани распознала в нем интонации рассерженной матери.

– Проколола ли ты уши еще раз? – спрашивала Дефина.

Тангела что-то ответила, но Стефани расслышала только то, что та попросила у матери взаймы денег.

– Зачем тебе деньги? – спросила Дефина.

– Купить сумку Гермес, – ответила дочь скучающим тоном.

– Тангела, – со вздохом поправила ее мать, – в слове «Гермес» «Г» не произносят, говорят «Эрмез».

– Почему?

– Это французское слово.

– Но мы не французы.

– Так его произносят.

Тангела пожала плечами.

– Только белые.

В комнату вошла Карен.

– Когда французы упускают h, то это классика. Только подумай…

Карен отошла от них, наполнив чашку кофе; Стефани не услышала, чем Дефина закончила фразу. Тангела снова повела плечами. Дефина повысила голос:

– Думаешь, что это ниже твоего достоинства – работать примерочной моделью? Если так, то и не подряжайся на работу. А если уж взялась, то будь добра и работай, как все остальные девушки.

Тангела снова пожала плечами, а Дефина покачала головой и вышла из комнаты.

Стефи считала себя красивой, она также считала себя стройной, но, встретив Тангелу, усомнилась и в том, и в другом. Тангела заставила ее пересмотреть свои понятия о красоте и стройности фигуры. Кожа Тангелы была светло-коричневого оттенка, как у шоколадного мороженого, а ее носик более изящен, чем у нее самой. Исподтишка Стефани наблюдала, как в процессе чтения статьи из модного журнала у Тангелы подергивались от презрения ее прекрасные ноздри. Тангела не разговаривала с ней ни теперь на работе, ни на званом завтраке ее тетки и, по-видимому, совсем не собиралась заводить с ней дружбу. «Она бы не игнорировала меня, будь я стройнее и красивей. Да к тому же она старше, вот и считает меня малолеткой, школьницей и сопливым младенцем, – думала Стефи. – Ведь только по блату, благодаря тетушке, мне позволяют работать моделью».

Стефи хорошо понимала, что увлечена Тангелой.

Собрав всю свою отвагу, Стефани взяла бутерброд с яйцом и салатом, стакан диетического пепси и подошла к столику, за которым одиноко сидела Тангела.

– Не хочешь бутерброд? – осмелилась предложить ей Стефи.

Тангела снова раздула ноздри и посмотрела на нее, как на насекомое.

– Ты бы еще спросила меня, не хочу ли я сделать свои ляжки жирными.

– Но это диетический хлеб, – поспешно возразила Стефани. Ей не надо объяснять, что такое диета. Она следила за своим весом с девяти лет и придерживается строгой диеты.

– И майонез обезжиренный, – добавила она.

– Ага, значит, у тебя все-таки есть что-то обезжиренное! – сказала Тангела и подождала, пока смысл сказанного дойдет до Стефани. – Послушай, из того, что ты племянница Карен, еще не следует, что я должна нянчиться с тобой, – продолжала она. – И никакая ты не модель, а богатенькая девочка из пригорода, играющая в работу. Играй одна.

Тангела встала, подобрала с пола невероятных размеров сумку с лямкой через плечо и вышла из комнаты.

Стефани села и какое-то время так и сидела, ошарашенная случившимся. Последний раз ей так доставалось только в начальной школе Инвуда, в третьем классе, от Линды Бартон. Она проморгала накатившиеся слезы и оглянулась, не увидел ли кто ее унижения. Но присутствующие женщины – в большинстве своем из тех, кто занят окончательной доводкой моделей одежды, – были поглощены собственными разговорами. Стефани поникла головой. Недоеденный бутерброд с яйцом и салатом казался немым упреком. От его запаха ей вдруг стало плохо. Одним движением она встала и выбросила бутерброд в урну. Она не будет есть свой ланч, может быть – и обед. Она вообще ничего не будет есть.

* * *

Подобно дочери, Лиза тоже почти ничего не ела за ланчем. Было так интересно поехать в Манхэттен на завтрак со сказочно прекрасным мужчиной в одном из лучших заведений города и при этом чувствовать себя хорошо одетой.

Постоянным занятием Лизы было то, что она называла Игрой. Будучи привлекательной смолоду и под бдительным присмотром Белл, всегда безукоризненно одетой, она стала все больше и больше интересоваться тем, какое впечатление производит на других людей. В школьные годы и в единственный год ее колледжа ее внимание концентрировалось на том, как реагируют на нее молодые люди. Но последние лет пятнадцать интерес к реакции мужчин на ее внешность стал постоянно ослабевать. Как и большинство женщин, Лиза одевалась теперь, чтобы произвести впечатление на других женщин.

Конечно, не на любую женщину. Лизе было наплевать, что думает уборщица о достоинствах ее гардероба. По правде говоря, ей было безразлично мнение кого угодно в Инвуде. Лиза была более амбициозна. Она хотела потрясти настоящих шикарных модниц, с которыми ей удалось бы встретиться.

Проблема была в том, что таких модниц в ее краях было мало. Поэтому, потратив уйму времени на одевания и прочие приготовления к выходу, Лиза направлялась в те места, где собирались ценители моды Лонг-Айленда. В Лонг-Айленде имелось по парочке департаментских магазинов и ресторанов, которые привлекали покупательниц нужного ей ранга. Лиза часто ходила и на модную аллею. Но беда в том, что женщины, занятые покупками, редко обращают внимание на других женщин. За ланчем они могут оценить одежду незнакомки, по всегда будут чувствовать свое превосходство перед ней, если та сидит за столиком в одиночестве. Лизе нужно было не восхищение ее нарядами, а зависть к тому, как она одета. Она очень хорошо знала тот оценивающий взгляд, часто скрываемый за солнцезащитными очками с громадными стеклами или как бы невзначай брошенный при повороте головы, – если вы действительно хорошо одеты, то другая хорошо одетая женщина не сможет удержаться от оценивающего взгляда. Игра Лизы состояла в том, чтобы спровоцировать такой взгляд и перехватить его. И если это удавалось, то в виде награды за свою победу она посылала проигравшей мимолетную улыбку превосходства.

В этой Игре она стала экспертом. Она могла одеваться не только по последней моде, но и по последнему ее писку. К своему наряду она добавляла либо необычный пояс, либо антикварный шарф, либо заколку, которую невозможно скопировать. Однажды в чайной комнате второго этажа в Манхэттене, у Бенделя, одна из женщин пялилась на ее сумочку в течение всего ланча. Закончив еду, она не могла удержаться и подошла спросить, где Лизе удалось приобрести такую замечательную вещь. «Я заказала ее в Италии», – с высокомерным холодком отвечала Лиза.

Это не добавляло очков в ее Игре, потому что, разрушив невидимую границу и заговорив с ней, женщина показала себя недостойной высокого уровня Игры. У нее не хватало самоконтроля и самообладания. Поэтому признание превосходства Лизы не принесло ожидаемого удовлетворения.

Манхэттен – лучшее поле для Игры, хотя и с более трудными соперниками. Сегодня она подготовилась правильно. Он прошла по вестибюлю Сент-Ригаса и без труда заставила повернуть к ней головы двух бизнесменов. Хороший знак, но очки не зачитываются. Она вошла в ресторан, и метрдотель осмотрел ее с одобрением, что прибавило ей уверенности в себе. Затем надо было пройти по прекрасно оформленному залу к угловому столику, из-за которого поднялся Джефри, приветствуя ее появление. Он был последним аксессуаром, последним штрихом, которого не доставало, чтобы превратить все в волшебную сказку. Две женщины, разделяющие завтрак за одним столиком, при всем их старании не подавать виду не могли оторвать от нее своих глаз. Они проиграли. Лиза торжествовала, как хищник, только что убивший свою жертву.

Она обменялась с Джефри приветствиями. Они заказали вино, а потом… Потом Лиза не знала, что сказать. Но ей хотелось продлить этот момент. Что происходит в жизни Карен теперь?

– Ты уже встречался с Эл Халл? – спросила она, повышая голос в надежде, что женщина за другим столиком услышат ее вопрос.

– Я – с ней? У меня такое ощущение, что это она наехала на меня и отняла несколько часов моего времени, – пожаловался Джефри.

Лиза была в таком возбуждении, что не знала, что и думать о беседе с Джефри. Он говорил что-то о Стефани и ее работе интерном и потом долго рассказывал о деловой стороне работы компании. Лиза никогда не понимала, зачем мужчины это делают. Леонард становился смертельно скучным, как только он принимался рассказывать о своей врачебной практике. Но слушая Джефри, она улыбалась, кивала головой и старалась вставить оживленные реплики, с тем чтобы все могли видеть, как хорошо она сейчас проводит время. Поэтому она растерялась – почти впала в транс, – когда Джефри вдруг склонился к ней и взял ее за руку. Подобно матери, Лиза не выносила физических контактов. На мгновение она подумала, не пытается ли он приударить за ней. Ужасная мысль, но необоснованная: его лицо носило не похотливое, а озабоченное выражение. Однако он что-то хочет от нее. Она сосредоточилась на том, что он говорил.